Текст книги "Верная возможность (СИ)"

Автор книги: Сергей Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Сдуру. Я понял это сразу же, как только увидел выворачивающий как раз в это время из-за угла дома милицейский "жигуль". Пришлось вернуться обратно в подъезд и снова попытать счастья с другой стороны дома.

И счастье снова улыбнулось мне. С соседней улицы выворачивал троллейбус. Его улыбающаяся морда с круглыми глазами-фарами так и призывала меня: "Давай сюда, друг!"

– Даю, друг, – сквозь зубы процедил я и припустил со всех ног.

До остановки было метров сто, но мои отбитые нижние конечности, казалось, поняв, что сейчас не время своевольничать, на этот раз не подвели меня. Через несколько секунд я уже находился в чреве уютно гудящего существа. Как раз вовремя – приближался вой сирен.

Злорадная улыбка наконец-то коснулась моих глаз: плохо работаете, господа милицейские. Взгляд мой упал на симпатичную девушку в серой мини-юбке – она с недоверием и испугом разглядывала мой костюм. Я улыбнулся ей еще шире.

– У вас не найдется лишнего талончика? – Майк Тайсон среди контролеров нашего города не числился. Но мне сейчас хватило бы и Маленького Мука.

Чтобы добраться до вокзала, мне понадобилось сменить три троллейбуса – я опасался хвоста. Зато на вокзале, где помятых морд было больше, чем где бы-то ни было, я мог ничего не опасаться.

Конечно, можно было нарваться на облаву, но вероятность подобного события в нашем городе приближалась к вероятности наблюдения в нем свистящего на горе рака. И совсем не из-за того, что город располагался на равнине.

Прибыв в сей край обетованный, я напрямую прошагал в туалет, где устроившись в кабинке и заперев за собой дверцу, прежде всего принялся изучать газету.

Под идиотским заголовком красовалась моя фотография. На ней был изображен человек, который в жизни своей и мухи не обидел, а в момент, запечатленный на снимке, как раз провожал в последний путь таракана, долго и счастливо прожившего у него на кухне и трагически скончавшегося от регулярного переедания.

Под фотографией помещалась сноска, предлагавшая читать о подробностях на второй странице. Все остальное пространство на первой полосе занимала леночкина статья о боеголовках, проиллюстрированная двумя фотографиями полковника Хмелько – в военной форме и в гражданском, – сегодняшняя.

Кроме событий, свидетелем и непосредственным участником которых я был сегодня утром на площади перед "потаскухой" (о моем участии, правда, сказано ничего не было), в леночкином опусе излагались интервью, взятые ею по телефону у заместителя генерального директора завода и его главного инженера. Самого "генерала" ей найти не удалось.

И заместитель и главный в один голос утверждали, что все слухи о боеголовках – чистый вымысел и являются измышлениями определенных кругов, поставивших своей целью поссорить братские славянские республики. Но меня гораздо более, чем эти ярые проявления интернационализма, заинтересовали сами фамилии сих ответственных лиц. Главного звали Рамиз Фаталиевич Фаталиев, а зама – ...Лев Алексеевич Борисов.

Я хлопнул себя рукой по голове и издал неприличное восклицание, в ответ на которое в соседней кабинке беспокойно зашевелились и зашуршали бумагой. Как же я мог забыть, – ну, конечно же, с этим таинственным прелюбодейцем я несколько раз сталкивался, когда вкалывал на "потаскухе". Да и его пристрастие к молодым крепеньким девочкам и свежему лесному воздуху было прекрасно известно всем работавшим на заводе.

На второй странице под пошлой шапкой "Мое оружие – факт" была напечатана статья, которую я надиктовал прошедшей ночью, сопровождавшаяся комментарием Поддубного, где он пояснял, что данный материал был доставлен в редакцию сегодня утром в запечатанном виде неизвестной женщиной, которая после этого немедленно скрылась, и что о моем местонахождении сотрудникам газеты ничего неизвестно, а как только будет известно, так сразу же будет сообщено куда следует.

Я вздохнул. Хорошо еще не написали, что женщина была в маске и на ходулях.

На третьей странице красовалась фотография Фронта с выпученными глазами и признанием на шее. Текст последнего читался просто замечательно, и я мысленно похвалил Потайчука – выражать свои чувства вслух в этом богоугодном заведении я больше не решался.

Снимок был окружен едкой статьей, в которой Валерка вовсю живописал побоище в лесном домике и мордовал правоохранительные органы, у которых под носом происходят мафиозные разборки, в то время как они гоняются за бедным журналистом, попавшим в сети той же самой мафии.

"...Конечно, выставить роту ОМОНа, чтобы она поупражнялась в стрельбе по попавшему в беду парню, гораздо легче, чем поддерживать порядок в городе и держать в узде распоясавшуюся организованную преступность. А может, просто кто платит, тот и музыку заказывает?" – такими словами заканчивался последний абзац статьи.

На четвертой странице размещался прекрасный фотоотчет о положении на гошиной даче на момент прибытия на нее Потайчука. К нему был "подвязан" снимок в жопу пьяного начальника городской милиции, неизвестно как и откуда добытый.

Полковник был снят в голом виде, с одной лишь простынкой, накинутой на мощные чресла – видимо, после баньки. В целом эта фотография великолепно вписывалась в изобразительный ряд – гора бандитских трупов и мирно отдыхающий после напряженного трудового дня милицейский чин. Мол, в Багдаде все спокойно.

Обрадовавшись за родной печатный орган, я, презрев все моральные устои, а также правила поведения российских граждан в общественных местах, захлопал в ладоши. Затем, оставив газету для дальнейшего ее использования другими посетителями заведения, я покинул кабинку и, подойдя к рукомойнику, принялся приводить себя в порядок.

Из зеркала над раковиной на меня глянула чья-то страшная рожа. На голове запеклась кровь, лицо расцарапано, одежда явно с чужого плеча. Окинув этого типа критическим взглядом, я решил удалить с него следы крови и больше ничего не трогать. Теперь мою фотографию могли распространять хоть по спутниковой связи – ни один человек не сможет распознать меня в этом бомжеватом мордовороте. Даже любимые женщины, чтоб им провалиться.

Выполнив намеченное, я осмотрел левое плечо, пораженное сержантской пулей, и с удовлетворением обнаружил, что с него всего лишь содрана кожа. Зато пиджак в этом месте был порван, что придавало моему внешнему виду некоторый на мой взгляд, э-э-э, шарм. Женский идеал должен оставаться женским идеалом даже в такой ситуации!

Выкурив сигарету, я покинул вокзальный гальюн и стал искать телефон-автомат поуединеннее. Мой ищущий взгляд был истолкован неправильно, и ко мне тут же приклеилась какая-то грязная неопределенного возраста бомжиха.

– Давай, – она подмигнула мне. – Давай, я – за стаканчик.

– Ай ам америкэн тоурист, – отшил я ее. – Ай фак фор хард керринси онли, мать твою.

Последнее выражение она поняла без перевода. Но вообще было даже чуть-чуть приятно – женщины еще не потеряли ко мне интереса, а значит есть чего ради бороться за свою жизнь.

По вестибюлю расхаживал вооруженный милиционер, который, однако, никакого интереса к моей персоне не проявлял, как, впрочем, и ко всей остальной теплой компании нищих, калек, попрошаек, цыган и прочих полукриминальных элементов, сновавших по вокзалу. Наверняка и я бы вел себя точно так же, когда бы мне ежесуточно отстегивали столько же, сколько этому стражу порядка.

Телефон отыскался в углу комнаты матери и ребенка, прямо перед входом в милицейский пост, по соседству с лотком торговца порнографической прессой. Я набрал редакционный номер и гнусавым голосом попросил Потайчука. Трубку, как мне показалось, сняла Леночка, но точной уверенности в этом у меня все-таки не было.

– Да, – раздался через минуту раздраженный валеркин голос.

– Это доктор Попеску из вендиспансера, – представился я. – Хочу сообщить, что мы провели тщательные исследования всех ваших анализов, и теперь с полной уверенностью можем утверждать, что болезнь зашла достаточно далеко, но, к счастью, пока что не затронула ваших умственных способностей. Прекрасное тому подтверждение – ваш сегодняшний репортаж.

– А-а-а, – протянул Потайчук. – Понял. Стараемся, доктор!

– Что новенького? – поинтересовался я.

– До хрена! – ухмыльнулся Потайчук. – Готовим вечерний выпуск. Такого еще не бывало! Поддубный заколебался уже с типографией договариваться, они все свои запасы бумаги на неделю вперед уже израсходовали...

– Короче, – оборвал его я.

– Да, – согласился он. – Дела крутые. Башль, судя по всему, решил крепко взять власть в городе в свои руки. Гошины наследники, узнав, что пахана кончили, около десяти собрались в "Горном" на сходку. Ленины ребята подъехали туда и закинули в окошко бомбу. От всех, кто был внутри кабака, остались одни ошметки. После этого начался отлов сошки помельче. Из наиболее громкого – на стадионе в секции для качков разгром устроили, да изрешетили на мосту одну машину – два трупа, один ушел, сиганув в речку.

Я открыл от изумления рот. Вот оно что – значит, за мной охотились не гошины ребята, а ленины. Но зачем? Причем ведь прикончить собирались, а не допросить. Подозревали, что знаю что-то лишнее?

– Черт, Башль же всегда вел себя пристойно, – вырвалось у меня. – С чего бы это он начал такую бойню?

– В тихом омуте... – грустно усмехнулся Потайчук. – Он же бандит. И как только появился удобный момент захватить власть...

– Знать бы еще, что это за удобный момент, – протянул я.

– Так, еще, – продолжил мой собеседник. – Длинного взорвали. Взорвали хитро. Судя по всему бомба находилась в чемоданчике и рванула при попытке открыть его – так эксперты считают. Кстати, всем этим делом занялась уже госбезопасность. Сейчас уже больше сил уделяют поиску Башля и компании, чем тебе.

Мне стало ясно, почему с Женькой приехали лишь двое патрульных, а подмога им так сильно задержалась.

– У нас, по крайней мере, никто уже не пасется, – продолжил репортер. – Даже после выхода экстренного выпуска. А то вчера такая орава налетела, ой! Катьку, бедную, чуть с ума не свели, она всю дорогу ревела. А один хрен в штатском на Ленку глаз положил, все около нее вертелся, пытался даже увезти к себе в ментовку, якобы для допроса, но Поддубный ему объяснил по этому поводу все, на что слов приличных хватило. С Васильичем не шути!

– Объяви ему благодарность в приказе, – буркнул я. – А штатского я найду и в форме в Африку пущу.

– Как бы он сам тебя прежде не нашел и не... спустил, – голос Потайчука прозвучал мрачно.

– А Башль сейчас где-нибудь в другом городе, – перевел я разговор на другую тему. – Не найдут. А найдут – не докажут. Да и не будут доказывать.

– Да в этом-то я ни капли не сомневаюсь, – заверил меня Валера. Посадят исполнителей, да и все... Если вообще посадят. Кстати, тот тип, которого на даче нашли, утверждает, что ты его пытал, заставляя подписать признание. Выпорот он действительно крепко! И сейчас в больнице лежит...

– Ерунда! – решительно заявил я. – Он может говорить, что я и Платонова прикончил, и самого Гошу, и президента Кеннеди, если, конечно, подозревает о существовании последнего.

– А как ты обо всем этом узнал? – теперь в голосе Потайчука зазвучало подозрение.

– О Кеннеди? – засмеялся я.

– Брось паясничать, понимаешь же о чем говорю, – рассердился он.

– Ну меня, по-видимому, после побега из парка выследили, когда я прятался у одного друга, стукнули по голове и привезли туда, – сказал я. А когда очнулся, то и обнаружил весь этот ужас...

– Да, тебе повезло, что ленины головорезы тебя не тронули, сочувственно произнес мой коллега. – Наверное, решили, что ты и так жмурик.

– Наверное, – без всякого энтузиазма согласился я. – Слушай, а где такую мою фотографию выкопали, а?

– А-а-а! – в трубке послышалось настоящее квохтанье. – На похоронах!

– Таракана? – поинтересовался я.

– Да нет, какого Тараканова?! В прошлом году Серегина хоронили, истопника нашего, помнишь? Так там Васька Тихонов на кладбище с аппаратом все бегал. Он тебя как раз засек в момент, когда ты с каменной мордой к Ерохиной сзади подобрался и на зад ей лапу свою положил. А она тебя шпилькой по ноге, – квохтанье перешло в гогот. – Ну у тебя и харя вышла! Мы Ленку и лапу твою отрезали, морду увеличили и...

Я понял причину, по которой на снимке на лице моем запечатлелось выражение вселенской скорби. Вам бы так наступили, да еще Леночка, да еще в момент, когда священник отходную читает.

– Кощунство... – пробормотал я в трубку. – Не могу в это поверить! Не может быть! Вот сволочь, Васька, а! В такой момент человека сфотографировать. Нет для него ничего святого. Вот вернусь... Плохо ему будет!

– Кстати, друг этот твой, что приходил, так ого-го, – неожиданно снова заржал Потайчук. – Я бы с ней...

– Ты зажигалок одноразовых с драконом не видел в продаже нигде? оборвал я его, вспомнив о делах.

– С драконом! Как это? – изумился Валера. – Нет. Они все обычно без рисунков – дешевка ведь. Один раз, правда, видел с бабой голой, друг один из командировки заграничной привез – он в каком-то министерстве валюту стрижет. Но он там ее в борделе слямзил, так что... Кстати, – в голосе его вновь зазвучало некоторое оживление, – познакомь меня все-таки с этой курочкой...

Я повесил трубку. Большой уже – пора учиться самому знакомиться. Меня же никто не знакомил. И даже не учил. Я – самородок. Редкий!

Вернувшись в вестибюль, я направился было к выходу, но на глаза мне вдруг попался указатель камеры хранения. Я аж присвистнул. И как это я сразу не догадался! Ведь жетон-то куда-то исчез! А если... Я резко изменил направление движения.

Камера находилась в небольшом подвальчике. За ее стойкой сидел старик-приемщик, одетый в помпезную синюю форму и такого же цвета фуражку с кокардой в виде большого двуглавого орла. В глубине камеры располагалось место для милиционера, но мне повезло – в настоящий момент оно пустовало. Не было и клиентов. Поэтому я сразу же перешел к делу.

– Здорово, папаша, – я перепрыгнул через стойку, схватил деда за шею и оттащил в глубину помещения, за стеллажи с чемоданами. – Не рыпайся!

– Ты что – псих? – прохрипел приемщик. – Сейчас Сенька вернется и тебе капец...

– Ответишь на вопросы – шея твоя останется в целости, – позволил я себе совет. – И Сенька, вернувшись, не будет горько плакать над твоим бездыханным телом. Пожалей парня!

Старик молчал. Пришлось продолжить.

– Кроме того малолетние шлюхи, которым ты поставляешь клиентов, не будут проинформированы мною о том, что ты – зараженный СПИДом педик, и не прекратят расплачиваться с тобой натурой, – только произнеся эту фразу, я сообразил, что для человека со сломанной шеей это уже не аргумент. И ошибся.

– Да я... с мужиком... никогда... – засипел приемщик.

– Короче, – оборвал я его. – К тебе ночью пришли ребята, которым ты выдал место багажа по одному жетону, без квитанции, так?

– Да нет... Нет же...

Я начал сомневаться. Не похоже было, что старик врет. Я бы по крайней мере не стал, если бы меня так схватили за горло. Может, Длинный добыл квитанцию? А может, дед просто время тянет, мента ждет?

– Я ночью не дежурил... – прохрипела моя жертва.

– Черт! – я ослабил хватку. Действительно, как я об этом не подумал. – Но сменщик-то тебе наверняка об этом случае рассказал. Ну, быстро!

– Нет... Ничего не знаю...

– Ну как хочешь, – я стал быстро поворачивать его голову вбок. – Жаль Сеню.

– Да, сказал! – поспешно закричал старик. – Да, приходили, на сорок шестое место. Крутые мальчики, на большую птицу работают. Лучше не связываться.

– Большая птица сдохла, – проинформировал его я. – Надо читать газеты. Лучше "Про нас". Там, кстати, иногда также даются советы как повысить потенцию. Полагаю, для тебя это весьма актуально. Что там было?

– Чемоданчик. Дипломат. Импортный – с кодовым замком... Сеня-я-я! вдруг заорал он.

Я сильно стукнул старика головой о полку, и он сразу же заткнулся. Осторожно высунувшись из-за стеллажа, я посмотрел в сторону стойки.

Мне повезло – это был не Сеня. Блондинка в зеленом платье, опершись о стойку, нетерпеливо постукивала по ней жетоном.

– Иду, Ермолаич, иду, – я вышел в проход и потопал к стойке. – Шеф слабый уже, но клиента чувствует ой-ей! – я подмигнул дамочке, вернее ее роскошным грудям и забрал жетон с квитанцией. Блондинка, глянув на меня, брезгливо скривилась.

Я посмотрел на номер, выбитый на жетоне, и пошел искать место. Нашел я его на удивление быстро, после чего забрал стоявший там желтый чемодан и отнес девице.

– Желтое очень плохо смотрится в ансамбле с вашим зеленым платьем, заметил я ей, отдавая поклажу.

– Пошел ты, козел вонючий, – она обнажила свои белоснежные зубы, будто собравшись укусить меня. И я пошел.

Но не потому, что испугался острых зубов клиентки, а потому, что увидел за ее спиной спускающегося по лестнице детину в милицейской форме. Тот же, увидев меня за стойкой, вытаращил глаза, уронил на пол бутерброд, который жевал, и потянулся к резиновой дубинке, висевшей у него за поясом.

Это несомненно было его ошибкой. Если бы он схватился за пистолет, то блондинку, определенно, пришлось бы взять в заложницы. Причем за самые интимные места. Я перемахнул стойку в прыжке, выхватил у девицы из рук ее чемодан и запустил его в голову охраннику.

– А-а-а-а! – завизжала дамочка. – Это мой!

– Стал бы я свой кидать, – пробормотал я, бросившись к выходу и стараясь при этом проскочить мимо мента.

Чемодан попал стражу порядка в грудь, но он все-таки удержался на ногах. Поэтому проскочить не удалось – когда я находился уже почти что у него за спиной, последовал сильнейший удар дубинкой, пришедшийся мне в левое плечо. Я застонал, схватился за больное место правой рукой и упал на колени. Это было серьезной ошибкой, только на этот раз моей, – следующий удар был нанесен прямо в голову. Я отключился.

Слава Богу, по-видимому, ненадолго. Очнувшись, я обнаружил, что лежу на холодном полу, лицом вниз. Краем глаза я заметил желтый чемодан, черные сапоги, аквамариновые туфли и стройные лодыжки. Знакомый набор. Значит, я все еще в камере хранения. Медлить было нельзя, в любое время могли прибыть другие милиционеры, без сомнения вызванные охранником камеры.

Рискуя получить пулю, так как верхние части тел присутствующих мне видны не были, я резко перевернулся на спину и попытался ударить милиционера Сеню ногами в живот, ориентируясь при этом о его местоположении по сапогам. Однако удар пришелся ему лишь в бедро, и его не хватило даже на то, чтобы свалить охранника с ног. Сказывались усталость и ранения.

По счастью, или по глупости, но я был принят им за обыкновенного воришку, поэтому в одной руке он по-прежнему держал всего лишь дубинку, а в другой – рацию. В связи с этим некоторая свобода маневра у меня еще оставалась.

Я тут же перевернулся на бок, параллельно подсекая противника ногами. На этот раз тот грохнулся. Я быстро поднялся на колени и сильно ударил его кулаком между ног. Он взвыл, а я, вырвав у него из руки дубинку, плашмя нанес ею два сильных удара по животу, после чего бросил куда-то в угол.

Вскочив, я оказался нос к носу с блондинкой. На лице у нее застыло выражение ужаса. Надо было срочно бежать, но я не удержался от соблазна. Схватившись рукой за вырез ее зеленого платья, я резко рванул его вниз и на себя. С громким треском платье порвалось и шикарные груди выскочили на волю.

– Коза вонючая! – на моем лице появилось некоторое подобие улыбки, которого она наверняка не увидела, так как в этот момент я уже мчался вверх по лестнице. Хотя, конечно, груди стоили того, чтобы задержаться и посмотреть на них подольше. Может быть, даже не только посмотреть.

Поэтому, оказавшись в вестибюле, я с некоторой грустью растолкал парочку милиционеров, как раз собравшихся спускаться по лестнице. Уж они-то там внизу своего не упустят! Однако они, к некоторому моему удивлению, почему-то решили пропустить столь дивное зрелище и, заорав "Стой!", устремились в погоню за мной, на ходу доставая из кобуры пистолеты.

Ближайший ко мне выход из здания вокзала вел на перрон. Я рванулся туда, маневрируя между людьми, собравшимися в зале ожидания. Я рассчитывал на то, что в такой толчее – вскоре прибывал поезд на Москву, – стрелять не будут. Так оно и оказалось.

Выскочив на перрон, я окинул его взглядом. По ближайшему ко мне пути медленно катил маневровый тепловоз. Я метнулся к нему и вскочил на заднюю подножку, уцепившись за перила, благо располагалось все это достаточно низко.

У таких тепловозов кабина находится сзади, там же и дверь в нее. Я поднялся на площадку и вбежал к машинистам.

– Гони! – громко заорал я, как только оказался в кабине.

Машинист и его помощник с удивлением посмотрели на меня. Рука машиниста лежала на рычаге управления – нечто подобное есть и в трамваях, – горизонтальное полукольцо, по которому ходит ручка. Все это хитрое сооружение называется мудреным словом, которое я в тот момент почему-то забыл. Но это совсем не помешало мне отшвырнуть машиниста в сторону, так что он упал на пол кабины, и рвануть рукоятку. Тепловоз застонал, дернулся и стал резко набирать ход. Я свирепо посмотрел в сторону помощника, сидевшего с другой стороны кабины.

– Шевельнешься – убью! На пол!

Он выполнил мой приказ, даже не попытавшись хоть что-нибудь предпринять.

– Я – страшный спецназовец – гроза женщин и мужчин, – решил я тем не менее подкрепить свой новый имидж. Авось, ребята читают газеты.

– Эй, туда нельзя, – неуверенно произнес машинист, не поднимаясь с пола. – Стрелку взрежем.

– Ух, сколько животов я взрезал, – свирепо ответствовал я. – Лежи, гад, а не то и тебе это устрою.

– Как знаете, но там красный, – испуганно отреагировал он. – А дальше смоленский идет. У нас автоматики нет. Лобовое будет.

Лобовое меня не устраивало. Я перевел ручку в обратное положение и стал нашаривать ногой педаль тормоза. И опять ее там не оказалось – уже второй раз на дню я ухитрялся совершать прогулку на экипаже со столь недружелюбным принципом управления.

Внимательно посмотрев вокруг, тормоз я все-таки обнаружил – в обличии красной рукоятки. Я потянул ее, раздался скрежет колес, и тепловоз, задрожав, со страшным звуком остановился, хотя, правда, и не сразу. До стрелки после того, как это произошло, оставалось, слава Богу, еще метров пять свободного пути.

Я огляделся. Мы уже выехали за пределы вокзала в моем его понимании как пассажира и находились теперь между ним и въездом на ветку, ведущую на сортировочную станцию. Я попрощался со своими попутчиками:

– Благодарю за службу! Обоим присваиваю внеочередное звание "старший соблазнитель трубопроводных войск".

Осчастливив их этим сообщением, я покинул тепловоз. Преследователей нигде видно не было – по-видимому, поезда на этом направлении ходили не очень регулярно. Я перебежал через пути и без помех скрылся в небольшой рощице, которая росла рядом с сортировкой. Пройдя метров пятьдесят и преодолев невысокую ограду, я оказался на улице, недалеко от автобусной остановки.

Через две минуты, забравшись в первый же подошедший автобус, я плюхнулся на сиденье, оттеснив от него какую-то старушку. Это было, конечно, нехорошо, но не более нехорошо, чем было мне. По лицу у меня текли слезы. Второй раз, как я себя помню. Первый был, когда мне впервые в жизни отказали. Что вы фыркаете?! Конечно, Леночка!

Автобус завез меня в район новостроек на западном берегу Сторожки. К этому моменту я почувствовал себя немного лучше. Как оказалось, я даже уже мог ходить, не подкрепляя при этом каждый свой шаг неприличным медицинским термином, и соображать, не сбиваясь при этом с каждой своей мысли на леночкины ножки. А это, несомненно, был большой прогресс.

Выбравшись из автобуса на конечной остановке, я сел на скамеечку, закурил и попытался привести себя в порядок. На голове, в месте удара дубинкой, выросла огромная шишка, каждое прикосновение к которой причиняло нестерпимую боль. Череп, однако, как мне показалось, остался цел. Плечо также сильно болело, но заниматься стриптизом на глазах у почтенной публики, чтобы посмотреть в каком оно находится состоянии, я не стал.

В остальном мой внешний вид с того момента, как я покинул вокзальный туалет, не претерпел никаких изменений, поэтому вообще-то понадобилось лишь чуть-чуть причесаться, чтобы сойти за почтенного гражданина, немного выпившего после рабочего дня и потому порвавшего и измазавшего пиджак.

Вздохнув, я встал и потащился в глубь квартала, одновременно приводя в порядок теперь уже свои мысли. Это отняло совсем немного времени, так как их у меня было минимальное количество.

Единственная ниточка, которая у меня имелась к этому моменту – это Лев Алексеевич Борисов, заместитель генерального директора "потаскухи". А единственная новая идея – это гипотеза о том, что именно чемоданчик из камеры хранения и был причиной гибели Гоши Длинного.

Оставалось, правда, загадкой – кто же его туда положил? Скорее всего – Платонов, или его телохранитель. Но зачем? И где квитанция? И вообще, зачем набивать чемодан взрывчаткой и сдавать его в камеру хранения? Бред какой-то! Террористический акт – милиционера Сеню на тот свет отправить собирались, что ли?

Пошарив по карманам, я обнаружил прелюбопытнейший факт: паспорта любвеобильного зама там не оказалось, как, впрочем, и кое-каких других вещей. Я погрустнел: похоже, что настало время отдавать. Однако на мой взгляд случайно прихваченные в свое время зажигалка и трусы все-таки не являлись достаточным эквивалентом отнятого в честной борьбе паспорта гражданина величайшей и могущественнейшей державы мира. Оставалось только надеяться, что в качестве компенсации впереди меня ожидают горы случайных лифчиков и чулок.

Тяжело вздохнув, я пошел искать телефонную будку. Найдя ее, я снова набрал телефон редакции.

– Да, – на этот раз голос точно принадлежал Леночке.

– Ерохину пожалуйста, – произнес я голосом Буратино из детской радиопередачи, уже заранее предвкушая веселье.

– О, тебя наконец-то кастрировали, – обрадовались на той стороне. Назови мне имя этого доброго человека, я пошлю ему цветы.

Я выругался про себя. У этой особы потрясающий нюх. Не говоря уже о фигуре.

– Он похоронен в поле, – сообщил я ей своим нормальным голосом. – Его попытка совершить это непотребство закончилась полным провалом. А ты что, теперь телефонисткой работаешь? Или ждешь звонка от своего хахаля? Это случайно не тот тип со связанными за спиной руками, заклеенным пластырем ртом и в железных трусах с амбарным замком, что проходит сейчас мимо меня? А то могу позвать его к аппарату. У меня создалось впечатление, что ему срочно нужно получить от тебя ключ, так как он боится, что в противном случае во время вашей встречи от него будет малость попахивать.

– Ты думаешь, что это смешно, да, пошляк? Пока ты там где-то прохлаждаешься, я сейчас в поте лица своего занимаюсь сбором информации.

– Женщина не должна быть потной, – назидательно произнес я. – Это отталкивает от нее мужчин. Впрочем, возможно, что именно этого ты и добиваешься...

– Слушай, трепло, мне некогда с тобой разговаривать, – рассердилась Ерохина. – И вообще мой гражданский долг повелевает мне посоветовать тебе поскорее сдаться в милицию. И, конечно, самой сообщить туда об этом твоем звонке.

– Давай, стучи, – обрадовано сказал я. – Только сначала дай мне телефон Борисова, зама на "потаскухе".

– Зачем это тебе? – удивилась она.

– Ладно, не рассуждай, – обозлился я. – Хватит, потрепались. Я еле двигаюсь, а у меня еще дел по горло, чтобы снять с себя обвинение в убийстве.

Леночка продиктовала телефон. Голос ее стал металлическим. Титановым, так я полагаю.

– Спасибо, – буркнул я. – И запомни: сведения не добываются разговорами по телефону. Сведения добываются только собственной задницей.

– Ну конечно. Это ведь твой второй основной инструмент, – послышалось в ответ. – А первый – ты и сам знаешь какой, – короткие гудки оставили меня в одиночестве.

Я набрал полученный номер. Трубку сначала не снимали, но потом в ней послышался мужской голос.

– Да.

– Вы уже отпустили свою секретаршу? – осведомился я и посмотрел на часы: почти шесть. – Ах да, рабочий день ведь уже закончился. Интересно, она так и пошла по городу без своих розовых трусиков и с грациозно подпрыгивающими при каждом шаге обнаженными грудями. М-м-м. Соблазнительное зрелище.

– Это глупые шутки, вы, телефонный хулиган, – рассердился мужчина, но трубку не положил.

– Может быть, может быть, – протянул я. – Но я обещаю не писать об этом случае в газету, если вы расскажете мне все про свою очень симпатичную зажигалку с крепко выпившим накануне дракончиком, так крепко, что выдыхаемые пары перегара аж горят.

– Я вас не понимаю, – засмеялись на том конце. – Вы – сумасшедший.

– Зря вы так, – я тоже усмехнулся. – Я знаю еще несколько человек обладателей такого же сувенира. Думаю, что госбезопасности также будет очень интересно с ними познакомиться.

– В первую очередь, я думаю, им будет интересно познакомиться с тем, кто так хулиганит, используя телефоны оборонного предприятия, – было слышно как трубку со злостью швахнули на рычаг.

– Сведения не добываются разговорами по телефону. Сведения добываются только собственной задницей, – пробормотал я. – Вот идиот, лишь спугнул дичь. А теперь придется рисковать.

Порывшись в своей записной книжке, я обнаружил нужный мне номер. Ответил женский голос, что меня очень обрадовало – только ревнивых мужей мне сейчас и не хватало.

– Любочка, это я, твой ласковый котик, моя прелесть, – я шумно задышал в трубку. – Он хочет, чтобы ты погладила его по мягкой шелковистой шерстке своей ласковой чувственной рукой.

– Лешенька, – на той стороне аж зашлись. – Где ты столько пропадал, злой уличный котище? А сегодня в газетах про тебя такое понаписано! Но я не верю! Только ко мне сейчас нельзя – я сама только что ввалилась, и муж сейчас вернется. Ты уж извини.

– Нет, нет, нет! Я совсем по другому поводу, – успокоил ее я. – Мне нужен твой пропуск на завод.

Брюнетка Люба работала на заводе. Мы с ней одно время вместе там работали. Не только, впрочем, работали. Потом она вышла замуж за богатого бизнесмена, но с завода не ушла. Муж не стал перечить этому ее капризу, тем более, что и его и все остальные свои прихоти она на совесть отрабатывала с ним по ночам. Правда, не только по ночам и не только с ним. Вообще она была большой любительницей нестандартных положений. А зачем иначе она по-вашему на заводе осталась?! Или, точнее: почему дяди-начальники ее не сократили?!

– Ты что, взорвать его задумал? – игриво засмеялась моя собеседница. – Нет уж, нет уж.

– Пожалуйста, приезжай сейчас, – я назвал адрес. – Здесь есть стоянка для машин, я буду там. И захвати пропуск. Ну, пожалуйста, – я вложил в последнее слово все оставшиеся во мне к этому времени благородные чувства, главным источником которых явились прочитанные в детстве книжки о пионерах-героях, без особых раздумий закладывавших собственных родителей коммунистам.