Текст книги "Варяжский круг"

Автор книги: Сергей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 5

Так Эйрик и Берест соединились с дружиной Рагнара. Имея это в виду, отец Торольв сказал, что о них позаботился сам Всевышний – Он не дал им разминуться на перепутье и не обрушил на их головы новых испытаний, а вверил их судьбы заботам друзей. Отец Торольв назвал Эйрика и игреца счастливчиками и посоветовал им впредь крепче держаться за пояс Рагнара. Тот хоть и не любит попов и поповских наставлений, а слывет человеком надежным и, видно, с Богом в ладах, потому что повсюду удача сопутствует ему, деньги же сами плывут в руки. Такой человек, как Рагнар, не даст спуску сильному, не обидит слабого, а голодного накормит и никогда этим не попрекнет. Выслушав новые речи Торольва, Эйрик выразил удивление – то, по словам священника, Рагнар коварен, а поступки его – поступки дрянной заблудшей овцы, то он добр, разумен и светел. Каков же?! Отец Торольв ответил, что в каждом человеке присутствует дьявол и присутствует Бог, поэтому всякий из людей достоин порицания и поощрения одновременно. Если человек болен или пьян, или замыслил недоброе, в нем пересиливает дьявол, если человек любит – в нем пересиливает Бог. Все время идет борьба за человека.

Мало-помалу Эйрик и Берест во многом разобрались и согласились с Торольвом – есть в добром Рагнаре дьявол, и немалый. Ловкий, умный дьявол! Иной раз сделает что-то Рагнар или скажет какие-нибудь слова – и тем самым большое дело развернет с выгодой для себя. Все же, кто был при этом, не задумываются: сделал – так сделал, сказал – так сказал. Наперед не предвидят; где дело поворачивается – не понимают. И лишь много спустя начинают догадываться: вот в чем загвоздка! вот к чему были те самые слова! И удивляются: ох, хитер Рагнар!.. Во всем полагались на него, на дьявола, и даже самые своенравные и упрямые берсерки, как Гуго, например, – подчинялись ему. Даже Гёде Датчанин не мог соперничать с Рагнаром. Мудр был старик, как сам Квасир[28]28
  Квасир – эддический персонаж, мудрец


[Закрыть], но мало в нем было дьявола. И последнее слово всегда уступал Рагнару.

Однажды кюриос Сарапионас указал Рагнару на торгующего зерном человека. Того человека звали Филиппас. Сарапионас всем запретил продавать зерно, а Филиппас продавал и тем самым отбивал покупателей у Сарапионаса и мешал поднять цены. Поэтому люди Рагнара за немалый куш развалили лавку Филиппаса, а зерно его вытряхнули из мешков и смешали с пылью. На этом как будто и делу конец – куш в кошеле, кюриос доволен. Но был в Рагнаре дьявол не прост! И намекнул Рагнар подавленному Филиппасу на то, что металл раздора не пахнет. Никто не придал значения этим словам, также и Филиппас. Но дня через два Филиппас отыскал Рагнара и сказал: «Не пахнет!» Потом купец вложил в руку Рагнара тяжелый кошель с монетами. Этой же ночью варяги громили другие лавки – лавки Сарапионаса… И сделав дело, спали спокойно, верили в дьявольскую хитрость Рагнара. Знали: сто лет проживет почтенный Сарапионас, но не догадается, что потерпел убытки от тех, кому сам платит.

По большей части служба у Сарапионаса была не трудна – в основном устрашение и сопровождение. Купцам-одиночкам втолковывали правила торга, купцов нерадивых и непокорных, понадеявшихся на силу своих слуг, разоряли и выбрасывали из рядов – одного из таких, было, вместе с повозкой и мулом опрокинули в Золотой Рог. Кюриос Сарапионас преуспевал и говаривал варягам: «Делайте, что хотите, но ветер должен дуть в мой парус! Я бросаю на этот ветер номисмы». И он бросал кошели в подставленные руки. Часто сопровождали обозы Сарапионаса в провинцию и обратно. На дорогах Византии разбой был обычным делом. Не грабили Сарапионаса только потому, что Сарапионас сам грабил. Люди Рагнара не раз взимали «пошлину» со встречных обозов, а в удаленных селениях собирали «налог» за удаленность. Потом, вернувшись в Царьград, кутили в облюбованных тавернах и оставляли там много золота. Тавернщики были рады варягам днем и ночью и, встречая их на улицах полиса, всегда настойчиво зазывали к себе попробовать новой раки – виноградной водки.

Труднее приходилось, если Сарапионасу мешали купцы-венецианцы. Те за участие в войне против норманнов были в чести у самого Алексея Комнина. В свое время император пожаловал венецианцам целый квартал – от Еврейского причала до Виглы. Это находилось на берегу Золотого Рога, недалеко от Галатского моста, – место бойкое, проходное, удобное для торговли. Кроме того, венецианцы не платили в казну никаких пошлин, не подчинялись властям и имели право торговать повсюду, где им только захочется. А товары венецианцев были красивее, лучше и дешевле ромейских, поэтому всегда распродавались в первую очередь. Многие жители полиса уже обходили стороной лавки ромейские в ожидании новых товаров из Венеции. Это вызывало негодование греческих купцов. И уже не один Сарапионас, а и все торговцы-греки готовы были заплатить Рагнару, лишь бы столкнуть венецианцев в воды залива и побыстрее сбыть свой товар. Но венецианцы были многочисленны и хорошо вооружены. Находясь на чужбине, они крепко держались друг друга и в любое время могли дать достойный отпор. Поэтому венецианцев нужно было брать хитростью. И Рагнар придумывал всякие уловки и многих мог бы этому поучить.

Однажды, например, появились в венецианском квартале прекрасные шелковые ткани, ни в чем не уступающие лучшему византийскому гексамиту. И дела ромеев-купцов заметно пошли на спад, и Сарапионас, а с ним и многие другие купцы, попросили помощи у варягов. Рагнар, взвешивая на ладони новый кошель, стал придумывать хитрость. Но никак не мог придумать. Тогда Сарапионас положил ему на ладонь еще один кошель. И Рагнару пришло в голову кое-что.

В ближайшую ночь варяги взялись за дело…

Пятеро берсерков во главе с Гуго подошли к венецианскому кварталу со стороны Галатского моста и, прорубив секирами двери крайнего дома, ворвались внутрь и устроили там ужасный погром, тем самым подняли много шума. А еще они облили нефтью ворота этого дома и подожгли. Берсерки пришли в неистовство и накинулись на второй и третий дома, и подняли на ноги не только квартал венецианцев, но и соседние кварталы. Купцы-италийцы, а было их человек двести, повыскакивали из домов и, вооруженные мечами, кинулись к мосту, где уже ярко пылали ворота, и потеснили берсерков к району Манганы. Варяги бились доблестно, но было их всего пять. Между тем в целом свете не сыскать таких пятерых человек, какие были бы способны сдержать напор двухсот воинов. И спасало берсерков лишь то, что улица, по которой они отступали, была узка, и все двести венецианцев не могли наброситься на них. Однако в конце этой улицы берсерки наткнулись на заслон византийской стражи. Греки, привлеченные шумом, перекрыли улицу и вызвали пополнение. Венецианцы же в темноте не разобрались и, приняв стражу за берсерков, набросились на нее. Здесь могли бы быть большие потери с обеих сторон, но купцы услышали, что оружие их внезапного врага зазвенело по-иному – это уже были не варяжские секиры, а ромейские мечи. И венецианцы вовремя исправили свою оплошность и закричали, и перестали биться. Все кончилось тем, что стража схватила нескольких, особенно заметных купцов и троих берсерков – двое сумели вывернуться и убежать… Но тем временем, пока Гуго и берсерки уводили венецианцев к Манганы, люди Рагнара вновь переправились через залив и сделали в лавках италийцев что хотели. Они разбили все, что можно было разбить, а шелковые ткани изрезали и изрубили и устлали ими улицу, многое же побросали в воду. Покончив с тканями, варяги тем же путем вернулись в Галату. Эйрик и Берест тоже участвовали в этом погроме, и на галатском берегу из мокрых рук Рагнара они наравне со всеми получили свою долю.

Дня через два кюриосу Сарапионасу удалось вызволить из темницы тех троих схваченных берсерков. И Ингольф был среди них. Сделка со стражей стоила Сарапионасу кое-каких денег: пришлось вознаградить двоих декархов и одного пентеконтарха. Не поскупился кюриос, сделал богатые подарки и дуке отряда стражи, а также его близким. Тогда дука заверил Сарапионаса, что дальше него дело не пойдет и слуха эпарха не достигнет. Тем более что это никому не выгодно, так как может повлечь за собой много ненужных беспокойств – придется принимать меры, ломать сложившееся равновесие, думать, искать лучший выход и так далее… Оказалось, что лишний шум возле этого дела был невыгоден и венецианцам. Видно, где-то в своей торговле они переступили границы дозволенного и боялись, что это теперь вскроется. Венецианцы тоже выкупили своих людей: вознаградили причастных к делу декархов, а также пентеконтарха и дуку.

На галатском берегу Судного залива было, как нигде в городе, много таверн. И чем ближе к причалам – тем больше. И тем чаще в них встречались случайные люди, что приходили, вели праздные разговоры о том о сем, о товарах и ценах, о пошлинах и грабежах, и уходили, оставляя после себя множество слухов. Промысел же Рагнара не любил многолюдных мест и пересудов, а люди Рагнара не любили, когда кто-нибудь из чужих узнавал их и рассказывал другим, кто они такие. Поэтому варяги редко появлялись в прибрежных тавернах, а если появлялись, то садились где-нибудь в полутемном углу или в тени колонны, чтобы не быть на виду. Зато чуть ли не в полном составе дружину Рагнара можно было найти двумя кварталами выше – в таверне Иеропеса. Каждый вечер варяги собирались там за длинными дощатыми столами, пили раку или вино, громко распевали свои песни и угощали женщин, которых приводил для них услужливый Иеропес. Дома терпимости были почти во всех кварталах, и женщины там содержались недорогие. Но всем было много удобнее, если женщины появлялись в таверне… Когда Иеропес мог выкачать откуда-нибудь деньги, то он выкачивал их. И делал это разумно. Варяги не платили ему за женщину, они платили ему «за щеколду», запирающую дверь. И если приходил сборщик налогов, то всегда оказывался в недоумении, потому что не имел такой статьи, по какой следует исчислить величину налога за продажу щеколды. Обычно недоумение это длилось недолго – до тех пор, пока Иеропес не давал сборщику маленькую взятку.

Когда в тот день кюриос Сарапионас выкупил берсерков, вся дружина собралась в таверне Иеропеса отпраздновать удачу, а заодно и поглумиться над обманутыми венецианцами. И пошли по рукам кувшины с вином, и чад поднялся над жаровней… Пока готовились блюда, Иеропес предложил гостям насладиться зрелищем танца. Большеглазый кудрявый мальчик, один из прислугиЛеропеса, негромко заиграл на костяной флейте, а девушка с серебряными бубенцами на лодыжках и запястьях медленным плясом пошла между столов. Такт она отбивала маленьким бубном, ударяя в него то кистью, то локтем, а то принималась пальцами выбивать дробь на бубне, ведя им по обнаженному бедру. Легкое платье танцовщицы, сшитое из полупрозрачной ткани, мало прикрывающей наготу, имело с боков высокие разрезы – поэтому всякий раз, когда девушка того хотела, она могла открыть взорам зрителей то одно, то другое свое бедро. И всякий раз, когда она делала это, варяги принимались восхищенно гудеть и стучать ладонями по столам. Тело девушки было совершенно, движения плавны и нежны. Смуглая кожа, натертая маслами, в свете светильников и жаровни выглядела золотой. Руки танцовщицы были так подвижны и гибки, что напоминали извивающихся змей. Отблески пламени медленными волнами поднимались от плеч к запястьям и, вспыхнув искорками в камешках перстней, как бы соскакивали с рук, а вслед за ними уже бежали новые отблески…

Танцовщица двигалась все быстрее и быстрее. Она уже не шла, а парила над полом, она превратилась в легкое дуновение ветра. И когда она приближалась к Бересту, он ощущал кружащий голову аромат благовоний… Но вот бубен, загудев последний раз, покатился по полу. Девушка остановилась посреди зала и вытянулась в струну. Теперь двигались только ее руки. Это уже были не змеи, а язычки огня, трепещущие на ветру. Флейта не успевала за танцем. Мальчик раздувал щёки и пучил глаза, но голос флейты оставался слабым и часто срывался, потому что маленькому флейтисту не хватало дыхания. Тогда только веселый перезвон бубенцов сопровождал танец. Наконец мальчик не выдержал, отнял от губ флейту и утер ладонью пот со лба.

– Хватит! – сказал он.

Но закричали варяги:

– Еще! Еще!..

И Берест сел возле мальчика и, опробовав его флейту, заиграл на ней. Музыку он избрал медленную, потому что заметил усталость в движениях танцовщицы и хотел дать ей отдохнуть. И девушка станцевала, и танец ее был плавным, как полет журавля. Варяги, не отрывающие от тела танцовщицы вожделеющих глаз, не заметили главного в этом танце. Но мальчик подсказал им:

– Послушайте! Прислушайтесь! Эй…

Только после этого все обратили внимание на то, что за время второго танца ни разу не прозвенел ни один из множества бубенцов, – так искусна была танцовщица.

Здесь в таверну вошли новые люди, обличьем такие же, как варяги Рагнара. И Рагнар, с неудовольствием отвлекшись от танца, спросил этих людей, кто они такие и нет ли у них желания подыскать себе другую таверну. Но люди эти оказались не из пугливых. Нимало не смутившись, они ответили, что пришли из Руси и что другую таверну искать не будут, так как им пришелся по нраву запах из этой жаровни. Русы сели за столы, однако на дружину поглядывали с беспокойством, готовые ко всему. Уходить они, как видно, не собирались, хотя некоторые из варягов бросали на них злобные взгляды, – особенно Гуго, который к этому времени уже выпил немало вина.

Тогда игрец передал флейту мальчику, а сам сел за стол к русам. И спросил их, давно ли они пришли из Руси и нет ли среди них кого-нибудь из Киева. Среди русов оказался один человек из Киева, и он сказал об этом. В Царьград же они пришли два дня назад большим караваном. Шли из Олешья мимо устья Дуная вдоль земли Болгар.

Эйрик тоже подсел ближе к русским купцам и сказал Иеропесу чтобы тот принес вина. Тогда варяги перестали коситься на русов, а берсерку Гуго дали целый кувшин раки, и его злоба вмиг прошла.

Когда Иеропес стал разносить на столы приготовленные блюда, отовсюду поднялся шум одобрения. Люди Рагнара были так голодны, что не заметили, как за этим шумом куда-то исчезли танцовщица и флейтист.

Тем временем игрец все расспрашивал купцов о Киеве, о князе Мономахе, о половцах. Купцы отвечали, что пока, слава Богу, все спокойно на Руси. И при этом крестились. Говорили, что половцы притихли, – всю жизнь ломал половцев Мономах и под конец, видно, сломал, добился своего.

Особо выспросил Берест про Ярослава. Но купцы не много могли о нем рассказать. Этим годом тиун не провожал караван до Олешья – тихо было в поле половецком. Лишь постоял Ярослав на киевских кручах и помахал вслед каравану рукой. До самых порогов боялись купцы, все думали, что встретят их команы на порогах и пограбят, и пожгут караван. Но не ошибся Ярослав – кроме бродников, не было на порогах ни души.

Иеропес в тот день опасался, что в таверне не хватит вина. Такой получился пир! Вино и разговоры сблизили дружину и купцов. А берсерк Гуго к вечеру был совершенно пьян. Он, едва шевеля языком, призывал всех покинуть таверну и осадить Константинополь. Старик Гёде посмеивался над берсерком и говорил, что с такими воинами можно успешно осаждать только жаровню. А Гуго вращал налитыми кровью глазами и ничего не понимал.

Глава 6

Венецианцы каким-то образом дознались, кто устроил им погром. Скорее всего они заплатили греческой страже и выведали у них имя человека, выкупившего берсерков. И решили отомстить. Венецианцы выследили кюриоса Сарапионаса на торгах и приставили к нему своего человека, чтобы тот повсюду следовал за ним и запоминал те улицы, по которым имел обыкновение ходить кюриос. Очень скоро купцы-италийцы узнали, что кюриос, наезжая из провинции в полис, всегда останавливается в доме, на стене которого нацарапано «э катойкиа». И так как Сарапионас в любой день мог покинуть Константинополь, венецианцы решили не тянуть с местью и устроили в одном безлюдном темном закоулке засаду. Их расчет оказался верен – ни один человек, поднимающийся от залива к обители, не мог пройти каким-нибудь другим путем, кроме этого. Так кюриос Сарапионас попал в ловушку. Семеро венецианцев, закрывая лица черными плащами и шляпами, напали на него. Был поздний вечер, и были сумерки, граничащие с полной темнотой. И слуги, которые сопровождали кюриоса, освещали путь фонарями. Слуг было двое, и они имели при себе оружие. Когда они увидели, что люди в черных плащах заняли улицу спереди и сзади, то поняли – без боя здесь не обойтись, и первым делом швырнули в тех людей фонари, а затем выхватили мечи из ножен и, изготовившись, встали по обе стороны от Сарапионаса. Ни с той, ни с другой стороны не было произнесено ни слова. Сразу зазвенели клинки. К удивлению венецианцев, сам кюриос оказался хорошим воином и первым из всех нанес смертельную рану тому человеку, которого избрал для поединка. Венецианцам не было известно, что почтенный кюриос имел хорошее воспитание аристократа и никогда не пренебрегал воинскими упражнениями на ипподроме. Но когда Сарапионас сразил второго противника и, подхватив его меч, приступил к третьему, купцы-италийцы дрогнули и бежали… Однако чуть позже, ночью, они свершили свою месть. Венецианцы подожгли одну из лавок Сарапионаса, и та сгорела дотла вместе с товарами. Слуг же Сарапионаса, которые сбежались, чтобы потушить пожар, венецианцы расстреляли из арбалетов.

Узнав обо всем на следующий день, Рагнар сказал:

– Достоин презрения тот, кто, убегая от господина, мстит его слугам!

И велел всем собраться к полудню возле церкви святых Апостолов, что находится на Месе, да предупредил строго-настрого – не сбиваться в кучу дружина-дружиной, а раствориться в толпе, чтобы не привлекать внимания стражи. Был при этом и Гёде Датчанин. Он посоветовал взять для видимости весы и гирьки, а еще посоветовал говорить на разных языках: кому – на языке Руси, кому – на языке латинян, а тому, кто совсем не знает языков, говорить по-своему или вообще молчать.

С этим согласились варяги и поняли, что Рагнар задумал новую хитрость.

Как было велено, все собрались в назначенном месте и, скрываясь в толпе, но не теряя друг друга из виду, стали пробираться по направлению к Вигле. Новая хитрость Рагнара заключалась в том, что он не прибег вообще ни к какой хитрости. Рагнар знал – венецианцы будут ждать нападения к ночи и постараются на этот раз не попасться на уловку, подобную той, какую однажды уже предприняли берсерки. Но купцы-италийцы вряд ли могли предположить, что ответное нападение произойдет ясным полднем на глазах у множества людей, на глазах у византийской стражи. Поэтому они торговали спокойно, не догадываясь даже, что многие из них уже могли бы позаботиться о собственных грехах.

Постепенно вся дружина Рагнара оказалась вблизи лавок венецианцев. Многие варяги, говоря на разных языках, далее вступили с купцами в торг и достали свои весы и гирьки. Однако у некоторых «латинян» и «русов» был такой ужасный выговор, что венецианцы стали поглядывать на них с подозрением. Берсерка Ингольфа из-за его косого глаза хорошо запомнили все те купцы, какие встречались с ним в бою. И теперь, когда Ингольф показывался с весами в руке то у одного, то у другого прилавка, венецианцы глядели на него с открытой враждебностью и предупреждали друг друга об опасности.

Здесь, в италийском квартале, недалеко от торговых рядов был маленький фонтан, вода из которого сбегала в круглый, выложенный белым мрамором бассейн. Время от времени люди подходили к фонтану, чтобы напиться или омыть в бассейне руки и лицо. Так и Гёде Датчанин приблизился к этому фонтану. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что все в сборе, Гёде сделал несколько глотков воды и вошел в бассейн, где воды ему было по колено. Потом он достал из сумы большую морскую раковину и громко протрубил в нее, словно в боевой рог.

Женщины, которые проходили поблизости, засмеялись и сказали:

– Совсем спятил этот старик! Трубит, будто он бог моря…

Женщины остановились, чтобы посмотреть на сумасшедшего старика, но крики и шум, которые поднялись у торгов, отвлекли их.

Это люди Рагнара, услышавшие призыв, перескочили через прилавки и с оружием в руках накинулись на венецианских купцов. Тут же на товары, на весы брызнула кровь; звеня, покатились по мостовой сброшенные со столов монеты. Толпа, опешившая в первый миг от неожиданности, подняла невообразимый шум и отпрянула от прилавков. Но нашлись в толпе и такие, кто, пользуясь внезапной неразберихой, стали хватать с прилавков все, что можно было схватить, – деньги, ткани, горшки, стекло, украшения… Стражи оказалось поблизости всего человек пять, и они не решились вмешиваться, а только послали людей за помощью.

Многие венецианцы успели вооружиться, в их лавках завязался бой. И купцы-италийцы показали варягам, что они способны постоять за себя и за свою честь. И кое-кто из дружины Рагнара сполна изведал остроту италийского меча и на весах, принесенных с собой, взвесил собственную смерть.

Игрец и Эйрик на время погрома были приставлены к берсерку Гуго. Им сказал Гуго, что все сделает сам, если его будут надежно прикрывать сзади. И ему обещали прикрытие. После сигнала, поданного Гёде, берсерк, опрокинув прилавок, вломился в дом горшечника и принялся крушить там все, что только ни попадалось ему на глаза. Причем секира Гуго вращалась вокруг его головы с невероятной быстротой, и ее даже трудно было увидеть. Сам горшечник и его слуги оказались застигнутыми врасплох и не могли защищаться, потому что не имели в руках оружия. К тому же внезапное появление разъяренного берсерка повергло их в ужас. Берест и Эйрик, готовые к бою, следовали за берсерком. Секира Гуго почти не смолкала, она пела заунывную песнь крови и жаждала крови. И нашла ее. Руки Гуго слегка дрогнули, и секира, чуть изменив свой полет, раскроила череп горшечника. И когда хозяин, бездыханный и залитый кровью, свалился на пол, слуги его, все как один, метнулись внутрь дома. Они сделали это очень быстро – так, что даже берсерк не сумел их догнать. Слуги покинули дом через кухонную дверь, бросив все на милость победителя. Но, кроме горшков, у горшечника нечего было взять. И Гуго выбежал на улицу в поисках какой-нибудь другой добычи. Погром в лавках как раз был в самом шуме. Византийцы с перекошенными от страха лицами бежали прочь. Завидев Гуго, с секиры которого сбегала кровь, византийцы закричали и бросились в обратную сторону. Какая-то из женщин упала, другие бегущие спотыкались о ее тело и тоже падали рядом. Поднялась паника. Люди расталкивали один одного, падали, опять поднимались. Все хотели бежать, но не могли. И все кричали.

Здесь Эйрик и Берест утеряли Гуго из виду и бросились бежать вдоль лавок в надежде догнать его. В этот миг прозвучал второй сигнал Гёде, который означал, что всем пора уходить, – либо подоспела византийская стража, либо были на подходе основные силы венецианцев. Игрец и Эйрик уже собрались укрыться в толпе, да увидели, как не повезло Рагнару. Он сбил с ног дюжего купца и, размахнувшись секирой, готовил ему смертельный удар. Но другой венецианец, подбежавший сбоку, мечом отсек Рагнару правую руку по самый локоть. И рука, сжимающая секиру, упала на бледного купца. Тогда Ингольф, который бился неподалеку, оставил своего противника и сумел отомстить за Рагнара прежде, чем тот венецианец поднял меч во второй раз.

Услышав третий призыв Гёде, варяги начали отходить в сторону галатского моста. Но венецианцы, дождавшиеся подмоги, преследовали их. Рагнар потерял много крови и был очень слаб. Он не мог бежать быстро, и сознание его уже затуманилось. Тогда Ингольф и еще двое людей положили Рагнара на древка секир и так понесли его. А Эйрик, игрец и Гуго, выбежавший из лавки ювелира, отходили последними, прикрывая всех. И тут увидела дружина, что Эйрик и игрец, скромные в грабеже, достойны многих почестей, так как не было им равных в деле прикрытия. Лавину венецианцев, разъяренных и жаждущих крови, они остановили, нанося им сильные и точные удары. И тем ввели в изумление даже самого Гуго. Но очень скоро Гуго крикнул им, чтобы они пошевеливались, потому что на мосту появилась византийская стража.

Стражники, а было их человек десять, пытались остановить варягов. Но, так как никто из дружины не желал оказаться в темнице, они столкнули стражу в залив. После этого всем удалось скрыться на галатском берегу. А венецианцы не стали увлекаться преследованием, остановились на мосту. Однако злость их не проходила, многие жертвы не были отмщены. И венецианцы, потрясая над головой кулаками, многократно прокричали проклятия Сарапионасу.

К обители поднимались в молчании. Первым шел Гёде, за ним берсерки с Рагнаром на плечах, потом – поредевшая дружина. Замыкали шествие Гуго, игрец и Эйрик. Хотя Рагнару перевязали культю и накрепко перетянули жгутом, из раны потихоньку сочилась кровь и стекала на камни мостовой. Гёде, видя эту кровь, поторапливал берсерков, а Ингольфа послал за эскулапом.

Гуго мучила жажда. В одной из таверн он взял кувшин вина и тут же, на ходу, отпив половину, передал кувшин по рукам вперед. И повеселело на желудке у Гуго, и он показал Эйрику и игрецу свою суму, полную бус, серег и браслетов.

Берсерк сказал:

– Куда вы подевались?.. Нужно двигаться быстро, когда богатство само плывет в руки.

Но ему не ответили.

Гуго еще сказал:

– Пусть радуется тот, чей враг кричит проклятия.

А на мостовую все еще капала кровь. И Эйрик так ответил берсерку:

 
Глаза искали
Дорогу богатств,
Но дорогой крови
Ноги ступали.
Гладкого серебра
Искали руки.
Теперь не ищут.
Все так печально.
 

Они думали, что больше не будет крови в этот несчастливый день. Но ошибались. Под вечер все тот же неугомонный Гуго подбил нескольких человек прокутить у Иеропеса часть добычи и положил на общее блюдо два серебряных браслета. Ингольф согласился пойти, а также Гёде. За Гёде увязался отец Торольв, хотя был ранен в бедро и хромал. Эйрик и Берест – те, известно, за Ингольфом могли пойти на костер. Остальные варяги, сказавшись усталыми, остались в обители – да и нужно было кому-то присматривать за Рагнаром, ибо не следовало слепо доверяться эскулапу и Аввакуму, грекам, которые умеют красиво говорить, но еще и умеют скрывать свои тайные мысли.

Так к Иеропесу отправились шестеро, оставив в обители дюжину. А еще дюжина разбрелась по городу сразу после погрома.

На полпути к таверне варяги встретили мальчика – того самого мальчика, что иногда играл на флейте. Мальчик бросился под ноги Гёде и молил его о помощи и плакал так сильно, что ничего не мог объяснить. Все его худое тело сотрясалось, и всхлипывания были громче слов. При угасающем свете дня варяги сумели рассмотреть кровь на лице и руках у мальчика и увидели, что левое ухо его почти совсем оторвано и держится лишь на мочке.

Гёде поставил флейтиста на ноги и крепко встряхнул его. Лишь тогда тот немного успокоился и сказал, что в таверну пришли венецианцы и перевернули все столы, потом поймали кюриоса Иеропеса и принялись его избивать, и, наверное, уже совсем убили. А, его, мальчика, они держали за ухо и спрашивали, где тот безобразный норманн, который убил горшечника. Но мальчик сумел вырваться и убежал.

Гуго спросил, много ли в таверне венецианцев.

Мальчик ответил, что много. И еще сказал, что венецианцы очень злые, потому что кто-то отнял у них богатство.

Выслушав ответ и не медля больше, варяги, все как один, и даже охромевший Торольв, побежали к таверне и ворвались в нее, высадив запертую дверь. И подоспели вовремя – Иеропес был уже привязан к жаровне и, безумно выпучив глаза, смотрел, как под ним от огонька светильника, снятого со стены, пытаются разжечь большой огонь. Тавернщик был так перепуган, что даже не заметил появившихся варягов. Венецианцы же отпрянули от очага. И один из них, указывая на Гуго, закричал:

– Вот он! Его мы ищем!..

Это был один из слуг горшечника, Берест узнал его.

Здесь двое венецианцев вскинули арбалеты и, не целясь, выстрелили в Гуго. Но не так-то легко попасть в берсерка, если он видит, что в него хотят попасть. В последний миг Гуго ловко пригнулся и, кубарем прокатившись по полу, оказался под ногами арбалетчиков и своей ужасной секирой рассек им колени. Но одна стрела, которой так легко избежал берсерк, угодила как раз в левое плечо игрецу. И, пронзив плечо насквозь, она вошла глубоко в дверной косяк – так, что игрец, будто пришитый, не мог даже двинуться с места.

Варяги, не давая опомниться италийцам, набросились на них и в первом же натиске сразили многих сильных и сравняли число врагов со своим числом. Купцы здесь сразу почувствовали, что они купцы и что им никогда не удастся одолеть варяжских воинов. И они громким криком просили о пощаде. Но Ингольф и Гуго взмахнули секирами – и стало на два крика меньше. Тогда венецианцы, опрокинув хромающего Торольва, кинулись к выходу из таверны и четырьмя длинными мечами нацелились в грудь Бересту, который с арбалетной стрелой в плече преграждал им путь. Игрец был бледен, он от боли скрипел зубами, но сумел отразить все удары венецианцев и никого не выпустил наружу. Здесь и кончился бой. Возле ног игреца берсерки зарубили купцов. И тогда отвязали Иеропеса и сказали, что этакое жаркое им не по вкусу, хотя они голодны и их мучает жажда. Гуго вынул из сумы те свои браслеты и немало номисм. Но Иеропес ничего из этого не взял, а сказал, что сегодня он и сам пьет, и угощает гостей.

Тогда варяги принялись поднимать столы и лавки, а Эйрик помог освободиться Бересту – он обломил конец стрелы и резким движением снял игреца с торчащего из косяка обломка. Оказалось, сила арбалета была так велика, что стрела, пронзив плечо, вошла в толстый дубовый брус на половину своей длины. И если бы стрела задела кость, то раздробила бы ее в мелкие осколки. Но этого, к счастью, не произошло.

Иеропес послал мальчика за слугами, и те скоро явились на арбе, запряженной лошадью. Слуги быстро погрузили на арбу трупы тех, кто еще только что искал мести для Гуго, прикрыли их старыми мешками, пахнущими рыбой, и увезли в сторону Золотого Рога. Так, еще утром люди, полные надежд и стремлений, рассчитывали, как бы побогаче да получше других прожить свой век да, не остаться к старости с пустым кошелем, но уже ночью их бездыханные, обескровленные тела тряслись в скрипучей арбе по улицам Галаты, а потом чужие слуги, прячась в темноте и воровато оглядываясь, сталкивали их с берега в воды залива и морщились, когда дух крови ударял им внос.