Текст книги "Век психологии: имена и судьбы"

Автор книги: Сергей Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

В последних произведениях Блонского память, мышление не выступают в качестве самодовлеющих функций. Их развитие он теснейшим образом связывал с общим развитием человека, с изменением человеком окружающей действителньости. Анализируя в книге «Развитие мышления школьника» формирование мышление в младшем школьном возрасте, он связывает этот процесс с играми ребенка, а в подростковом возрасте – с процессом учения. Блонский намеревался осуществить обширную программу исследовательских работ по изучению комплекса психических процессов – восприятия, памяти, мышления, речи, воли и чувств – в их единстве и развитии. Труды Блонского последних лет навсегда вошли в фонд работ, заложивших основы современной научной психологии.

Однако, несмотря на огромное уважение и популярность, которыми Блонский пользовался среди студентов и коллег, он не создал собственной научной школы, способной развить его идеи. Не последнюю роль в этом сыграли его личные качества. Он вел очень замкнутый образ жизни, поддерживая с сотрудниками и аспирантами сугубо деловые отношения. В последние годы жизни из-за тяжелой болезни он нечасто появлялся на своем рабочем месте в Институте психологии. Сотрудники и аспиранты регулярно приходили к нему домой, в маленькую двухкомнатную квартирку. Он обсуждал с ними результаты их исследований, внимательно вникая в их работу, направляя и организуя их научную деятельность. Однако это были беседы один на один, и сотрудники плохо знали, чем занимаются другие, так как непосредственных контактов у них почти не было. Тем более никогда не происходило общих обсуждений проделанной работы, возникающих затруднений или открытий. Сотрудники Блонского фактически никогда и не собирались вместе, не только у него дома, но и в лаборатории, которую он возглавлял. При таком отсутствии живого общения, совместной творческой деятельности не формировалась и школа, которая продолжила бы дело учителя.

Умер П.П. Блонский в феврале 1941 г., оставив после себя значительные, хотя и порой уязвимые для критики труды по различным проблемам психологии. Многие его идеи с позиций сегодняшнего дня хочется оспорить. Впрочем, и это – серьезный вклад в развитие науки, стимулирующий творческую мысль новых поколений психологов.

О. Ранк
(1884–1939)

Психоанализ в массовом сознании, да и в представлении многих психологов-профессионалов ассоциируется в первую очередь с фигурой его основоположника Зигмунда Фрейда. В самом деле, влияние его идей на современное человекознание невозможно переоценить. Имена его последователей известны не столь широко – в первую очередь по той причине, что «верные гусары» (именно такого «звания» удостоился, например, Эрнст Джонс) не осмеливались существенно обогащать классическое учение, благоговея перед авторитетом отца-основателя. Реформаторы-отступники вроде Адлера и Юнга сумели своими революционными новациями не только навлечь гнев патриарха, но и снискать немалую известность. Но есть в истории психоанализа (да и психологии в целом) фигура, сумевшая занять промежуточное положение в этой черно-белой палитре. Один из первых последователей Фрейда Отто Ранк глубоко проникся психоаналитическими идеями, много лет демонстрировал приверженность фрейдистскому учению, благодаря чему заслужил особое расположение мэтра и выдвинулся в первые ряды деятелей психоаналитического движения. В то же время, будучи человеком исключительно ярко и творчески мыслящим, Ранк не уступил соблазну значительно расширить и модифицировать традиционные постулаты. Это не лучшим образом сказалось на его личных отношениях с Фрейдом, но, с другой стороны, позволяет и сегодня говорить о нем как о чрезвычайно интересном ученом, предвосхитившим многие тенденции психологической мысли двадцатого века и, наверное, двадцать первого.

Отто Ранк, впечатлительный, ранимый, обуреваемый душевными терзаниями венский юноша оказался для психоанализа настоящей находкой. С юных лет он изнемогал от телесной и душевной боли – его мучил хронический ревматизм, но еще страшнее было неизбывное ощущение заброшенности и одиночества. Его мать, женщина холодная и высокомерная, по отношению к сыну держалась отчужденно, отца-алкоголика он открыто презирал и с детских лет с ним даже не разговаривал. Неудивительно, что мотивы переосмысленного Фрейдом мифа об Эдипе затронули его душу, хотя всецело примерить новый, фрейдистский миф на собственную личную историю Ранку не удавалось. Возможно, из-за этого он впоследствии и предложил ему оригинальную альтернативу, не менее интересную не только в качестве мифа, но и научной концепции.

Со страниц дневника, который Ранк вел в юности, проступает глубокая депрессия, владевшая им в те годы. «Я рос, предоставленный себе, без друзей… И теперь я не чувствую расположения ни к кому. Не хочу, чтобы меня похоронили, пусть сожгут. А вместо памятника мне бы хотелось кусок грубого неотесанного камня… Я постоянно нахожусь в состоянии полудремы, а реальность, в которой мне приходится жить, причиняет лишь страдания… Сегодня у купил оружие, чтобы покончить с собой. А потом меня обуяли жажда жизни и огромный протест против смерти». Ранк пытался бороться с безысходностью и пустотой, развивая свой творческий потенциал. В нем горело желание оставить после себя что-то ценное, полезное для потомков. Эти темы – удручающее одиночество, творческий порыв, неисполнимое стремление к бессмертию – явно или неявно просматриваются во всех его изысканиях, особенно поздних, когда влияние на него фрейдистских идей значительно ослабло.

Фрейд познакомился с Ранком в 1906 году, когда тот, будучи студентом технической школы, зарабатывал на жизнь в автомагазине (заведении по тем временам экзотическом и немноголюдном). Творческие искания молодого Ранка получили воплощение в трактате «Художник», в котором в оригинальном ракурсе были представлены идеи Фрейда, еще мало кем признанные. Фрейд познакомился с этим юношеским сочинением, и оно произвело на него столь сильное впечатление, что он предложил Ранку вступить в Общество психологических сред, преобразованное впоследствии в Венское психоаналитическое общество, и с той поры оказывал ему всяческую поддержку, в том числе и материальную. Фрейд предположил, что этот не только тонко чувствующий, но и широко эрудированный молодой человек сможет впоследствии распространить идеи психоанализа на сферу культуры. И не ошибся. Впрочем, всех последствий «обращения» Ранка не мог предвидеть даже проницательный аналитик Фрейд.

Трактат «Художник» был опубликован в 1907 г. и стал первым в серии трудов, интерпретирующих с психоаналитических позиций мифологические и литературные сюжеты (Ранк подробно анализировал воплощение темы инцеста, аномального рождения героев, истории о Лоэнгрине и о Дон Жуане, тему двойников).

Почти два десятилетия всё расширявшееся психоаналитическое сообщество неизменно восхищалось работами Ранка, его пониманием искусства, литературы и мифов, толкованием их с точки зрения психоанализа. Кроме того, коллеги ценили широко раскрывшиеся административные способности Ранка. Поначалу выступавший личным секретарем Фрейда, он вскоре занял пост секретаря Венского психоаналитического общества, а в 1912 г. совместно с Гансом Саксом выступил основателем журнала Imago, ставшего рупором психоаналитического движения. В соавторстве с Саксом Ранк написал также вполне ортодоксальный труд «Значение психоанализа в науках о духе», заслуживший позитивную оценку Фрейда. Книга увидела свет в 1913 г. и в том же году (!) вышла в Петербурге в переводе на русский язык. В 1919 г. Ранк возглавил Венский институт психоанализа (на посту директора он оставался до 1924 г.), а также выступил инициатором создания издательства, специализирующегося на выпуске психоаналитических трудов.

Исключительность положения Ранка состояла в том, что на фоне столь бурной административной и творческой активности он долгие годы никак не проявлял себя в сфере психоаналитической терапии и лишь в 1920 г. начал практиковать как аналитик. Столкновение с реальными жизненными коллизиями пациентов заставило его по-новому оценить усвоенные постулаты. В 1924 г. в соавторстве с Шандором Ференци он опубликовал книгу «Развитие психоанализа», в которой была высказана еретическая идея о необходимости сокращения сроков анализа. Хотя авторы и клялись в верности фрейдистскому учению, их новации фактически размывали его основы. Ранк и Ференци прозрачно намекали, что в ортодоксальном учении роль раннего детского опыта в невротизации личности сильно преувеличена. По их мнению, поиск источников патологии и средств ее устранения еще далеко не закончен.

Фрейд, всегда относившийся к «малышу Ранку» покровительственно, впервые выразил открытое недовольство его новациями. Свои отцовские чувства (изъявления которых, по воспоминаниям родных детей Фрейда, им самим всегда недоставало) он проецировал на младших коллег. Первым таким «приемным сыном» выступил Юнг, и разрыв с ним в 1914 г. Фрейд переживал очень болезненно. После этого Ранк фактически занял место «наследного принца», но вот и он начал давать поводы для подозрений в отступничестве. Не этим ли травматическим опытом навеяна социологическая концепция Фрейда, в основе которой лежит идея отцеубийства, которое совершают неблагодарные сыновья, покусившиеся на престол патриарха?

Разрыв и в самом деле произошел. Хотя он и не носил такого скандального характера, как в случаях с Адлером и Юнгом, но был столь же принципиальным по сути. Поводом для расхождения послужила самая известная работа Ранка – «Травма рождения» – вышедшая в 1924 г. Сам Ранк считал, что его работа является конструктивным развитием психоаналитической теории. Но на самом деле попытка дополнить теорию психической травматизации обернулась ее радикальным пересмотром. По версии Фрейда, человек приходит в мир абсолютно асоциальным существом, которым движут лишь природные инстинкты. Социализация человека состоит в болезненных столкновениях с общественными нормами, чуждыми его природе. «Шрамы» от этих столкновений саднят всю жизнь, и целью психоанализа как раз и выступает смягчение этих безотчетных страданий. Развивая эту идею, Ранк заявил, что самым сильным травматическим переживанием в веренице жизненных испытаний является отрыв от организма матери и погружение в неблагоприятную внешнюю среду. Согласно теории Ранка, именно травма рождения (а не, скажем, Эдипов комплекс) определяет последующие негативные стороны нашей психической жизни. Человек вечно бессознательно стремится туда, откуда был вытолкнут, – в благодатное материнское лоно. Но возврата нет, и это порождает всевозможные невротические расстройства.

Несомненно, рациональное зерно в этой теории есть. В самом деле, можно сказать, что до определенного момента внутриутробного развития плод пребывает в условиях полного блаженства. Температурный режим его существования стабильный и удобный: окружающая его среда той же температуры, что и его тело. Плавая в околоплодной жидкости, он обеспечивается кислородом за счет единой с матерью системы кровообращения. Правда, поначалу ничем не стесненный, он со временем начинает испытывать стеснение: организм растет, а окружающая среда – нет. Наступает момент, когда приходится покинуть удобное лоно. Это и есть критический этап развития, чреватый необходимостью перехода к новому состоянию.

Что же происходит в момент появления ребенка на свет? Отрываясь от организма матери, он теряет с ним природную связь и попадает в условия, резко отличающиеся от тех, в которых он существовал прежде. В известном смысле, эти условия – менее благоприятные, и погружение в них болезненно. Не привыкший к ощущению своего веса, ребенок из жидкой среды попадает в воздушное пространство, и сила тяготения наваливается на него громоздким грузом. На органы чувств, ранее получавшие лишь приглушенные стимулы, обрушиваются потоки звуков, света, прикосновений. Температура окружающей среды мгновенно снижается. А кислород вместе с кровью матери больше не поступает, приходится самому делать первые обжигающие глотки.

Вот как образно живописует эту перемену наш соотечественник, психолог Е.В. Субботский: «Вы говорите, ада не существует? Но он есть, и не там, не за порогом жизни, а в ее начале. Что если нас нагими поместить в холодильник вниз головой, заполнить пространство едким дымом, а затем ослепить прожекторами под громовые раскаты взрывов?»

А ведь нечто подобное испытывает новорожденный. Так происходит его первое столкновение с действительностью. И это болезненное столкновение. Значит, по крайней мере в чем-то Ранк прав. Хотя значение пресловутой «травмы рождения», он, похоже, преувеличил. Тем не менее его теория по сей день имеет явных и неявных сторонников. Так, французский акушер Фредерик Лабуайе, посвятил целую книгу описанию процедуры родов, которая минимально травмирует входящего в мир ребенка. Лабуайе рекомендует отсекать пуповину не сразу, а по прошествии 4–5 минут, чтобы дыхание нормализовалось постепенно. Он советует принимать роды в полумраке, соблюдая при этом тишину и еще целый ряд условий, снижающих описанный шок.

Надо, правда, признать, что рекомендации Лабуайе для подавляющего большинства родителей носят отвлеченный характер. Ибо современная техника приема родов даже в самых высококлассных медицинских учреждениях основывается совсем на иных правилах. Так что дети, которым еще предстоит родиться, появятся на свет так же, как и многие поколения их предков. Что, впрочем, едва ли очень плохо. Все мы родились на свет «по старинке», но немало среди нас людей уравновешенных, благополучных, счастливых, несмотря на пресловутую травму рождения. Поэтому, наверное, не надо преувеличивать негативное влияние первичного шока и сваливать на него всю вину за последующие недостатки воспитания.

Автор спорной теории, которого психоаналитики за вольнодумство изгнали из своего круга, перебрался в Париж, а затем в Нью-Йорк, где продолжал практиковать. Своей задачей он считал создание психоаналитического подхода к решению человеческих проблем без той «философии отчаяния», которая, как он чувствовал, была свойственна фрейдовскому анализу. В понимании Ранка, психотерапия – это аналитический метод, который наибольшее значение должен придавать сознательной воле и творческому импульсу как средствам. способным вернуть пациенту активность и уверенность в себе, разбудить творческие силы для решения поставленных в процессе психотерапии задач. Таким образом, Ранк фактически предвосхитил тенденции, которые спустя много лет стали заметны в психоанализе и составили основу такого влиятельного направления, как гуманистическая психология. Внимательный читатель также не может не заметить явной переклички теории травмы рождения и безумно модных в последние десятилетия фантазий Станислава Грофа о перинатальных матрицах.

Поздние работы Ранка – «Искусство и художник», «Миф о рождении героя», а также посмертно опубликованная книга «За пределами психологии» – далеко выходят за рамки психотерапевтической проблематики и охватывают широкий круг философско-мировоззренческих тем. В этих работах в свете психологических воззрений Ранка рассматриваются история человечества, разнообразные проблемы общественной жизни, источники творческого потенциала как художника, так и обыкновенного человека. В последние годы некоторые его труды, ранее на русском языке не публиковавшиеся, стали доступны и российскому читателю. Увы, они практически затерялись на фоне ажиотажной популярности Фрейда. А жаль, ибо фантазиями Ранк грешит не больше отца-основателя, а здравых идей у него если и поменьше, но тоже немало.

Г. Роршах
(1884–1922)

Обложку изданного недавно в Лондоне психологического словаря украшает иллюстрация, вызывающая недоумение у непосвященных, – чернильная клякса причудливой формы. Зачем она здесь? Ведь справочник посвящен серьезной науке, а не причудам поп-арта!

Тем же, кто хоть немного знаком с психологией, даже не нужно ничего объяснять. Знаменитая клякса – одна из таблиц всемирно известного теста Роршаха – многими, в самом деле, воспринимается как символ психологического исследования. В наши дни этот тест – наиболее широко используемый в мире (только в США заархивировано несколько миллионов обработанных протоколов). Имя его создателя упоминается в психологических работах почти так же часто, как имена Фрейда или Юнга. Но вот о человеке, носившем это имя, даже профессиональные психологи знают очень немного. Жил давным-давно, вроде бы – в Швейцарии. Создал тест. Тем и знаменит.

На самом деле Герман Роршах – одна из самых ярких и примечательных фигур мировой психологии и между прочим… без пяти минут наш соотечественник! Он прожил недолгую жизнь, написал всего одну книгу. Но какую жизнь и какую книгу!

Герман Роршах родился в Цюрихе 8 ноября 1884 г. Его отец, Ульрих Роршах, был живописцем, и от него Герман унаследовал незаурядные художественные способности. По мнению знавших его людей, он очень неплохо рисовал и в юности даже намеревался сделать это своей профессией по примеру отца. Как бы невероятно это ни звучало, в школьные годы он даже получил прозвище Клякса. Возможно, в нем однокашники обыгрывали профессию его отца (в те годы большой популярностью пользовался роман Вильгельма Буша «Художник Клякса»), а может быть, оно отразило его увлечение кляксографией – излюбленной детской забавой той поры, ныне забытой. Так или иначе, интерес Германа к причудливым сочетаниям цветов и необычным формам, его яркое образное мышление, характерное для художественных натур, впоследствии получили неожиданное воплощение в его научных изысканиях.

В 1886 г. семья перебралась в Шаффхаузен, где Ульрих Роршах получил место учителя рисования. В этом живописном городке на Рейне прошли детские и юношеские годы Германа, здесь он в 1904 г. окончил кантональную школу.

Многосторонне одаренный юноша долго затруднялся в выборе будущей профессии. За советом он обратился к Эрнсту Геккелю, который в силу своих естественнонаучных предпочтений посоветовал ему оставить рисование своим хобби и посвятить себя наукам. После некоторых колебаний девятнадцатилетний Герман выбрал медицину. Высшее образование он получил, учась попеременно в нескольких университетах (обычная практика для традиционного германского стиля образования) – в Невшателе, Цюрихе, Берлине и Берне. В феврале 1909 г. Роршах успешно сдает государственные экзамены, а в ноябре 1912 г. защищает диссертацию «О рефлекторных галлюцинациях и родственных им явлениях» и получает степень доктора медицины.

В те годы в Западной Европе жило немало русских. Это были студенты, соблазнившиеся престижем европейских университетов, эмигранты-социалисты, дискутировавшие в кофейнях планы будущих мятежей, и просто обеспеченные обыватели, тяготевшие к европейскому образу жизни. В студенческие годы во время каникулярных путешествий Роршах познакомился во Франции с одним пожилым русским, который, будучи горячим поклонником Толстого, пробудил у юноши интерес к русской культуре. Движимый этим интересом, в Цюрихе Роршах сошелся со многими россиянами, завел обширные знакомства, принялся изучать русский язык. Среди его новых знакомых были такие примечательные фигуры, как Константин фон Монаков, основатель Цюрихского института изучения мозга (энциклопедии называют его швейцарским невропатологом, обычно забывая упомянуть о его русском происхождении), и Евгений Минковский, ставший впоследствии знаменитым парижским психиатром. В 1906 г. по приглашению своих друзей Роршах побывал на каникулах в России.

По словам биографа Роршаха, Генри Элленбергера, он был таким большим поклонником России, каких редко можно было встретить в Западной Европе. Русским языком он овладел в совершенстве, читал в подлиннике Пушкина, Толстого и с особым внимание – Достоевского, к творчеству которого относился с большим интересом и о котором незадолго до смерти намеревался написать специальную работу. Характерно, что Достоевский пользовался особым вниманием и З.Фрейда, чьи идеи оказали на Роршаха большое влияние. Интерес к психоанализу привел Роршаха в швейцарское психоаналитическое общество (в 1919 г. он был избран его вице-президентом). Плодом этого интереса стал ряд примечательных публикаций, ныне совсем затерявшихся на фоне главной книги Роршаха, – его статей в «Вестнике психоанализа»: «Рефлекторные галлюцинации и символика» (1912), «Пример неудавшейся сублимации и случай забывания фамилии» (1912), «Часы и время в жизни невротиков» (1912), «О выборе друга у невротика» (1913), «Психоанализ рисунка у шизофреника» (1914) и др. Несомненное влияние на круг интересов Роршаха оказали такие пионеры швейцарского психоанализа, как Эуген Блейлер и К.Г. Юнг, под чьим руководством он еще в студенческие годы изучал психиатрию в Цюрихской университетской клинике Бурхгёльцли. Тесные контакты он поддерживал Оскаром Пфистером, Людвигом Бинсвангером и многими другими видными деятелями психоаналитического движения.

Давний интерес к России еще более усилился у Роршаха после того, как он познакомился с Ольгой Штемпелин, также изчавшей медицину в Цюрихе (весной 1910 г. они обвенчались). В 1909 г. с целью знакомства с родителями невесты Роршах предпринял второе путешествие в Россию, несколько месяцев прожил в Казани, посетил Челябинск, Самару, Курган, Уфу. Он вел психиатрические приемы как в частном порядке, так и в государственных учреждениях. У него сформировались тесные контакты с российскими коллегами, впоследствии им на немецком языке опубликовано 29 рецензий на работы русских психиатров.

В 1913 г. Роршах в третий раз приехал в Россию, намереваясь здесь постоянно поселиться. Один из пионеров российского психоанализа Н.А. Вырубов, возглавлявший подмосковный пансионат Крюково, предложил ему должность психотерапевта, в которой Роршах проработал с декабря 1913 г. по июль 1914 г. Жалование его было небольшим, но все же вполне приличным, и, вероятно, не материальные соображения в итоге побудили Роршаха оставить работу в России и навсегда вернуться в Швейцарию. Сам он мотивировал этот шаг тем, что находил весьма ограниченными возможности для своей научно-исследовательской деятельности в России.

Исследовательские интересы Роршаха простирались в разных сферах – от неврологических изысканий под руководством фон Монакова до аналитических этюдов в юнгианском духе. Прославившие его опыты по истолкованию форм впервые были проведены в 1911 г. С помощью своего давнего школьного товарища Конрада Геринга, в то время работавшего учителем, Роршах обследовал школьников города Тургау с помощью чернильных пятен причудливой формы. Этот материал не был оригинален, в ту пору его в разных целях использовали многие – например, А.Бине, который, однако, считал кляксы лишь хорошим стимулом для творческого воображения и соответственно строил свои эксперименты. Роршах пошел гораздо дальше, однако не сразу. После нескольких опытов в Тургау он забросил кляксы, чтобы вернуться к ним много позже. Его неожиданно заинтересовали совсем другие проблемы.

В психиатрической клинике Роршах столкнулся с необычным пациентом, неким Бингелли, который, как выяснилось, проходил принудительное лечение по приговору суда. Бингелли был основателем религиозной секты, и ему в вину вменялось исполнение ритуальных церемоний, включавших развратные действия, в частности – инцест. Роршах чрезвычайно заинтересовался проблемой сектантства в его связи с сексуальными перверсиями. Он провел тщательное изыскание в области истории швейцарских сект, проследив ее с ХII века. На эту тему он задумал написать обширное исследование, но не закончил его. В печати появились лишь три статьи на эту тему, которые только после его смерти с дополнениями из его черновых записей увидели свет в виде отдельной книги. О ее существовании не догадываются даже многие знатоки теста Роршаха, хотя в наши дни проблема извращенного сознания сектантов кажется даже более актуальной, чем столетие назад.

В 1917 г. Роршах вернулся к своим исследованиям восприятия причудливых пятен. Результаты многочисленных опытов были им обобщены в ныне всемирно известной книге «Психодиагностика» (кстати, сам этот термин ввел в обиход именно Роршах). Опубликовать книгу оказалось делом нелегким – с 1919 по 1921 г. рукопись была отвергнута несколькими издательствами. Обивая пороги издателей, Роршах продолжал дорабатывать свой тест, критически пересматривал многие свои идеи и к тому времени, когда книга все-таки увидела свет в издательстве «Ханс Хубер» с огорчением отмечал, что многое в ней следовало бы сказать иначе. Парадоксально, но 80 лет спустя тест Роршаха используется в практически неизменном виде, не претерпев сколько-нибудь значительных модификаций с момента публикации в 1921 г., и считается едва ли не безупречным психологическим инструментом. Остается только догадываться, до какого совершенства довел бы его создатель, проживи он чуть дольше.

Роршаху не была суждена прижизненная слава. Тираж в 1200 экземпляров «Психодиагностики» почти полностью пылился невостребованным на складе издательства, когда в апреле 1922 года Герман Роршах скоропостижно скончался от перитонита. Вместе с ним, по словам Блейлера, умерла надежда целого поколения швейцарских психиатров. Зато остался великолепный инструмент, по сей день символизирующий суть психологической науки – стремление проникнуть в неизведанные глубины душевного мира.