Текст книги "Заблудившийся всадник. Фантастический роман"

Автор книги: Сергей Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Но Добрыня рассказывал, что неприязнь к Святополку зародилась у Владимира гораздо раньше – когда ему стало ясно, что тот – отпрыск Ярополка…

– Я знаю версию о двуотцовщине Святополка, – кивнул Воздвиженский. – И все же это не помешало Владимиру дать ему в удел Туров.

– Самое ближнее к Киеву княжество – дабы пасынок всегда был в пределах досягаемости.

– Пожалуй, так. Это и позволило в момент политических осложнений обезопасить себя от потенциального претендента на престол.

– Насколько я знаю, Святополк вместе с женой были заключены в тюрьму прошлым летом. А вскорости и Ярослав фактически отложился от Киева…

– Очень хорошо, что вы назвали два этих события. Они действительно взаимосвязаны… Дело в том, что греки обхаживали не только Святополка, но и истинных сыновей Владимира. Похоже, что при дворе Ярослава они преуспели больше всего, а пасынок великого князя, напротив, не проявлял к ним особой склонности. То ли действительно не жаловал византийцев, то ли боялся дать основания для преследований со стороны Владимира. Не побоюсь даже предположить, что расположение, которое Святополк выказывал к язычникам, имело целью продемонстрировать великому князю свою непричастность к проискам греческой партии.

– Так как же истолковать неволю Святополка?

– Вот к этому-то я и подбираюсь. Именно в прошлом году император ромеев Василий сокрушил Болгарское царство, а заодно и автокефалию болгарской церкви. Охридские архиепископы, духовные руководители Руси, сделались вассалами Византии, так что Владимир оказался в известном политическом тупике. Естественно, в такой обстановке он стал особенно подозрителен к маневрам прогреческих сил. И тут-то получил донос на Святополка, что тот готовится нанести удар в спину…

– Зная теперешнее развитие событий, могу себе представить, кто был источником такой информации…

– Да, я, пожалуй, тоже начинаю понимать, в чем дело… – сощурился Воздвиженский. – Ярослав? Угадал ход ваших мыслей?

– Угадали, – сказал Ильин. – И то, что он избрал момент для отказа от уплаты ежегодной повинности…

– Да-да, устранил руками отца главного конкурента, а затем решил сам попытаться занять престол…

– Ну а если еще и пользуется поддержкой Византии, можно понять, откуда взял средства для того, чтобы нанять варяжскую дружину… – Ильин возбужденно потеребил бороду. – И теперешняя расстановка сил ясна – коли на Ярослава сделали ставку в Царьграде, Святополку волей-неволей приходится искать союзников в борьбе за власть.

– И такими естественными союзниками стали язычники. Тем более что они и раньше находили приют и ласку в Турове…

Ильин на минуту задумался – чего-то недоставало, чтобы нарисованная Воздвиженским картина обрела законченность. Наконец, он понял, что мешает ему полностью согласиться с умозаключениями схимника.

– Варфоломей Михайлович, возникает одно но… Я мало занимался церковной историей, и все же… Трудно поверить, что поначалу главой русской церкви был болгарин. Одно дело, если бы имя первого иерарха было просто вычеркнуто, но вот в «Житии» Владимира, помнится, рассказывалось, что первым митрополитом на Руси был Михаил, поставленный константинопольским патриархом Фотием. Все предельно конкретно…

– Сейчас объясню, – улыбнулся Воздвиженский. – Когда я попал сюда, у меня в памяти сидело точно такое же – из семинарского курса. Но, оказавшись на Афоне и занявшись целенаправленными историческими разысканиями, я первым делом обратил внимание на то, что Фотий жил сотней лет раньше крещения Владимира. Он управлял константинопольской патриархией как раз тогда, когда в Царьграде крестился киевский князь Аскольд и с ним еще двести семей знатных киевлян. Церковный историк Иоанн Зонара писал, что Фотий направил на Русь митрополита Михаила, миссией которого и было определено ее крещение.

– Так почему же оно не состоялось уже тогда?

– Вскоре Олег, спустившись по Днепру с дружиной, убил Аскольда как узурпатора власти – он обвинил его в том, что тот не княжеского рода…

– Помню-помню. В летописи говорилось, что Аскольд и Дир, захватившие власть в Киеве, были дружинниками.

– Так вот, свергнув Аскольда, Олег изгнал и православное духовенство. А затем начал войну против Византии.

– «Твой щит на вратах Цареграда…» – процитировал Ильин.

– Вот-вот, именно он и повесил этот щит…

Ильина вдруг словно током ударило. Он непроизвольно вскочил с лавки.

– Варфоломей Михайлович! Да ведь мы с вами на такое наскочили! Я еще одно подтверждение нашел, что схватка всадника со змеем – это идеограмма, отражающая борьбу язычества с христианством… В одной старопольской хронике я читал, будто на щите Олега было, как там сказано, то же изображение, что на гербе Московии.

– Всадник с копьем, попирающий змея?

– Конечно! Князь-язычник, победивший узурпатора-христианина, одержавший верх в борьбе с христианской Византией, повесил это изображение на вратах имперской столицы как символ, как напоминание…

Воздвиженский тоже поднялся и заходил по пещере.

– А ведь вы, наверное, правы. Недаром в Константинополе по сей день живо предание о том, что во время нападения войска Олега византийцы решили, что сам святой Димитрий ополчился против них.

– Не совсем улавливаю связь, – начал Ильин.

– Да очень просто. На византийских иконах Димитрий Солунский изображается всадником-змееборцем… Таким образом, в иносказательной форме смысл противоборства передан точно.

– В наше время сказали бы, что мифологема оказалась необычайно устойчивой.

– Но что такое миф? – серьезно спросил Воздвиженский. – Байка, легенда?

– Если быть предельно кратким: миф – это идея, выраженная посредством повествования.

– Идея, запечатленная в художественном образе?

– Или так, если хотите.

Ильин вновь сел, обхватив голову руками. Им овладело ощущение того, что за какие-то полчаса знакомый ему мир истории неизмеримо расширился – словно в полутемное помещение вдруг внесли мощный источник света.

– Знаете, что мне пришло на ум, Варфоломей Михайлович? Олег, будучи героем многочисленных преданий, неизменно связывается с языческим культом лошади. Он ведь и смерть принял «от коня своего».

– Вы имеете в виду змею, выползшую из черепа его любимого коня? Выходит, все-таки всадника убила змея – а конь, то есть череп его, как бы символизирует подземное царство.

– Между прочим, сюжет легенды в деталях совпадает с рассказом о смерти скандинавского героя Орвард-Одда. Вы правы, культ коня связан и с представлениями о загробном мире. Фольклористы давно отметили этот факт. Недаром у всех индоевропейцев в могилу вождей клали и лошадиные трупы.

– Я думаю, это своего рода оберег от злых сил. Вы замечали, что в деревнях вешают на кольях тына конские черепа, да и само название конька, венчающего крышу, о том же говорит.

– Ну если в фольклор всерьез углубиться, нам из темы всадника и змея до утра не выбраться. Это ведь, как говорили историки культуры в наше время, Основной Миф индоевропейцев. И так называемые фракийские всадники, которым поклонялись на Балканах задолго до Рождества Христова, и скифский Батрадз, бог войны – стальной всадник с мечом. Этот культ процветал и в эллинистическом Египте, где Гор-всадник изображался поражающим Сета-крокодила. И в малоазийской Ликии – бог Какасб, палицей убивающий змея. И Митра, иранский бог-воитель, популярный у римских воинов. Да и сам Георгий Победоносец, родом из Каппадокии, где культ всадника-змееборца был известен задолго до появления христианства. Каппадокия была центром Хеттской империи, а один из главных богов ее – громовержец Пирва, собрат нашего Перуна, тоже сражался со змеем. За двадцать веков до Рождества Христова!

– Восхищен вашими познаниями, Виктор Михайлович! Вот бы вам здесь подольше задержаться! Мы бы с вами такую летопись составили! От самого сотворения мира!

– Ну я бы не стал на вашем месте на летописи уповать. Их ведь иной раз так переписывали, что черное белым становилось, а иные события и люди совсем исчезали. Это скрупулезными исследованиями доказано уже в наше время… Думаю, вы совершенно правильно предположили, почему в большинстве летописных сводов о Леоне, охридском владыке, не упоминалось. Вероятно, вместе с Ярославом к власти придут провизантийские силы, и летописи будут отредактированы в угоду новой политической концепции: крещение исходило от Царьграда, а посему Русь должна оставаться на положении духовного вассала империи.

– Во всяком случае, можно говорить о господстве такого взгляда на каком-то этапе… Однако, почтенный Виктор Михайлович, не кажется ли вам, что мы сильно уклонились от обстоятельств вокняжения Святополка?

– Ради бога, простите еще раз. Постараюсь впредь быть дисциплинированнее.

Воздвиженский продолжал:

– Мы с вами порешили, что сами обстоятельства подталкивали Святополка к тому, чтобы стать естественным союзником низвергнутых волхвов. Да не только они поддержали его. Все приверженцы славянской старины из бояр и дружинников потянулись к нему. Ведь по их понятиям, он был истинным великим князем, более высоким по рождению, да и по династическим канонам он имел большее право на великий стол. Уже при жизни Владимира об этом говорили, заметьте!

– Ну а сам Святополк поддерживает версию своего происхождения от Ярополка?

– Тогда почему, появившись в Киеве, он поднял знамя с двузубцем эмблемой Ярополка, а не с трезубцем – родовым знаком младшей линии Святославичей?

– Так теперешняя схватка между ним и Ярославом…

– Это поединок законного монарха с дважды незаконным. Ярослав – от Владимира, захватившего великий стол с помощью измены, к тому же сам моложе Святополка, по-прежнему числящегося в сыновьях Владимира. Вот потому-то Святополка и необходимо дискредитировать, обвинив в убийстве братьев.

– Хотя оно может быть на руку только Ярославу.

– Конечно. Но поскольку новгородского князя поддерживает христианская церковь, за него – влиятельные зарубежные силы, а следовательно, и финансовая мощь, он смог собрать иноземное войско, намного превосходящее дружину Святополка. И это несмотря на то, что Новгородское княжество куда беднее Киева…

– Да, Святополк проиграет, – со вздохом сказал Ильин. – Это я помню по «Повести временных лет».

– А я вам и без «Повести» мог бы это предсказать. Язычеству сломали хребет, почти все его культурное достояние уничтожено в результате погрома. И в таких обстоятельствах нынешний великий князь бросил вызов огромной силе, которая сделала ставку на Ярослава.

– И поэтому проигравший будет заклеймен как Окаянный. А убийство Бориса и Глеба, приписанное ему, станет только видимой причиной тому. В конце концов, Владимир не меньше окаянств творил…

– Наши мысли удивительно совпадают, – кивнул схимник. – Кстати, вы недоумевали, как могли люди Ярослава так точно угадать место, где заночует войско Бориса. Я, кажется, нашел объяснение. Дело в том, что Эймунд, о котором вы говорили, как о главаре убийц, одно время служил в дружине Владимира, участвовал в походах против половцев. А всякому киевлянину известно, что, идя в степь или из степи, войско останавливается на ночлег в одном дне пути от города – на Альтинском поле. Теперь я, вероятно, могу продолжить свою повесть?.. Итак, я вернулся с Афона и стал приглядывать место, где можно было бы начать медленно, исподволь готовить почву к созданию русской обители. Меня привлекла эта гора – тогда здесь была только одна пещера, еще в давние времена выкопанная варягами… Теперь, как видите, я не одинок, хотя епископ и пытался разогнать нас. Он не может запретить мне, монаху, пустынножительствовать и окормлять духовной пищей других, но игуменом меня никогда не сделает.

– Так в чем же ваша конечная цель?

– Я считаю, что не нужно придавать значения внешней обрядовой форме. Главное сейчас – не пытаться вместе со староверами сложить осколки разбитого вдребезги. Нам нужно национализировать церковь и наполнить новым содержанием чужое учение, инструмент установления господства антирусских сил.

Развивая свою мысль, Воздвиженский пояснил, что монастырь задуман им как школа русских иерархов, которые со временем смогут вывести церковь из-под контроля иноземцев, а затем проведут идейный пересмотр христианства, сохранив лишь внешние его формы. В том, что так произойдет, его убеждала история русской церкви, которую ему пришлось изучать в бурсе. Именно из Киево-Печерского монастыря вышел первый глава русской церкви не-грек, противостоявший антинациональным устремлениям влиятельных деятелей из окружения великого князя.

– Но если первый русский митрополит Илларион и так появится здесь, можно ли говорить о вашем воздействии на историю? – с сомнением произнес Ильин.

– В том-то и дело, что мы не знаем, так ли все будет. Так было в той истории, которую помнило наше время. Но где уверенность в том, что все идет тем же порядком? Нам дано знание: как может быть. От нас зависит: выполнить замысел истории или пойти чай пить…

– Не отказался бы сейчас от самоварчика, – хмыкнул Ильин.

– Ничего, даст бог, будете недельки через три вкушать – хоть с баранками, хоть с сахаром колотым… Так вот, чай мы пить не пойдем, несмотря на великий к тому соблазн. В самом деле – представьте: мы знаем, что от нашего желания сейчас зависит все, что будет.

– Ну уж…

– А кто торпеду времени запустил? Думаете, то, что вашу былину тысячу раз по всей Руси пропоют, прослушают, повторят, каждого младенца и отрока на ней воспитают – это баран чихнул?

– Это, кстати, совсем обратное доказывает. Я был всего лишь орудием истории. Ведь, во-первых, я про Добрыню и змея не сочинял, а во-вторых, былина случайно, помимо воли моей вырвалась.

– Никакого противоречия тут нет. История, как вы ее именуете, или Рок, Судьба, по моему разумению, действительно сделала нас орудиями своего промысла. Но – мыслящими орудиями. Ведь то, что мы сейчас говорим, есть процесс осознания нашей самостоятельности, постижения своей миссии… Мы с вами вольны сию минуту весь этот замысел на попа поставить. Но не сделаем этого…

Воздвиженский сидел, уперев руку в подбородок, и испытующе смотрел на Ильина. Тот покраснел, словно его уличили в чем-то постыдном, и спросил:

– Это вы к тому, что я в будущее хочу уйти? Но я не могу иначе, нет сил…

– Вы зря заволновались. Я ничего подобного и в мыслях не держу. Напротив, считаю, что ваша миссия – вернуться и сберечь таким образом знание… Нет, я потому замолчал, что представил себе, какая бездна перед нами – шагни и… Но не сделаем этого, потому что мы – люди идеи, люди долга. Мы не сможем жить, если обманем того, кто возложил на нас эту миссию. Судьба России – я ни одного кирпичика не потревожу в этом храме. Я счастлив, что мои кости будут лежать в его фундаменте…

Он поднялся и быстро вынырнул наружу. Ильин посидел, глядя, как голубой овал входа пересекают пухлые облака, потом выбрался вслед за Воздвиженским. Старик обернулся к нему и сказал:

– Знаете, нашло что-то сентиментальное. Старость не радость, как видите…

– Да я сам, знаете, чуть не…

– Ну ладно, будет. Вы хорошо помните летописи? Может быть, что-то из житийной литературы?

– К сожалению, не очень… А насчет житий – вообще…

– Меня больше всего интересует личность Антония, основателя лавры, о котором говорится в Киево-Печерском патерике. Там, помнится, были указания на его житие. Но в мое время, когда я учился, оно было уже утрачено.

– Ха! – Ильин чуть не подскочил на месте. – Так ведь я могу вам человека представить, который это житие наизусть знает – он мне сам говорил… Старообрядец из семнадцатого века, тот, что вместе со мной сюда попал. В его эпоху это житие, видимо, еще существовало…

– А как зовут его?

– Иван. То есть… то есть Антоний. – Теперь Ильин чуть не сел прямо на кучу глины, вынутой из пещеры. – Так он ведь на Афон собрался…

Воздвиженский посерьезнел и, требовательно глядя на Виктора, сказал:

– Так что же вы молчали-то?! Антоний Печерский, по сведениям патерика, действительно был на Афоне, прежде чем основал первый русский монастырь! И что это с памятью у вас, сударь, – то Иван, то Антоний…

– Он постригся здесь… У Иоакима, епископа Новгородского.

– И старообрядец к тому же? – На щеках Воздвиженского появились багровые пятна. – Да вы понимаете, что это значит? Это человек, который даст монастырю сугубо национальное направление! Старообрядцы, с их враждой ко всему иноземному… А говорили, что в случайной компании сюда угодили! Эх вы, «никакого исторического смысла», «просто физическая реальность»… Где он, ваш Антоний?

– В Десятинной церкви псаломщиком служит…

V

Ильин стоял перед горой узлов и туесов, громоздившихся у входа в пещеру, и решительно говорил:

– Ни в коем случае не возьму, Варфоломей Михайлович! Можно подумать, вы меня в кругосветное путешествие снаряжаете. Еще раз повторяю: через двадцать дней я – кровь из носу! – должен быть в вашем кратере.

– Кто вам сказал, что обязаны все это съесть? Не забывайте: по меньшей мере неделю вы потратите на подъем по Ворскле до волока на Донец. Придется нанимать гребцов или бурлаков, а они в еде ох как проворны. Потом, учтите, в хазарских землях вы за деньги ничего не купите. Кочевники предпочитают обмен товара на товар. Вот и сторгуете себе лошадей…

– Да я кафтан малиновый отдам…

– На такую диковину они не клюнут. Это не викинги, склонные к щегольству… Кстати, если уж вы непременно хотите что-то дать в возмещение этого добра – оставьте мне кафтан. Я хоть иной раз облачусь в него, налью винца, почитаю Платона – все представишь себя ближе к дому…

– Идет, – повеселел Ильин. – Тогда поутру погружаюсь и…

– Оружие есть? – озабоченно перебил Воздвиженский.

– Есть, – Виктор показал ладонь.

Оба рассмеялись.

– Знаете, Виктор Михайлович, у вас тоже имеется шанс стать героем какой-нибудь былины.

– А что, могут напасть? – посерьезнел Ильин.

– После разгрома каганата там сейчас кочуют разбойные племена, вроде того, что возглавлял Сол-свистун.

– Вовремя вы про него вспомнили, Варфоломей Михайлович, – обрадовался Ильин. – Я совсем забыл вас расспросить, что это за язык свиста – он был широко распространен у хазар?

– Да, особенно часто его применяли в войске… А почему это вас заинтересовало?

– Чем больше узнаю, тем сильнее поражаюсь емкости былинных символов. Ведь вот Соловей-разбойник свистит по-змеиному, да еще сидит на двенадцати дубах. Раньше я вокруг этого места столько кружил в своей диссертации, но так и не смог что-то вразумительное сказать. А теперь, с этими двенадцатью коленами, все на место встает… Кстати, вы ведь обещали найти в Библии цитаты, относящиеся к потерявшемуся племени Данову…

Схимник молча прошел к сундучку с книгами, достал из него тяжелый фолиант и раскрыл у выхода, чтобы свет падал на пергамент. Быстро найдя место из книги Бытия, которое прежде цитировал, показал Ильину. Тот с восхищением сказал:

– Ну и память у вас!.. Скажите, а есть в Библии еще места, сходные по смыслу?

– Сколько угодно. Правда, этот славянский перевод не полон – в еврейском тексте Библии далее говорится, что символом Дана будет яхонт, а цвет его знамени – голубой, нарисована на нем змея… Теперь открываем книгу Числа, глава двадцать первая: «И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя». Ну и, наконец, слова Христа из Евангелия от Иоанна, глава третья: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно быть вознесену Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную».

– Из Евангелия я знаю, – сказал Ильин. – Мне Добрыня показывал.

– Он до таких тонкостей дошел? – удивился Воздвиженский.

– Подсказали, говорит… Сам-то он, насколько я понимаю, больше мечом владеть горазд, на коне ездить. Всадник, одним словом.

– Заблудившийся всадник, – с горечью сказал схимник.

– Почему же заблудившийся? – возразил Ильин. – Он идет прямым путем, знает, чего хочет…

– Если Север не сумел предугадать исхода борьбы, значит, он давно уже сбился с дороги… Когда я был в хазарском рабстве, не раз слышал предание о том, что Дан в давние-давние времена оседлал дорогу, по которой огнепоклонники совершали паломничество в страну вечного льда. Что это? Я думаю, речь идет о той эпохе, когда предки хазар вышли к Каспию и на Волгу и пресекли общение между славянством и индоиранцами.

– В ваших соображениях что-то есть… В былинах и сказках богатыри бьются со Змеем, чтобы освободить воды, запечатанные им. Не о морском ли пути в Индию и Иран идет речь?..

– В Итиле я разговаривал с индийскими купцами. Они передавали, что их предки приходили в Иран – когда он еще не был захвачен мусульманами, – и вместе с персами шли к вечным снегам Кавказа, чтобы принести жертвы богу Агни, борющемуся с мировым Змеем. Они жгли нефть…

– Агни – Огонь, бог огня… Все совпадает. И то, что приходили на Кавказ – северный предел Иранской державы… Дальше-то дорога действительно была перекрыта… А снеговые вершины стали как бы заменой страны вечного льда… Торир говорил мне, что скандинавы верят в ледяной остров Туле, жилище богов…

– Вот видите, сколько интересных материй для вашей научной работы. Может, для того вас сюда и ввергла судьба, чтобы вы затем человечество к познанной истине приобщили… Чтобы заблудившемуся всаднику путь указали…

– Да, былины теперь надо в корне пересмотреть, очистить от наслоений. Там ведь, что ни строчка, то намек на истинные события. Вот, скажем, в рассказе об Илье Муромце – сначала князь Владимир заключает его в темницу, а затем выпускает, когда приходится все силы бросать на борьбу со Змеем. Это ведь искаженный пересказ истории Святополка – с той разницей, что Владимир тут уже полуположительный персонаж… Да и не только былины – все древнерусское искусства в новом свете теперь предстает. Взять, к примеру, такой вопрос, над которым я голову ломал: почему именно в Новгородской школе иконописи излюбленным сюжетом было «Чудо Георгия о змие»? Да и вообще конные святые – Федор Тирон, Федор Стратилат, Мина, Димитрий Солунский – это, как правило, работа новгородских иконописцев. Как-то сие не находило сколько-нибудь убедительного объяснения. Теперь понимаю: Новгород единственная из земель Руси, где вече победило князя, демократия восторжествовала над деспотией. А поскольку с вечем тесно связаны волхвы, это означает и победу языческого духа терпимости над тоталитарным учением. Конечно, в форме идеограммы, зеркально перевернутой христианской церковью. Впрочем, не только былины теперь можно переосмыслить. Те же духовные стихи взять, что в будущие века слепые старцы по Руси разнесут: один из главных сюжетов был о Егории Храбром. Своего рода церковная контрпропаганда. Это же в закодированном виде восхваление деятельности Ярослава. В крещении он Георгий, и именно по его приказу по всей стране введут празднование дня святого Георгия. Для того, чтобы легитимизировать, проще говоря узаконить дом Ярославов, всадника, популярного в языческой среде, отожествят с христианским патроном великого князя. Благо выдумывать ничего не надо греки уже проделали это в Каппадокии…

– Словом, за утверждение, закрепление Основного Мифа в новых условиях будут бороться полярные силы, хотя цели их окажутся разными. – Воздвиженский энергично потер руки, словно предвкушая бесспорное торжество своих планов.

– Что ни говорите, а все это доказывает: задуманное мной не так уж бесперспективно. Конечно, хотелось бы сразу все здесь вверх дном перевернуть, социальное равенство установить, от темноты, невежества людей избавить. Но как? Для этого ведь многие тысячи сознательных работников нужны. Так что, как ни рядите, а выше головы не прыгнешь, придется игру по тем правилам вести, которые не тобой установлены. И выдержку проявлять, не пытаться через эпоху перескочить – только вред от таких нетерпеливцев, по своей молодости знаю… Вот что, давайте договоримся: если вам суждено вернуться, обратите внимание – все ли осталось по-прежнему в русской истории. Особенно важно: станет ли изображение всадника, поражающего змея, гербом государства, как это было в наше время? Если да, то можете истолковывать это как сигнал из прошлого: мой замысел удался. В него будут посвящены немногие, но законом для них станет передавать Знание новому поколению.

– А у меня встречная просьба: не забыть о сюжете для икон – небесный воитель с огненным мечом…

– Понял. Вы хотите получить доказательство, что мои сверхъестественные способности, в том числе швыряться молниями, втуне не пропали?

– Не понимаю сам, зачем мне это нужно… Знаете, хочется иной раз получить от друга открытку с дороги.

Они помолчали. Ильин представил себе, как отнесутся у него в институте к идеям, которые они только что обсуждали. И поежился, с удивительной отчетливостью увидев яростно искаженное лицо своего научного руководителя. Голос Воздвиженского вернул его к действительности:

– Давно хотел сказать вам, Виктор Михайлович, о моем понимании таких терминов, как народовластие и деспотизм. При Владимире, при Ярославе, который грядет на смену Святополку, единовластие никогда не достигало и не достигнет тех пределов, как в абсолютных монархиях более поздней эпохи. Ведь оно делает лишь первые шаги после тысячелетий демократии. Речь может идти об относительном деспотизме.

– Прекрасно вас понимаю, Варфоломей Михайлович. Но от этого не легче. Все-таки я предпочел бы Святополка Ярославу.

– Тут вы поддаетесь эмоциям. Трезвый политический расчет подсказывает мне: сейчас стать на сторону догматиков язычества, таких, как Добрыня, значит проиграть исторический спор. Мы вернемся когда-нибудь к нашим ценностям, но только поставив себе на службу орудия, созданные нашим противником для нашего закрепощения. Вот тогда он, безусловно, проиграет, ибо мы будем и организационно сильнее, и идейно богаче… Что же касается самого Ярослава – он, конечно, интриган. Ваш рассказ о том, что согласно летописям все его братья до единого умерли не своей смертью, причем последний – Мстислав Тмутороканский, богатырь, каких мало, – на охоте в одночасье… Да и смерть Владимира как-то очень уж удачно совпала с приходом наемной дружины к Ярославу… И все же дело не в этом. Он действительно стал Мудрым, дал новое законодательство, способствовал укреплению мощи и авторитета Руси… Если уж на то пошло, то и Святополк, буде он останется все-таки у власти, не лучшие методы употребит. В борьбе за престол всегда творились и будут твориться злодейства. Политика – вы не хуже меня знаете грязное дело.

– Так вы оправдываете Ярослава?

– Я просто против наивного морализаторства – может, впрочем, это я сейчас с самим собой спорю – таким, каким был в молодости. Помню, в те поры возмутился до глубины души высоко почитаемым мной господином Герценом за одно его высказывание, а теперь совсем иначе на него смотрю…

– Что же это за высказывание?

– За каноническую точность на сей раз не ручаюсь, но смысл его таков: сердиться на прошлое – дело праздное; живой взгляд состоит в том, чтоб равно воспользоваться силами, хорошо ли они приобретены или дурно, кровью ли достались или мирным путем… Эпоха военного деспотизма пройдет, оставив по себе неразрывно спаянное государственное единство и силы, закаленные в тяжкой и суровой школе.

Ильин надолго задумался, переваривая услышанное. Потом сказал:

– Знаете, что я вдруг вспомнил?.. Впервые изображение всадника-змееборца появилось на русских монетах где-то в конце княжения Ярослава Мудрого.

– Киево-Печерский монастырь откроется явным образом в тысяча пятьдесят первом году, – деланно бесстрастно заметил Воздвиженский. – Тогда же его воспитанник Илларион возглавит русскую церковь. А в каком году скончается Ярослав?

– В пятьдесят четвертом, – развел руками Ильин.

На минуту задумался – не все сходилось в их рассуждениях.

– Вот что, однако, непонятно. Если в начале Ярослав выступает как ставленник византийских сил, то в конце своего княжения…

– Понял ваше недоумение, – с улыбкой заговорил Воздвиженский. – Все дело в том, как понимать фигуру будущего великого князя. Если это слабая личность, то сделается марионеткой, если действительно незаурядный политик может просто использовать в своей игре наличные силы.

– Выходит, по-вашему, он опирается на византийцев лишь в видах собственного возвышения?..

– Не знаю, насколько сознательно это делается. В политике очень часто бывает так: укрепившись, государь старается освободиться от тех, кому обязан своим возвышением. К тому же сама продолжительность правления Ярослава почти сорок лет – говорит о том, что он сумеет лавировать между различными течениями, выбирать наиболее влиятельных союзников.

– Так вы считаете, его прорусский курс во второй половине правления заслуга не самого Ярослава, а…

– А! – весело кивнул Воздвиженский. – Это результат усиления национальных сил – и Ярослав как реальный политик сделает ряд шагов, дабы привлечь на свою сторону влиятельные политические группировки.

– Выходит, любая – даже деспотическая форма правления – эволюционирует в результате изменения расстановки общественных сил? – раздумчиво произнес Ильин. – Пожалуй, вы правы – такой подход позволяет понять смену политического курса иных тиранов…

– Именно знание истории вселяет надежду, что начатая мной работа не напрасна, – убежденно сказал Воздвиженский. – Сейчас нас всего несколько человек. Но не будем забывать, что у истока любой, самой великой идеи горстка людей…