Текст книги "Высшие кадры Красной Армии 1917-1921"

Автор книги: Сергей Войтиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Раздел II
Теневая сторона Бреста

Глава 1
«Дело военнопленных», или Германский шпионаж «под флагом шведского Красного Креста»

В феврале-марте 1918 года петроградская военная контрразведка отнюдь не безуспешно проводила, невзирая на недостаток финансирования и кадровый голод, агентурно-наблюдательное «Дело военнопленных». 22 февраля капитан старой армии, выпускник ускоренного курса Императорской Николаевской военной академии Иван Алексеевич Бардинский направил командующему войсками Петроградского военного округа старому большевику Константину Степановичу Еремееву доклад о расследовании «по делу военного контроля»: «За период с 4 часов 21 сего февраля мне удалось выяснить следующие вопросы, требующие самой тщательной и осторожной проверки: 1) руководящий штаб для действия германских военнопленных находится – Мойка 92–94 (Королевская Шведская миссия. – C.В.), австрийский дом князя Юсупова (Мойка); 2) организация, снабжающая обмундированием и ружьями австро-германских военнопленных, находится – Васильевский остров, Тучков переулок, дом 5–7 (под флагом Шведского Красного Креста); 3) такая же организация – Васильевский остров, Волховский переулок, дом № 3; 4) [германская] офицерская организация, во главе которых стоит офицер Генерального штаба (вместо фамилии отточие. – С.В.), находится на Церковной улице, причём собрание происходит в нескольких домах и в различное время; 5) собрание германских офицеров, на котором присутствовал один из агентов военного контроля, происходит также на Почтамтской улице дом № 8 квартира № 2, где также находится рота вооружённых германцев; 6) районный штаб для захвата Николаевского вокзала и Финляндского вокзала находится – Бассейная улица дом № 23–25, во главе стоит офицер Генерального штаба, прибывший недавно из Германии; 7) о[бо] всех русских гражданах, принимающих участие в организации военнопленных и оказания помощи германцам, доложу лично»[321]321
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 442.


[Закрыть].

То обстоятельство, что руководящий штаб для германских военнопленных располагался в Королевской Шведской миссии, не случаен: как пишет разведчик К.К. Звонарёв, ещё в годы Первой мировой войны «главная работа германской агентурной разведки против России велась из Скандинавских стран и Китая, но, главным образом, из Швеции…

Выбор Швеции в качестве центрального исходного пункта разведывательной работы всех видов против России можно объяснить следующими обстоятельствами: 1) шведские правительственные круги и высшее общество Швеции были расположены к Германии, поэтому шведские военные власти и полиция смотрели сквозь пальцы на германскую разведывательную деятельность против России; 2) германо-шведская и русско-шведская границы были весьма удобны для поддержания сношений; в этом также немалое значение» имела «однородность населения приграничных районов обеих стран; 3) самый скорый путь, связывавший во время войны Россию с Европой, проходил из России через Швецию; 4) за время войны между Швецией и Россией завязалось много торговых сношений, позволявших, прикрываясь флагом торговли, втиснуть агентов разведки среди коммерсантов; 5) через Швецию шли контрабандой в Россию некоторые товары из Германии (например, станки, медикаменты и пр.), причём, конечно, заинтересованные в получении таких необходимых предметов русские власти сознательно допускали некоторую связь с Германией, что учитывалось и использовалось германской разведкой; 6) наконец, в лице финских эмигрантов, особенно среди идейно настроенной против царской России финской молодёжи, можно было всегда найти элемент, подходящий для вербовки агентов. По данным царской контрразведки, немцы и шведы производили взаимный обмен результатами своих разведок. Выделялось то обстоятельство, что шведская полиция, почти совершенно не реагировавшая на разведывательную работу немцев, ревниво не допускала в пределах Швеции работы русской и вообще союзной разведки, направленной против Германии…

Кроме чисто разведывательных задач, германская агентура в Швеции занималась также и другими видами агентурной разведки против России, как, например, пропагандой, агитацией и активной разведкой (диверсиями. – С.В.)»[322]322
  3вонарёв К.К. Агентурная разведка. М., 2003. С. 105–106.


[Закрыть].

С подачи военрука Высшего военного совета Бонч-Бруевича на вопросе о военнопленных заострило своё внимание высшее военно-политическое руководство. Высший военный совет получил сведения, что «в Петрограде и его окрестностях существуют организации австро-германских военнопленных»[323]323
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 441.


[Закрыть], и телеграфировал Кедрову: «По имеющимся сведениям, германские военнопленные в большом числе появились на железной дороге Петроград – Псков и в районе Петрограда. Находя такое положение при сложившейся обстановке крайне нежелательным, Высший военный совет просит принять решительные меры к удалению германских военнопленных как с железных дорог, так и из района Петрограда. Необходимо также организовать агентуру по наблюдению за делегациями, прибывшими в Россию по вопросам обмена военнопленных. Бонч-Бруевич, Подвойский»[324]324
  Цит. по: РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 445.


[Закрыть].

Активно велась разработка «делегатов германского Красного Креста» фон Эрнеста Зеегерса и Лео фон Шманда, прибывших вместе с предателем (начальником штаба Псковских отрядов Николаем Дмитриевичем Панютиным) в Петроград из Пскова и остановившихся в Европейской гостинице 17 марта[325]325
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 461.


[Закрыть]. Приметы Зеегерса: 1) Эрнст Зеегерс, германский подданный, 30-ти лет, римско-католического вероисповедания, национальный паспорт, выданный в Берлине 12 марта 1918 года № 225, приметы: среднего роста, полноватый, краснощёкий, бритолицый, лысый, походка медленная, одет в серую мягкую шляпу, чёрное пальто, кличка «ХИТРЫЙ МЕДВЕДЬ»»[326]326
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 430.


[Закрыть]; 2) «Пожилой господин, среднего роста, немного полноватый, с полным розовым лицом, гладко выбритый и гладко подстриженный, совершенно без волос, одет в статское пальто чёрного цвета и серого цвета шляпу с проломом. Походка спокойная и мешковатая – «медвежая»»; особых примет нет»[327]327
  Там же. Л. 466.


[Закрыть]. Приметы Шманда: 1) Лео Шманд, германский подданный, 33-х лет, лютеранского вероисповедания, национальный паспорт, выданный в Берлине 12 марта 1918 года № 294, приметы: ниже-среднего роста, блондин, горбоносый, красивый, бритолиций, английские усики, походка быстрая с подпрыгиванием, кличка «ЮРКИЙ ФРАНТ»»[328]328
  Там же. Л. 430.


[Закрыть]; 2) «роста ниже среднего, блондин, ровный небольшой греческий нос, на лицо довольно красивый и молодой, лет приблизительно 28, одет всегда элегантно в статское платье, лицо гладко выбритое, коротко пострижен, с маленькими английскими усиками. Походка очень быстрая, обладающая какими-то порывистыми движениями и прыжками, сильно размахивает при ходьбе руками. Вообще человек очень хитрый, ловкий и юркий. Очень быстро и неожиданно меняет свои намерения». И Зеегерс, и Шманд обладали «большим и разнообразным гардеробом»[329]329
  Там же. Л. 465.


[Закрыть].

В результате внутреннего и наружного наблюдения за гостиницей выяснилось: «Держа себя крайне конспиративно, Зеегерс и Шманд беспрестанно выезжают на автомобилях, посещая шведское и датское посольства, а также находящуюся под покровительством Королевской Шведской миссии расположенную в доме № 94 по набережной Мойки квартиру военнопленных германцев». Зеегерс и Шманд в первые дни своего пребывания в Петрограде принялись активно принимать посетителей[330]330
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 461.


[Закрыть]. 30 марта зав. агентурой ВК составил «Сведения о лицах, посещавших делегацию Германского Красного Креста, остановившуюся в Европейской гостинице»: «1) Анна Рабинович – личность до настоящего времени не выяснена; 2) Константин Бьенеман – директор Соединённого банка; 3) Поручик Лубецкий – инженер-механик, служащий на Трубочном заводе; 4) Германский лейтенант Бобаш; 5) Августа Фрауче – экономка Комиссариата по демобилизации, родная сестра жены [народного] комиссара Подвойского (и мать Артура Артузова. – С.В.), значащаяся выбывшей 12 марта в Москву. По-видимому, проживает в Петрограде по чужой фамилией; б) Астедт – директор отдела «Б» Шведской миссии; 7) германские офицеры Иоганн Кнемс и Леопольд Ромецкий; 8) невыясненный демобилизованный офицер или солдат в форме; 9) Марк Вардер – личность до настоящего времени невыясненная (выяснили, что демобилизованный солдат. – C.В.); 10) Пётр Бруазевиц – секретарь шведского консульства в г. Москве; 11) Некто Маркфорд – личность до настоящего времени невыясненная; 12) фотографы Булла и Казелицкий – о первом из коих производилось дело при контрразведывательном отделении штаба 6-й армии, законченное без всяких для него неблагоприятных последствий; 13) Некая Хирве – личность выясняется; 14) австрийский обер-лейтенант Вебер; 15) уроженка Лифляндской губернии Амалия Швейдер; 16) корреспондент Цейтес; 17) некто фон Грушевская – личность до сих пор не установлена» (пожилая дама под чёрной вуалью лет 50. – C.В.); 18–22) Княгиня Наталия [Александровна] Маматова 39-ти лет, жена офицера Риттер-Шорн, некто Гайслер и доктор Дерзо Вайер, значившиеся как выбывшие 31 января в Москву[331]331
  Там же. Л. 459–459 об.


[Закрыть]. В конце марта положение изменилось: Зеегерс и Шманд стали принимать только указанного в списке Константина Бьенемана, навещавшего их по несколько раз в день и оставшегося «в гостях» подолгу. Агенты вначале смогли лишь установить с помощью одного из германских военнопленных, что за пределами официальной миссии «Зеегерс и Шманд не столько заботятся об обмене военнопленными, сколько о том, чтобы таковые оставались якобы добровольно в России, откуда будут увезены только инвалиды»[332]332
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 461–461 об.


[Закрыть].

25 марта Зеегерс никого из пришедших не пускал в комнату: у него ночевал «один господин, которого супруга видит в первый раз», притом что Лео Шманда в номере не было. Когда на приём к членам «Красного Креста» явились три дамы, одна из которых отрекомендовалась женой русского офицера Ритер Шпорн (?!), ночной гость Зеегерса вышел к ним и от имени Зеегерса заявил, что последний не может их принять «в виду отсутствия свободного времени»[333]333
  Там же. Л. 471–471 об.


[Закрыть]. В 10 часов 30 минут Зеегерс и его таинственный посетитель сели на машину, встречавшую германскую делегацию 31 марта, однако шофёра Митрофанова, работавшего на нашу контрразведку, заменили. Агент военного контроля, в распоряжении которого был только извозчик, упустил машину[334]334
  Там же. Л. 477.


[Закрыть].

И главное было установлено к 27 марта: «фон Зеегерс и Шманд в действительности являются членами разведчиками особой, ожидаемой в России «контрольной» германской комиссии, задачей коей официально будет урегулирование военно-экономических и политических отношений между Россией и Германией, в пределах заключенного мирного договора, за исполнением условий коего эта комиссия будет следить; фактически же эта комиссия будет чисто военным учреждением, представляя собою верховное командование расположенными в Петрограде и его окрестностях германскими силами, которые будут в надлежащий момент приведены в боевую готовность под предлогом неисполнения какого-нибудь пункта условий мирного договора, что даст основание к «мирной» оккупации как Петрограда, так и Москвы. Прибытие германских войск надо ожидать со стороны Нарвы и, видимо, намечается 45-я дивизия»[335]335
  Там же. Л. 437, 478.


[Закрыть]. Кроме того, «1. Несмотря на официально объявленный предстоящий обмен военнопленными, такому обмену подлежат лишь лица, достигшие 45-летнего возраста, и инвалиды, остальные же оставляются в России под тем предлогом, что они распропагандированы общением с русскими солдатами [и] могут оказаться весьма вредными для дела войны Германии с западноевропейскими государствами и Америкой… 3. Весьма значительное количество военнопленных враждовавших с Россией держав, точное число коих не поддаётся никакому учёту, в виду тщательно скрываемой, при содействии миссий некоторых нейтральных держав, мест пребывания как отдельных военнопленных, так и целых отрядов их, в настоящее время вполне подготовлено к предстоящей им задаче – оккупации Петрограда, разделённого на отдельные районы, причём каждому офицеру и солдату точно известно как место, кое ему надлежит занять, так и ту деятельность, к коей он будет призван в соответствующее время». В заключение оптимистично заявлялось о возможности агентурного «окормления» ожидаемой делегацией Мирбаха – «мне, кажется, представится возможность устроить своего человека в германском посольстве»[336]336
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 478–478 об.


[Закрыть]. Филеры выявили помимо визитов в Шведское и Датское посольства контакты делегатов[337]337
  Там же. Л. 430.


[Закрыть].

Начальник отделения военного контроля Сурнин докладывал в военный комиссариат Петроградской трудовой коммуны в апреле 1918 года: «При осмотре агентом отделения, заведшим знакомство среди военнопленных германцев, помещения, занятого военнопленными в доме № 23 по Максимилиановскому переулку, никакого склада оружия не найдено; по словам денщика, прибывшего после 19… апреля в Петроград после поездки в Берлин, ротмистра фон Зеегерса, оружие может храниться только в Шведском посольстве. Тот же денщик – Иоганн Дитер – на вопрос о том, когда немцы будут в Петрограде, ответил, что Петроград будет взят через две недели. С Балтийского вокзала 18 апреля были взяты в наблюдение мужчина и женщина, показавшиеся подозрительными агентам отделения и оказавшиеся проживающими в доме № 23 по Серпуховской ул. Иоганном и Альмой Газенфус, немецкими колонистами из Венденского уезда Лифляндской губернии. Записаны они «конторщик» и «прислуга», но внешний их вид и платье оставляют сомнение в справедливости этих сведений, тем более что, по сведениям внутренней агентуры, они нигде не служат, а живут, не стесняясь, в средствах. Наблюдение продолжается. По полученным от военнопленных сведениям, у них ожидается всеобщая мобилизация людей в возрасте от 38 до 45 лет»[338]338
  РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 25. Л. 454.


[Закрыть].

17 апреля военные контрразведчики перехватили ещё более тревожные сведения: телеграммой Германского Большого Генерального штаба кайзер Вильгельм требовал от главной германской военной миссии во главе с выехавшим 14 апреля в Петроград послом В. фон Мирбахом «всех военнопленных привести в полный порядок и установить дисциплину». Из разговоров с военнопленными агенты военной контрразведки выяснили – «военнопленные офицеры вооружены револьверами, на основании разрешений, полученных от Шведского Красного Креста, было приказание Главного германского штаба (имеется в виду Германский Большой Генеральный штаб. – C.В.) о вооружении всех военнопленных, но приказание почему-то отменено»[339]339
  Там же. Л. 455.


[Закрыть]. Естественно, предполагалось, что приказание «почему-то» отменено до поры до времени.

Когда 18 апреля приехала делегация Мирбаха в составе 60 человек, на вокзале её уже встречали агенты наших спецслужб – «шофёр Митрофанов заметил всех в лицо», отвёз в Европейскую гостиницу, затем в Аничков дворец, ресторан «Медведь» (Конюшенная улица), германское посольство (Миллионная, 25), шведскую миссию (Мойка, 94), где они и остались[340]340
  Там же. Л. 456.


[Закрыть]. Весьма показательно.

Интересно, что в оккупированном Ревеле высшие офицеры германской армии открыто говорили о готовящемся наступлении на Петроград по трём направлениям.

Михаил Бонч-Бруевич оперативно доложил добытые контрразведкой сведения Высшему военному совету и добился решения о чистке столицы от германских военнопленных[341]341
  Подр. рассм. в монографии: Фрайман А.Л. Указ. соч. С. 282 и др.


[Закрыть].

Глава 2
«Обжуливание жуликов», или Ответный удар

3 марта 1918 года был подписан Брестский мир, который даже В.И. Ленин именовал «тягчайшим», «унизительнейшим» и «позорным»[342]342
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. М., 1969. С. 35 и сл.


[Закрыть]. В историографии подробно писали о причинах заключения мира с Германией на столь тяжёлых условиях[343]343
  Так, И.И. Минц назвал основной причиной выполнение Россией «союзнических обязательств, нередко вопреки собственным интересам» (Минц И.И. Год 1918-й. М., 1982. С. 13); C.A. Павлюченков назвал основным фактором, приблизившим договор, не военные операции Гинденбурга, и даже не дипломатические интриги, а «продовольственный удар по русской армии»: начальник штаба Верховного главнокомандующего М.Д. Бонч-Бруевич докладывал 7 января Главковерху Н.В. Крыленко и Совнаркому, что «наступление в армии полного голода является делом ближайших дней» (См.: Павлюченков С.А. Крестьянский Брест. М., 1996. С. 22); В.И. Старцев указывает на провокационные и несовместимые с постом наркома по иностранным делам действия Л.Д. Троцкого (Старцев В.И. Правда о двух вариантах Брестского мира, или в чём Троцкий виноват перед Россией? // Клио. 2006. № 4 (35). С. 237–241).


[Закрыть], ходе мирных переговоров[344]344
  Михутина И. Украинский Брестский мир. М., 2007.


[Закрыть], трудностях ратификации мира[345]345
  Фрайман А.Л. Революционная защита Петрограда в феврале-марте 1918 г. М., 1964. С. 258 и сл.; Минц И.И. Указ соч. С. 86, 92–96 и сл.; Рабинович А. Большевики у власти. М., 2008. С. 260 и сл.


[Закрыть], финансовой стороне вопроса[346]346
  Петров Ю.А. Русские долги Германии в период Брестского мира // Экономическая история. Вып. 6. М., 2001; Он же. Русский Вандербильт… // ОИ. 1993. № 5. С. 144–157.


[Закрыть]. Однако события, произошедшие после подписания мира, до настоящего момента изучены недостаточно. Советско-германские отношения после заключения Брестского мира наиболее полно исследовались в Германии – по материалам фонда «Politische Abteilung IА» Политического архива министерства иностранных дел Германии, в т.ч. по опубликованным из этого фонда немецким историком В. Баумгартом донесениям посла Германской империи в Советской России графа В. фон Мирбаха в Берлин[347]347
  Хавкин Б.Л. Убийство графа Мирбаха: по следам преступления // Клио. 2007. № 4. С 38.


[Закрыть]. Отдельные сюжеты по советско-германским отношениям после заключения Брестского мира позволяют уточнить материалы Высшего военного совета и центральных управлений Наркомвоена[348]348
  Из фонда Высшего военного совета опубликована в основном оперативная документация (см.: Директивы Главного командования Красной Армии. М., 1969 (ДГККА); Южный фронт. Ростов, 1962. С. 38–39 и сл.).


[Закрыть]. Ранее оперативные документы Высшего военного совета привлекались в основном для освещения вопроса об организации Завесы – иррегулярных частей, из которых впоследствии формировались части Красной Армии; правда, исследователь Н.Д. Егоров рассматривал историю Завесы в контексте последовательного изменения военно-политического положения Советской республики[349]349
  Егоров Н.Д. Новые источники о создании органов управления войсками Завесы в 1918 году // Вопросы историографии и источниковедения истории советского общества. М., 1989; Он же. Создание войск Завесы в 1918 году // Советские архивы. 1989. С. 49–52; Он же. Создание и деятельность войск Завесы обороны в 1918 г. Дис. канд. ист. наук. М., 1989. С 12 и сл.


[Закрыть].

Условия Брестского мира были чрезвычайно тяжёлыми для молодой Советской республики. Она потеряла около 1 млн. кв. км территории, включая Украину и другие важные промышленные, продовольственные и сырьевые районы с большими людскими ресурсами. Это привело к серьёзному ослаблению военно-экономического потенциала страны, вызвало ряд опасных очагов внутренней контрреволюции и способствовало развёртыванию интервенции Антанты.

6 марта 1918 года с английского линейного корабля «Глори» в Мурманске высадился отряд английских морских пехотинцев в количестве 150 человек с двумя орудиями. Это и стало началом интервенции. На следующий день на Мурманском рейде появился английский крейсер «Кокрен», 18 марта – французский крейсер «Адмирал Об», а 27 мая – американский крейсер «Олимпия». 30 июня Мурманский совет, пользуясь поддержкой интервентов, принял решение о разрыве отношений с Москвой. 15–16 марта 1918 года в Лондоне состоялась военная конференция Антанты, на которой обсуждался вопрос об интервенции. В условиях начавшегося немецкого наступления на Западном фронте было решено не отправлять в Россию крупных сил. В июне в Мурманске высадилось ещё 1,5 тыс. британских и 100 американских солдат[350]350
  СВЭ. Т. 1. М., 1976. С. 592; Иностранная военная интервенция в России. URL: http:// dic.academic.ru


[Закрыть].

Так как по условиям Брестского мира Советская Россия обязалась демобилизовать свою армию, для охраны и обороны была создана особая форма военной организации – Завеса[351]351
  Там же. С. 22.


[Закрыть]. В конце марта – начале апреля 1918 года германские войска проводили оккупацию Украины; советское военное руководство назвало стратегическими направления от Брянска на Конотоп, Ворожбу и Льгов.

2 апреля Высший военный совет, во главе которого в середине марта 1918 года встал основной виновник Брестской трагедии[352]352
  Старцев В.И. Указ. соч. С. 237–241.


[Закрыть] – бывший нарком по иностранным делам Троцкий, был вынужден непосредственно руководить боевыми операциями. Вопрос о необходимости противопоставить германским частям хоть какие-нибудь силы стоял настолько остро, что в марте-апреле Высший военный совет даже не пытался для обеспечения фронта мобилизовать доставшиеся большевикам в наследство центральные военное органы. Эту работу фактически проводила Всеросколлегия и лично её председатель большевик В.А. Трифонов. Сам Трифонов вместе с военным руководителем группы брянских отрядов в составе войск Завесы генерал-майором[353]353
  Формально в Советской России генералов не было, но фактически у кадровых военных оставались дореволюционные понятия о субординации. Здесь и далее в тексте дореволюционные чины используется для выделения кадровых офицеров и военных чиновников из общей массы военных работников.


[Закрыть] П.П. Сытиным даже поучаствовал в непосредственной организации Завесы. Ключевая фраза поручения Трифонову – «Дело это спешное, медлить невозможно»[354]354
  РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 78. Л. 340-342. По мнению Н.Д. Егорова, экстренное создание отрядов Завесы позволило обеспечить охрану демаркационной линии на случай возможного нападения германских частей весной-летом 1918 г.; войскам Завесы приходилось участвовать в многочисленных столкновениях на демаркационной линии с германскими войсками (Егоров Н.Д. Создание и деятельности войск Завесы… С. 16, 18, 19). В действительности отряды Завесы охрану демаркационной линии обеспечить не могли.


[Закрыть], следовательно, возможность скорейшего возобновления военных действий высшим военным органом не отрицалась.

Документы Высшего военного совета содержат интересные подробности о тактических ошибках советской дипломатии. На протяжении расположения всех отрядов Завесы – от Финского залива (в районе Нарвы) до границы с Украиной (в районе северной части Черниговской губернии) к апрелю 1918 года была установлена временная демаркационная линия, описание которой (и карту в масштабе 10 вёрст/дециметр, с нанесённой на неё демаркационной линией) генерал-квартирмейстер Высшего военного совета генерал-майор Н.А. Сулейман препроводил в Народный комиссариат иностранных дел (НКИД). В соответствии с мирным договором: Германия была готова – «как только будет заключён всеобщий мир и проведена полностью русская демобилизация – очистить области, лежащие восточнее» проведённой синей линии на приложенной к договору карте границы. Бонч-Бруевич сделал вывод из текста указанной статьи, что «Германия, до заключения всеобщего мира, очистить местность между постоянной границей договора и настоящей демаркационной линией не собирается», а потому «очищение немцами занимаемой территории и уход с демаркационной линии в скором времени не ожидается»; между тем «малоопытные» политические работники – «представители отрядов» – установили крайне невыгодную для Советской России демаркационную линию или даже провели её так неудачно (например, в Орше), что столкновения с германскими частями стали нормой.

19 апреля М.Д. Бонч-Бруевич доложил Высшему военному совету о необходимости просить НКИД РСФСР «взять на себя труд, по сношению с Германским представительством, назначить смешанные правительственные комиссии для установления постоянной демаркационной линии». Высший военный совет в лице большевика Н.И. Подвойского и генерала Н.М. Потапова постановил обратиться в НКИД «с просьбой возможно скорее назначить смешанную комиссию»[355]355
  РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 152–152 об.


[Закрыть].

Через два дня генерал Бонч-Бруевич сделал в Высшем военном совете ещё более важный доклад (доклад также направлялся Ленину), в котором предложил дать указания в связи с угрозой захвата столицы – германские войска были на подступах к Курску. Проанализировав отношение германцев к мирному договору, М.Д. Бонч-Бруевич заявил: «Центральная Московская область Республики находится ныне в угрожаемом состоянии». Генерал просил дать ему указания по следующим вопросам: 1) протестует ли СНК против вторжения германцев в пределы Советской республики; 2) когда будет заключён мир с Украинской народной республикой и ведутся ли переговоры о возвращении из Украины «хотя бы некоторой части» огромных запасов военного имущества. Л.Д. Троцкий распорядился передать оба вопроса наркому по иностранным делам Г.В. Чичерину[356]356
  Там же. Л. 149–149 об.


[Закрыть].

24 апреля Мирбах доложил министру иностранных дел Германии, что руководство большевиков и НКИД достаточно лояльно отнеслось к наступлению германских частей на Украине и в Финляндии. Но уже 26 апреля Чичерин в предельно тактичной форме выразил непонимание Советским правительством Германии. Более резкий протест выразил Мирбаху Я.М. Свердлов[357]357
  Документы германского посла в Москве Мирбаха // ВИ. 1971. № 9. С. 123–124.


[Закрыть].

7 мая М.Д. Бонч-Бруевич окончательно обосновал необходимость создания массовой регулярной Красной Армии – против внешнего врага (Германии). Генерал доложил председателю и Управляющему делами СНК и Высшему военному совету, что германские части развивают свой успех и уже заняли Ростов-на-Дону; кроме того, германцы требуют сдачи форта Ино Финляндии и «желают создать противодействие англичанам и французам на Мурмане»[358]358
  РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 41. Л. 54–54 об. Советская Россия, считал военрук Высшего военного совета, может ответить Германии только скорейшим формированием новой армии. Высший военный совет в лице Н.И. Подвойского и Е.А. Беренса приказал Наркомвоену отдать вопрос на «весьма спешную» разработку. Решение Высшего военного совета было передано для исполнения Управляющему делами наркомата Потапову.


[Закрыть].

В начале мая 1918 года на всём протяжении южной границы РСФСР с Украиной (в Брянском, Курском и Воронежском районах) германские войска выражали готовность заключить 20 мая перемирие и местами заключили его уже к 10 мая. При этом Брестский мир и заключенное перемирие не помешали германской армии к 10 мая вторгнуться в Воронежскую губернию и Донскую область и занять предместье Ростова, создать угрозу высадки значительных сил в Кубанской области.

Военный руководитель Высшего военного совета делал вывод, что заключением частных перемирий в одних районах германцы попросту создавали прикрытие флангов своих отрядов, наступающих на Воронежскую губернию и Ростов. Высший военный совет постановил довести до сведения Управляющего делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича о недопустимости заключения подобных перемирий в тех районах, где это выгодно германцам: такие перемирия давали возможность Германии осуществлять дальнейшую экспансию. По мнению Высшего военного совета, перемирие можно было заключить исключительно «на всех фронтах», причём не комиссиями от пограничных отрядов, а комиссией «от центрального Советского правительства»[359]359
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 11. Л. 10–11. Дело в том, что 4 мая в Коренево были проведены переговоры, результатом которых стало установление нейтральной зоны на 10 км в ширину (Там же. Л. 1). Срок вступления в силу перемирия был назначен на 4 часа пополудни 5 мая (Там же. Л. 2).


[Закрыть].

8 мая военный представитель при дипломатической миссии Германии в РСФСР майор К. фон Ботмер назвал отношение Советского правительства к Германии «несколько натянутым»: СНК беспокоило наступление германских войск в Финляндии и продвижение войск на восток на Украине[360]360
  Ботмер К. С графом Мирбахом в Москве. М, 1997; цит. no: URL: http:// www.volna.medialist.rLi/volna/knigi/knigi/bib/bib/20/FELSHTINSKY/botmer. htm.


[Закрыть]. Германское посольство в это время продолжало политику нормализации отношений с Кремлём, но при этом «поддерживало контакты с различными» политическим силами, полагая: «Если, в чём мы убеждены, Германия утвердится в России (а при таком количестве её врагов это уже победа), большевизм долго не удержится у руля», поэтому надо «пытаться повлиять на ход событий», чтобы, если большевики слетят, к власти пришли лояльные к Германии буржуазные партии, а не ненавидящие её эсеры[361]361
  Ботмер К. С графом Мирбахом в Москве.


[Закрыть].

16 мая Ленин, ведший по отношению к Германии (как образно выразился левый эсер Е. Пятницкий) политику «обжуливания жуликов»[362]362
  Сб. ПЛСР. Т. 1. С. 391.


[Закрыть], намекнул Мирбаху, что ему всё сложнее сдерживать противников Брестского мира в связи захватом Германией «всё новых областей»; Мирбах доложил в Берлин министру иностранных дел о необходимости «заключения мира с Гельсингфорсом и Киевом»[363]363
  Документы германского посла… С. 124.


[Закрыть].

Германский посол считал, что интересы Германии по-прежнему требуют её ориентации на ленинское правительство, так как силы, которые в принципе могут сменить большевиков, будут стремиться с помощью Антанты воссоединиться с территориями, отторгнутыми от России по Брестскому миру[364]364
  Хавкин Б.Л. Искать, но не найти // Родина. 2006. № 5. С. 65.


[Закрыть]. А ленинское правительство в свою очередь стремилось любой ценой сохранить мир с Германией. Об этом свидетельствует задание Г.В. Чичерина находившимся в Харькове парламентёрам Советской России во главе с генералом П.П. Сытиным, уполномоченным добиваться общего перемирия на Воронежском и особенно Донском фронтах[365]365
  РГВА. Ф. 37976. Оп. 1. Д. 85. Л. 36. 19 мая СНК предписал военному ведомству «немедленно» выслать парламентёров для заключения перемирия и установления демаркационной линии на Донском фронте.


[Закрыть]. Сытин, по его воспоминаниям, получил задание «во что бы то ни стало заключить с немцами перемирие, отдав им даже 4 уезда Могилёвской губернии»[366]366
  Там же. Л. 12, 38. П.П. Сытин выполнил задание примерно 20 мая, причём передал немцам лишь 2 уезда.


[Закрыть].

27 мая Г.В. Чичерин сообщил М.Д. Бонч-Бруевичу: решается вопрос об установлении демаркационной линии по Донской области. Народный комиссариат иностранных дел считал возможным оставить Ростов и Батайск в руках германцев. Генерал докладывал В. Ленину, Высшему военному совету и В. Бонч-Бруевичу, что сдача Батайска германцам закончит блокаду РСФСР со стороны Кавказа и поставит в критическое положение единственную железнодорожную линию, ещё соединяющую Россию с хлебородным Северным Кавказом и нефтяным Майкопским районом. Кроме того, из доклада вернувшегося из Кубани В.А. Трифонова следовало, что Ростов занимали надёжные части (это, по мнению Бонч-Бруевича, «крайне» затрудняло переправу германцев на левый берег Дона для взятия ими Ростова и продвижения дальше – на Батайск). Предложение Германии отвести Черноморский флот в Севастополь из Новороссийска с тем, чтобы там разоружить, и обязательства возвратить флот России «после заключения всеобщего мира», разумеется, было неприемлемым. Военрук Высшего военного совета заявил: возвращение флота в Севастополь и фактическая передача его германцам – это умышленное усиление германцев нашим флотом, германцы «в нужную минуту» найдут повод обойти все свои обещания и обратить весь Черноморский флот для решения боевых задач во вред России. Если флот не в состоянии защищаться, заявил Бонч-Бруевич, флот нужно взорвать[367]367
  О судьбе Балтийского флота см.: Рабинович А. Досье Щастного // ОИ. 2001. № 1. С. 61–82.


[Закрыть]. Также военрук считал невозможным уступить белому правительству Финляндии западную часть Мурманска с его водным пространством: это поставит в критическое положение Мурманскую железную дорогу и лишит РСФСР выхода в открытое море – важной связи с Западной Европой. В заключение доклада Бонч-Бруевич заявил, что «все три предположения для России совершенно неприемлемы[…], исполнение каждого из этих предположений поставило бы нас в ещё более, чем теперь, тяжёлое положение»; «Все эти предположения являются следствием полу-панического настроения с нашей стороны и крайней наглости со стороны германцев».

По итогам заседания Высшего военного совета, собравшегося в широком составе (присутствовали М.Д. Бонч-Бруевич, зам. председателя Э.М. Склянский и члены – большевик В.А. Антонов-Овсеенко, военные специалисты генерал Н.М. Потапов и контр-адмирал Евгений Андреевич Беренс), положения доклада М.Д. Бонч-Бруевича были полностью одобрены[368]368
  РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 99 с об—100.


[Закрыть].

Аппетиты Германии стали настолько огромными, что в конце мая 1918 года советское военное ведомство всерьёз началось готовиться к войне. 28 мая Высший военный совет одобрил предложение М.Д. Бонч-Бруевича о проведении крупномасштабной агитации за создание крепкой боеспособной армии против Германии[369]369
  Там же. Л. 94.


[Закрыть], а 31 мая принял конкретный план для усиления боеспособности армии в связи с военной опасностью со стороны Германии[370]370
  Там же. Д. 90. Л. 242.


[Закрыть]. Хотя М.Д. Бонч-Бруевич, по его воспоминаниям, пошёл на службу большевикам «для организации отпора внешнему врагу (немцам)»[371]371
  Воспоминания о В.И. Ленине. Т. 3. М., 1969. С. 38–39.


[Закрыть], генерал был крайне осторожным политиком[372]372
  М.Д. Бонч-Бруевич писал в мемуарах, что был «очень осторожен и… каждый раз докладывал на Высшем военном совете о тех разговорах, которые вынужден был вести» (Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М., 1963. С. 268). Доклады по наиболее важным вопросам генерал всегда направлял в три адреса: председателю СНК В.И. Ленину, Высшему военному совету и Управляющему делами СНК – своему брату В.Д. Бонч-Бруевичу) (См.: РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 149–149 об., 152–152 об.).


[Закрыть], а потому не мог предлагать высшему военному руководству решения, расходящиеся с политикой Кремля.

6 июля был убит Мирбах. Как известно, целью убийства был срыв Брестского мира, ненавистного как противникам большевиков, так и представителям революционного лагеря – левым эсерам, левым коммунистам, интернационалистам и др.[373]373
  Хавкин Б.Л. Убийство графа Мирбаха… С. 37.


[Закрыть]

Убийство повлекло за собой осложнение и без того непростых советско-германских отношений: 14 июля советскому правительству был предъявлен германский ультиматум, содержавший требование о введении в Москву воинского батальона для охраны посольства[374]374
  Там же. С. 40.


[Закрыть]. 15 июля 1918 года Совнарком сообщил Высшему военному совету о возможности перехода германских войск в наступление. Высший военный совет постановил принять в Завесе все необходимые меры к оказанию наибольшего сопротивления (перегруппировка войск, применение техники к разрушению сооружений, создание препятствий и пр.); подготовить возможность партизанской борьбы; при отступлении оставлять в оккупированных местностях хорошо организованные боевые и разведывательные группы; принять срочные подготовительные меры к эвакуации всего ценного военного имущества и (это через СНК предполагалось поручить Наркомату путей сообщения) своевременно увести подвижной состав. Кроме того, предполагались: милитаризация личного состава железнодорожных линий «и вообще средств сообщения, являющихся путями и средствами передвижения войск, боевых запасов и эвакуации»; издание правительственного декрета о мобилизации достаточного количества возрастов с перечнем тех дивизий, для укомплектования которых эти возрасты принимаются, в соответствии с расписанием Главного штаба, на составление которого давалось 24 часа[375]375
  ДГККА. С. 47–48.


[Закрыть].

Но, как известно, 15 июля началось крупное сражение между немецкими и англо-французскими войсками (Второе Марнское) – последнее генеральное наступление немецких войск за всю войну, проигранное немцами в августе. Уже в конце июля 1918 года стало ясно: 1) «Германии через несколько времени предстоит быть разгромленной», а Бонч-Бруевич «никаких революционных фронтов не признавал», за что подвергся обоснованной критике[376]376
  РГВА. Ф. 612. Оп. 1. Д. 84. Л. 5 об.


[Закрыть]; 2) судьба революции решается на Восточном (противочехословацком) фронте. Смену приоритетов зафиксировало постановление Высшего военного совета от 23 июля. В Совет поступили важнейшие сведения из СНК: «нельзя ожидать в ближайшее время наступления со стороны Германии…»[377]377
  Наркомвоен и Наркоммор должны были принять все меры к тому, чтобы в самый короткий срок перебросить на Восточный фронт все наиболее сформированные и обученные части (Там же. Ф. 3. Оп. 1. Д. 90. Л. 265–266).


[Закрыть]. В этом контексте дополнительное соглашение с Германией от 6 августа 1918 года, по которому Советская Россия обязалась уплатить Германии 6 млрд марок, выглядит довольно странно.