Текст книги "Остановите земной шар! Я хочу сойти! (СИ)"

Автор книги: Сергей Первозванский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Бой внизу разгорался всё яростнее. Нападающие скифы уже пробивали ворота крепости. Стража, прибежавшая со стен, была перебита за несколько минут. В замке оставалось только несколько десятков человек.

Скейт схватил Лету за плечи и встряхнул её:

– Я прошу тебя, уходи! Ещё есть время. Ты погибнешь! Я не могу допустить этого. Сам не знаю почему, но, если это случится, Бог не простит мне! Беги, я боюсь за тебя!

Принцесса не двинулась с места. Все, кто был в зале, уже сражались во дворе крепости. Рядом с царем оставался только верный Крик.

– Скажи, Скейт! Ты любишь меня?! – Вдруг спросила Лета, не повышая голоса.

Воин, пытаясь разорваться между ней и боем, замер на мгновение.

– Да, принцесса! Я люблю тебя! Ты мне дороже всего на свете! Ты для меня дороже царства, жизни, воли! И, поэтому, прошу тебя, уходи. Осталось несколько секунд! – Сделал последнюю попытку хозяин гибнущего города. – Запомни меня!

– Нет, царь! Я не уйду. А если любишь, возьми меня в жены! Я хочу умереть царицей этого рая! Двух свидетелей нам достаточно!

– Двух? – Удивился Скейт. – Кто же второй?

– Господь Бог! Он будет истинным свидетелем нашей клятвы!

Только мгновение понадобилось царю, привыкшему принимать молниеносные решения. Он взял девушку за руку и, подведя её к распятию, висевшему на стене, воскликнул:

– Господи! Ты свидетель! Я беру эту девушку в жены и обещаю любить её до самой смерти! И после смерти! – Тихо добавил он, переводя горящий взгляд на принцессу.

– Господи! – Громко сказала она. – Я беру в мужья этого человека и обещаю любить его до самой смерти! И после смерти!

Крик, стоящий сзади, молча смахнул слезу и перекрестил стоящих спиной к нему новобрачных.

“Аминь!” – Пробормотал он и отвернулся, направляясь к окну, чтобы не видеть их единственный в жизни, последний поцелуй.

В этот момент страшный удар потряс дубовую дверь зала, в котором происходило необычное бракосочетание. Крики и звон послышались оттуда.

– Сейлор! Лета! Бегите в башню! Я задержу их. – Крик выдернул меч и, перевернув огромный стол, подпер им двери. Правитель с Летой бросились по навесному мосту в башню и уже на бегу услышали, как двери, охраняемые верным Криком, не выдержали и упали с грохотом, оборвав жизнь последнего защитника царя и крепости.

Из замка в верхний этаж башни вёл только один ход – через этот мост. Иначе сюда можно было попасть только по воздуху. Даже лестницу невозможно было приставить к стенам неприступного гнезда, настолько круты и гладки были скалы у подножия мощных гранитных стен. Внизу входа тоже не было. В случае необходимости, мост можно было уничтожить и на это нужно было совсем немного времени, но и его не было у царя и царицы. По следам беглецов уже неслись вооружённые воины.

Скейт со стуком захлопнул двери. Последние двери, через которые они вошли в этой жизни. Выход оставался только один – через смерть, в другую – жизнь. Может вечную?…

Прекрасная царица прижалась к своему могучему супругу. Ни страха, ни сожаления не было на её лице. Жена – девушка нежно, впервые в жизни, гладила своего любимого по волосам, по бороде, осторожно дотрагивалась пальцами до страшных шрамов и в её глазах светилась любовь и восхищение.

– Я не боюсь, мой повелитель! – Прошептала она, прикасаясь губами к его руке. – Мы победили! Мы вместе! Я так хотела и ждала этого с того самого момента, как ты похитил меня. Я счастлива!

Муж обнял жену и они застыли, согревая друг друга своей нежностью перед долгой разлукой.

Оставались секунды. Дверь не могла долго выдержать бешеный натиск воинов, обученных самим грозным полководцем. Он знал это. Но на мосту было тихо. Удивлённый этим молчанием, царь отстранился от своей возлюбленной и вновь стал солдатом. Он осторожно приоткрыл маленькую потайную щель в стене, через которую был виден весь мост и замер. Прямо перед дверью стоял только один человек. Это был Слав!

Учитель распахнул неширокую дверь и стал перед своим учеником – противником. Больше на мосту никого не было.

– Здравствуй, сынок! Зачем ты пришёл ко мне? – Спокойно спросил он, вкладывая меч в ножны.

– Здравствуй, учитель! Рад снова видеть тебя! – На красивом юношеском лице уже не было прежней непосредственности и открытости. – Я привёл твоих коней. Выгляни, вон они стоят внизу. Такие красавцы! Даже у меня таких нет. Жалко было бы, если бы они пропали.

– Как же ты нашёл меня, сынок? – Скейт понимал, что обречён и разговаривает со своим невольным убийцей. Но он сам выбрал свою судьбу. А, кроме того, он любил этого крепкого, так сразу посерьёзневшего парня, которого знал ещё мальчишкой. Он ни о чем не жалел. Впервые в жизни сподобил Господь его познать любовь. За такой подарок не жалко было и смерть принять.

– Как раз это было несложно. Среди воинов нашёлся один, который был в плену в вашем городе. И сбежал лет пять назад. Он узнал тебя уже давно, но молчал до поры, боясь выдать свою и твою тайну.

Два могучих воина замолчали, глядя в упор друг на друга. В их глазах не было ненависти или злобы. Каждый из них всё понимал.

– Почему ты не хочешь отдать отцу Дору? – Сделал последнюю попытку Скейт. Слав иронично улыбнулся.

– Я понял твой замысел почти сразу. Ты надеялся, что я не пойду за тобой. Да, ты прав! Отец получит Дору! Но принцессу я возьму себе. Она станет моей любимой женой! – Горячо воскликнул юноша. – Отдай мне Лету и я ни одного камня не сдвину в твоем городе. Расстанемся друзьями и союзниками. Обещаю тебе!

– Поздно, Слав! Лета уже стала моей женой! – Слав вздрогнул и нахмурил брови. – Ну, что ж! Прости, учитель, что пришёл к тебе без свадебного подарка. – Помолчав, грустно сказал он. – Но я думаю, что ты обручился со смертью! Прощай!

– Прощай, князь! Я не держу на тебя зла. Делай, что задумал! – Скейт последний раз взглянул в открытые голубые глаза, развернулся и вошёл в башню. Лета бросилась к нему на грудь и застыла. Не было ни слов, ни слёз.

Несколько страшных ударов потрясли дверь. Хозяин города отстранил Лету, подведя её к окну, ведущему на балкон над страшной пропастью и стал посредине комнаты лицом ко входу, приготовив меч. Ни один мускул не вздрагивал на его лице. Казалось, этот воин высечен из мрамора.

Наконец, двери вывалились, защитник башни бросился вперед и его огромный меч засверкал, молниеносно кружась в узком пространстве входа. Несколько нападающих сразу упали, сражённые могучей рукой. Остальные отступили на несколько шагов под мощным натиском одинокого воина.

Хорошо знакомое бешенство боя всё больше захватывало и покоряло его. Лета стояла в проёме окна, опустив руки. Лицо её было совершенно спокойно и только зрачки глаз необыкновенно расширились. На её глазах сейчас должен был погибнуть единственный человек, которого она неожиданно для себя полюбила. Единственный мужчина, оказавшийся достойным её. И она тоже будет достойна его любви. Решение было принято. Лета спокойно ждала окончания страшного боя.

Весь мост был завален телами убитых. Нескольких чересчур отважных мальчишек великий воин просто ударом левой руки сбросил с моста. Они валялись внизу и стонали, но были живы. Ни капли усталости не было заметно в этом гиганте. Он рубил налево и направо и, казалось, бесконечно может сдерживать здесь натиск целой армии. Но нападавшие всё прибывали. На место павших приходили новые. Они бесстрашно бросались на всё сокрушающее оружие и погибали, перемолотые неутомимой военной машиной.

Молодая царица, забывшись, залюбовалась мужем и даже рассмеялась и захлопала в ладоши. Со стороны могло показаться, что она наблюдает страшный спектакль.

Могучему бойцу, наконец, надоело обороняться и он пошёл в наступление. Часть моста была им уже пройдена, как вдруг за спинами нападавших раздался протяжный крик-вой. И одинокий воин, так увлекшийся боем, с болью в сердце понял, что это конец. Он знал, что это за крик. Он сам придумал его и обучил своих воинов. Этот сигнал обозначал, что все, находящиеся в первых рядах нападения, должны немедленно упасть, чтобы освободить проход лучникам, уже приготовившимся сзади к неожиданной лучной атаке.

Скейт, зная это, мог бы упасть вместе со всеми, но за его спиной была Лета. Она стояла прямо напротив двери, в проёме окна, и была бы прекрасной мишенью.

Не успел стихнуть крик, как отлично вымуштрованные воины, подобно снопам под ветром, попадали ниц, прямо в лужи крови своих товарищей. Обречённый царь остановился, опустив меч и гордо выпрямил грудь, глядя в глаза своей смерти. Ему было не привыкать к этому.

В то же мгновение десятки стрел вонзились в его горячее сердце.

Падая, он ещё смог обернуться, бросив последний взгляд на любимую. Глаза его так и застыли. Стрелы, пробившие тело насквозь, не давали ему упасть плашмя, и поэтому, казалось, что он лежал, опираясь на локоть, глядя вдаль. Ещё несколько стрел вонзилось в бездыханное уже тело. Бесстрашные скифские воины боялись непобедимого полководца даже мёртвого.

Прошло ещё некоторое время, пока самые смелые решились встать, осторожно косясь на поверженного врага.

На мост вышел Слав. Не глядя, переступая через трупы, он подошёл к своему мёртвому учителю и другу, присел около него на корточки и опустил голову, положив руку на пробитую стрелами грудь. Так просидел он некоторое время. Потом, очнувшись, закрыл убитому глаза и встал.

– Похоронить царя с самыми высокими почестями на вершине этой горы! – Крикнул он, обернувшись назад. – Сверху насыпать курган.

Несколько воинов с трудом подняли огромное тело и осторожно понесли в крепость. Слав обернулся к башне. Принцесса-царица всё ещё стояла у окна и смотрела, как тело мужа уносят. Из прокушенной губы текла кровь. Слав, помедлив мгновение, бросил меч в ножны и пошёл к ней. Переведя взгляд на князя, девушка вздрогнула и, не теряя ни секунды, вскочила на окно и выпрыгнула на балкон, окружающий башню вокруг верхнего этажа. Слав бросился за ней.

Был жаркий майский полдень. Солнце стояло прямо над головой. Лёгкие тучки, пришедшие с севера, как пух рассеивались над морем. Ни одного корабля не было видно до самого горизонта. Нежный ветерок шевелил складки белого платья.

Застыв над бездной, Лета печально смотрела на скалы, на море. Это продолжалось одну секунду. Услышав приближающиеся шаги, принцесса подняла глаза вверх, прошептала что-то и, перекрестившись, бросилась вниз.

Шум далёкого прибоя заглушил звук упавшего тела и только стаи испуганных чаек поднялись с возмущёнными жалобными криками над сверкающим морем, как бы оплакивая каменную могилу такой короткой вечной любви.

* * *

В театре воцарилось молчание. Искушенные зрители покидали свои места в залах. По замыслу режиссера, места были устроены таким образом, что зритель, находясь в зале, имел самый необыкновенный кругозор осмотра сцены и всего действия. Каждый, присутствующий на спектакле, видел всё то, что видели сами артисты. Больше того, они испытывали все чувства, эмоции и даже боль, испытываемую непосредственными участниками представления. Только влиять на ход спектакля зрители не имели права. И, хотя нарушения этого правила часто имели место – уставший от неподвижности театрал, потихоньку начинал подсказывать артисту желаемую ему реплику или действие– администрация театра снисходительно закрывала на это глаза. Для спонтанного сюжета это не имело значения. Любой, неожиданный оборот действия только приветствовался. А, кроме того, зритель всегда прав!

Итак, зрители, освобождая залы, молчали. Перерыв обещали совсем недолгий. Кто-то улыбался, вспоминая лихо закрученный сюжет.

– Послушайте! Неужели никакой подготовки? Никакого сценария? И не настоящие артисты? – Изумлённо спросил один из зрителей у соседа.

– В том то и дело! Это главное условие нашего театра. Совершенный экспромт. Я лично знаком с некоторыми артистами, но даже представить себе не могу, что они наворотят в третьем акте. Правда, всё это, может быть, излишне чувствительно, но, зато, как динамично, как живо, как натурально. Да! Жизнь есть жизнь! – Мечтательно вздохнул он. – Я думаю, наш театр будет иметь большой успех!

– Да! Если только после нынешнего спектакля найдутся ещё желающие играть на этой сцене!

Второй зритель замолчал и, спустя некоторое время смущённо добавил:

– Что есть, то есть! Сцена здесь, конечно, очень тяжёлая. Много жестокости, насилия, грязи! Но зрителю нравится! Очень нравится. Эта сцена всегда собирает аншлаги. – Он взглянул вниз. – Ага! Всё. Внимание! Артисты уже на сцене. Поспешим занять места в залах. Кстати, ни один из них даже не догадывается теперь, что всё это только театр. Для них это настоящая жизнь! Как для тех – на сцене.

Действие третье.

БЕШЕНЫЙ.

Я страшно устал за этот год. Новые условия, в новом старом государстве, требовали полной отдачи сил, энергии и ума. Полгода я подготавливал себе небольшое окошко в работе и, наконец, купив одноместную каюту в круизный рейс по Чёрному морю, сел вечером в машину и рано утром был в Одессе.

Ночь прошла отлично. Я люблю ездить один. Особенно в темноте, ночью. Даже магнитофон не включаю. Встречных машин нет. Мотор работает тихо и кажется, что машина плавно плывет куда-то по небу, влекомая ярким лучом света. В такие минуты я не чувствую одиночества. Это состояние лучше назвать словом “наедине”. Ты наедине со своими мыслями, с ночью, с машиной. И мне не скучно с ними. Наоборот, интересно! Руки, ноги, глаза сами ведут машину. А я мечтаю. Они разговаривают со мной, что-то рассказывают. Сколько интересного узнал я в таких одиноких поездках!

С первыми лучами солнца мы встретились на прямой, как стрела Уманской трассе. И, уже через пару часов, я въезжал в Одессу, “мой город родной”.

Подъезжая по эстакаде от Потёмкинской лестницы к Морвокзалу, я увидел белоснежный красавец-лайнер “Грузия”. Он гордо возвышался над грустным асфальтовым пирсом, привязанный толстенными канатами к берегу. И был, как не от мира сего. Это было морское чудо из мира голубых дальних просторов, приключений и штормов, только ненадолго пойманное берегом в тягостный плен и готовое в любую минуту сорваться, взмахнуть парусами и улететь далеко-далеко.

Я поставил машину на портовую стоянку и стоял под этой высоченной белой корабельной стеной. Все эти мысли приходили мне в голову и было приятно, что, наконец, и я, береговая крыса, смогу разделить этот волшебный морской полёт.

Да! Романтическое настроение не покидало меня с вечера. Я улыбнулся и, пожелав себе сохранить его в течение всего путешествия, шагнул к трапу.

Туристы жидкой струйкой, до отхода было ещё далеко, не спеша готовили свои документы и, поеживаясь от утренней свежести, поднимались по крутому трапу на борт корабля. Я ещё немного постоял, как бы не решаясь проститься с надёжной твёрдостью причального бетона и тоже пошёл наверх.

Я уже почти поднялся, за мной никто не шёл, как вдруг ноги, почему-то, замедлили ход. Показалось, что кто-то легко дернул меня за рукав. Не понимая, что случилось, я остановился и посмотрел вниз.

Прямо к борту, чуть не задевая его, на приличной скорости, подлетел белый “Мерседес” с иностранными номерами, совсем не редкость в Одессе, открылась правая дверца и из неё вышла Оля...

Она выставила из салона две сумки, обошла машину, чмокнула кого-то через открытое стекло, помахала рукой и, весело смеясь, побежала к трапу. Машина взвизгнула колёсами и умчалась.

Куда делось моё романтическое настроение. Переступив край борта, я, скрипя зубами, торопясь, пошёл вглубь корабля, следуя указаниям стюарда, искать свою каюту. Отпуск был испорчен бесповоротно.

“Ну, ничего! В случае чего, сойду в Ялте”. – Невесело подумал я, выкладывая из сумок вещи. – ”На этот раз я не попадусь на крючок!”

На завтрак я не пошёл, придумав себе отдых после бессонной ночи. Провалялся до обеда на диване, изредка высовывая нос в иллюминатор. Из этой железной дырки я угрюмо наблюдал трогательную сцену прощания с Одессой. А сам всё время думал о том, что где-то там, наверху, может быть, как раз надо мной, стоит и машет руками она...

Я изо всех сил пытался отогнать эти видения, но у меня ничего не получалось. Ну что ж, придётся идти навстречу бурям. Мы ведь в море. Да и что мне прятаться?

Я быстро одел шорты, майку и поднялся на верхнюю палубу.

Я знал Ольгу давно. Очень давно! Она была моей женой одиннадцать лет. Никогда за всю предыдущую и последующую жизнь мне не бывало так хорошо. Но и никогда не было так плохо. Не могу только понять, чего было больше. Это были годы прекрасных путешествий, поездок, годы влюблённости и семейных восторгов. И это были годы самых страшных и грязных скандалов, подозрений, ругани, невыносимого душевного напряжения и обид.

Как сказочный Иванушка-дурачок мы бросались со всего размаха то в холодную воду, то в горячую, то в молоко. Мы расходились и сходились. Обнимались до хруста и дрались до синяков. Ненавидели друг друга и, в то же время, минуты не могли прожить отдельно.

Когда-то, в детстве, ей приснился сон, в котором она была принцессой. Ах, как приятно было поверить в него! Так она и порхала с этим шоком по жизни, гордо задрав красивую головку.

Она любила себя беспредельно и пламенно. Никакая другая любовь не в силах была соперничать с её любовью к себе. И, сколько бы жизни, души и средств не опрокидывалось в этот благоухающий бездонный колодец, он всё равно всегда оставался пустым, чужим и холодным. Иногда мне казалось, что температура её тела 14-15 градусов, как морская вода в Крыму в начале мая. И не обжигает холодом, но и не греет совершенно. Жена никак не могла понять и простить, что я не восхищаюсь постоянно её достоинствами, подобно ничтожествам, вечно её окружавшим. Ей было комфортно и хорошо только с ними.

Наверное, она любила меня по-своему. Но это была абсолютно потребительская любовь. Любовь к лимону, который высасывают потихоньку, ничего не давая взамен.

Одиннадцать лет мы то ползли, то бежали, по скользкой горной тропе семейной жизни, но с каждым днём она становилась всё уже и круче, пока я, наконец, не понял, что следующий шаг будет в пропасть. И ушёл, не дожидаясь очередного скандала.

С тех пор мы не виделись. Мы, как бы перестали существовать друг для друга. Иногда я заходил за сыном, который воспитывался у её мамы, всегда предварительно предупреждая, и бывшую супругу, к счастью, не заставал. Не знаю, насколько мне удалось её забыть за те три года, которые прошли со времени нашей разлуки. Судя по тому волнению, которое я сейчас испытывал– не очень.

Стараясь придать себе бодрый и довольный вид, я вышел на корму. Там было шумно и весело. Раздетые ребята и девчонки бегали друг за другом вокруг бассейна, заполненного бирюзовой водой. Более солидные пассажиры сидели в шезлонгах, стояли у баров или кормили стаи чаек, ныряющих в бурунный пенный след корабля. Я, мельком взглянув на веселящуюся толпу, не спеша подошёл к бару и взял себе бокал апельсинового сока. Повернувшись на высоком стуле к бассейну, я обратил внимание на пёструю группку юношей и девушек, резвящуюся в воде. Они бегали, плавали, брызгались, поднимая вокруг себя фонтаны радуг и веселья. Все пассажиры с удовольствием поглядывали на этот водопад молодости и энергии.

Привязанный мяч, которым они играли, время от времени, как бы невзначай, попадал то в одного, то в другого серьёзного дяденьку, читающего журнал или обсуждающего с соседом мировые проблемы. И никто не обижался. Наоборот, каждый втайне ожидал, когда же, наконец, и на него обратят внимание. Голые люди равны.

Я наблюдал за полётами мяча, попивая свой сок и напряжение понемногу отпускало. Пытаясь угадать, в кого сейчас будет сделан очередной “случайный” бросок, я весело крутил головой во все стороны. И, вдруг, увидел, что мяч летит в кого-то рядом. Я резко развернулся и, за мгновение до удара, успел увидеть шикарную блондинку, сидящую в кресле в пяти метрах от меня.

Это была Ольга.

Она сидела в совсем открытом розовом купальнике, вытянув свои, как всегда красивые длинные ноги, пила сок и смотрела на меня.

Мяч ударился ей в грудь, вызвав при этом взрыв смеха, смешанного с восхищёнными возгласами. У неё была действительно шикарная фигура. Ольга относилась к той категории женщин, которые в юности будучи просто миленькими, в зрелом возрасте превращаются в настоящих красавиц. Возраст идёт им на пользу. Даже сейчас в свои “за тридцать”, она выглядела почти ровесницей девчонок из бассейна. И только опыт и какая-то грусть в огромных зелёных глазах придавали ей уверенность и апломб.

Улыбнувшись, она поставила бокал на стоящий рядом столик, взяла мяч обеими руками, из бассейна что-то кричали, ожидая продолжения игры, и, вдруг, перестав улыбаться, встала и изо всех сил бросила в меня.

Мяч ударил в руку, выбил из неё бокал и покатился по палубе. Вокруг засмеялись моей неуклюжести, но вскоре внимание переключилось на другой объект и мы остались одни в этой веселящейся беззаботной толпе.

Я смотрел на Олю и, как всегда, не знал, чего во мне больше, боли или радости. Я всегда любил её. Любил и сейчас. Я знал, что стоит мне подойти и, несмотря ни на что, смогу уговорить её простить мне все эти годы, поверить, остаться. Я был уверен, что смог бы уговорить её сейчас даже прыгнуть со мной за борт. Но кроме этого знал, что в этот момент всё начнется сначала!

Она была огнём, а я воздухом. Она горела, когда я был рядом. Но меня это убивало. Что-то закрутило внутри, страшная тяжесть навалилась на грудь, голова закружилась. Превозмогая себя, я вырвался из её взгляда и, всё ускоряя шаг, пошёл мимо прочь, даже не кивнув.

Войдя в трюм, побрёл куда-то вниз, вниз. Петлял по тускло освещённым коридорам, лестницам, пока не набрёл на маленький ресторанчик, в котором никого не было и сел с твёрдым желанием напиться, а утром, в Ялте, выйти на берег.

Не помню, сколько времени провёл в ресторане, но, когда очнулся и вышел наверх, уже слегка похолодало и начинало темнеть. Только половина солнечного диска оставалась над тёмным, гладким, как струна горизонтом. На палубе было совсем мало людей. В кают-компании демонстрировалась концертная программа. Я прошёл в самый конец кормы, чтобы быть поближе к заходящему светилу – на Земле я больше всего люблю Солнце и воду – и, примостившись за штабелями оранжевых спасательных плавсредств, сел на бухту толстого каната.

Уже начали появляться первые звёзды. Свежий ветерок обдувал мою разгоряченную голову. По левому борту медленно и величественно отходили назад живописные зелёные берега. Темнело с каждой минутой. Солнце скрылось. Я поднял, предусмотрительно захваченную с собой в ресторане, уже начатую бутылку вина и приложился к ней. Но не успел сделать и несколько глотков, как откуда-то сбоку раздался тихий приглушенный голос:

– С каких пор ты начал пить один?!

Я вздрогнул и чуть не захлебнулся. Даже, не глянув в ту сторону, молча протянул бутылку и там взяли. Было слышно, как она пьёт. Я ощущал запах, тепло её тела и мне стало так хорошо, как не было вот уже три года. Подтолкнув слегка бедром, она заставила меня немного подвинуться, села рядом и отдала бутылку. Так мы и сидели молча, наблюдая приход ночи.

– Почему ты ушёл? – Наконец спросила она.

– Когда? – Сделав вид, что не понимаю, ответил я вопросом.

Она молчала. Да и мне не надо было отвечать. Вопрос был чисто риторический. Мы оба всё знали.

– Скажи мне, Ольга! – Начал я, но она меня перебила:

– Ты раньше всегда называл меня Оленькой. Зачем так официально? Ведь мы здесь одни.

– Скажи мне, за что ты так издевалась надо мной? Какое такое страшное преступление я совершил, что ты устроила мне такую жизнь?! Завтра, в Ялте я сойду и, может, мы больше никогда не увидимся. Но сейчас мне необходимо понять, зачем ты уничтожила нашу любовь, зачем разрушила семью. Ведь ты сделала это намеренно. Я знаю!!! Но знаю также, что ты любила меня! – Я повернулся, пытаясь заглянуть в глаза. Оля сидела, обхватив руками коленки, низко опустив голову. – Ты и сейчас меня любишь! – Свирепея, крикнул я, поворачивая её к себе. – Один раз в жизни ты можешь быть откровенной? – На меня находил один из тех, давно забытых приступов бешенства, которые я всегда чудом подавлял в себе и до которых доводить меня могла только она. Моя Оленька!

Она вдруг резко выпрямилась и встала ко мне лицом, опершись бедрами о леера заграждения. Глаза её стали узкими и злыми. Я понял, что она тоже пьяна.

– Неужели ты так ничего и не понял?! – Оля провела ладонью по моей щеке. – Слушай, дорогой! – деланно удивляясь воскликнула она. – А ведь ты так и живешь один! Не захотел найти себе подругу жизни? А зря ленишься! А вот, если бы искал, то понял бы, что ни одна нормальная женщина с тобой жить не сможет. – Она говорила всё громче, начиная захлёбываться от злости, время от времени ударяя меня кулачком в плечо. Её голос разносился далеко над притихшим морем. И только лёгкий шорох винтов и журчание воды слегка заглушали его. – Неужели ты так ничего и не понял– Повторяла она. – Да я боялась тебя всю жизнь! Я боюсь тебя и сейчас! О! Я вспомнила! – Она пьяно расхохоталась. – Да ты же персонаж из фильма “Мой нежный и ласковый зверь”. Ты добрый, ты сильный, ты умный – но ты бешеный! Я до сих пор не знаю, кто ты – ангел или дьявол. Ты можешь отдать последнюю рубашку, но в твоих глазах всегда угроза. Почему у тебя так мало друзей? Знакомых – хоть пруд пруди, а друзей мало. Да тебя же люди боятся! Ты подавляешь. Думаешь, я забыла, как ты однажды подошёл к толпе пьяных подонков, избивавших какого-то пацана и один устроил им разборки. Они стояли перед тобой на задних лапах и пикнуть боялись. Ты думаешь я за тебя тогда боялась? Нет! За них!

– Оля! Опомнись! Что ты говоришь? Я в жизни мухи не убил! Мне комара жалко.

– Я знаю. Но, при случае, ты сможешь в запале уничтожить целую страну. Хотя потом и пожалеешь. Если бы ты знал, сколько я боролась сама с собой! Помнишь, ты как-то проснулся среди ночи и увидел, что я смотрю на тебя? А я смотрела и думала, кого мне лучше убить, тебя или себя!

Ты думаешь, я просто так до чёртиков напивалась к твоему приходу? Просто так клеилась к твоим друзьям? Ты думаешь я случайно приходила под утро и смеялась тебе в лицо?! Я делала всё это от страха! А когда уставала бояться, то просто начинала тебя провоцировать. Мне казалось, что, если ты хоть раз сорвешься, даже, если мне это будет стоить жизни, то из тебя выйдет этот дьявол, который в тебе сидит. – Она опять засмеялась и села прямо на пол. – Но ты никогда не срывался до конца. А, когда чувствовал, что подступает, уходил. И тогда мне становилось ещё хуже. Ты думаешь, это я над тобой издевалась? Нет, дорогой! – Она ткнула пальцем мне прямо в лицо. – Это ты надо мной издевался! Своим терпением, своей добротой, своим всепрощением. И своей вечной угрозой! – Ха-ха-ха! Да загляни в себя! Ты и сейчас готов меня убить, но сдерживаешь своего зверя. О! Как я тебя ненавижу! А, знаешь, что я тебе скажу на прощание, любимый? Когда-нибудь ты его не сдержишь!

Ну что же, ты доволен моим признанием?! Убей меня! —Рявкнула она.– Пошатнулась, выпрямилась, яростно пнула ногой канаты, на которых я сидел и, круто развернувшись, ушла. Только облачко белых волос ещё раз сверкнуло в темноте и лимонный запах моих любимых духов остался со мной над тёмным морем.

Вскочив, я схватил бутылку за горлышко, подержал немного в руках, потом выпил до дна и швырнул в море. Она была права. Когда-то я не сдержусь! Держась за леера, выбрался из своего укрытия и угрюмо побрёл в каюту.

Утро застало нас на подходе к Ялте. Побрившись, я, как попало пошвырял вещи в сумку и, дождавшись пока теплоход пришвартуется к стенке, пошёл наверх. Прекрасный вид открывался с корабля на этот чудный город-игрушку. Проходя вдоль борта, я влюблённо смотрел на знакомые очертания Ялтинских гор, узких улочек, набережной с аттракционами. Всё здесь было мне близко и знакомо. Ялта была любимым местом нашего отдыха. Мы бывали здесь десятки раз. И наша первая совместная курортная поездка была именно сюда. За весь месяц, который мы пробыли здесь, у нас не было ни одного скандала. Мы любили друг друга, были нежны и счастливы. К сожалению, это был последний гармоничный аккорд нашей семейной симфонии.

Вспоминая всё это, я медленно брёл, держась за поручни и у самого трапа, совсем забывшись, вышел из-за переборки и наткнулся на кого-то.

Оля стояла у самого выхода, грустно глядя на город и, мне показалось, те же самые картины пробегали перед её глазами. Извинившись, как ни в чем ни бывало, я поправил на плече сумку, искоса коротко взглянул на бывшую жену, пробормотал: “Прощай!” и быстро пошёл вниз.

Я уже почти ступил на асфальт причала, как вдруг меня догнал голос сверху:

– Эй! Молодой человек! Не пригласите ли вы даму в ресторан?!

Я поднял голову и почувствовал, как волна нежности и желания захлестывает меня. Она была в совсем открытом ситцевом платье, и выглядела так пикантно и сексуально, что тут не устоял бы, наверное, и сам Торквемада.

Даже не пытаясь бороться, я тяжело вздохнул, посмотрел по сторонам, как арестант, который сам за собой захлопывает ворота на волю и, медленно подняв голову, сказал:

– Ну, если дама понесёт мою сумку… – Шедшие за мной туристы, рассмеялись.

– Сумку мы можем оставить здесь. До отплытия есть время. Успеешь забрать…, если захочешь!

Мы шли по знакомым улицам, вдыхая незабываемый утренний аромат южного города. С каждым переулком, с каждым ресторанчиком здесь у нас были связаны общие воспоминания. Вот здесь Оля, засмотревшись на горы, капала на головку нашему мальчугану растаявшее мороженное, а он стоял, как ангелочек и блаженно улыбался, не понимая, откуда на него эта манна небесная. Вот тут мы фотографировались. Тут выпивали с друзьями, сидя на парапете набережной. Нельзя было всего этого ни забыть, ни вычеркнуть насильно.

Сначала мы просто шли рядом. Потом она взяла меня под руку, положила голову на плечо и мы, не спеша, поплыли по морю кричащей полуголой толпы.

Дойдя до “Ариадны”, я повернулся к морю и с улыбкой указал в сторону возвышающихся над деревьями старинных корабельных мачт.

– Помнишь?

Она тоже улыбнулась и мы направились к “Эспаньоле”, старинной пиратской парусной бригантине, на полкорпуса, носом к морю, вмурованной в бетон приморского бульвара и теперь служившей самым экзотическим рестораном на побережье. Одноглазый официант-пират в рваной тельняшке и с огромными штопорами вместо кинжалов, схватил нас за руки, потащил за столик прямо на носу.

– Чего пить изволите, господа? – Грубо, но добродушно спросил он, страшно хмуря приклеенные брови.

– Послушай, морской бродяга! Чтобы мы тебя каждые полчаса не теребили, и ты нам не надоедал, принеси-ка сразу четыре бутылки Массандры, какие-нибудь фрукты и убирайся к своим пираткам. Договорились?