Текст книги "Ангелы террора"

Автор книги: Сергей Шхиян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Самое жуткое зрелище представлял человек с ружьем. Волчьей картечью ему разворотило лицо и шею. Несмотря на неказистость, дробовик обладал завидной кучностью стрельбы, а Петр оказался классным стрелком. «Мои покойники» были благолепны и ничем не обезображены. Я старался не смотреть на их лица, чтобы зря ни нагружать психику.

– Ишь, ты говорил, что дохтур, да ты, никак, из военных! – уважительно заметил крестьянин, – Знатно стрелишь.

– Что будем с ними делать? – не ответив, спросил я. – Оставим здесь?

– Это как так оставим? – удивился мужик. – Нетто это по-христьянски? Их отпеть и погрести надобно, так оно будет правильно.

– Что ты предлагаешь, вызвать сюда полицию? – безо всякого энтузиазма поинтересовался я. – Так нас же потом и затаскают!

– К чему нам полиция, – ответил он. – Погрузим в ихнюю же карету, да и отправим. Лошади, чай, дорогу домой знают, отвезут.

Такое простое решение мне, признаться, не пришло в голову. Однако перетаскивать покойников в возок через узкие дверцы ужасно не хотелось. Особенно окровавленного «Ловкача».

– Может, не стоит? – неуверенно попытался я отказаться от такого трудного и грязного дела. – Их и так скоро найдут.

– Как так не стоит! – удивился такой черствости мужик. – Нельзя так людей оставлять, зверь может потратить. Не по-христьянски без присмотра оставлять…

Против такого довода возразить было нечего, да и вправду, не бросать же было их одних в лесу. Не по-христиански…

«Тьфу», – подумал я, вот и привязалось выражение.

– Нужно подогнать сюда карету, – сказал Петр.

– Я с четырьмя лошадьми не справлюсь, – предупредил я мужика, – а ты еле ходишь…

– Это нам не за труд, ты не сумлевайся.

Петр тут же направился к возку. Я тем временем подобрал выпавший из руки убитого «кучера» никелированный наган с тремя ненастрелянными патронами и, чтобы не оставаться рядом с убитыми, поплелся следом за Петром. Мужик подождал меня, и мы пошли рядом.

– И чего людям не хватает? – рассуждал он. – Господа вроде чистые, сытые, а вот удумали смертоубийство, да сами же… Эх, грехи наши, – он перекрестился и потянулся было снять шапку, но мы и так были с непокрытыми головами. – Тому же тяте, чего не хватает? Исть-пить имеется, дети выросли, внуки пошли, живи себе да Бога хвали, ан, нет, все мало. Тоже ведь смертоубийство удумал. Эх, грехи наши тяжкие…

Глава 7

Татьяна Кирилловна, издали наблюдая за нашими неприглядными действиями, совсем замерзла, и когда мы наконец пустились в дальнейший путь, я закутал ее в свой полушубок. Петра удивляла такая забота о крестьянском парнишке, но он это никак это прокомментировал, только изредка пытливо вглядывался в лицо «святого отрока».

Самое противное и страшное осталось позади. Мы освободились от трупов, оставив их на произвол судьбы и лошадей. Возок со страшным грузом отправили в обратную сторону, сами же выехали на большак и, не спеша, преодолевали последние версты до имения Крыловых. Петр после второго сеанса экстрасенсорной терапии, которую я провел после наших «скорбных трудов», заметно взбодрился, и голова у него, по его словам, «гудеть, почитай, перестала».

Обсуждать случившееся никто не хотел, и мы ехали молча, каждый занятый своими невеселыми мысами. Татьяна Кирилловна от всех невзгод, свалившихся на ее юную, взбалмошную головку, пребывала в полушоковом состоянии. Я, наглотавшись адреналина, уже мечтал о тихом-мирном существовании, без стрельбы и погонь. Петр, как мне казалось, жалел не о своей ране или убитых боевиках, а о пристяжном Серке, брошенном в лесу. Так что у каждого было о чем подумать.

В полном молчании мы и въехали во двор имения. Я вылез из саней и помог выбраться Татьяне Кирилловне. Петр остался сидеть на козлах.

– Пойдем в дом, – пригласил я его, – тебя нужно перевязать.

– Оченно благодарны за заботу, – хмуро ответил он. – Только мы лучше поедем, и так станется...

– Кончай ломаться, – перебил я его, – заходи, отдохнешь, погреешься.

– Это уж благодарствуйте, но мы до дома поедем, – упрямо ответил он.

В это время на крыльцо начали выходить обитатели дома, и я не стал при них его уговаривать.

– Хорошо, как знаешь. На вот, возьми деньги за Серка, – сказал я и сунул ему в карман пачку его же рублей.

– Это лишнее. Мы вами и так благодарны, – поклонился он, но упрямиться не стал и деньги оставил. – Прощевайте, господа хорошие.

– Прощай, может, еще когда-нибудь свидимся.

– Это уж как Бог даст, – ответил мужик и тронул лошадей.

Между тем с крыльца в одном сюртуке ко мне спускался Александр Иванович, Прабабушка Софья Аркадьевна и народница Наталья остались стоять в дверях.

– Алексей Григорьевич, голубчик, что случилось? Куда вы пропали?!

– Немного заплутался. Вот этот человек помог выбраться, – ответил я, указав вслед отъезжавшему Петру.

– А мы не знали, что и подумать, – то ли сердито, то ли взволнованно говорил Александр Иванович. – Несколько раз от Александры Михайловны приезжали нарочные справляться о вас.

– Так случилось, – неопределенно сказал я, – роковое стечение обстоятельств. А где Гутмахер с Ольгой?

– Они уехали в Москву, – вместо мужа ответила Софья Аркадьевна. – Ольге Глебовне непременно захотелось посмотреть вторую столицу.

Разговаривая, мы вошли в дом. Татьяна Кирилловна в своем крестьянском наряде не отставала от меня ни на шаг. Такое непосредственное поведение деревенского мальчика в барских покоях вызвало недоумение у хозяев, но из чувства такта никто не подал вида, что удивлен.

– Этот мальчик – толстовец, – поспешил я объяснить странное поведение девицы Раскиной. – Шел пешком в Ясную Поляну ко Льву Николаевичу, да чуть не замерз.

Раскрывать инкогнито Татьяны Кирилловны мне почему-то не захотелось, возможно, из опасения новых вопросов. Объясняться и тем более рассказывать, что с нами действительно произошло, я не собирался, Чтобы не ставить доброе семейство в двусмысленное Положение. И вообще, мне следовало немедленно убраться отсюда подальше, – мало ли какую еще пакость придумают борцы за народное дело.

Мы прошли в малую гостиную. Татьяна Кирилловна тут же с отсутствующим видом уселась в вольтеровское кресло. Теперь хозяева смотрели на девушку без удивления, а с интересом.

– Так как вам удалось заблудиться в такой близи от дома? – вновь вернулся к теме моего исчезновения хозяин.

Я не успел придумать правдоподобной версии и немного замялся, но потом догадался все свалить на национальный напиток:

– Кучер, шельма, был сильно пьян и завез не в ту сторону, а потом у нас поломался экипаж, и крестьянин, которого вы видели, помог вас найти.

Объяснение, на мой взгляд, получилось довольно правдоподобное, во всяком случае, больше вопросов мне не задавали.

– Вы, наверное, измучились в дороге, – сказала Софья Андреевна, – вам нужно помыться и выспаться. Баня протоплена…

Идея с баней показалась мне настолько забавной, что я чуть не рассмеялся. Опять судьба толкала меня на банные приключения с девицей.

– У нас, к сожалению, в доме нет ванной комнаты, вы, вероятно, привыкли к большему комфорту, – неверно поняв мою улыбку, поспешила оправдаться хозяйка.

– Баня – это замечательно, – поспешил я успокоить Софью Аркадьевну. – Только вот молодой человек, кажется, дал обет не мыться, пока не встретится со Львом Толстым.

– Нет, я не давала, то есть не давал никакого обещания, я один не останусь, я с вами, – неожиданно для меня заявила Татьяна Кирилловна.

Ситуация делалась совсем забавной. Кажется, кроме меня, никто не заметил перепутанного мальчиком родового окончания.

– Ну, мыться так мыться, – сказал я. – Нам это очень не помешает, как и хороший ужин. Правда, Ванюша?

«Ванюшей» я назвал Татьяну Кирилловну, но она не поняла, к кому я обращаюсь, и никак не отреагировала на свое новое имя.

Оскудевшее в средствах чиновничье дворянство уже лишилось былого крепостнического размаха. Никаких прудов и купален при бане не было, да и заведовал ей не специальный человек, а обычный истопник. Впрочем, Софья Аркадьевна зря жаловалась на отсутствие ванной комнаты. Банька была, что надо: отделана мраморными плитами с небольшим мраморным же бассейном и офигительными медными кранами. Краны мне понравились больше всего. В предбаннике стояли два обширных кожаных дивана и висело большое зеркало. Истопник, молодой мужик с глупым, простецким лицом, проводивший нас до этого гигиенического сооружения, предложил, было, свои услуги, но я отправил его восвояси.

Честно говоря, особых стремлений к романтическому приключению у меня не было. Возникшее было теплое чувство к Татьяне Кирилловне не успело настолько окрепнуть, чтобы преодолеть физическую и нервную усталость. Мне хотелось побыстрее помыться, поесть, выспаться и убраться как можно дальше от мертвых и живых революционеров.

Между тем, когда мы остались одни в довольно интимной обстановке, девица Раскина, кажется, впервые подумала о том, что мы с ней вообще-то разнополые особи. Шоковое состояние у нее уже прошло, и теперь она смотрела во все глаза на то, как я снимаю с себя пальто.

– Вы собираетесь раздеваться? – поинтересовалась девушка тонким, каким-то даже фальшивым голосом.

– А вы собираетесь мыться прямо в армяке? – в свою очередь спросил я.

– Нет, но как можно… Я думала, что вы побудете во дворе…

– После того, как вы напросились мыться со мной, это будет довольно странно выглядеть. Тем более, я замерз и устал.

– Но это же невозможно!

– Почему? Идите мойтесь первая, а я посижу здесь. И советую сначала выстирать белье и положить его сушиться на печку…

– Но как я смогу при вас, при вас, – девица запнулась и задумалась, как бы поделикатнее выразиться, потом все-таки решилась и сказала прямо, – раздеться?

– Я отвернусь, – пообещал я. – Вы уже, кажется, спали со мной, и ничего с вами не случилось.

– Да, но это совсем другое…

– Значит, не мойтесь и можете отвернуться, когда я разденусь. Решайтесь на что-нибудь.

– А вы честно отвернетесь?

– Честно, – почти искренно пообещал я.

– Нет, так все равно нельзя, – опять впала в сомнения Татьяна Кирилловна.

В предбаннике было жарко натоплено, и я успел вспотеть. Начинать новую серию пререканий и уговоров ужасно не хотелось, и я прибегнул к прямой, подлой лжи.

– А Лев Николаевич всегда вместе с женщинами моется, удивительно, что вы этого не знаете…

– Почему же не знаю, – обиделась толстовка. – Я об этом, конечно, читала, но ведь не вдвоем же, а так вообще…

– Ну и мы с вами не так, а вообще…

– Ну, хорошо, я разденусь, только помните, вы обещали на меня не смотреть…

– Обещал, – подтвердил я и, сняв пиджак, лег на один из диванов. – Я буду лежать к вам спиной. Вас это устроит?

Как раздевалась девушка, я не слышал, хотя она находилась всего в двух шагах от меня. Только когда скрипнула дверь в моечное отделение, я сориентировался, что она справилась со непривычной мужской одеждой и начала принимать «водные процедуры». Лежать на боку лицом к спинке дивана было неудобно и я перевернулся на спину. В моечном отделении было тихо, я закрыл глаза и начал даже задремывать, когда передо мной возникла одетая в серую, длинную посконную рубаху Татьяна Кирилловна.

– Василий Тимофеевич, я не знаю, как напустить воду, – огорченно сказала она.

Я встал и, как и обещал, не глядя на нее, отправился в моечную. Девушка пошла следом за мной. Я показал ей, как открывать простейшие краны, как смешивать горячую и холодную воду, и вернулся в предбанник на свой диван. Минут через пять опять скрипнула дверь, и в нее выглянуло облепленное мокрыми волосами раскрасневшееся личико.

– Василий Тимофеевич, извините меня, ради Бога, но я не знаю, как выключить воду. Вы мне не покажете? Только вы обещали на меня не смотреть!

Меня удивила такая вопиющая беспомощность, однако я ничего по этому поводу не сказал и опять отправился в моечное отделение. В этот раз ничего не увидеть было просто невозможно, потому что все было в полном, обнаженном естестве. Правда, Татьяна Кирилловна норовила стоять ко мне спиной или боком. В мужском платье она казалась более хрупкой, а так, в естестве, было видно, что херсонская маменька явно не держала девочку в черном теле, и все, что надо, у ней было соблазнительно округло.

Я сумел взять себя в руки и, отгоняя грешные мысли и «соблазнительные образы», показал, как закрывается кран, после чего, ни слова не говоря, вышел.

Новое явление нимфы не заставило себя ждать: девица Раскина принесла развесить на теплой печке постиранное белье.

Теперь она вела себя более непосредственно и прятала от меня не свои женские прелести, а глаза. Меня все это начало забавлять, и только ирония помогла справиться с нахлынувшими эмоциями, тем более, что девочка оказалась очень даже миленькая…

– Теперь идите мыться вы, – сказала Татьяна Кирилловна, очаровательно улыбаясь, когда в очередной раз явилась в предбанник. – Не бойтесь, я не буду подглядывать.

Этого, как ни странно, я почему-то боялся меньше всего. Голенькая Татьяна Кирилловна, между тем, села на соседний диван, скромно поджав ножки, и отвернулась. Ей предстояло ждать, пока высохнет стиранное исподнее белье. Я быстро разделся и, по-прежнему молча, отправился мыться. В моечном отделении было влажно и душно. Я скоренько ополоснулся и отправился в парную. Одному париться оказалось скучно, я немного погрелся и плюхнулся в мини-бассейн с холодной водой. Сидящая в соседнем помещении Татьяна Кирилловна занимала меня куда больше, чем банные удовольствия. Однако холодная вода остудила начинающий подниматься пыл и позволила справиться с грешными мыслями. Замерзнув, я сел на мраморный полок. В этот момент дверь парной рывком распахнулась, и в нее влетела моя обнаженная нимфа.

– Там этот идет! – нечленораздельно выкрикнула она. – Тот, который сюда!

Я вышел в предбанник. В дверях стоял давешний истопник с глупым лицом.

– Тебе чего? – грубо спросил я.

– Велели узнать, может чего надобно, – равнодушно ответил он, потом, будто вспомнив что-то важное, значительным голосом добавил:

– Господа чистое исподнее прислали.

– Положи и иди отсюда, – сказал я, указав пальцем, куда положить сверток с бельем. – И больше нас не беспокой.

– Как прикажете, – ответил он и удалился.

Я вернулся в моечную. Татьяны Кирилловны там не было.

– Выходите, он ушел, – сказал я, заглядывая в парную.

– Идите сюда, – попросила она, – можно, я с вами останусь? А то мне одной страшно… вдруг кто-нибудь войдет.

Я начал подниматься к ней наверх.

Девушка сидела на полке, слегка разведя бедра. Видеть такое снизу было выше человеческих, во всяком случае, мужских сил.

– А я думала, что совсем вам не нравлюсь, – сказала она, сверху вниз разглядывая меня.

Я поднялся к ней наверх, взял ее горячее потное тело на руки, снес вниз и вместе с ней опустился в холодную воду. Разгоряченное тело сладко обожгла прохлада. Девушка обхватила мою шею руками, и мы поцеловались.

Бассейн был совсем мелкий, чуть глубже полуметра, со скользким дном. Я помог Татьяне Кирилловне выбраться из него, попутно гладя у нее все, что подворачивалось под руки. Что обычно в таких случаях «подворачивается» под мужские руки, думаю, нет смысла объяснять. Девушку это ничуть не смутило. Она только вздрагивала непонятно от чего, холодной воды или горячих прикосновений.

– Вы думаете, что я развратная? – спросила Татьяна Кирилловна, прижимаясь ко мне своей юной грудью и близко заглядывая в глаза.

Определенно в этой девчонке что-то было, какая-то изюминка. Она менялась очень быстро, так что я не всегда мог предугадать ее следующий поступок.

– А я вам, правда, нравлюсь? Настолько нравлюсь? – опять спросила она, притрагиваясь к моему уже «бесконтрольно одубевшему естеству». – Почему вы ничего не говорите?

Увы, говорить я не мог по вполне объяснимой причине, мои губы, язык и даже зубы были заняты.

– Еще, сильнее, сильнее, – пришептывала девушка, подставляя моему жадному рту вторую, еще не обласканную грудь. – Как сладко, как сладко!

– Пойдем в предбанник, там диван, – позвал я, сумев взять себя в руки, чтобы ни изнасиловать доверчивую толстовку прямо на мокрой и скользкой моечной скамье.

Мы, тесно прижимаясь друг к другу, вернулись в прохладную комнату с широкими диванами…

Страсти, как известно, правят людьми, а бывает, и миром. Недавно еще неприятная мне, сумасбродная и странная девица стала близкой и желанной женщиной. Наша первая близость, как это в основном и случается, получилась слишком торопливой, в большей степени по моей вине.

Опасность, увиденная смерть по каким-то неведомым мне психологическим причинам обостряют жажду жизни и стремление к ее воспроизводству. Всяких сильных впечатлений за последнее время было в моей жизни предостаточно, так что бедная, почти невинная Татьяна Кирилловна смогла вполне насладиться грубым «мужским началом». Я с такой необузданностью набросился на нее, что весь ее предыдущий скромный сексуальный опыт с каким-нибудь соседским мальчиком-гимназистом показался ей мелким романтическим приключением. Я понимал, что перегибаю палку что юному существу с неразвитой чувственностью такие африканские страсти попросту не нужны, могут испугать, но ничего не мог с собой поделать.

– Василий Тимофеевич, – обратилась ко мне истерзанная девушка, когда я, наконец, оставил ее в покое, и, усталые до изнеможения, мы вытянулись рядом на широком кожаном диване, – а это всегда! когда с мужчинами… так бывает?

– Нет, к счастью или сожалению, довольно редко, только тогда когда девушка очень нравится.

– Жаль. Значит, я вам так нравлюсь? Почему же вы раньше не обращали на меня внимания?

«Лучше час потерпеть, чем всю ночь уговаривать» – хотел процитировать я старый анекдот, но сдержался и компенсировал понесенный ею физический урон комплиментом:

– Я боялся оскорбить тебя своим восхищением. И знаешь что, лучше называй меня, когда мы вдвоем, Алексеем. Василий Тимофеевич – это моя партийная кличка.

– Так вы тоже человек идеи? – обрадовалась она даже больше, чем моим объятиям. – Я сразу поняла что вы необыкновенный человек! Вы, если это не секрет, кто?

– Как это, кто? В каком смысле? – не понял я возгласа.

– Вы, наверное, настоящий революционный герой? – уточнила она.

– Ага, – подтвердил я, – герой, – а про себя добавил: – К сожалению, всего лишь половой, и скотина по совместительству, измочалил бедную непротивленку злу насилием…

После затянувшейся «помывки» нас с Татьяной Кирилловной ждал обильный ужин. Перед ним у меня состоялся серьезный разговор с Александром Ивановичем. Вели мы его, по моей просьбе, с глазу на глаз. Я без излишних подробностей рассказал о своем конфликте с революционерами и возможной неприглядной роли Александры Михайловны, то ли как наводчицы, то ли случайного информатора.

– Откуда-то этим людям стало известно о счете в банке, о котором вы мне рассказали, – объяснял я ситуацию генералу, – думаю, боевики революционной партии пытаются через меня до них добраться. Судя по всему, они просто так не успокоятся, тем более, что теперь задета их профессиональная гордость. К тому же они теперь попытаются мне отомстить за гибель своих товарищей, – резюмировал я свои невеселые заключения.

– Шуре Коллонтай о ваших деньгах могла сказать только Наташа, – виноватым голосом сказал Александр Иванович. – Это полностью моя вина, я не счел возможным скрывать от семьи денежные дела, – генерал болезненно скривился. – Однако, сколько я знаю Александра Михайловна – вполне порядочная женщина, и не думаю, что она намеренно обрекла вас на гибель. – Он задумался, покачал головой.

– Факты – упрямая вещь, – процитировал я сентенцию какого-то советского вождя.

– Нет – это невероятно, – отрицательно покачав он головой. – Возможно, она рассказала это случайно, безо всякого злого умысла. Я хорошо знал ее отца, он вполне порядочный человек… Впрочем…

– При чем тут отец, – возразил я, – когда у этого рода людей дело касается идей, то мораль отдыхает.

– Возможно, возможно. В этом я не разбираюсь. Однако, думаю, что в любом случае в моем доме вам ничего не угрожает. Не посмеют же они, на самом деле…

– Очень даже посмеют, – уверил я. – Притом меня беспокоит не столько моя безопасность, сколько ваша. В смысле, безопасность Софьи Аркадьевны, мальчиков, Наташи, ну и… юного существа, которое я подобрал, – добавил я, не уточняя пола этого существа. – Если кому-нибудь из них будет угрожать смертельная опасность, или их похитят, то нам придется согласиться на все условия этих террористов, максималистов! даже и не знаю, как их правильно называть.

– Господи, какие ужасы вы говорите! Разве нормальные люди способны на такую подлость и изуверство?! Похитить женщину, ребенка всего лишь ради денег?!

– Увы, даже очень способны. Не из-за денег, конечно, деньги для них только средство достижения главной цели – спасения или счастья всего человечества. Думаю, самое правильное будет, если мы с толстовцем уедем в Москву. Тогда не будет повода преследовать вашу семью.

– А не спокойнее ли вам вернуться в свою эпоху? – сделал резонное предложение Александр Иванович. – По крайней мере, там вас им будет невозможно найти.

– Увы, – покачал я головой, – в своем времени у меня тоже возникли проблемы с любителями чужого имущества. Я, собственно, для того и отправился в это путешествие, чтобы избавиться от таких же проблем. Поэтому мне придется мириться с меньшим злом, вашими революционерами. Они, пожалуй, проще, чем наши коррупционеры и оборотни.

– Тогда вы правы, в Москве или Петербурге затеряться будет легче всего. Москва – огромный город, в нем живет один миллион сорок тысяч жителей!

– Сколько? – удивился я. – Всего миллион? Так мало? В мое время и среди десяти миллионов не так-то просто спрятаться! Боюсь, что нас в Москве за неделю вычислят. Проверят полицейскую регистрацию приезжих, гостиницы и съемные квартиры…

– А если вам поселиться приватным образом, без регистрации в полиции?

– Ну, тогда, может быть, и продержимся какое-то время. Если еще изменить внешность, то, пожалуй, Найти нас будет не так просто…

– У меня в Москве живет один старинный приятель, однокашник по гимназии. Он старый холостяк, тому же очень умный и решительный человек. Живет он один в собственном доме. Я могу попросить его приютить вас вместе с молодым человеком.

– Хорошая идея, – согласился я, – это может получиться. Если еще переодеть мальчика в девушку, то это собьет революционеров со следа. А сделать мне новые документы вы сможете?

Александр Иванович только развел руками:

– Увы, я ведь не заговорщик и даже не полицейский чиновник. Впрочем, если поискать среди знакомых…

– Нет, не стоит, – отказался я, чтобы не напрягать законопослушного гражданина. – Документы, полученные через знакомых – лишняя информация для противника. Пока обойдусь теми, что у меня есть. Вот только что делать с Гутмахером и Ольгой… Они надолго отправились в столицу?

– Они не в столице, они в Москве, – поправил меня Александр Иванович. – Аарон Моисеевич ничего конкретного о своих планах не говорил. Он, кстати, взял у меня под ваше поручительство небольшую сумму денег… Я, ссужая его, надеюсь, не проявил самоуправство?

– Нет, конечно, вы все сделали правильно. Кстати, о деньгах. Вы мне не могли бы дать сколько-нибудь наличности под вклад в банке?.,

– Ради Бога. Это ваши деньги, и вы можете ими распоряжаться по своему усмотрению. Я дам вам переводной вексель на любую требуемую сумму.

– Вот и прекрасно, спасибо, – поблагодарил я, – Теперь нам остается только незаметно выбраться отсюда и попасть в Москву. Может быть, у вас в доме найдется женская одежда, чтобы переодеть мальчика?

– Думаю, что можно, я сейчас же пошлю спросить у жены и дочери. А до станции вас довезет наш кучер, прямо к паровику. Своему приятелю относительно вашего приезда я отправлю телеграмму.

– Вот этого делать не стоит, – возразил я. – Лучше напишите мне рекомендательное письмо. Я сам передам. Кстати, говорить, где мы скрываемся, никому не нужно, даже Софье Аркадьевне. Мало ли что… И вам, я думаю, следует вернуться в Петербург, вдруг они все-таки возьмут кого-нибудь из членов семьи в заложники.

– Мне показалось, что вы шутили, говоря о похищениях. Вы предполагаете, что в наше время такое возможно?!

– В ваше не знаю, а в наше и не такое бывает. Береженого, как говорится, и Бог бережет.

Пока мы с Татьяной Кирилловной ужинали, Алексей Иванович решил вопросы с женской одеждой и рекомендательным письмом. Поделиться своим платьем с какой-то бедной сироткой с радостью согласилась Наталья. Народница восприняла просьбу с энтузиазмом. Повод был дурацкий, но это была задумка самого Александра Ивановича. Потом он проинструктировал кучера, как и куда нас отвезти. Мы с Татьяной Кирилловной решили, что переодеться ей в женское платье будет лучше вне дома, чтобы не оставлять после своего отъезда легенду о необычном отроке.

Пока мать с дочерью суетились с подбором одежды глава семейства написал письмо приятелю и составил мне финансовый документ на получение денег в банке. Наконец все было готово. Версия нашего отъезда была безыскусна, по ней я должен был отправить заблудшего толстовца родителям. Мы с Татьяной Кирилловной распрощались с благородным семейством, Генерал приказал подать экипаж, что было тотчас исполнено, и мы отбыли на железнодорожную станцию. Предварительно было решено ехать в Москву не из Подольска или Лопастни на пригородном паровичке, а на поезде дальнего следования, где было меньше шансов столкнуться с проверкой на дорогах, если таковая могла иметь место.

Вместо «Браунинга», в котором кончились патроны, я позаимствовал у Александра Ивановича допотопный револьвер с длинным стволом неизвестной мне системы, очень крупного калибра, что-то вроде американского «Кольта» времен покорения дикого Запада из Голливудских вестернов.

Кучером, который повез нас на станцию, оказался слуга с глупым лицом, тот, что своим появлением в бане напугал Татьяну Кирилловну и почти бросил ее в мои объятия. Ехать в зимней коляске было покойно и безопасно. Мы с Раскиной пригрелись под медвежьим пологом и уснули. Я очнулся только около вокзала в Серпухове, куда нас отправил предусмотрительный генерал.

Здание Серпуховского вокзала было новым, чистым и пустым. В ожидании поезда из Симферополя мы зашли в буфет. Я взял себе пиво, а Татьяне Кирилловне сельтерской воды. До проходящего поезда было много времени, и за разговорами о нравственном совершенстве русского человека мы мирно коротали время. Кроме нас двоих, других пассажиров на вокзале не было. За стойкой сидел сонный буфетчик, да время от времени появлялся дежурный по вокзалу в красной форменной фуражке. Однако мы выглядели так заурядно, что не удостоились даже его снисходительного взгляда. Единственно слабым местом в моем внешнем облике были белые кроссовки, правда, предусмотрительно начищенные черной ваксой.

Наконец раздался свисток паровоза, застучали колеса, поезд Симферополь-Москва подошел к первой платформе, и мы заняли места в третьем классе, приличествующие нашему внешнему виду и, соответственно, социальному положению. Вагон был наполовину пуст и пропитан тяжелым махорочным духом. Усатый, представительный проводник изучил наши билеты, пропустил внутрь, после чего потерял к нам всякий интерес. Так началось наше «растворение» в народных массах.

По позднему времени, одиннадцати часам вечера, пассажиры в основном спали, только в крайнем купе компания сезонных рабочих пристойно, без шума выпивала. Мы нашли две пустые верхние полки и улеглись на голые доски.

– Сколько времени нам ехать? – спросила Татьяна Кирилловна.

– Часа два-три, – предположительно ответил я, Перемножив сто километров на скорость паровоза.

– А как же мне здесь переодеваться? – задала Пекина и меня самого занимавший вопрос. Сделать это в купе, где, кроме нас, ехало еще несколько человек, было рискованно, вдруг кто-нибудь из попутчиков проснется. К тому же проводника могла заинтересовать неведомо откуда появившаяся барышня.

– Потом переоденешься, когда доберемся до места, – решил я.

– А мы к кому едем?

– К знакомому Александра Ивановича, только ночью туда идти будет неудобно, придется где-нибудь переночевать.

– А как же быть, если спросят паспорт, я же по нему девица?

– А я Василий Тимофеевич, – парировал я. – Посидим в ночном трактире. Или… придумаем что-нибудь. Пока тебе лучше поспать, да и мне тоже.

Поезд, между тем, отбыв свои двадцать минут непривычно долгой остановки, лязгнул буферами и неспешно застучал колесами.

– Мне жестко лежать, – пожаловалась сонным голосом Татьяна Кирилловна, – и я не могу спать без подушки.

Я перекинул на ее полку узел с женскими вещами и хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но меня уже никто не слушал. Девушка повернулась лицом к стенке и затихла.

Я вытянулся на короткой полке так, что ноги почти до колена высунулись в проход.

Спать не хотелось. Я собрался обдумать ситуацию и наметить план действий. Однако, мысли внезапно смешались, я попытался встряхнуться, но вместо этого просто уснул.

– Станция Дерезай, кому надо вылезай! Прокричал протяжным голосом какой-то человек и зазвенел ключами.

Я открыл глаза, которые тут же уткнулись в низкий потолок вагона, и с облегчением подумал, что, слава богу, пока еще не Москва, а какая-то неведомая мне станция Дерезай. Я собрался опять заснуть, но протяжный голос не умолкал и приближался по освещенному проходу вагона. Я узнал проводника и понял, что он так шутит со спящими пассажирами, и что уже, увы, Москва и нужно «вылезать».

– Василий Тимофеевич, Алеша, вы поможете мне спуститься? – спросила меня Татьяна Кирилловна.

Я посмотрел на соседнюю полку. Вместо крестьянского парнишки на ней лежала девушка.

– Вы все-таки переоделись? – вопросом на вопрос ответил я.

– Я боюсь упасть, – сказала Раскина не своим прежним, а девичьи капризным голосом.

Я спрыгнул с полки, протянул руки и принял павшую мне в объятия, как говорится в таких случаях в старых романах, «драгоценную ношу». Ноша в женском наряде выглядела очень даже ничего, и я, придержав ее себе, начал было «расслабляться». Однако, Таня ловко вывернулась из «ищущих» рук и велела мне снять с багажной полки узел с ее мужскими вещами.

Вагон уже проснулся, люди кашляли, переговаривались и готовились к выходу. Поезд тихо полз по темному городу, лениво постукивая колесами. Определить, где мы находимся, я не смог, за окном тянулись Какие-то сараи, бревенчатые строения, ни одного знакомого здания я не увидел, а потому не стал зря ломать голову, уселся на нижнюю, освободившуюся от чьего-то спящего тела полку. Татьяна Кирилловна села рядом. Наши соседи готовились к выходу и не обращали на нас никакого внимания.