Текст книги "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома"

Автор книги: Сергей Милушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– …это происходит.

– Да. Военная разведка или что-то в этом роде. Я бы на их месте тоже заинтересовался. А теперь… что нам известно? По крайней мере, то, что у меня есть настоящие одноклассники и они возможно даже живы. А еще то, что второй Антон знает про ситуацию и скрупулезно пытался разобраться, пока…

– Не пропал.

Я методично обыскал гараж, прошелся по всем листкам в поисках каких-нибудь контактов, но ничего толкового не нашел. Этажерка оказалось более полезной. На ее полке я нашел маленьких желтый листочек PostIt с адресом электронной почты:

connect1275@mail.ru

Ниже была приписка и она была сделана моим почерком, отличить который даже я не смог бы:

«возможно связь проверить».

На нижней полке лежал маленький конверт. Я открыл его, вытащил листок, заполненный тем же самым моим почерком – с трудом читаемым, неразборчивым, но в данном случае и вовсе ужасным. Видимо, писал я это в спешке и крайнем волнении. Буквы запрыгивали друг на друга, проваливались, танцевали, а некоторые и вовсе отсутствовали.

«Дорогой Антон. Если ты читаешь эту записку, то, видимо, добрался до гаража. Не могу тебя с этим поздравить, потому что ответов ты не получишь. Гараж записан на постороннего человека, поэтому искать тебя тут не будут. Квартира под постоянным наблюдением. Они следят за тобой, так что тебе понадобится научиться скрываться. Хватать сразу не будут, но и это возможно. Им нужны ответы. Как ты это делаешь. Если с тобой кто-то сейчас есть, могу лишь сказать – будь начеку. Никому доверять нельзя. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь вернуться домой, но поверь, это и в моих интересах тоже.

Ты, наверное, спрашиваешь себя, кто положил этот листок сюда. Я положил. В отличие от живых организмов, материальные предметы могут одновременно находиться во многих измерениях, а если нет, то отбрасывать тень. Помнишь, как исчезают фотографии из фотоальбома прямо на глазах. Сейчас и эт… пис… напиш emai остерег ант…»

Листок у меня в руках начал буквально рассыпаться.

– Что там? – Света подошла сзади.

Я выпустил бумажку из рук, и она осыпалась на бетонный пол невесомой пылью.

– Какое-то старье…

– Да? – она внимательно посмотрела на меня.

– Ага.

– Наверное, лучше уйти отсюда, пока сторож полицию не вызвал. Мало ли…

«Не спи, кругом змеи» – вдруг вспыхнуло в моем мозгу.

– Да, ты, наверное, права. Надо уходить.

– Все хорошо, Антон? Ты как-то странно выглядишь.

Я посмотрел на Свету. Кто она? Да, когда-то я с ней встречался и грезил ею, но теперь… почему с подачи фотографа так опрометчиво поверил ей и… теперь она все знает.

Неприятный холодок скользнул по спине.

– Все хорошо, – ответил я и натянуто улыбнулся. – Просто очень боюсь собак.

– Я тебя отобью даже у целой стаи. Можешь не сомневаться.

Я и не сомневался.

Глава 7

Мы шли назад, к дому Светланы, дорогу до которого я совершенно за этот час забыл, в каком-то оцепенении. Разговаривали мало и как-то отрывисто.

– Антон, тебя что-то беспокоит? – наконец спросила Света мягким грудным голосом, от которого я обычно млел. Однако сейчас ее вибрации, настоящие или выдуманные, не оказывали на меня никакого воздействия.

Беспокоит ли меня что-нибудь? – подумал я злорадно. – Да, твою маковку! Да, ерш на лавке! Да, Святая Елена! Меня все беспокоит – от самого начала этого Дня Знаний до самого его окончания, включая ночную экскурсию к великолепному королевских кровей собачьему питомнику.

«Только вот щеночка мы так и не выбрали», – чуть не вырвалось у меня. Вместо этого я произнес совершенно другие слова:

– Ты наверняка понимаешь, что меня беспокоит.

– Да, – сказала она, подняла тонкую руку, на которой я заметил те самые золотые часы «Чайка», которые сорок лет назад я выбросил в окно с шестого этажа и меня словно током ударило – она могла соврать! На ходу выдумала историю, но каким-то образом и для чего-то приплела сюда часы.

Но откуда они у нее? То, что это были те самые часы, я не сомневался, как и по ее глазам видел, что она знает об этом.

– Утро вечера мудренее, – она показала на окна квартиры, где мы совсем недавно так прекрасно проводили время. – Пойдем продолжим наш разговор в более уютной обстановке.

Я остановился.

– Ты знаешь… я что-то неважно себя чувствую. Такой день… сложный. Пойду-ка я к себе, а завтра… увидимся. Обещаю. – Я скорчил страдальческое лицо – а это я научился делать поневоле, когда приходилось в джунглях бороться с москитами, мошками, комарами и миллионом других кровососущих насекомых.

По ее ангельскому лицу пробежала тень.

– Антон… Ты же… Мы… А вообще, наверное, ты прав, – неожиданно согласилась Света. – Надо отдохнуть, переварить, тебе так особенно. Подумать, что делать дальше. Только обещай мне одно.

Я вопросительно посмотрел на нее.

– Ты никуда не вляпаешься. Я не могу тебя потерять снова. Понимаешь? Не могу! И если ты… если ты решишь, что там тебе было лучше и захочешь вернуться… то… – на ее глазах выступили слезы: – …прошу, возьми меня с собой… – и она неожиданно расплакалась так, что мое искусанное бразильскими комарами сердце не выдержало.

Я подошел и обнял ее.

– Я обещаю… если только найду как вернуться. Я возьму тебя.

– Хорошо… – Света вытерла слезы. – Я пойду. И еще… запиши мой номер телефона. И чуть что, сразу звони. Сразу!

Я ввел номер в память смартфона.

– Хорошо. Не волнуйся. Завтра я позвоню тебе, и мы встретимся. Спокойной ночи!

Мы поцеловались, она двинулась в темный дворик и еще раз помахала мне, заходя за угол дома. Я ответил и когда она пропала, вздохнул.

– Если ты и актриса, то невероятная. Лучшая! – Сказал я самому себе.

В какой-то момент, пока мы шли, я подумал, что она вполне могла работать на этих людей, который за мной наблюдают. Все это разыграть, чтобы найти ключ, разгадать тайну.

Я медленно двинулся к дому, размышляя, кому бы это могло понадобиться и зачем. А еще – кто остался у меня в этом городе, кому я точно могу доверять.

Почему-то я сразу не подумал, хотя… столько намеков и знаков…

Мама.

Она, конечно же, уже спит. Я посмотрел на часы на телефоне. Они показывали 22:45.

А может и не спит…

Я бывал у ней нечасто, мог бы и почаще, но созванивались мы периодически, а еще чаще переписывались в мессенджере. Однако… одно дело переписываться, ты не видишь человека, не слышишь его, не чувствуешь запах и все такое… и другое … она ведь сразу почувствует… И как я тогда все это объясню? Где ее настоящий сын сейчас? И кто тогда я?

Но может и… не почувствует?

Вопросов к ней было много.

В нерешительности я замер на перекрестке и только теперь заметил, что светофоры мигают другим светом. Они уже были включены в ночной режим, но вместо привычного оранжевого или желтого, кому как лучше, все четыре перемигивались ярко-синим.

Я даже протер глаза. Может быть, это галлюцинации? Приблизившись к ближайшему, я коснулся железного столба, потом задрал голову. Это был не обман зрения. Средняя лампа горела ярко-синим. Какими были остальные цвета, можно было только догадываться. Днем, когда я носился по городу, мне было не до того.

– Дела… – тихо сказал я. Что еще я увижу странного? А в том, что увижу, теперь я уже сомневаться не приходилось. Мир, который поначалу казался почти неотличимым от привычного, вдруг сверкнул из темноты холодным взглядом голодного хищника. По телу побежали мурашки.

– Не спи, кругом змеи, – сказал я вслух, чтобы немного встряхнуться. Мне следовало бы найти темное местечко и вздремнуть хотя бы минут пятнадцать, но я боялся, что не успею…

Моя улица Летняя от перекрестка уходила налево, проспект Космонавтов, где жила мама, шел прямо.

Я прошел от перекрестка еще метров сто, обернулся и вдруг понял, что несмотря на относительно ранее время, на улицах не видно ни одного человека. Совсем. Это было неприятное открытие. Я почувствовал себя совершенно беспомощным и беззащитным. Может быть, у них тут какой-нибудь комендантский час или просто все уже спят, потому что завтра на работу, – я не знал причины и спросить было не у кого, поэтому я прибавил шагу. Потом вспомнил про телефон, свернул в темную подворотню и набрал Свету.

Она ответила далеко не сразу. Гудков через восемь или десять я услышал знакомый, чуть взволнованный голос.

– Алло! Антон? У тебя что-то случилось?

Я же не давал ей свой номер, – пришла вдруг в голову мысль, я отнял трубку от уха, секунду соображал, но раз уж ответила…

– Да… то есть… нет. Все нормально. – Я не стал спрашивать, почему в маленькой квартирке она так долго добиралась до телефона. Мало ли. Может быть, в душе была. Или уснула. – Слушай, Свет… – я снова увидел синий светофор и на миг забыл, о чем хотел спросить. – А… где люди? Где все люди? Я не вижу ни одного человека на улице. Ведь тепло же, дождь, вроде бы, закончился. Комаров нет. Крокодилов тоже, – я решил, что тупенькая шутка не помешает в данном случае. – Даже страшно идти по улице.

– А ты еще не пришел что ли? – спросила она. – Не надо было тебя отпускать.

Последняя фраза прозвучала как «не надо было тебя отпускать ОДНОГО».

Она же не знает, как выглядит мой мир, поэтому и про светофоры я промолчал.

– Я уже рядом, но стало как-то не по себе и решил тебя набрать.

– Правильно сделал, – она засмеялась серебристым смехом. – Люди, наверное, спят уже, просто иди домой.

– А молодежь где? Влюбленные?

– Сегодня началась учеба. Влюбленные спят в кроватках. Завтра на пары.

– А… ну тогда хорошо. Ладно, бегу домой. Сладких снов тебе!

Я закончил разговор, но спокойней мне не стало. Она недоговаривала или попросту обманывала. Или специально или не хотела меня пугать.

В глубине двора я заметил тень. Мои глаза, привыкшие к постоянной темноте в джунглях, легко различили силуэт мужчины, скользнувшего за мусорный бак.

Без колебаний я направился в его сторону. Мои передвижения были тихими, плавными и со стороны я был практически незаметен. Иначе на охоте невозможно поймать добычу. На первых пяти вылазках охотники пираха оставляли меня одного в лесу, потому что я издавал слишком много шума. Волей-неволей пришлось научиться быть бесшумным и невидимым.

Он стоял лицом к темному дому, глядя на улицу, туда, где видимо заметил меня в арке, боком к бетонной коробке мусорки и таращился в темноту.

Я подошел на два метра и тихо сказал:

– Добрый вечер, закурить не найдется?

Понимаю, вопрос не самый простой в наше время. От ответа на него вполне может зависеть даже жизнь.

Мужик вздрогнул, резко обернулся. На его лице на секунду отобразилась вся гамма чувств – от резкого испуга до неподдельного удивления. Кажется, он даже забыл родной язык, потому что глухо закашлялся, что-то промямлил, беспомощно озираясь, и даже, кажется, хотел дать деру, но, не обнаружив дополнительной угрозы, снова повернул ко мне голову.

– Я… не курю… – наконец выдавил он.

Я кивнул.

– Зожник?

– Что? – не понял он, лоб нахмурился, а брови сошлись к переносице.

– Физкультурник? – перефразировал я. – Вышли позаниматься на свежем воздухе?

– А-а… Не… Я это… как его… – я видел, что мужчина пытается на ходу придумать безопасную версию ответа, но у него ничего не получалось.

– Надо заранее готовиться, – сказал я.

Он как-то сразу сник.

– Простите, с женой поругался, дома невыносимо, пришлось выйти… – мне показалось, что мужчина всхлипнул.

– Да ладно, не расстраивайся, наладится с женой-то. Дело молодое, всяко бывает. – По голосу и силуэту я понял, что ему не больше тридцати.

Он удивленно взглянул на меня.

– А вы что… не будете меня… штрафовать?

– С чего вдруг?

– Так… вы не из… – он даже выговорить название побоялся.

– Нет, я сам по себе. Такой же, можно сказать, зожник, как и вы. Вышел подышать.

– С женой, что ли… того?

– Ага. Я иностранец, приехал погостить, раньше жил в вашем городе. И вот смотрю, никого на улицах нет. Куда все делись-то?

Испуг снова вернулся на лицо мужчины.

– А вас не предупредили? Всех приезжих предупреждают.

– Я сам по себе приехал. Неожиданно.

– После девяти вечера нельзя выходить на улицы. Это правило ввели после… вспышки ЦИБ. По другому за границей оно называется «DID».

– ЦИБ? – пришла пора удивляться мне. – Это что еще за хрень?

– Как?! Вы не знаете? Весь мир заразился, сейчас вроде бы нашли вакцину, но… последствия разгребаем до сих пор. Из какой вы страны? – вдруг спросил он.

– Я действительно не знаю, – ответил я как можно более миролюбивым тоном.

– "ЦИБ" (Цифровая Инфекционная Болезнь) или просто «ЦБ" (Цифровая Болезнь) пришла из Китая. По крайней мере, так говорят. Что там на самом деле случилось в этом Ухане, никто нам не скажет, – сказал он мрачным голосом. – Симптомы как вы можете понять, связаны с цифровыми устройствами – начиная от телефонов и заканчивая холодильниками. Везде, где есть процессоры и электронные компоненты. А они сейчас всюду. Поначалу легкая утомляемость, отсутствие аппетита. Затем болезнь прогрессирует и очень быстро, появляется сильная зависимость от устройства. При этом даже короткий период взаимодействия с ним вызывает тяжелую реакцию – одышку, помутнение сознания, бред. Ну и дальше… вплоть… – он сунул руку в карман, пошарил там и вынул бумажку. – Вот. Здесь написано.

Я взял бумажку, но в темноте слов было не разобрать и спрятал ее подальше.

– А вы при въезде проверялись? Вы вакцинированы? – мужчина явно начал тревожиться и отступил от меня на шаг.

– Да, мне на границе сделали для укола, – успокоил я его. – Анализ отрицательный.

Он кивнул, но явно был не настроен доверять мне.

– Не пойму, чем поможет запрет на выход в город вечером?

– Бесконтрольное распространение болезни, особенно в массовых местах.

– А днем что, все под контролем?

– Да. Везде стоят датчики, которые отслеживают вашу температуру и индекс Джи. Этот индекс как-то связан с насыщением человека информационным потоком. Сейчас почти нет новых заболевших, болезнь удалось взять под контроль. Вы не против… я пойду?

– Погодите, – сказал я властным тоном, и мужик замер. – Еще один вопрос. Вы сказали о последствиях. Что за они?

На этот раз он точно запаниковал. Страх метнулся в его глазах.

– Не знаю. – Он стал отходить. – Я слышал, что… это, конечно, не правда. Что люди будто бы исчезают. Вообще исчезают. Я пойду, хорошо?.. – он резко повернулся и бросился в темноту. Под его ногами захрустели ветки. С верхушек деревьев сорвались вороны и начали гортанно галдеть.

– Мда… – произнес я, прислушиваясь к его быстро удаляющимся шагам. – Выходит, я… да ну! Фигня какая-то… – я пнул ногой консервную банку возле мусорки, и она отлетела к детской площадке, вспугнув развалившегося на качелях толстого рыжего кота. Он сверкнул на меня глазами и степенно удалился под кузов ближайшей машины.

– Мда… – снова сказал я. – Вот так новости. Почему же мне Света ничего не сказала?

В моем мире с нормальными светофорами тоже случилась эпидемия и она тоже пришла из Китая. Но были, как говорят в Одессе, маленькие, почти незаметные различия размером с девятиэтажный дом.

Ковид обошел меня стороной, тьфу-тьфу, однако много знакомых переболело. Я читал множество некрологов и в некоторые моменты становилось даже не по себе. Конечно, я вакцинировался, однако теперь, по прошествии нескольких лет после появления болезни, даже сами создали вакцин начали открыто говорить об их опасностях.

Здесь же, судя по всему, проблема зашла еще дальше. И она была иного рода.

Возможно, исчезновение моих одноклассников – это не просто провал в какую-то иную реальность типа пропажи рейса МН-17. Это результат побочного действия болезни или вакцины, который привел к такому неожиданному результату.

Я не заметил, что ноги сами несут меня по направлению к маминому дому. Теперь я не шел по уличному тротуару в открытую. Если предположить, что за мной следят и меня не арестуют даже если увидят (как носителя этого странного побочного эффекта), я не хотел лишних неприятностей. И поэтому прокладывал себе путь с обратной стороны, по дворам или по темной стороне улиц, если дворов не было.

Родительский дом я увидел издали. Он стоял немного в стороне проспекта Космонавтов. Проезжая часть и тротуар перед ним освещались одной яркой лампой на высоком столбе. Мамино окно горело тусклым оранжевым светом.

Наверное, читает, – подумал я.

Я не видел ее года полтора – был в экспедиции, потом отлеживался в больницах, потом плыл, приводил дела в порядок и тому подобное. Но ведь я не видел маму из моей реальности. А эту… как себя вести? Что говорить?

Я остановился в нерешительности перед подъездом. В животе неприятно заурчало. Оглянулся. Ни одного человека. Зато котов я насчитал аж пять – не боясь человека, они оккупировали бамперы автомобилей, крышки люков и скамейки.

Вот кому не страшна никакая ЦИБ или как там ее… цифровая инфекционная болезнь. Самое странное, что один из стариков пираха, когда мы как-то разговорились у костра, сказал, что мол, реальность – это не то, что мы видим. И порой невозможно понять, в какой реальности ты находишься сейчас. Поэтому, чем проще жизнь и ее окружение, тем легче сохранять душевное равновесие.

Я тогда его не понял. Я думал, наоборот, всевозможные помощники типа «умного дома», смартфонов, компьютеров, искусственного интеллекта облегчают жизнь. Да так оно и было – теперь даже не обязательно было ходить в магазин, нажал кнопку и все покупки через полчаса час уже на пороге. Свежие, чистые, специально подобранные. И не нужно ни с кем встречаться.

Я и сейчас не до конца понимал все сказанное им. Единственное, он сказал, что удерживает нас в нашей реальности – это общение. Общайтесь и вы поймете, где вы.

Я подошел к двери, автоматически набрал код 4448. Замок щелкнул, на экране отобразилось «OPEN», я потянул дверь за ручку и шагнул в подъезд.

Сердце принялось отбивать чечетку задолго до шестого этажа и кнопки звонка семнадцатой квартиры.

Я сделал глубокий вдох, еще один, поднял руку и нажал на звонок.

За дверью прозвучала соловьиная трель – точно такая же, неотличимая от той, что была «там».

Руки слегка дрожали. Я не знал куда себя деть и стоял, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на соседские двери, пока не услышал голос:

– Иду, иду, сейчас! Семеновна, это ты? Опять у тебя часы встали что ли…

Я снова вздохнул. Это было еще более волнительно, чем первый урок и первое свидание вместе взятые.

Проскрежетал замок, потом второй, лязгнула цепочка.

– Сейчас, Семеновна, потерпи… я тут забаррикадировалась сама знаешь от ко…

Дверь открылась. Седая маленькая женщина… моя мама взглянула на меня и время остановилось. В груди что-то переклинило, защекотало, сдавило. Ни жив ни мертв, я смотрел в ее большие, молодые, лучистые глаза и боялся шелохнуться.

– Мама… – сказал я. – Это я.

– Господи… – прошептала она, потом сделала шаг и обняла меня, а я ее.

Мы стояли с минуту в раскрытых дверях, потом она нашлась:

– Да что же такое, чего же мы тут стоим на сквозняке? Заходи, сын, домой. Давай… Раздевайся… Ты бы хоть написал, что придешь, что ты в городе, я бы… ай – она всплеснула руками. – Сейчас быстренько соображу! – Она осмотрела меня с ног до головы, кивнула и понеслась на кухню, запев какую-то песенку.

– Не надо колотить в колокола… – донеслось до меня. – … не надо только вешать но-са!

Я кивнул и улыбнулся.

Мама есть мама. Тут или там. Она всегда одна. Из кухни потянуло пирожками. Господи, как же я по ним соскучился.

– Руки мой и к столу! – донесся веселый голос. – Какой же подарок! Ты здесь!

Я смахнул навернувшуюся слезинку, открыл кран и намылил руки.

– Мне столько тебе надо рассказать! – услышал я сквозь шум воды. – Ты даже себе не представляешь!

Я кивал и улыбался зеркалу напротив.

– Кстати, помнишь золотые часы, которые ты выбросил давным-давно, я тогда ни одной детальки от них не смогла отыскать?

Я замер, прислушиваясь.

– Не поверишь, но они нашлись!

Глава 8

Запах пирожков дурманил мозг. Кроме «Джека Дэниелса» и одного рожка мороженого с утра я толком ничего не ел.

Тщательно вымыв руки, я вытер их сухим полотенцем, посмотрел на себя в зеркало. Ничего особенного, хотя в целом, надо признать, выглядел я неплохо. Худощавое лицо, легкая небритость, – главное, что мама не упала в обморок, чего, я признаться, боялся больше всего.

– Нам бы на Москву… пусть десять раз она неладна… – я запел свой любимый "Мумий Тролль" и, повесив полотенце на крючок, вышел из ванной комнаты, закрыл дверь и шагнул на кухню.

В этот момент мама и передернула затвор «Сайги».

Улыбка (точнее можно назвать ее лыбой) медленно сползла с моего лица. От неожиданности я не допел куплет и остался стоять с открытым ртом.

Черная точка дула смотрела прямо мне в грудь. В том что это настоящий карабин, я не сомневался. Нюх у меня был отменный: я даже чувствовал запах пороха. Из этого карабина совсем недавно стреляли, потом чистили ружейным маслом. Кто знает, этот запах ни с чем не спутает.

– Мама… – окаменевший язык плохо меня слушался.

Женщина слегка качнула дулом книзу, указав на табуретку возле стены.

– Медленно садись. Без резких движений. Дернешься, пристрелю.

Она говорила это совершенно бесстрастным голосом, не оставляющим даже намека на трактовку смысла сказанного. Она имела ввиду именно то, что говорила. Это была не шутка и не розыгрыш.

Стараясь двигаться плавно, я опустился на табуретку.

– Руки положи на стол.

Я выполнил приказание.

– Ты же не мой сын.

Я не уловил в ее голосе вопросительной интонации.

– Э…

– Мой сын ненавидит группу "Мумий Тролль".

– И все? – спросил я. А что еще я мог сказать в этой ситуации.

– Нет, не только. Мой сын не приходит без звонка. И без сообщения. Он пишет мне каждый день. А еще у него есть ключ. И дверь он всегда открывает сам. Всегда.

– Может… я потерял этот чертов ключ.

– Последний раз он терял ключ в шестом классе. Тогда он открыл дверь ножницами.

– Ножницами?

– Да, маникюрными. Он брал их на труды.

– А что на трудах можно делать маникюрными ножницами?

Дуло «Сайги» слегка качнулось. Женщина чуть-чуть, едва заметно улыбнулась.

– Они там шили. А девочки учились забивать гвозди. Рокировка.

– Понятно. – Я не знал, что сказать. И не знал, как себя вести и что говорить дальше. Нужно было быть самоуверенным безмозглым болваном, чтобы поверить, будто мать не сможет отличить своего ребенка от чужого. Но ведь я был не совсем уж чужим…

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Антон. Антон Андреевич Михайлов.

– Понятно. Кто тебя послал ко мне и зачем? И… где мой сын?

Я чуть не поднял руки, чтобы развести их в стороны и показать – мне это неизвестно, но вовремя сдержался.

– Я… не знаю. Меня никто не посылал. И где ваш сын, мне тоже неизвестно. Если позволите… у меня в заднем кармане джинсов фотография нашего выпускного класса, точнее моего класса и… другая фотография, тоже выпускной класс… но… другой. Сегодня утром я проснулся и обнаружил, что весь мой класс куда-то испарился и вокруг творится неизвестно что. С утра я пытаюсь понять, что вообще происходит. Вечером я был в гараже вашего сына и обнаружил фотографию своего класса. Настоящего класса. Посмотрите сами.

Не опуская ствола, женщина обошла меня, ткнула дуло в спину и вытянула из кармана сложенные вчетверо фотоснимки.

– Сиди, не оборачивайся.

Я услышал за спиной шуршание.

– И тут и там… вылитый он. Только на одной фотографии его ребята, я их всех узнаю, а на другой… кто это?

– Этой мой класс. Мой настоящий класс.

Некоторое время я слышал только ее дыхание. Двумя этажами выше говорил диктор в телевизоре, и я отчетливо разбирал слова:

– День знаний в нашем городе отмечался широко и с размахом. В этом году тысячи детей пошли в первый класс…

– Когда пропал ваш сын? – спросил я.

Женщина вздохнула. Я чувствовал, что в ней борются два желания: одно – сдать меня властям, может быть полиции или той службе, которую так боялся мужчина во дворе, и второе – поговорить.

Через десять секунд тягостного ожидания победило второе.

– Неделю назад. Вечером он заскочил на минутку, сказал, что нашел кое-что важное по работе, оставил какой-то пакет в своей комнате, выпил кофе, хотя кофе по вечерам он никогда не пил и ушел. Он сказал, что может отсутствовать некоторое время, и чтобы я не беспокоилась.

Три дня я не беспокоилась. На четвертый стала нервничать. Он не отвечал нигде. На пятый была сама не своя. Еще два дня провела как в тумане. Ходила к его квартире. И сегодня тоже.

Она снова встала передо мной, правда карабин опустила.

– Значит… – мои глаза округлились. – Вы меня видели?

Она кивнула.

– Видела, что мой сын в чужой одежде как ошпаренный выскочил из дома, зачем-то бросился через дорогу, забежал в крайний подъезд пятиэтажки, некоторое время он отсутствовал и я уже хотела подойти туда поближе, как подъехала полицейская машина. Тогда я поняла, что это наверняка за ним. Так оно и было. Его вывели, посадили внутрь и машина уехала.

– Это был я… в том доме раньше жил мой лучший друг. Одноклассник. На третьем этаже. Но когда я позвонил в дверь, вышла женщина и сказала, что никакого Петра Чайковского она не знает и никогда о нем не слышала. А потом она вызвала полицию и меня забрали. Все это звучит крайне нелепо. Простите, что я набрался наглости и пришел сюда, но… мне некуда было больше идти. Мама – единственный человек, которому я полностью доверяю. – Я покачал головой.

Я не собирался давить на жалость и все что я говорил было правдой. Наверное, поэтому через пару секунд я услышал глухой звук, поднял голову и увидел, что женщина поставила карабин к стене.

– После того, как начали проявляться отдаленные последствия ЦИБ, стало происходить много странных вещей. Нам никто ничего не рассказывает. Из телевизора уверяют, что вакцина работает хорошо, побочных реакций почти нет. Но… мой сын кое-что обнаружил…

Женщина повернулась спиной, а через секунду я увидел перед собой большую тарелку дымящихся пирожков. Рядом она поставила сметану.

– Знаете… знаешь… не знаю как вы… но мой сын любит со сметаной… – сказала она. – Его нет уже неделю… и вы… даже себе не представляете, как же я хочу… просто его обнять. Чтобы с ним все было… хорошо. А я даже не знаю, где он. Может быть там… будет такая же мама, которая… накормит его. Вы… ешьте… не стесняйтесь. Простите, что я… так… я слышала, что сейчас откуда-то появляются двойники, которых невозможно распознать по внешнему виду. Они отличаются только поведением, некоторыми привычками. Я так испугалась, когда поняла, что это не он… вы даже не представляете.

Из уголка ее глаза выкатилась слезинка.

Я медленно поднялся с табуретки. Подошел к ней и обнял.

– С вашим сыном все будет хорошо. Обещаю.

Ее плечи мелко задрожали. Она по-детски всхлипнула и из грозной старушенции с опасной «Сайгой» превратилась в маленькую испуганную женщину, помощи которой ждать неоткуда.

– Он успокаивал меня, говорил, ничего опасного…

– Чем он занимался, не знаете случайно?

– Как же, конечно, знаю. Он работал в местном городском портале, новости и все такое. Не скажу, что работа спокойная, но и ничего такого – обычная городская суета. И все же, последние дни он был взволнован, ходил сам не свой. Подозреваю, это как-то связано с цифровой болезнью. Если честно, мы с моими подружками только и говорим о ней. Все боятся брать в руки эти устройства, телефоны, планшеты, боятся заразиться. То ли дело раньше было… никакой этой заразы… Но я пользуюсь планшетом, переписываюсь в нем с сыном. Мои подруги уверены, что это до добра не доведет и говорят, чтобы я как можно скорее избавилась от устройства.

Несмотря на голод и умопомрачительный запах, я с трудом засунул в себя один пирожок. Еда не шла.

Наконец я вспомнил то, что при виде «Сайги» моментально вылетело у меня из головы.

– Когда я умывался, вы сказали про часы. – Я вопросительно посмотрел на женщину. – Дело в том… не знаю, как вам и сказать, чтобы это не выглядело как рассказ шизофреника, но у моей мамы были точно такие же часы. – Я рассказал ей всю историю, в том числе и как меня наказали после того, как я явился домой вечером. – Часы мама так и не нашла. Они пропали. Это случилось больше сорока лет назад, – закончил я свой рассказ.

Женщина слушала внимательно, изредка кивая.

Затем она вышла в другую комнату и вернулась с перламутровой шкатулкой. Открыла ее, заглянула внутрь, потом перевернула шкатулку и высыпала содержимое на стол.

– Ничего не понимаю… – пробормотала она. – Они были здесь. Подождите. Наверное, я их…

Я взял ее за руку.

– Погодите. Сядьте.

В этот момент мой телефон зазвонил. Я вынул аппарат из кармана. Это была Света. Пару секунд я смотрел на экран, потом сбросил звонок. На душе скребли кошки.

– Не ищите. Я знаю, где ваши часы.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Лучше скажите, где вы их нашли.

– В почтовом ящике. Я до сих пор еще выписываю несколько газет и журналов. «Вестник пенсионера» и все такое, наверное, слышали.

Я кивнул.

– И вот забираю на днях почту, а из газет что-то выпало и брякнулось в темноту на пол. Я нагнулась, глядь, а там мои часы. Представляете? Сорок лет их не было, и вот на тебе… Я подумала, что может это Антон сделал мне такой подарок – купил такие же часы… у меня скоро день рождения… Но дома я посмотрела внимательно на них через линзу и я уверена, что это те же самые часы. У меня, конечно, не осталось на них документов, но я точно помню, что серийный номер заканчивался на пятьдесят, как и мой год рождения. И тут точно так же.

Телефон снова завибрировал. Пришла СМС от Светы всего с двумя словами:

«Ты где?».

– Мне нужно идти. А то меня будут искать. Спасибо большое за пирожки. И обещаю… я верну вам Антона. И часы тоже.

Женщина кивнула.

– Ружье от мужа охотника осталось. Его уже нет давно.

– А где он?

Ее лицо стало снова жестким.

– Ушел и не вернулся. Пропал без вести.

– Извините.

Она покачала головой. Потом снова вышла в другую комнату. В ее руках был небольшой запаянный пакет.

– Вот. Это оставил Антон. Я не смотрела, что в нем. Но, думаю, это может вам помочь.

На пороге она обняла меня.

– Антон… – она смахнула слезу, – …прошу, будь осторожен.

– Обещаю, мама, – через комок в горле ответил я.

Я вышел из дома и быстрым шагом пошел прочь. Мне не хотелось, чтобы меня здесь кто-то заметил.

Слежки не было, но неприятное ощущение чужого присутствия не проходило. Нужно как можно быстрее успокоить Свету, пока она не подняла шухер.

Я буквально взлетел на свой этаж, открыл квартиру и включил свет.

После моего ухода здесь никого не было. Я это точно знал.

Я разделся, намочил голову и сделал селфи, которое тут же отправил подруге.

– Прости, был в ванной, не слышал, что ты звонишь.

– Ты меня напугал! – написала она тут же, будто караулила у телефона.

Кругом камеры, – подумал я, – куда я могу деться? Хотя, конечно, при желании, обойти эти камеры я мог даже с закрытыми глазами.