Текст книги "История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 1 (1795—1830)"

Автор книги: Сергей Скибин

Соавторы: Наталья Прокофьева,Валентин Коровин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Установка на эпичность, на объективность исключала непосредственное «присутствие» автора. Не выявляя себя как автора, Крылов выдвигает на первый план рассказчика, который всегда находится рядом с персонажами, как бы «входит» в них, проникается их чувствами. Оттого он судит о них не понаслышке, а вскрывает их лицемерную и жестокую мораль.

Рассказчик притворно доверяется персонажам и серьезно изъясняет мотивы их поведения. Он дает выговориться зверям и людям, совершить те или иные поступки. Он беспристрастно передает их точки зрения, но его мнимое простодушие подрывается полным посрамлением персонажей, которое проистекает из рассказа. И тут обнаруживается, что простота рассказчика лукава. На самом деле он знал заранее, к чему приведет его рассказ. Неожиданность рассказа относится только к персонажам. Рассказчик же всегда «себе на уме». Он отлично знает достоинства и слабости своих персонажей, их ухищрения и уловки, которые от него не могут укрыться и не могут его обмануть. Персонажи всегда обманывают только себя. При этом рассказчик может шутить и с читателем, опять-таки притворно делая вид, будто намерен рассказать что-то ему известное и знакомое, но неожиданно приводя к совершенно иному, более глубокому и точному знанию. Эти приемы у Крылова чрезвычайно разнообразны. У него нет строгой обязательности: мораль может вполне согласоваться с рассказом, а может не совпадать или противоречить ему. Часто рассказчик доверчиво повторяет мнение «молвы», но сквозь подчеркнутое простодушие, что само по себе уже подозрительно, непременно проступает откровенное лукавство.

Новаторство Крылова в жанре басни раздвинуло широкие дали перед русской литературой, обозначив и облегчив путь к реализму, к созданию общенационального литературного языка и многосторонних типических характеров.

Магистральный путь к реализму лежал через романтизм, благодаря которому выражению в слове, в литературе стал доступен внутренний мир человека. Но путь Крылова заставляет задуматься и над тем, что, помимо главного русла, существовали и боковые. В своих высших художественных достижениях писатели, отвергавшие романтизм или миновавшие его в своем развитии, могли непосредственно устремляться к реализму. Так Крылов-баснописец, бывший просветитель, расставшийся со многими иллюзиями просветительства и принявший в качестве отправной позиции народный «здравый смысл» и «золотую середину» в споре враждующих общественных и литературных сил, своими баснями «врастал» в реализм. С большими оговорками, но все-таки то же самое можно сказать и о A.C. Грибоедове, создавшем на не романтических основах блистательную комедию «Горе от ума».

Основные понятия

Просвещение, басня, сентиментализм, романтизм, реализм, рассказчик, житейская мудрость, басенная мораль, басенный рассказ, басенный стих, народность.

Вопросы и задания

1. Когда появились первые басни Крылова?

2. Почему Крылов оставил прозу и драматургию и целиком переключился на жанр басни?

3. Какие традиции были близки Крылову в жанре басни? Почему Крылов отнес свои первые басни И.И. Дмитриеву?

4. Крылов, античные и западноевропейские баснописцы (к вопросу об истории и теории басни). Разработка Крыловым басенных сюжетов, общих с другими баснописцами (Эзопом, Лафонтеном и пр.).

5. Сравните басни Крылова с баснями А.П. Сумарокова, И.И. Хем-ницера, И.И. Дмитриева, A.C. Хвостова и других баснописцев на один и тот же сюжет.

6. Крылов и «Беседа любителей русского слова».

7. В каких баснях Крылов подвергает критике философские основы и эстетические принципы эпохи Просвещения?

8. Каковы критерии оценки Крыловым русской жизни, действий, мыслей и чувств басенных персонажей?

9. В чем, по Вашему мнению, заключаются реализм и народность басен Крылова?

10. Жанрово-стилевое новаторство Крылова. Каково соотношение в басне морали и житейской мудрости, рассказа и морали? Образ рассказчика в баснях Крылова.

11. Почему П.А. Вяземский отдавал предпочтение И.И. Дмитриеву перед Крыловым, а Пушкин больше ценил Крылова, чем И.И. Дмитриева? Спор между Вяземским и Пушкиным о путях развития жанра басни.

Литература

Виноградов В.В. Язык и стиль басен Крылова. – В кн.: В.В. Виноградов. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. М., 1990.*

Гордин МЛ. Жизнь Ивана Крылова. М., 1985.

И.А. Крылов в воспоминаниях современников. М., 1982.*

Иван Андреевич Крылов. Проблемы творчества. Л., 1975.* Кеневич В.Ф. Биографические и исторические примечания к басням Крылова. СПб., 1878.

Коровин В.И. Басни Ивана Крылова. М., 1997.*

Коровин В.И. Поэт и мудрец: Книга об Иване Крылове. М., 1996.* Степанов Н. И.А. Крылов. Жизнь и творчество. М., 1949. Степанов Н.Л. Мастерство Крылова-баснописца. М., 1956.*

ГЛАВА 6

А.С. ГРИБОЕДОВ 1795-1829

Александр Сергеевич Грибоедов вошел в русскую литературу как homo unius libri (человек одной книги). Комедия «Горе от ума» принесла ему славу блестящего комедиографа. В этом произведении парадоксально сочетались идеи гражданского, или социального, течения русского романтизма (представление о высокой предназначенности литературы, утверждение общественной ценности личности, провозглашение принципа народности и национально-самобытного развития) с просветительскими взглядами и со старой, но обновленной и преобразованной формой классицистической комедии. В «Горе от ума» нашли выражение и русская жизнь, и литературно-эстетическая программа автора.

Хотя другие произведения Грибоедова мало известны широкому читателю, он был довольно плодовитым автором. В университете он написал комедию «Дмитрий Дрянской» (явный намек на трагедию В.А. Озерова «Димитрий Донской»). В 1815 г. перевел французскую пьесу и выпустил ее под заглавием «Молодые супруги». Позднее совместно с Катениным сочинил комедию «Студент», с Н.И. Хмельницким и A.A. Шаховским – комедию «Своя семья, или Замужняя невеста», с A.A. Жандром – «Притворную неверность». Осенью 1823 г. совместно с Вяземским написал комедию-воде-виль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом». В эти же годы Грибоедов сочинил несколько стихотворений – «Давид», близкое по духу декабристам, «Хищники на Чегеме», в котором проявился интерес к воспроизведению национального колорита, и др. В том же ключе задумывалась и трагедия «Родамист и Зенобия» (1825), в которой проявились, судя по замыслу, республиканские симпатии автора. Носителем протеста в этом произведении выступает одинокая личность, но побеждает деспотизм при молчаливом согласии равнодушного общества. Известны и другие замыслы драматурга, в частности историческая трагедия о рязанском князе Федоре Юрьевиче, убитом, по преданию, Батыем. После создания «Горя от ума» в творчестве Грибоедова появляются романтические мотивы («Отрывок из Гете», представляющий свободный перевод «Театрального вступления к “Фаусту”», замыслы трагедий «1812-й год» и «Грузинская ночь»). В лирике усиливаются трагические мотивы («Освобожденный», «Прости, Отечество»).

В жанре комедии (до «Горя от ума») Грибоедов стремился совместить два ее вида – злободневную, памфлетно-сатирическую, «колкую», ставящую своей целью исправление нравов и критику враждебных художественных программ, и «легкую», светскую, свободную от нравоучений, с динамической интригой и непринужденным салонным диалогом, живость которого создается непринужденным разностопным стихом и острым языком, близким к разговорному.

По своим художественным пристрастиям Грибоедов принадлежал к «младоархаистам» и во время полемики «Арзамаса» с «Беседой любителей русского слова» встал на сторону последней, бывая на ее заседаниях. Еще раньше он включился в полемику с Н.И. Гнедичем по поводу переводов-переложений баллады Бюргера «Ленора» Жуковским и Катениным. Он решительно вступился за Катенина, критикуя приписанные Жуковскому «тощие мечтания», элегическую «слезливость», отвергая упреки Гнедича в грубости языка и называя его «врагом простоты».

Что касается социально-политических взглядов Грибоедова, то он разделял многие декабристские идеалы, но испытывал глубокий пессимизм по поводу их скорого осуществления, считая, что силы самодержавия значительно превосходят силы просвещенных дворян и что общество по своему быту и образу жизни не готово к переменам и останется враждебным ко всем их попыткам. По этим причинам он не вступил в тайную организацию. Привлеченный, однако, впоследствии к делу декабристов, был оправдан.

ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ КОМЕДИИ «ГОРЕ ОТ УМА»

Точно неизвестно, когда возникает у Грибоедова замысел «Горе от ума». Есть свидетельства, что первые проблески будущего творения появляются в 1816 г. и даже, что маловероятно, в 1812 г., но большинство биографов и исследователей творчества драматурга склоняются к двум датам – 1818 г. и 1820 г. Точно можно лишь утверждать, что в эти годы общий план «Горе от ума» уже складывается в голове писателя.

В 1822 г. Грибоедов прибывает из Персии в Тифлис. Здесь он приступает к сочинению комедии и создает первые два акта. С ними в 1823 г. он уезжает в долгосрочный отпуск в Москву. Поселившись в тульском имении своих ближайших друзей Бегичевых, Грибоедов переписывает начало комедии и сочиняет третий и четвертый акты. Эта рукопись сохранилась и находится в Историческом музее в Москве. Она получила название «Музейный автограф».

В надежде поставить комедию на сцене и напечатать ее Грибоедов уехал в 1824 г. в Петербург. По дороге из Москвы в северную столицу, по его собственному признанию, его осенило, и он придумал «новую развязку» – сцену разоблачения Молчалина в глазах Софьи. В Петербурге он продолжал совершенствовать комедию, и к осени она была закончена, но ни представить комедию на театре, ни напечатать ее не удалось. Однако комедия стала известна всей России: в департаменте друга Грибоедова, крупного чиновника, драматурга и переводчика A.A. Жандра она была переписана во множестве экземпляров и разошлась по стране. Не было почти ни одной дворянской семьи, которая не имела бы списка или копии «Горе от ума». Эта содержащая множество исправлений и помарок рукопись, с которой составлялись списки, разлетевшиеся по стране, также сохранилась. Она получила название «Жандровской рукописи».

Неожиданно удача все-таки улыбнулась Грибоедову. Дружески расположенный к нему Ф.В. Булгарин собирался издать театральный альманах «Русская Талия на 1825 год». В конце 1824 г. альманах вышел в свет, и в нем была помещена в урезанном и искаженном виде (опубликованы лишь часть первого действия и почти все третье действие) комедия «Горе от ума».

Критика, уже знакомая с комедией в целом, теперь воспользовалась опубликованными отрывками и открыто выступила с ее оценкой.

Видный критик и журналист H.A. Полевой писал о комедии восторженно, а драматурги-водевилисты и литераторы М.А. Дмитриев и А.И. Писарев встретили ее злыми эпиграммами и нападками. Затем за «Горе от ума» вступились писатель и критик О.М. Сомов, A.A. Бестужев и В.Ф. Одоевский. Пушкин, по его собственному признанию, «наслаждался», читая «Горе от ума», и особенно отметил меткость грибоедовского языка, сказав, что половина стихов комедии должна стать пословицами. В то же время после размышления над комедией он высказал несколько прозорливых замечаний о нарушении правдоподобия характеров и о немотиви-рованности комедийной интриги.

Перед отъездом полномочным посланником в Персию Грибоедов подарил список комедии «Горе от ума» Булгарину с надписью «Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов. 5 июня 1828 года». Эта рукопись с небольшими пометками автора получила название «Булгаринского списка».

Текст «Горе от ума» представляет собой уникальное явление, поэтому творческая история комедии получает особое значение. Дело в том, что драматург продолжал работать над комедией долгое время и не оставил окончательного текста. Как правило, наиболее авторитетным считается текст последней авторской публикации. Однако комедия Грибоедова полностью при его жизни не была опубликована. Знакомый всем текст составлен учеными-текстологами на основе сличения четырех источников: «Музейного автографа», «Жандровской рукописи», отрывков, опубликованных в альманахе «Русская Талия», и «Булгаринского списка».

ЗАМЫСЕЛ КОМЕДИИ «ГОРЕ ОТ УМА» И КОМЕДИЙНАЯ ТРАДИЦИЯ

Во времена Грибоедова на русской сцене господствовали два вида комедий: «легкая комедия» и «комедия нравов». Первая не ставила перед собой цель исправлять нравы, вторая делала такие попытки. Перед началом спектаклей или между актами, в дополнение к основной пьесе зрителей развлекали интермедиями, в которых разыгрывали сцены в духе водевилей. Иногда на театре водевили игрались в качестве самостоятельных произведений.

В некоторых списках комедии «Горе от ума» был предпослан эпиграф чисто водевильного свойства:

Судьба, проказница-шалунья,

Определила так сама:

Всем глупым счастье от бездумья,

Всем умным – горе от ума.

Замысел комедии с самого начала включал сочетание легкой светской комедии с комедией нравов и с водевилем. Выражение «горе от ума» пришло из водевиля, но лишилось водевильного шаловливого оттенка, и его смысл стал более серьезным, более драматичным. Но в окончательном заглавии комедии не сохранилось нравоучительного оттенка, свойственного содержанию комедии нравов и просветительской драматургии. В раннем названии – «Горе уму» подразумевалось, что основным «героем» был просветительский разум, и оно несло гораздо больше философского смысла, намекая на крушение просветительского разума. Чацкий в комедии – носитель отвлеченного ума, его сценический инструмент. Выражение «горе от ума» более связано, по замыслу Грибоедова, с индивидуальным лицом, с Чацким.

В новом заглавии Грибоедов подчеркнул, что Чацкий – главный герой, а ум – одно из его свойств, качеств, определяющее содержание личности и характера. В дальнейшей истории смысл названия «Горе от ума» относили уже не только к Чацкому, но и к автору, самому Грибоедову. Название стало символическим, потому в нем выразилось положение просвещенного и либерального дворянского интеллигента в 1-й четверти XIX в. Многие русские люди того времени могли сказать о себе, что они испытали горе от ума, и не раз сетовали на это обстоятельство. В названии комедии слышались и критика просветительского разума, и праведная досада человека романтической эпохи, не понимаемого обществом. В новом названии комедии есть легкость, но нет шаловливости. Оно удерживает серьезность и драматизм. И главное – в нем заострена парадоксальность: естественно, если причиной горя выступает глупость, но совершенно противоестественно, если причиной этому становится ум.

В окончательном заглавии не сохранилось нравоучительного оттенка, свойственного содержанию комедии нравов и просветительской драматургии. Это значит, что Грибоедов избегал излишней нравоучительности и не питал надежды на возможность исправления пороков комедийным действием и словом. Но драматург изменяет отношение и к легкой, светской, развлекательной комедии. Он устраняет из нее легковесность содержания и сохраняет непринужденный, изящный, эпиграмматический и афористический стиль, живость диалогов и остроту реплик.

Таким образом, Грибоедов воспользовался и комедией нравов, и легкой, светской, развлекательной комедией. Однако ни та, ни другая не могли ему помочь в освещении общественно значимого замысла.

Для воссоздания общественного конфликта Грибоедову понадобилась традиция «высокой» комедии, восходящая к Аристофану, а в новое время – к Мольеру. Как отметил Пушкин, «высокая» комедия близка трагедии, хотя и лишена обязательной для трагедии неумолимой роковой предначертанности судьбы.

Комедия «Горе от ума», содержанием которой стали большие общественные проблемы, написана в традициях жанра «высокой» комедии. Но общественные проблемы составили лишь одну линию конфликта. Другая связана с любовной интригой, и потому жанр «высокой» комедии нуждался в «прививке» комедии нравов и «легкой» комедии.

И те, и другие комедии различались также по форме организации действия. Если конфликт был обусловлен характерами, то такая комедия принадлежала к комедии характеров. Если же конфликт вытекал из положений, в которых оказывались действующие лица, то такая комедия называлась комедией положений. Пример типичной комедии характеров – «Ревизор» Гоголя, а комедии положений – «Стакан воды» французского драматурга Э. Скриба. Конечно, драматурги часто сочетали комедию положений с комедией характеров. В «Горе от ума» есть множество комедийных положений: слов Чацкого не слышит Фамусов, заткнув уши; падает в обморок Софья, услышав о падении Молчалина с лошади, и т. д.). Но в целом «Горе от ума» – комедия характеров, и ее действие развивается из противоречий, связанных с характерами персонажей.

В истории драматургии различались также театр действия (пьесы, более предназначенные для сцены) и «театр слова» (пьесы, более пригодные для чтения). Грибоедов добивался в «Горе от ума» согласия, гармонии между ними, но достичь их в полной мере ему не удалось. Монологи Чацкого обращены к партнерам не содержательно, а только диалогической внешностью ^{72 . Чацкий обращает содержание диалогов и реплик к нам, зрителям, потому что трудно поверить, будто он надеется вразумить Фамусова, Молчалина, Скалозуба или Репетилова. Монолог по своему месту в сцене двоится: содержательно он обращен к зрителям, формально – к собеседнику. Поэтому каждый монолог Чацкого может рассматриваться не только неотъемлемой частью комедийной сцены, но и независимым от нее, вполне самостоятельным лирическим произведением. Наконец, в монологах Чацкого есть значительная доля авторского присутствия, авторской лирики. Их патетика характеризуется личной страстностью не только героя, но и автора. В этих монологах совмещены пышное красноречие, ораторский талант героя, его неравнодушная натура и одновременно голос автора. Стремясь мотивировать монологи Чацкого его характером, Грибоедов смягчал резонерскую, моралистическую, «учительскую» роль Чацкого.}

Помимо комедийных, в создании «Горе от ума» заметно участие и других жанров: гражданской оды, близкой к ней обличительной сатиры. Монологи Чацкого, а отчасти и Фамусова – это своеобразные либо похвальные, либо сатирические оды, исполненные гнева и ярости. Конечно, похвалы Фамусова старым нравам выглядят иронично, но сам герой, произнося их, испытывает неподдельный пафос и нисколько не сомневается в правоте своей патетики.

Кроме «высоких» жанровых форм, легко заметить в «Горе от ума» и «низкие»: эпиграмму на явление или «на лицо», пародию на балладу, на сентиментальные сюжеты и язык. При этом «высокая» комедия молье-ровского типа включала публицистику, нравоописание, любовно-психо-логическую драму, лирическую стихию.

С давних пор у комедийных персонажей имелся устойчивый набор комедийных ситуаций, которые авторы варьировали. Со временем сложились легкоузнаваемые и неизменные черты, которыми обладали театральные сценические маски, называемые амплуа. Некоторые актеры исполняли роли (амплуа) первых любовников, другие – добродетельных, но легковерных отцов, третьи – резонеров, насмешливо относящихся к глупостям персонажей и выражающих интересы автора, которые разделяют и зрители. Среди таких постоянных масок, театральных амплуа, была распространена роль служанки, наперсницы госпожи, или, по-теат-ральному, субретки. Черты ее легко угадываются в Лизе, служанке Софьи. Не менее распространено было и амплуа первого любовника. Его роль отведена в комедии Молчалину, но осложнена тем, что совмещена с амплуа глупого любовника. А на маску ложного жениха у Грибоедова претендуют сразу три персонажа: Чацкий, Скалозуб и отчасти Молчалин. Роль ветреной дочери и главной героини играет Софья, а легковерного, но далеко не добродетельного отца – Фамусов. Чацкий напоминает сразу несколько сценических масок, несколько театральных амплуа.

Помимо амплуа злого умника, говоруна, ложного жениха, Чацкий выступает и в роли героя-резонера. Ему доверено в комедии быть рупором авторских идей и насмешливым судьей персонажей. Герой-резонер обычно выведен за пределы комического действия. Над ним по неписаным комедийным правилам запрещено смеяться. Потешаться над персонажами, учить или обличать их может только он. Обычно герой-резонер доносит до зрителя авторские идеи о государственном устройстве или проекты достижения общего блага. Стародум у Фонвизина – классический образец резонера – государственный муж и мудрый учитель жизни, наставник всех положительных персонажей, а через них – зрителей.

Итак, каждый персонаж вмещает различные амплуа, а Чацкий даже четыре: злого умника, говоруна, ложного жениха и героя-резонера. Грибоедов сопрягает разные маски в одном образе. И эта комбинация разных амплуа, порой противоречащих друг другу, создает особых героев, непохожих на персонажей прежних комедий. Такая непохожесть усиливается благодаря своеобразию национально-исторического содержания комедии.

«ГОРЕ ОТ УМА» И «МИЗАНТРОП» МОЛЬЕРА

В качестве образца «высокой» комедии для «Горя от ума» Грибоедов выбрал комедию «Мизантроп» Мольера. После знакомства с комедией Грибоедова современники сразу же отметили разительное сходство с мольеровским «Мизантропом», которое драматург и не думал скрывать. Как и в «Мизантропе», в «Горе от ума» герой находится в противоречии с обществом. Подобно «Мизантропу», в «Горе от ума» две линии – общественная и любовная. Герой «Мизантропа» – Альцест – представлен «злым умником». Такова же одна из масок Чацкого.

В «Мизантропе» (1666) выведен необычайно благородный герой – Альцест, который ненавидит людские пороки. Все, что он говорит о современном мире, совершенно справедливо. Альцест не хочет прощать развращенные нравы и презирает их. Он не хочет идти ни на малейшие уступки, вскрывая общественные язвы. Он разоблачает их, зло и едко смеется над ними и осуждает тех, кто относится к ним снисходительно. Он делит людей на «судей» и «хулителей», с одной стороны, и «хвалителей», и «льстецов» – с другой. Он видит, что «хвалители» и «льстецы» ненавидят злых и подлых людей, но все-таки угодничают перед ними и льстят им. Мир неискренен, и испорченность его – основной закон современного общества и отношений людей в нем. Так, мошенники и мерзавцы приняты во всех домах, их встречают с улыбкой, они всюду желанные гости. Доходя в своей неуступчивости до одержимости, до бешенства, Альцест взвинчивает себя и готов обрушить гнев на все человечество:

Нет, все мне ненавистны!

Одни за то, что злы, преступны и корыстны;

Другие же за то, что поощряют тех,

И ненависти в них не возбуждает грех,

А равнодушие царит в сердцах преступных.

Альцест составил себе твердое и ясное представление о том, каким должен быть мир, и не хочет ни за что его изменить. Если мир плох, то тем хуже для него, а он, Альцест, никогда не согласится принять его таким, каким он ему видится – льстивым, подлым, неискренним, корыстным. Отсюда постоянное раздражение Альцеста. Он не может говорить спокойно. Он жесток и беспощаден по отношению ко всему миру, а не только к недостойным лицам. Однако общество не изменяется, несмотря на обвинения Альцеста. И вообще оно не хочет меняться, а предпочитает устойчивость, надеясь на проявление снисходительности к недостаткам, слабостям и даже порокам. Альцест упорствует и соглашается на собственное разорение, отказываясь переменить свой взгляд на человеческий род. И тут оказывается, что этот скромник и ненавистник («мизантроп») людей одержим гордыней и мнит себя центром Вселенной, придавая частному судебному процессу значение великого события в жизни общества. В несдержанном Альцесте Мольер подмечает чрезмерную, выходящую за разумные пределы добродетель, которая превращается в крайность и граничит с противоположными ей свойствами. Из-за гордости и упрямой неуступчивости Альцест попадает в рискованные положения.

Альцест у Мольера представлен не только злым умником. Он еще и безумно влюбленный человек. Любовь не ослепляет Альцеста. И в этом отношении он не наивен. Он хорошо видит недостатки своей возлюбленной – Селимены, но не имеет сил справиться со своим чувством.

Так как Селимена, критикуя свет, остается все-таки внутри салонной культуры, не разрывает с ней, получается, что Альцест, отрицающий эту культуру, вступает в противоречие с собой: он должен бы ненавидеть и презирать Селимену, а он ее безумно любит. Принципы отношения к другим людям он не распространяет на себя и на Селимену. С непостижимой силой вопреки всему Альцест верит, что его любовь «исправит» Селимену, излечит ее от пороков общества. Если Альцесту не удается изменить мир, изменить всех, то он надеется, что хотя бы одно существо он избавит от недостатков. И потому слабость, в которой признается Альцест, на самом деле выражает всю силу его души: он стал бы несчастнейшим из людей, если бы отступился от своих взглядов и намерений. Он готов умереть, но не отказаться от своих убеждений. Он слишком горд, чтобы сдаться. И тут выясняется, что в сочетание «злой умник» Мольер вкладывает особый смысл. Мысли Альцеста вовсе не злы, а, напротив, благородны и возвышенны. Он действительно умен, и комедия не выявляет его пустоты. Содержание его взглядов не смешно, а Альцест, если иметь в виду смысл его речей, нисколько не смешон. И почему же тогда он выглядит сумасбродом и предстает в смешном свете? Почему умный человек, который понимает, что становится смешным, не может этого избежать и – иногда поневоле, а то и по собственной воле – попадает в смешное положение? И даже можно выразиться более решительно: не может не стать смешным?

Если речи Альцеста умны, то, следовательно, в том, что он смешон, виновато его поведение, форма, в которую облечено содержание его речей. Значит, слово «злой» в сочетании «злой умник» Мольер относил только к поведению Альцеста, к способам и приемам его общения с другими персонажами, с его нетерпимостью и невоздержанностью. Поведение Альцеста, его отношение к людям действительно не согласуется с поведением порядочного светского человека. Правила поведения светского человека в обществе были записаны в учебниках хорошего тона, которые выходили и во времена Мольера, и во времена Грибоедова. Альцест и Чацкий усвоили эти правила с детства, потому что с них начиналось воспитание дворянина в семье. К этому надо добавить, что правила светского поведения почти не изменились на протяжении столетий, разделяющих Грибоедова и Мольера. В учебниках XVII

в. («Искусство нравиться при дворе», «Свойства порядочного человека», «Фортуна благородных людей») светский человек определялся сочетанием благовоспитанности с физическими и умственными достоинствами: он должен выглядеть изящно, хорошо танцевать, быть превосходным наездником и охотником, обладать ученостью, остроумием, умением поддерживать и вести беседу, почтительно обходиться с дамами, не упоминать о своих добрых качествах, но с готовностью хвалить чужие и не злословить ни о ком, оставляя пороки на совести их носителей. «Порядочный человек, – учили пособия по светскому воспитанию, – всегда излагает свои убеждения тем же тоном, что и свои сомнения, и никогда не возвышает голоса, чтобы получить преимущество перед теми, кто говорит не так громко. Ничего нет более отвратительного, чем проповедник в гостиной, благовествующий собственные слова и поучающий от собственного имени».

Если рассматривать Альцеста (и Чацкого) с точки зрения учебников по хорошему тону, то, конечно, он не может быть назван благовоспитанным человеком света. Но, может быть, он выглядит смешным именно потому, что нарушает нормы светского поведения? Отчасти это так, но и тут заключена не вся правда. Человек, нарушающий те или иные принятые нормы нравственности, выступает либо трагическим героем, либо преступником. Поскольку Альцест не преступник, то, следовательно, он трагический герой. Но трагический герой не может быть смешон. Значит, смешное – оборотная сторона трагедии, смешное должно быть не только формой поведения Альцеста, но и содержанием его характера. Форма поведения, избранная Альцестом, точнее, внутренне присущая ему, сросшаяся с его умом, с его душой, со всем его существом, оказывается глубоко содержательной. Она проистекает из тех свойств его натуры, которые повелевают Альцесту отвергать лесть и обличать порок, ненавидеть общество и презирать его. И тут следует вдуматься в противоречие, которое движет Альцестом: ненависть к порочному обществу совмещена с любовью к Селимене, которую Альцест должен бы презирать. Эта любовь многое объясняет: герой хватается за последнюю спасительную надежду – за любовь, за возможность благодаря любви «исправить» Селимену, перевоспитать ее душу. Не будь у Альцеста этой веры, он превратился бы в мрачного человеконенавистника, в скучного скептика и умника, которому чуждо добро. Однако Селимена «неисправима» так же, как и люди светского общества. Следовательно, Альцест при всем своем презрении к морали света еще и наивен. И это та неотъемлемая черта характера, которая иногда делает Альцеста смешным и ставит его в смешные положения. Следовательно, герой не только умен, но и наивен. Наивность, как известно, не только трогательна, но и смешна.

Смешно наблюдать, как умный человек неожиданно оказывается наивным, потому что ум, мудрость, казалось бы, несовместимы с наивностью. Однако сквозь смех в его наивности проступают ум и мудрость. Поэтому так трогает Альцест неизменностью своей любви к Селимене. Не надеясь переменить порочное и развращенное общество, он готов на поражение, на смерть, готов скрыться от всех ради сохранения честности и звания честного, не примирившегося с недостатками людей человека. Он готов

...уголок искать вдали от всех,

Где мог бы человек быть честным без помех!

Именно любовь оказывается тем состоянием, которое вполне совместимо с его характером и поведением, потому что в ней живут и сосуществуют крайности: чистота и безумие, искренность и неуступчивость, наивные уловки и нетерпимость. В случае с Альцестом видно, что, отстаивая свои убеждения, он различает только черные и белые тона. А это уже не только смешно, но и способно вызвать сострадание. Наивность становится чертой, сообщающей герою трогательность и трагичность.

Поскольку действительная жизнь предстает только в черных, а воображаемая – только в светлых тонах, то по этому признаку Альцест безошибочно узнается вечным юношей, который не желает взрослеть и расставаться с юностью, с ее жаром, пылом, с ее страстями, с ее свежестью восприятия мира, с горячностью, с нетерпимостью к порокам и всякому несовершенству, лицемерию, с ее неистовой, доходящей в правдолюбии до безумия и сумасбродства одержимостью.