Текст книги "Новая лирика. Годы"
Автор книги: Сергей Островой
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Я за то, чтобы в этом мире
Всё всегда приходило в срок…
Заповедь
О земле. О ней. Не по наказу.
Мне её любить. И мне судить.
Кто на землю не упал ни разу—
Сроду не научится ходить.
Я об этом. О земле. О вечной.
Мне она всё ярче с каждым днём.
Припади к ней сирый и увечный
И ступай шагать богатырём.
Нет, не по накатанной дороге,
Нет, не через розовые дни,
А через щербатые пороги,
А через колючие плетни.
Всё приму. И вёдро. И ненастье.
Умный ходит в жизни налегке.
Оттого, что истинное счастье —
С подорожным посохом в руке.
Честность
Я не просто за честность—
Я за смелую честность.
За такую, которой нужна
Повсеместность.
И не надо укрытий.
И не надо привала.
Я за то, чтобы честность
Всегда воевала.
Не смиренная честность.
И не заповедь бога.
А солдатская честность –
Она не полога.
Не накатана с блеском.
Не кивок угожденья.
Честность – это всегда
Вертикаль восхожденья.
Восхожденье к признанью.
И к открытому бою.
Восхожденье к уменью
Оставаться собою.
Я не просто за честность—
Я за смелую честность.
И да здравствует в мире
Её повсеместность!
Мысль
Будут в жизни загадки праздные –
Ты всесильно гони их прочь.
Мысль и вымысел – это разное.
Это, в сущности, день и ночь.
Есть у вымысла ломкость жеста.
Очень злая влюблённость в тьму.
Там, где мыслям – и честь, и место,
Там и вымысел ни к чему.
Всё однажды приходит к сроку,
Чтобы истиной стать самой.
Там, где вымысел ходит сбоку,—
Мысль идёт, не страшась прямой.
Акварель
Я все берёзы знаю по фамилиям.
И по приметам. Все назвать могу.
Плывут леса, подобные флотилиям,
Река качает тени на бегу.
Я кровный сын лесной моей державы.
Здесь всё моё. По цвету. По нутру.
Вода речная выстудила травы.
Синица улыбнулась поутру.
Мне хорошо на поймах этих синих.
Размытый свет роится без труда.
Начнётся день – и в росписях павлиньих
Пойдёт кругами вспыхивать вода.
Начнётся день. Просушит крылья птица.
Всё распахнётся настежь. А пока –
Ещё чуть свет... Ещё земля дымится.
Ещё росинки падают с цветка.
Синь
Такая синь, такая синь,
Бери её и клавесинь.
Такая синь, такая синь,
Над синим морем парусинь.
Такая синь, такая синь,
Моторами не керосинь.
Пускай здесь солнце по росе
На красном
едет
колесе...
Лесная песенка
А я шёл, шёл, шёл
По траве.
А я песенку нашёл.
А я две.
А я ягоду сорвал
У бугра.
Её август поливал
Из ведра.
Чтобы ягода росла
В сыр-бору,
Её нянчила роса
Поутру.
Шли цветы по той росе
Босиком,
Земляным пропахли все
Молоком.
А кафтанчик на цветке
Расшивной.
Село солнце в холодке.
Под сосной.
Мне бы вырастить цветок
На года.
Мне бы свежести глоток
Навсегда.
А я шёл, шёл, шёл
По траве.
Может, песенку нашёл.
Может, две.
Стихи о молодом человеке моего времени
Вам – кто младше меня. Или старше.
Вам – кто лучше меня. Или хуже.
Кто в пустыне удачу встречает на марше
Или ищет следы её в огненной стуже,—
Я вам кланяюсь низко. До самого полюса.
Я готов перед вами упасть на колени.
За неистовство вечного вашего поиска
И за все – покоренные вами – ступени.
Вы к любимым идёте песками зыбучими.
Обнимают вас намертво снежные замети.
Вы на мокром плато укрываетесь тучами.
Малярийные ночи трясут вас без памяти.
Перед вами лежит расстоянье безмерное.
И пшеничные дали. И таинство рудное.
Это только в стихах всё легко так, наверное,
Вот попробуй-ка в жизни пройти через трудное.
Я за тысячи вёрст от жилья человечьего,
Где уже ни следа, ни гнезда, ни становища,
Повстречал на тропе паренька узкоплечего,
Подарившего людям земные сокровища.
У него за душою напутствия мамины,
Он выигрывал жизнь не по детскому фантику.
И совсем не бетонным он был и не каменным,
Сухопарый очкарик, влюблённый в романтику.
Он просвечен дорогами вечного поиска.
Не картинный. Не гулкий. Ничуть не
прикрашенный.
Поклонюсь ему низко, до самого полюса,
И пойду вместе с ним на огонь не погашенный.
Бегаши
Я люблю на бегашах,
Чтобы звон стоял в ушах,
Чтоб присели ёлки в страхе,
Чтоб попятились леса,
Чтоб на вымокшей рубахе
Белой соли полоса.
Догони меня попробуй,
Угонись-ка ты за мной,
То ли с горки крутолобой,
То ли ровной стороной.
Синевы бездонный ярус,
Ветер яростней огня,
Я лечу, как звонкий парус,
Лыжи-лодки мчат меня.
Где там берег в снежном море?
До какой бежать черты?
Кто я? Точка на просторе?
Или песня быстроты?
Вот и мчусь на бегашах
Так, чтоб звон стоял в ушах,
Чтоб присели ёлки в страхе,
Чтоб попятились леса,
Чтоб на вымокшей рубахе
Белой соли полоса.
Эх вы, чудо-бегаши,
Вихревой разгон души…
Широкоплечесть
Василию Пескову
Люблю широкоплечих мужиков
С тяжёлыми литыми кулаками,
Уж если песня – так до облаков.
Уж если клятва – за семью замками.
Такой в беде не бросит нипочём.
Не спрячет взгляд. Люблю такие лица.
Он может небо подпереть плечом.
За ось земную намертво схватиться.
И если в драке бьют тебя под дых –
Держись прямей. Твой друг с тобою рядом.
Такой один сойдёт за семерых.
Заворожит судьбу особым ладом.
И я люблю их – этих мужиков.
Они стоят в судьбе моей, как веха.
В них прямота суворовских штыков
И деловитость нынешнего века.
Красный
У времени есть цвет.
Оно бывает разным.
То пылким, как рассвет.
И красным. Красным. Красным.
То серым. Как свинец.
И вроде нет просвета.
То снова, наконец,
Сверкающего цвета.
То мутным, как слеза.
Средь копоти. И гари.
То чёрным, как гроза,
Когда она в разгаре.
То белым. Хоть кричи.
Бездушным. И безгласным.
То вдруг опять в ночи
Заполыхает красным.
У времени есть цвет.
Тона смешались зыбко.
То жёсткий. Как декрет.
То мягкий. Как улыбка.
И целится беда,
Иль день восходит ясный —
Я вечно, я всегда
За этот цвет. За красный.
***
На юг, на север
Рожь да клевер,
Да желтоликие овсы,
Да посвист воли неоглядной,
Да берег речки ненарядной
В литых бубенчиках росы.
Стоят увалы—
Запевалы
Былинных далей и равнин,
Не надышусь я синью этой,
Такой немереной, неспетой,
Одни края без середин.
А дни за днями,
За огнями,
За тем лазоревым цветком,
Что над бегучею водою,
Под той летучею звездою
Мне машет
Голубым
Платком...
Мир
Для чего трудились поколения?
Чтоб пришла ещё одна война?
Чтобы у земного населения
Души выжигало дочерна?
Чтобы смерть вытягивала жало?
Бушевал свинцовый буревал?
Чтобы солнце от людей бежало?
Чтобы горы рушились вповал?
Не хочу, чтоб убегало солнце,
Ты её попробуй – землю – тронь,
Что-то в ней таится, что-то жжётся,
Как запальный спрятанный огонь.
Не дразни его. Не будет слада.
Пусть она вращается, земля,
Не печалясь, не сбиваясь с лада,
Атомною вьюгой не пыля.
Я, чья жизнь войной была багрима,
Знавший фронтовую маету,
Говорю:
– Земля неповторима!
Вон она какая на свету.
Света, света, дайте людям света,
Всем нам хватит прожитой войны,
Слишком уж черна была планета,
Слишком были слёзы солоны.
Неповторимость
Я люблю наблюдать за людьми.
И вот что я замечал не однажды:
В сумерки – человек загадочней,
А на рассвете – естественней.
В сумерки надо осмыслить
Всё, что ты сделал за день:
Взвесить свои потери,
Пересчитать находки.
Всё разложить по полкам.
По чёрным. Или по белым.
Этого – не умею.
Хотел бы – да не выходит.
Нет, в сумерки я задумчив
По той основной причине,
Что день мой, который прожит,
Больше не повторится.
Этого дня не будет.
Другие будут, но этот...
Ни в красках своих, ни в ритмах.
Ни в самом большом, ни в малом.
Я с днём расстаюсь навеки.
Кто мне его заменит?
С кем предстоит мне встреча?
С другом? Или с врагом?
И вот я встаю с восходом.
Дороги берут начало.
Естественно всё. И зримо.
И я начинаю день.
И я огибаю солнце.
И всюду меня встречает
Необратимость жизни.
Неповторимость дня.
Одна нота
Друзья, послушайте меня!
Не спится мне... Не спится...
Сегодня, на исходе дня,
В саду скончалась птица.
Не петь ей больше никогда.
И не мечтать о чуде.
Случилась страшная беда.
Снимите шапки, люди.
Да что ж такое? Чья вина?
Случилась смерть в полёте?
Нет, просто стала петь она
И вдруг ошиблась в ноте.
В одной-единственной. В одной.
И всё. И песни нету.
И не с того ли шар земной
Как будто канул в Лету.
И помертвело всё вокруг,
С земли до поднебесья…
Вот что такое, милый друг,
С фальшивой нотой песня.
Обращение к солнцу
В мире многое непонятно.
Чем ты, солнце, возмущено?
Что за вспышки? И что за пятна?
Отчего среди дня темно?
И зачем нам твоё затменье?
Или хочется без помех
Лишний раз показать уменье
Исчезать на виду у всех?
Ты – как фокусник в цирке нашем.
Вот он круто вознёс ладонь –
И, от всех отрешён и страшен,
Начинает глотать огонь.
Он глотает огромность света.
Холодеет окрестный мир.
Ну, а ты-то? Зачем тебе-то?
Ты не фокусник. Не факир.
Мир доверил тебе свеченье.
И свети. Заливай края.
В этом дар твой. Твоё значенье.
Твой талант. И судьба твоя.
Сколько отдали люди войнам?
И хоть это как мир старо –
Я прошу тебя: будь спокойным.
Грей. Свети. И твори добро.
***
С . Есе нину
Лесами, логом, полем синим,
Лужком, где зыбится трава,
Идут, идут по всей России
Твои исконные слова.
Они идут толпой, как люди,
Вскипает солнце. Стынет мгла.
И даль дорог – как свиток судеб.
И ветер
бьёт
в колокола...
Русоволосый, в масть зениту,
Плечом подавшийся вперёд,
Идёшь ты с песней знаменитой,
И поле за тобой идёт.
И я там был – на поле этом.
И я стоял среди других.
И под берёзовым рассветом
Пил ярый мёд стихов твоих.
Какая воля в них звучала...
И грусть примятого сенца...
А мне бы слушать всё сначала,
Чтоб песне не было конца.
Идёт твоё цветное слово,
Чтоб вечно жить в людской судьбе.
И я пою тебя, живого.
И сердце
тянется
к тебе.
Ещё о дроздах
Не миновать нам вечного закона:
У каждого свой дом, своя звезда.
И где-то есть год Тигра. Год Дракона.
А у меня в России год Дрозда.
Нет, не за тонкий вымысел породы
Мне дорог дрозд. А за певучесть струн.
Ах, этот дрозд. Ах, чародей природы.
Звонкоголосец вещий и певун.
Он запоёт – и улыбнутся реки.
И в человеке затрепещет свет.
И для меня на всей земле вовеки
Милее птицы не было и нет.
Поют дрозды... И дай им счастья, боже,
И да не тронут беды их гнезда.
Люблю дроздов. И сам, бывает, тоже
В счастливый день люблю давать дрозда.
Скрытность
Что люди – даже звери плачут!
Они не прячут слёз своих.
Так, значит, слёзы что-то значат?
Так, значит, зря мы прячем их?
Ведь ни в большом своём, ни в малом
Природа не стыдится слёз.
То вдруг заплачет снегом талым.
То соком раненых берёз.
То вдруг седой косматый облак,
По небу грустному бродя,
Начнёт терять привычный облик
И плачет каплями дождя.
А утром у лесной тропинки
На травах – и не перечесть —
Висят росинки, как слезинки,
И в этом тоже правда есть.
А ты томишь меня загадкой,
Вчера ушла на склоне дня
И где-то плакала украдкой...
И что-то скрыла от меня...
Нет нелюбимых
Нет нелюбимых! Каждый в этом мире
Кого-то любит. И кого-то ждёт.
Хоть в Африке ты вырос, хоть в Сибири,
А всё равно любовь тебя найдёт.
Нет нелюбимых! Все кого-то любят.
Любой на свете должен быть любим.
И если где-то ствол под корень рубят,
Уже другой ветвится перед ним.
Нет нелюбимых! Умная природа
Не даст тебе остаться одному.
Да будет вечным продолженье рода,
Могущество любви в твоём дому.
Нет нелюбимых! Все мы в этом мире
Кого-то любим. И кого-то ждём.
Я в это верю. Глубже всё. И шире.
Всё выше в это верю с каждым днём.
Окошко
История на выдумки легка.
Где сильно удивит, а где немножко...
Слышал я, что в древние века
Шли поборы с каждого окошка.
Если в доме у тебя темно,
А в кармане завелась монета —
Сотвори в стене своей окно
И гляди в него хоть до рассвета.
Если ждёшь любимую давно,
Оттого в душе таишь тревогу —
Сотвори в стене своей окно
И гляди всё время на дорогу.
Только перед этим поспеши,
За обводом тем однооконным,
Золотой запас своей души
Обеспечить золотом червонным.
У меня в квартире три окна.
И не надо мне платить налога.
У меня на свете ты одна,
И одна ведёт к тебе дорога.
И хожу я по дороге той,
От весны хожу до листопада.
У меня ни крошки золотой,
Да – сказать по правде – и не надо.
Мне нужна сердечная казна.
И уж пусть судьба мне явит милость,
Чтобы ты стояла у окна,
А земля кружилась бы, кружилась…
И когда от твоего лица
Тёплый свет в окно стучится с лёта,
Вижу я всю землю без конца
И ещё
немножечко
чего-то...
***
Когда я оборачиваюсь, женщина,
И долго-долго всё гляжу вам вслед,
А вы уже скрываетесь – уменьшена —
Была, была, и вот уже вас нет,—
Я думаю: зачем я вас, прохожую,
Не смог увидеть в тот заветный час,
Когда я встретил лишь на вас похожую,
А всё считал – что я увидел вас.
Глаза
Ясно в мире или гроза,
Чёрное или белое —
Сначала всему научат глаза,
Потом уже руки сделают.
Простор зовёт тебя или глушь,
Прямая или кривая,
Глаза – продолжение наших душ,
Совесть наша живая.
Бывает, в глазах не увидишь дна.
Не можешь найти ответа.
Глаза меняют свои тона.
Меняют глубины цвета.
И ясно в мире или гроза,
Друга встретил, врага ли,
Нам ведь затем и даны глаза,
Чтоб мы никогда не лгали.
Рождение
А кто в кони пошёл. А кто в люди.
А кто в звери пошёл. А кто в птицы.
Я тебе расскажу о чуде –
Кем любой из нас мог родиться.
Вот лежит у дороги камень.
Стынет луч на шершавой коже.
Камень этот погладь руками –
Ты мог камнем родиться тоже.
Вот над тихим зелёным склоном
Облака пронеслись станицей,
Проводи их земным поклоном –
Ты ведь облаком мог родиться.
Мог стать мышью. А мог горою.
И огнём. И водой. И ветром.
Мог твой дом быть глухой норою.
Мог ты птицей скакать по веткам.
Может, жил бы совсем не худо,
Будь ты родом хоть зверь, хоть птица…
Но какое же это чудо –
Человеком на свет родиться!
Старый бес
Это исстари так. От века
(Тут ты правде своей не лги!):
У хорошего человека
Тоже есть на земле враги.
Вот, казалось бы уж, откуда?
Не ловчил. Не позорил честь.
И не делал другому худа.
И старался вперёд не лезть.
Ненавидел притворство люто.
Не копался в чужой судьбе.
Но от этого вдруг кому-то
Становилось не по себе.
Почему? По какой примете?
Чем ты им не потрафил? А?
Просто тем, что ты жил на свете.
Просто тем, что не делал зла.
Просто тем, что работал много.
Просто тем, что ты шёл вперёд.
Но не там, где в пути полого,
А где удаль размах берёт.
Вот и всё. Это так от века.
Тут ты правде своей не лги.
У хорошего человека
Тоже есть на земле враги.
В норах прячутся. Их не видно.
Сохнет зависть, как старый бес.
... Мелколесью всегда обидно,
Если рядом густится лес.
Единственная
Такая. Всё в тебе красиво.
Всё при тебе. И ум. И стать.
И красота пришла, как диво,
Чтобы потом тобою стать.
Не сказка, нет, а вот ведь вроде —
Мотай клубок, за нитью нить:
Где было велено природе
Такое чудо сочинить?
На берегу речушки русской?
В степной раздольной полосе?
Или в воронежской, в калужской,
А может, в болдинской красе?
Не знаю. Нет. А может статься,
Ты есть везде? И там? И тут?
Ты только выйдешь показаться —
И сразу яблони цветут.
И что там время! Дни редеют,
А ты всё так же входишь в круг.
И всё стремительней седеют
Твои завистницы вокруг.
Мгновение
Когда возникает речь —
Хочу вас предостеречь:
Не обольщайтесь звуком,
Не обольщайтесь словом,
Слово – по всем наукам
Может соврать легко вам.
Может обнять лукаво.
Рваный закинуть невод.
Может пойти направо.
Может пойти налево.
А может – и это счастье —
Ярко, под стать алмазу,
Вдруг распахнуться настежь
Всё. До светинки. Сразу.
Труд мой, яви уменье,
Сделай такую милость,
Чтобы одно мгновенье
Целую вечность длилось.
Встряска
Помню в давнем детстве я –
Берег... Валуны...
Море терпит бедствие.
Чёрный флаг луны.
Море терпит бедствие.
Смерч стоит стеной.
В горестном соседстве я
С гиблою волной.
Где тут соответствие
Неба и воды?
Море терпит бедствие,
Чёрный флаг беды.
Бьют валы прибрежные.
Прямо бьют. И вкось.
А потом пробрезжило.
Стихло. Улеглось.
Над водой утешенной
Солнечная нить.
После встряски бешеной —
Жить. Жить. Жить.
Седые корабли
Я давно питаю слабость к флоту.
Синь морская у меня в чести.
Корабли выходят на работу
В будни – в семь, а в праздники – к шести.
Экскурсанты сгрудились у трапа.
Затолкали ветер. Он затих.
Золотая солнечная лапа
Обнимает каждого из них.
А вокруг кавказские красоты.
От пейзажа глаз не отвести.
Корабли выходят на работу
В будни – в семь, а в праздники – к шести.
Каждый день одно и то же дело:
Синеву вдоль берега паши.
И уж так им это надоело,
Хоть письмо в «Известия» пиши.
А по вечерам, когда над портом
Небо начинает звёздный час,—
Корабли, приткнувшись к стенке бортом,
Долго-долго не смыкают глаз.
И не слышат, старые, седые,
Как на берегу, невдалеке,
Юноша – попав сюда впервые —
Чтит их
на якутском
языке.
***
Что ищем мы в женщине? Чуда!
А если оно не сбылось?
Была вместо чуда причуда,
И та теперь тянется вкось.
И сердце молчит виновато.
И тянет всё реже домой.
А так ведь светало когда-то.
Так верилось. Боже ты мой!
Но стоит нам только расстаться —
И всё возвращается вновь.
Прости своего домочадца
За странную эту любовь.
Прости. И не надо об этом.
И дело тут вовсе не в том,
Что кто-то придёт за ответом
И в доме замёрзнет пустом.
Нет, нет, я не сломлен покуда.
И счастья тебе, и тепла
За то ожидание чуда,
Которое ты мне дала.
Размышленье
Случалось, когда уходил я в путь,
Люди твердили мне:
– Кому на роду суждено утонуть,
Тот не сгорит в огне!
Потом просили запомнить впредь:
Уж если пришла беда —
Кому на роду суждено сгореть,
Того не возьмёт вода!
А я-то, простак, жил-поживал,
Шагал себе напрямик.
Одолевал в пути перевал.
Отчаянно жить привык.
А я-то кидался в огонь не раз.
Печалился о воде.
Так разве они, в мой тревожный час,
Оставят меня в беде?!
Я падал с коня. Я был на коне.
Ни в чём не жалел души.
И всё-таки лучше сгореть в огне –
Чем прозябать в тиши.
Основа
Мне уже не семнадцать. Не двадцать.
Я уже наигрался с огнём.
Не люблю от земли отрываться
Ии воздушным, ни водным путём.
Не терплю пустоты под собою.
Зыбкой бездны, глухой и слепой.
Я пройду расстоянье любое,
Но к земле припадая стопой.
Мне завещано это издревле.
С колыбельной, что пела мне мать.
Я люблю эту твёрдую землю –
Мне на ней как-то крепче стоять.
Припадаю к ней снова и снова.
Отдаю, ничего не тая.
В ней твердыня моя. И основа.
И душевная прочность моя.
И, влюблённый всю жизнь в голубое,
В тот простор, что зовёт за собой,
Я пройду расстоянье любое,
Но к земле
припадая
стопой…
Обман
Он был ей предан. Был ей предан.
Он верен был. Он дал зарок.
Он ею предан. Ею предан.
Чуть только ступит за порог.
Она в любви клялась отважно.
Сулила верность, в свой черёд.
И всё врала. Многоэтажно.
Теперь ушла. И не придёт.
Он был обманут. Предан. Продан.
О эта лживость на крови!
...В тот самый день, перед уходом,
Она ещё клялась в любви.
Участье
Я иногда ловлю себя на том,
Что в трудной ссоре или в трудном споре
Хочу прикрыться фиговым листком
И спрятаться за дверью на запоре.
Хочу отгородить себя стеной
И отсидеться, рта не раскрывая.
Да что же это сделалось со мной?
Да что ж она, душа моя живая?
Молчит. Тушует резкие тона.
Ах, не задеть кого б! Да не обидеть!
А ведь не так давно ещё – она
Боготворить могла. И ненавидеть.
Старею, что ли? Мненьем дорожу?
Страшусь молвы? Мол, злой да неучтивый?
Вдоль истины хожу, как по ножу.
А сам всё стены, стены возвожу,
Всё норовлю в укрытье, нестроптивый.
Чего ж ты не летишь, моё копьё?
Не тешишься открытою игрою?
О жаркое неистовство моё,
Как мне недостаёт тебя порою!
Как я хочу, покою вопреки,
Во всём живом найти своё участье
И никогда не прятать кулаки
В упрямой драке за людское счастье.
Прихоть
Кто может знать, скажи мне ты хоть
(И не блажи! Не суесловь!),
Где нас обманывает прихоть
И где к нам жалует любовь?
Они бывают так похожи.
Так однолики. Различи!
И всё же, говорю я, всё же –
Где отсветы? А где лучи?
Ведь истина не половинна.
Так в чём же разница? В чём суть?
Не в том ли, что любовь глубинна,
А прихоть поверху? И чуть?
И пусть в ней вовсе нету чуда,
А только суетность одна,
Тогда откуда же, откуда
Такую власть берёт она?
И оттого мне очень грустно,
Что нам не каждому дано
Уметь – когда приходит чувство –
От плевел отделить зерно.
Выбор
Альтернатива мотива.
Песенок пёстрый косяк.
Можно и прямо. И криво.
Можно и этак. И сяк.
Можно и грубо. И льстиво.
Можно с душой. Без души.
Альтернатива мотива.
Выбор на диво. Пиши.
Нет, не могу. Не посмею.
Лучше уйду на покой.
Сердцем кривить не умею.
А уж тем паче строкой.
Жить без фальшивых улыбок.
Совесть хранить, как зарок.
Для исправленья ошибок
Меньше и меньше дорог...
Молчун
Когда другому плохо –
Ты молчишь.
Когда тебе кусок, другому – кроха,
Ты молчишь.
Когда тревожно в мире –
Ты молчишь.
Когда и тишь и гладь в твоей квартире –
Ты молчишь.
Когда ты дружбу предал –
Ты молчишь.
Когда не твой горит, а дом соседа –
Ты молчишь.
Когда другому больно –
Ты молчишь.
Но если вдруг задеть тебя невольно –
Ты закричишь.
Так закричишь, такой поднимешь ветер,
Что в тот же миг –
Он будет слышен на другой планете,
Твой этот крик.
Современная сказка
Напился человек берёзового сока
И превратился в дерево. В берёзу.
А на лесной поляне тишина.
Трава не вздрогнет. Лист не шелохнётся.
И облака окрест остановились.
И молчалива музыка лучей.
Два дурака присели под берёзой.
И ну болтать. О том. О сём. О разном.
Весь день болтают. Вечер весь болтают.
Настала ночь – на них управы нет.
И не уйти от них. И не укрыться.
И человек, который стал берёзой,
К утру погиб. Не вынес этой муки.
Не вынес пытки глупостью. И умер.
Вот бедный… А берёзам каково?!
Притча
Направо пойдёшь –
счастье найдёшь,
Налево пойдёшь –
надежду найдёшь,
Прямо пойдёшь –
человека найдёшь,
Никуда не пойдёшь –
ничего не найдёшь!
Исповедь
Наверное, я странный человек:
Мне почему-то кажется порою,
Что я уже живу десятый век
Под очень непреклонною горою.
Меня хранит от старости гора.
Погода на дворе иль непогода,
А мне ещё прощаться не пора.
И я ещё не старюсь год от года.
Высок мой хлеб. Светла моя вода.
И на пути обыденном, привычном,
Хочу я быть бессмертным. Навсегда.
Не в переносном смысле, а в обычном.
Жить. Просто жить. Для мира. Для себя.
Я мост живой – меж нынешним и новым.
Проходит время, свежестью знобя,
И надо быть то нежным, то суровым.
И надо быть в круговороте дел.
Торить тропу. Нести в ладонях солнце.
И как бы гребень жизни ни редел —
А мне чего-то всё ещё неймётся.
Ещё мне надо многое успеть.
Где не сумел. Где не посмел когда-то.
И ту – свою – цветную песню спеть,
И чтоб в неё народ поверил свято.
И всем моим завистникам назло —
Быть на земле. Не праздно. Не беспечно.
Есть женщина, с которой мне светло.
И потому я с нею буду вечно.
А что такое вечность без любви?
Без песен? Без друзей? Без вдохновенья?
В какую даль я их ни позови –
Они ко мне придут без промедленья.
Живу на свете – странный человек.
Не мыслю быть в довольстве. И в покое.
И верю в то, что бесконечен век,
Как бесконечно на земле людское.
Лики
У этого дома углы остры.
Улыбка вкрадчива. Не без яда.
Будьте добры, будьте добры,
Не заходите сюда. Не надо.
А вот – совсем молоденький дом,
Юнец. Форсовитый. И даже стиляжный.
Он вам улыбнётся любым окном,
Акселерат двадцатиэтажный.
А этот – в морщинах. Куда как стар.
Время над ним бушевало яро.
Но – старый солдат – он примет удар
И даже не вздрогнет в момент удара.
Вглядись в эти лица. В лики домов.
В портреты из камня. Или бетона.
Дома – это слепок страстей и умов,
С подспудной душой человечьего тона.
Поговорка
Будто впрок, про запас,
Хлещет дождь, не смолкая.
«Не по нас – а для нас!» -
Поговорка такая.
Будто сдвинулась враз
В облаках переборка.
«Не по нас – а для нас!» –
Говорит поговорка.
И хоть дождь не по мне –
Я скажу без оглядки:
Пусть в моей стороне
Будет яблок в достатке.
Всё приму. Без прикрас.
Хлещет дождь, не смолкая.
«Не по нас – а для нас!» -
Поговорка такая.
Голый берег
Сижу на камне.
Гляжу окрест.
Сижу – пока мне
Не надоест.
По поднебесью
Туман внахлёст.
Ах, мне бы песню
Из синих звёзд.
И чтобы ветер.
И чтобы гром.
И ночь в ракете.
И космодром.
А тут – пустыня.
И тишина.
И в робких линиях
К волне волна.
А тут – ни шири,
Ни высоты.
А где-то в мире
Растут цветы.
Гляжу на глыбы.
Ни зюйд. Ни ост.
...Ах, мне взойти бы
На звёздный мост.
Странность
Мы живём в эпоху долгожителей —
Радуйся и здравствуй, человек.
А ведь сколько их ещё – любителей
Поворчать на наш двадцатый век.
Едкую усвоили манеру —
Чтобы всё в колючках, всё в шипах.
Дескать, и торопимся не в меру.
И живём всё как-то нараспах.
И по нервам хлёстко бьют нас беды.
Двигаемся мало. Вот напасть.
Деды – те покрепче были. Деды –
Те умели. Те живали всласть.
Тихо было. Вот всему основа.
Гром не тот был. Молнии не те.
Поворчим. И помолчим. И снова
Поворчим. В блаженной суете.
Сколько, мол, на свете раздражителей?
Как тут сохранить себя в наш век?
А живем в эпоху долгожителей.
Ты об этом думал, человек?!
Сырость
Было очень серо.
Было очень сыро.
Прохудилась сфера
Голубого мира.
Прохудилась сфера
Оттого, что сыро.
Было очень серо.
Было очень сиро.
Отсырела птица.
Не взлететь бедняге.
Тяжело сидится
На сырой коряге.
Тучей небо смято.
По такой погоде
Всё плывет куда-то,
Растворяясь вроде.
Не был я богатым.
Не копил излишка.
Воробьём хохлатым –
Мокрый мой домишко.
Не хочу ненастья,
Всё отдам соседу
И уйду за счастьем
По живому следу.
Медленность
Не понимаю тех, кто пишет медленно.
Пока они мастачат свой рассказ,
Пока они токуют привередливо —
Земля пройдёт по кругу сотню раз.
И сто закатов сменятся восходами.
И сто ночей придут на смену дню.
Мир не накормишь медленными всходами –
Такие всходы сохнут на корню.
Земля зовёт горячими дорогами.
Бегу за солнцем. В бучу. В непокой.
Я тоже мог бы обнестись берлогами,
Чтоб раз в году взыграть одной строкой.
А жизнь шумит. А время непоседливо.
Оно сидеть не хочет взаперти.
Что пожелать мне тем, кто пишет медленно?
Я им желаю – тем, кто пишет медленно,—
Счастливого и скорого пути.
Волшебство
Вот по бумаге проведу пером —
И в январе весенний грянет гром.
Вот посмотрю на солнце в январе —
И зашумят цветы на пустыре.
Вот в темноте присяду у воды —
И дочь в ту ночь родится у звезды.
Вот я рукой тихонько поведу —
И отведу от города беду.
Одно движенье. Исподволь. Рукой.
Да кто же я, в конце концов, такой?
Как в лебедей я превращаю снег?
А просто. Я влюблённый человек.
Я сочиняю песни. О любви.
Попробуй их полёт останови.
Ведь в песнях всё сбывается, простак…
Ах, если бы и в жизни было так.
Дети вечности
Годы, годы, дети вечности,
Сколько вас в моём дому?
Ни добра, ни человечности
Я у вас не отниму.
Сколько с вами было хожено?
Все со мной. До одного.
Все служили как положено.
Даже более того.
Даже в пору злого времени,
Что провёл я на войне.
К году год – а нету бремени.
Нету тяжести на мне.
Я вас чту. До бесконечности.
За великую страду.
Годы, годы, дети вечности,
Труден путь – а я иду...
Кипарис
Я посадил кипарис. В Крыму.
Хотел, чтоб он рос. И рос.
Сколько досталось солнца ему?
Сколько
выпало
рос?
Как природнилась земля к нему?
Любила его? Или нет?
Я посадил кипарис в Крыму.
Ему уже восемь лет.
Глянешь наверх, на макушку его,—
Шапка свалится вниз.
И лучше его нет никого –
Вот какой кипарис.
Сколько над ним бушевало гроз,
Смертным крылом крутя,
А мой кипарис всех перерос.
И всё-таки
он
дитя...
Друзьям-соперникам
Я писал про небеса,
Вы сказали: – Ни беса!
Я про лес, про поле ли –
Вы опять злословили.
Я про женское сословие,
Вы сказали:
– Суесловие!
Я слагал молитвы –
Ставили на вид вы.
Обращался к прозе –
Обвиняли в позе.
Брался снова за стихи –
Вспоминали все грехи.
За статью, за очерк
Ставили мне прочерк.
Выходил на сцену –
Враз сбивали цену.
Так чего ж вам надо?
Чтоб я сбился с лада?
Сострадание
Река обмелела. Потом обомлела.
Куда же бежать ей теперь? Куда?
И тянет своё побелевшее тело
Камнями затисканная вода.
Уйти? В другом поселиться месте?
А как же люди? Как бросить их?
Ведь столько прожито было вместе.
Как тут гадать о местах других!
Жила на этой земле веками.
Ей и не надо других земель.
Перебирает река руками
Мель, перекаты и снова мель.
А на рассвете, когда прохлада
С дальнего поля бежит к воде,
Ни шума ветвей и ни птичьего лада
Тут уж не слышно давно нигде.
Так одиноко реке на свете.
Белый зрачок в синеву небес.
...Вчера к реке приходили дети
И посадили здесь новый лес.
Ко дню рождения
Тут явно напутано что-то.
Я в этом уверен. Вполне.
Я попросту сбился со счёта,
И что-то прибавилось мне.
А сколько? А столько! И только!
И тут уж считать погоди.
Да это лишь малая долька
Той доли, что ждёт впереди.
А что впереди? Да ей-богу,
Ещё я хочу поутру
В далёкую выйти дорогу,
Которая мне по нутру.
Лицом повернувшись к восходу,
Пойду я встречать города,
Всё больше влюбляясь в природу,
Всё меньше считая года.
А годы? Торопятся что-то.
Я в этом уверен. Вполне.
Я попросту сбился со счёта,
И что-то прибавилось мне…
Горячие точки
Горячие точки планеты...
Как часто я слышу ещё
Про то, что зловещи рассветы,
Что очень земле горячо.
Ей так горячо, что, пожалуй,
Однажды нечаянно тронь —
И вот он, большой или малый,
Пойдёт куролесить огонь.
Задышит, засвищет, забьётся,
Земные обуглит следы...
Земле горячо не от солнца,
Земле горячо от беды.
Ведь где-то, томясь от безделья,
Среди окаянных реторт,
В глубоком глухом подземелье
Живёт ещё атомный чёрт.
Творитель
Я много лет ищу ответ,
А он никак не ловится:
Ну как пришла на этот свет
Стоустая пословица?
Кто сочинитель? Кто мудрец?
И как его прозвание?
Он жнец? Он швец? В дуду игрец?
Или иного звания?
Его и нет давным-давно,
А слово всё не сносится.
И столько лет уже оно
В людские души просится.
И столько лет оно в чести,
И каждому охота
То слово вслух произнести,
Как собственное что-то.
...Вчера, по улице одной,
Шла песня. Слово в слово.
То уходила стороной,
То приходила снова.
Её здесь знал любой жилец,
Любой окрестный житель...
А этой песне – я отец.
И я её творитель.
Лестница
Лестница, льстивая лестница
Всё мне твердит об одном:
– Я твоя добрая вестница,
Мы с тобой кверху идём.
Мне твои радости дороги.
Что тебя ждёт впереди?
Я тебе под ноги, под ноги,
Ты только кверху иди.
Ты только кверху. Без устали.
Помни на свете одно:
Разум ведёт тебя, чувство ли,
Всё перед нами равно.
Кверху! Всё в мире отмерено.
Кверху! Иди и владей.
Скоро ты будешь уверенно
Сверху глядеть на людей.
Я ведь такая счастливая.
Я ведь с душою. Любя...—
Льстивая лестница, льстивая,
Я ненавижу тебя.
Скольких сгубила ты попусту,
Судеб сломала людских.
Мне и не надо их, попросту,
Шатких ступенек твоих.
Пожелание
С каждым днём и с каждым утром новым
Утверждаюсь в мысли, в свой черёд:
Человек обязан быть здоровым –
Остальное всё к нему придёт.
Всё придёт. Приливы и отливы.
У судьбы раскидистая сеть.
Человек обязан быть счастливым –
А не то душа начнёт чернеть.
И чтоб в жизни быть необоримым,
А не тлеть, как в уголёк в золе,
Человек обязан быть любимым –
Одному не звонко на земле.
