Текст книги "Путешествие дилетанта"

Автор книги: Сергей Петросян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Кэт знает, что я должен скоро уехать надолго, – ответил он сестре, – полагаю, что иллюзий она строить не должна. А ты же не станешь сообщать Мели про маленькие слабости твоего брата?

– Я бы не хотела быть на ее месте, – сказала сестра.

Пьер на всякий случай не стал спрашивать, на чьем именно месте она не хотела бы быть – Мели или Кэт? Больше к этому разговору они не возвращались.

Звонок раздался за неделю до Нового года, пока Пьер был на работе. Трубку взяла мать и подробно записала куда, когда и к кому надо явиться в Москве за паспортом с визой. В тот же вечер она обрадовала отца: «Вазген, я лечу к тебе, джаник!»

Вечером состоялся семейный совет с матерью и бабушкой: когда сказать Кэт про предстоящий отъезд – до Нового года или после? Обе женщины проявили женскую солидарность и принципиальность – говорить надо сейчас! «Ты не понимаешь! – втолковывали они наперебой. – Для женщины встреча Нового года – романтический акт, и после этого могут возникнуть надежды и иллюзии!» Сказано – сделано. Не откладывая в долгий ящик, Пьер набрал номер Кэт. Она выслушала, не перебивая. Спокойно попрощалась: «До завтра». Пьер ожидал чего угодно, но только не такой реакции – Кэт была довольно эмоциональным человеком. «Может, оно и к лучшему», – подумал он и включил видик.

Следующие несколько дней были заполнены бытовыми проблемами. Прежде всего, надо было уволиться с работы без скандала. Перед Новым годом в магазине стояли очереди, один из грузчиков ушел в двухнедельный запой, и директриса без боя трудовую книжку не отдавала – требовала отработать две недели. Пришлось подарить ей индийские бирюзовые серьги.

– Ехай в свои Палестины. Удачи! – сказала она, возвращая трудовую.

– Так и не разобралась, что я не еврей, – подумал Пьер и пожелал ей счастливого Нового года.

Теперь надо было взять билеты в Москву и поискать технические словари у букинистов. Мать составила два длинных списка: « Индия»и  «Никарагуа». Необходимо было купить огромное количество бытовых мелочей для отбытия за границу. Носки х/б, лекарства, мыло, стиральный порошок, сувениры, фотопленка, водка, зубные щетки…

– А там это все нельзя купить? – осторожно спросил Пьер, обычно предпочитающий не спорить с матерью.

– Государство оплачивает тебе перевозку 65 килограммов багажа. Зачем тратить валюту там? – мудро ответила она. Пришлось заняться списками. За этой чемоданной суматохой встретиться с Кэт как-то не получалось, хоть и звонил он ей каждый вечер. Неожиданно, дня за три до Нового года Кэт заявила, что встречать будет с родителями: «Так у нас принято…» Пьер не стал возражать – жизнь сама расставляла все по местам.

Новый год прошел на удивление весело. Ели шашлыки, парились в бане, окунались в прорубь с нечеловеческими воплями, пели песни под гитару и даже танцевали на столах. Пьер давно так не веселился. Он постоянно был в центре внимания – жарил и торжественно вносил шашлыки, громче всех орал: «Вот! Новый поворот!», пел скабрезные песенки собственного сочинения, махал вениками в бане, организовал конкурс мужских ног… Про Кэт вспоминать времени не было. Вернувшись в город, он звонил ей несколько раз, но она, ссылаясь на занятость (сессия), от встреч уклонялась.

Подошло время отъезда в Москву. Сестра с бабушкой накрыли стол. Собралась родня и университетский друг Жора. Дядя пытался «вести стол», распределял тосты, но мать постоянно отбегала проверить: где документы? такси вызвали? замок на сумку повесили? Потом как-то расслабилась и успокоилась. Оказалось, что времени до отъезда еще много, пошли воспоминания, как бабушка с дедушкой уезжали служить в Монголию… Жора взял гитару и как-то очень к месту запел: «В далекий край товарищ мой собра-а-лся..» А Пьер все ждал. Кэт знала, что он сегодня уезжает. Могла позвонить, а могла и прийти. Ждал, пока садились в такси, потом ждал на перроне у поезда. Кэт не пришла и не позвонила…

* * *

Москва встретила морозом и сюрпризами. Пьер отправился к указанному в телефонограмме чинуше в ГКЭС (Госкомитет по экономическим связям). Пропуск был заказан, вежливый вахтер объяснил куда пройти. Седовласый мужчина в хорошем костюме пил чай за огромным письменным столом. Застекленный шкаф за его спиной был уставлен скромными, но со вкусом подобранными сувенирами из разных стран. Удивляла тсантса – высушенная человеческая голова размером с кулак с зашитыми губами и надписью по-испански «Добро пожаловать в Перу».

– Заждались мы вас, молодой человек. Заждались…

Мужчина отхлебнул чай и вдруг, перестав улыбаться, спросил:

– Связи в Аэрофлоте есть?

– Разумеется, – на всякий случай ответил Пьер, – а какие проблемы?

Оказалось, что полученная невесть когда выездная виза в синем загранпаспорте Пьера, заканчивалась в следующий вторник. А самолет в Манагуа летал раз в неделю – по понедельникам. И билетов на ближайший понедельник не было. Увы… Следовательно, надо было снова получать разрешение на выезд из СССР, что в те времена было намного сложнее, чем получить визу США или Франции.

– Короче. Вот вам паспорт, вот платежка в Аэрофлот – попытайтесь достать себе билет. Удачи!

Пришлось подключить живущих в Москве одноклассников отца. Этим же вечером, упаковав в пакет с надписью «ГУМ» бутылку армянского конька и огромную коробку конфет, Пьер приехал в кассу Аэрофлота у Крымского моста. Там было душно и тесно. Грустные и усталые люди брали штурмом стеклянную перегородку.

– Анна Васильевна, – заорал Пьер, отыскав нужную ему пожилую даму в форме стюардессы, – вам пакет от Шалвы Геннадиевича.

И перекинул гостинец через перегородку. Профессиональным поглаживанием оценив содержимое, дама отрывисто бросила:

– Напиши рейс… Паспорт… Платежку… Погуляй часок.

Мать улетала в Дели в пятницу, и Пьер поехал в Шереметьево ее провожать. Таможенные правила в СССР были очень строгие. Досматривали тщательно и любую не понравившуюся вещь могли не пропустить. Поэтому было очень важно иметь провожающего для подстраховки. Мать на удивление легко прошла таможенный контроль – отняли только связку сушеных белых грибов.

– Вы что – не знаете, что продукты можно вывозить только на время следования? Грибы будете в самолете есть?

Мать спорить не стала – отдала связку Пьеру. После этого попыталась сдвинуть багажную тележку.

– Разрешите помочь, – попросил Пьер, – у мамы спина больная.

Таможенник кивнул. Дойдя до паспортного контроля, Пьер вынул из кармана грибы и сунул их матери в сумку.

Во второй половине дня поехал сдавать комсомольский билет на хранение в ЦК комсомола и на обязательный инструктаж в ЦК КПСС. В огромном зале за партами по одному расселись убывающие за рубеж специалисты. Перед каждым лежал альбом в синем коленкоре с надписью в верхнем левом углу «Для служебного использования», но открывать их пока не разрешили. В тишине было слышно, как кто-то сдавленно кашляет. Вошел пожилой мужичок в сером костюме и ласковым голосом начал рассказывать, какие ужасы ожидают всех присутствующих за рубежом. Провокации начинались, по его словам, прямо по прибытии в аэропорт назначения. Получалось, что из гостиницы лучше вообще не выходить (даже в коридор), и постоянно думать, как бы побыстрее и невредимым вернуться на Родину. После этого всем разрешили открыть лежащие на партах синие альбомы и ознакомиться с инструкциями по пребыванию за границей. Надо признать, что Пьер с интересом прочел этот опус. Кроме бесчисленных запретов (покупка лотерейных билетов, участие в концертах, пользование банковскими услугами, посещение русских ресторанов) там были перечислены ситуации, в которые мог по неопытности попасть загранкомандированный. Чаще всего приводились примеры с попаданием в купе (каюту) с лицом противоположного пола. В этом случае провокации предлагалось «отвести» (Пьер так и не понял, что это значит), а после этого «заявить протест». «Интересно, – подумал Пьер, – если я в купе поезда увижу бабушку и заявлю протест, меня сразу в дурку упекут?»

Наступил понедельник. Провожать Пьера вызвался отцовский одноклассник. Таможня в этот раз «добро не давала».

– Это чей фотоаппарат? Твой? На продажу везешь? А это что за консервы? Выгружай!

Пьер сгреб дефицитную тушёнку со стола досмотра и отнес ее провожающему. Таможенник, уже поставивший штамп на декларацию, не ожидал такого хода событий (обычно продукты доставались ему). Заорал:

– Ну, ты у меня еще назад поедешь!

– Когда я поеду, тебя уже посадят, – буркнул Пьер и взялся за тележку. Вдруг что-то заставило его обернуться. За металлическим барьером, кусая губы, стояла Кэт.

* * *

Перелет прошел как в дыму. После того, как дежурный пограничник оттащил Кэт и вытолкал ее за барьер, Пьер почти ничего не помнил. Сначала он пил водку в зоне вылета, выгребая из карманов последние рубли. Потом пил сухое вино из кувшина, принесенного сердобольной стюардессой. Попутно пытался отвечать на вопросы северокорейского дипломата с розовощеким Ким Ир Сеном на лацкане. Дипломат просто хотел выпить на халяву и заодно попрактиковаться в испанском. Трехчасовую пересадку в Шенноне Пьер проспал. Проснулся только после того, как его фамилию в третий раз объявили по трансляции. Весь трансатлантический перелет до Гаваны пытался читать Маркеса на испанском, но так и не продвинулся дальше первой страницы. В гаванском аэропорту пошел осматривать сувенирные лавки. Дорогущие сигары, ром, открытки с Че Геварой. Дошел до туалета. Заглянул – вода на полу по щиколотку. Усмехнулся: «Здравствуй, Родина…»

* * *

Аэропорт Сандино в Манагуа был забит людьми в форме. Такого количества людей с оружием на гражданском вроде бы объекте Пьер еще не видел. Как и обычные пассажиры, они катили тележки с багажом, ругались с дежурными, обнимались при встрече.

Что-то объявляли по трансляции, пару раз к нему обратились с вопросами – он ничего не понял!

«Стоп! Успокоиться! Все надписи по-испански, все понятно. На каком же чертовом наречии они тут говорят?»

Начал прислушиваться. Говорили, вроде бы, по-испански, но ощущение было, что все набрали в рот горячей картошки и при этом пытаются общаться. С трудом отвечая на вопросы, прошел паспортный контроль, получил багаж. Что дальше? Никто его не встречал. Пьер попытался вспомнить, что в этом случае рекомендовал синий альбом с инструкциями, но ничего подобного там не рассматривалось. «Трындец! – подумал он. – Ни денег, ни адреса, ни телефона. Приехал в Гагры по путевке…»

– Пьерушка, дружище!» – кто-то с силой хлопнул его по плечу.

Рядом стоял однокашник Осип Александров. Загорелый, в таком же камуфляже, как и большинство военных вокруг.

– Ося! – с облегчением выдохнул Пьер. – Ты меня встречаешь?

– Да нет, – отмахнулся тот, – мы своих ждали.

– Подвезите меня хоть до посольства, – жалобно попросил Пьер.

– Извини – ночь на дворе, а нам еще в Коринто пилить. Если что – я там, на базе минных тральщиков.

Осип махнул рукой и убежал за такими же загорелыми ребятами в форме.

«Может, такси взять. Часы в залог оставлю, сам в посольство зайду за деньгами…»

Взгляд уперся в пожилого полного господина с сигарой: «На англичанина похож. Руки конопатые. Сигарой своей дымит в помещении…»

Внимание привлекли босоножки на ногах «англичанина». На прошлой неделе мать уговаривала Пьера купить такие же в Ленинграде. Родной «Скороход» ни с чем не перепутаешь.

– Señor… – робко обратился Пьер к человеку с сигарой.

– Ну, чего тебе? – последовал ответ. – Не встретили, что ли?

«Англичанин» оказался советником по безопасности советского посольства. Звали его Владимир Алексеевич Моторыгин. Каждый понедельник он приезжал встречать рейс Аэрофлота. Забирал служебную почту у экипажа, а заодно подбирал таких же «потеряшек», как Пьер. Уже сев в Bluebird спасителя, Пьер вдруг вспомнил, что именно такой случай был приведен в «синем альбоме» и надо бы спросить у незнакомца документы… «А… будь, что будет», – подумал Пьер.

Машина быстро летела по широкой улице с множеством светофоров на перекрестках – по одному на каждый ряд. В широкую разделительную полосу был вкопан танк. Рядом стоял часовой с автоматом.

– ДОТ, – мотнул головой Владимир, – к вторжению готовятся.

Пьер загрустил.

Судя по обилию ночных кафе и магазинчиков, приближались к центру города. Внезапно взору открылся странный пейзаж – огромное пространство было заполнено одними фундаментами. С одного края его ограничивал старинный собор, в дальнем конце виднелось современное здание в виде пирамиды майя, а слева возвышался высотный дом с синим логотипом Bank of America. Моторыгин заметил удивленный взгляд Пьера:

– Землетрясение здесь было в 72– м. Вот, только эти высотки и устояли. А до этого шумный центр был – магазины, рестораны… Теперь Манагуа одноэтажный.

Миновали пустые кварталы, дорога пошла вверх.

– За холмом – новый центр. Район Болонья-1. Там твои живут. Третий месяц тебя дожидаются…

Действительно, вскоре начались красивые виллы с аккуратно постриженными газонами. Возле одной из них советник остановил машину:

– Слезай – приехали.

У ворот виллы стоял бородатый охранник с автоматом. «АК-47, – определил Пьер – еще под старый патрон. Где его откопали?» Моторыгин по-своему истолковал удивленный взгляд:

– Не удивляйся – это конфискованная вилла личного врача диктатора Сомосы. Теперь здесь Дом приемов INE – Никарагуанского Института Энергетики. Пока вас здесь поселили.

На веранде показаля пожилой человек в семейных трусах с газетой «Правда» в руках.

– Егорыч, принимай переводчика, – крикнул ему советник через забор.

– Надо же! – пожилой удивленно взмахнул газетой. – А мы его уже и ждать перестали.

Через полчаса Пьер, перетащив вещи в выделенную ему комнату и умывшись с дороги, знакомился с обитателями Дома приемов. Во внутреннем дворике у маленького бассейна накрыли стол. Хозяева выставили ром и пиво, Пьер приволок из распакованного багажа бутылку «Сибирской». Кто-то сорвал с дерева пару грейпфрутов и порезал их кружочками на тарелке. Советскую диаспору представляли москвичи: пожилой в трусах – Дмитрий Егорович и молодой спортивный Руслан. Кроме них здесь же проживали интеллигентный чех Мирек и молодой болгарин, похожий на молодого Мастрояни, по имени Боян. Мирек и Боян работали на проекте термоэлектрической электростанции, использующей энергию вулкана Момотомбо, а Егорыч с Русланом о своей работе рассказывать не стали. Дали только понять, что Егорыч здесь старший и «завтра все узнаешь». Телекс о прибытии Пьера из Москвы так и не пришел. Видимо, человек из кабинета с сувенирами полагал, что не удастся добыть билет на самолет, и оформление затянется на неопределенный срок.

Среди ночи Пьера разбудила серия выстрелов. «Твою мать! Началось…» – пробормотал он, натянул джинсы и, схватив паспорт, выбежал во внутренний двор. За столом сидел Альберт в одних трусах и слушал какую-то русскоязычную радиостанцию по шикарному приемнику Grundig, стоящему на стуле рядом. Увидев Пьера, он быстро выключил звук и испуганно спросил:

– Ты что не спишь?

– Так стреляли же!

Альберт рассмеялся:

– Это игуаны – ящерицы такие большие по крыше бегают. А кровельное железо грохочет. Ух, ты – и паспорт не забыл – молодец!

* * *

Утром после завтрака погрузились в потрепанный Nissan Patrol. Егорыч сел за руль, Альберт – рядом, а Пьер пристроился на заднем сиденье. На «сейке», подаренной отцом, было 7:15. Рановато…

Выехали на перекресток и покатили по центральной улице. Альберт хохотал, пересказывая ночное происшествие, но Пьер слушал вполуха – хотелось осмотреться. Вместо асфальта улица была вымощена фигурной плиткой, но машина шла ровно и ее почти не трясло. По дороге опять проехали несколько врытых в землю танков. Часто встречались наши УАЗы с солдатами в камуфляже. Пьер обратил внимание, что поворотники почти никто не включал, а любой маневр (обгон, поворот, перестроение) обозначали звуковым сигналом. На дороге стоял непрерывный гул от клаксонов. Егорыча это нимало не смущало. Он сам, перестраиваясь из ряда в ряд, непрерывно жал на сигнал. Впереди показались огромные рекламные конструкции с надписью: «Seguimos De Frente Con El Frente»

– Всегда впереди с Фронтом… Это что за Фронт такой? – поинтересовался Пьер.

– СФНО – Сандинистский Фронт Национального Освобождения. Короче, «партия – наш рулевой», только на местный лад, – ответил Егорыч.

Подъехали к длинному зданию с надписью INE на фасаде. Обогнув его, остановились у блокпоста при въезде на парковку. Серьезный молодой солдат заглянул в машину, проверил пропуск, который предъявил ему Егорыч и махнул рукой на пост: «Открывай». Шлагбаум открылся и Nissan въехал на территорию. Когда окно Пьера поравнялось с будкой, он увидел на коленях у сидящего там военного ручной пулемет. «По-взрослому тут у них…» Парковка располагалась по периметру большого, видимо футбольного, поля. Только ворота, забранные металлической сеткой, были выше футбольных и стояли в углу.

– Тут что, дискоболы тренируются или здоровенные девки молот на проволоке крутят? – спросил Пьер.

– Про бейсбол слышал? Это бейсбольное поле. А еще они в жару в софтбол здесь играют. Правила те же, но мячик побольше и летит помедленнее, – ответил Альберт.

Ровно в 7:30 вошли в длинное офисное помещение, разделенное перегородками.

– Революционный порядок! – ухмыльнулся Егорыч, взглянув на часы.

– А почему так рано? – спросил Пьер.

– Да потому, что жарко. И обедают здесь не час, как у нас, а три – сиеста. Спят после обеда, как в детсаду, – объяснил Альберт.

– Располагайся, танкист. Вон – стол свободный, – махнул рукой Егорыч.

– Почему танкист? Я – переводчик, – удивился Пьер.

– Сейчас все узнаешь, – хохотнул Альберт, – проведем с тобой курс молодого бойца.

Пьер сел на вертящийся офисный стульчик и приготовился внимать. Егорыч, заглянув за соседние перегородки и убедившись, что лишних ушей здесь нет, сел напротив и сказал:

– Ну, слушай, студент. Только ничего не записывай.

Ситуация складывалась следующая:

Революционная Республика Никарагуа полностью зависела от поставок нефтепродуктов из СССР. Небольшой нефтеперерабатывающий заводик Esso в пригороде Манагуа погоды не делал. Каждую неделю в порт Коринто приходили танкеры с советской соляркой и тогда еще дефицитным 95– м бензином. Опоздание танкера из-за шторма вызывало транспортный коллапс – страна замирала. Военные имели свои запасы горючего, но рейсовые автобусы и грузовики с продовольствием втавали на прикол. В этом случае в экстренном порядке помогала с горючим братская Куба, но пару дней страну все равно лихорадило. Раньше была возможность создать стратегический запас на нефтебазе порта Коринто, но год назад катер, приплывший со стороны Гондураса, расстрелял стоящие на берегу резервуары и они сгорели вместе с содержимым и коммуникациями. Тогда и появилась идея построить хранилище для светлых нефтепродуктов в более безопасном месте.

– Гляди, – Егорыч ткнул карандашом в карту на стене, – это местечко называется Пьедрас Бланкас. Здесь подготовлен скальный вырез, где нам и предстоит соорудить защищенные резервуары.

Пьер подошел к карте:

– Странное какое-то место. До порта разгрузки километров 100, до Манагуа – почти столько же. Населенных пунктов вокруг нет. Там что, дороги хорошие, трубопроводы проложены или система ПВО какая-то особенная?

Егорыч с Альбертом переглянулись:

– Вдумчивый студент попался. Нет, парень, там ни дорог, ни трубопроводов готовых. Зато вот здесь – совсем рядом, болгары взлетно-посадочную полосу катают. Понятен ход мысли?

– Неужели МИГи прилетят?

– Ну, этого нам не скажут, а только FAS (ВВС республики) на сегодняшний день состоят из нескольких стареньких Локхидов и переоборудованных легких самолетов типа Сессна. Есть наши вертолеты Ми-8 и МИ-25. Такая серьезная база им не нужна. А наш сосед Боян всю осень отбирал добровольцев из местных сандинистов и отправлял их в авиационное училище в Болгарию.

– Так он же – инженер на электростанции… – пробормотал Пьер.

– Ага, – рассмеялись Егорыч с Альбертом, – а все мы в Институте Энергетики работаем.

– Ты слушай дальше, – продолжил Егорыч, – проект – стратегический, решили его засекретить. Нашего телефона даже в аппарате экономического советника нет, которому мы формально подчиняемся. Тебе повезло, что в аэропорту ты на главного по безопасности наткнулся – только он нас «пасет». Светлые головы в Москве решили назвать проект «Резервуары» – коротко и понятно. А какой-то яйцеголовый переводчик, вроде тебя, перевел название на испанский как «Tanques», хотя в этом языке и другие обозначения для резервуаров имеются.

Пьер задумался:

– Может, recipientes?

– Может, и так, я в иностранных наречиях не силен, – ответил Егорыч, – да только по-испански слово «tanques» еще и «танки» обозначает. И вот какая картина нарисовалась – страна маленькая, слухи быстро распространяются. Под крышей Института Энергетики, который всеми стратегическими проектами заправляет, работает группа советских специалистов, ни перед кем не отчитывается и по всем ведомостям (питание, проживание, автомобиль…) проходит как «проект Танки». Интерес к нам, прямо скажем, повышенный.

– У кого интерес? – спросил Пьер.

– Видишь ли, правительство Никарагуа ввело безвизовый режим для всех желающих приехать и помочь молодой республике. Со всех концов света сюда рванули добровольцы за революционной романтикой. Тут целые лагеря бородатых живут – французы, немцы, американцы… Все как один в майках с Че Геварой и книжки про Мао Цзе Дуна читают. Кофе помогают убирать, дороги строить… А в результате – раздолье для разведок всех мастей. К нам, в Дом приемов INE, постоянно всякая шушера в гости напрашивается. О солидарности поговорить, пива выпить….

– Провокации надо отводить и протесты заявлять… – пробормотал задумчиво Пьер.

Коллеги рассмеялись:

– Внимательно синий альбомчик листал! В общем, давай – без идиотизма, но с осторожностью.

После этого Альберт вывалил на стол кучу папок с документацией на поставки оборудования из СССР:

– Изучай. Ты таких слов и не слыхал еще, наверное.

Названия у документов действительно были незнакомые: «Bill of Lading», «Packing List», «коносамент»… Но самое интересное было в тексте. Все слова вроде бы были испанские, но смысла никакого не несли. Складывалось впечатление, что кто-то, взяв словарь, механически переводил русские слова, беря первые попавшиеся значения из словарной статьи.

– Это что за белиберда! – заорал Пьер через полчаса попыток что-либо понять.

– Надолго тебя хватило, – ухмыльнулся Альберт, – никарагуанцы сразу с воплями прибегают, когда такое видят. Это умники, вроде тебя, в Москве работают. Давай, записывай номера позиций и артикулы – буду объяснять, где что.

Так, за составлением собственного словаря, время до обеда пробежало незаметно.

– Все, хлопцы, – Егорыч посмотрел на часы, – соблюдайте революционный порядок. Обедать пора!

На часах было 12:00.

– Где обедаем? – бодро спросил Пьер, обрадованный возможностью оторваться от скучных бумаг.

– А обедаем мы дома, – ответил Альберт, – не по чину нам в служебную столовку ходить. Мы же – секретные специалисты, у нас секретная еда!

– Ага, – подхватил мечтательно Егорыч, – и пиво секретное, и рома 100 грамм. Сиеста…

Пьеру определенно начинали нравиться местные порядки.

* * *

Вечером Альберт заглянул в комнату Пьера:

– Пойдем, пройдемся. Окрестности посмотришь.

Уговаривать не пришлось. Пьеру и самому охота было провести рекогносцировку.

– Дмитрий Егорыч, мы – гулять, – крикнул Альберт сидящему с газетой Егорычу.

– Хорошо, но долго не блудите, – ответил тот, – завтра вставать рано – на объект поедем.

Ребята прошли переулками и вышли на оживленную улицу. Из многочисленных кафе неслась явно латиноамериканская музыка, но пели по-английски.

– Это кто поет? – поинтересовался Пьер.

– «Dimension costeña», – ответил Альберт, – чернокожие ребята с атлантического побережья. Там, в основном, английский в ходу.

Повсюду стояли тележки со всякой снедью, пахло аппетитно. «Кесийо! Кесийо! – орали наперебой продавцы. – Вигорон! Вигорон!»

– Это что еще такое?

– Замечательная закуска! – мечтательно закатил глаза Альберт. – Жареная свиная кожа, а на нее сверху кладут острую квашеную капусту. И как они такую прелесть без водки едят!

Тротуар был усыпан маленькими полиэтиленовыми пакетиками. Многие гуляющие держали такие же пакетики в кулаке и периодически подносили их ко рту.

– Что это они полиэтилен сосут? – поинтересовался Пьер.

– Кока-кола это, – ответил Альберт, – только с бутылками здесь проблема из-за американского эмбарго. Вот и наливают в пакеты. Откусил уголок – и соси. Удобно.

Народ был одет небогато, но по-вечернему нарядно. Много было людей в военной форме. На другой стороне улицы кинотеатр сверкал названием «Altamira». На афише радостно подпрыгивали голые девицы – Пьеру здесь определенно нравилось.

– А сколько билеты стоят? – спросил он.

– Давай-ка, парень, присядем, и я с тобой курс политэкономии проведу.

Они заняли столик в уличном кафе и заказали по кружке пива.

– Смотри, – Альберт вытащил из кармана пачку цветных ассигнации, на которых был изображен серьезный мужчина в широкополой шляпе, – это купюра 100 кордобас. По официальному курсу в банке за один доллар здесь дают 28 кордобас. А на вещевом рынке цена одного зеленого – уже 150, хотя неделю назад было 120. Билет в кино стоит 30, пиво, которое ты пьешь – столько же. Что, по-твоему, лучше – пять бутылок пива или одна?

– Понял, не дурак, – ответил Пьер – а зарплату в чем выдают?

– Правильный вопрос. Зарплату выдают в долларах. По желанию часть можно отправлять во Внешторгбанк и потом получать в Москве чеками Внешпосылторга для «Березки». На чеки дома можно и машину купить без очереди, и кооператив построить.

– А кто валюту меняет?

– Валютчики на рынке меняют.

– Нет, из нас кто меняет? Ты? Егорыч? Не всей же толпой к валютчикам катаетесь?

– А вот меняют здесь, в основном, переводчики – так принято. У вас языкового барьера нет, вам проще договариваться. Так что – бери бухгалтерию в свои руки.

– Спасибо за доверие. – буркнул Пьер, – Одолжи до зарплаты.

– Нет проблем, – Альберт отсчитал шесть сотенных бумажек, – только вернешь 4 доллара, по сегодняшнему курсу. А то еще неизвестно, сколько зеленый через неделю стоить будет. Война, понимаешь…

Домой, как и обещали, вернулись не поздно. Бородатый охранник на веранде показал глазами в сторону кухни.

– Чего там? – спросил Пьер.

– Догадываюсь, чего, – ответил Альберт.

Из кухни донеслось невнятное бормотание. За кухонным столом сидел Егорыч с закрытыми глазами и плавно покачивался, разговаривая с кем-то невидимым. На столе валялись мандариновые шкурки и стояла недопитая литровка местного рома Flor de Caña.

– И часто это с ним? – поинтересовался Пьер.

– Да все чаще… – грустно ответил Альберт.

* * *

Выехать рано не получилось. Сначала долго будили Егорыча. Потом Егорыч долго препирался с Альбертом, не дававшим ему опохмеляться.

– Перетерпите, Дмитрий Егорыч, – увещевал Альберт, – вы же потом долго из «пикé» не выйдете!

В итоге авторитет старшего победил и порозовевший от стаканчика рома Егорыч с невинным видом спросил у Пьера:

– А права у вас, молодой человек, имеются?

Выяснилось, что у Альберта прав нет, а вести машину по горному серпантину после опохмела Егорыч не собирался. Права, конечно, у Пьера были. Получил еще в 82– м. Вот только практики с этого самого 82– го практически не было – несколько поездок по загородным дорогам с друзьями мастерства не прибавили.

– А сегодня ехать обязательно? – спросил Пьер.

– Не то слово – нас там геодезисты ждут! – ответил Альберт.

Дрожащими руками Пьер завел ниссан, тронулся задним ходом и почти сразу поломал росшую в палисаднике папайю. Сидевший на заднем сиденье Альберт закрыл голову руками, а Егорыч лишь беспечно махнул рукой:

– Давай, парень, не тушуйся – этого добра здесь до хрена растет.

Переулок преодолели без приключений, а вот с выездом на главную магистраль возникли проблемы – бесчисленные тележки торговцев, снующих по переходу и по обочине практически не оставляли шансов оперативно выскочить из бокового проезда. Минут пять ушли в бесконечных попытках. Наконец, Егорыч рявкнул:

– Альберт, договорись с таможней!

Альберт не спеша вылез из машины и уперся ногой в медленно тащившуюся тележку продавца ананасов. Торговец начал выкрикивать проклятья, но Альберт, не обращая внимания, махнул рукой Пьеру: «Выезжай».

– Главное – не связывайся с военными. Этим ребятам закон не писан – могут и пристрелить на дороге. И не забывай сигналить погромче при обгоне и повороте, – поучал Егорыч.

На окраине дорога пошла в гору.

– Этот район называется Планетариум, – объяснил Альберт, – здесь последние не удравшие богачи живут.

Вид отсюда открывался красивый: с одной стороны виллы, утопающие в зелени, с другой – живописные холмы. Внезапно начался серпантин. Давно Пьеру не было так страшно. Ему постоянно казалось, что тяжелый внедорожник сейчас опрокинется в пропасть. «Не бзди!» – орал Егорыч и в последний момент перехватывал руль. Альберт на заднем сиденье только ойкал и матерился. Наконец выехали на длинный ровный участок, рассекающий долину надвое. Справа возвышалась красивая гора, напоминающая одну из вершин Арарата, знакомого всем по этикетке армянского коньяка. «Вулкан Момотомбо», – объяснил Альберт. Егорыч безмятежно спал.

До места доехали без приключений. Несколько раз на дороге встретились военные посты, но солдаты лишь махали руками, увидев седого солидного европейца на пассажирском сиденье: «Проезжайте».

Площадка была огорожена колючей проволокой, охранялась, но работы не велись. У вертикальной стены скального выреза сиротливо приткнулся бульдозер ЧТЗ, а под навесом неподалеку мирно спали геодезисты. Пьер попытался вспомнить какие-нибудь термины из геодезии, но ничего, кроме таинственного слова «тригопункт» на ум не приходило. К счастью, один из геодезистов почти без акцента говорил по-русски – учился в Москве. Проснувшийся Егорыч схватил русскоговорящего за плечо и поволок его проверять какие-то «реперные точки».

Жара стояла невыносимая. От раскаленного каменистого грунта поднималось зыбкое марево. Пьер с Альбертом отошли под навес. Один из охранников, бросив автомат в пыль, сидел на корточках перед кипящим на костре котелком. Пьер присел рядом и заглянул в булькающую посудину – оттуда торчала костистая лапа.

– Алик, – спросил он, – кого это они варят?

Альберт присел рядом и пригляделся:

– Игуану. Их тут до черта. Лупят по ним из автоматов, а потом из ошметков кошеварят.

– А чего народу на площадке нет?

– Сбежали. Тут постреливают, вот народ и бежит. Ничего – на следующей неделе заключенных обещали пригнать. И кубинские военные строители в марте прилетят. С бульдозеристами только проблема – инструктор из Трактороэкспорта уже троих обучил – все сбежали.