Текст книги "Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)"

Автор книги: Сергей Семанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Именно с 20-х годов великое множество советских евреев, в особенности в сфере искусства, литературы и журналистики, стали брать себе псевдонимы: как правило, русские имена и фамилии. Список таких лиц занял бы целую книгу, не станем о том подробно. Но вот что характерно: попытка «раскрыть псевдонимы» вызывает не только у их носителей, но и множества иных евреев острую враждебность. В пятидесятых годах на тему о псевдонимах высказался Михаил Шолохов. Знаменитого лауреата Нобелевской премии по сей день костерят за это «антисемитом». Но почему, почему же? Ведь не о преступниках или больных дурными болезнями идет тут речь?

Рассказывали, что В. Сырокомский, возглавлявший по существу в 1970-х годах «Литературную газету», шутливо призывал своих присных: «Давайте мне евреев с русскими фамилиями!» Вопрос об именах и псевдонимах стоит очень остро в кругах российской интеллигенции (среди простого народа он не существует лишь при полном отсутствии тут гласности). Как-то автор этих заметок на одном собрании, куда сходятся самые разные люди, был представлен солидному, приятной внешности человеку, тот назвался: Даль Орлов.

Ну, как было не узнать известного всей стране человека – кинокритика, редактора популярного журнала «Советский экран», ведущего телепередачу с многомиллионной аудиторией «Кинопанорама». Состоялся, как всегда в таких случаях, обмен пустоватыми репликами, и я, чтобы проявить подчеркнутый интерес к случайному собеседнику, спросил: «А что, вас назвали в честь известного филолога?» Воспитанный собеседник проявил некоторую нервозность и ответил уклончиво. Исчерпав пустой разговорчик, мы раскланялись, а наш общий знакомый зашептал мне на ухо: «О чем ты спросил?! Мы с ним выросли в одном местечке, настоящее его имя – Гедали Магазинер…»

У многих евреев на вопрос о псевдонимах существует привычный ответ– они вынуждены скрываться вследствие государственного антисемитизма, вот если бы его не было, тогда… Любопытно. В идеократической стране на верхние посты идеологии допускаются люди разнообразные, но в любом случае – проверенные. Должность «Орлова» по советским правилам – это номенклатура Секретариата ЦК; перед утверждением все необходимые бумаги кандидата на такую должность проходят через множество кабинетов, где украшаются соответствующими визами. Так вот: те, кто разрешительные визы ставил, они-то все прекрасно знали, каково истинное наименование «Орлова», но его на важный пост согласно пропустили. Если таковое называется «государственным антисемитизмом», то что же есть тогда «государственный сионизм»?

В многонациональной стране, где проживает многочисленное и влиятельное еврейство, Гедали Магазинер имеет полное право выступать толкователем российского кино. Если он будет говорить серьезные и интересные вещи, люди скажут: «Какие умные эти евреи!» Если же он будет нести пошлость и лживую отсебятину, пусть отвечает сам, а не отсутствующий в природе «русский» по кличке Даль Орлов.

В Тель-Авиве издается журнал «22», орган недавних выходцев из России. В справках об авторах, помещаемых в конце каждого номера, нередко имеется примечательная помета, даваемая в скобках вслед за именем: «псевдоним». Очень разумно, издатели явно учли тут печальный советский опыт! Да, есть право любого печатающегося человека избрать себе любую подпись, но ведь читателям тоже не безразлично, выступает ли автор под своим именем или по каким-либо причинам скрыл его. Странно было бы наблюдать по телевизору выступление человека в маске… Литературные клички – порождение далекого прошлого, когда сочинительство было делом узкого круга, а «средства массовой информации» еще не сложились. Да и слишком уж много накопилось в истории случаев, когда с помощью фальшивых личин дурачили людей. Вот и следовало бы в наших оглавлениях оговариваться: «Алексин (псевдоним)», «Ананьев (псевдоним)», «Арбатов (псевдоним)»… И так далее до конца алфавита.

«Счастливые» для поколения «пламенных революционеров» 1920-е годы закончились, наступили 1930-е, для большинства из них ставшие весьма печальными. Много, очень много их стало жертвами «необоснованных репрессий», как плакали позже духовные наследники этих самых «пламенных». Особенно впечатляет тут словечко «необоснованные». Тут есть очевидное противопоставление репрессиям, так сказать, «обоснованным», то есть против попов, дворян, кулаков, казаков и «буржуазной интеллигенции». Их-то не жалко было ни тогда, ни в пору позднейшей «реабилитации».

Политическая история 1930-х годов и приход к единоличной власти Сталина в настоящее время хорошо изучены и описаны с самых различных сторон, любой заинтересованный гражданин может выбрать любую точку зрения. Нет сомнений, что в середине 1930-х страна пережила нечто вроде английской «славной революции» или наполеоновской контрреволюции. Но имелась в тогдашней истории России одна существенная, принципиальная разница. В революционной и послереволюционной Англии и Франции у власти находились французы и англичане, горячие патриоты своей родины, они и сделали их великими мировыми державами. В революционной же России, наоборот, власть захватили нерусские космополитические силы, которые были не только равнодушны к русской исторической сути, но даже прямо и открыто ненавидели страну и народ, кем безраздельно и жестоко правили.

Сталина ненавидели и ненавидят наследники «пламенных революционеров» и их духовные родственники во всем мире. Ведь именно он провел очищение верхов Советской империи, правопреемницы императорской России, от яростных русоненавистников, значительную долю которых составляли, как известно, евреи. Как ни относись к Сталину, но все же спросим: лепо ли, чтобы Англией или Францией правили франко-ненавистники и англофобы? Случившееся с революционной Россией есть, несомненно, исторический нонсенс, как на это дело ни посмотри. Так не могло долго продолжаться в великой державе, а жестокость Сталина никак уж не более злодейств Троцкого и иных.

Что же произошло в 1930-х годах в ходе русско-еврейской войны? Бросается в глаза главное – верхушка партийно-государственного руководства перестала быть еврейской или про-еврейской. Прежнюю, послереволюционную, в своем большинстве отправили известно куда, а оставшиеся притихли. Подчеркнем, что это вовсе не было проявлением сталинского «антисемитизма», а прямой государственной необходимостью – нельзя вести большое строительство руками профессиональных разрушителей.

Да, оставшийся на вершине власти Каганович уже не призывал «задрать подол матушке-России», не рушил православных храмов, а деятельно занимался хозяйственными делами гигантского масштаба. На этом поприще еврейская энергетика вообще нашла себе достойное применение, вспомним Ванникова, Зальцмана, Иоффе и многих, многих иных, они вместе с русским народом строили великую советскую индустрию. Сталин как бы переключил разрушительный дух революционного еврейства России на положительные дела в хозяйственной сфере.

В кровавых чистках 1930-х годов содержался, помимо очевидного политического, еще и значительный национально-культурный смысл, до сих пор, кажется, недооцененный. В официальной партийной идеологии не исчезла, разумеется, совсем, но в значительной мере была приглушена традиционная марксистско-ленинская, троцкистская русофобия. Это впечатляюще отразилось в искусстве предвоенных лет, эстетический и нравственный уровень которого был исключительно высок. Еще недавно Эйзенштейн по сценарию Бабеля снимал «Бежин луг» про доносительный подвиг Павлика Морозова, где ключевой сценой стало своего рода ритуальное разорение православного храма. Но уже в 1938-м году тот же Эйзенштейн снял потрясающий патриотический фильм «Александр Невский», где звучала гениальная музыка Прокофьева и блистал талант русского актера Черкасова. И Мейерхольду уже не пришлось корежить русскую театральную классику, зато засияло созвездие МХАТа. Ясно, что при всевластии Троцкого и Луначарского эти благие перемены были бы немыслимы.

Русское искусство со второй половины 1930-х годов словно пробудилось от русофобского дурмана. В России народный дух яснее всего проявлялся в песенном творчестве. 20-е годы в этом отношении равны нулю (музыка белого лагеря, часто весьма выразительная, тут, разумеется, не в счет). Пытались приучить к пению светловскую «Гренаду», но ее деревянная мелодия никак для русского распева не подходила, а слова оказались корявыми: «Яблочко-песню держали в зубах» – это как? Даже морские львы в цирках «держат» шары на носу, а не «в зубах». Или: «Отряд не заметил потери бойца», «отряд», видите ли, может чего-то «замечать» или «не замечать», чувствовать или быть нечувствительным.

Десяток лет спустя над страной стали звучать песни русского поэта Василия Лебедева, по молодости приклеившего к своему имени «пролетарскую» кличку Кумач. Слова его «Нам песня строить и жить помогает», «Кто ищет – тот всегда найдет!» и множество иных органично вошли в русский язык, стали словами-символами. Именно на этих образах воспитывалось поколение, отстоявшее Родину в дни страшных испытаний. Кстати уж, и сам Светлов (Шенкман) после косноязычной «Гренады» написал добротную песню «Каховка». Как видно, сталинский поворот к национальной культуре оказался полезен и для многих русскоязычных евреев. Однако – и это надо подчеркнуть – еврейская идеологическая поросль, взращенная в коминтерновские времена, встретила этот сталинский поворот крайне враждебно. Разумеется, в те времена публично о том было высказываться невозможно, о том выяснилось из позднейших мемуаров (Л. Разгон и др.) и публикаций.

Начавшаяся Отечественная война, как ни покажется странным, не только не приостановила войну русско-еврейскую, но и обострила ее, хотя и происходило то в глубоком сокрытии от всякой гласности. До самых последних лет о том ходили только неверные слухи, но теперь появились документальные публикации, поэтому малоизвестные обстоятельства могут быть прояснены по достоверным источникам.

В мае 1944 года на фронтах великой войны заканчивалось кратковременное затишье – последнее вплоть до Дня Победы. Наши готовили знаменитую операцию «Багратион» в Белоруссии, союзники – высадку в Северной Франции, немцы и их оставшиеся союзники (Румыния, Венгрия, Хорватия, Словакия) готовились исключительно к обороне. Тогда же произошло незаметное событие в мире советской идеологии, ставшее известным полвека спустя из скромной ученой публикации. 18 мая в Москве состоялось узкое совещание историков, созванное ЦКВКП(б). Несмотря на полную закрытость события, споры там шли принципиальные.

В самые тяжкие месяцы 1941 года в выступлениях И. Сталина был сделан очевидный поворот в сторону русско-патриотических ценностей. Итогом этой идейной перестройки в армейской среде стал приказ начальника Главпура Л. Мехлиса от 10 декабря 1941 года, где лозунг (на газетах, листовках и т. п.) «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» предписывалось заменить на «Смерть немецким оккупантам!» (сам документ был опубликован только через полвека, но знали о том многие).

Все эти примечательные нововведения встретили молчаливое, но упорное и целенаправленное сопротивление еврейской части идеологической верхушки. Уже в сентябре 1942-го (немцы как раз прорывались к Волге) в тихой Алма-Ате выступила историк-марксист Анна Панкратова, одесская еврейка, достойная ученица русофоба Покровского, «ученые труды» ее ничтожны, однако учебники для детей и взрослых она составляла. Панкратова обратилась в Управление агитпропа ЦК с жалобой, что некоторые историки (декан истфака МГУ А. Ефимов и другие) «преувеличивают» наследие Ключевского и иных «буржуазных ученых». Позднее она направила еще несколько писем туда же, последнее от 12 мая 1944 года уже на имя Сталина, Жданова (секретарь по идеологии), Маленкова (оргсекретарь) и Щербакова (в 1942-м сменил Мехлиса на посту начальника Главпура). Одесская революционерка Панкратова не могла, разумеется, возражать против «преувеличения» роли феодала Пожарского, буржуя Минина и реакционера Суворова, но намек-то был именно туда.

Объектом жалоб стал заведующий Управлением пропаганды ЦК Г. Александров, который-де защищает ученых, отрицающих тезис о России как «тюрьме народов» и «жандарме Европы». Заметим, что Александров был доверенным лицом Жданова, ясно, на кого пытались направить гнев Сталина. Панкратову поддержали заслуженные «красные профессора» вполне определенного окраса В. Волгин, И. Минц и Н. Рубинштейн. Совещание в ЦК никакого решения не вынесло, но во всяком случае не поддержало антирусские поползновения Панкратовой и К°. Теперь к Сталину обратились тоже с письмом историки патриотической ориентации – X. Аджемян, А. Ефимов и Е. Тарле. Точных данных нет, но есть все основания предположить, что Сталин благосклонно отнесся к содержанию письма (к академику Тарле он вообще благоволил и беседовал с ним в Кремле 3 июня 1941 года – дата в высшей степени примечательна; заметим для объективности, что Тарле происходил из крещеных евреев, но космополитом не был никогда). Марксистские ортодоксы об этом узнали или почувствовали. 7 сентября того же года Панкратова обратилась с письмом к Жданову (уже не к Сталину!): «глубоко осознаю и сильно переживаю свою вину» и пр. в том же духе. Закаленная в интригах одесситка, однако, ни словом не обмолвилась, в чем именно состояла ее «вина». Как видно, осторожная, но настойчивая попытка еврейских идеологов переменить прорусские настроения Кремля не удалась, но сам факт весьма примечателен.

В годы Отечественной войны решительно и быстро произошел серьезный сдвиг, даже перелом в русском духовном самосознании. Тут есть две стороны дела, пока еще совсем плохо изученные и осмысленные. Главнейшее тут: русскость как национально-духовное проявление перестала быть сугубо отрицательной, что четко проводилось в 1920-х и лишь несколько было приглушено в 30-х годах. Слово «русский» вошло в официальный лексикон в полноправно положительном смысле. Да, пока еще полагалось бранить «царизм», но привычные слоганы вроде «царские генералы» или «тюрьма народов» исчезли надолго.

Более того. Выселение крымских татар или чеченцев, в немалой степени запятнавших себя кровавыми расправами с советскими гражданами (отнюдь не только великороссами), само собой отодвинуло в небытие давние марксистско-ленинские филиппики о «русском империализме» и стенания о бедствиях «угнетенных народов», что носило явно русофобский характер. Сталинский тост за русский народ в 1945-м победном году поставил тут окончательную точку, и надолго: от Хрущева до Горбачева произнесение чего-либо противоположного стало невозможным (хотя цитировать Сталина не полагалось).

Вторая сторона видится в следующем: русский народ перестал бояться еврея-комиссара и еврея-чекиста. Конечно, армейских комиссаров и сотрудников НКВД побаивались (еще бы!), но то был страх перед обычными органами насилия («правопорядка»), а не страх племенной. Разница тут громадная. Хорошо помню, как мальчишка военных лет, что тогда и ровесники, и старшие, и взрослые не стеснялись вслух высказывать отрицательные суждения о евреях (как правило, на бытовой почве, подчас грубые и несправедливые). Однако суть тут не в правильности или неправильности данных оценок, а именно в том, что их стало возможным произносить вслух, хоть и не в печати, разумеется. Тут в народном сознании были как бы сняты исключительные привилегии послереволюционного поколения советских евреев, которые стали в первые полтора-два десятилетия СССР как бы «новым дворянством».

Эти новые обстоятельства проявились и на официальном гласном уровне. Любимый герой популярного стихотворного лубка носил «знаковое» имя Василий Теркин. В известных сочинениях тех лет Алексея Толстого, Леонида Соболева, Всеволода Вишневского, даже полуеврея Симонова и множества иных герои носили сугубо русские имена. Не совсем удобно стало изображать ведущих героев с фамилиями Левинсон, Абрамсон, Штокман и подобными, причем вовсе не потому, что цензура проявляла тут «антисемитизм». Это было лишь, согласно эстетическим принципам той поры, «нетипично»…

В годы войны некоторые ограничения на недавнее всевластие евреев в партийной идеологии стали осторожно проявляться. Достоверных сведений известно мало, но процитируем новейшую «Краткую еврейскую энциклопедию» с примечательными подробностями:

«Вначале 1943 А. Щербаков потребовал от редактора «Красной звезды» Д. Ортенберга «очистить редакцию от евреев». В июле 1943 Ортенберг был снят с поста редактора газеты. В 1943-м началась массовая чистка евреев в Главном политуправлении Красной Армии и политуправлениях фронтов. Снятых с должности политработников-евреев стали отправлять в боевые части» (т. 8, с. 235). В годы войны такую меру следует, безусловно, признать «жестокой», так что недовольство авторов энциклопедии понятно… Отметим лишь, что названные события происходили в том самом году, когда был распущен Коминтерн, а гимном великой страны стал не иноземный «Интернационал», а мощная русская мелодия, начинавшаяся словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь», а также «нас вырастил Сталин на верность народу».

Немалую роль в обострении русско-еврейских дел сыграло настойчивое требование Еврейского антифашистского комитета создать в Крыму «Еврейскую Советскую Социалистическую Республику» (Крымская область тогда входила в состав Российской Федерации). Письмо о том за подписью С. Михоэлса и других подано 15 февраля 1944 года (Севастополь был освобожден лишь 9 мая). Кстати, на роль «земли обетованной» в России рассматривалась ими и так называемая «Республика немцев Поволжья», которая только что была очищена от «коренного населения» (крымских татар еще предстояло выселить).

Бесцеремонные домогательства еврейских националистов в ходе кровавой войны хоть и не получили тогда гласного освещения, но стали относительно широко известны. История та ныне плохо освещена как с русской, так и с еврейской стороны, однако совсем недавно опубликованы донесения сексотов той поры, что сильно расширило картину. Например, приводятся слова В. Молотова: «Биробиджан – это опечатка, и ее нужно исправить. Есть свободные территории: Карачаевская автономная область, Калмыкия, которая опозорила себя изменой… Та же участь постигнет и крымских татар, которые помогали немцам… Или, скажем, Республика немцев Поволжья. Все эти территории и смогут быть переданы евреям после войны…» Теперь известно, что эти опрометчивые обещания Молотов дал под влиянием своей супруги – картинка из «Книги Эсфирь» в советском исполнении, один из многих примеров такого рода. Немаловажно и то, что в США Михоэлс и Фефер в 1943 году вели переговоры о Крыме как будущем пристанище евреев всей Европы.

Примечательны и донесения о росте антиеврейских настроений в стране. Приведем лишь один выразительный пример, мнение инженер-майора А. Клячко, члена партии с 1918 года: «Консолидируются силы реакции, для них антисемитизм – это только одно из орудий. Вот, например, маршалы. Кончится война, они потребуют свою долю власти… Головка армии реакционная. Реакция проникает в руководящие круги гражданского аппарата. Силы реакции скоро открыто выйдут на поверхность. Руководство страны дало уже немало авансов. По этим авансам надо будет платить. Поэтому речь идет не только об антисемитизме. Передовым евреям и передовым русским надо объединяться. Речь идет не о защите советских устоев, а о защите элементарной демократии. Надо отстоять демократию…» (Кстати уж, какие знакомые нам слова! И о «демократии», и о «передовых русских» особенно.)

Еще более характерно, что в отмеченных мнениях постоянно называются партийные руководители высшего звена, обвиняемые в «антисемитизме», чаще других Г. Александров, А. Жданов, Н. Хрущев, А. Щербаков, особенно последний. Михоэлс рассказывал о встрече с ним: «Он выслушал ужасные подробности страданий людей, прошедших муки ада, с ледяным, спокойным и бесстрастным лицом абсолютно равнодушного человека…» Михоэлс говорил тут, естественно, о страданиях только евреев.

Итак, Великая война закончилась Великой победой, русский народ был избавлен от участи стать рабом народа германского. Но одновременно, тихо и незаметно, как нередко случалось в российской истории, наш народ сумел осторожно освободиться от господства еврейских комиссаров, которые, как теперь очевидно, пренебрегали русской культурно-исторической сущностью. Значение этой «незаметной Победы» нами пока плохо изучено и тем паче понято.

После войны русско-еврейские отношения продолжали ухудшаться. Отчасти это было вызвано подъемом еврейского патриотизма (или национализма, как угодно) в связи с созданием государства Израиль. Это проявилось даже среди советской верхушки. О супруге Молотова, известной под псевдонимом Жемчужина (Перл Карповская, 1897–1970), подруге не менее известной Голды Меир, урожденной киевлянке, уже говорилось. Но и супруга Ворошилова, всегда незаметная Екатерина (Голда Горбман), вдруг прилюдно заявила: «Вот теперь у нас есть родина», неосторожные слова эти стали слишком тогда известны. Своеобразная компания сложилась вокруг Е. Аллилуевой, супруги Павла, брата покойной жены Сталина Надежды: И. Гольдштейн, театровед Л. Шатуновская и ее муж физик Л. Тумерман, жена замминистра обороны Хрулева Э. Горелик, помощник Михоэлса филолог 3. Гринберг и др. Через нее они пытались как-то выйти на самого Сталина, как и через его дочь Светлану, короткое время бывшую замужем за евреем Морозом и имевшую от него сына. 10 декабря 1947 года Е. Аллилуеву арестовали. Немного позже единственная дочь Маленкова развелась с В. Шомбергом, внуком известного партдеятеля А. Лозовского (Дридзо). Тогда же сняли с поста замнаркома текстильной промышленности Д. Хазан, супругу члена Политбюро и зампредседателя Совмина А. Андреева.

Сталин, один из организаторов Октябрьской революции, великолепно понимал значение идеологического воздействия. Он же гениально определил: «Кадры решают все». Очистив перед войной кремлевское руководство от космополитов-разрушителей, после войны он попытался в какой-то мере очистить идеологические кадры от их учеников и последователей. Так началась широко известная и ныне достаточно подробно освещенная «борьба с космополитизмом», не станем на том задерживаться. Тут наблюдались две стороны дела, и обе были осуществлены явно неумело («кадры» исполнителей оказались не подготовлены).

Во-первых, началось медленное вытеснение с идеологических руководящих постов космополитов (без кавычек). Это хорошо описано и сопровождается с одной, и понятно какой, стороны жалобными стонами. Но итог этой шумной и грубой кампании мало что дал, да и не мог принести успеха, если редактор «Правды» П. Поспелов тайно противился этому и подспудно оберегал «космополитов» (есть данные, что настоящее имя его Фогельсон). А вот уж совсем бесспорное: виднейшим в печати разоблачителем космополитов был К. Симонов, осторожный полуеврей.

Во-вторых, с конца 1940-х годов стали поднимать в памяти народной знаменитых, но подзабытых в коминтерновские времена деятелей отечественной науки и культуры (не только, кстати, русских). Тут очень много было сделано положительного и в научном, и в популяризаторском смысле, что не потеряло своего значения до сих пор. Однако работа эта совершалась с вопиющими перехлестами, носившими порой едва ли не провокационный характер. Отсюда в народной памяти осталась горькая острота: Россия – родина слонов.

Снизу, в широких слоях еврейской общины, патриотизм порой принимал естественное желание выехать в создающийся Израиль и даже сражаться за него с оружием. Нет слов, это стремление следует безусловно почесть естественным и уважительным. Драма состоит в том, что происходило такое в ходе развернувшейся «холодной войны», где события оценивались с неизбежностью двоично: «за» и «против». Советские евреи стремились уехать во враждебное государство, значит… Однако немалая часть их не пожелала смириться с таким положением вещей и попыталась осуществить свои намерения нелегально. Осведомленная в этих делах «КЕЭ» сообщает про сотни (!) евреев-военнослужащих, которые бежали из советской зоны оккупации Германии в западные, как отправлялись многие советские евреи с подложными документами в Польшу, а порой тайно переходили границу. Ясно, какова была судьба тех несчастных, которые попадались на подобных делах. Есть и другая сторона дела: для правоохранительных и политических органов это свидетельствовало о ненадежности еврейства в целом.

Понятно, к каким последствиям все это приводило. В июне 1949-го были уволены знаменитый директор Челябинского танкового завода И. Зальцман, директор авиационного завода в Саратове И. Левин, авиамоторного завода М. Жезлов, замминистра авиационной промышленности С. Сандрец и многие другие в самых разных областях военной промышленности. Дела такие множились: в июне 1950-го уволили директора Института ракетной техники Л. Гонора, тогда же директора московского завода «Динамо» Н. Орловского… перечень можно продолжить, но одними начальниками он не ограничивался.

С 1920-х годов непомерно значительная доля евреев сосредоточилась на руководящих постах в сфере культуры. В конце 1940-х тут началась «прополка», если можно так сказать. Еврейские авторы язвят: в 1949 году «было обнаружено, что в цирках СССР из 87 директоров и главных режиссеров 44 еврея», после чего был уволен управляющий Объединением цирков страны А. Данкман. Но не странно ли, что половина цирковых начальников были евреями? Ведь среди цирковых актеров евреи никак не выделялись численно, ведь качаться на трапеции или поднимать гири вроде бы не есть любимое еврейское занятие…

О последних годах деятельности Сталина достоверного известно мало. Вот, например, детально документирована его роль во время корейской войны. Объективный анализ бесспорно показывает, что глубина оценок и острота суждений не оставила этого человека на восьмом десятке лет жизни. Его последние работы и выступления далеко не бесспорны, однако содержат много интересных идей, часто ли премьеры и президенты, читавшие по чужим бумажкам, могли этим похвастаться? Так, но несомненно, что в последние годы Сталин впал в чрезвычайную подозрительность и недоверие к людям, даже близким. Он заподозрил Молотова, Ворошилова и Микояна, которые, надолго пережив вождя, делом доказали свою верность, а вот хитрецу Хрущеву доверял. В данном контексте речь идет лишь о том, что наследников в своей великой державе Сталин не подготовил. Русский прорыв из коминтерновской бездны некому оказалось продолжить, а лучшие русские кадры – Вознесенский, Кузнецов, Родионов, Попков и иные – были уничтожены, кровавую провокацию Берии он не распознал («Ленинградское дело»).

После неожиданной и, подозревают, довольно странной кончины Сталина власть чуть было не захватил кровавый русофоб Берия. Его происхождение до сих пор не выяснено, что уже странно. Широкие слои грузинского народа его дружно ненавидят – в противоположность Сталину – и полагают грузинским евреем. Так ли, нет ли, не ясно, однако свою русофобскую сущность за короткое время полуцарствия он вполне сумел проявить. Именно по его настоянию было принято антирусское решение, что в «национальных республиках» во главе должен стоять местный. Он начал чистку патриотических кадров в силовых органах и даже в партии. Сразу же амнистировал еврейских арестантов, причем публично и демонстративно: вот, мол, мы какие… Уже в июне 1953 года были восстановлены дипотношения с Израилем (ничего худого нет, но какая спешка, а такие дела свершаются медленно).

Все грехи дураковатого истерика Хрущева могут быть прощены только за то, что именно его смелыми и решительными действиями этот выродок был свергнут. Хрущев был сугубо русским, таким же и его окружение. Слухи по поводу еврейского происхождения Аджубея все же никак не подтверждены. Среди его помощников евреев тоже не заметно, хотя картина там полностью прояснена. Более того, он был патриотом, но не русским, к несчастью для всех нас и себя, а именно советским в самом точном смысле этого расплывчатого понятия. И еще, его совершенно идиотская ревность к памяти Сталина, на чем и сыграли русофобы. Но уж государственник он был твердый, а что касается приобретательства, что так зловеще засосало его наследников, то тут он был совершенно чист.

Евреев Хрущев не любил, хотя, как истинно советский человек, глубины вопроса не понимал. Да, он поддерживал арабов против мирового сионизма, помогал антиколониальному движению в «третьем мире», пылко увлекался отечественной космической программой, но русской идеи, даже имперской в простейшем понимании, у него не было. Вот почему приходится признать, что еврей Каганович и «женатики» Ворошилов и Молотов, верные соратники Сталина, были гораздо более «русскими» политическими деятелями, чем простоватый русак Никита.

При Хрущеве русско-еврейские взаимоотношения приобрели устойчивый, хотя никак юридически не оформленный характер, и это в основном сохранилось незыблемо вплоть до последних лет Горбачева. В аппарате ЦК, Совмина, Минобороны, КГБ, на постах секретарей крайкомов и обкомов не наблюдалось лиц с фамилиями Каганович или Шапиро (исключения были лишь для анекдотической «Еврейской автономной области»). Более того, имелись негласные, но известные всем и довольно строгие ограничения при приеме евреев в научные или учебные институты, связанные с оборонкой, некоторые военные училища, а также на идеологические факультеты МГУ, ЛГУ и ряда других крупнейших вузов. Характерно, что даже заявленный в анкете «пятый пункт» иногда проверялся с немалой тщательностью.

Ясно, по меркам классического римского права то было нарушением гражданского равноправия перед законом. Множество русских людей, в особенности среди образованного сословия, сочувствовали тут евреям.

Более того, случаи враждебного проявления к евреям были в ту пору исключительно редки. Тому есть очень мало печатных подтверждений, могу и сослаться на свой опыт внимательного наблюдателя. Однако в генетической памяти народа, включая сюда, возможно, ограниченного Хрущева, это было как бы справедливой мерой против агрессивного засилья «комиссаров еврейской национальности» в недавнем прошлом. Любопытно, что за весь относительно долгий тот исторический период еврейских протестующих голосов не раздавалось. И не только в СССР, что еще объяснимо, но и в «свободном мире» ни одного исследования о том пока не появилось. Как говорится, тут что-то есть…