Текст книги "Сто рассказов из русской истории"
Автор книги: Сергей Алексеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Алексеев С. П
Сто рассказов из русской истории
От автора
Это книга для тех, кто любит родную историю.
Чем прославился фельдмаршал Суворов?
Чем знаменит Кутузов?
Почему и в рассказах своих, и в легендах, и в песнях народ бережно хранит имя Степана Разина?
Почему и сейчас, много поколений спустя, мы вспоминаем Петра Первого?
Кто такие декабристы, за что они боролись?
Велика наша Родина.
Много сложного и нелегкого было в ее истории.
Много прекрасного и великого.
У нас есть что вспоминать и чем гордиться.
Перед вами рассказы о том, что было.
О нашем Отечестве и народе.
РАССКАЗЫ О СТЕПАНЕ РАЗИНЕ, КАЗАКАХ И ВОССТАВШЕМ НАРОДЕ
ВСАДНИК
Отряд верховых ехал крестьянским полем. Поднялись всадники на пригорок. Смотрят‑что за диво? Мужик пашет землю. Только не конь у него в сохе. Впряглись вместо лошади трое: крестьянская жена, мать – старуха да сын – малолеток.
Потянут люди соху, потянут, остановятся и снова за труд.
Подъехали конные к пахарю.
Главный из них кинул суровый взгляд:
– Ты что же, такой – сякой, людишек заместо скотины!
Смотрит крестьянин – перед ним человек огромного роста. Шапка с красным верхом на голове. Зеленые сапоги на ногах из сафьяна. Нарядный кафтан. Под кафтаном цветная рубаха. Нагайка в руках крученая.
«Видать, боярин, а может, и сам воевода», – соображает мужик.
Повалился он знатному барину в ноги, растянулся на борозде.
– Сироты, сироты мы. Нету коня. Увели за долги кормильца.
Лицо всадника перекосилось. Слез он на землю. Повернулся к крестьянину.
Мужик попятился вскочил – и бежать с испуга.
– Да стой ты, пеший! Стой ты! Куда?! – раздался насмешливый голос.
Мужик несмело вернулся назад.
– На, забирай коня. – Человек протянул мужику поводья.
Опешил крестьянин. Застыли жена и старуха мать. Раскрылся рот у малого сына. Смотрят. Не верят такому чуду.
Конь статный, высокий. Масти сизой, весь в яблоках. Княжеский конь.
«Шутит барин», – решает мужик. Стоит. Не шелохнется.
– Бери же. Смотри, передумаю, – пригрозил человек. И пошел себе полем.
Верховые ринулись вслед. Лишь один молодой на минуту замешкался, обронил он случайно кисет с табаком.
«Всевышний, всевышний послал», – зашептал обалдело крестьянин.
Повернулся мужик к коню. И вдруг испугался. Да не колдовство ли все это? Потянулся к нему. Конь и дернул его копытом.
Схватился мужик за ушибленное место.
– Настоящий! – взвыл от великого счастья. – Кто вы, откуда?! – бросился он к молодому парню.
– Люди залетные. Соколы вольные. Ветры весенние, – загадочно подмигнул молодец.
– Да за кого мне молиться? Кто ж такой тот, в шапке?
– Разин. Степан Тимофеевич Разин! – уже с ходу прокричал верховой.
СТРЕЛЕЦКИЕ СТРУГИ
– Разин, Разин идет!
– Степан Тимофеевич!
1670 год. Неспокойно в государстве Российском. В огромной тревоге бояре и царские слуги. Восстал, встрепенулся подневольный, угнетаемый люд. Крестьяне, казаки, башкирцы, татары, мордва. Сотни их, великие тысячи.
Ведет крестьянское войско лихой атаман донской казак Степан Тимофеевич Разин.
– Слава Разину, слава!
Восставшие подступили к Царицыну. Остановились чуть выше города, на крутом берегу Волги. Устроили лагерь.
– Нам бы, не мешкая, Царицын брать, – пошли среди казаков разговоры.
Вечером в темноте явились к Разину горожане:
– Приходи, батюшка, властвуй. Ждут людишки тебя в Царицыне. Стрельцов немного, да и те не помеха. Откроем тебе ворота.
– Бери, бери, атаман, Царицын, – наседают советчики.
Однако Разин не торопился. Знал он, что сверху по Волге движется на стругах к Царицыну большое стрелецкое войско.
У стрельцов пушки, мушкеты, пищали, пороху хоть отбавляй. Стрельцы ратному делу обучены. Ведет их знатный командир голова Лопатин. «Как же с меньшими силами побить нам такую рать? – думает Разин. – В городе тут не схоронишься. Разве что дольше продержишься. А нам бы под корень. В полный казацкий взмах».
Все ближе и ближе подплывает Лопатин к Царицыну.
– Бери, атаман, твердыню! – кричат казаки.
Не торопится, мешкает атаман.
Каждый день посылает Лопатин вперед лазутчиков. Доносят они начальнику, как ведут себя казаки.
– Стоят на кручах. Город не трогают.
«Дурни, – посмеивается голова Лопатин. – Нет среди них доброго командира».
– Батюшка, батька, отец, Царицын бери, – умоляют восставшие своего атамана.
Молчит, словно не слышит призывов, Разин.
Тем делом лопатинский караван поравнялся с казацкими кручами. Открылась оттуда стрельба.
«Стреляйте, стреляйте, – язвит Лопатин. – То‑то важно, кто победное стрельнет».
Держится он подальше от опасного берега. Вот и Царицын вдали. Вот уже рядом. Вот и пушка салют – привет ударила с крепости.
Доволен Лопатин. Потирает руки.
И вдруг… Что такое?! С царицынских стен посыпались ядра. Одно, второе, десятое. Летят они в царские струги. Наклоняются, тонут струги, как бумажные корабли.
На высокой городской стене кто‑то заметил широкоплечего казака в атаманском кафтане.
– Разин, Разин в Царицыне!
– Разбойники в городе!
– Стой, повертай назад!
Но в это время, как по команде, и с левого и с правого берега Волги устремились к каравану челны с казаками. Словно пчелы на мед, полезли разинцы на стрелецкие струги.
– Бей их! Круши!
– Голову руби голове!
Сдались стрелецкие струги.
– Хитер, хитер атаман, – восхищались после победы восставшие. – Ты смотри – обманул голову. До последней минуты не брал Царицына.
– У головы – голова, у Разина – две, – долго шутили разинцы.
НЕ ОСУДИТ
Боярин Труба – Нащекин истязал своего крепостного. Скрутили несчастному руки и ноги, привязали вожжами к лавке. Стоит рядом боярин с кнутом в руке, бьет по оголенной спине крестьянина.
– Так тебе, так тебе, племя сермяжное. Получай от меня, холоп. Научу тебя шапку снимать перед барином.
Ударит Труба – Нащекин кнутом, поведет ремень на себя, чтобы кожу вспороть до крови. Отдышится, брызнет соленой водой на рану. И снова за кнут.
– Батюшка, Левонтий Минаич, – молит мужик. – Пожалей. Не губи. Не было злого умысла. Не видел тебя при встрече.
Не слушает боярин мольбы и стонов, продолжает страшное дело.
Теряет крестьянин последние силы. Собрался он с духом и молвил:
– Ужо тебе, барин. Вот Разин придет.
И вдруг…
– Разин, Разин идет! – разнеслось по боярскому дому.
Перекосилось у Трубы – Нащекина лицо от испуга. Бросил он кнут. Оставил крестьянина. Подхватил полы кафтана, в дверь – и бежать.
Ворвались разинские казаки в боярскую вотчину, перебили боярских слуг. Однако сам хозяин куда‑то скрылся.
Собрал Разин крестьян на открытом месте. Объявил им волю. Затем предложил избрать старшину над крестьянами.
– Косого Гурьяна! Гурку, Гурку! – закричали собравшиеся. – Он самый умный. Он справедливее всех.
– Гурку так Гурку, – произнес Разин. – Где он? Выходи– ка сюда.
– Дома он, дома. Его боярин люто побил.
Оставил Разин кнут, пошел к дому Косого Гурьяна. Вошел. Лежит на лавке побитый страдалец. Лежит, не шевелится. Спина приоткрыта. Не спина – кровавое месиво.
– Гурьян, – позвал атаман крестьянина.
Шевельнулся тот. Чуть приоткрыл глаза.
– Дождались. Пришел, – прошептал несчастный. На лице у него появилась улыбка. Появилась и тут же исчезла. Умер Гурьян.
Вернулся Разин к казацко – крестьянскому кругу.
– Где боярин?! – взревел.
– Не нашли, отец – атаман.
– Где боярин?! – словно не слыша ответа, повторил Степан Тимофеевич.
Казаки бросились снова на поиск. Вскоре боярин нашелся. Забился он в печку, в парильне, в баньке. Там и сидел. Притащили Трубу – Нащекина к Разину.
– Вздернуть, вздернуть его! – понеслись голоса.
– Тащи на березу! – скомандовал Разин.
– Пожалей, не губи, – взмолился Труба – Нащекин. – Пожалей! – закричал он тонким, пронзительным, бабьим криком.
Разин зло усмехнулся.
– Кончай, атаман, кончай. Не тяни, – зашумели крестьяне.
И вдруг подошла девочка. Маленькая – маленькая. Посмотрела она на Разина:
– Пожалей его, дяденька.
Притихли крестьяне. Смотрят на девочку. Откуда такая?
– Может, безбожное дело затеяли, – вдруг вымолвил кто‑то. – К добру ли, если несмышленыш – дите осуждает.
Все выжидающе уставились на атамана.
Глянул Разин на девочку, посмотрел на мужиков, потом вдаль, на высокое небо.
– Вырастет – поймет, не осудит. Вешай! – прикрикнул на казаков.
СПАСИ – И-ТЕ!
Разин сидел на берегу Волги. Ночь. Оперся Разин на саблю, задумался.
«Куда повернуть походом? То ли на юг – вниз по матуш– ке – Волге, к Астрахани, к Каспийскому морю. То ли идти на север – на Саратов, Самару, Казань, а там – и Москву.
Москва, Москва. Город всем городам. Вот бы куда податься. Прийти, разогнать бояр. Да рано. Силы пока не те. Пушек, пороху маловато, мушкетов. Мужики к войне не привычны. Одежонка у многих рвань. Стало, идти на юг, – рассуждает Степан Тимофеевич. – Откормиться. Одеться. Войско отладить. А там… – у Разина дух захватило, – а там – всю боярскую Русь по хребту да за горло».
Сидит атаман у берега Волги, думает думы свои. Вдруг раздался крик на реке. Вначале тихий – Разин решил, что ослышался. Потом все громче и громче:
– Спаси – и-ите!
Темень кругом. Чернота. Ничего не видно. Но ясно, что кто‑то тонет, кто‑то бьется на быстрине.
Рванулся Разин к реке. Как был в одежде, так и бухнулся в воду.
Плывет атаман на голос. Взмах, еще взмах.
– Кто там – держись!
Никто не ответил.
«Опоздал, опоздал, – сокрушается Разин. – Погиб ни за что человек». Проплыл он еще с десяток саженей. Решил возвращаться назад. Да только в это самое время метнулась перед ним косматая борода и дернулись чьи‑то руки.
– Спаси – и-те! – прохрипел бородач. И сразу опять под воду.
«Эн, теперь не уйдешь», – повеселел атаман. Нырнул он и выволок человека. Вынес на берег. Положил на песок лицом вниз. На спину принажал коленкой. Хлынула вода изо рта у спасенного.
– Напился, – усмехнулся Степан Тимофеевич.
Вскоре спасенный открыл глаза, глянул на атамана:
– Спасибо тебе, казак.
Смотрит Разин на незнакомца. Хилый, иссохший мужичонка. В рваных портках, в холщовой разлезшейся по бокам рубахе.
– Кто ты?
– Беглый я. К Разину пробираюсь. Слыхал?
Мужик застонал и забылся.
В это время на берегу послышались голоса.
– Ба – а-тюшка! Атаман! Степа – а-н Тимофеевич!
Видать, приближенные ходили, искали Разина. Разин ступил в темноту.
Поравнялись казаки с мужиком. Наклонились, прислушались.
– Дышит!
Потащили двое спасенного в лагерь, а другие пошли дальше берегом Волги:
– Ба – а-тюшка! Атаман!
Утром есаулы доложили Разину, что ночью кто‑то из казаков спас беглого человека. Только кто, неизвестно. Не признаются в казачьих сотнях.
– Видать, не всех опросили? – усмехнулся Степан Тимофеевич.
ЯИЦКИЙ КАМЕННЫЙ ГОРОДОК
Река Яик. Каспийское море. Яицкий каменный городок.
Высокие яицкие башни, стены метровы, ворота дубовы. Не городок, а твердыня.
«Тут отдыхать моим казакам, – раздумывал Разин. – Да только пойди возьми городок Полвойска у стен уложишь».
И вот однажды Разину доложили – в степи схвачены люди. Человек тридцать. Идут в Яицкую крепость. Богомольцы. Монахи.
Хотел Разин сказать: «Людишки святые, мирные. Отпустите, пусть‑ка идут». Да вдруг спохватился:
– Эй, постойте. Ведите сюда.
Явились монахи.
– Раздевайся!
Позвал казаков.
– Одевайся!
Поменялись они нарядами.
Неспокойно в Яицкой крепости. Знают стрельцы, знает начальник, что где‑то Разин рядом в степи. Того и гляди под стены пожалует.
Усилил начальник охрану крепости. Строго наказал никого не выпускать и не впускать без доклада. К ночи ворота – на все засовы.
Солнце клонится к закату. Стоят дозорные в караулах. Смотрят внимательно в степь.
Вдруг видят – движется к городу группа людей. Присмотрелись – монахи.
Подошли богомольцы к воротам:
– Откройте.
Смутились охранники:
– Куда вы?
– В соборы яицкие. К иконам святым на поклон.
– Ночуйте в степи. Не велено, странники.
– Ах вы, безбожники, – зароптали монахи. – Ужо попомнит господь.
Караульные пошли, доложили начальнику.
– Сколько их?
– Душ тридцать.
– Впустите. Да смотрите, чтобы лишку не оказалось.
Тем временем стало совсем темно. Вернулись посыльные. Открыли засовы. Бородатый стрелец, впуская по однопал пересчитывать богомольцев.
Один, второй… двадцатый… тридцатый. Стойте!
– Ты что, борода. Считать не умеешь? – послышался чей‑то голос. – Еще и двадцати не прошло.
«Что такое?» – растерялся стрелец.
Вот уже сорок. Вот уже пятьдесят. Вот уже и мужики поперли. Вот и лошадиная морда сунулась. Один верховой, за ним второй, за вторым – третий.
– Стойте! Стойте! – кричит охранник.
Да где тут! Подбежал к нему здоровенный детина. Зажал рот приготовленным кляпом.
Пока поняли в крепости, в чем дело, пока подняли крик, было уже поздно.
Так и достался Яицкий городок Разину без всякого боя. Правда, на улицах постреляли. Да это уже не в счет.
Был городок боярский. Стал разинский городок.
ДВЕ РУКИ
Группа беглых крестьян пробиралась на Волгу, к Разину.
Шли ночами. Днями отсыпались в лесах и чащобах. Держались подальше от проезжих дорог. Стороной обходили селенья. Шли целый месяц.
Старший среди мужиков, рябоватый дядя Митяй, поучал:
– Он, атаман Степан Тимофеевич, – грозный. Он нератных людей не любит. Спросит: владеете саблей? Говорите – владеем. Колете пикой? Колем.
Явились крестьяне к Разину.
– Принимай, отец – атаман, в войско свое казацкое.
– Саблей владеете?
– Владеем.
– Пикой колете?
– Колем.
– Да ну, – подивился Разин. Приказал привести коня. – Залезай, борода, – показал на дядю Митяя. – Держи саблю.
Не ожидал дядя Митяй проверки. «Пропал, пропал, казнит за вранье атаман». Стал он выкручиваться:
– Да мы больше пеше.
– В казаках, да и пеше? А ну‑ка залазь!
– Да я с дороги, отец, устал.
– Не бывает усталости ратному человеку.
Смирился дядя Митяй. Подхватили его казаки под руки, кинули верхом на коня. Взялся мужик за саблю…
Гикнули казаки. Помчался по полю конь. Непривычно дяде Митяю в седле. Саблю впервые держит. Взмахнул он саблей, да тут же и выронил.
– Сабля с норовом, с норовом. Не дается, упрямая, – гогочут вокруг казаки.
– Зачем ему сабля? Он по ворогу лаптем, – пуще всех хохочет Степан Тимофеевич.
Обидно стало крестьянину. Набрался он храбрости. Подъехал к Разину и говорит:
– Зря, атаман, смеешься. Стань за соху – может, мы тоже потешимся.
Разгорячился от смеха Разин:
– Возьму да и встану.
Притащили ему соху. Запрягли кобылицу. А Разин, как и все казаки, от роду не пахивал поле. Думал – дело простое. Начал – не ладится.
– Куда, куда скривил борозду? – покрикивает дядя Митяй.
– Мелко, мелко пласт забираешь. Ты глубже, глубже землицу, – подсказывают мужики.
Нажал атаман посильнее – лопнул сошник.
– Соха с норовом, с норовом. Не дается, упрямая, – засмеялись крестьяне.
– Да зачем казаку соха? Он саблей землицу вспашет, – похихикивает дядя Митяй.
Посмотрел Разин на мужиков. Рассмеялся.
– Молодец, борода, – похлопал по плечу дядю Митяя. – Благодарю за науку. Эй, – закричал казакам, – не за– бижать хлебопашный народ. Выдать коней, приклад. Равнять с казаками. – Потом задумался и добавил: – И пахарь и воин что две руки при одном человеке.
ТРЕТЬ АРШИНА
При взятии городов Разин строго наказывал никому из купцов не чинить обиды. Понимал Разин: без купца даже гвоздя и того не достанешь.
– Мы их не тронем, отец – атаман, – отвечали восставшие. – Они бы нас не обидели.
– Обидишь вас, – усмехнулся Степан Тимофеевич. – А обидят: обмерят, обвесят – так взыск. Моим атаманским именем.
Вступили разинцы в Астрахань. Открыли купцы свои лавки, разложили товары. Разин сам прошел по рядам. Даже купил сапожки. Красные, маленькие – гостинец для дочки своей Параши.
Вернулся Степан Тимофеевич в свой атаманский шатер. Доволен. Бойко, мирно идет торговля.
Толпится народ у лавки купца Окаемова. Торгует купец атласом и шелком. Покупают казаки красные, зеленые, желтые штуки себе на выходные рубахи. Отмеряет купец. Отмеряет и думает: «Или я человек не торговый, чтобы при такой– то удаче и не обмерить?» Перекрестился купец и стал каждому по трети аршина недорезать.
Прошло полдня, как вдруг кто‑то из казаков заметил обман. Стали казаки проверять свои штуки. И у одного, и у второго, и у пятого, и у десятого по трети аршина в куске не хватает.
– Держи его, нечестивца!
– К ответу злодея!
Схватили купца покупатели. Вытащили из лавки, тут же устроили суд. Через час дежурный есаул докладывал Разину:
– Дюже обозлился народ. Укоротили купца.
– Как – укоротили? – насупился Разин.
– На треть аршина.
– Как так – на треть аршина?!
– Голову с плеч.
– Тьфу ты! – ругнулся Разин. – Ну‑ка зови обидчиков.
Явились казаки к атаману.
В страшном гневе кричит на них Разин:
– За треть аршина – жизни купца лишили! Кровью за тряпки брызнули!
– Не гневись, не гневись, атаман, подумай, – отвечают ему казаки. – Да разве в аршинах дело. Воровскую голову с плеч – лишь польза народу. Тут бы и нам, и внукам, и правнукам дело такое попомнить. Не гневись, атаман.
Остыл Разин.
– Ладно, ступайте. «Нужен, нужен купец народу, – рассуждал про себя Степан Тимофеевич. – Нельзя без торгового люда. Но и беда от него немалая, когда Окаемовы в нем заводятся. Может, и правильно решили люди».
КАЗАЦКОЕ СЛОВО
Два молодых казака, Гусь и Присевка, заспорили, кто больше народному делу предан.
– Я, – кричит Гусь.
– Нет, я, – уверяет Присевка.
– Я жизни не пожалею, – бьет себя Гусь в грудь кулаком.
– Я пытки любые снесу и не пикну, – клянется Присевка.
– Хочешь, я палец в доказ отрежу.
– Что палец. Я руку себе оттяпаю!
Расшумелись казаки, не уступают один другому.
Разин в это время проходил по лагерю и услышал казацкий спор. Остановился. Усмехнулся.
Заметили спорщики атамана. Притихли.
Посмотрел Степан Тимофеевич на молодцов.
– Ну и крикуны: жизнь, пытки, палец, рука. Хотите себя проверить?
– Приказывай, атаман! Слово даем казацкое.
– Грамоте учены?
– Нет, Степан Тимофеевич.
– Так вот. Кто первым осилит сию премудрость – тому настоящая вера.
Смутились казаки. Не ожидали такого. Ну и задал отец– атаман задачу. Однако что же тут делать? Назад не пойдешь. Слово казацкое брошено.
Не зря говорил про грамоту Разин. Нужны ему люди, умеющие писать и читать. Мало таких. Трудно крестьянскому войску.
Пошли казаки в церковь, разыскали дьячка:
– Обучай, длинногривый.
Сели они за буквы. Пыхтят, стараются казаки. Только трудно дается наука. Неделя проходит, вторая.
– Нет больше моих силушек, – плачет по – детски Гусь.
– Уж лучше бы смерть от стрелецкой пули, – стонет Присевка.
Проходит еще неделя.
– Голова моя, голова раскалывается. Помру я на этом деле, – убивается Гусь.
– За что же муки такие адовы? – причитает Присевка.
Стонут, проклинают судьбу свою казаки. Стонут, а все же стараются. Слово казацкое дадено.
Прошло целых два месяца.
– Ну, ступайте, – произнес наконец дьячок.
Словно ветром сдуло казаков – помчались быстрее к Разину.
– Осилили, отец – атаман, премудрость!
– Да ну! – не поверил Степан Тимофеевич.
– Проверяй!
Протянул Разин Гусю писаный лист бумаги.
– Читай‑ка.
Читает Гусь. Правда, не так чтобы очень гладко. Однако все верно, все разбирает.
– Молодец, казак! – похвалил Разин.
Достал он лист чистой бумаги, протянул Присевке.
– Пиши‑ка.
Пишет Присевка. Правда, не так чтобы очень быстро. Однако все верно. Буквы не путает.
– Молодец, казак, – подивился Разин.
Приблизил Степан Тимофеевич к себе казаков. Приставил к разбору важных бумаг и сообщений. Дельными оказались они помощниками.
– Молодцы, молодцы, – не нахвалится Разин. – Не опозорили честь казацкую.
Смущаются Гусь и Присевка.
– А как же – дело народное.
РАЙСКАЯ ЯГОДА
Взяв Самару, Разин дальше пошел – на север, к Симбирску.
Идет вверх по Волге Разин. А в это время следом за ним поднимается струг с виноградом. Это астраханцы решили послать атаману гостинец.
– Пусть отведает отец – атаман. Пусть и казаки ягодой этой побалуются.
Виноград отборный – райская ягода. Грозди одна к одной.
Добрался струг до Царицына. В Царицыне Разина нет. Ушли уже отряды к Саратову.
Филат Василенок, старший на струге, подал команду трогаться дальше в путь.
Добрался струг до Саратова. В Саратове Разина нет. Ушли отряды уже к Самаре.
Призадумался Филат Василенок. Лето жаркое. Дорога дальняя. Портиться стал виноград. Половина всего осталась.
– Ну и прытко идет атаман!
Подумал Филат, все же решил догнать Разина.
– Налегай, налегай! – покрикивает на гребцов.
Налегают гребцы на весла.
Прибыли астраханцы в Самару. В Самаре Разина нет.
– О Господи праведный! – взмолился Филат Василенок. – За какие грехи наказал ты меня, несчастного?
От винограда и десятой доли теперь не осталось. Гребцы к тому же устали. В струге течь появилась.
Думал, думал Филат Василенок, крутил свою бороду. В затылке и правой и левой рукой чесал. Прикидывал так и этак. Ясно Филату – не довезет он Разину гостинец в сохранности.
Решил Василенок дальше не плыть. «Эх, была не была, раздам я виноград самарцам. Детям, – подумал Филат. – Вот кому будет радость».
Так и поступил.
Для самарцев виноград – ягода невиданная. Собрались на берегу и мал и стар.
Раздавал Василенок виноград ребятишкам, приговаривал:
– Отец – атаман Разин Степан Тимофеевич жалует.
То‑то был праздник в тот день в Самаре! Виноград сочный, вкусный. Каждая ягода величиной с грецкий орех. Набивают ребята рты. Сок по губам, по щекам течет. Даже уши в соку виноградном.
Вернулся Василенок в Астрахань. Рассказал все как было. Не довез, мол, виноград Разину. Раздал его в Самаре ребятам.
– Как! Почему? – возмутились астраханцы.
Обидно им, что их гостинец не попал к Степану Тимофеевичу. Наказали они Филата. А к Разину послали гонца с письмом.
Написали астраханцы про струг с виноградом, про Филата, про самарских ребят. В конце же письма сообщили: «Бит Филат Василенок нещадно кнутами. А будет воля твоя, отец– атаман, так мы посадим его и в воду [1]1
Посадить в воду – вид казни: человека сажали в мешок и бросали в реку.
[Закрыть]. Отпиши».
Ответ от Разина прибыл.
Благодарил Степан Тимофеевич астраханцев за память, за струг. Написал и о Филате Василенке. Это место астраханцы читали раз десять. Вот что писал Разин:
«А Филатке Василенку моя атаманская милость». Далее шло о том, что жалует Разин Филата пятью соболями, то есть пятью соболиными шкурками, казацкой саблей и шапкой с малиновым верхом. «Дети, – значилось в разинском письме, – мне паче себя дороже. Ради оных и бьемся мы с барами. Ради оных мне жизни своей не жалко».
