Текст книги "Сын Люцифера. Книга 6. Развлечение"

Автор книги: Сергей Мавроди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Десятки, я думаю, хватит?.. Больше – перебор, наверное?..

– Сам смотри. Десятки, так десятки.

– И как это все лучше сделать?

– Как сделать?.. Для начала ее вызови...

* * *

– Вызывали, Вячеслав Гонбаевич?

– Да, заходи, Вер, садись, – Лямин приподнялся слегка и указал рукой на стоящее у стола кресло.

Девушка несмело вошла и села. Лямин просто физически ощущал ее неловкость и настороженность.

(«Думает, наверное, что я решил, наконец-то, к активным действиям перейти, – с горечью подумал он. – И в офисе все, небось, дыхание затаили. „Наконец-то!..“ Э-хе-хе... Ну почему все так получается!» – «Потому что любо-овь жесто-ока!..» – кривляясь, тут же пропел, вернее, проблеял по-козлиному внутри его голос. – «Заткнись!» – огрызнулся Лямин. Голос заткнулся.)

– Послушай, Вер! – Лямин тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. – Вот что!.. Давай объяснимся и поговорим с тобой начистоту.

Он запнулся и слегка покраснел. Девушка, ничего не отвечая, лишь молча на него смотрела.

– Ты ведь меня не любишь? – вдруг с какой-то безумной надеждой совершенно неожиданно для себя спросил Лямин.

– Нет, Вячеслав Гонбаевич, – тихо проговорила, почти прошептала Вера.

– Ну да!.. – Лямин встал из-за стола и, в какой-то неизбывной тоске заламывая руки, прошелся несколько раз по кабинету. Девушка молча следила за ним глазами. – Ну да!..

– А я люблю тебя, люблю! – еле слышно пробормотал он.

– Что, Вячеслав Гонбаевич?

– Я люблю тебя, Вера! – Лямин произнес это вслух, посмотрел девушке прямо в глаза и попытался улыбнуться. – Да! Люблю вот, и все! Так уж вышло... – он грустно, беспомощно усмехнулся и бесцельно покрутил лежащую на бумагах ручку. – Да... И я хочу хоть что-нибудь для тебя сделать, – уже твердым голосом продолжил Лямин, сделав над собой усилие и собравшись. – То, что в моих силах. Знаешь, как в сказках бывает. Является добрый волшебник и сразу решает все проблемы. Вот и я хочу сыграть для тебя роль такого доброго волшебника. И решить все твои проблемы. По крайней мере, материальные, – он теперь полностью овладел собой и говорил спокойно и уверенно. – Я хочу подарить тебе 10 миллионов долларов... Спокойнее, спокойнее, Верочка! – тут же поднял он вверх руку, увидев, как вздрогнула девушка и как расширились в изумлении ее глаза. – Совсем не то, что ты думаешь! Просто подарок! От чистого сердца. Никаких обязательств с твоей стороны. Вообще! Абсолютно! Можешь, если хочешь, увольняться хоть завтра, чтобы меня больше никогда не видеть и жить на эти миллионы в свое удовольствие. Не хочешь – не увольняйся. Ну, словом, поступай так, как считаешь нужным! («Если 10 миллионов мало – скажи, я тебе еще дам!» – чуть было сгоряча не добавил он, но сообразил в последний момент, что это уже будет звучать, как издевательство. Голос тихонько захихикал.)

– Но почему, Вячеслав Гонбаевич?!.. Почему Вы это делаете? – Вера смотрела на Лямина с нескрываемым удивлением, и это доставило тому маленькое удовольствие.

– Потому что я люблю тебя, – просто сказал он. – Вот и все. А какие еще нужны причины?

* * *

Через полчаса офис Лямина гудел, как растревоженный улей. Вероятно, потрясенная Вера не удержалась и поделилась с кем-то по секрету своим, неожиданно свалившимся на нее с неба, счастьем, а может, секретарша под дверью подслушала (Лямин, сказать по правде, склонялся именно к этой мысли), но, как бы то ни было, не прошло и часа, как о невероятном и сказочном подарке шефа этой тихоне Верке Наумовой знали все. От обоих замов Лямина до последней уборщицы.

Причем сумма подарка выросла волшебным образом сначала до двадцати, потом до пятидесяти, а потом и до ста миллионов долларов. 100 миллионов долларов!!! Что это вообще за сумма! И за что??!! За что???!!!

– У ней что, пизда золотая? – цинично и грубо вопрошали друг друга в курилке мужчины и в недоумении пожимали плечами.

– За ЭТО сто миллионов не платится. Просто интересно, чем же он тогда там с ней занимается?.. – острили, пуская шип по-змеиному, оскорбленные до глубины души женщины.

Вскоре вся фирма Лямина разделилась на два лагеря. «За» и «против» Веры.

Одни ее горячо поддерживали («Правильно сделала! Молодец девка, что так его на бабки раскрутила! Так и надо!»), вторые так же горячо осуждали и жалели бедного Лямина («Ну надо же, как мужику голову заморочила!.. А посмотришь на нее, ну, такая прямо тихая и скромная!.. Никогда и не подумаешь! Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся!»)

Но в том, что Лямин и Вера любовники, теперь не сомневался никто. Ни мужчины, ни женщины. Даже те из них, которые в это до сих пор не верили. Ну, а тут уж куда деваться! Против фактов, как говорится, не попрешь. А какие же еще нужны факты?

– Слушай, да ты часом не специально ли все это подстроил?.. – с внезапным подозрением спросил Лямин.

– Что именно? – невинным тоном осведомился голос.

– Да вот всю эту ситуацию! С оглаской. Не мог ты не понимать, что именно этим все и кончится! Шила в мешке не утаишь. Это я, дурак, от любви голову потерял и тебя послушал!

– Да? А кто ее просил трезвонить об этом на каждом углу? Сама виновата, – резонно возразил голос.

Лямин с сомнением хмыкнул, но промолчал. На душе у него было отчего-то неспокойно. Все развивалось совсем не так, как он задумывал. Болото зашевелилось. Отовсюду поднималась какая-то грязь. Какие-то отвратительные миазмы. Хорошее превращалось в плохое.

Кто все же этот голос? – неожиданно пришло в голову. Раньше от этого очевидного вопроса он всегда попросту отмахивался. – Зло? А можно ли с помощью зла творить добро? В принципе?

* * *

– Слушай, Вер, ну, хочешь, я с твоим мужем поговорю! – Лямин в волнении метался взад-вперед по кабинету. – Объясню ему, что ничего у нас с тобой не было, что это все сплетни, в конце концов! – Лямин остановился рядом с девушкой. Он чувствовал себя перед ней бесконечно виноватым. Вот черт! Сделал, блядь, подарочек! Заварил кашу! —

И что, действительно у вас так серьезно?.. Вплоть до развода?..

Вера не отвечала. Она молча стояла, опустив глаза. Но ресницах ее дрожали слезы.

– Вера, разреши, я все-таки с ним поговорю! – с мольбой сказал Лямин и взял девушку за руку. – Если он любит тебя, то должен же он понять!..

* * *

– Что за урод! – Лямин никак не мог прийти в себя от удивления. Разговор с мужем Веры произвел на него сильное впечатление. – И она его любит?!.. Она что, слепая?

– Любовь зла... – флегматично заметил голос.

– Ты-то бы уж помолчал! – с досадой сказал Лямин. – Из-за тебя же все и началось!

– Да-да-да!.. – с притворным раскаянием завздыхал голос. – Конечно-конечно!.. Из-за меня...

* * *

– Вячеслав Гонбоевич?

– Гонбаевич! – привычно поправил собеседника Лямин. Он уже привык к тому, что отчество его постоянно путали и перевирали.

– Слышь ты, Гондонович! Платишь нам лимон зелени налом, а иначе мы Верку твою грохнем. Все понял? Вот подумай пока, а я тебе через час перезвоню.

В трубке раздались короткие гудки. Лямин посмотрел на экран. Номер не высветился. Вероятно, звонили из таксофона.

– Да-а... – он даже не осознал еще толком, что, собственно, только что произошло. – Это что-то новенькое... Похищают людей за выкуп – это да, но чтобы убить угрожали!.. Про такое я даже не слышал никогда.

– Я тоже не слышал никогда, чтобы посторонним дамочкам по 10 миллионов баксов дарили, – задумчиво заметил голос. – Зачем такое сокровище похищать? Достаточно пригрозить, что с ним что-то случится.

– Слушай, это ты же мне все это насоветовал!! – в бешенстве закричал Лямин. – Ты!!!

– Про 10 миллионов я не говорил, – хладнокровно поправил его голос. – Я просто сказал: денег дай. Миллион-другой. Разумную сумму.

– А какая разница?

– Большая. Принципиальная. В сумме-то все и дело!

* * *

– Ты, кажется, заплатить им решил?

– Ну и что?

– Не советую. Они не отстанут. В следующий раз два миллиона попросят. Или пять.

– Не попросят. Я сейчас Веру перевезу куда-нибудь, а потом уже с ними по-другому поговорю.

– Ну-ну!

* * *

– Зря ты этот миллион отдал. Теперь у них аппетиты разыграются!..

– Да пошел ты!.. А если бы они действительно ее убили?

– Дурак ты, дурак! Как же бы они ее убили? Кто же будет резать курицу, несущую золотые яйца?

– Нет! Я не мог так рисковать. Если хоть волос с ее головы упадет!.. Плевать мне на этот миллион! Зато несколько дней у меня теперь есть. А за это время я ее спрячу.

– Ну-ну!..

* * *

– Вер, тебе надо срочно уехать на время, пожить в другом месте... – Лямин разговаривал с Верой в ее пустой квартире. Оскорбленный муж уехал к матери. – Я тебе потом все объясню. Просто поверь мне, и все! Да нет, ты не пугайся, ничего страшного тут нет... Ну да, эти миллионы проклятые! Так все получилось неудачно! Вся эта огласка! Черт бы все побрал! – Лямин раздраженно поморщился. – Я разберусь со всем этим в ближайшие дни, но пока тебе лучше исчезнуть. Сменить адрес. И на работе пока не появляйся... Когда? Да лучше прямо сейчас! Немедленно!.. А когда?.. Часа через три?.. (А-а!.. дьявол! – выругался он про себя.) А раньше никак?.. Ну, ладно... Через три, так через три... Тогда я к тебе заеду через три часа... Извини, пожалуйста.

Лямин включил зазвонивший телефон.

– Да, алло!.. Что-о??!!.. Мы же договорились?!.. Как это: изменились!.. Та-ак!.. Подождите-ка секундочку!

(«Ну-ка быстро, сообщи мне данные этих козлов! Это входит в наш договор! Ты должен выполнять все мои желания! А я желаю знать! И никаких законов физики это не нарушает. Никаких чудес тут нет! Так что...» – «Да ладно, ладно! – снисходительно-насмешливо остановил его голос. – Чего ты тараторишь, как из пулемета? Да пожалуйста...»)

– Так вот, Стрельников Николай Евгеньевич, – злорадно произнес в трубку Лямин. – Больше мне не звоните. И друзьям Вашим передайте. Цыпакову Григорию Ивановичу и Губарькову Валерию Владимировичу. Все ясно? Вот так! Конец связи.

– Теперь ты мишень, – равнодушно прокомментировал голос. – Зачем же ты им сообщил, что ты о них все знаешь? Сдал бы их просто ментам – и все.

* * *

Лямин быстро погрузил в джип вещи Веры и распахнул перед ней переднюю дверцу. Потом обежал машину, сел за руль и включил мотор.

– Пригнись! – закричал голос, и он автоматически нырнул вниз.

В ту же секунду слева раздался звон разбитого стекла, и одновременно справа застонала Вера. Звука выстрела Лямин не слышал. Вероятно, снайпер стрелял откуда-то с крыши соседнего дома. Вторая пуля разворотила приборный щиток.

Лямин шевельнулся.

– Встанешь – умрешь, – спокойно заметил голос.

Лямин привстал и навалился на раненую Веру, закрывая ее своим телом. Третья пуля вошла ему под лопатку, прямо в сердце. Четвертая – в затылок.

Впрочем, четвертой он уже не почувствовал. К этому моменту он был уже мертв.

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

– А что стало с той женщиной? Она выжила?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– Да. А потом она помирилась со своим мужем и стала жить по-прежнему.

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 70-й

И настал семидесятый день.

И сказал Люцифер Своему Сыну:

– Сегодня Твой день рождения, и у нас не будет занятий.

«И взял [Ангел] дракона.., который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать».

Апокалипсис

...В сознание Его проник внезапно чей-то слабый-слабый, еле слышный зов, с трудом пробивающийся сквозь бесконечные, чудовищные, невообразимые пространства, сквозь ледяную бездну. И зов этот разбудил Его, и очнулся Он наконец от Своего тысячелетнего сна.

Он открыл глаза, глубоко вздохнул и легко повел плечами. И в то же мгновенье полопались и посыпались с сухим звоном к ногам Его все бесчисленные адамантовые цепи, густо опутывавшие, как голодные змеи, все Его тело.

Он встал, выпрямился и помедлил миг, с холодным наслаждением оглядываясь и припоминая. Все! Низость, трусость, коварство и, наконец, то последнее, неслыханное предательство, посредством которого Его и удалось заманить сюда, в эту ловушку. Что ж, второго такого шанса у Его врагов уже больше никогда не будет! Никогда!!

Точнее, у одного Его врага. Одного-единственного. У Бога! Всевышнего. Всеведущего и всемогущего.

Он мрачно усмехнулся и шагнул вперед, ломая все печати, небрежно разрывая весь туго спеленутый кокон самых страшных заклятий и заклинаний, наложенных Его Архиврагом. И рухнула Его тысячелетняя темница, и раздались крики ужаса, когда Он двинулся неспешно и неторопливо прямо на бесчисленное, ощетинившееся копьями, ангельское воинство, на закованных в небесную броню серафимов и архангелов с огненными мечами, неуязвимых и непобедимых. Двинулся один, без всяких доспехов и без всякого оружия.

Он словно не видел их и не замечал, все они для Него словно не существовали. Он шел так, словно перед Ним никого не было. И по мере того, как шел Он своей плавной, скользящей походкой, тело Его дрожало, мерцало, переливалось, теряло четкие очертания и превращалось прямо на глазах в черный, бешено крутящийся, чудовищный вихрь, во вселенский смерч. И этот вихрь разметал и архангелов, и серафимов и вышвырнул их в бездну, в никуда, за пределы мироздания, как черная дыра вышвыривает звезду за пределы галактики в вакуум, в голую пустую бесконечность, где нет ни материи, ни времени, вообще ничего.

И вихрь этот все рос.., рос.., рос... готовясь поглотить все: планеты, звезды, галактики, всю вселенную! И не было в целом мире в тот миг силы и мощи, способной остановить Его!!!.. как вдруг все кончилось.

Он вспомнил, что есть у Него в этом гибнувшем мире еще один долг, который следует вернуть. Долг перед той, которая позвала Его.

* * *

– Что ты хочешь, любимая? Скажи, и Я сделаю это! Хочешь, Я потушу звезды, взорву галактики, остановлю для тебя время, и заставлю солнце светить ярче?!..

– Я хочу, чтобы Ты остался на эту ночь со мной...

Он знал, что нельзя этого делать! нельзя оставаться!! нельзя давать врагам эту ночь!!! – но Он остался. Он обещал выполнить любую ее просьбу – и Он остался. Он провел с ней эту ночь. И потом...

– И что было потом? – спросил у Люцифера Его Сын.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– А потом родился Ты.

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 71-й

И настал семьдесят первый день.

И сказал Люцифер:

– Убеждения и вера большинства людей легко ломаются при первом же жестком столкновении с действительностью. Сразу же разбиваются вдребезги.

СТРАХ

«Cupidine humani ingenii libentius obscura creduntur».

(«Человеческому уму свойственно охотнее верить непостижимому». – лат.)

Тацит, «История»

1.

– Так Вы атеист?

– Да! – Забрин с досадой покосился на своего соседа. Элегантного, хорошо одетого мужчину лет сорока. Вот привязался! Он собирался почитать эти полчаса в метро, а не болтать неизвестно с кем о всякой ерунде. Абсолютно для него, к тому же, неинтересной! – Я только не понимаю, почему Вас это так удивляет?

– Ну как почему! – засмеялся мужчина. – Сейчас атеизм – большая редкость. Все кругом верующими стали. Посты соблюдают, в церковь ходят...

– Да чушь все это! – Забрин злобно захлопнул книгу (А-а!.. черт!) и повернулся лицом к своему собеседнику. Тот мягко и доброжелательно ему улыбнулся. – Лицемерие сплошное. Столько мы не верили, не верили, а тут вдруг поверили все сразу! Вот прямо сидит там где-то в облаках дедушка с бородой и все решает!.. Ага! Как же!..

– Ну хорошо, пусть не дедушка в облаках, – слегка подмигнул ему его сосед. – Но что-то ведь все-таки есть?.. Высшее?.. Или Вы считаете, что вообще ничего нет?

– Нет, ну что-то, конечно, есть, – нехотя вынужден был признать Забрин. – Какой-то высший разум. Инопланетяне какие-нибудь наверняка есть. Почему бы им не быть?.. Ну, не знаю, короче! – раздраженно бросил он. – Я вообще об этом не думаю!

– А почему? – вежливо осведомился мужчина. Лицо его было совершенно безмятежно. Он словно не замечал резкостей своего оппонента.

Забрину стало неловко за свою вспышку.

– А чего об этом думать? – тоном ниже буркнул он. – Вот прилетят на Землю – тогда и думать буду!

– Понятно, – мужчина задумчиво посмотрел на Забрина и медленно произнес. – Значит, в бога Вы не верите, а в инопланетян верите?

– Да! – с вызовом ответил Забрин, заподозрив некую скрытую насмешку в этом невинном на первый взгляд вопросе. – Ну и что?

– Ничего, – пожал плечами мужчина. – Только странно это как-то...

– А по-моему, как раз наоборот! – в свою очередь насмешливо посмотрел на своего собеседника Забрин. – Научно-технический прогресс!.. Телевизоры-компьютеры!.. Инопланетяне хорошо укладываются в эту картину, а бог – нет. Инопланетяне, при всем их техническом совершенстве, ясны и понятны, это просто гости из будущего, это мы завтра; а бог, с его чудесами, – это нонсенс! Это фактическое отрицание всех основ современной цивилизации, всего, что мы видим вокруг. Мы привыкли верить в логику, в причинно-следственную связь, в то, что все можно в конечном итоге объяснить. Логически.

И когда нас пытаются убедить, что это не так... – Забрин хмыкнул. – Согласитесь, что это трудно принять...

Да и с какой стати?! – начал постепенно горячиться он. Оппоненту все же удалось задеть его за живое. Он уже не жалел, что дал вовлечь себя в этот диспут. – Почему я должен верить какому-то человеку в рясе? Что он знает такого, чего не знаю я? Откуда?! Или пусть тогда представит доказательства!

– Ну какие же могут быть «доказательства» существования бога?! – ласково усмехнулся мужчина. – Равно, кстати, как и дьявола! Всегда все можно на инопланетян списать... Никаких доказательств тут нет и быть не может... Впрочем, не важно! Так Вы считаете, что бога нет?

– Нет! – категорически подтвердил Забрин. – В том виде, как учит церковь – нет. Высший разум, может, и есть, но он вряд ли вообще вмешивается в земные дела. Это нечто абстрактное.

– Поня-ятно!.. – протянул мужчина, с каким-то странным интересом разглядывая Забрина. Тому даже не по себе как-то стало. – Поня-ятно... Но взялась же она откуда-то?

– Кто?

– Ну, идея бога!.. Персонифицированного, я имею в виду. Не абстрактного.

– А-а!.. – пренебрежительно отмахнулся Забрин. – Дикари.., пляски у костра.., суеверия.., первобытные страхи... Идолы!.. Все же это общеизвестно. Ясно откуда!

– Так-так!.. – мужчина по-прежнему не сводил с Забрина внимательных глаз. – Телевизоры-компьютеры, значит, с одной стороны, и глупые суеверия и страхи – с другой? И Вы, конечно, считаете, что это несовместимо?

– Что? – не понял Забрин.

– Ладно, Артур Леонидович, к сожалению, мне пора выходить. Всего хорошего!

Забрин не успел даже удивиться, откуда это собеседник знает его имя-отчество, как тот уже встал и вышел. Дверь вагона тут же захлопнулась, и поезд тронулся. Забрин так и остался сидеть с открытым ртом, провожая глазами медленно уплывающую станцию.

В придачу ко всему он испытывал еще и чувства человека, которого внезапно оборвали на полуслове.

2.

На экране медленно поплыли бесконечные километры титров, и Забрин выключил видеомагнитофон. Фильм произвел на него сильнейшее впечатление. Вообще-то фильмы ужасов никогда на него не действовали, но этот!.. Этот произвел именно тот эффект, который и должен был, по-видимому, оказать на зрителя такого рода фильм по замыслу автора.

Забрин стеснялся признаться себе, но ему было попросту страшно. На душе остался после просмотра какой-то тяжелейший осадок, который не исчезал и не рассеивался. Чувство чего-то липкого, мрачного и неприятного. Забрин бы сейчас даже в темную комнату войти не решился. Н-нет уж!.. Ув-вольте!..

И, главное, сюжет-то простенький совсем, ничего особенного! С генами там чего-то.., мутациями какими-то... Ну, в общем, обычная лабуда – видели мы уже все это сто раз, перевидели! И тем не менее... Сделано как-то все очень жестко! Реалистично! Как в жизни. Без всех этих дешевых трюков и фокусов-покусов: потоков искусственной крови, отрезанных голов и прочих поднадоевших уже порядком спецэффектов. Без всех этих киношных выкрутасов.

Смотришь и думаешь: а ведь и правда!.. Действительно так могло быть! Почему бы и нет? Авария.., больница.., единственный шанс спасти ее.., пересадили ей чужеродную клетку!.. Собственно, не думаешь даже, а в подсознании где-то эта мысль возникает. Подспудно, так сказать. Против твоей воли. Ощущение! Чего-то зловещего. Таящегося под тонким флером реальности. Что мир совсем не такой, каким он кажется... Ч-черт!.. Черт! черт! черт!

И прогнать его потом решительно невозможно. Это ощущение. Ни с помощью логики, здравого смысла... – никак! Это как настроение. Если оно плохое, то сколько ни тверди ему: улучшайся! лучше оно от этого все равно не станет.

Забрин лежал на кровати, напряженно прислушивался к царящей вокруг него оглушительной тишине и боялся пошевелиться. Да-да! Именно боялся! Боялся произвести хоть какой-нибудь шум и обнаружить себя.

Была уже глубокая ночь, он был один в темной, пустой квартире, и ему внезапно стало казаться, что где-то там, в глубине ее, в одной из комнат или в коридоре, притаилось нечто страшное. И оно тоже прислушивается сейчас и ждет. Ждет, пока он пошевелится наконец и тем самым себя выдаст. И тогда!..

Что будет «тогда», представить себе было уже абсолютно невозможно. Это было уже далеко за гранью всякого человеческого воображения и разумения. При одной только мысли об этом охватывал самый настоящий, чисто первобытный дикий, животный ужас, который заполнял немедленно все твое существо. Полностью!.. До краев! Смывал все!.. Кроме этого ужаса в душе не оставалось уже больше ничего. Никаких «представлений». Хотелось просто выть и визжать от нестерпимого страха.

Как в гоголевском «Вие». Вот сейчас Панночка переступит круг – и тогда!.. А что будет «тогда»? Что она, собственно, уж такого особого делает? Чего не сделает самый обычный бандит. Растерзает? Так ведь это и собака растерзать может. Домашний бультерьер. Но нет!! Пусть лучше сто бандитов! Сто бультерьеров!! Это все-таки живые существа! Живые!!! Божьи создания. А это!.. Нежить. От одной только мысли, что оно прикоснется к тебе сейчас, умереть можно.

Время шло. Надо было раздеваться, ложиться спать, или идти умываться, вообще вставать, наконец! но Забрин никак не решался. Он словно в маленького ребенка превратился! Которому пригрозили, что вот сейчас придет «бука». И он, оцепенев, ждет его теперь и прислушивается пугливо к каждому шороху. Даже плакать боится!

Так же точно и Забрин. Он лежал на неразобранной кровати, прислушивался к малейшему шороху и даже глаза закрывать боялся. Откроешь потом, а ОНО уже здесь, рядом, у самой кровати стоит! И ру-у-ки тя-я-я-янет!..

* * *

Когда Забрин открыл глаза, в комнате по-прежнему ярко горел свет. За окном тоже было уже совсем светло. Весело чирикали птички, гудели, проезжая, машины, слышался привычный утренний шум. День вступал в свои права.

Забрин встал, потушил свет и пошел умываться. Судя по всему, он так и заснул в конце концов, лежа на кровати, прямо в одежде, не раздеваясь.

Уже чистя зубы и умываясь, Забрин вдруг вспомнил свой сон.

Ему приснился кошмар. Какое-то бессмысленно-бредовое продолжение этого проклятого фильма. Бредовым, впрочем, оно было только с точки зрения логики и здравого смысла. Впечатление же оно производило не менее сильное, чем сам фильм. По крайней мере, во сне. Тот же серый, липкий, холодный, беспросветный ужас. Зло везде! За каждым углом, в каждом прохожем. От него невозможно ни спрятаться, ни скрыться. Что бы ты ни делал – ты погиб. Бесповоротно. Черт бы все побрал!!!

* * *

С этого дня жизнь Забрина превратилась в сущую пытку. В сплошной ад. Как только начинало темнеть, в душу его заползал страх. Гнетущий и беспричинный. От которого нельзя было никоим образом избавиться. Словно по вечерам у него отныне поднималась температура.

В квартире Забрина, во всех без исключения комнатах, на кухне, в ванной, в туалете, с наступлением сумерек и до утра теперь постоянно горел яркий свет, в спальне непрерывно работал телевизор – но все это было бесполезно. Страх не исчезал. Он лишь отступал неохотно под напором света. Затаивался на время. Прятался за окнами, в темноте. И ждал своего часа. Когда лампочка какая-нибудь перегорит. Телевизор сломается. Что-нибудь да случится!

Времени впереди у него было много. Целая вечность. Вся Забринская жизнь.

* * *

Через пару недель Забрин понял, что еще немного, и он просто с ума сойдет! Уже с утра он с ужасом начинал ждать наступления вечера.

К этому моменту он уже окончательно осознал, что заболевание его явно приняло хронический характер, и что само по себе оно не пройдет. Надо лечиться. Срочно что-то делать. Но что?! Что делать?!! Как лечиться?! Как??!! А? Ну как???!!!

* * *

Прошла еще неделя. Ситуация только ухудшилась. Причем значительно.

Лечиться Забрин так и не начал. Самая мысль о том, что он, взрослый здоровенный мужик, придет к врачу в кабинет и станет там плакаться и рассказывать, как он по ночам в туалет ходить боится, ему глубоко претила. Да и вообще! На учет еще, чего доброго, поставят. Как потенциального психа. А толку все равно никакого не будет. Никакого! Это он знал про себя абсолютно точно.

Поскольку характер его кошмаров с некоторых пор кардинальным образом изменился. Теперь это были отнюдь не беспочвенные смутные страхи, не имеющие под собой по сути никаких реальных оснований. Кроме разве что чисто психологических.

Теперь основания появились. Самые что ни на есть реальные и объективные.

Теперь Забрин стал слышать шорох. Негромкий, но вместе с тем совершенно отчетливый. Какой-то сухой шелест. Будто в соседней комнате ползает какая-то огромная змея. Ш-ш-ш... ш-ш-ш...

Он сидел, обмирая от ужаса; прислушивался и ожидал каждую секунду, что вот сейчас эта змея заползет к нему в комнату!.. Панночка переступит круг...

Когда это только началось, Забрин решил было, что он окончательно свихнулся, и что это просто следующая стадия его невроза. Что никакого шороха, естественно, нет, и все это ему только мерещится. Но когда он попробовал записать этот шорох на магнитофон... Господи боже!

Индикаторы неопровержимо свидетельствовали, что звук есть, он реален! и что запись идет – а на кассете, между тем, ничего не было. Полная тишина! Гробовая. Лента была пуста. Это была уже самая настоящая чертовщина.

Забрин пробовал несколько раз – и всегда с одинаковым результатом. Зашкаливающие в красное столбики светодиодов при записи – и ничего в итоге. Чистая лента. Кто-то словно откровенно насмехался над ним, над всеми его жалкими потугами поймать в сети дьявола.

(Интересно, а Панночка бы на видео получилась?.. Или сам Вий?.. Если бы Хома Брут вздумал бы их записать? – неожиданно пришло Забрину в голову, и он затравленно хихикнул. – Тоже вряд ли, наверное...)

Но, по крайней мере, он нисколько не сомневался теперь, что все это реально, ничего ему не мерещится! Что-то действительно происходит вокруг него. На самом деле! Что-то мистическое и иррациональное. Чему, судя по всему, нет и быть не может никакого разумного объяснения.

А неразумных Забрин не знал. Да и не верил в них никогда до последнего времени. Он же был всегда по жизни атеистом и скептиком.

Впрочем, какой тут же, на хуй, атеизм! Когда черти чуть ли не в открытую в соседней комнате по паркету разгуливают. Змеи, блядь, ползают!..

Во всяком случае, ясно было одно. Никакой врач тут не поможет. Никакой психотерапевт. И вообще тут медицина бессильна. Равно как и любая другая наука. Это дело явно проходит совсем по другому ведомству.

Да вот только по какому? Святой водой, что ль, в самом деле, комнаты начать кропить? Бесов изгонять.

Бесов не бесов, а если это продлится, я точно с ума сойду! – содрогаясь и почти обезумев от дикого ужаса, думал каждую ночь Забрин, чутко прислушиваясь, как невидимая змея где-то там, за дверью переползает настойчиво и неутомимо с места на место. И словно все чего-то ищет... ищет... Ищет... ищет... Чего?! Или кого?.. А? Кого?! К-к-к-ко-го?!.. Ш-ш-ш... Ш-ш-ш... Ш-ш-ш...

Может, тоже линию перед дверью мелом провести?.. Заколдованную. Как Хома Брут?.. Только он ведь заклинания какие-то тайные знал. От ведьм и прочей нечисти. А я?!..

3.

На следующий день Забрин тем не менее специально сходил в магазин и купил мел. Обычный, школьный белый мел. И этой же ночью провел перед дверью в своей комнате черту. Вплотную, почти под самой дверью. Это было глупо, он знал, но ничего не мог с собой поделать. Эта дурацкая черта давала ему хоть какое-то ощущение уверенности и безопасности.

И той же ночью Забрину первый раз явилась Панночка. Ровно в полночь дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла она. Она была точно такой, какой ее себе Забрин и представлял.

Молодая девушка в длинной белой ночной рубашке и с распущенными черными как смоль волосами.

И она была прекрасна. Ослепительно прекрасна! Прекрасно в ней было все. Каждая черта ее лица, каждая линия ее мраморного тела. Все! Она смотрела на Забрина, и взгляд ее, казалось, проникая ему прямо в душу.

– Можно мне войти? – несмело спросила она и улыбнулась. И от этой ее улыбки Забрина бросило сначала в жар, потом в холод, и голова закружилась, и что-то сладкое-сладкое и вместе с тем щемящее подкатилось к самому сердцу. Он вскочил с кровати и теперь молчал, не в силах вымолвить ни слова. Он и хотел, чтобы она вошла, и в то же время панически, до дрожи боялся этого. Он понимал прекрасно рассудком, что это ведьма, это смерть, гибель! что нельзя ее пускать!.. – но эта смерть была так обольстительна, так чарующе прекрасна!

– Ты?.. Ты?.. – задыхаясь, начал он.

– Нет-нет! – тихо покачала головой она, словно угадав его страхи и его мысли. – Я хочу лишь остаться с тобой. Мне разрешили это.

– Кто? – с трудом выдавил из себя Забрин.

– Не надо, милый, – ласково попросила она и снова улыбнулась. – Не спрашивай этого.

– Кто? – упрямо повторил Забрин. – Бог или Сатана?

Панночка исчезла. Еще мгновение назад она стояла тут, и вот – уже никого не было.

На следующую ночь все повторилось.

Панночка молча глядела на Забрина, и под ее взглядом таяло сердце. Хотелось позвать ее – и будь, что будет! Но Забрин был начеку.

– Так кто? – грозно вопросил он, и ведьма исчезла.

Но весь этот день Забрину было не по себе. У него появилось странное чувство, что что-то идет не так. Прощальный, полный печали взгляд Панночки, ее шепчущие какой-то непонятный укор уста неотступно стояли у него перед глазами. Он ждал и боялся третьей ночи.

Чего я боюсь? – спрашивал он себя снова и снова. – Я же теперь все знаю. Задам ей опять тот же самый вопрос – и она исчезнет!

Но ему было отчего-то не по себе. Нет, страха он не испытывал. Он не сомневался ни секунды, что она действительно исчезнет. Просто он и сам не знал, а хочет ли он этого? Хочет, чтобы она исчезла? Он почему-то был уверен, что это уже навсегда, и больше она не появится. Никогда. Он с честью выдержит третье испытание, и на этом все и закончится. Бес от него отступится.