Текст книги "Конец авантюристки"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

6.

… – Вот, Григорий, – вздохнул Николаев, слегка дотрагиваясь до плеча призывника. – А теперь подхожу заключительной и самой печальной части этой кровавой истории… Трупы считаешь? – мрачно поглядел на парня Николаев.

– Сбился, – признался Гришка. – Хотя, погодите, дядя Паша… Четыре, потом два, потом ещё два, потом один, потом, значит, этот Левка… Десять получается…

– Да, десять… А, скорее всего, одиннадцать, если считать, что убили убийцу… А следующим стал…, – тяжело вздохнул Николаев. – Ладно, слушай дальше, теперь уже недолго осталось…

… Где-то в начале октября в десять вечера в квартире Николаевых раздался телефонный звонок. Подошел Павел.

– Алло! Павел Николаевич! Ты? – раздался в трубке знакомый голос.

– Григорий Петрович? Клементьев?

– Он самый, – словно задыхаясь, говорил Клементьев. – Я говорю из автомата. У меня для тебя есть важная информация. Но я не могу говорить, за мной следят. Я, правда, хитрый, оторвался от них, и пока их вроде поблизости нет… Но могут в любой момент появиться…

– Кто следит?

– Узнаешь, кто. Короче, раскрыл я тайну твоих сокровищ. Знаю все в подробностях. Кроме одной, правда. Я лечу из Новосибирска через Москву к себе в Симферополь.

– Так заезжай. Или я приеду, куда скажешь.

– Нет, рискованно, Павел, очень рискованно. Я в самолете накатал письмо, там все подробно изложено, и как я получил эту информацию, и сама информация. Теперь слушай меня внимательно. Я в Москве, приехал на частнике из Домодедова. Вышел из машины на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов. Там есть шашлычная «Ингури». Знаешь?

– Знаю, как же!

– Так вот. Здесь работает официанткой некая Валя Сорокина. Эта женщина была мне близка когда-то, ну, любила меня безумно, когда я в Москве в высшей школе МВД учился. Она не подведет. Письмо у нее. Езжай туда немедленно, тебе недалеко, она будет тебя ждать. На крайний случай, у неё есть твой номер телефона. А я исчезаю. Попытаюсь долететь до Симферополя, а там со мной шутки плохи, все схвачено. Ты меня понял?

– А, может быть, тебе все-таки лучше приехать ко мне? Здесь бы все и рассказал, и отсиделся бы здесь. А потом мы бы твоих преследователей в оборот взяли… Нашли, кого пугать…

– Глуп ты, Павел Николаевич. Неужели меня у тебя эти люди не будут искать? А в оборот их взять не так-то просто, что с санкцией на вскрытие могилы вышло? А? То-то… И риску я тебя подвергать не стану. Сейчас их нет, в Домодедове я им следы запутал, сел на одну машину, заплатил водителю и незаметно, чуть ли не на ходу из неё и выскочил. А сам на другой приехал. Но они обязательно сядут ко мне на хвост, сомнений нет – слишком серьезные бабки тут замешаны… И, наверняка, они уже едут в твою сторону, знают, что мы с тобой в Ялте это дело вели. А я теперь их во Внукове встречу, не раньше. А ты выезжай скорее, так будет лучше. Все. Пока. Привет Тамаре!

Николаев, как угорелый, вскочил, натянул на себя все, что попало и бросился вниз к машине, крикнув на ходу Тамаре: – Скоро буду! Дверь никому не открывай! Хорошо, что наши все дома! Если кто позвонит, скажи – с работы ещё не возвращался!

Уже в половине одиннадцатого он был у шашлычной «Ингури». Нашел Валю Сорокину, получил от неё письмо в мятом конверте.

– Какой-то ошалелый был сегодня Гриша, никогда его таким не видела, – заметила официантка. Но Николаев уже мчался вниз к машине.

… У его подъезда чернела незнакомая «Волга» с замазанными грязью номерами. Интуитивно Николаев почувствовал опасность, исходящую от этой машины. Он снял с предохранителя пистолет, сунул за пояс. И пожалел, что не прочитал письмо в машине. Если бы прочитал, подошел бы к «Волге» и побеседовал с её пассажирами. А так рисковать было нельзя – ведь об этом просил его Клементьев.

Павел медленно, в полной боевой готовности выхватить из-за пояса пистолет, зашагал к подъезду. Дверца «Волги» приоткрылась, но оттуда никто не вышел. Павел нажал подъездный код, дверь отворилась, и он нарочито медленно вошел внутрь. Лифт был на первом этаже. «Могли бы запросто замочить, если бы хотели», – подумал он. – «Не сочли нужным, как видно…»

– Тебе тут какие-то люди звонили, – встревоженным голосом говорила Тамара. – То один мужской голос, то другой. Незнакомые… И какие-то неприятные… Я сказала, что ты не возвращался с работы…

– Умница моя! – крикнул Николаев и бросился в свою комнату, на ходу распечатывая конверт.

«Привет, Паш! Пишу в самолете, так что, извини за сумбур в мыслях. Доконала меня эта история, места я себе не находил. Хрен с ними со всеми, с их гребаными сокровищами, но жалко мне девчонку-сироту, которая погибла из-за их махинаций только из-за своего сходства с Воропаевой. Из-за неё я и затеял все это. Хорошая была девчонка, добрая, чистая, черт её дернул связаться с этим Левкой, прожила бы ещё лет пятьдесят, детей бы народила. А я помню мертвецкую и лицо её изуродованное. Ладно… Был я в командировке в Новосибирске, туда следы одного нашего бандюгана вели. Сделал, что положено и решил рвануть в этот Южносибирск, где мэром этот пресловутый Верещагин. Окраску сменил, переоделся в бомжа и нашел его особнячок. Ничего избушка – четыре этажа, ограда непробиваемая, не подберешься. Иномарки то и дело подъезжают, одна другой краше. Потолкался я там денек, видел и учительницу твою, скромницу. Вышла она из шикарной иномарки, разодета – никакой кинозвезде такое и не снилось. Важная, надменная, не подступиться. Короче, на другой день угнал я тачку из города, подогнал поближе к их вилле. А когда она из машины выходила, сбил я с ног пару её быков, так, чтобы они долго очухаться не смогли, а ей пушку между лопаток и повел к своей угнанной. Увез её в тихое место, приставил пушку ко лбу и сказал: „Если ты, падла, мне сейчас же все не расскажешь, больше ты ничем не воспользуешься, тебе ничего не нужно будет из прелестей жизни, кроме нескольких квадратов сырой земли“. Покривилась, глазами посверкала, но рассказала. Вкратце, разумеется – времени, сам понимаешь, не было.

… Организовала все она. Понаслушалась рассказов про смерть Остермана, про его сокровища и поняла, что там они, в комнате. Почитала кое-какую историческую литературу про сокровища дворянских родов, про цены на них на западных аукционах, обалдела от этих цифр и решила, так сказать, поправить свое жалкое материальное положение. Рассказала все дочери, объяснила, что к чему, какие бывают на белом свете деньги, и как можно на них существовать. Лена прощупала почву, нашла список драгоценностей и ключ от тайника, только заветную кнопку они так и не обнаружили. А потом, когда все на несколько дней из дома уехали, они с матерью вдвоем все разобрали, умудрились стеллаж этот сдвинуть, тайник открыли и… Там на миллионы долларов бриллиантов, сапфиров, рубинов, изумрудов и тому подобных прелестей. Картины, рукописи, письма, и так далее… Вытащить бы им все это спокойно, и все дела. Но не тут-то было. Перехитрили сами себя. Решили пока оставить все на месте, так, мол, надежнее… Так, несколько бранзулеток мамаша взяла для пробы и раскрутки. Задвинули две дамы стеллажи на место и сделали вид, что все так и было. А тут эта дура Ленка затеяла шашни с Андреем, решила чуть ли не бежать с ним, до того ей её Кирюша опротивел. Поделилась с ним тайной сокровищ, тот прибалдел от радости, решили спереть все с помощью мамаши и бежать, пока наследники не очухались. Дураки, короче, чуть весь планчик учительнице не замочили своей любовью. Главная беда, правда, в другом. До того их распирало от гордости, что Кирюша догадался, что что-то тут не так. Тоже ведь не забывал рассказы о дедушкином тайнике, только лень-матушка дремала в нем до поры, до времени. Стал за влюбленными послеживать. И умудрился как-то подслушать их очень важный разговор. И потом, уже наедине заявил Лене, чтобы она убиралась вон из его дома и никогда больше туда не приходила. А со своими сокровищами он и сам разберется. Лена, естественно, вся в слезах и соплях рассказала это мамаше. Ну та ей всыпала по первое число, но делать-то что-то надо! И она вступила в переговоры с Кириллом. Угрозы, посулы, сказала, что имеет возможность реализовать все это по самой выгодной цене. И это была правда – она уже связалась со своим муженьком Верещагиным, тот очень сильно заинтересовался и обещал помочь надежными крепкими людьми. Кирюшу взяли в оборот, побеседовали с ним и предложили разделить все по-братски, а то за его жизнь никто и ломаного гроша не даст. Он согласился на паритетных началах. Поначалу они все из тайника повытащили, а потом устроили новогоднее представление, чтобы всем головы заморочить. Андрей Полещук понятия не имел, что Кирилл что-то знает. Остальное ты и сам знаешь, и про Максимова, и про Юркова с Мызиным, тут ничего новенького нет. И про домик Ворониной, и про догадку Кирюшиной мамаши… А Юркова с Мызиным и вправду сам Кирюша замочил. Училка его заставила это сделать, решила завязать покруче, могла бы и другим поручить, но рискнула. Тем более знала, что он вовсе не такой уж хлюпик, каким представился нам. Угробил с помощью Мызина четырех человек и глазом не моргнул. И тут не сробел, топориком обоим головы раскроил и спасибо не сказал. Потом по совету училки же выдумал появление Полещука в Москве в том же виде, в каком зарисовался и в Лосинке, и в Медведкове. А рост-то кто там заметит в полутьме? А сокровища-то давно преспокойно лежали в квартирке Веры Георгиевны в той самой шкатулочке на видном месте. А дурак есть дурак… Что с него возьмешь? И глупый Полещук в тайне от Лены приперся в Москву и стал требовать от мамаши хоть часть драгоценностей. И тут ты его чуть за руку не поймал… Но, если бы и поймал, это бы ничего не дало, так что ты сильно не переживай. Сокровища-то были у мамаши. Полещук бы её в жизни не выдал, свалил бы все на романтическую любовь…»

«Утешает Гриша, – подумал Николаев. – „Разве в сокровищах дело? Если бы я его тогда узнал, сколько смертей бы предотвратил… И сирота эта Галя была бы жива, вот что главное…“

«Но…факт есть факт, ты его не узнал. Мамаша его тихо спровадила, а тебе потом рассказала, что они в Крыму. Крым большой, так уж сразу не нашли бы, тем более, в таком местечке. Зато мы ей поверили и дали возможность достойно завершить комедию.

Ну… Кирюша мать подвел к разборке кабинета, это понятно… Лена заставила Полещука появиться на людях, это тоже понятно, это ты все сам мне рассказывал в машине… А потом она после ресторана исчезла, он стал её искать, а нашел лишь собственную смерть. Шлепнули его по дороге, а рядом с ним положили тело несчастной сироты Гали, которую отследили заранее. Нужна была такая, похожая на Лену. А она по всем параметрам подходила идеально, плюс сирота, никто искать не будет. Сам дьявол им помогал. Полагаю, этот мерзавец Левка попросил её приехать именно четвертого, как ему приказали. Подробностей убийства Гали мне училка не поведала за отсутствием времени, но, полагаю, они очень суровы. Сначала заманили куда-нибудь, продержали там некоторое время, потом отвезли к месту убийства Андрея и убили. Падлы…

Кирилла привезли на опознание. Именно поэтому его и не тронули в Москве. Ну, а когда он опознал в Гале свою жену, ему училка велела исчезнуть. Написать письмо, что он, мол, всех порешил, совесть замучила, сокровища он в море выбрасывает и с собой кончает. Но поспешили очень, потому что Кирилл оказался покруче, чем от него ожидали. Он оказал сопротивление и ранил одного из них. Ну а другой прикончил и Кирилла и немного позже своего раненого коллегу. Именно этот коллега и убивал Андрея и Галю. Теперь он на дне морском. А кто другой – клянется, что не знает. Итак, они портфель с макияжем Кирилла и его загранпаспортом на месте забыли. Неувязочка произошла. Он-то сам полагал, что денежки наличные от её доверенных лиц примет и сквозанет за кордон по абсолютно подлинному загранпаспорту с чужой фамилией и его фотографией в макияже. А там его и банковский счет ждал, сумели ему туфту впарить. Всем троим организовали загранпаспорта, но каждому для своей цели. Полещук и Воропаев были уверены, что воспользуются ими, а Лене его делали для того, чтобы мы его в их уютном домике нашли. А для ухода у неё другой паспорт был, которым она, полагаю, благополучно воспользовалась. Ну, ещё они с Левкой недоглядели, вовремя не убрали. Бывают и у них промашки, хотя их главным принципом был – никаких живых свидетелей. И добились, однако, своего, Верещагин – мэр, она – мэрша, в богатстве купаются… Вот и все, дорогой мой Павел. Не было у меня больше времени с этой стервой беседовать, и так уже стремно было. Я весь в гриме, в щетине, голос сменил, но мне показалось, что узнала она меня. Умная ведь она, ох, какая умная… Я таких ещё и не видел. Руки по локоть в крови, а как себя вела, ты вспомни… Не успел, короче, я выяснить, как она эти сокровища распродала. И насчет местонахождения Лены отказалась наотрез отвечать. Стреляй, говорит, все равно, не узнаешь, где она. Моя дочь будет жить, как надо. И поглядела этак… Разодетая, расфуфыренная, но такая же худенькая и бледная, и глаза такие же – умные, проникновенные… Бежать мне надо было, Павел, бросил я эту дамочку на месте, сел на тачку и дал деру. В Новосибирске привел себя в надлежащий вид, сел на самолет, но ещё в аэропорту понял – пасут меня. Пишу все это в самолете, а уж как передам тебе – ещё не знаю. С приветом. Григорий Клементьев.»

Николаев сидел за столом, держа письмо в руке и глядел в одну точку. Все то, что выяснил Григорий, он практически уже знал. Только детали были уточнены. И признание состоялось. А Гриша подверг себя огромному риску. Нужно ли было это? Кто знает?…

… На следующий день, когда Николаев шел по коридору Управления, он столкнулся нос к носу с Костей Гусевым.

– Павел! Привет! Слышал новость-то? – Он потупил глаза.

– Что такое?

– Этой ночью в Симферополе убили Гришу Клементьева. Прямо около его дома, двумя выстрелами. Оба в голову, второй контрольный. Мне только что сообщили, знают, что мы с ним дело вели. Наверное, местные бандиты ему отомстили, он много им крови попортил в последнее время.

Николаев молчал. Ему вспомнился уютный домик Гриши в Симферополе, его веселая жена, двое крепеньких пацанов, его шашлыки во дворе и ледяное пиво из банки под копченого леща. В глазах стояли слезы. Он не мог произнести ни слова.

– Что думаешь-то? – спрашивал Костя.

– Наверное, так все и есть, – тихо ответил Николаев и пошел по коридору в свой кабинет. У него сегодня было очень много дел…

… Вот такую историю поведал Гришке Павел Николаевич Николаев перед его отправкой в армию… Только ему одному, ни мать, ни Петька ничего не знали…

… И до него дошло, к о г о он только что видел… Это она давала указания солдатикам, куда нести мусор, это она обещала им за хорошую работу на водку, это она распорядилась накрывать стол на розовой террасе к приезду некого Семена Петровича, это она решила поплавать в бассейне, отложив на часок открытие Дома моделей…

Это она – у б и й ц а е г о о т ц а!!!

И ему пришлось видеть её почти каждый день на протяжении трех недель…

Д о ч е г о ж е т е с е н м и р !!!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОКО ЗА ОКО

1.

Семья Савельевых переехала в Москву тридцатого августа. Димка и Илюха готовились к школе, Наташа убирала квартиру, делала покупки. Костя же не делал ничего. Он целыми днями валялся на диване и смотрел все подряд по телевизору. Он наслаждался своим бездельем. Отпуск у него получился славный, такого он не мог ожидать даже в самом страшном сне. Сначала исчезновение тещи Марии Ивановны, её поиски, пуля, выпущенная в Надежду Гусакову, потом штурм одинокого дома на опушке леса, новая встреча с Романом Дергачом… Насыщенным получился долгожданный отпуск, нечего сказать… И только теперь он отдыхал. С работы ему не звонили, дел пока никаких, на его счастье, не было.

Наташа не делала мужу никаких замечаний, она понимала, насколько он устал, какой напряженной в последнее время была его жизнь. Но постепенно он сам стал тяготиться вынужденным бездельем, к которому не привык. Вдруг ему вспомнились слова Павла Николаевича Николаева о каком-то деле. Он решил позвонить ему.

– Павел будет к вечеру, заходите, Костя, – пригласила его жена Павла Тамара.

– Вечер, это как? – поинтересовался Костя.

– Вечер, это не раньше одиннадцати, – усмехнулась Тамара. – Звоните, не стесняйтесь, мы раньше часа не ложимся.

К вечеру Костя стал клевать носом после сытного ужина, но вдруг очнулся, поглядел на часы – двадцать минут двенадцатого. Он быстро набрал номер Павла.

– Нет его еще, – вздохнула Тамара. – Ой, подождите, Костя, слышу – ключ поворачивается в замке.

Через пару минут он услышал глуховатый голос Николаева.

– Привет, хорошо, что позвонил? Как отдохнул? – спросил Павел.

Костя только расхохотался в ответ.

– Ну, начало твоего отпуска я помню, а что, дальше опять что-то любопытное? – спросил Павел, поняв причину его смеха.

– Дальше ещё хлеще, последний, как говорится, штурм. С прыжками, падениями, перестрелкой, сокрушительными ударами в уязвимые точки тела, в том числе, и моего. Нет, веселый был отпуск, веселей любой работы.

– Слушай, приходи, расскажешь. Покалякаем…

– Да поздно уже…

– Ерунда, заходи. Водки выпьем. У меня есть полбутылки, – уговаривал Павел.

– Ну гляди, я-то весь день спал и смотрел сериалы, а ты-то…

– Ничего, я приму душ, выпью чайку, а ужинать вместе будем. Тут такие вкусные чебуреки, и селедка есть под водочку.

– Ладно, пеняй на себя. Прихожу, и тоже прихвачу, у меня целая бутылка есть. И дедовские огурцы, он здорово умеет засаливать.

– Давай, жду!

… Через двадцать минут они обнимались в маленькой прихожей николаевской квартиры.

– Тело болит, – вздохнул Костя. – Сколько раз я за этот гребаный отпуск принимал на себя удары разных… нехороших людей, знал бы ты…

– Ничего, – обнадежил Павел. – Скоро ещё не то будет.

– Спасибо на добром слове.

Они прошли в маленькую кухоньку, где уже был накрыт стол… Водка, горячие чебуреки, селедка… Костя поставил на стол банку огурцов и бутылку «Смирновской».

– За что? – спросил Костя.

– За начало учебного года, разумеется, и за новое интересное дело. Нас ждут подвиги, Константин…, – провозгласил Павел и залпом выпил рюмку. Через пару минут его серое от усталости лицо слегка порозовело, и он принялся за чебуреки.

– А теперь, Константин, слушай меня внимательно. И очень внимательно, не пропускай ничего из моего рассказа. История длинная, а повторять времени нет.

Они закурили, и Николаев поведал Константину историю с сокровищами старика Остермана, закончив её гибелью Гриши Клементьева. Константин слушал, не перебивая, лишь иногда у него задорно загорались глаза.

– Вижу, вижу по глазам, что идеи уже шевелятся в твоей умной голове, – одобрил его реакцию Павел. – И это мне нравится…

– Мир тесен, Павел. И кое-что мне уже пришло в голову, так – пока хаос, невнятица, сумбур. Но из этого сумбура порой рождаются неплохие идеи. Очень меня заинтересовали этот мэр города Верещагин и его супруга. И, кажется, я имею представление, как найти к нему некоторый подходец. Но, сам понимаешь, у меня нетрадиционные методы и, порой, нетрадиционное для правоохранительных органов, окружение. Но другого пути я не вижу…

– Знаешь что, Костя, – вдруг вытаращил глаза обычно невозмутимый Николаев, перегнулся через стол и схватил Костю за рубашку. – Я хоть с чертом готов якшаться, лишь бы отомстить за Гришку.

– Ну раз так, – усмехнулся Костя, – то некоторые шансы у нас имеются…

– Так, так…, – отпустил Костину рубашку Николаев и откинулся на стуле назад. – Однако, меня все-таки держи в курсе своих умозаключений и действий. Я ведь не только информацией, я и делом тоже помочь могу. Тоже злой стал в последнее время ото всего этого. Мало нам, так сказать, организованной преступности, так ещё такие ублюдки-одиночки попадаются, страшно вспомнить, – поморщился он. – Избави Господь от всего этого. – Он налил ещё по рюмке и сразу же опрокинул свою рюмку в рот. – Ладно, хватит о прошлом. Надо думать о будущем. Ездил я в Краснодарский край, Костя, там теперь живет семья Гришки Клементьева. Сын его теперь уже служит. Вдова копейки получает, слава Богу, хоть ребята помогли ей устроиться на работу. Живет в хрущебе на первом этаже, квартира запущенная, смотреть страшно. Даже на ремонт денег нет…. А как живет этот Верещагин со своей удивительной женушкой, слышал ещё от покойного Гришки. Так это ещё несколько лет назад было, представляю теперь, как он раскрутился при таких-то размахах… Тогда у него четыре этажа было, а теперь, наверное, не меньше восьми на семью из двух человек. Он ведь и на второй срок переизбран в мэры. Хотел даже в губернаторы области баллотироваться, но, знаю, там другой кто-то прошел в начале года.

– Я знаю, кто прошел, – хитро улыбнулся Костя. – Я этого человека очень хорошо знаю, ибо был с ним в очень интересной переделке. Звать его Семен Петрович Лузгин, очень любопытная личность. Сначала он стал депутатом вместо выбывшего при трагических обстоятельствах, а через несколько месяцев баллотировался в губернаторы, и стал-таки им…

– Так…, – напрягся Николаев. – И что, у тебя к нему есть подход, к этому губернатору?

– Пока не знаю, Павел. Губернатор области – это фигура крупная, подступиться к нему сложно. А я пока могу сказать одно – попробую. Это трудное дело, но интересное и благородное. Я ещё подумаю, поразмыслю, взвешу кое-что, а там дам тебе знать. А теперь, Павел, вижу я, ты уже клюешь носом, и пора тебе хоть несколько часов поспать. Завтра-то с утра на службу?

– А как же? Куда я денусь? И ещё какой денечек намечается, страшно подумать…

Они выпили по расходной и простились. Шел уже третий час ночи. Костя шагал по пустынной улице, курил и думал… Трудно сказать, что у него было большое желание заниматься этим делом. Еще в прошлом году Наташка предостерегала его от конфликтов с сильными мира сего, от участия в той или иной степени в политике. Политика, большие деньги, большие интересы… Не сомнет ли все это его, не раздавит ли своим мощным катком?

Сомнения одолевали его. Но он вспомнил серое от усталости лицо Николаева и его покрасневшие глаза, когда он рассказывал о зверски убитой девушке из Феодосии Гале, которой посчастливилось быть так похожей на дочь Верещагина Лену, вспомнил рассказ об отважном оперативнике из Симферополя Клементьеве, о том, как он проник на виллу к Верещагину, выкрал его жену и выбил из неё показания в чудовищном преступлении, которое она организовала. Узнал все, сообщил Николаеву и в ту же ночь был застрелен прямо около собственного дома. Убийцы ждали его, Клементьев не успел даже достать оружие. Он был убит первой же пулей, выпущенной ему в голову. А затем ещё и контрольный выстрел. Уже в мертвого…

«Взглянуть бы на этих людей», – подумал Костя. – «Поглядеть, что за птицы этот Верещагин и его жена.» Видеть преступника живьем, это очень важно, именно тогда появляется азарт, кураж, желание побороться с ним, каким бы сильным он ни казался…

Костя дошел до своего подъезда, поднялся в квартиру и сразу же нырнул в постель. Заснуть, однако, сразу не смог. Рассказ Николаева очень взволновал его. Вихрем в голове пронеслись прошлогодние воспоминания – старик Каракозов, Иляс, Жерех, Галка Коваленко… И Семен Петрович Лузгин… И журналист, написавший серию статей о бандите-депутате и его гибели, а через некоторое время скончавшийся от тяжелой болезни… Да, а ведь Иляс сдержал слово, и на счет журналиста была переведена крупная сумма денег, жаль только, что поздно… Да, Иляс, Иляс Джумабеков…

Костя вылез из постели и пошел курить на кухню. Мысль, пришедшая в голову, не давала ему покоя. Вспомнилось это желтое лицо с узенькими жутковатыми глазами, борозды морщин на впалых щеках, мертвая хватка, железный кулак… Много тогда им пришлось вместе совершить, мягко говоря, неординарных поступков… Иляс человек непредсказуемый и неуправляемый, убить для него – раз плюнуть, но он способен на поступок ради друга… И если не он, то вряд ли кто сможет помочь ему в этом деле… Ведь он очень близок к новому губернатору той области, в которой находится этот самый пресловутый Южносибирск, где мэром Верещагин. Но как его найти? Да и жив ли он, кстати, вообще, за год с таким человеком могло произойти все, что угодно, вполне может находиться и в местах, не столь отдаленных…

Костя вспомнил про Ларису Рыщинскую, про её сына Павлика. Да, пожалуй, только через неё он сможет найти Иляса.

– Костя, – всунулась в кухню голова Наташи. – Что ты все куришь? И спать не ложишься? Ты поглядел бы на часы…

– Я за день отоспался, Наташа, – улыбнулся Костя сквозь облако табачного дыма. – А теперь у меня появились дела…

– Понимаю, – нахмурилась Наташа. – Особенно хорошо понимаю, чем все это чревато, вижу это по твоим задорно блестящим глазам… Эх, останутся наши дети сиротами…

– Не останутся, – встал с места Костя, сунув недокуренную сигарету в пепельницу. – Побеждает сильнейший. А теперь пошли спать… – Он обнял Наташу и они вышли с прокуренной кухни…