Текст книги "Летопись Аляски"

Автор книги: Сергей Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

В Батавии на Яве путник заболел. Баранов лежал в комнате какого-то батавского отеля и молил, чтобы его скорее взяли на корабль. Он хотел умереть в море. 16 апреля 1819 года верный лейтенант Подушкин закрыл глаза человеку, жизнь которого стала легендой. Смерть настигла его близ Принцевых островов, в зеленом, как вечный сад, мареве Зондского пролива. Море поглотило тело Александра Баранова...

V

Креол Андрей Климовский, один из людей, воспитанных Барановым, брел в 1820 году по дебрям, сквозь которые катила свои воды река Медная. Сколько русских людей искало ее! Климовскому удалось не только достичь верховьев Медной, но сделать и второе большое открытие. К востоку от Медной он заметил горный кряж с острыми вершинами, сверкавшими вечным снегом. Одна из этих вершин извергала дым и пламя. Более поздние исследователи назвали этот вулкан, как и весь хребет, именем Врангеля, в честь русского мореплавателя. Это был самый северный вулкан Аляски и более высокий, чем Монблан. Открытие креола Климовского стало известно лейтенанту Владимиру Романову с корабля «Кутузов». Это был шестой по счету кругосветный морской вояж в Русскую Америку. Романов составил план сухопутной экспедиции в глубь Аляски, вверх по Медной. Но что еще примечательно в этом? Владимир Романов был первым из моряков – будущих декабристов, посетивших Большую Землю. Мы еще скажем о нем.

В октябре 1822 года с трапа 28-пушечного шлюпа «Аполлон» на землю Новоархангельска сошел высокий худощавый морской лейтенант. Это был Михаил Кюхельбекер. Шлюп простоял в Ситке недолго. Он пошел для крейсерства на юг. Командир «Аполлона», гоняясь за пиратами и контрабандистами, выполняя новый закон о запрете торговли в водах Аляски, попутно вел и научные исследования. И Кюхельбекер принимал участие в описи западного побережья островов Королевы Шарлотты, южной части пролива Чатама и других мест, где моряки «Аполлона» определили астрономически семь пунктов. Зимовать «Аполлон» пошел в Сан-Франциско, где к тому времени произошли примечательные события.

Калифорния, отделившись от Испании, получила новое управление. Бывший испанский губернатор Пабло де Сола признал инсургентов и занял пост председателя хунты в Монтерее. Хунта открыла калифорнийские порты для торговли, но одновременно новое правительство основало вблизи кусковского Росса миссии Сонома и Солана с целью отрезать форт Росс от Калифорнии. Экипажу «Аполлона» было поэтому поручено выяснить в Монтерее некоторые щекотливые вопросы.

Члены хунты заявили русским и правителю конторы Российско-Американской компании в Новоархангельске Кириллу Хлебникову, что хунта не покушается на существование Росса. В Монтерее было тревожно. Столица Калифорнии лишь недавно поднялась из развалин, – она была покинута, так как лет пять назад ее разорил до основания пират Бушар. В испанских миссиях бунтовали индейцы, убывая монахов и падре, – префект тщетно пытался усмирить восставших. Российско-Американская компания, пользуясь сговорчивостью хунты, заключила в Монтерее договор о совместной бобровой охоте в водах Калифорнии.

Байдарщик Дорофеев немедля вышел со своими звероловами в залив Сан-Франциско. Он около года проскитался по заливу и вдоль побережья Калифорнии и добыл около пятисот добротных бобров. Дорофеев и «вольный мореход" Шмидт, сменивший Ивана Кускова, с отрядом алеутов решили пробиться через заколдованный пояс Береговых гор, стороживших Росс. На своих легких байдарах они поднялись по реке Славянке верст па сто. За горами открылась и заблистала па солнце новая богатая страна просторных плодородных долин, дубовых и еловых лесов, где бродили индейцы, еще не знавшие власти белых. Вероятно, именно тогда русские подробно исследовали северную часть залива Сан-Франциско, потом известную под названием Сан-Пабло. Испанцы туда не проникали, и лишь много времени спустя монтерейский магнат и неистовый кабальеро дон Мариано де Валлехо вздумал строить в этом заливе город своего имени...

В 1823 году испанцы купили в Россе морской баркас, сделали еще кое-какие закупки, и отношения русских с калифорнийцами стали налаживаться.

«Аполлон» после зимовки в Сан-Франциско снова нес сторожевую службу в водах Аляски и Нового Альбиона. М. Кюхельбекер был свидетелем того, как индейцы-колоши в Кайганах, по наущению белых приватиров, построили крепостицу, вооружили ее пушками и даже подняли над палисадами какой-то флаг. Осенью 1823 года на смену «Аполлону» в Русскую Америку пришел фрегат «Крейсер». На его борту были Павел Нахимов, Михаил Лазарев и Дмитрий Завалишин – их славные имена памятны в русской истории. В самом конце года батареи Новоархангельска встречали салютом шлюп «Ладога». В числе офицеров «Ладоги» был будущий декабрист Федор Вишневский.

...Маленького роста человек в треугольной испанской шляпе, с красным шарфом на шее, в мундире флотского офицера стоит на бастионе Новоархангельской крепости, вглядываясь в просторы Ситки. Это – великолепный, загадочный и неутомимый Завалишин. Он оглядывает Новоархангельск; с бастиона ему отлично видны строения аляскинского адмиралтейства за частоколами из исполинской ели, плац с батареей, церковь и просторные огороды за чертой поселка. Сверкают снежные горы, сияют воды незамерзающего залива, по которому скользят челны индейцев. В Новоархангельске идут разговоры вполголоса о казни Риэго в Испании, о короле-клятвопреступнике – убийце Риэго. Большое любопытство со стороны русских вызывают калифорнийские испанцы. Завалишин сближается с Кириллом Хлебниковым, пытливым самоучкой, хорошо знающим калифорнийские дела. Человек в испанской треуголке вникает во все дела Аляски: налаживает отношения с индейцами Ситки, знакомится с архивом Баранова, рассматривает карты Аляски и Калифорнии. Он часто заносит пометки в записную книжку. Там можно найти такие строки:

«...укрепить северный берег пролива в порте Сан-Франциско... Должно лес обнести стеною со скрытыми батареями, отыскать камень в проливе, иметь на обоих берегах маяки, построить гавань для гребных судов; учредить телеграфы, почты, водою запрудить каналы и построить мельницы и испытать, годна ли земля морского дна для обработки; обнести низменные места стенами, прорыть каналы и сделать шлюзы для нагрузки судов. В Бодего построить крепость и основать верфь. Осмотреть порт Тринидат и утвердиться в нем...»

Иван Кусков еще в 1818 году вместе с тойоном Самойловым проник в залив Троицы (Тринидат). Они могли видеть радужные пятна на поверхности моря к северу от мыса Мендосино; там били нефтяные источники. Кусков тогда открыл две большие реки, впадающие в залив. По берегам их рос строевой лес.

Человек в красном шарфе, напевая про себя «Гимн Риэго», расхаживает по песчаным холмам Сан-Франциско. Великолепный залив, равный по величине Женевскому озеру, расстилается перед Завалишиным. Лавры и кипарисы сторожат его путь. Он идет к отцу Хозе Альтимира, настоятелю миссии св. Франциска. Широкий плащ Завалишина мелькает в аллее, ведущей к дому отца прекрасной Консепсии – дона Аргуэлло. Консепсия была тогда в расцвете своей грустной красоты; она все еще ждала приезда Резанова, глядела на море с мыса, где стояла береговая батарея, – так изображена она и на картине неизвестного художника. Но Завалишин объясняется в любви не Консепсии, а Марин Меркадо – ее родственнице.

История повторяется! Старый дон Аргуэлло тогда был губернатором Калифорнии, сторонником Мексики. Неустройство в стране, раздоры враждующих партий окрылили Завалишина.

В беседах с Альтимирой Завалишин называл себя «великим магистром» таинственного и могущественного «Ордена Восстановления». Он называл Калифорнию солнечною «Землей Свободы». Мечтал Завалишин о многом. Не нам его судить. В его мечтах было много пылкости, он вводил в заблуждение и отца Хозе, и дона Аргуэлло, но Завалишин был прав в одном. Калифорния, раздираемая противоречиями, не имела не только единства, но и твердой власти. Она не знала, кому подчиняться. Самозваный «император Мексики Августин I» – Итурбиде – был расстрелян. Ничего хорошего не мог дать Калифорнии и король испанский Фердинанд VII Клятвопреступник, Кровавый, Вероломный, как его назвал народ. Есть предположение, что Фердинанд VII хотел продать Калифорнию, оставив мечты о захвате берега Америки от мыса Горн до Берингова пролива (напомним, что эти мечты испанских самодержцев всегда обосновывались па легендарных сказаниях об Анианском проливе, о Хуане до Фука и на других выдумках о мнимых испанских открытиях в Северной Америке).

В калифорнийской деятельности Дмитрия Завалишина было много противоречивого: несбыточность его мечтаний была очевидна для многих. Но потомки должны быть благодарны ему за его замечательные труды по истории форта Росс, за его записки о Калифорнии и заботы о людях Аляски и их нуждах.

«Мексиканская» партия в Калифорнии была склонна к сближению с людьми Новоархангельска и Росса. Кирилл Хлебников не замедлил приплыть в порт Монтерей, где он нагрузил пшеницей два корабля и отправил их славным поселенцам Росса. С Хлебниковым в Калифорнию прибыл новый отряд звероловов; он добыл много бобровых шкур. Команда брига «Головнин» доставила в Калифорнию котиковые шкуры и очень выгодно выменяла их на зерно. Отцы-францисканцы стали чаще бывать в форте Росс, благо от Сан-Франциско и других миссий до скалы Росса был лишь один день пути.

Монахи делали разные покупки в русской крепости. Даже колокола для католических миссий Калифорнии были отлиты искусными русскими мастерами по заказу испанских монахов.

Комиссар мексиканского правительства Геррера виделся с Хлебниковым и разрешил ему добывать бобров в водах между миссиями Сан-Луиз Рей и Тодос Сентос.

...В те годы «Полярная звезда» светила Большой Земле. Близ Синего моста в С.-Петербурге стоял большой дом с изображением двуглавого орла. В нижнем этаже дома помещалась квартира Кондратия Рылеева. Маленький кабинет его был завален бумагами, географическими картами.

Вот Кондратий Рылеев берет одну из рукописей и внимательно читает:

«Проект экспедиции от реки Медной до Ледовитого моря и Гудзонова залива».

Владимир Романов пишет в этом проекте:

«Ежели мыс Доброй Надежды и Новая Голландия обратили внимание Англии, то северо-западная часть Америки заслуживает таковое внимание от нашего правительства...»

Рылеев не оставил без поддержки предложения Романова. Рылеев думал, что от этой экспедиции:

«...принесется Компании не только слава, что первые русские рассмотрят тот край, ибо ни одна европейская нога не была в оном, но и польза, что заведется сношение с Гудзонской компанией, а может быть, еще откроется новая ветвь промышленности...»

Кондратий Рылеев хлопотал, чтобы в эту экспедицию был отправлен именно Романов. Но поход не состоялся...

Правитель канцелярии главного правления Российско-Американской компании озабочен судьбой форта Росс. Рылеев болеет за него душой, хлопочет о делах Росса перед Сперанским и Мордвиновым. Как раз в то время к Рылееву приходит пылкий Завалишин, только что возвратившийся из Калифорнии. И хотя он и не обручался, подобно Резанову, с прекрасной калифорнийкой, Завалишин изъявляет готовность немедленно следовать опять в Калифорнию. В Российско-Американской компании Завалишина хотят назначить начальником форта Росс. По поручению Главного правления лейтенант Завалишин уже составил план преобразования Русской Америки. Кондратий Рылеев подыскивал человека, которого можно было бы назначить на пост главного правителя российских колоний в Северо-Западной Америке. Его выбор пал на Батенькова. Когда назначение это, как и назначение Завалишина, не состоялось, Рылеев сговаривал кругосветного моряка Панафидина на отъезд в Новоархангельск.

Рукой Рылеева было написано «Извлечение из колониальных депеш». Он ревниво следил за всем тем, что появлялось в печати о Русской Америке и Российско-Американской компании. Рылеев даже обращался в Цензурный комитет с просьбой «не пропускать никаких сведений о Компании без ее ведома». Получалось это оттого, что «Северная пчела» стала печатать описание Новоархангельска, взяв материалы из рижской немецкой газеты, не удосужившись проверить их в доме у Синего моста. В этом доме Российско-Американской компании жили: один из директоров Компании – Прокофьев, Александр Бестужев, Орест Сомов – «безмундирный» служащий Компании; у Прокофьева всегда останавливался и жил В. Штейнгель. Рылеев водил Штейнгеля обедать в гостиницу «Лондон» на «балконе, который по удалению от сообщества он называл Америкою...». В. И. Штейнгель был давно связан с аляскинскими делами – еще со времен Резанова, когда охотский мичман мечтал о службе у Баранова в Ситке. В 1825 году Рылеев подписал распоряжение Российско-Американской компании о постройке в Русской Америке новых крепостей вдоль всего течения реки Медной – от моря до хребта Скалистых гор, открытого креолом Климовским.

«Взаимные пользы, справедливость и самая природа того требуют», –

писал Рылеев.

Царь наложил свою руку на эту бумагу и грозно предупредил членов Компании, чтобы они оставили свои затеи, «не выходя из границ купеческого сословия».

Директор Российско-Американской компании купец И. Прокофьев, купец-масон Кусов и другие деятели Компании упорно не признавали этих границ. Дом у Синего моста, этот «благодетельный ковчег», был местом, где велись самые недозволенные разговоры и затевались большие дела. В гостиной Прокофьева, на третьем этаже, собирались не раз Рылеев, Бестужевы, Завалишин, Кюхельбекеры, Батеньков, Якубович, Муханов, Торсон и другие. Частые сборища были и внизу – у Рылеева. Там бывали, кроме участников заговора декабристов, историк Алеутских островов и Аляски В. Берх, В. Романов, великий мореплаватель В. Головнин; вхожи были и Греч с Булгариным, в те годы печатавшие в своих изданиях много различных материалов о русских открытиях и путешествиях в Новом Свете.

Гений дальних странствий призывал будущих декабристов к описанию подвигов открывателей. П. А. Муханов в 1825 году писал исследование о путешествиях рязанского крестьянина Цикулина чуть ли не по всем частям света. В. Романов печатал свои статьи об Аляске и описания Ситкинских индейцев. Вильгельм Кюхельбекер усердно изучал путешествие Сарычева, делал выписки...

Что декабристы делали для прославления русского имени на Большой Земле?

Рылеев ревностно продолжает отстаивать идеи Романова в отношении расширения границ Русской Америки до Скалистых гор. Видимо, Кондратий Рылеев устроил так, что Крузенштерн и Головнин – оба сразу – подают в правительство записки со своими мнениями о форте Росс, что в Северной Калифорнии, о заливе Сан-Франциско. Граф Н. С. Мордвинов предлагает Российско-Американской компании выкупать крепостных у помещиков в местностях с бедной землей и селить этих людей в плодородной Калифорнии. Об этом предложении знал Рылеев.

Николай Бестужев предложил создать подробную карту Калифорнии, а Завалишин ревностно собирал коллекцию испанских карт Северной Америки, для чего не раз ездил в Кронштадт.

Декабристы приблизили к себе В. М. Головнина, выбранного членом Совета Российско-Американской компании. Завалишин в 1825 году окончательно обработал своп новые проекты относительно торговых связей Российско-Американской компании с Сан-Доминго (Гаити).

Еще в 1812 году в битве при Березине был взят в плен наполеоновский генерал Бойэ. Мулат с острова Гаити, он доводился родственником президенту негритянской республики. Генерал Бойэ привык к русским снегам, женился па крепостной девушке. Он жил в Казани, Петербурге, был хорошо знаком с дядей Завалишина – Толстым. Завалишин с детства знал смуглого генерала. Однажды Бойэ рассказал, что он когда-то очень помог своему родственнику будущему президенту Гаитской республики Бойэ. Президент Бойэ вспомнил о русском пленнике и поручил ему вести переговоры о торговых связях Гаити с Россией. Дмитрий Завалишин с присущим ему упорством ухватился за эту возможность расширить связи Российско-Американской компании. Он был готов ехать на Гаити – продавать русские товары, исследовать Карибское море, проложить путь русским кораблям к портам Вест-Индии.

«...Остров Гаити может служить выгоднейшим местом складки товаров между северными и южными странами Америки и для доставления оных оттуда в российско-американские колонии и к восточным берегам Сибири», -

так писала Российско-Американская компания о будущих торговых связях с негритянской республикой. Завалишина и Компанию поддерживал граф Мордвинов. Поход в Вест-Индию был разрешен, и, по существу, недалек был тот час, когда Завалишин вместе с генералом Бойэ должны были отплыть на компанейском корабле в страну чернокожих республиканцев...

Полковник Вятского полка Павел Пестель в то время думал об «устроении флота на Восточном океане», как сказано в «Русской правде». Пестелю приписывают рукопись «Открытие торговли морем вокруг мыса Доброй Надежды между Россией, Китаем, Японией, Филиппинскими островами и Камчаткой». В 1825 году в кругосветное плавание па корабле Российско-Американской компании собирались М. Кюхельбекер, Н. Бестужев и Арбузов. Даже лихой рубака и дуэлянт А. Якубович, бывавший в доме у Синего моста, говорил тогда о морской торговле: па Кавказе он не раз встречался с приезжими офицерами, служившими в Ост-Индской компании, и от них знал о колониальных делах.

Так, встречаясь в доме на Мойке, декабристы пытались распространить нити дальних странствий по всему земному шару. 11 декабря 1825 года из дома у Синего моста была послана с курьером Российско-Американской компании депеша в Москву. Но в ней сообщалось не о количество бобров, добытых в Новом Свете, не об акциях Компании...

«...мы уверены в 1000 солдат...» – сообщалось в этом письме И. И. Пущина к М. Ф. Орлову.

В доме у Синего моста обсуждались планы восстания 14 декабря. Из этого дома вышел Рылеев, чтобы занять свое место на Сенатской площади в рядах восставших. В дом Компании поздно ночью пришел наряд из шести семеновцев во главе с адъютантом царя. Он приказал Рылееву одеться и следовать во дворец. С того дня шпоры не раз звенели на лестницах дома у Синего моста. Здесь был взят Орест Сомов, столоначальник Российско-Американской компании. Вот известная солдафонская острота царя.

Николай I. Где вы служите?

О. Сомов. В Российско-Американской компании.

Николай I (в бешенстве). То-то хороша у вас собралась там компания.

Директор Компании Иван Прокофьев в одну из тревожных ночей сжег все бумаги, в которых приводились имена декабристов. На следствии Российско-Американская компания упоминалась неисчислимое количество раз. Кирилл Хлебников в Русской Америке и подозревать не мог, что и его тоже сгоряча причислили к числу заговорщиков.

Лейтенант Завалишин, сидя в крепости, все еще надеялся на то, что он увидит Новый Свет – Аляску, заветную Калифорнию.

«Человек, желающий возвышения, в течение четырех месяцев умоляет тщетно о дозволении заточить себя в дикие колонии Северной Америки», – пишет он в показаниях. Еще до первого ареста своего Завалишин писал царю: «Когда мне отказано было в дозволении вступить в службу Российско-Американской компании, государь, ты был несправедлив». Из крепости к Николаю I поступает послание Завалишина о Калифорнии, о торговле с Китаем, о русском «наблюдательном флоте» в тихоокеанских водах.

Владимир Раевский в письме к царю просил о том, чтобы заключение в крепости было заменено ему ссылкой на Алеутские острова.

Когда была совершена расправа царя над декабристами, директора Российско-Американской компании не оставили в беде вдову Рылеева. Ей были прощены все рылеевские долги Компании.

В те годы Пушкин, как свидетельствуют его друзья, мечтал о побеге в Америку или Грецию. О Русской Америке он знал хорошо по книге Григория Шелихова, которая была в пушкинской библиотеке.

После 1826 года Пушкин встречался с Толстым-Американцем. До этого Крузенштерн высадил Американца в Петропавловске-на-Камчатке вместе с «диким французом» Кабри, найденным русскими среди людоедов Маркизских островов.

Толстой-Американец часто хвастался тем, что будто бы после изгнания его с корабля Крузенштерна он успел побывать на Алеутских островах и Аляске. Он уверял, что ему приходилось странствовать с индейцами-колошами по аляскинским лесам, посещать Ситку. В доказательство всего этого Американец, распахнув ворот, показывал висевший на его могучей, покрытой татуировкой груди образ – память о блаженных годах, когда он чуть не сделался индейским царем. На недоуменный вопрос, как это случилось, Американец спокойно объяснял, что аляскинские колоши выбрали его своим властелином и долго не хотели отпускать в Россию. Проверить правдивость этого рассказа Американца невозможно. Были люди, которые подтверждали, что знаменитый скандалист и дуэлянт действительно ездил в Ситку уже после Камчатки. Но документов об этом нет. Одно известно: у Толстого-Американца был домашний музей, в котором можно было видеть одежду, утварь, оружие индейцев Аляски и алеутов. Поигрывая двухконечным индейским кинжалом, Толстой-Американец рассказывал Пушкину о хвойных дебрях острова Баранова, о вулканах и вечных снегах Нового Света. Не только картежной игрой, дуэлями и воинской отвагой был известен этот необычайный человек, который «развратом изумил четыре части света» – по словам Пушкина.

Герцен писал:

«...удушливая пустота и немота русской жизни странным образом соединяется с живостью и даже бурностью характера, развивает в нас всякие уродства... в буйных преступлениях Толстого-Американца я слышу родственную ноту, знакомую нам всем, но которая у нас ослаблена образованием или направлена на что-нибудь другое...»

Так понятна в Толстом-Американце его влюбленность в Русскую Америку, где было столько простора для русской отваги и сердца. «Индейский царь» со списком всех убитых им на дуэлях, один из русских первенцев Тихого океана, великий грешник и пытливый человек, он не зря стремился в страну безграничных просторов. В нем было что-то от Баранова, от первых удальцов Русской Америки. Уродливость крепостнической жизни задавила в Толстом-Американце большого человека, каким бы мог он стать в иных условиях. И для Льва Толстого его буйный родственник был не только рыцарем зеленого стола. Нет сомнения, что Толстой-Американец был хорошо знаком с деятелями Российско-Американской компании и после своего участия в кругосветном походе; и он не миновал дома у Синего моста, где бывало столько разных людей. Кстати, Грибоедов, увековечивший Американца, в то годы был безусловно связан с Российско-Американской компанией уже лишь потому, что он создавал план учреждения огромной Компании на Кавказе и в связи с этим должен был изучать деятельность мировых торговых Компаний... Грибоедовское «Горе от ума» знали в Новом Свете; в архиве Хлебникова, среди его новоархангельских бумаг можно найти список бессмертной комедии. Конечно, Хлебников, читая «Горе от ума», сразу узнал Толстого-Американца, ибо встречался с ним на Камчатке.

Но возвратимся в Русскую Америку. Новоархангельск отстраивался. К 1826 году в Верхней крепости выросла новая башня с шестью орудиями, в сторону моря глядела батарея из восьми пушек. Главный правитель, флотский офицер Чистяков, отстроил для себя большой дом на Камне-Кекуре – там, где стоял когда-то под дождем индейских стрел Александр Баранов.

Аптека, госпиталь, контора, квартиры чиновников были размещены в новом двухэтажном доме. В порту возвели новую пристань, так как старая была источена червями.

В Средней крепости стучали молоты, шумело пламя в горнах. Медные и бронзовые мастера из креолов лили колокола для продажи в Калифорнию, ковали сошники для земледельцев Сан-Франциско и Санта-Роза. В Ситке был свечной завод, сало для него привозили из Калифорнии.

На полках новоархангельской библиотеки стояло полторы тысячи книг на русском, французском и английском языках. Были и шведские, голландские, испанские, итальянские издания. Там бережно хранились письма Н. П. Румянцева, П. А. Строганова, П. В. Чичагова и других русских деятелей, которые в разное время писали на Большую Землю. Будущие мореходы изучали здесь чертежи кораблей, присланные П. В. Чичаговым. Два ситкинских художника начали писать картины под влиянием образцов из России, которые привезли Крузенштерн и Лисянский на Кадьяк, а потом доставили в Ситку в покои Баранова. Построили в Новоархангельске и арсенал; в нем, кроме обычного оружия, хранились и редкости – булатные клинки, персидские ятаганы, сабли с эфесами, украшенными самоцветами, отделанные серебром пистолеты.

Десять парусных кораблей входило во флотилию порта Новоархангельск. Население города составляли 813 человек, в числе их 309 русских, остальные были креолами, алеутами, эскимосами, индейцами. Население всей Русской Америки в то время исчислялось в десять тысяч человек. Крещеные индейцы ходили в церкви, а церкви и часовни были на Кадьяке, в Новоархангельске, на Уналашке, в форте Росс, на островах Прибылова и на побережье Кенайского залива.

Аляска стала походить на ту Славороссию, о которой мечтали Шелихов и Баранов. Со стен крепостей гремели салюты в честь кораблей, по Новоархангельску расхаживали моряки и военные – всегда в мундирах. Индейские и эскимосские тойоны носили русские мундиры и сюртуки.

Каждое утро над Новоархангельском взвивался флаг, горнист играл «зорю». Когда сгущались сумерки, по крепости и по селению ходила ночная стража. Артиллеристы были всегда наготове у своих каронад, единорогов и фальконетов. На случай тревоги были припасены ракеты, которые изготовлялись в Ситкинском адмиралтействе.

Умножалось и крепло племя отважных и выносливых людей Аляски – русских креолов. Их было свыше тысячи. Мореходы, мастеровые, лекарские помощники, канцеляристы, звероловы – вот кем были креолы. Уже известный нам креол А. Климовский, открыватель реки Медной, был командиром русского корабля. Устюгов делал съемки и искусно чертил карты. Александр Кашеваров, потомки которого и поныне живут в Ситке, был старшим штурманом на корабле «Елена». На свою родину – Большую Землю – креол Кашеваров приплыл на «кругосветном» бриге. В пути он побывал в Австралии и нанес на карту четыре неизвестных до того острова в Маршалльском архипелаге. Возвратившись на Аляску из Петербурга, где он учился, Кашеваров с тех пор посвятил свою жизнь службе в Русской Америке.

Иноземные открыватели в описываемое нами время несколько раз посетили воды Аляски. Русская Америка видела капитана Фредерика Бичи и лейтенанта Эльсона. Бичи зимовал в заливе Коцебу, положил на карту острова Диомида. Лейтенант Эльсон исследовал мыс Барроу, определил его положение, правда с ошибкой в счислении. Мыс Барроу с легкой руки Эльсона считался очень долго самой северной точкой материка Америки, пока не было точно определено положение мыса Мерчисон. Для наших предков мыс Барроу был северной границей Русской Америки. Джон Франклин во время своего похода сушей от устья Макензи почти достиг области мыса Барроу.

То и дело у берегов Нового Света появлялись «кругосветные» корабли из Кронштадта. Их днища были покрыты ракушками Океании, их паруса лишь недавно полнились ветрами Австралии, а трюмы еще сохраняли запах благоуханных грузов, взятых на Гаваях и Каролинских островах. Новоархангельск встречал «Предприятие», офицеры которого делали точную съемку входов в Ситкинский порт. Против крепости Новоархангельск стоял транспорт «Кроткий», на борту которого находился Федор Матюшкин. Пушкин писал ему напутственные стихи перед этим походом. Каждый из кронштадтских кораблей оставлял какой-то след в жизни Русской Америки. Немало потрудились люди «Сенявина», когда Федор Литке посетил Уналашку, Прибыловы острова, Новоархангельск, остров Св. Матвея, Командоры.

Впервые был научно исследован остров Св. Матвея – маленькая морская земля, населенная песцами и белыми медведями. Он был необитаем, ибо даже передовщики Баранова не могли там выжить.

Флаг Российско-Американской компании развевался над островами Прибылова, где начальствовал седой сподвижник Баранова. С ним жило восемьдесят стражей несметных богатств островов. К 1828 году там было добыто три миллиона котиковых шкур.

«...С самой Бразилии не видели мы картины, столь приятной и веселой. Ни пожженные палящим солнцем горы Чили, ни угрюмые, хотя и великолепные леса ситхинские не представляют ничего подобного».

Так писал Литке об Уналашке, острове, где шумели и сверкали водопады, а над дикими каменными горами владычествовал Макушинский вулкан. Когда-то он венцами пламени приветствовал Баранова во время прихода его в Новый Свет. Литке принадлежит честь первого исследования вулкана на острове Уналашка. На острове Ситка офицеры «Сенявина» делали астрономические и метеорологические наблюдения.

В Новоархангельске был обычай: как только «кругосветный» корабль заходил в гавань, его тотчас же окружали челноки индейцев. Индейцы-колоши устремлялись на корабль, тойон произносил приветственную речь, воины племени ситка начинали пляску с кинжалами на шканцах судна. Потом индейцев кормили рисовой кашей с патокой и ромом. Тойон Наушкет с набитым кашей ртом начинал хвастаться, что он недавно крестился. Бахвальство тойона привело к тому, что главный правитель Русской Америки однажды всенародно вразумил тойона, объяснив ему «всю трудность обязанностей христианина». Но Наушкет продолжал бахвальство, выбирая наиболее благодарных слушателей – русских матросов, может быть, впервые видящих воинов из племени Ворона.

Моряки со шлюпа «Моллер» – гости Аляски – делали съемку побережья Северо-Западной Америки. Один из приезжих геологов собрал образцы горных пород острова Баранова. «Кругосветчики»-штурманы описывали Нортонов залив. Все это происходило в 1825-1830 годах. В чертежных Петербурга одна за другой рождались карты Русской Америки и ее морских вод.

Не сидели сложа рук и новоархангельские и кадьякские исследователи. В 1826 году они закончили опись побережья Америки от горы Св. Ильи до пролива между Ситкой и материком. Кто-то из служащих Российско-Американской компании проник в загадочную пещеру на острове Атка и нашел там мумии со сложенными на груди руками. Так впервые был открыт обычай погребений у алеутов.

Только лет пятьдесят спустя этнограф Альфонс Пинар научно исследовал великолепные пещерные мавзолеи алеутских китобоев на Шумагинских островах. Там были тоже найдены мумии, похожие на мумии Перу. Но первым открывателем пещер-усыпальниц был какой-то неведомый байдарщик из Новоархангельска или с Кадьяка. Кто-то из русских узнал, что материковые индейцы Аляски воздвигают памятники в честь знаменитых людей своего племени, сообщил об искуснейших индейских мастерах, резчиках статуй из дерева. Русские люди, выявляя богатства Аляски, не забывали и об изучении жизни племен Нового Света.