Текст книги "Марш авиаторов"
Автор книги: Сергей Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Где был-то? – спросил кто-то.
– В Сиэтле был, на "Боинге"... Потом – в Денвере... Но в общем – в Сиэтле...
Он вдруг приосанился, его взгляд стал жестким. Он оглядел зал, уперся руками в трибуну и кашлянул.
Из нутра трибуны что-то выпало, издав громкий металлический звук. Косинус посмотрел вниз, под трибуну, и, еще раз кашлянув, сказал:
– Будем говорить, положение наше, конечно, сложное...
– Баба придет, – шепнул мне Леха.
– С чего ты взял? – так же шепотом спросил я.
– А вилка упала, – ответил Леха.
– Какая вилка?.. – удивился я.
– Здесь вчера Ильин с двумя бухгалтершами киряли. Убрать забыли...
– Объемы работ резко сократились. Это, будем говорить, не наша вина: по всей стране – сокращение авиаперевозок и уменьшение объемов...
– Особенно по нему видно, – шепнул Леха.
– Самолеты простаивают, заказчиков нет. Кроме того, в прошлом году мы потеряли вертолет. По вине пилота...
– Чего на Сашку-то валить? – сказали из зала. Это был штурман Витя Судаков. – Привыкли на мертвых все списывать...
– ...Но поскольку у нас есть полоса и, будем говорить, наземная служба...
– ...Встретил я здесь священника дней десять назад, – продолжал Витя, – от вас, между прочим, вышел.
Косинус замолчал и начал слушать Витю, не перебивая.
– Подхожу, спрашиваю: "Какими судьбами, святой отец?" А он мне: "Вот, хотел договориться насчет Валаама: сделать несколько грузовых рейсов. Вертолетом". – "Прекрасно", – говорю, а сам вижу, его чуть ли не трясет. "Ну и как?" – спрашиваю. "Да разве ж можно – такие безбожные цены?!" – говорит, а сам чуть не плачет. "А сколько спросили?" – интересуюсь: все же договора за нашей спиной заключаются, правильно? – обратился он к залу. Зал молча слушал. Слушал и Косинус. – "Восемь тыщ в час, – говорит. – Я предлагаю восемьсот и регулярные рейсы. А они – нет и все... Но я же ведь тоже цены знаю, – говорит, – а не хотите – не надо". Ну, и как это назвать? – подвел итог Витя. – Две тыщи – и так запредел, а ему – восемь предлагают. Так какие же тогда заказчики к нам пойдут?!
– Ну, будем говорить, во-первых, – меня здесь не было: я был в командировке. А во-вторых, Виктор Михайлович, работа коммерческой службы – это не твое дело. Твое дело – летать...
– Конечно. Бесплатно...
– Сейчас всем тяжело. Неужели вы не понимаете? – обратился Косинус к залу. – Это мы еще как-то летаем, другие уже позакрывались давно.
– Куда летаем-то? Все самолеты на базе! – выкрикнул Андрей Морозов.
– На завтра в плане борт стоит, – подал голос Квазимодо, не глядя в зал и перебирая свои бумаги, которые он вынул из папки.
– Для чего я и летал в командировку, – продолжал Косинус. – "Боинг" согласен дать нам в лизинг пять самолетов бизнес-класса типа "Гольфстрим", ну или... "Бичкрафт" – что выберем, так сказать... Поскольку на наши самолеты пока заказчиков найти трудно, надо брать то, что пользуется спросом. А спрос на бизнес-рейсы большой. Аэродром у нас расположен удобно, и заказчики у нас будут.
– Это наша-то деревня? – спросил кто-то.
– К центру ближе, чем "Пулково", между прочим, – парировал Косинус.
– А кто летать на них будет? – спросили из зала.
– Вот об этом я и хочу сказать. А вы не даете. Значит, всех вас переучим на "Бичкрафты". – Он сделал паузу и гордым взглядом обвел весь зал. – А также и техсостав...
– Где переучите-то? – спросили из зала.
– В учебном центре "Боинга", в Сиэтле. Три месяца... Это, конечно, потребует затрат...
– На какие, интересно, шиши? Да у нас сортир – на улице! – громко сказал кто-то, и все засмеялись.
– Кто это сказал?! – вдруг рассвирепел Косинус. – Я спрашиваю: кто это сказал?! Я, будем говорить, для вас же стараюсь... Чтобы не сокращать численность... А судя по всему, наверное, придется: у нас и так летного состава намно-ого больше, чем надо...
– Много? – крикнул кто-то. – В прошлом году всю осень из седла не вылезали, а где зарплата?
– Не поступают пока деньги от заказчика, не по-сту-па-ют, – сказал Косинус по слогам. – Я же не виноват, что в стране – бардак. Я и так для вас стараюсь как могу: "Ленвесту" рейс сделали – всем вам зимняя обувь была... И вам, и вашим женам... Сегодня мясо привезут, тоже я договорился – в кредит, по записи... Столовая работает – тоже по записи...
– Какое мясо? – спросили из зала.
– Говядину, – ответил Косинус. – Списки в эскадрильях составите – по спискам в столовой получать будете.
Это была приятная новость.
– Ну, на сегодня, в общем, это все, что я хотел сказать.
Косинус расстегнул пиджак, вытер носовым платком лицо и, быстро пройдя через зал, вышел.
– Ну и хитрый, паразит, – сказал Витя Судаков.
– Пятнадцать минут – перекур, – сказал, поднявшись с места, Квазимодо, – и продолжим разбор.
– А мясо? – спросил кто-то.
– Когда привезут – мы закончим.
Мы вышли на улицу и закурили, стоя у входа. Некурящий Леха весело сказал:
– Надо же – за дураков нас держит.
– И правильно делает, – сказал Ильин. – Знаете, с кем он в Штаты летал?
– Нет, не знаем, – ответили мы.
– С главбухом. С Валькой... "На шару" прокатились, а вам заливает... Он ей и квартирку прикупил в Левашове.
– А откуда она вообще, взялась, эта Валька?
– Оттуда, из Левашова и взялась. Где и у него дача. В сельпо бухгалтершей работала.
Ильину верили; его любовницей была расчетчица Людка, а уж та знала все тайны Мадридского двора.
– И счета у них в двух банках, – продолжал Ильин. – Сам однажды видел, как Валька с кассиршей из одного банчишка выходили. Задрипанный такой банчок, на окраине... Так что ждите зарплату, голуби...
Зарплату мы уже не видели месяца четыре и в ожидании лучших времен жили на остатки от премиальных за выполненные когда-то рейсы и за счет наших жен, если они, естественно, работали. Тем, у кого жены не работали, приходилось туго. Чтобы предотвратить назревавший бунт, Косинус реанимировал тихо скончавшуюся столовую, и теперь там можно было пообедать "на запись": "Ваш табельный номер?.." На второй день после ее открытия Вовочка Свердлов первый догадался приехать на работу с двумя литровыми банками. На третий – уже с кастрюльками средних размеров: у него было три дочки-школьницы и неработающая жена.
Однажды над Вовочкой подшутил Ильин: когда Вовочка вернулся откуда-то из трехдневной командировки, Ильин, которого он встретил у входа в штаб, сказал ему:
– Слышал я, Вова, что, пока тебя не было, народ харчился по твоему табельному номеру... Вкусные, говорят, обеды были.
– Как это? – спросил Вовочка, входя в ступор.
– А вот так, – развел руками Ильин. – Ты напиши рапорт в бухгалтерию: мол, это вовсе и не я их съел.
Так Вовочка и сделал. Не выходя из ступора, под диктовку Ильина он написал: "Рапорт. Прошу съеденные табельным номером таким-то обеды считать недействительными". Ильин прочитал рапорт и сказал:
– Вот это другое дело, а главное – вовремя. – И, забрав рапорт, ушел в бухгалтерию якобы для того, чтобы уладить вопрос, поскольку имел там великий блат. Попив кофейку со своей пассией – расчетчицей Людочкой и поболтав с бухгалтершами, он вышел к посиневшему от раздумий Вовочке.
– Все в порядке, – успокоил он его. – Улажено.
Вовочка улыбнулся и начал розоветь.
– Но с тебя, извини, бутылка.
– Да у меня денег-то... – снова начал синеть Вовочка.
– Ладно, так и быть – сам куплю, – великодушно согласился Ильин. – Потом рассчитаешься...
Что касается зарплаты, то мы, конечно, особенных иллюзий на этот счет не имели, поскольку заказы на наши самолеты были единичными, а уголек в кочегарке уже подходил к концу, и деньги, поступавшие от выполненных рейсов, уходили на его закупку. Так что наши денежки, превращаясь в черный дым и призрачное тепло, растворялись в атмосфере без всякого следа, и рассчитывать приходилось только на самого себя и – удачу...
К домику, где находилась наша эскадрилья, подошел Сашка Иванов, с которым мы в прошлом месяце отремонтировали квартиру одним очень занятым супругам, и я, бросив окурок, пошел поболтать с ним: может, у него еще есть какая-нибудь халтура. Но перекур уже закончился.
– Итак, продолжим разбор, – стоя у доски, сказал Квазимодо. Плаката на ней уже не было. – Хочу обратить внимание летного состава на ношение формы одежды. Прошу запомнить: ее еще никто не отменял. – Квазимодо, словно прессом, прижал ладонью к столу свои бумаги. – При явке на вылет или же в дни разборов обязаны быть одетыми по форме. Это касается всех. А также шарфы, носки и так далее... Получили на складе? Значит, носите. Без всякой там самодеятельности. Буду наказывать, и так далее...
Его никто не слушал, но и ему было, скорее всего, на это начхать – просто каждый занимался своим делом: мы – молчали, он – говорил.
Приоткрылась дверь, и в проеме показалась голова поварихи в белом колпаке, сложенном "пирожком".
– Иван Сергеевич... Привезли... Извините...
– Кончай разбор, мясо привезли! – обрадовались все.
– Я же говорил: баба придет, – сказал довольный Леха, складывая газету.
– Тихо! – Квазимодо постучал по столу шариковой ручкой. – Сначала надо списки составить! Проходите, Галина Ивановна, – пригласил он повариху в зал.
Она вошла, посмотрела на бюст вождя, которому кто-то опять нахлобучил на лысину шапку с кокардой, и робко произнесла, обращаясь к Квазимодо:
– Привезли мясо, но оно не разрубленное... Передки и задки... Рубщика у нас нету, поэтому мы будем выдавать так, как есть, а вы уж там сами рубите...
– Как это – сами? – удивились в зале.
– Ну, нету у нас рубщика, – развела она руками.
– Ничего-ничего, мы и сами разрубим, – сказал Витя Судаков, – было бы что рубить.
Нас было двадцать четыре человека, и мы разделились на четыре группы по шесть человек. На каждого приходилось примерно по десять кило мяса, но могло получиться и больше, в зависимости от веса части туши, которая достанется. Очередность захода (и – следовательно – выбора) определили на спичках. Наша группа оказалась третьей по счету.
Главным у нас был Витя Судаков. Мы подошли к столовской подсобке и остановились покурить в ожидании своей очереди.
Витя ушел в подсобку, выяснить, что да как, а мы остались стоять на улице, наблюдая, как первая группа тащит свою скользкую и тяжелую добычу. Это был "передок" – половина туши коровы, распиленная на бойне вдоль позвоночника от шеи до бедра. Держать его было не за что, кроме двух культей и одного торчавшего сбоку оголенного ребра, которое и зажал в руке Вовочка Свердлов. Остальные пятеро, облепив "передок" со всех сторон, держали кто за что уцепился. "Передок" то и дело норовил упасть в слякоть, но счастливчики не позволяли ему этого сделать и, чертыхаясь, постоянно перехватывали выскальзывавшее из рук мясо.
Двигались они короткими шажками, и лица их были сосредоточенны. Если бы не шапки с кокардами и погоны на плечах – они походили бы на папуасов, возвращавшихся с охоты.
– В пещеру поволокли, – угадал мою мысль Ильин.
В отдалении стояла небольшая группа техников и, словно стая волков, завистливо поглядывала в сторону процессии: авиационно-техническая база получала свое мясо после летного отряда. Так было положено: летчики – есть летчики, техники – есть техники...
Процессия повернула за угол дома, в котором размещался летный отряд с авиаэскадрильями, и, выйдя на небольшую полянку с оставшимся от спиленной толстой осины пнем, водрузила "передок" на этот пень и разбрелась, протирая руки мокрым снегом. Вовочке Свердлову мешала сумка, висевшая у него на локте, и он повесил ее на гвоздь, который одиноко торчал в деревянной стене стоявшего на краю полянки и покрашенного светло-голубой краской сортира.
Этой – небесного цвета – краской, подчеркивавшей то, что мы, как-никак, покорители пятого океана, были покрашены все наши административные здания барачного типа, включая и подсобные помещения, то есть два сарая и сортир.
Протерев руки, все собрались в кружок рядом с лежавшей на пне частью бывшей коровы и стали совещаться, изредка поглядывая на примыкавшую к штабу проходную. Кто-то из них даже показал на нее рукой.
– Интересно, чем они будут эту говядину рубить? – задумчиво проговорил Ильин.
– Из самолета топор возьмут, – предположил Леха.
– Кажется, нет... – отозвался Ильин.
От группы отделилась фигура одного из заговорщиков и целеустремленно направилась к проходной.
– Все ясно, – сказал Ильин. – С пожарного щита хотят топор снять.
К нам подошли стоявшие в стороне техники.
– Ну – что? – спросили они.
– Да вот – ждем... Третьи по очереди...
– А за вами много?
– Еще одна команда.
– Значит, мы за ними.
– Значит, – ответил Леха.
Из столовской подсобки, спотыкаясь, выползала очередная группа обладателей говяжьего "передка", и техники заволновались.
– Одни передки берут... А нам чего – задки с копытами? Они в два раза легче передков, а тоже – на шесть человек...
Мы молчали: нам было неловко, потому что если там еще останется "передок", то его, конечно же, мы и заберем.
– Как дела, Ганс? – спросил я техника Гену Семенова, или Ганса, чтобы разрядить обстановку.
– Дэ-дда ничего, – ответил он, слегка заикаясь: верный признак того, что он волнуется. – Поехал тут на дэ-дачу, зза капустой и – хрен, а не капуста.
– Бомжи обчистили?
– Дэ-дда нет... Мыши – пидарасты – с-сожрали...
Из подсобки вышел Витя Судаков.
– Долго вас ждать?
– Идем! – ответили мы и решительно двинулись навстречу неизвестности.
– Выбирайте, – сказала нам Галина Ивановна, показав рукой на лежавшие в углу подсобки части туши.
Выбирать, собственно, было не из чего: на полу, за внушительных размеров напольными весами лежали уложенные штабелем пять (три – внизу, два – вверху) больших коровьих окороков и рядом, на скользком металлическом полу – два так называемых "передка", один – чуть побольше другого.
– Ну, чего будем брать? – спросил нас Витя.
– Конечно, передок, – ответили мы. – Он как-то посерьезнее выглядит...
– Опять же – грудинка, – добавил Леха, обожавший кислые щи.
– Значит, берем?
– Берем, – ответили мы, продолжая стоять: надо было решить, за что взяться, чтобы взгромоздить эту "дуру" на весы.
У Вити в руках оказался металлический крюк, и он подцепил им тушу со стороны шеи. Кто-то взялся за оголенные кости позвоночника, выступающие вдоль края туши. Я – за ребро.
Галина Ивановна сняла с противовеса круглую плоскую гирьку и стала сдвигать металлический цилиндрик на планке к его началу.
– У тех-то – побольше было, – завистливо произнес Леха, имея в виду "передок" предыдущей команды.
Мы смотрели на красную от холода и блестевшую от жира руку Галины Ивановны с торчавшим, словно морковка, указательным пальцем, которым она передвигала гирьку с одной риски на другую, и нам очень хотелось, чтобы гирька наконец остановилась.
– Кто первый встал – того и сапоги, – отметил Ильин, – закон тундры...
– Шестьдесят восемь килограммов, четыреста граммов...
– Да ладно, пусть будет шестьдесят девять... – сказал Витя.
– Где ваш список? – Галина Ивановна взяла в руку листок бумаги с нашими фамилиями и собралась уже внизу, под ними, поставить вес, чтобы бухгалтерия потом знала – сколько и с кого надо будет высчитывать.
– А почему так много? – вдруг спросил Ильин. – Откуда здесь шестьдесят восемь?
– Как – откуда? – всполошилась повариха. – Отсюда, – показала она на весы.
– Что-то не похоже, – скептически покачал головой Ильин и стал осторожно, двумя пальцами, трогать лежавшие на противовесе круглые гири. -А вы... весы-то установили точно?
– Ну а как же, – обиженно ответила она.
– А мы не видели, – сказал Ильин.
Мы стояли, молча наблюдая эту сцену.
– Хорошо, снимайте – перевесим...
Никто не произнес ни слова, и только Витя Судаков прошипел в сторону Ильина: "Да пошел ты!" И, обращаясь к растерянно молчавшей Галине Ивановне, успокоил ее:
– Пишите: семьдесят кило, и дело с концом. Штурмана – отродье хамское...
В нашей группе штурманов было двое: он сам и Ильин...
Сняв с весов теперь уже наше – кровное – мясо, мы, так же как и предыдущие товарищи-папуасы, понесли его к разделочному пню.
Мясо было скользким, и нести его было неудобно. Да еще – по неровной, покрытой ледяной коростой дороге. Но мы донесли его, ни разу не уронив, и только вымазали ладони и рукава форменных пальто говяжьим жиром.
Пень был занят: первая группа только еще заканчивала дорубать свой передок, потом должна была приступить вторая и уже за ними – мы.
Рубщик первой группы, бортмеханик Сашка Иванов последний раз тюкнул топором по лежавшему на пне куску, дорубил его, разделив на две части, и передал топор следующему – радисту Пупку. Сашка стоял, разведя руки в стороны и растопырив покрасневшие пальцы. Шапка его съехала на затылок, галстук на боку, а на краях рукавов кителя темнели влажные пятна. Его пальто висело на гвозде, торчавшем из стенки сортира, поверх сумки Вовочки Свердлова.
Вовочка заканчивал раскладывать на мокром снегу шесть горок, сложенных из розовых с белым жиром кусков мяса. Из некоторых кусков торчали кое-как перерубленные кости, наподобие открытых переломов.
– Топор тупой, – сказал Сашка. – Они видели, как я здесь мучился, – кивнул он в сторону преемников топора.
Вовочка перекладывал куски из кучки в кучку, потом – обратно, потом снова, наконец выпрямился и деловито произнес: "Все!"
– Ну и наделил он вам, – ухмыльнулся Ильин.
– Вот когда себе нарубите, – ответил Сашка, надевая пальто, -делите как хотите, а мы уж и сами разберемся. – Он снял с гвоздя сумку: – Вова, твоя сумка?
– Его, его, а чья же еще, – опять ехидно кивнул Ильин.
Вовочка забрал свою сумку у Сашки и поставил ее на снег рядом с шестью мясными горками, собранными из разных кусков. Сумка была нескромно большой, казалось, что в нее войдет все мясо и еще место останется, и Вовочка отставил ее подальше, чтобы она не бросалась так в глаза.
– Как делить будем? – спросили Сашку соратники. – Кучи-то разные...
– Какие есть, – ответил Сашка.
Нам было интересно, и мы наблюдали за главной частью мясной эпопеи дележом.
– По должности, – подсказал Ильин. – Сначала – командиру, потом – штурману и так далее. Вовочке – последнему.
– Нет, неправильно, – сказал командир Хурков, входивший в первую группу. Несправедливо. Первым должен выбирать рубщик.
– Абсолютно верно, – отозвался рубщик второй команды радист Пупок и хрястнул топором по коровьему хребту. – Один рубщик работает, остальные стоят...
– Ты руби давай, – сказали ему товарищи.
– Поставьте Вовочку спиной, и пусть он говорит, какая куча – кому, предложил Ильин. – А то потом разноется... Так хоть сам себе выберет.
– Правильно, – подтвердил Сашка Иванов. – Ты, Володя, не обижайся, обратился он к Вовочке, – но сама идея правильная: чтобы никаких претензий. А уж когда разделим – меняйтесь кто с кем хочет.
Из дома, где находилось помещение нашей эскадрильи, то есть начальство, на крыльцо вышел комэска Бахолдин.
– Хурков! – крикнул он. – Зайди в эскадрилью.
Хурков ушел, а Вовочка повернулся спиной к разложенным мясным кучам и приготовился.
– Кому? – Иванов показал на ближайшую кучку.
– Хуркову...
– Кому?
– Тебе...
– Кому?..
Из небесного цвета деревянного сортира вдруг вышел совершенно пьяный Гарькин. Никто не заметил, как он туда входил, и поэтому все удивились.
– Эй, амбал! – весело крикнул Ильин Гарькину. – От кого прятался?
Гарькин подошел к нам и, глянув на лежащий на снегу "передок", икнул с довольной улыбкой:
– О-о!.. Мясо... Канаю в долю...
На крыльцо снова вышел Бахолдин и следом за ним – Хурков.
– Гарькин! А ты чего такой пьяный? – удивился комэска.
– Отпуск обмываю...
– Он у тебя еще только через неделю начнется... И завтра ты в плане стоишь, вот, – показал он на Хуркова, – на Диксон. – А ты нажрался...
– Я ж не знал... Два месяца не летаем...
– Ты, между прочим, на работе находишься. И должен знать, что на работе не пьют.
– Так ведь разбор-то уже закончился, – нашелся Гарькин.
– Я вот тебе дам "закончился", – пригрозил ему Бахолдин и повернулся к Хуркову. – Меняй этого алкаша.
– Кого взамен? – спросил Хурков.
– Кого хочешь. Можно и Свердлова...
– Во – поперло! – сказал Гарькин, повернувшись к потерявшему дар речи Вовочке.
– Полетишь? – спросил Вовочку Хурков.
– Еще бы он отказался, – сказал Ильин.
Вовочка согласно кивнул и ответил:
– Конечно, полечу...
– А еще кто? – спросил Хуркова Ильин.
– Ты, – начал перечислять Хурков, – Митин, Двигунов. Проверяющим – Мышкин.
– Без проверяющего, конечно, никак... – прокомментировал Леха.
– Значит, впечатываю в задание Свердлова? – спросил Бахолдин.
– Свердлова, – подтвердил Хурков. И Бахолдин ушел в домик.
– Зато – не пьет... – съехидничал Гарькин. – Кто пойдет в столовку за закуской? У меня две поллитры за гальюном спрятаны.
– Вовочке все равно туда идти, заодно и нам прихватит, – сказал Леха.
– Ну а чего, – отозвался Вовочка, – возьму, конечно... На кого писать?
– И мяса побольше! – хищно произнес Гарькин.
Я стоял, слушал и размышлял: "Пить или не пить?.."
Неплохо было бы, конечно, обмыть добычу, но с другой стороны – завтра в санчасть... А кроме того, сегодня я обещал бортрадисту Шурику Федорову съездить с ним на так называемую "стрелку", где тот должен был выяснить какую-то проблему с долгом... Для чего я ему был нужен, он вчера объяснил мне по телефону. Он сказал: "Постоишь в сторонке". "И в принципе..." – добавил он.
Я молчал, потому что его предложение мне не нравилось.
– Ну что ты волнуешься, ара? – сказал он с грузинским акцентом.
– Я не волнуюсь, – ответил я, пытаясь придумать причину для отказа.
– И правильно. Там "крыша" моя будет... А ты в стороночке постоишь, в форме...
– Это, наверное, надолго, – отнекивался я, – и в другом конце города...
– Ну и что? – настаивал Шурик. – Мы же на колесах, дарагой. Или времени жалко для брата?
Я молчал, понимая, что мне не отвертеться.
– За время я заплачу, сто долларов. Пойдет? Просто посидишь у меня в машине, и – сто долларов... Как с куста, ара... Ну, согласен? Мужчина ты или не мужчина?
Сначала он предлагал мне постоять в сторонке. Теперь уже – посидеть у него в машине. "Что будет дальше?" – ждал я.
– Ну, мужчина ты?..
При нашем хроническом безденежье сто долларов были приличной суммой, и этот довод весьма легко переломил мои твердые принципы, касавшиеся возможных способов получения случайных денег.
– Вот и ладушки, – успокоился Шурик. Его грузинский акцент исчез. – Ты завтра на разборе будешь?
– Буду, – ответил я.
– Тогда я туда и подъеду, часам к двум. На тачке.
Он сказал на прощание: "Будь здоров!" и добавил: "Надо отвечать: сам не сдохни". И, довольный этой шуткой, повесил трубку.
Шурик считал себя великим комбинатором и постоянно пытался приобщить меня к своим коммерческим операциям, как бы забывая о моих предыдущих отказах.
– И, в принципе, там ничего сложного нет: ищешь, ара, магазины, заключаешь договора и – все: с каждого кило три цента – твои...
В свободное от полетов время он торговал рыбой. Точнее – был посредником: пристраивал в магазины и другие торговые точки мелкий рыбный опт.
Родом Шурик был из Тбилиси и, хотя ничего грузинского в нем не было, выставлял себя грузином и старался говорить с акцентом, считая это особым шиком, и через каждые два слова добавлял "тваю маму" или "шени дэдас", поднимая указательный палец вверх и презрительно выпячивая большую, как у верблюда, нижнюю губу. Иногда об акценте он забывал.
Коммерцией он занимался давно: еще в доперестроечное время приторговывал поддельной косметикой и плащами из кожзаменителя, поставляемыми ему "прямо из Тбилиси". Чтобы смягчить "падение" при возможном провале, он вступил в партию и так вжился в роль коммуниста, что у него быстро покраснела вся физиономия и особенно – толстый висячий нос. Может, конечно, это было от водки, потому что пил Шурик много.
В бортрадисты его привела теща, работавшая главным бухгалтером аэропорта. Мы с ним пришли в отряд в одно время, вместе сдавали зачеты на допуск к полетам и вместе вводились в строй. Радистом он никогда не был: где-то "на стороне" выучил азбуку Морзе и через пень-колоду мог принимать знаков сорок в минуту. Но при наличии всемогущей тещи этого было достаточно. "Там научится", – решило начальство.
– А вон и Вовочка, – радостно воскликнул кто-то из наших, увидев идущего из столовой шаркающей походкой – чтобы не поскользнуться – Свердлова.
– Идите в зал разборов, – посоветовал нам Витя Судаков, – только эту штуку, – кивнул он на "передок", – положите на пень, я пока рубить буду...
Мы быстро согласились с его предложением, положили "передок" на плаху и двинулись к залу разборов. Дверь туда все еще была открыта, но внутри никого не было: Квазимодо, наверное, опять был у директора.
Вовочка вошел, как всегда, первый и, подойдя к столу, за которым только что сидел Квазимодо, поставил на него свою необъятную сумку. Сделал он это легко, так что если бы никто не знал, сколько всего там лежит, можно было бы подумать, что она пуста.
– Ну, чем нас сегодня кормят? – спросил Ильин.
– Суп гороховый и котлеты, – ответил Вовочка и вынул из сумки три стакана. Потом достал две сложенные одна на другую тарелки и положил на донышко верхней тарелки шесть кусков хлеба.
Ильин забрал хлеб и перевернул верхнюю тарелку: под ней лежали шесть больших круглых котлет. Верхняя котлета была сплющена.
Пить Вовочка отказался и как-то незаметно ушел, а Ильин, выпив, задумчиво проговорил:
– Чувствую я, Хуркову одному придется весь рейс откручивать. За Мышкиным тоже – только смотри...
– Его проблемы: сам выбирал, – ответил Гарькин, имея в виду Вовочку.
– Да пусть Вовочка слетает, что тебе, – сказал кто-то, – он же вообще сидит без налета...
– А никто и не говорит... Ради бога... – пожал плечами Гарькин. – Я лично без претензий – отпускные в кармане.
– Повезло тебе, что заказчики рейс проплатили: так бы – остался без отпускных.
– Я потому и нажрался, что – ну, никак! – этого не ожидал.
Мы выпили водку и доели котлеты.
– Вилки забрать не забудь, – сказал Ильин Лехе, – там еще есть – в трибуне... Или под трибуной...
Мы вышли на улицу. Перед пнем с лежавшим на нем остатком "передка" трудился Витя, шлепая и шлепая топором по оттаявшему мясу.
После выпитой водки промозглая погода уже не казалась такой беспросветной, и я подумал: "Как мало нам, оказывается, надо: знать, что теперь в семье будет запас мяса на месяц и что появился рейс с неясной перспективой получения за него каких-нибудь премиальных... А может, потому мы и живем – как живем, что нам, оказывается, так мало надо? Наверное, нашим общим предком был какой-нибудь древний Шура Балаганов..."
Мы закурили и не спеша пошли к плахе. Шли молча, и мне показалось, что не я один сейчас подумал о Балаганове...
От автобусной остановки быстрым шагом по направлению к нам шел Шурик Федоров. Увидев меня, он махнул рукой, и я остановился.
– Гамарджоба, – поздоровался он.
– Здоруво! – ответил я. – А гдэ твой машина?
– Сломался, – сказал Шурик. – Ты уже свободен?
– Витя мясо дорубит...
– Некогда ждать! Тачку еще надо поймать, шени дэдас...
Мы подошли к стоявшим у пня товарищам. Витя уже рубить закончил и теперь раскладывал куски на семь частей: шесть плюс одна – Гарькина.
– Гамарджоба, генацвали! – весело здоровался Шурик, пожимая всем руки.
– Гиви, ты что, за мясом приехал? Отпускники – мимо... – предупредили его.
– Вах! Нужно мне ваше мясо!
– Так и запишем, – подмигнул собравшимся Витя.
– Вадика я забираю, – сказал Шурик. – На семь человек делите? – и, не дождавшись ответа, присел, разглядывая ближнюю кучку. Потрогав уложенные друг на друга куски, он повернулся ко мне: – Забирай эту. Нормальный шашлык.
– Ты чего раскомандовался? – возмутился Гарькин. – Ты по рыбе специалист рыбу и ковыряй!
– Да чего вы, пацаны? Нам некогда, шени дэдас...
– Ладно, – решил Витя, – забирай эту, – он показал мне рукой на ближнюю, ту, которую выбрал Шурик.
Я стал укладывать куски в полиэтиленовый пакет. Они были скользкими и никак не хотели туда влезать, а я их все запихивал и запихивал, норовя порвать пакет, и сверху на меня молча смотрели мои товарищи. "Черт тебя принес", подумал я про Шурика.
– Как торговля? – спросил его Леха.
– Когда как.
– Скоро, наверное, джип купишь?
– Скоро только мухи... – задумчиво ответил Шурик.
Пакет оказался мал, и из него торчали куски мяса и обрубки костей.
– Что я, с этим и поеду? – сказал я Шурику. – Может, сначала домой ко мне завезем?
– Некогда, бичо, опаздываем. Ничего, там придумаем что-нибудь... По дороге...
– Вадим! – крикнул мне вслед Ильин. – Не забудь – завтра летаем...
Машину Шурик поймал быстро: несколько секунд поговорил с водителем и махнул мне рукой, чтобы я садился на заднее сиденье. Я сел и поставил пакет с мясом рядом с собой, придерживая его левой рукой. Шурик обернулся с переднего сиденья и весело подмигнул. Водитель пропустил несколько машин и тронулся с места.
Ехали молча. Я смотрел на мелькающие мимо меня дома, прохожих, шагавших по слякоти тротуаров, и мне все больше и больше не хотелось ехать на эту дурацкую "стрелку". Но теперь уже отказываться было поздно: назвался груздем – полезай в кузов...
"Позарился на сто долларов, дурачок..." – злился я на себя. Лица водителя мне видно не было, я видел только его затылок и обрамленную рыжеватыми волосами лысину.
– Ну куда ты лезешь? – комментировал действия других водителей Шурик. Что за баран? Шени дэдас...
Водитель помалкивал и следил за дорогой.
– Не обижают клиенты? – вдруг спросил Шурик водителя, кивнув почему-то в мою сторону.
– Да нет... Бывает, конечно...
– Не платят?
– Ну... в общем...
– Не волнуйся, брат, мы – заплатим. Все будет о'кей.
Водитель повернул голову и посмотрел на Шурика.
– А я и не волнуюсь.
Он вел машину уверенно, аккуратно и даже как-то красиво. Выбирал самую короткую дорогу, и его место в ряду всегда оказывалось удобным для маневра, так что до метро "Звездная" мы доехали быстро.
– Сюда, – показал Шурик рукой водителю, и мы завернули на примыкавшую к станции метро улицу. – Стоп, приехали, – сказал он.
Вынув деньги, Шурик протянул водителю две купюры:
– Это для начала. Остальное – потом.
Водитель засунул деньги во внутренний карман куртки.
Нас объехал белый джип "Ниссан-патрол" и остановился в нескольких метрах впереди.
– О, братки приехали, – сказал Шурик и повернулся ко мне. – Значит, так, начал он инструктаж. – Сядешь на мое место и все. Сиди, кури... Как махну подойдешь, поздороваешься.
– Обязательно надо здороваться? – спросил я.
Первоначально изложенный им план моих действий, точнее – бездействий, как обещал Шурик, начал изменяться не в лучшую сторону. Я не волновался и был совершенно спокоен: мне было абсолютно наплевать, что они там будут выяснять, просто я не любил неожиданных изменений в чем бы то ни было. Честно говоря, было очень погано чувствовать себя куклой, при том что кукловодом был Шурик.
