Текст книги "Прищеп Пекарика"

Автор книги: Сергей Минский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Проснулся он с чувством тревоги: «Вечер или утро?» Тускло горел ночник. За окном, в темноте ночи светящимися квадратиками выделялись темные силуэты новых высоток, влепленных совсем недавно в тесное пространство квартала. Ощущение недолгого забытья не покидало сознание. Вроде и не спал вовсе. Но что-то нарушало это умозаключение. Что-то не вписывалось в него. «Время?» Глаза всмотрелись в циферблат часов, стоящих на тумбочке: «Точно… шесть тридцать одна. Минуты еще не прошло, как прозвонил будильник… Видимо, я проснулся либо с последним звуком сигнала, либо сразу после него».

Обязанности дня, вначале не подававшие признаков жизни, стали шевелиться в сознании. Оттеснив животную тревогу, оставшуюся от вчерашнего вечера, они принесли тревожность человеческую, граничившую с суетливостью, на что услужливое сознание выдало один из философских перлов Востока: человек должен изжить из себя обезьяну. Мимика тут же отозвалась на это улыбкой. «Ну вот – сам себя развеселил». Всплыло, почему-то, юношеское «да, я дурак, и нисколечко об этом не жалею». «Вот-вот. Это особенно актуально, – с издевкой подумал Вениамин Петрович, – только дай слабину спонтанному мышлению, и оно сделает из тебя достойного члена общества».

Сначала утренние заботы, а потом и работа надолго отвлекли и от подспудно приходивших философских изысков сознания, и от грустных размышлений об окончании земного пути телесной оболочкой Пекарика Вениамина Петровича, и о перспективе полного развоплощения при неудачном исходе эксперимента. День оказался загруженным основательно. Административная работа. Две лекции к тому же, на одной из которых он снова украдкой разглядывал Александра Дарского, соотнося его невербалику с тем, что думал о своей. Тот пару раз даже перехватывал его внимательный взгляд, после чего Вениамин Петрович нарочито старался не смотреть в ту сторону, и это мешало, неприятно напрягая сознание. Но так было надо.

Спросив – есть ли что-то непонятное по теме лекции, и не обнаружив должного интереса, профессор Пекарик посмотрел на часы и наказал студентам минут десять не покидать помещение – «посидеть тихонько до звонка, чтобы хождением по коридору не отвлекать внимания коллег в других аудиториях от учебного процесса». Восстановилась относительная тишина – авторитет декана работал безоговорочно.

Симпатия, возникшая у Вениамина Петровича к заинтересовавшему его молодому человеку, изначально, конечно же, была импульсивной. Сработал простейший механизм чувственного восприятия: нравится – не нравится. «Но разве она возникла не тогда, – вездесущий ум стал искать компромисс, – когда сознанием уже завладела идея поиска донорского тела?» Вениамин Петрович вспомнил, как принимал однажды экзамен и обратил внимание, каким образом один из студентов выстраивал свои умозаключения. Это событие заставило серьезно обратить на себя внимание. Он тогда машинально запомнил и имя, и фамилию парня, хотя сомнения в глубокомыслии, которое профессор увидел в студенте, все же были. «Может, просто хорошая память? – подумал тогда, – А источник попался стоящий». Дополнительных вопросов он тогда особенных не задавал, «дабы не испортить впечатления». Так – парочку по теме, чтобы поставить высший бал. А в другой раз, присутствуя на зачете в качестве куратора молодого коллеги, понял, что алгоритм ответа у молодого человека продуман. Понял, что пространство его сознания достаточно четко структурировано. Осознание этого не только снова приятно поразило его, но и вызвало уважение. Сейчас уже он понимал, что лучшей кандидатуры ему не найти. Боялся, что иные, чем у Александра параметры физической оболочки – планетарного инструмента – просто не дадут возможности воспользоваться теми знаниями, которые он накапливал в течение всего периода метемпсихоза – во всех своих предыдущих воплощениях. Да и в последнем в том числе. Не было никого из студентов, кроме разве одного – Мешкова – столь же одаренного, как и Дарский. Вениамин Петрович боялся еще и того, что в более слабых вариантах выбранной «физиологии» впоследствии – даже если поначалу он и сможет применить все накопленное – уравновешивающий все и вся механизм интеграции противоположностей в динамически развивающейся системе чужого организма, изменит результат соотношения частей. Он боялся деградации личности, являющейся буфером между новым туловищем и его сущностью. Главное в эксперименте для него – не молодое тело само по себе, а возможность продолжения научной работы, постижение неизведанного. Хотя, конечно, в глубине души теплилась искорка – повторить молодость. Умом понимал: ничего не будет – память не позволит. Но всколыхнувшимся чувствам до этого не было дела. «Нет, главное – наука: стоит ли в данном случае искусственно перевоплощаться, если цель еще даже в теории терпит фиаско?» – попыталось здравомыслие вразумить чувства. Но поверить в этот самообман профессор не успел. «Ну-ну, – поднял голову сарказм искушенного знаниями циника, – это ты так говоришь, пока ты Пекарик, пока уровень тестостерона в твоем туловище не зашкаливает за пределы разумного, как раньше. Расставишь приоритеты, когда станешь Александром Дарским. Вот тогда и поймешь, что важнее – наука или жизнь». «Какое неприкрытое ехидство по отношению к себе самому, – удивилось здравомыслие, – какая неприязнь к слабостям». «А ты как думал?» – послышалось оттуда же. «Только Дарский, – пульсировало в сознании, – Если что – только он». «Наконец-то, никаких «или»… А что это за хитросплетение такое – «если что»? Что должно случиться?.. Кирдык?..»

Вениамин Петрович вдруг опомнился: тьфу ты – опять спонтанное мышление втянуло в нелепое состояние, взялось за плетение внутреннего диалога между субличностями. «Двуногое существо» – вспомнил отношение Елены Рерих к людям, в ком животное начало всегда превалировало над божественным.

Тишина в аудитории прервалась звонком.

– На сегодня все свободны… – говорить что-то еще стало бесполезно. «Вот так, – усмехнулся Вениамин Петрович, глядя на рванувшую к дверям массу молодых здоровых тел, – Ну что ж… до свидания, коллеги».

Мысли о Дарском, вызывавшие раньше любопытство в Пекарике только при встрече, последнее время доставали его и тогда, когда того рядом не было. Так случилось. Осознание заявлявшей о себе гнусности, леденящим холодом проникавшее в душу, чем чаще осуществлялось, тем более дифференцировалось, становясь четче и ощутимее. Наконец, пришло понимание, что это голос совести пытается пробиться из темноты бессознательного бытия, заявить свои права на душу. Чувство, появившись однажды – при первом притязании на чужое тело, становилось все более и более невыносимым. Казалось бы, чего беспокоится? Кто будет знать об этом? Господь Бог? «Так он и не такие эксперименты проводит, – думал Пекарик, – Его изыски, которые мы называем целесообразностью, по своей мерзости иногда невозможно сравнить со всеми злодеяниями человечества, вместе взятыми… так мы-то – дети неразумные. Мы только чуть-чуть оторвались от уровня высокоразвитых животных. Мы-то по-настоящему не ведаем, что творим». Такого рода апелляции облегчения не приносили даже с учетом того, что для профессора Пекарика работа причинно-следственного механизма нелинейной системы была совершенно понятной. Через трансцендентное его постижение – через транс. Работа того самого механизма, который и осуществлял целесообразность, интегрируя полярности на каждом возможном, самом, казалось бы, незначительном уровне Вселенной. Неисчислимое множество частей, синтетически взаимодействуя между собой, порождало гомеостаз Системы Систем – ее динамическое равновесие. Оно следовало как результат аналитических процессов в ее организме – результат дихотомического деления единицы. «Если значение слова «дихотомия» истолковывать с точки зрения биологии, – возразил Вениамин Петрович виртуальному визави, – Недаром Каббала видит Вселенную как дерево. Каждая веточка в нем, разделяясь надвое, и создает дихотомию».

Профессорский ум вдруг осознал всю нелепость собственных рассуждений, не способных дать рациональных результатов. «Да-а, хлеб из этого, конечно, не испечь. То, что невозможно подтвердить экспериментом – притом не единственным – лишь теория. Для науки мои изыски – полнейшая авантюра. Но не для меня, прошедшего завесу бытия и смотрящего в бездну».

Душа продолжала болеть. Болела все так же, не удовлетворенная логическими обоснованиями академического образования вперемежку с крохами знаний, появившихся из информационного поля Системы Систем, которые оставили прежние цивилизации, и достававшихся нынешней по наследству. Душа подталкивала к пониманию, что отсутствует целесообразность в деянии, замышляемом одним человеком против другого. «Но ведь сигнал зачем-то дан? – сопротивлялся ум, – Для чего-то Вселенная открыла эту дверь передо мной – представителем человечества? Зачем?»

Вдруг истина, как всегда молниеносно блеснувшая в сознании, оставила мгновенный светящийся след своего присутствия: Высшие Сферы! – вот с чьего соизволения начат эксперимент. «Да! И он уже идет. Не иначе. А все то, что происходит, ни в коем случае невозможно измерить человеческим представлением о миропорядке. Потому что человеческое представление о нем – это небольшой штришок в огромной картине мироздания. Нельзя увидеть ее принципы во всем великолепии, стоя перед ней лицом к лицу, словно у фрески на огромной стене. Но зато можно рассмотреть каждую трещинку на краске. И даже, может быть, крупинки на штукатурке. Но поднявшись до принципов и узрев божественную композицию того, что видел только что, уже не увидишь конкретики. А эти противоположности можно соединить только в себе».

«Эка заговорил… – снова подал голос внутренний визави, – А ты не думал, что Вселенная могла открыть эту дверь перед тобой не для того, что бы ты осуществил убийство? А, может, именно для того, чтобы проверить тебя на вшивость?»

«Ха! Sancta simplicitas! Святая ты простота, – присоединился к нему дремавший в Пекарике циник, – Высшие Сферы, говоришь? А если мои амбиции или моя алчность победят? И я отдам… нет, продам человечеству эти знания? Тогда как? Пусть мир летит в тартарары? Пусть сильные мира сего теперь и с моей помощью пожирают слабых – живут вечно за счет тех, кто не сможет этим воспользоваться? Ты хоть представляешь, что будет?» – захлебывался от торжества цинизма ум, горделиво намекая на свое всесилие.

«А-я-яй! Тешишь свою гордыню, профессор, – посетовала совесть, – Ты же знаешь, что испытания даются по силам. Тебе только остается – положить маленькую крупинку на одну из чаш весов».

«А если я положу не на ту?.. Все? Капут?» – наивно продолжил потешаться ум.

«Нет, – потеряла интерес к бесполезным дебатам совесть, – придет кто-то другой и положит другую крупинку на противоположную чашу».

«Так просто?»

«Проще и не бывает, но в этой простоте невероятная сложность механизма, порождающая совершенство. Ты же знаешь, как никто другой: глубина анализа – это залог совершенства синтеза. Вот так-то!»

Вениамин Петрович вдруг очнулся, снова вспомнив «двуногое существо», и посмотрел на стоявшую у дверей девушку, в глазах и позе которой переплеталось сомнение в тактичности собственного присутствия и желания получить ответ. «Кажется, она что-то спрашивала?» Он хорошо помнил эту студентку, с тех пор, как впервые увидел на вступительных экзаменах. Все было порознь в ее лице. И какой-то смешной нос. И большой рот. И пухлые губы. И тем более выдававшийся высокий и широкий лоб. Все бы жило в этом лице своей жизнью, если бы не глаза, большие умные глаза, которые ухитрились все это объединить, в итоге сотворив нечто среднее между женщиной и ребенком. За три с небольшим года, которые с тех пор прошли, она почти не изменилась. В ней только женщины, пожалуй, стало чуть больше.

– Вы что-то хотели, Дарья? – благодушно спросил он.

– Да, Вениамин Петрович, – она засмущалась: видимо, не ожидала такого участия. И это ей шло: скорее всего, из-за румянца, пробившегося на щеках, – Мне сказали, что вы в порядке исключения будете курировать три курсовые работы. Могу ли я взять у вас одну из тем?

– Естественно, можете… если не боитесь, конечно… – Пекарик внимательно посмотрел в ее красивые глаза, – А вы темы видели?

– Да, безусловно. Я только что от методиста. Две из трех свободны.

– А третью кто взял? – слукавил Пекарик, чтобы продлить разговор.

– А вы что, не … – наивно начала она, но поняла свою оплошность, – Так Саша Дарский. Он, наверное, сначала решил застолбить тему, чтобы никто не взял, а потом уже у вас спрашивать. А я специально сразу спрашиваю, – затараторила она, будто бы испугавшись, что декан, о чем-то спросит, – Чтобы дома просмотреть материалы. Потому что мне обе оставшиеся темы близки, и я бы хотела выбрать. Я завтра вам скажу – какая…

– Хорошо, Дарья. Договорились.

– Спасибо, Вениамин Петрович, – совсем смутилась девушка, – До свидания.

Она уже почти полностью повернулась, собираясь толкнуть дверь и выйти из аудитории.

– Секундочку… – Пекарик чуть повысил голос, чтобы быть услышанным, – А вы не помните, какую тему выбрал Дарский?

– Точно не помню формулировку… по супервизии.

– Понял. Спасибо, – улыбнулся Вениамин Петрович.

Она по-детски откликнулась улыбкой на улыбку и скрылась за дверью.

Основные занятия для первой смены уже закончились. Время обеда. Тишина, пришедшая на смену шуму, почти никем и ничем не нарушалась. «Сегодня будем обсуждать кандидатуры с Руманом, – Пекарик поморщился, – А зачем? Зачем, если я уже все решил». Он на автомате положил свой видавший виды конспект лекций в портфель, щелкнул застежкой и вышел из аудитории.

12.

«Уже две недели безумства… – пробуждение вносило тревожную ясность в отрезвленное сном сознание, – Пятьсот евро месячной родительской стипендии и почти две штуки, что собирал из остатков! А те, что родители презентовали на Новый год? – Дарский прислушался к ровному сопению Валерии. Не смог сдержать вздох, совершенно естественно завершивший и непроизвольную задержку дыхания, и осмысление своего нынешнего положения, – Все накрылось медным тазом, а еще конец ноября только, – он снова вдохнул, – Какому-то мудрому тромбону, блин, ушла почти тысяча на какое-то турецкое меховое ничтожество, не закрывающее даже пупок».

– Франция… – тихо процедил сквозь зубы, – «Здорово! Заказал потомкам Османской империи нужный лейбл, и все – считай барыши. А жратва в ресторанах? А цветы… любимой? – он кисло улыбнулся, – О соцвыплатах при таком раскладе можно и не вспоминать…»

Глаза сами собой открылись. Невмоготу стало лежать и заниматься самобичеванием. «Короче, Дарский, кончай этот духовный онанизм. Хватит ковыряться в ране – все равно уже ничего не исправишь. Ну, поимели тебя. Но ведь не без твоего же участия?»

«Разве это поимели? – прозвучало в сознании, – Это еще цветочки. Ягодки-то впереди. Ты же хочешь обладать этой женщиной? Хо-очешь. Понятно же». Александр приподнялся, облокотившись на подушку, и посмотрел на спящую Валерию: «Лерочка. Лерунчик. Девочка моя ненаглядная, – вздохнул, – Ну что, Сашенька? Молчишь? Сказать нечего? Тогда подмывайся». Он покачал головой и снова тихонько лег. Тут же голос внутри извергнул порцию злорадства: «А еще – всего пару раз за это время был на занятиях». Университет, и вправду, как-то вдруг и бесповоротно ушел на второй план. Лера изматывала его собой. И днем, и ночью. А он старался потакать каждой ее прихоти, насколько это было возможно. Хотя некоторые капризы, из-за невозможности их реализации обращались в обещания. В долги – другими словами. И это начинало тяготить, а порой и раздражать. Заставляло внутренне становиться жестким. Когда такое происходило, Лера мгновенно меняла тактику – становилась мягкой и податливой, на все согласной. Старалась угодить во всем «Санечке». Ласкала и даже называла любимым. Зализывала душевные раны, заживляла их. Но как только Санечка расслаблялся, его ждал подлый удар под дых. А точнее – в пах. Только что любящее существо превращалось в гурию или в орла, который прилетал к Прометею клевать печень. «Вот она – настоящая женщина, способная будить в мужчине те качества, которые ей необходимы, не доводя дело до крайности, до точки невозврата. Если, конечно, это по каким-то соображениям ей удобно».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Прищеп Пекарика"