Текст книги "Темная сторона медали"

Автор книги: Сергей Мусаниф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Он задумался. Отпил вина, обвел взглядом ряды окружающих нас со всех сторон книг. Его визит сюда мог преследовать только одну цель: он хотел умереть, так или иначе, но умереть. Победителем или проигравшим, но похоже, что ему было все равно кем. И почему-то он не хотел называть настоящую причину, побудившую его сделать сей неприятный выбор. Может быть, дело в безответной любви? Или еще в чем-то, что меня напрямую не касается? И я выбран лишь в качестве инструмента для сведения счетов с жизнью?

Почему я в это не верю?

– Я предпочел бы умереть, – сказал Даниель, словно угадывая мои мысли, – до того, как закончится эта война. И чем раньше, тем лучше. Ты просто подарил мне сегодняшнюю возможность. Если бы не она, я участвовал бы в следующем штурме. В первых рядах.

– Но почему?

– Я не могу тебе сказать, – ответил он. – Сейчас я просто слабак, трус и дезертир, нашедший единственную лазейку не участвовать в происходящем. Но если я скажу, я стану еще и предателем. Не хочу.

– Что ты знаешь?

– Тактический план Бортиса. Это все, что ты от меня услышишь.

– Палач может сделать тебя более разговорчивым, – заметил я, подливая вина в его бокал.

– Вряд ли. Я не заговорю под пытками.

Ой ли? А вдруг заговорит?

Он знает об этой войне что-то, что ему очень не нравится. Что-то о событиях ближайшего будущего, в которых он не хочет участвовать. Для меня эта информация может оказаться крайне важной.

Вошла Илейн в своей обычной одежде, с кинжалом у пояса. Замерла в дверях, растерянно переводя взгляд с меня на незнакомца, пришедшего в мой дом с мечом.

– Извините, – сказала она. – Я думала, тут нет никого. Поздно.

– Мы уже заканчиваем, – весело сказал Даниель. – Ты представишь нас друг другу, Кевин?

– Илейн, картограф, – сказал я. – Даниель, герцог чего-то там. Мастер Третьего клинка.

– Прибыл сюда для того, чтобы бросить вызов вашему повелителю, – бодро доложил Даниель.

– Он мне не повелитель.

– Даже так? – Даниель удивился. Интересно, о чем он подумал. – В принципе мне все равно. Мы скоро перейдем к делу. Так, Кевин?

– Что-то не очень хочется, – сказал я. – Может, я просто отпущу тебя обратно в лагерь? И ты пойдешь на штурм в первых рядах, как собирался, и покинешь сей бренный мир без моего непосредственного участия?

– После того что ты натворил этой ночью, следующего штурма придется очень долго ждать.

– Даниель хочет умереть, – объяснил я. – Но не хочет сказать почему.

– Глупо, герцог, – сказала она.

– Я ему это уже битый час объясняю.

– Для тебя это хороший шанс, Кевин. Ты зарубишь меня, получишь еще один зачарованный клинок, уничтожишь его, уменьшишь грозящую тебе опасность. Или умрешь быстро и легко.

– Я предпочел бы умереть, зная то, что знаешь ты.

– Я тебе не скажу, прости. Кевин, я ведь могу вынудить тебя принять бой. Прямо здесь и сейчас. Перестань упираться, – просительно сказал он. – Ну давай подеремся.

Как в детстве. А давай подеремся? Зачем? А просто так. Давай.

– Илейн, выйди, пожалуйста, – попросил я.

Даниель расцвел на глазах.

Когда мы остались одни, он встал с кресла, скинул плащ, потянулся и поднял с пола меч. Я остался сидеть в кресле.

– Руби, – предложил я. – Потом найдешь командира наемников, его зовут Ланселот. Скажешь ему, что я велел отпустить тебя живым. Он тебе поверит. И поможет перебраться через стену.

– Ты тоже хочешь умереть?

– Ты забыл? Я уже мертв.

– Я так не могу, – сказал Даниель. – Не могу убить тебя, пока ты без оружия и не сопротивляешься. Дерись.

– Ты заигрался в рыцарей, – сообщил я. – Эрик на твоем месте не раздумывал бы и секунды. Поэтому он – герой, а ты – всего лишь герцог.

– Честь…

– Ты дурак, – сказал я. – Дурак и трус. Жить после потери чести можно. А после потери самой жизни – нельзя. Я давно мертв. Меня списали в расход сразу после рождения. Меня ненавидит весь мир. Ты думаешь, я хотел такой жизни? Мне все это надоело до чертиков. У меня нет цели. Нет жизненного мотива. Я не хочу владеть вашим гребаным миром. Не хочу его уничтожать. Когда-то я хотел, чтобы меня оставили в покое, но вижу, это невозможно. А воевать… Воевать мне незачем. Это просто затянувшаяся агония. Убей, и покончим с этим.

– Ты же знаешь, что я не могу, – сказал Даниель. – Знаешь.

– Я прошу тебя сделать для меня только то, о чем ты просил для себя.

– Но я думал, что ты…

– Не дворянин, – сказал я. – Человек без чести и совести. Так оно и есть. Но драться с тобой я не буду, руби. Или скажи то, о чем не хочешь говорить.

Он швырнул меч мне под ноги. Никто и никогда не швырял зачарованные клинки под ноги тому, кого они должны были убивать, – Темному Лорду.

Это ведь признание поражения. Жест отчаяния.

Герои не сдаются.

– Я покрыл себя позором, – тихо сказал Даниель. – Я не могу вернуться к своей армии без меча. Без твоей головы. Смерть – слишком легкое наказание для меня. Я трус и слюнтяй. Но предателем я не буду.

Я промолчал.

– У меня нет выбора, – сказал Даниель. – Я не могу убить тебя, если ты не дерешься, и я не могу вернуться назад, если ты жив.

Я опять промолчал.

– Я не могу сам, – сказал он. – Напивался до розовых слонов, приставлял к горлу кинжал, раздумывал, не броситься ли мне на меч, как делали великие воины древности. Но я не могу. Неужели тебе это так трудно? Ты убивал сотнями.

– Сначала скажи мне хотя бы то, что ты можешь сказать.

– Дай слово, – сказал он после некоторых раздумий.

– Слово.

Он продолжал стоять передо мной.

– Против тебя задумали подлость, Кевин. Чудовищную подлость. Бортис и его генералы. Был военный совет, все согласились. Никто не сказал ни слова против. И я не сказал. Не смог.

– О какой подлости ты говоришь? Это война.

– Ты еще поймешь, – сказал Даниель.

Что же такое они задумали, что герцог Даниель, мастер Третьего клинка, не хочет в этом участвовать даже ценой собственной жизни? Что дворянин его калибра может считать чудовищной подлостью?

– Ты больше ничего не скажешь?

– Нет.

– Даже если это может спасти чью-то жизнь?

– Ты – враг. Я и так уже сказал достаточно. Теперь дерись.

А придется, я ведь дал слово.

Можно было, конечно, не нарушая слова, позвать Ланса, который наверняка шатается где-то поблизости, и попросить его убить мастера Третьего клинка за меня. Думаю, что Даниель не имел бы ничего против такого решения. Но как я там говорил? Свою грязную работу я привык делать сам.

Ногой я швырнул Третий меч обратно Даниелю.

– Я подслушивала, – сказала Илейн. – Подслушивала у двери. Ты ведь попросил меня выйти, а не уйти. Можешь теперь меня убить.

– Почему в последнее время все просят меня их убить? У меня что, на лбу написано: «Палач. Берусь за любую работу»?

– Ты здесь хозяин. В этих стенах тебе даровано право жизни и смерти.

– Тогда живи.

– Если так, могу я спросить?

– Вполне.

– А если бы он убил тебя, когда ты отказался драться?

– Не убил бы. Он пришел сюда умереть, а не убивать. При любом раскладе он не хотел дожить до конца войны. А я предложил ему готовый вариант, при котором он мог остаться в живых. Понимаешь, он – дурак и рыцарь. Мальчишка. Он не был готов к такой войне, как наша.

– Он не намного моложе тебя.

– Когда я говорю «мальчишка», я имею в виду не возраст, а склад ума.

– По-моему, вы с ним друг друга стоите. Стоили… Как ты думаешь, что это за подлость, о которой он говорил?

– Не знаю. Но уже ничему не удивлюсь.

– Что такое они могли задумать, что мастер клинка предпочел умереть, лишь бы не увидеть этого?

– Боюсь, что мы скоро узнаем.

– Могу я задать еще один вопрос?

– Хоть два.

– Ты правду говорил? Что у тебя нет мотива, нет цели? Что ты не видишь смысла воевать дальше?

– Мне навязали войну, в которой я не могу победить. Все, что я могу, это трепыхаться подольше. Даже не ради себя, ради остальных. Пусть поживут еще чуть-чуть.

– Как ты во все это влез? Неужели у тебя не было другого выбора?

– Тебе бы с графом по этому поводу поговорить. У меня был выбор. Небогатый, но он таким был всегда. Сначала у меня был выбор – стать Темным Лордом или умереть. Я выбрал. Ты понимаешь, что именно. Потом у меня был выбор – захватить ваш мир или умереть.

– И что ты выбрал на этот раз?

– А ты не видишь? По-моему, я не очень похож на властелина мира.

– Ты выбрал смерть? Но почему тогда ты не выбрал ее в первый раз? Зачем длить существование, которое не приносит тебе ничего, кроме новых проблем?

– Я был молод, – сказал я. – Молод и наивен. И очень не хотел умирать. Мне тогда казалось, что я нашел третий путь, может быть, я его просто придумал. Попытка переломить ситуацию обычно кончается плохо для попытавшегося. Но пройти по третьей дороге у меня не получилось. Оказывается, выбор всегда сводился лишь к двум вариантам.

– Твои люди готовы умереть за тебя. Они и умирают каждый день.

– Я никого об этом не просил. Ты была права, они рабы. Мы все тут – рабы. У нас нет свободы делать то, что мы хотим. Мы делаем только то, что мы должны.

– Такой свободы, о которой ты говоришь, нет ни у кого.

– Неправда. У кого-то она есть. Просто таких людей немного. Ты, например. Ты не хочешь уйти? Ланс переправит тебя за стену.

– Как своих солдат? Им ведь не спастись, и вы оба это знаете.

Как быстро по Цитадели распространяется информация.

– У большого отряда нет шансов пройти незамеченным. У одного человека они есть. Тем более что ты девушка, и вряд ли кто-то усмотрит в тебе угрозу.

– Я не могу уйти.

– Почему?

– Не знаю. Но не могу. Не спрашивай меня ни о чем, Кевин.

– Значит, ты тоже выбрала смерть.

– Необязательно.

– Неужели ты веришь, что кто-то из нас переживет эту войну? Что Цитадель не падет?

– Все может быть, – сказала она.

Я рассмеялся в ответ.

В следующий полдень мы с герцогом Грома снова гарцевали на нейтральной территории.

– Какое объяснение вы придумали для своей армии на этот раз, герцог? Снова вызываете меня на бой?

– Веду переговоры о неконвенционном оружии. Вроде того, что было использовано этой ночью.

– Не помню, чтобы я подписывал какие-то конвенции.

– Тем не менее, я вас поздравляю, Император, – сказал он. – Это был хороший ход. Сильный. Одним выстрелом вы убили сразу двух зайцев. Даже больше. Целую толпу. Во-первых, и это самое очевидное, вы нанесли моей армии урон, сравнимый только с уроном, который она понесла во время штурма. Во-вторых, вы поселили страх в сердцах моих солдат. В-третьих, нам пришлось вывести из строя всех животных. Слонов, я имею в виду. Тех, что мы не убили ночью, в срочном порядке отправили назад, чтобы такое не повторилось. И в-четвертых, теперь нам придется избавляться от трупов. Мы не можем всех сжигать. И хоронить тоже не можем. Придется нам рубить их на части, чтобы вы не могли их оживить. Солдаты смирились с целесообразностью такого решения, однако оно их совсем не радует. Моральный дух моей армии этой ночью упал ниже предельной отметки, которую я установил.

– Верю, – сказал я. – Никому не хочется, чтобы после смерти его порубили на куски его же друзья. И никому не хочется после боя снова махать топором, расчленяя своих же мертвых товарищей.

– Но больше у вас такой номер не повторится, Император.

– Больше и не надо, герцог.

– Поэтому я повторяю свое предложение, – сказал он. – На тех же условиях, что и в первый раз. Вы доказали мне, что достойный противник. И можете быть достойным партнером.

– Герцог, моим предкам не дали сделать то, что они хотели. И вам не дадут.

– Я возьму сам. Мы возьмем сами, Император. Не стану скрывать, с вами этот путь мне пройти будет немного легче. Но я готов идти и один.

– Вот и идите.

– От вас начинают бежать люди. Мы перехватили целый отряд.

– Я знаю. Я их отпустил.

– Даже так?

– Да.

– Самая большая ошибка, которую может сделать командующий армией, это поощрять дезертирство. Кстати, о дезертирах… Вы получили Третий меч?

– Да.

– Мальчишеский поступок. Не ожидал такого от Даниеля.

Я тоже.

– Он хоть умер достойно? Глупо, но достойно? Как и мечтает любой мальчишка в его возрасте?

– Мне кажется, нам больше не о чем говорить, герцог. Не приезжайте больше сюда с этой тряпкой. Я не выйду.

– Вы тоже мальчишка, Император. Во имя чего вы собираетесь умереть?

– Просто так. Из принципа, – сказал я и повернулся к нему спиной.

ГЛАВА 12

Третья неделя осады

И был третий штурм – более жестокий и кровопролитный, чем второй. И мы увидели головы наемников Ланса на пиках армии Бортиса.

Третий штурм длился сутки. Начался на рассвете, на рассвете и закончился. Двадцать четыре часа мы не слезали со стен. Двадцать четыре часа мы убивали и умирали. Двадцать четыре часа мы держали стены и отбивали атаки.

Я потерял Повелителя зомби, возглавившего вылазку своих созданий с целью отвлечь внимание атакующих на себя и дать хоть немного передохнуть защитникам стен. От зомби на стене толку мало, слишком плохая координация движений, слишком легко их сбросить вниз. Но на открытом пространстве мертвые воины, которых очень трудно отправить в небытие второй раз, представляли серьезную угрозу.

Представьте себе врага, которого можно рубить на части, а он все равно идет на вас. И будет идти, пока у него будут ноги. А потом он поползет и вцепится в вас зубами.

Повелитель зомби был плохим воином. Если точно, то вообще никаким. Не знаю, что толкнуло его отправиться в эту вылазку лично.

Зомби защищали своего творца как могли. Вокруг Повелителя вырос курган из мертвых тел. А он стоял с мечом в руках и смеялся. И когда враги прорвались сквозь его защиту и вонзали свои мечи в его тело, он тоже смеялся.

Потом зомби обезумели. Потеряв своего хозяина, они бросились в атаку, ломая ряды и сметая все на своем пути. Не было никакой тактики, никакого плана. Они просто убивали всех, кто попадался им на дороге.

Для того чтобы растоптать их, понадобились тысячи жизней и два часа.

На стены в это время почти не лезли. Мы получили желанную передышку.

Потом все началось заново.

Мы стояли на стенах. И убивали.

Осадных башен было мало. Кончалось пригодное для постройки дерево. И не было слонов, чтобы тащить эти махины. А лошади и люди делали это слишком медленно, и мы расстреливали башни из требюшетов и катапульт.

Зато Бортис ввел в бой огров. Здоровенные, в три раза выше обычных людей, они ловко орудовали огромными палицами и топорами, и, если хотя бы один из них добирался до верха стены, мы теряли десятки человек. Но и огры не помогли союзникам закрепиться на стенах.

Когда все закончилось и трубачи противника протрубили отбой, мы не уходили со стен еще два часа. Не верили, что выстояли. Были слишком утомлены, чтобы двигаться. И вообще хотелось уже на все наплевать.

Сутки я делал свою работу, как механизм. Мне было все равно, убьют меня или нет. Может быть, я даже хотел, чтобы меня убили. К чему продолжать агонию?

Но ни один Хранитель не вышел против меня в тот день. Зачарованные клинки берегли для решающей схватки.

Бортис понимал, что, даже неуязвимый, один я стену не удержу. А когда я останусь без своих людей, мне не выстоять против Хранителей. Судя по их планам, мне явно предоставили право умереть последним. До этого увидев смерть всех, кого я знал.

Но не сегодня.

Очередной бой кончился, а мы все еще были живы.

Даже устроили вечером очередную попойку, чтобы отметить это событие и помянуть павших. И веселились на этих поминках весельем висельников, как люди, приговоренные к казни.

А на следующий день пришла беда.

Дракон – это не просто большой крокодил с крыльями, который умеет летать по небу и пыхать огнем. Драконы разумны и умеют говорить.

Если рассуждать об их боевых характеристиках, то в местных реалиях (семь лет прошло, а я так и не научился говорить «в наших реалиях») дракона можно уподобить только ядерной бомбе, что весьма затрудняет их использование в военных целях.

Как и в случае с ядерной бомбой, не возникает никаких проблем, если у одной стороны дракон есть, а у другой – нет. Тогда следует просто выпустить зверюшку на поле боя и терпеливо ждать, пока она изведет противника под корень.

Дракона можно сразить в бою. Но прежде чем вы это сделаете, он нанесет вам такие потери, что продолжать бой уже не будет смысла.

Самое интересное начинается, когда драконы есть с обеих сторон. Даже когда у одной стороны их три, а у другой – всего один. Потому что если вы вводите в бой дракона, вы должны понимать, что противник ответит вам тем же. И троекратное преимущество в воздухе еще не означает, что вам удастся избежать потерь.

Продолжаю аналогию с ядерным оружием. Вы шарахнули по противнику тремя боеголовками. Он ответил вам одной. Противник в руинах. Но и у вас тоже немереные жертвы.

Тем более что лагерь на относительно ровной местности представляет собой гораздо более удобную мишень для живого летающего огнемета, нежели каменный замок, состоящий из сплошных подземелий.

Бортис это понимал так же хорошо, как я. Поэтому и ввел драконов в игру только на третьей неделе осады.

Когда-то давно, еще до войны, я спросил у Киндаро, почему драконы соглашаются принимать участие в человеческих войнах. Ведь, по большому счету, человек не может предложить дракону ничего такого, чего бы дракон не мог взять сам. Человек не может запугать дракона силой оружия и принудить его повиноваться своей воле. Там, где живут драконы, на заснеженных горных вершинах, человек не способен достаточно эффективно вести военные действия.

Киндаро долго думал над ответом.

А потом сказал правду.

Драконы считали, что этот мир принадлежит им. А другие расы, мелкие и ничтожные, являются лишь декорацией, элементом вспомогательным и преходящим. Так к ним и относились. Время от времени запугивали, время от времени уничтожали особо надоедливые экземпляры, но, в целом – просто игнорировали.

А преходящие оказались самыми что ни на есть постоянными.

В какой-то момент драконы обнаружили, что людей, эльфов, гномов, орков и прочих тараканов развелось уж слишком много. Так много, что это уже неприемлемо. Неудобно. Некомфортно.

Но на войну драконы не решились. Когда-то они обладали силой, способной стереть мелкие народы с лица земли, теперь уже у них такой силы не было. И если бы они вступили открыто, то, возможно, им удалось бы выполнить поставленную перед собой задачу. Но потери, которые они бы понесли, способны были поставить крест и на их роде тоже.

Зато войны между мелкими народами драконы только приветствовали. Ведь, по логике вещей, забравшиеся в их дом тараканы убивали друг друга. Иногда можно было помочь одной группировке тараканов, иногда – другой.

Тараканы грызутся друг с другом, а ты их сверху тапкой, тапкой…

Две темные точки в небе, стремительно увеличивающиеся в размерах, первым заметил конечно же Хэмфри. Тотчас ударил колокол, на башнях зажглись сигнальные огни, и народ потянулся в убежища.

В большом количестве людей на стенах не было необходимости. Бортис и не думал выставлять против нас армию, посылая солдат на верную смерть. Скорее всего, они сейчас стремительно зарываются под землю, если еще не зарылись, и молятся своим богам, чтобы те отвели опасность.

Подлетное время Киндаро – семь минут.

Эти твари будут здесь через пять.

Казалось бы, всего две минуты. Но мне рассказали, что такое две минуты, когда над головой кружит чудовище, способное за секунды изжарить стадо слонов.

– Два, – сказал Хэмфри. – Судя по расцветке, Аталок и Сноуграсс. А где же Флегг?

– В Караганде, – сказал Ланс, демонстрируя хорошую память на мои высказывания. – В укрытие, господа, в укрытие.

Я никогда не видел дракона в бою. Поэтому и увидел совсем не то, что ожидал.

Дракон оказался вовсе не большим летающим огнеметом. Скорее, это был мобильный низко летящий вулкан. Он не дышал пламенем. Он извергал его из себя. Деревянные постройки во внутреннем дворе полыхали. Две башни тоже были охвачены огнем. Казалось бы, камень, чему там гореть. А горели.

Аталок поливал огнем Цитадель. Сноуграсс висел над ним, прикрывая сверху.

– Пока эта тварюга в воздухе, ни хрена ты с ней не сделаешь, – объяснил Ланс, хладнокровно закуривая трубку и пуская дым. – Но в воздухе она больше сорока минут без планирования не держится, тяжелая слишком. Я имею в виду, больше сорока минут маневрирования и поджаривания наземных целей. По прямой-то она долго лететь может. А вот в таком режиме – нет. Хотя бы на пару минут должна присесть, дух перевести. Тогда-то ее и брать можно. Если с умом к вопросу подойти. Творчески, так сказать.

– Меня беспокоит отсутствие третьего, – сказал Хэмфри.

– Пусть оно тебя больше не беспокоит, – сказал Ланс. – Третий наверняка прикрывает лагерь от нашей зверюшки. Бортис не дурак. Мы тут, в замке, и час выдержим. А Киндаро на равнине их всех за минуты в угли превратит.

На башне Микки Мауса вдруг объявился отряд орков с луками и арбалетами. Им что, не объяснили?

Они успели выстрелить всего по разу. Потом Аталок развернулся…

– Глупцы, – откомментировал Ланс. – И главное ведь, не поцарапали его даже. Геройская, но совершенно бессмысленная смерть. В принципе все геройские смерти, как правило, бессмысленны.

– Э… хотелось бы уточнить кое-какие детали у большого специалиста, – сказал Хэмфри. – Значит, на дракона надо наваливаться, когда он присядет отдохнуть?

– Ага.

– А если он на равнине сядет?

– А мы его, родимого, из катапульты приложим, – сказал Ланс.

Было страшно. Наверное, так же страшно слышать над головой гул двигателей тактического бомбардировщика и песню ветра в стабилизаторе бомбы. Но бомба падает быстро, а дракон… Зависает над целью, подобно вертолету, и методично поливает вас огнем.

Не просто кусок металла со взрывчаткой и детонатором внутри, которому безразлично, где взрываться. Разумная, способная принимать решения тварь, цель которой – извести как можно больше народу.

Киндаро упал на Сноуграсса сверху, словно вывалился из облака. Ударил огнем, когтями, хвостом. Повредил правое крыло.

Сноуграсс вырвался из смертельных объятий, взмахнул неуклюже крыльями и рухнул в замок, погребая под собой оружейные мастерские.

Аталок прекратил поливать крепость огнем, развернулся, заработал крыльями, набирая высоту.

Сноуграсс был жив. Бил крылом, сучил лапами, его огромный бронированный хвост разметал все находящиеся рядом строения, а ведь они было срублены из цельных бревен!

Не представляю, насколько творческим должен быть подход к этой твари.

– Сейчас они подальше улетят, – сказал Ланс, имея в виду Аталока и Киндаро. – И мы этой зверушкой займемся.

Хэмфри, испытывающий те же чувства, что и я, недоверчиво хмыкнул.

Аталок и Киндаро, выделывая все мыслимые и немыслимые фигуры высшего пилотажа, забирались все дальше вверх. Киндаро уводил врага от замка. Идеально было бы, если б воздушная баталия между драконами развернулась над лагерем Бортиса, но о такой удаче оставалось только мечтать.

– Все, – сказал Ланс, выбивая трубку. – Пора.

Он вышел во внутренний двор, на открытый воздух, что, по моим представлениям, уже само по себе граничило с подвигом, и начал строить своих людей в боевой порядок.

– Они не возьмут даже щиты? – спросил я, следя за приготовлениями наемников.

– Толку от такого щита, – сказал Хэмфри. – Пламя дракона плавит любой металл.

Люди Ланса разбились на группы по два-три человека и пошли на дракона, обходя его с трех сторон. В руках они держали копья. Длинные, тяжелые копья.

С копьями на танк, подумал я. Все равно что атаковать авианосец на плотах.

Сноуграсс моментально развернулся в сторону новой угрозы и одним огненным выхлопом сжег сразу троих.

Наемники Ланса рассыпались цепью, медленно приближаясь к поверженному с небес, но все еще живому и очень опасному дракону.

Сноуграсс вышел на режим непрерывного пламяизвержения. Он мотал головой, посылая струю пламени на приближающихся к нему людей. Наемники демонстрировали чудеса ловкости и акробатизма. Он прыгали, вертелись волчком, кувыркались, делали кульбиты, при этом умудряясь не выпускать из рук копья. Хотя, казалось бы, с трехметровой хреновиной не очень-то и попрыгаешь.

Несмотря на впечатляющий набор трюков, количество вышедших против дракона неуклонно уменьшалось. По самым скромным прикидкам, отряд Ланса потерял уже около двадцати процентов бойцов.

Приблизившись на расстояние прицельного броска они принялись закидывать Сноуграсса копьями. Больше половины копий, способных пробить навылет закованную в боевую броню лошадь, отскакивали от панциря огнедышащего монстра, некоторые вонзались в тушу, но неглубоко. Дракону эти удары были на уровне царапин.

Если бы у союзников было не три, а пять драконов, вполне возможно, что им не пришлось бы тащить под мои стены всю армию. Можно было ограничиться только отрядом мародеров.

Из-за закрывающих небо облаков на краткий миг вынырнула туша Киндаро, провожаемая потоком пламени. Пустив струю в ответ, Киндаро трижды махнул крыльями и снова скрылся из поля зрения. Знать бы, кто из драконов там берет верх. Если Киндаро, тогда у нас еще есть какие-то шансы. А если на поле боя вернется Аталок, то всем нам точно кранты.

Тяжелое копье Ланса, описав в воздухе элегантную дугу, вонзилась Сноуграссу в левый глаз. Дракон взревел так, что его предыдущие завывания показались нам комариным писком, и выдал тучу пламени, на несколько секунд заполнившую все окрестное пространство. Я уже мысленно попрощался с Лансом и его храбрецами, но, когда пламя схлынуло, оказалось, что большая часть его людей все еще жива. Одежда на них дымилась.

– Похоже, Сноуграсса они возьмут, – сказал Хэмфри. – Если раньше Аталок не вернется. Или Флегг не прилетит.

Люблю оптимистов.

– Проблема драконов в том, что они все по натуре своей – одиночки. И несмотря на то что у Бортиса их трое, они действуют по одному, а не как единый отряд, – сказал Хэмфри. – Если бы они навалились на нас согласованно, то втроем легко бы вывели из строя Киндаро, а потом могли бы сделать с Цитаделью все, что бы ни захотели.

– Ты еще пойди их поучи, – сказал я.

– Простите, милорд.

Отсутствие одного глаза явно сбивало Сноуграссу прицел. Струи пламени, которые он выпускал, били мимо цели. Кроме того, они становились все более редкими и слабыми. Наверное, даже у драконов нет бесконечного боезапаса.

Кто-то из наемников Ланса подал своему командиру еще одно копье. Короткий разбег, мощный замах, краткий полет, и Цитадель снова сотряслась от рева дракона, теперь уже полностью ослепшего.

Ланс развел руками, забрал у кого-то из своих людей тяжелый боевой топор и направился к дракону с видом уставшего дровосека, приближающегося к особо крупному экземпляру баобаба.

Оставляя за собой дымный след, Аталок падал с небес, словно сбитый бомбардировщик. Падал слева от лагеря Бортиса, на равнину. Он даже не пытался махать крыльями. Тем более что правого крыла у него не было. Так же, как и хвоста и половины туловища. Просто чудо, что он был до сих пор жив.

Но после удара о землю жив он уже не был.

Спустя мгновение из облаков выпал Киндаро. У него на месте были оба крыла, но он тоже падал. Только в отличие от Аталока его падение было управляемым. Он валился, прямо в середину лагеря Бортиса. Шел, так сказать, на таран. Чего я никогда не ожидал от драконов.

– Два к одному, – тихо сказал Ланс, осторожно помахивая обожженной рукой. – В боях драконов это чертовски хороший счет, но он все равно не в нашу пользу.

Да, мы проигрываем. Три к одному – даже это была бы только ничья.

Надо научиться довольствоваться тем, что есть.

Киндаро рухнул на лагерь, подминая под себя людей, палатки и лошадей. Он уже не мог взлететь, наверное, но и не пытался. Зато пыхал огнем во все стороны. Пожары охватили добрую четверть общей площади армейской стоянки.

– Не знаю, как для дракона, а для человека это очень хорошая смерть, – проговорил Ланс. – Я ему даже где-то в чем-то завидую.

– Не торопись, – сказал Хэмфри. – У всех нас еще будет такая возможность.

Ланс промолчал.

Его люди, вооружившись молотками, отбивали зубы у мертвого Сноуграсса. Говорят, из них получаются хорошие талисманы, приносящие счастье. Хотя какое счастье может быть в крепости, которая вот-вот падет?

Убивший дракона Ланс не стал обзаводиться собственным талисманом. Говорят, что убийство дракона само по себе является хорошей приметой.

Могу с этим согласиться. Если ты убил дракона, это значит, что он не убил тебя.

Уже хорошо.

Грак выглядел ужасно даже для орка. Он был весь в крови и каменной пыли, одежда на нем дымилась, а правая рука была сломана в трех местах. Получил удар от Сноуграсса?

Он рухнул на пол, не дойдя до нас пару шагов. Но все равно пытался что-то сказать.

– Тихо! – потребовал я, хотя вокруг и без того царила тишина. – Говори.

– Милорд… дракон…

– Знаю, – сказал я. – Два дракона. Оба уже убиты, спасибо Киндаро.

– Нет… в подвалах замка… дракон.

– Что?

– Он бредит, – сказал Хэмфри. – Попал под струю пламени, вот и бредит. Откуда дракону взяться в подвалах.

– Дракон… – упрямо сказал Грак.

И потерял сознание. А может быть, и умер.

Словно в подтверждение его слов, камни, из которых был сложен замок, задрожали. Послышался уже знакомый нам рев, только приглушенный. И доносился он, судя по всему, откуда-то снизу, из-под земли. Или из подвалов.

Граф спикировал с небес, подобно хищной птице.

– Милорд…

– В подвале дракон. Знаю. Откуда он там взялся?

– Милорд…

– Потом разберемся, – сказал я. – Пошли. Взлететь из подвала эта зверюга не может, правильно? Так прикончим ее.

Флегг застрял в коридоре на минус втором этаже, Проход оказался слишком узким для его туши, вот он и застрял. Стиснутый с двух сторон, сдать назад он уже не мог, пройти вперед тоже. От попыток освободиться на него рухнуло перекрытие. Теперь он просто ревел и поливал все пламенем.

На минус первом этаже было жарко, как на верхней полке в русской бане. На первом пот тоже стекал со лба, но там еще можно было стоять и разговаривать.

– Ситуация хреновее некуда, – сказал Ланс. – Конечно, эта зверюга сейчас не в небесах, но задачи это не облегчает. Мы не можем зайти сзади, там все обвалилось. Не можем зайти сверху или со стороны. Единственный подход – спереди, и это верное самоубийство. Каменные стены и струя драконьего пламени – это как кремационная печь.

– Даже для меня, – сказал граф. – Внутри драконов горит частичка Первоначального огня, сжигающего все.

– И меня?

– Боюсь, что и вас тоже, милорд. Конечно, Браслет сможет защитить вас… какое-то время. Но итог все равно будет один.

– Что же делать? Терпеть эту тварь у нас под ногами?

– Тоже не вариант, – сказал Ланс. – Драконы живучи. Рано или поздно он или обрушит замок на себя, или выберется. Вам какой вариант больше нравится?

– Никакой. Сколько времени мне может подарить Браслет, граф?

– Не знаю, милорд. Никто из ваших предков не пытался выяснить это.