Текст книги "Черный Магистр"

Автор книги: Сергей Шхиян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Сейчас узнаем, – ответил я и внутренне напрягся. Ждать от полиции чего-то особенно приятного у меня оснований не было.

Входная дверь скрипнула, и в гостиную вошел представительный мужчина с большими распушенными усами в мундире жандармского ротмистра.

– Здравствуйте, голубушка Екатерина Дмитриевна. – сказал он простуженным басом и деликатно кашлянул в кулак.

Со мной он здороваться не стал, делая вид, что не замечает, что я стою возле окна.

– Здравствуйте Борис Николаевич, – ответила хозяйка. – Чем обязана таким поздним визитом?

Было заметно, что ротмистр смущен и не знает с чего начать. Он натянуто улыбнулся и, кося глазом в мою сторону, ответил:

– Пришло предписание от высшего начальства допросить вашего гостя, коий здесь присутствует.

– Что за глупости! – встревоженно воскликнула Катя. – Как так допросить? Почему, кто позволил?!

– Такие вещи полиции никто не позволяет, – вмешался я в разговор. – Слушаю вас, господин ротмистр.

– Здесь говорить неудобно, – продолжая смущенно держать кулак возле губ, – сказал он. – Извольте пройти со мной в участок.

Кудряшову наш разговор напугал, она еще не совсем отошла после нападения сумасшедшей Лидии Петровны, и вдруг следом новая напасть – меня приглашают в полицию!

– Зачем это, Борис Николаевич, Алексею Григорьевичу в такое позднее время идти с вами? Что это еще за спешка?

Я сразу понял, в каком сложном положении оказался ротмистр. С одной стороны, он не хотел поссориться с богатой и влиятельной горожанкой, с другой, боялся не выполнить приказ. Мне приглашение в участок совершенно не светило. В лучшем случае, будут держать до скончания века, пытаясь выяснить личность, в худшем – пришьют какое-нибудь преступление и законопатят в тюрягу.

Однако, альтернатив у полицейского был всего две, арестовать меня сейчас, что неминуемо должно было кончиться для него в лучшем случае разбитой головой, потому что я ни под каким видом садиться не собирался; отложить разборку на утро и, в случае моего побега, получить головомойку от начальства. Он, ничего не зная о первом нежелательном для себя варианте с членовредительством, попытался настоять именно на нем.

– Почему же время позднее? Вы, кажется, только что изволили прогуливаться по окрестностям. Я только что видел во дворе вашу запряженную двуколку.

Однако, Екатерина Дмитриевна жила в страшную эпоху крепостничества и беззакония и потому подчиниться представителю закона не согласилась:

– Глупости, Борис Николаевич, я Алексея Григорьевича на ночь глядя с вами не отпущу! Да я потом всю ночь глаз не сомкну! Уходите немедленно и приходите, если у вас до него такая нужда, утром.

Бедолага ротмистр оставил в покое кулак и губы и занялся вспотевшей красной шеей, начал протирать ее несвежим, мятым платком.

– Однако, это, Екатерина Дмитриевна, неповиновение властям! Как же можно-с не исполнять приказы!

– Я кажется, никак не служу по вашему ведомству, – резонно возразила Кудряшова. – А если вы будете нескромно себя вести, то я и на вас управу найду!

Ротмистр окончательно растерялся и не знал, что дальше делать.

Потом выбрал из двух зол меньшее и решился:

– Раз так, то пусть будет по-вашему, только нужно чтобы ваш гость непременно с утра пришел в участок.

– Вот и ладно, – согласилась Катя, – а теперь можете присесть.

Ротмистр снял фуражку, повертел ее в руках, не зная, куда пристроить, положил на резной столик и сел к столу. Вид у него был немного виноватый и, как все русские люди, вынужденные выполнять неправедные, по их мнению, приказы, начал извиняться за дурость начальства:

– Приказ об них, – он кивнул в мою сторону, никак не называя меня по имени, – пришел из губернии. Кто-то из наших доброхотов донес, что у вас проживает некто, извините, сударь, за грубое слово, безо всяких формальных бумаг.

– Это кто же у нас здесь такой доноситель? – сердито спросила Катя.

– Этого разглашать никак не положено, однако, как мы среди своих, не иначе как доктор Василий Егорович. Окромя него некому.

– Неужели Неверов? – поразилась Кудряшова. – Ему-то что за нужда пачкаться?!

– Думаю, исключительно из ревности.

– Как так, ревности? К кому?

– К им, – указал на меня глазами полицейский. – Он, доктор, тоже, видать, имел на вас виды. Простите за солдатскую прямоту.

– На меня? Почему? – смутилась и покраснела Катя. – Я, кажется, Василию Егоровичу никаких авансов не делала. Да и молод он для меня!

– Видимо, вашим состоянием весьма интересуется, – окончательно раздавил доктора ротмистр. – Как он человек небогатый, то и хочет женитьбой поправить дела-с.

– Фу, какая пошлость! – возмутилась хозяйка. – Он такой молодой, и какие мелочные расчеты!

– Не такие уж и мелочные, если принять в учет ваше состояние, – не согласился ротмистр.

– Впрочем, бог с ним, пусть это будет на его совести. Борис Николаевич, отужинаете с нами?

– Сочту за честь, – вежливо согласился названый гость.

– Тогда я пойду, распоряжусь, – сказала хозяйка и вышла из гостиной.

Мы остались с полицейским с глазу на глаз. Он еще дичился и смотрел на меня искоса. Наконец не выдержал молчания и спросил:

– А правда, милостивый государь, что вы императора Павла Петровича видели?

– Видел, и даже разговаривать довелось, – ответил я.

– И как они-с? Впечатлили-с?

– Честно говоря, нет. Маленький, дерганый и очень французской революции боялся.

– Как же такое может быть, коли они помазанники божьи, то должны и соответствовать! Государь должен за Россию перед Всевышним отвечать!

После недавно пережитого шока было необыкновенно интересно слушать рассуждения ротмистра о божественной сущности власти. Выручила меня Марьяна, принесла на подносе большой стакан водки и закускy. Борис Николаевич опять смущенно кашлянул в кулак, не поморщившись, засосал напиток и деликатно закусил маленьким кусочком хлеба с икоркой.

Катя не возвращалась, и я спросил у горничной, где она.

– Катерина Дмитриевна просила извиниться, они занемогли головой.

– У дам-с очень тонкая натура, – пояснил мне полицейский, – они чуть что, так сразу в слезы. Моя супруга, на что женщина полная, видная, а такую деликатность в натуре имеют, страх!

– Ваше благородие, еще водку пить будете? – не очень вежливо спросила ротмистра Марьяша.

Тот подумал, вероятно, взвешивая все за и против, после чего пришел к однозначному выводу:

– Пожалуй, что и выпью. У Екатерины Дмитриевны водка очень мягкого качества, – пояснил он мне, – так сама в горло и льется.

Марьяша пошла за следующим стаканом, а ротмистр обратил ко мне недоуменный взор.

– А вы почему не пьете?

– Не могу, у меня сегодня еще много дел. Нужно быть трезвым, – довольно двусмысленно ответил я.

– Ежели вы лыжи навострить собрались, – добродушно предупредил полицейский, – то напрасно. У вашего дома засада выставлена. Все равно далеко не Уйдете.

– Зачем же засада, куда мне отсюда бежать?

– Для порядка-с. Мало ли что, а начальство потом с кого спросит? С меня!

– Большая засада-то? – поинтересовался я.

– Это военная тайна, – строго сказал ротмистр. – Однако, как я вижу, вы человек с понятием и тверезый, могу открыться. На большую засаду у нас нижних чинов мало. Поставил на концах улицы по околоточному,

– Всего два человека, – удивился я. – Не мало ли?

Ответить ротмистр не успел, вернулась Марьяша со следующей порцией водки. Борис Николаевич благоговейно принял тонкий сосуд в свою большую руку, крякнул, поднял глаза к потолку и опрокинул его в широкий рот. После чего докушал кусочек хлеба и заторопился.

– Позвольте на сим откланяться. Супруга меня дожидается. Они, как я вам уже докладывал, хоть и полны-с телом, однако, очень деликатного суждения. Чуть что, так сразу в слезы.

Борис Николаевич встал, перекрестился на красный угол и принял от горничной фуражку.

– Так мы вас прямо с утра и ждем-с, – сказал он мне ласково, однако, и руки не подал, и козырять не стал, только слегка поклонился и, твердо ступая тяжелыми сапогами, вышел из гостиной.

Когда полицейский исчез, я тут же пошел в спальню. Однако, Катя не лежала, как я думал, с головной болью, а спешно переодевалась в дорожное платье.

– Ты куда это собираешься? – удивленно спросил я.

– Мы немедленно уезжаем, – ответила она.

– Что значит «мы»? Тебе-то зачем ехать?

– Я не отпущу тебя одного. Хватит с меня сумасшедших женщин с пистолетами и полиции. Я бегу с тобой!

– Катя, но ведь это опасно!

Женщина пристально посмотрела на меня, усмехнулась краешками губ.

– Я не хочу, чтобы тебя спасали другие женщины.

– О чем ты говоришь, какие еще женщины?!

– Найдутся, какие, – не очень связно ответила она, но прерывая сборов. – Я тебя одного не отпущу.

– Есть женщины в русских селеньях! – процитировал я Некрасова.

– Возьми с собой одежду Ивана Ивановича, ту, что ты носил. Может пригодиться, – распорядилась она. – Я чорез четверть часа буду готова.

– Совсем необязательно торопиться, – умерил я ее пыл. – Дом с двух сторон стерегут околоточные. – Сначала нужно разобраться с ними, а то поднимут шум.

– Вот напасть какая! – рассердилась Катя. Потом громко позвала: – Марьяша, иди сюда!

Та, как будто специально ждала у дверей, тотчас вошла в комнату.

– Там на улице какие-то околоточные следят за домом, сможешь заманить их в дом и напоить?

– Это кто же такие? – поинтересовалась Марьяна. – Никак Филимонов с Охряменкой? Так их и заманивать не нужно, они около заднего крыльца в кустах сидят, ждут, когда на кухню позовут.

– Это их приставили за нами следить? – сердито спросила Кудряшова.

– Их, голубчиков. Только вы, Катерина Дмитриевна, не опасайтесь. Я с ними быстро управлюсь. Скоро сами будут такими пьяными, что их самих можно будет украсть.

Девушка ушла, мы же остались завершать сборы.

– Тебе не страшно, – спросил я, – бросаться в такую авантюру?

– Мне страшнее оставаться в Троицке, толстеть и ждать старости.

– Мне не хочется втягивать тебя в неприятности, но, возможно, ты и права. Жить здесь молодой женщине противопоказано.

– Куда мы поедем?

– Сначала, – я задумался, какой выбрать маршрут бегства, – поедем на восток, потом повернем на Москву.

– А зачем делать такой большой крюк? – удивилась она.

– Чтобы нас не поймали. Искать-то станут именно в том направлении, а мы поедем в другую строну.

– Очень нужно, – возразила Катя. – Борис Николаевич меня искать не осмелится.

– Почему?

– Ему супруга не позволит. Она ротмистра ко всем женщинам ревнует, особенно ко мне.

– Зачем ему самому нас ловить, он пошлет телеграмму в губернию, нас там и без него арестуют.

– Не пошлет, – подумав, уверенно сказала Катя – И жена не разрешит, да и некому посылать. Телеграфа у нас здесь еще нет, а есть он только в городе*** да и то, слышно, тамошний телеграфист второй месяц в запое, может, и помер уже от пьянства.

Во время этого разговора я понял, что мой побег с самого начала стал развиваться не по классическим законам жанра Получался он какой-то очень уж ненатуральный. Вместо того, чтобы перелезть через крепостную стену и, отстреливаясь от многочисленных преследователей, броситься в быстрые, мутные воды какого-нибудь местного Терека, беглецы, вернее, беглянка принялась обстоятельно собирать в дорогу багаж. Оказалось, что налегке скрыться от преследователей совершенно невозможно, и для настоящего бегства нужно очень много нарядов и припасов.

Поэтому, пока тайная полицейская засада под надзором стряпухи пила на кухне водку, Екатерина Дмитриевна в четыре руки с Марьяшей укладывали в дорожные сундуки самое необходимое, без чего несчастным беглецам было совершенно невозможно обойтись. Естественно, что в одном дорожном костюме, без нескольких вечерних туалетов побег был совершенно немыслим. Кроме того, нужно было позаботиться об одежде, в которой не стыдно ходить днем, пить утренний кофе, и в конце концов, лечь спать.

В ходе сборов выяснилось, что, кроме платья, для побега совершенно необходимы предметы личной гигиены, косметика, маникюрные принадлежности, духи и лосьоны.

Я, наблюдая за торопливыми сборами, продолжавшимися уже несколько часов, нервничал и ждал, что вот-вот явится полиция и мне придется проводить время в спартанской обстановке кутузки, а не путешествовать в купеческой карете. Однако, пока все было тихо. Не поступали даже сведенья из кухни, где коротала длинную ночь полицейская засада.

Когда дело подошло к утру, на небе потухли даже самые яркие звезды, и богиня Аврора собралась выглянуть из-за горизонта, подготовка, наконец, благополучно завершилась. Дворник Ессей и кучер Ефим понесли во двор тяжелые сундуки и принялись прилаживать их к карете, Катя отдавала последние распоряжения ключнице Матрене, которую оставляла старшей в доме, я же зашел на кухню взглянуть как дела у полицейской «засады». Она еще физически существовала, но была уже не в силах осуществлять контроль над правопорядком Всенощные бдения и гостеприимство кухарки сломили ее дух и силы. Прямо посередине кухни, на голом полу, храпели два мужика с привязанными тесемками мочальными бородами. Сама кухарка спала тут же на лавке, укрывшись бараньим тулупом. Путь к свободе оказался свободен, и я этим воспользовался.

Мы втроем разместились в просторной четырехместной карете, Ефим уселся на козлы и, удостоверившись, что все пассажиры устроились, пустил пару рослых битюгов в скорый лошадиный шаг. Жеребцы мощно потянули карету, и сооружение на колесах, заскрипев несмазанными осями, двинулось в дальнюю дорогу.

Глава 8

И опять мерно потекли немереные дорожные версты Российской империи под лошадиные копыта. Осенний путь не так весел, как летний. Утрами бывает холодно, и все кругом покрывается инеем, а то и мелкий снег начинает бестолково крутиться в воздухе, однако, пока не садится на землю, а, поплясав в тугих струях воздуха, куда-то исчезает. Еще не слетела окрашенная во все цвета радуги листва, но утренники студены, и лужи после вечернего дождя покрываются тонкими корочками льда.

Я, развалясь на мягких подушках, смотрю через стеклянную дверку на буйство осенних цветов северного леса, на дорогу, которая за прошедшие со времени моей последней поездки пятьдесят семь лет ничем не изменилась. Те же самые глубокие, разъезженные колеи, те же рытвины, колдобины и опасные для проезда мосты. Напротив меня сидят две прелестные женщины: Екатерина Дмитриевна и Марьяша, участницы опасного, рискованного побега.

Позади нас осталось без малого триста верст пути и до сих пор нет никаких намеков на погоню. Мы едем уже третьи сутки, дамы устали и жаждут тепла и комфорта. Я их развлекаю рассказами о «старине далекой», но и сам не против отдохнуть, помыться в бане и соснуть в мягкой постели. Однако, сделать это негде. Постоялые дворы, как и прежде, грязны и убоги. Давно миновали времена, когда можно было запросто заехать в дворянское поместье и попроситься на ночлег. Русское барство потихоньку загибается, крепостные крестьяне больше не желают исполнять свой сословный долг, даром ишачить на помещиков. Да и сами помещики предпочитают жить не в деревенской глуши, а за границей, оставив за себя расторопных управляющих. Чуть что, вспыхивают возмущения и бунты. Правительство нового, прогрессивного царя не знает, что делать, и готовит большие реформы. Дворянское лобби в центре ложится костями, чтобы не допустить освобождения крестьян и не потерять свои льготы и привилегии. В обществе зреют «идеи» и «идеалы», а страна находится в очередном глубоком кризисе.

– А в старину было лучше, чем теперь? – наивно интересуется Марьяша, которой «в старину» светила лишь березовая каша да возможность изредка скрасить ночную скуку сластолюбивого барина.

– Если бы ты была царицей, тебе было бы лучше, – дипломатично отвечаю я.

– Если бы я была царица, я бы!.. – мечтательно говорит девушка и надолго задумывается, воображая себя в золоченых нарядах, короне и центре общего внимания.

Однако, пока никто из нас корону не надел, приходилось самим как-то устраиваться. В частности, искать пропитание. С сервисом на дорогах было в точности так же, как в и XVIII и XX веках – то есть совсем плохо. На станциях кормили примерно так же, как в вагонах-ресторанах в советские времена, очень невкусно и запредельно дорого. Деньги, конечно, играли свою роль в жизни, но не главную, и украсть их было легче, чем заработать. Частные трактиры основные доходы получали не от качественной пищи, а от продажи спиртных напитков. Потому, прежде чем рисковать пообедать в каком-нибудь подобном заведении, приходилось по запаху определять, чем там кормят, и заходить на кухню, чтобы посмотреть, как и в каких санитарных условиях готовят там еду.

Дотерпев до очередного населенного пункта, небольшого села с красивым, возвышающимся над местностью на живописном холмике кирпичным храмом, я занялся добычей пропитания.

В этот раз нам сразу повезло. Первый же трактир, в который я зашел, оказался отменно чистым, с расторопной прислугой и пристойными ароматами. Здесь было даже красиво написанное на вощеной бумаге меню с десятком названий предлагаемых блюд. За три дня пути это была первая ресторация, где можно было утолить голод без риска отравиться. Я вернулся к карете за своими спутницами, и мы втроем направились в обеденный зал.

Гардеробщик в чистой, даже отутюженной поддевке помог женщинам раздеться и с благоговением принял мое куцее пальтецо. Тут же подскочил половой с блестящими от лампадного масла, расчесанными на прямой пробор волосами.

– Пожалуйте, ваши сиятельства, в залу-с, – предложил он, низко кланяясь, и даже помотал салфеткой по воздуху, как бы разгоняя перед гостями в воздухе пыль.

Мы прошли в зал и сели за стол, покрытый чистой скатертью.

– Что у вас, голубчик, есть вкусненького? – спросила Катя.

– Извольте выбирать-с, – ответил официант, с поклоном подавая меню. – У нас все вкусно-с, сообразно тому, кто что предпочитает.

Мы посовещались и сделали заказ. Еда оказалась хорошо приготовленной и свежей, так что наше настроение улучшилось. Пока мы обедали, в ресторацию вылилась большая, шумная компания и заняла сразу несколько сдвинутых столов. Как только прибывшие гости расселись, в зале началась нервная паника. Половые метались между кухней, буфетом и столами, обслуживая новых гостей.

Я сидел к ним спиной и не видел, что это за люди. Мы кончали обедать, и нужды их разглядывать не было. Катю, напротив, компания заинтересовала, и она несколько раз бросала в ее сторону короткие взгляды.

– Это кто ж такие будут? – спросила Марьяша, без стеснения во все глаза разглядывая шумных гостей.

– На посторонних в упор смотреть неприлично, – сделала ей замечание хозяйка. – Они до нас не касаются, а мы до них.

– А я вижу, как один господин на вас очень даже смотрит, глаз не отрывает, – ответила девушка. – Он что, тоже приличие не понимает?

Мне стало интересно, что это за нахал разглядывает Кудряшову, но поворачиваться не стал.

– Это его дело, – резонно ответила Катя. – Мало ли плохо воспитанных людей.

Однако, оказалось, что это не только его дело, но и мое. Минут через десять к столу подошел наш официант, с мокрым от пота испуганным лицом и передал нам приглашение присоединиться к новой компании.

– Господин Моргун настоятельно просят пересесть за ихние столы, – не глядя мне в глаза, сказал он.

– Передай, что мы благодарим за приглашение, но нам пора ехать, – ответил я, – и принеси счет.

– Я-то передам, – как мне показалось, недовольно сказал половой, – только лучше бы вам их послушаться, а то неровен час, что приключится.

– Что же такое может приключиться? – удивился я и оглянулся.

За сдвинутыми столиками сидело человек пятнадцать, и все они смотрели в нашу сторону, даже те, кто сидел спиной. Понять, кто из них этот господин Моргун, я не успел.

– Принеси счет, нам пора ехать, – повторил я.

– Как вам заблагорассудится, – сказал, отходя, официант. – Мое дело предупредить.

– Что это еще за дела, – машинально сказал я, начиная испытывать тревогу. Компания была пьяная и, по всем признакам, буйная.

– Он идет сюда, – предупредила Марьяша.

Я опять повернул голову. К нам приближался крупный, широкоплечий человек в визитке, коротком однобортном сюртуке с закругленными полами. У него были широко поставленный желтые рысьи глаза и распушенные бакенбарды.

– Позвольте отрекомендоваться, – сказал он, нависая над нашим столом и пожирая глазами Кудряшову, – местный житель Иван Моргун! Надеюсь, вы про меня уже слышали!

– Очень приятно, – ответил я, хотя говорил он не со мной и не удосужился посмотреть в мою сторону. – Чем обязаны?

– Окажите честь осчастливить наше общество своим присутствием, – продолжил он, по-прежнему глядя в упор на Катю.

Такое поведение было уже прямым вызовом, и я поднялся со своего места. Моргун был ниже меня ростом, но значительно мощнее и, главное, наглее.

– Прошу вас пойти вон, – сказал я, не ожидая от дальнейших действий нового знакомого ничего хорошего.

– Ты что, не понял, с кем говоришь? – удивленно спросил он, наконец, обратив на меня внимание. – Я Иван Моргун!

– Да хоть свистун, – парировал я, хотя на язык само просилось более обидное слово. – Оставьте нас в покое!

Неожиданно он сделал разворот и ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Я не успел сгруппироваться и согнулся пополам, хватая ртом воздух. Второй удар пришелся сверху в затылок, и я полетел на пол, теряя сознание.

Сколько времени я провалялся на полу, не знаю, но, думаю, достаточно долго, потому что, когда я наконец пришел в себя, в зале, кроме меня, посетителей больше не было. В голове шумело и меня мутило. Ресторанная челядь не подходила, она топталась у противоположной стены и смотрела на меня с тревогой и, как показалось, сочувствием.

– Эй, человек, – позвал я нашего полового, – иди сюда.

Тот неохотно приблизился.

– Где женщины, что были со мной?

– Уехали, – коротко ответил он.

– Их увезли насильно?

– Не знаю, я ничего не видел.

– Кто такой этот Моргун?

– Не могу знать, – не глядя на меня, бесцветным голосом ответил половой. И добавил почти укоризненно: – Я же вас предупредил, нужно было их уважить.

По всему было видно, что Моргун был каким-то местным тузом или Бармалеем, которого все до смерти боятся.

– Принеси мне холодной воды, – попросил я, опускаясь на свой стул. Ноги у меня противно дрожали, в глазах плыли разноцветные круги, и я чувствовал себя как после тяжелой болезни.

Половой ушел и скоро вернулся с фаянсовой кружкой. Я выпил ее до дна, и сразу стало легче.

– Где наша карета? – спросил я его.

– Во дворе, – ответил он, глядя в сторону.

– Позови нашего кучера.

– Господин хороший, – умоляющим голосом сказал официант. – Не втравливайте вы меня в ваши дела. – Вы уедете, а мне здесь жить!

Мне было понятно состояние этого человека, но мое положение было значительно сложнее, потому я не внял просьбе.

– А хозяина ты можешь позвать?

– Он уехал, – ответил парень и покосился в сторону толпящихся коллег.

– А кто не уехал?

– Все уехали, – ответил он обреченным тоном. – Своя рубашка ближе к телу.

– Видишь, значит, кроме тебя, отвечать некому. Иди, зови кучера.

– Он тут, рядом кушает в комнате для простого звания, – негромко сказал официант и показал взглядом на прикрытую дверь в глубине зала.

– Ладно, сам найду, – решил я и, покачиваясь, пошел искать кучера.

С кучером Ефимом мы еще толком не познакомились. В лучшем случае перебросились двумя десятками незначительных слов. На вид ему было лет двадцать пять, но широкая, лопатой, русая борода делала его старше и солиднее. Он был, что называется не чистый кучер, а «человек при лошадях», одновременно и кучер, и конюх.

В конюшне у Кати было всего три лошади, одна – рысистая кобыла, ее запрягали в двуколку, на которой хозяйка ездила сама, и два битюга. Такой незначительный конный «парк» не требовал большого количества обслуги, и Ефим справлялся с ними один. Жил он рядом с конюшней, на задах котомкинского подворья, в бывшей портняжной мастерской, и в «большой дом» показывался редко. Во время пути особой нужды общаться у нас с ним не возникало, каждый был сам по себе, так что, можно сказать, я знал его только в лицо.

Ефим в одиночестве сидел за непокрытым, отскобленным до желтизны столом и пил чай. На меня взглянул удивленно, то ли от того, как я выглядел, то ли недоумевая, что мне от него понадобилось.

– Хозяйку похитили, – сказал я с порога и от слабости привалился к косяку.

Мужик недоуменно поглядел на меня и отер полотенцем потный лоб

– Как так похитили?

– Так, – ответил я и, подойдя к столу, опустился на широкую лавку, – Ударили меня по голове и похитили.

– А Мария где?

Я не сразу понял о ком он спрашивает, потом дошло, о Марьяше.

– Обеих увезли.

Ефим внимательно поглядел, не шучу ли я, опять вытер лицо:

– А вы куда смотрели?

– Никуда не смотрел, меня оглушили Только сейчас очнулся.

– Это что же здесь за разбойники такие? – видимо, до конца не понимая, что произошло, спросил он.

– Не знаю, какой-то местный богач. Кто такой, не говорят, его все боятся.

– Нет такого закона, чтобы людей насильно увозить, – строго сказал кучер.

– Нет, – согласился я, пытаясь придумать, что теперь делать – Иди, запрягай, поедем в полицию

Ефим аккуратно повернул стакан вверх донышком, поставил его на блюдце, отер лицо полотенцем и встал. Однако, не пошел к черному выходу, а направился в общий зал. Я пошел следом. Там уже никого не было, исчез даже наш официант, с которым я не успел расплатиться. Кучер внимательно оглядел пустое помещение и сам убедился, что ни хозяйки, ни Марьяши там нет.

– Это, Лексей Григорьич, непорядок! – строго сказал он. – За это начальство не похвалит!

– Черт с ним, с начальством, – рассердился я, – нужно женщин выручать, мало ли что они с ними сделают! Едем скорее в полицию!

– Чичас поедем, – спокойно ответил кучер, – полиция – это да! Только где она, та полиция?!

Я понял, что еще окончательно не пришел в себя и несу ахинею. Действительно, какая в придорожном селе полиция?

– Нужно узнать, где здесь город, – поедем, подадим жалобу, – сказал я, понимая, как все это глупо и беспомощно звучит. Женщин насильно увезла какая-то пьяная банда, а мы будем ездить подавать жалобы и ждать помощи властей. – Нам двоим не справиться, их здесь было человек пятнадцать, – добавил я.

– А кто они есть такие?

– Не знаю, какой-то Иван Моргун, наверное, местный олигарх.

– А мне хоть архиерей, хоть просто так, – понятно для себя перевел популярное у нас слово «олигарх» кучер. – Я за Марью и архиерея замаю!

– Как ты его «замаешь», я даже не знаю, где их искать.

– У хозяина спытаем, – резонно предложил Ефим.

– Говорят, что он уехал, – сказал я.

– Далеко не уедет, надо будет, сыщется.

Муть у меня в голове рассеивалась, остались только тошнота и головокружение.

Видимо, удар был такой силы, что у меня получилось сотрясение мозга. Однако, постепенно растерянность проходила, и я начинал нормально соображать.

– Ладно, пойдем искать хозяина.

Мы обошли зал, заглядывая во все двери. Все комнаты, выходящие сюда, оказались пусты. Видимо, прислуга от греха подальше элементарно разбежалась Из всех дверей только одна была заперта. Я в нее постучал, но никто не откликнулся. Я ударил в нее несколько раз каблуком и закричал:

– Откройте, разговор есть!

Нам никто не ответил.

Никаких внутренних замков на двери не было, так что стало понятно, она заперта изнутри. Я подергал ручку. Стало слышно, как там звякает металлический засов.

– Откройте, – более решительно потребовал я, – иначе сломаем дверь!

Ответа опять не последовало.

– Придется выбивать, – сказал я Ефиму.

– Ага, – согласился он и неожиданно ударил по ней плечом. Дверь загудела, но запор выдержал.

– Нужно топор принести, я у тебя в карете видел.

– И без топора управлюсь, – пообещал кучер и, отойдя на несколько шагов, бросился на препятствие. Раздался громкий треск ломаемого дерева, и дверь вместе с Ефимом провалилась внутрь. Я вбежал следом за ним. В комнате у окна сгрудились все работники трактира. Было их шестеро, включая двух женщин.

– Можно было постучаться, господа хорошие, зачем же дверь ломать? – испуганным голосом сказал наш официант, со страхом глядя на поднимающегося с пола бородача.

– Господа, это частная собственность, – подал голос кругленький господин с румяными щечками, одетый в городское платье. – Прошу покинуть мое заведение!

– Так вы и есть хозяин ресторана, который внезапно уехал? – спросил я.

– Вам нет до того дела! – независимо ответил он. – Прошу покинуть мое заведение, иначе будете иметь дело с полицией!

– Куда увезли наших спутниц? Кто такой Моргун? – спросил я, наступая на хозяина.

– Мне нет смысла мешаться в ваши дела, – сердито ответил господинчик, огорченно глядя на развороченный косяк и, видимо, мысленно подсчитывая убытки. – Для нас всяк посетитель одинаков. Если вы повздорили с другими гостями, то наше дело сторона!

По сути, он был прав и, если бы они держали себя не так странно, то никаких разборок я учинять не стал. Однако, и официант, и теперь сам хозяин, вели себя неадекватно и ничем не хотели помочь, даже такой малостью, как информация. Хозяин, к тому же, раздражал меня наглостью.

– Значит, вы не желаете отвечать? – спросил я его.

– Прошу покинуть заведение, иначе я вызову полицию! – оскалив зубы, ответил он.

– Лексей Григорьич, давай я их здесь всех сейчас удавлю, и все дела, – предложил Ефим.

– Ну, зачем же их давить, – возразил я. – Ты сможешь уронить этот буфет? – спросил я, указывая на могучее сооружение, заполненное ресторанной посудой.

Кучер примерился взглядом и почесал в затылке.

– Тяжел, однако, будет, да если за верх потянуть, пожалуй, осилю!

– Вы не посмеете учинять здесь разбой! – закричал ресторатор. – Иначе я отправлю вас в темную!

– Это каким же образом? – поинтересовался я, загораживая выход из комнаты.

Он мне не ответил и приказал мужику, постриженному под горшок и пока никак не участвующему в дискуссии:

– Спиридон, иди, зови полицию!

Мужик послушно кивнул и пошел прямо на меня.

– Лучше оставайся на месте! – сказал я ему. – Иначе хуже будет!

Однако, Спиридон был слишком силен, чтобы кого-то бояться, и послушен хозяину, чтобы внять доброму совету. Он попер прямо на меня. Я дал ему подойти почти вплотную и тремя точными ударами ногой в голень и руками в живот и в челюсть уложил на пол.

– Помогите! Убивают! Караул! – вразнобой закричали остальные участники переговоров. Громче остальных орали хозяин и женщины. Один Спиридон тихо Мычал, пытаясь встать с пола.

Однако, долго стенать о судьбе соратника им это не пришлось. Ефим взялся за верх буфета, уперся ногой в стену, с натугой наклонил его, и предупредив криком: «Поберегись!», опрокинул. Раздался оглушительный грохот и звон бьющейся посуды. После чего наступила мертвая тишина. Все присутствующие, как завороженные, смотрели на результаты наших усилий.