Текст книги "Со мной летела бомба"

Автор книги: Сергей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 17

САМОЛЕТ

Я не выдержала и провела рукой по его лицу. События той ночи пронеслись передо мной как кинопленка. Вот он, шрам на щеке, вот – на брови. Я представила Сергея в крови и содрогнулась. Чужая кровь во мне никогда не вызывала ни ужаса, ни брезгливости. Кровь – она такая же жидкость, как кофе или чай. И то и другое мы заливаем в себя безо всякого страха. Зачем же пугаться, когда что-то выходит изнутри? Кровь – это не смерть. Это жидкость для сдачи анализа. Как моча.

Но Сергей… Могло случиться так, что у нас не было бы сейчас возможности встретиться.

– Тебе было больно?..

Он как-то странно посмотрел на меня, и на миг мне показалось, что в его глазах загорелись непонятные искорки надежды. Надежды на что?

– Не помню. Наверное, – ответил он, даже не пытаясь отстраниться.

ГЛАВА 18

Если бы этот план созрел в моей голове сейчас, то я принял бы его за последствия сотрясения мозга и запросто бы от него отказался. Но поскольку он родился гораздо раньше, то… его можно было бы реализовать как перспективный.

– Шеф, ты сбрендил, – это были слова Верховцева. Первые после долгого затишья. Первые после того, как я закончил излагать вышеупомянутую перспективу. – Ты бога моли, что тебя подруга твоя сейчас не слышит. Было бы тебе сейчас «на живца»… На какого живца?! Ты к зеркалу подойди! На полутруп, так будет вернее. А на полутруп, как известно, не клюет.

После этих слов глаза Ивана покраснели, и он отвернулся. Черт!.. Опер из отдела привел очень неудачный для данной ситуации пример. Водитель отдела молчал. Он, как пионер, был всегда и ко всему готов.

Я с Иваном выдвинулся на «Лексусе», следом выехали водила с Верховцевым на «девятке» последнего.

Ну, вот и банк.

Ваня по-хозяйски лениво вышел из машины навстречу выбежавшему охраннику. Очевидно, вид «Лексуса» даже после смерти хозяина оказывает на персонал магическое действие. Они разместились у крыльца и о чем-то говорили. Потом сорокалетний верзила обреченно мотнул головой и стал подниматься по лестнице.

– Что ты ему внушал? – спросил я молодого коллегу, когда мы поднимались по лестнице, украшенной львами.

– Впускать меня не хотел.

У поста, оборудованного компьютером с плоским экраном, начальник охраны опять принялся за свое. Его лицо напоминало лицо ребенка, у которого подросток хочет отобрать конфету.

– Иван Львович, вы же понимаете… Едва вы произведете вскрытие дверей, сразу же последует сигнал на пульт вневедомственной охраны! Мы с поста не имеем доступа к системе блокировки. Через три минуты в этом холле полиции будет столько, что протиснуться будет невозможно!..

Ваня уселся в офисное кресло перед монитором, крутанулся и выдохнул, словно дракон, через ноздри:

– Матвеич, может, тебе не известен один момент, поэтому я тебе объясню. Согласно учредительным документам правления после смерти председателя его место занимает сын. Так желал хозяин этого чертового банка!.. Мой отец!.. Отсюда вывод: если не хочешь, чтобы я тебя выбросил на улицу без куска хлеба, займи свое место и продолжи работу! Это мой председательский приказ!.. Первый, бля!

Ванька становился, пожалуй, первым полицейским в истории России, которому от родителей достался банк.

Я наклонился к его плечу:

– Ваня, а ты знаешь, что тебе теперь придется выбирать? Либо полиция, либо – банковская деятельность?

Не отрывая взгляда от экрана монитора и беспрерывно щелкая клавишами, наследник тихо произнес:

– Сергей, у тебя на самом деле сотрясение. Ты когда-нибудь слышал, чтобы должность председателя правления банка переходила по наследству? Это же не Десятое Королевство…

Я положил руку на свою бестолковую голову. А мне почем знать, какие правила у банковских акул?

Иван продолжал:

– Вот, смотри… Для экстренных случаев, вопреки всем правилам, отец ввел программу блокировки сигнала тревоги на пульт ОВО. Это нарушение, за которое он мог запросто лишиться лицензии. Доступ к программе имел только он. Никто никогда не узнает, с какой целью ночами вскрывались хранилища. Теперь, после его смерти, тайна потеряла смысл. Сейчас его программа работает на то, чтобы найти его же убийцу.

До меня стал доходить смысл выражения «банковская деятельность». Интересна судьба программиста, составившего эту программу. Кто он? Такие люди долго не живут, насколько мне известно.

– Это я, – признался потом Иван.

Теперь понятно. Хитрость папы Ивана не знает границ.

Нам нужен был свободный, без ведома полиции, доступ к тому помещению банка, где находились ячейки. Там клиенты хранят компрометирующую документацию на соседа по лестничной клетке, драгоценности, любовные письма, фантики от жвачек и черную бухгалтерию. Да мало ли что можно запихать в металлический ящичек, подальше от глаз людских?

– Все… – парень утер со лба бисеринки пота. – Кажется, обошлось без шухера.

– Как хочется в это верить, – пробормотал я, с недоверием глядя на непонятные цифры и знаки на экране. Для меня это – лес дремучий. Но если так можно обмануть целое подразделение копов-профессионалов, которые на этом деле собаку съели, то я не против. Ванька теперь для меня страшный человек. Остается надеяться, что он в будущем против меня никакой программой не пощелкает…

Когда мы вошли в помещение личного использования, у меня из руки едва не выпал ключик Кореневой. Я, когда вижу перед собой несколько тысяч совершенно одинаковых предметов, всегда начинаю теряться. Ручки, ручки, ручки… Сотни, тысячи маленьких блестящих ручек, одинаково свисающих с узких панелей ящичков.

– Здесь три тысячи пятьсот ячеек, – пояснил Иван, стягивая с плеч куртку. – Начнем?

«Начнем» – это значит, что мы будем делать с точностью до наоборот то, что обычно делают «домушники». Мы станем подбирать не ключ к замку, а замок к ключу. Я уже думал о том, что нужно заранее сделать дубликат ключа. Тогда бы, по всем правилам физики, время поисков сократилось бы вдвое. Но какова вероятность того, что мастер выполнит ключ с микронной точностью? Как сто процентов, так и ноль. И тогда, зная себя, я стал бы страховаться, открывая замки, ранее проверенные, но не открытые, «родным» ключом. А это заняло бы ровно столько же времени, что и сейчас.

Мы в хранилище уже сорок минут… Вправо от меня смещаются ящики, заполненные валютой, золотом и чужими секретами. Об их содержимом я могу только догадываться.

Два часа… Верховцев с водилой, наверное, в картишки перебрасываются или анекдоты травят. Справа от меня, если верить биркам с маленькими медными цифрами, ровно пятьсот сорок три ящика…

Два часа двадцать пять минут. У меня начинает затекать рука. Передав ключ Ване, я тяжело сел на стул и закрыл глаза. Сквозь прикрытые веки слева направо медленно стали перемещаться ручки, цифры и скважины замков… Поняв, что кружится голова, я открыл глаза, прищурившись от яркого света. Сколько же я так сидел, если Ваня ушел влево уже почти на два метра?

На моих часах – три часа тридцать восемь минут. Если учесть, что банковская братва сюда привалит часов через пять, то это вроде бы должно успокаивать. Но если к этому добавить тот факт, что мы не проверили и трети замков, то это просто выбивает почву из-под ног. Точнее, до безумия красивый мраморный пол.

Когда Ванька хрипло рявкнул: «Есть!» – я подскочил на стуле, как от укуса змеи. Только бы ящик не был пустым!.. Только бы там были эти треклятые списки!..

Выдернув ящик, мы положили его на стоящий посередине помещения стол. Сверху ящика крышка, и опять-таки с замком!

– Ключ единый… – прошептал Иван, умело попадая ключиком-коротышкой в узкую скважину.

Еще одно движение, и крышка плавно подалась, открывая нам содержимое никелированного ящика…

ГЛАВА 19

Когда мы с молодым напарником садились в машину, уже светало.

– Что-то вы быстро, – ядовито заметил Верховцев.

– Пришлось раз пять менять место стоянки, – пояснил водила. – Патрули перед банком проезжают каждые полчаса.

Я вынул из кармана тугой сверток. Он был запечатан, и в целях экономии времени вскрывать его в подвале банка я не стал.

Кажется, Верховцев ожидал, что я ничего не найду. Тогда бы срывался план, а значит, ему не пришлось бы беспокоиться за мою больную голову в дальнейшем. Но появление на свет свертка вновь настроило его на пессимистический лад. Он буркнул что-то насчет того, что «утром начальник охраны банка настучит руководству, и вскоре нас станут искать, как обыкновенных бандюков».

– Не настучит, – усмехнулся я. – Он что, дурак – смертный приговор себе подписывать? Все, хватит базарить. Пора возвращаться, первый пункт плана выполнен.

– Долбаного плана, – поправил, отворачиваясь к окну, Верховцев.

После моих слов о возвращении он завертелся, как перепел на вертеле.

– У меня предложение. Едем не к Насте, а ко мне. Во-первых, у преступников манера такая – места обитания менять, во-вторых, зачем ее квартиру «палить» лишний раз? В-третьих, все котлеты мы у нее съели. Поехали, а?..

Больше всего мне понравилось «в-третьих».

Теперь уже мы следовали за «девяткой».

И тут произошло то, что никогда не вносится в план как зазор на погрешность. Такое предусмотреть невозможно только потому, что оно может произойти один раз на миллион случаев. Такой случай в сердцах называется «западло», и это может испоганить не только план, но и весь дальнейший процесс жизни. Или же сделать жизнь очень короткой.

На одном из перекрестков в «девятку» Верховцева врезается джип «Лэнд Крузер». Откуда эта тварь взялась, никто до сих пор объяснить не может. Чтобы такого водителя, как Верховцев, вовлечь в дорожно-транспортное происшествие, нужно не умение людское, а чары небесные.

Между тем джип вылетел из подворотни настолько стремительно, что Игорь даже не успел среагировать. Очевидно, к моменту удара иномарка только начала набирать обороты, так как скорость была около пятидесяти километров. Все произошло как в мистическом сне, верить в который просто не хотелось. Я в ступоре смотрел сначала на капот «девятки», подлетевший вверх, как кусок картона, потом вниз, куда осыпались каленые кристаллы боковых стекол…

Ваня резко нажал на тормоза, и «Лексус» остановился в двадцати метрах от «Крузера».

«Жигули» развернуло посреди дороги, и машина, вылетев на встречную полосу, беспомощно врезалась в столб. Все это случилось в какие-то тысячные доли секунды, за которые не успеваешь подумать о главном.

Едва мы с Иваном успели толкнуть дверцы, чтобы выскочить, как распахнулись двери и у джипа. Через секунду я понял, что ситуация еще даже более страшная, чем была на самом деле. Из иномарки вышли трое мужиков неопределенного возраста. Понять, во что они одеты и сколько им лет, мешал еще не распустившийся рассвет. У одного из них в руках был автомат, который не спутаешь с другим даже в темноте, – Калашникова, у второго – помповое ружье. Что было в руках третьего, мне не было видно из-за машины.

– Сидеть и не высовываться! – одним словом проорал я Ваньке в ухо и выскочил из машины.

У Димы был пистолет, и стрелял он так, что позавидовал бы сам Клинт Иствуд. Сидя он бы мог сейчас с левой руки тремя выстрелами разбить головы всей троице, уложившись в две секунды. Но сейчас Верховцев лежал на водителе отдела и от удара не мог прийти в себя. Теперь жизнь его, как и жизнь Вьюна, зависит только от того, что буду делать я.

Опережая указательный палец обкуренного автоматчика, я вскинул перед собой обе руки…

Я нажимал на спуск до тех пор, пока не почувствовал толчок, подсказывающий, что затворная рама не ушла до отказа назад и пора менять магазин. Менять магазин… А был ли у меня второй магазин? Я его никогда не беру. Оставляю в комнате для хранения оружия. А нужен ли он? Господи, как болит голова…

С разряженным пистолетом я подошел к лежащим пассажирам «Крузера». Смерть одного, очевидно, наступила мгновенно. Он лежал, подвернув под себя ногу и уставившись в сторону мутными азиатскими глазами. Двое агонизировали. Движения того, что был с автоматом, уже затихали. Из простреленной насквозь раны на шее вытекло столько крови, что эта лужа подползла под меня, кольцом охватив подошвы моих «докерсов». На третьего же было страшно смотреть. Он еще жил, и я наклонился к нему. Та же рана на шее, через десять секунд наступят те же последствия. Он скреб ботинками по асфальту, словно старался содрать с него ледяную корку.

Встав на колени, я охватил ладонями лицо. Мир раскалывался на куски. Куски с грохотом разрывались и разлетались на более мелкие.

Передо мной, стоящим на коленях, лежали три трупа. Тела трех только что убитых мною людей. Во имя чего они отпустили от себя жизнь? И прав ли был я, решая, имеют они право жить или нет?

Эти вопросы разбивали мою голову, стараясь вырваться наружу. Вырваться, чтобы заорать во все свое вопросное горло: «Все прочь! Рядом с Загорским только смерть и горе!»

Я почувствовал, как меня поднимают и ставят на ноги.

– Все в порядке, Серега…

На виске Верховцева тонкой декоративной струйкой застыла кровь. Передо мной стояли трое живых друзей и лежали трое мертвых врагов.

Наверное, я уже соображал, потому что вынул из-за пазухи пакет и протянул его Ване.

– Бери и немедленно уезжай к Насте. Жди нас там. Ты, – обратился я к водителю, – уезжай домой. Зря я тебя вообще брал.

А брал я его для того, чтобы он мог заменить кого-то из нас за рулем, случись непредвиденное. У него и машина стояла в гараже. Парня я знал давно, пять лет, и видел в нем человека честного и скрытого от окружающих. Идеальные качества для опера. Но сейчас ему со мной было не по пути.

Глядя вслед убегающему напарнику, я проговорил:

– Значит, так. В машине нас было двое. Мое состояние очень хорошо потянет на аварийное. Ты, Верховцев, вырубился и ничего не помнишь. Когда очнулся, то увидел меня с пистолетом в руке и три трупа. Все. Меньше свидетелей – меньше допросов. Меньше допросов – больше шансов доказать, что это была самооборона. Если спросят, куда ехали… Улица Академика Павлова, дом восемь, квартира один. Все.

– А если проверят?

– Пусть проверяют. Это наркоманский притон. Там столько отребья собирается каждую ночь, что не ошибешься.

Первая машина ГУВД, с цветомузыкой под сирену, подъехала через две минуты…

– Что, Загорский, опять разбой раскрывал в чужом районе?

Очки Торопова висели на кончике носа. Верный признак того, что мужик мучается от непоняток и не находит ответов на элементарные вопросы. Но Торопов был транзитной инстанцией. Меня ждали еще прокурор, «чистильщики» из ГУВД и нарколог.

– А вот скажи, Загорский, почему в тебя не стреляли, а ты стрелял? Может, ты их убил, а оружие у них из багажника вынул и около трупов раскидал? У тебя никаких личных отношений с убитыми не было?

«Разговор» производился по всем правилам искусства Управления собственной безопасности. Мой качающийся стул стоял посреди комнаты. Вокруг меня ходили, как вокруг елки, мешая сосредоточиться, шкурники. И задавали, задавали, задавали свои идиотские вопросы… Иногда, словно случайно, кто-то задевал ногой по стулу. Стул сдвигался, что должно было мне напоминать о том, что разговоры «по-хорошему» скоро закончатся. В СБ тоже существуют месячные и квартальные планы. Если нормального опера трясут за количество раскрытых преступлений и число задержанных преступников, то опера из СБ трясут за то же, но внутри УВД. И для них не так уж важно, насколько ты прав или насколько ты виноват. Им ведь тоже хочется звание получить, премию да должность. Как у нас. Тогда почему меня тошнит от одного их вида?

Процедуру я знаю. Меня «колоть» – лоб разбивать. Какой они уже раз со мной разговаривают? Кажется, в третий. Пора бы уже поумнеть да после второго раза чаю предложить. Знают, что «умоются», но все равно стараются!

Я промолчал три часа, разглядывая прямо перед собой до боли знакомый цветок гортензии. С момента моего первого появления здесь ее так никто и не полил. А прошло уже полтора года. Ребята заняты более интеллектуальным трудом. Они разоблачают полицейских-оборотней. Оборотень – это я.

Плюнув напоследок на порог их кабинета, чем вызвал бессильный гнев охотников за оборотнями, я направился в отдел.

На крыльце меня уже ждал Верховцев. Прикуривая, я увидел в сотне метров от прокуратуры знакомый «Лексус»…

– Извини, что с машиной так вышло, – произнес я пересохшими губами и закашлялся.

Тот махнул рукой и горячо заговорил:

– Да хрен с ней, с этой «девяткой»! Другую возьму. Главное, все живы и здоровы. Так что продолжаем выполнять твой долбаный план.

– А это что за тачка? – я кивнул в сторону старенькой «Тойоты».

– Тестя.

Поворачивая к себе зеркало заднего вида так, чтобы видеть двигающийся за нами «Лексус», я спросил Верховцева:

– Дима, Ваня когда подъехал?

И тут Верховцев ответил невпопад так, что у меня, словно в самолете, заложило уши. Сначала до меня не дошел весь смысл сказанного, и я продолжал молча смотреть в зеркало. Ответ Верховцева был настолько несуразен и нелогичен, что некоторое время мне пришлось потратить на восстановление смысла. Когда же наконец до меня дошло, я почувствовал холод на сердце.

– Ты завалил сына Юнга, – сказал мне Верховцев.

Верховцев, этот невозмутимый Верховцев, наклонился к зажигалке и лишь после этого объяснил:

– Один из этих троих наркоманов был сыном Юнга.

Мертвый взгляд азиатских глаз… Я помню его.

Прекрасно. Просто замечательно. Из всех корейцев Черногорска мне посчастливилось подстрелить сына того, кто после смерти Тена стал лидером этнической бандитской группировки. Что такое месть людей с Востока, мне объяснять не нужно. Я обрел пожизненного кровника. Теперь Юнг не успокоится до тех пор, пока не разрежет мне горло и не вытянет через рану язык.

– Тормози.

Верховцев послушно подъехал к ограждению. Я вышел и направился к «Лексусу».

– Что, Иван, загрустил? Все еще только начинается!

Разрывая пакет, я с улыбкой смотрел на мальчишку. Глаза, как у кролика, красные, взъерошен, как воробей. Какие еще аналогии с животным миром провести, чтобы описать вид друга? Нашел. Спокоен, как удав. Сколько мужества у этого молодого человека? Кажется, я таким не был. Я сравниваю его с представителями его поколения и не нахожу ничего общего. Полное отсутствие материального начала в интересах, спокоен, уважителен к старшим, и, самое главное, этот парень, может, даже не подозревая этого, занимается самым настоящим мужским делом. И делает это так, словно мы с ним вместе со школьной скамьи. Я не могу поверить, что познакомился с ним всего десять дней назад…

На моих коленях лежал ворох ксерокопий паспортов технических средств. Я почувствовал, как на моем лице расползается ядовитая улыбка.

Черт! Это же информационный кладезь бандитской корейской группировки!!! Справки-счета проданных машин, ксерокопии подлинных документов автомобилей и приколотые к каждой из них копии новых документов. У меня в руках список из двухсот сорока четырех автомобилей, привезенных из Германии и Польши! Это те самые «документы», что требовал в письме положить себе на стол господин Табанцев! Те самые, которыми Ольга Коренева шантажировала Тена!

– Сергей, здесь работы для Интерпола лет на пять… – почти шепотом произнес Ваня.

– Или на шесть, – подтвердил я. – Не зря, Вано, мы с тобой в банке парились!

Я не собираюсь сломя голову бежать раскрывать эти преступления. Мне нужно раскрыть только одно. Убийство на моей территории гражданина Тена.

На снятие копий с документов ушло три часа и больше тысячи рублей. Размеры субсидий моего юного друга не знали границ. У меня начинало складываться мнение, что это он вырастил своего богатого папу для того, чтобы использовать заработанные им не совсем честным путем деньги для оперативной работы. Однако уважение к нему я начал испытывать все больше и больше. Дело, разумеется, не в деньгах. Дело в отношении. К делу. Подлинники документов я велел Ивану отвезти в банк и положить теперь уже в «нашу» ячейку. Копии свободно разместились во внутреннем кармане моей куртки.

Пистолет мне вернули. На моей памяти это первое дело, когда экспертиза проводится с такой скоростью, словно у эксперта диарея. Четыре часа – и все ясно и понятно. В ходе проведения проверки было установлено, что табельное оружие мною применено в соответствии с законом. То есть правомерно. Но я все равно не устаю удивляться оперативности проведения расследования. Вот теперь, благодаря эксперту, у меня и оружие под мышкой, и грязь смыта. Только эта моя стерильность никак не может уберечь от кровных поползновений корейского лидера. «Дорогой товарищ Юнг» встанет на моем пути если уже не сегодня, то завтра, как пить дать. И я точно знаю, что это произойдет в тот момент, когда я не буду этого ожидать. В этом и заключается тонкость и коварство восточной мести.