Текст книги "Со мной летела бомба"

Автор книги: Сергей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 22

И в этот момент под курткой Верховцева раздалась телефонная трель.

Даже с заднего сиденья я услышал вопль следователя Вязьмина из трубки:

– Мать-перемать! Дай трубу Загорскому, у него телефон отключен!

Не глядя, Верховцев протянул мне телефон:

– Сергей, тебя просит Вязьмин. Кажется, у него понос.

Через минуту я ошарашенно смотрел в окно. Вот это новость!..

Спецназ Управления исполнения наказаний взял в осаду дом, в котором схоронился беглый Жилко! Он упрямо стреляет в спецов из обреза и о том, чтобы сдаться властям, даже не помышляет.

– На Южную, быстро! – рявкнул я.

Выстрелы мы услышали задолго до подъезда к улице Южной. Бабахали раскаты одной тональности. Судя по ней, огонь велся из охотничьего ружья. Ими Жилко скорее давал понять, что жив и борется за свободу, нежели из желания кого-то подстрелить.

Заметив приближающийся к месту перестрелки дредноут с тремя мужиками внутри, один из «пятнистых» выскочил на дорогу с «калашниковым» наперевес. Мы с Верховцевым одновременно выбросили в окна руки, вооруженные удостоверениями, и это дало нам возможность подъехать к эпицентру событий живыми.

Спецназом руководил капитан одного со мной возраста. Для разговора он снял с головы маску, чем сразу вызвал к себе расположение. Есть дуболомы, которые считают возможным разговаривать с этим чулком на голове, из-под которого видны лишь их дико вращающиеся глаза. Этот же проявил тактичность.

– У него патронов к обрезу – как у егеря в сезон охоты! – пояснил капитан. – Я уже двадцать три выстрела насчитал. У парня с собой была сумка, так что неизвестно, сколько там боеприпасов.

– Не стрелять, – попросил я капитана. – Что бы ни произошло – не стрелять!

Теперь, при такой неожиданной удаче, мне не хватало потерять еще и Жилко.

Приблизившись к забору, я посмотрел в щель. Стриженая голова то и дело показывалась в проеме. Но показывалась ровно настолько, чтобы невозможно было прицелиться. Он появлялся в окне то в одном углу, то в другом.

Очередной выстрел расшиб в щепки доску рядом с моей головой.

– Ушел бы ты оттуда, мужик! – посоветовал один из участников «Маски-шоу». – Оставь нам это дело, а то потом что твоим маме с папой говорить?

– Капитан, убери своих людей, – вполголоса приказал я, ударом ноги распахивая калитку.

Выстрел…

На мою шапочку посыпались сухие щепки.

– Степа! – крикнул я в проем.

– Че, козел? – раздалось из дома.

– Ты что же это вытворяешь, а? Ты Ольгу хочешь вдовой оставить? Или просто жить без нее ближайшие двадцать лет?!

Пауза. Кажется, я загнал спицу в сердце Жилко.

– Ты о чем?

– О том, что если ты сейчас кого-нибудь поцарапаешь, то намотаешь себе лет пятнадцать! А с учетом твоего срока и побега ты выйдешь лет в пятьдесят! Как ты думаешь, Ольга тебя будет ждать?

Молчание. Кашель.

– Ты кто такой? – по голосу мне показалось, что Жилко не совсем здоров.

– Капитан Загорский, – я сделал шаг в проем калитки. Передо мной был неухоженный двор, какие часто встречаются в деревне у нерадивых хозяев. – Степа, посмотри в окно. Никто в тебя стрелять не станет. Даю слово офицера. Только не замочи меня по запарке…

В окне показалась голова с короткой порослью волос. Следом появились два спаренных ствола.

– Спокойно, Степа, спокойно… Смотри – я отдаю оружие!

Я развернулся и бросил пистолет в проем калитки, на улицу. Верховцев, словно фокусник, тут же схватил его. Рука появилась и исчезла так быстро, что я даже не успел поймать взглядом движение.

– Теперь мы можем поговорить?

Судя по действиям Жилко, он даже не имел представления, где сейчас находится Коренева. Если бы они расстались недавно, то он не позволил бы мне приблизиться и начать разговор. Когда я упомянул об Ольге, он растерялся. Вряд ли он поверил бы в то, что она со мной. Он просто хотел узнать о ней хоть что-то. Да, это чувства…

– Скидывай одежду, – он не верил в то, что у меня больше нет оружия.

Когда я остался в брюках и майке, он позволил подойти к оконному проему. В двадцати сантиметрах от моей груди подрагивали стволы обреза, и я чувствовал запах пота нездорового тела беглеца. Последний раз он мылся, наверное, еще в зоне. Разговор через окно не входил в мои планы. Если говорить откровенно, то у меня вообще не было никакого плана.

– Степа, на улице минус двадцать с северо-западным ветром, а я в майке, – заметил я. – Запусти меня в дом, там и поговорим. Или ты боишься безоружного мента? Только не советую орать в окно, что у тебя заложник. Как только ты закончишь фразу, сразу подмотаешь себе призовых лет пять. У тебя и без того уже срок как у Ганнибала Лектора.

И Степан Жилко совершил ошибку. Он позволил мне подняться на крыльцо и войти в дом. Около пятнадцати секунд я находился вне его контроля, и не воспользоваться таким моментом было бы непростительной роскошью. Я обшаривал взглядом каждый сантиметр сенок в поисках предмета, который мог бы использовать в качестве оружия. Но при всем бардаке, который был во дворе и в доме, я, как назло, не встретил ни шила, ни ножа, ни стамески. Словно насмехаясь надо мной, в углу, свернувшись калачиком, дремала кошка.

Когда я вошел в комнату, Жилко уже не наставлял на меня обрез. Психологический фактор предыдущего момента, порождающий ошибку. Мгновение назад он видел меня без оружия. Как оно могло появиться у меня за мгновение? Он лишь сделал шаг назад, совершая вторую ошибку. Он потерял контроль над противником, заглядывая за мою спину в поисках опасности.

Опасность таилась не за моей спиной, а во мне.

Он стал беспомощен в тот момент, когда ему в лицо полетела зашипевшая, выпустившая когти трехцветная кошка. Степан от неожиданности громко икнул и, запутавшись в собственных ногах, повалился на пол. Выстрел дуплетом в потолок заставил обвалиться пласт штукатурки. В воздухе повисла такая пелена из сухой известки, что я испугался. Под такую дымовую завесу Степа мог лихо исчезнуть из дома.

Выстрела мне бояться уже не следовало, поэтому я, не глядя, повалился на предполагаемое место возлежания моего визави. Кошка, понятно, дала деру. После случившегося она уже вряд ли вернется в этот дом. Зато был Жилко, который, поняв, что проиграл, стал выть и кусаться. Он сопротивлялся как-то по-животному. Не пытался нанести мне удар, применить мужскую силу или просто побороть. Он царапал мне лицо, кусал за ногу…

Это был шок. Неожиданный исход, означающий крах всех надежд. Когда мне удалось оседлать его и завернуть за спину руки, в окна и двери стал вламываться спецназ Управления исполнения наказаний.

– Вот что, капитан, – строго заявил я, натягивая свитер. – Этот парень едет со мной. Он подозреваемый по ряду преступлений. Брал его я. Вы были статистами. Поэтому вы получите его сразу, как я потеряю к нему интерес. Можешь доложить начальству, что задержал его. Обещаю, что вечером передам Жилко вашему конвою.

Мои слова были произнесены с четкостью отбитой телеграммы. Ничего лишнего. Столкнувшись с такой уверенностью, капитан сначала засомневался, а потом, глядя, как Верховцев заталкивает Степу в «Лексус», махнул рукой…

Ваня свинтил с бутылки крышку и пропитал водкой два куска ваты.

– Интересно, – он протирал царапины на моем лице и хитро кривился, – у него вся рожа расцарапана, у тебя тоже… Как-то интересно вы дрались.

– Он, сука, кота в меня кинул, – угрюмо сообщил Степа, сидевший в углу. Он был пристегнут наручниками к батарее и прижимал свободной рукой к щеке свой тампон. Парень еще не восстановился после шока и прижимал вату так сильно, что из-под его руки по лицу текли ручьи водки. – Так бы хер он меня взял, без кота.

– Кого кинул?! – расхохотался Верховцев.

Разговор предстоял серьезный, поэтому я по устоявшейся оперской привычке выгнал всех из кабинета, оставшись с Жилко один на один.

Я дал ему отмолчаться столько, сколько потребуется. Пауза длилась промежуток времени, равный одной выкуренной мною сигарете. Он попросил закурить и глухо произнес:

– Сколько мне сидеть?

Я пожал плечами.

– Считай сам. Семь у тебя было. От года до трех получишь за побег. До двух лет за ношение оружия. До пятерки за перестрелку. Что-то сложится, что-то поглотится одно другим. Я не судья, но, боюсь, свой срок ты удвоил. Как минимум.

По его лицу я понял, что такое отрешение. Даже от самого себя. Душа человека, превратившаяся в пустырь за каких-то жалких полчаса. Еще недавно этот человек верил в будущее и людей, с ним связанных. Сейчас Жилко было на все наплевать.

– Это случилось после нашего второго «дела». Мы заработали в тот день почти шестьдесят тысяч долларов…

ГЛАВА 23

САМОЛЕТ

Я слушала Сергея, привалившись затылком к спинке кресла. Чертовски неудобные сиденья.

Жилко устами Сергея рассказывал, как после ресторана, захмелевшие, они разъезжались по домам. Верочка с Шарагиным, заказав номер в гостинице «Альбатрос», взяли такси и уехали.

Веселое, после спиртного, настроение усугубляло ощущение приятно забитых карманов. Денег было столько, что Жилко с Ольгой, позабыв о завтрашнем дне, смеялись и радовались, как сумасшедшие. Степан, вдыхая аромат духов подруги, стал терять голову еще в такси. До дома было пять минут езды, однако они велели водителю ехать через весь город. Брошенная на сиденье сотня баксов позволяла таксисту катать молодую пару всю ночь…

Уже в спальне, изнемогая от усталости, они закурили, и Жилко откупорил бутылку виски. Сил любить не было. Спать не хотелось. Хотелось лежать, пить крепкий, тяжелый на вкус напиток, курить и говорить.

– Сколько у нас денег? – прижимаясь к желанному, произнесла Ольга.

– Очень много… – он лежал с закрытыми глазами и с удовольствием ощущал, как спиртное, растекаясь внутри, сладким эфиром заполняет мозг.

– Много денег не бывает, Степа. Жизнь длинная.

– Провернем еще десяток дел и уедем из города, – пообещал Жилко. – Или из этой страны. Хочешь в Америку?

– В Америку? – Коренева поднялась над подушкой. – С жалкими тридцатью тоннами баксов, что лежат в твоем кармане?! Снимем квартиру в Бруклине и станем работать? Я официанткой, а ты таксистом? Копить на «гробовые» и плодить нищету?

Она резко встала с постели, закурила очередную сигарету и, обнаженная, встала у окна.

– Ты хочешь что-то предложить? – Жилко оторвал от подушки голову и с удовольствием разглядывал фигуру подруги.

Коренева выбросила только что прикуренную сигарету в форточку и присела рядом с парнем.

– Много денег можно заработать только один раз, милый.

Ей всего минуты хватило на то, чтобы рассказать о корейце по имени Ли Чен Тен.

– У него в доме бабок и ценностей хватит на всю нашу счастливую жизнь!

– Ты перепила, Олька?! Это же Тен!!!

Она подарила ему одну из своих очаровательных улыбок:

– Он все равно тебя ищет, Степушка…

С Жилко мгновенно смыло хмель, и он сел на постели.

– Что ты сказала?..

Оля поведала возлюбленному, что последняя жертва разбоя, чьи деньги в данное время были справедливо разделены между подельниками, принадлежали человеку Тена. Ольга знала это еще тогда, когда отдавала Жилко и Шарагину данные. Видя, в каком замешательстве находится парень, Коренева подсела поближе и зашептала:

– Степа, я знаю, что Тен перегоняет из-за кордона ворованные тачки. Я знаю, кто ему в этом помогает. Если мы достанем списки этих машин, можно будет вытрясти из узкоглазого кучу денег и исчезнуть. Это только в романах о бандитах за такие дела из-под земли находят и головы срезают! Мы уедем так, что нашего исчезновения никто и не заметит! А уж о том, чтобы нас найти, и речи быть не может! Нужно решаться, Степушка!..

ГЛАВА 24

Жилко докуривал сигарету.

– В оконцовке я сказал ей, что не нужно так широко шагать. Есть реальная возможность порвать штаны. А через месяц я «угрелся». До сих думал, что это ошибка. Теперь понимаю, что нет. А тогда, едва до меня долетели слухи о том, что Ольга спуталась с Теном, я решился. Когда ведет идея, вертухаи, собаки и запретка не преграда. У меня было одно желание – завалить Тена. Мне казалось… – Жилко усмехнулся и снова потянулся к пачке сигарет. – Мне казалось, что он в чем-то принудил Ольгу. Она такая беззащитная… Так мне казалось. Значит, моя ходка – это часть плана Ольги, начальник?

– Не берусь пока судить. Для этого мне нужно поговорить с ней. А чтобы поговорить, нужно установить место, где она находится. Где она, Степан?

Тот резонно пояснил мне, что если бы он знал о ее местонахождении, то не отсвечивал бы на улицах и не играл бы в войнушку со спецназом. Сидел бы в квартире, пока готовились бы его документы, да отъедался.

Ну что же. Это справедливо.

– Почему же так со мной получилось?.. – Жилко снова наклонил голову.

– Но кто же Тена-то убил?

– К сожалению, не я, – был ответ.

И я ему верил.

Известие о смерти Шарагина и задержании Верочки из агентства недвижимости Жилко воспринял спокойно. Они его интересовали лишь на определенном этапе в качестве подельников. Кореневу он не видел с того самого момента, как сбежал из колонии. Сейчас ему предстояло возвращение в зону и новые судебные процессы. Речь идет о двух разбойных нападениях. А Верочка мне еще твердила: «Не понимаю, о чем вы говорите».

Вот об этом я и говорю. Две судьбы, перечеркнутые одним движением пера. Всему на этом свете есть начало, всему есть и конец. Сколько их еще, не понимающих этой простой истины?

Верховцев, уходивший из кабинета за водой для чайника, вернулся в крайней степени возбуждения.

– Серега, на авторынке стрельба! Конфликт Израиля с Палестинской автономией рядом не стоял! Торопов трубит сбор!

Начались последствия передачи Кресту документов на купленный им «PORSCHE».

Такого развития событий я, собственно, и ожидал. Это был второй пункт моего «долбаного» плана. В голове, как Бородинская панорама, встала картина побоища, учиненного Мамаем и Крестом чеченскому авторитету Малику.

Весь штат отдела метался по кабинетам в поисках своих бронежилетов. В дежурке шел энергичный процесс выдачи-получения оружия. Я знаю, что это броуновское движение займет еще минут пятнадцать. Только через четверть часа сотрудники смогут выдвинуться к месту происшествия. Прибудут они уже тогда, когда все будет закончено.

Стоянка автомобилей на рынке напоминала кадры из кинофильма о Перл-Харборе. У административного здания полыхал пожар. Более печального зрелища я не видел. Восемь дорогих иномарок и «Москвич», оказавшийся в ненужное время в ненужном месте, пылали, как инквизиторские костры. Стекла в окнах административного корпуса отсутствовали, и характер повреждений на рамах и стенах говорил о том, что их выбивали пулями калибров от 5,45 до 9 миллиметров. Господа из Кореи стояли плотной группой у крыльца и о чем-то говорили. Нападавшие, как водится, к моменту прибытия первых полицейских уже отсутствовали.

Ваня сбегал в здание и сообщил, что пострадавших от стрельбы нет.

– Бабы в шоке, мужики думу думают.

Рискну предположить, что Крест на этом не успокоится. Сегодняшней акцией он возместил лишь моральный ущерб. Материальный, это сто двадцать пять тысяч долларов (сумму мне сообщил Ваня), он возмещать будет потом. С учетом инфляции и индексации цен.

Интересно, где сейчас Табанцев и какую думу думает? Мужик он мозговитый, должен сразу понять, что происходит. Ай-я-яй, сколько подложных документов сейчас находится в картотеке ГИБДД… Сколько владельцев могут подъехать и предъявить Виталию Алексеевичу претензии – ты какие документы оформлял, сукин сын? Из тех, кто купил дорогие иномарки, в суд обратится десятая часть. Остальные направятся к Виталию Алексеевичу домой. Имущество описывать.

Ваня подошел к корейцам.

– Черт, западло какое. Я этот «мерсачок» две недели назад купить хотел, – он ткнул пальцем в догорающий остов. – А оказывается, он «паленый». А из неворованных какие? Те, что не горят?

Корейцы, завидев ОМОН, ретировались в здание.

Вскоре приехали и брандмейстеры. Не желая видеть такого количества пены и масок, мы направились к машине.

Сегодня меня должен найти господин Юнг. Не имеет права не найти. Понять, откуда дует ветер пожарищ, нетрудно. Организатором пепелища стал тот, кто владеет информацией об автомобилях. Загорский.

Я зашел в приемную, подмигнул Анечке и положил фотографию очаровательной Ольги на стекло ксерокса. Пока он шипел, я спросил Топильскую:

– Обрезанов у себя?

– У себя…

Сунув фотографию в карман и взяв теплый лист, я распахнул дверь заместителя начальника отдела.

– Разрешите?

После очной ставки с секретарем он, кажется, немного отошел и посветлел лицом. Выслушав мою просьбу, ни слова не говоря, вынул из сейфа бланки заданий для службы наружного наблюдения и стал заполнять один из них. Многого я не просил. Меня интересовал лишь дом Юнга. Кто туда приезжает и в каких направлениях уезжает. Если Обрезанов попросит, а он это сделает обязательно, то «наружка» уже сегодня оборудует гнездо у особняка восточного типа.

Теперь второе…

Анечка послушно села к печатной машинке и отбарабанила на листе, под фотографией:

«Разыскивается за совершение преступлений КОРЕНЕВА Ольга Михайловна, 1986 г.р. На вид двадцать пять лет, рост около 165 см, волосы светлые, цвет естественный, глаза большие, серые, на верхней челюсти слева коронка из фарфора».

– Аня, этот лист – факсом на все вокзалы, гостиницы, отделы полиции. Знаю, что работа нудная, но с меня коробка конфет.

Топильская хотела взорваться как Этна, но с моими последними словами лава в ее груди стала успокаиваться и наконец застыла. Девушка с улыбкой стала листать телефонный справочник. Я стоял рядом и опять не мог понять, что со мной происходит. Догадки, словно падающие звезды, делали на моем сознании маленький, едва различимый мазок и успевали исчезнуть до того момента, как я успевал загадать желание…

Лист, шурша, стал проворачиваться в факсе. Появились первые кудри прически Ольги, наконец вся прическа и следом лицо…

Черт меня побери…

Когда я вернулся в кабинет, Ваня протянул позабытый мной на столе телефон. Кто-то звонил, а кто – я не знал. Номер был скрыт. Не нравилось мне все это.

И вдруг меня обожгло. В это время мне обычно звонила Настя.

Сейчас она должна быть в больнице. Сразу после института она собиралась на дежурство. Согнав со стола Верховцева, который всем стульям предпочитал столы, я стал быстро набирать номер приемного покоя больницы.

Анастасии там не было. Дежурный врач сообщил, что к ней приехал мужчина, после чего она отпросилась на пять минут, накинула на плечи шубку и вышла. Вот уже второй час, как она отсутствует…

Загорский, все люди, что приближаются к тебе, попадают в беду…

Могу ли я предвидеть все?

Обязан! Я виноват в том, что Лешка до сих пор не открыл глаза! Из-за меня едва не погибли Ванька и Дима! Сейчас попала в беду Настя!.. Попала из-за моей первоклассной глупости! Я не подумал о том, что на меня попробуют давить посредством боли близкого мне человека…

Я как магнит притягиваю к себе лучших людей, чтобы им стало плохо от этой близости…

– Давай перестреляем на хер всех в этом пхеньянском особняке! – такую версию мог предложить только Верховцев.

Иван Бурлак, человек аналитического склада ума, сидел и молчал. За последние дни он настолько привык ко мне и моей девушке, что свалившееся на наши головы несчастье он переживал молча, думая о чем-то своем.

– Они не посмеют ее удерживать, – вдруг произнес он в тишине кабинета. Его взгляд уперся в герань на окне. Он молча встал, смахнул со стола пластиковую бутылку с водой и полил цветок. Сказанное Ваней, несмотря на построение фразы, не выглядело как беспомощная надежда и безосновательная вера в лучшее. В его глазах светилось нечто большее.

– Все очень просто, – объяснил он. – На тебя сейчас нельзя сильно давить. Если они передавят, ты сломаешься. Списки примут статус официального документа, и тогда им всем крышка. Это предупреждение, Сергей. О недопустимости в дальнейшем подобных поступков.

Речь шла, разумеется, о «PORSCHE» Креста. Но мне не хватало сейчас терпения и покоя, чтобы мыслить рационально.

А вот и обещанный звонок…

– Слушаю!

– Господин Загорский?

– Дорогой товарищ Загорский, мать твою!.. – прошипел я в трубку. – Где девушка?!

В голосе звонившего невозможно было распознать акцент. Корейцы если говорят по-русски, то говорят без акцента. Впрочем, кто сказал, что это кореец?

– Господин Юнг очень расстроен вашим поступком, господин Загорский. Сейчас к вам приедет человек и передаст вам кое-что. Отнеситесь к этому с уважением.

Конец связи.

Раздался легкий, едва уловимый ухом стук. Верховцев, помня о «человеке», который должен прибыть «кое с чем», резко распахнул дверь. Из угла кабинета я не видел проема, но видел лицо опера. То, как его выражение менялось с угрюмого на беспомощное, заставило меня бросить взгляд на остальных. Их челюсти постепенно отвисали вниз, а в глазах светилось такое изумление, что я не решался отойти от сейфа.

– Ребята! – услышал я голос, от которого мгновенно потеплели ладони. – Это что за шутки?

Настя рассмеялась.

Я завел ее за руку в кабинет и закрыл дверь на замок.

Она сидела в приемном покое, в своем кабинете, когда на пороге появился незнакомый мужчина. Он был одет в длинный кожаный плащ, норковую шапку, и на его лице светилась добродушная улыбка.

– Можно вас на минутку? – сказал он. – Я от Сергея.

Она хотела пригласить мужчину в кабинет, где им никто бы не помешал, но незнакомец извиняющимся тоном попросил выйти на улицу. Фраза «от Сергея» мгновенно стерла все подозрения.

Когда Настя вышла на улицу, у крыльца стоял огромный, как дом, черный джип.

Да, я знал этот джип. Один раз я в нем уже прокатился. И ездит он, как трамвай, по маршруту «Город – Особняк».

Настю пригласили внутрь и пояснили, что Сергей попросил сделать ей приятное – показать зоопарк. Как Настя ни сопротивлялась, ее все-таки заставили поехать. Не было ни насилия, ни угроз. Мягко убедили, будет вернее.

– Вот у кого нужно учиться работать. У Юнга, – по-отечески подсказал Ивану Верховцев. – А не у Загорского.

Настю привезли в странный особняк восточного типа.

– Знаешь, Сергей, – восхищенно воскликнула она, – там даже кончики крыши вверх вздернуты, как на пагоде!

– Да ты что? – удивился я.

– А у входа звери какие-то сказочные из металла!

Девушку встретил маленький сухонький старичок.

Он пригласил ее в зал, угостил кофе, провел по всем комнатам, рассказывая об истории рождения каждого шедевра.

После экскурсии по дому старичок провел Настю по длинному подземному коридору, украшенному восточными этюдами, и вскоре они снова поднялись наверх.

– Последний раз я была в зоопарке год назад, – глаза Насти светились восхищением. – Но этот зоопарк, кажется, больше!

Около трех десятков гиен семенили по огромному вольеру. На глазах девушки старичок приказал слугам покормить гиен.

– Они уже три дня ничего не ели, – объяснил он.

– Это, конечно, неприятно, но это – природа, – сказала Настя. – Я впервые в жизни увидела, как гиены разрывают свои жертвы и глотают с костями. Я врач, и только поэтому, наверное, мне не стало плохо… Зачем ты попросил показать мне это?

– Вот гады! – вырвалось у Верховцева.

Я остановил его взглядом и извиняющимся тоном обратился к девушке:

– Настя, я не знал, что он будет показывать тебе гиен! Я думал, он ограничится чебурашками в большой зале. Прости.

– Я увезу Настю домой! – решительно прервал разговор Ваня и соскочил с подоконника.

– Настя, я просил старичка передать мне кое-что. Ты привезла?

– Ах да! – спохватилась она и сунула руку в карман шубки. – Вот этот телефон.

Когда под окном заурчал двигатель «Лексуса», я нашел в трубке единственное, что там было, – аудиофайл.

Говорил, понятно, не Юнг. Он не идиот, чтобы отдавать мне в руки вещественное доказательство. Мямлил какой-то славянин, делая паузы в совершенно не свойственных для речи местах. Сомнений, что он читает с листа текст, не было. Имен, других данных, определяющих принадлежность пленки к кому-либо, не звучало. Использование записи при проведении официальных оперативно-разыскных мероприятий и приобщение ее к материалам уголовного дела стало бы бессмысленным занятием. Содержание монолога предназначалось исключительно для меня, и понимал его лишь я один. В течение тридцати четырех секунд мне было разъяснено, что необдуманные действия приводят к печальным последствиям. Из-за моей глупости известные мне люди претерпели ущерб около восьмисот тысяч настоящих долларов. Я нарушил пакт о ненападении, чем вызвал военные действия между договаривающейся стороной и третьими лицами. Это может полностью дестабилизировать ситуацию в городе и подорвать авторитет как представителей деловых кругов, так и представителей власти. Чтобы не портить жизнь молодому полицейскому (мне), его простили, но он снова полез не в свои дела. И что в результате? Беда не приходит одна. Его то машина сбивает по его же неосмотрительности, то уголовное дело в отношении него едва не завелось. А что будет дальше? При таком-то отношении к жизни…

На этом глубоком вопросе, возвещающем мне геенну огненную, запись и закончилась. Диктора, очевидно, повели кормить гиен. Я уже выключил было телефон, как…

Быстро включил и регулятор громкости до максимума.

«…из-за не до конца продуманных поступков известные люди понесли убытки в размере более восьмисот тысяч долларов. Нарушение собственных обещаний – худшая из сторон сотрудника. В результате…»

– Что ты сейчас услышал? – отключив воспроизведение, я резко повернулся к Верховцеву.

Тот пожал плечами:

– Ты опустил Юнга почти на лимон баксов.

– Не вдумывайся в содержание! Услышь форму!

Я снова отмотал запись назад.

Верховцев сидел и молча смотрел на магнитофон. Признаваться в том, что он тупой, ему, по всей видимости, не хотелось.

Когда я промотал этот участок в третий раз, лицо Дмитрия озарила догадка.

– «Сотрудника»! Не «сотрудника полиции», а именно – сотрудника! Это же полицейский говорит!

– Или полицейский текст составлял, – согласился я. – Это будет вернее, потому что говоривший тормозит на тексте. Ты молодец, что обратил на это внимание. Я это упустил. Упустил, потому что услышал другое! То, на что не обратил внимание ты. Слушай фон, Дима…

В паузе между предложениями, после слова «сотрудники», диктор замешкался почти на две секунды. И именно в этот момент в тишине дикторской аудитории раздалось едва слышимое: «Егор, «Гёссер» вынеси…» Если не установить регулятор звука на всю мощность, то эта фраза почти сливается с естественным шорохом пленки.

Значит, пиво на стойке закончилось?..

Верховцев, конечно, ничего не понял. Откуда им знать, что Егор совсем недавно поступил на работу? Впрочем, Егор тут совсем не при делах.

Но где же Ванька? Нужно было срочно выезжать, а стажера-дипломника все не было. Когда был выпит весь чай и от курения уже свербело в груди, Бурлак вошел в кабинет. Причина опоздания тривиальна. Те, кто прибывает на работу на общественном транспорте, клянут не прибывший вовремя вагон. Имеющие личное авто ссылаются на пробки, проколотые колеса и севший аккумулятор. У Ивана закончился бензин. Ну как у бабы, ей-богу…

– Ваня, к кафе Бориса Кармана.

Жаль, что я тогда проявил тактичность и не стал выяснять до конца, кто же соорудил крышу над головой Бориса. Как же так получается? Этот человек должен мне в этой жизни, как земля крестьянам, а что я получаю в ответ? Подлость. Личное благополучие – вот основа основ существования борисов карманов. Нужно было мне не стенкой перед тобой вставать тогда, когда «мамаевские» тебя трясли, как кота помойного, а в сторону отойти. И если бы не я, то твою жену изнасиловали бы в кабаке, куда она имела обыкновение отправляться в гордом одиночестве. Помнишь, Боря, как я ее, пьяную, отбил уже в гостиничном номере у четверых азеров?