Текст книги "Зеркальной комнаты осколки"

Автор книги: Сергей Мартовский

 
Беленькая девочка из детства,
Вспомни, я – тот самый мальчуган,
При́нявший в злосчастное наследство
Первый твой безропотный обман…
Верь мне, ничего не затевая,
Запросто оставленный тобой, —
Я тебя навеки называю
Девочкой небесно-голубой!
 
 
Краски разрушаются с годами…
Вот, уже не первая гроза,
Серыми холодными тонами
Выела мне карие глаза.
Эта ли последняя и злая
В нашей предназначенной беде?..
Рос я, беспокойно размышляя:
Как ты изменяешься и – где?
Жил я, не подсчитывая силы…
Было, что и двигаясь едва,
Брел я через гиблые трясины,
В солнечные веря острова!
 
 
Девочка!.. Зачем же рассказали
Правду мне, хлестнувшую, как… ложь?
В улочках, что нас короновали,
Ты теперь блудницею слывешь…
 
 
Светлая!.. Я всматриваюсь мимо —
В лето, где под радужным дождем,
Мокрые, счастливые, бежим мы —
Мы, еще невинные, ни в чем…
 

Май 1976 г.

 
Я забывался в яростном вине —
Лечил бессилье выбродившим ядом…
И дряблость преждевременная мне
Легла на тело виснущим нарядом.
 
 
Среди преступных всасывавших сил —
Среди бездушья, подлости и фальши —
Я маски скоморошечьи носил
В отчаяньи о юности пропащей.
 
 
Писать мне страшно: змеями в душе
Кишат заматерелые пороки!
И снова я захлебываюсь —
                                       уже
Без воли,
              без сознанья,
                                  без тревоги…
 

19.12.75 г.

 
Куда идти? К кому стучаться?
Везде одна – чужая дверь!..
И если хочется смеяться,
То плакать – больше… Не теперь
Я грезы юности разрушил…
По улицам в июньский мрак
Брожу бездомен и не нужен,
Пугая кошек и собак,
Когда швыряю им, бродячим, —
Таким, как сам! – паскудный стих…
К друзьям? —
                    В уюте им – незряче…
К врагам? —
                  Но тошно и без них!
Пусть спят, в подушки зарываясь,
Но снится пусть им – неспроста,
Как гнусно, во́ром озираясь,
Нырять в ночлежные места,
Чтоб утром прятать от прохожих
За во́рот мятое лицо!..
Луна на опухоль похожа,
Протухло лунное яйцо!
Души́ луна не очарует
Тому, кто звездами гоним…
В подъезде парочка воркует,
И каждый в парочке томим
Иной потребностью животной…
А мне бы – блудному – одно:
Прилечь, забыться – где угодно! —
Но чтобы – глухо и темно!
И, вздрагивая поминутно
От шорохов и мерзких снов.
Считать, что в жизни бесприютной
Есть прелесть затхлых чердаков!
 

11.06.76 г.

 
Тебя пугают наркоманы
И «хат» притонческих разврат?
Так знай: за трусость и обманы
Ты в этом прямо виноват!
 
 
Я вынес собственную драму!
Но слышу ненависти дрожь.
Узнав, как старенькую маму
Подонки грабили – под нож!
 
 
Ты внял болезням проститутки?
Ты был свидетелем, когда
Сажали юношей на сутки
И на застенные года?
 
 
Ты был средь парков и беседок,
Где, может быть, твоя сестра
Обслуживала малолеток
В бесчувстве пьяном до утра?
 
 
А там, где ритмами швыряют
В толпу дуреющих под шейк[1]1
  Шейк – быстрый произвольный танец, популярный среди молодежи 70-х годов. (Прим. авт.).


[Закрыть],
Ты знал, как топчут и пинают
Двоих пятнадцать человек?..
 
 
Но, если общая отрава
Твою не вымарала честь, —
Какое ты имеешь право
Мне в душу лезть?!
 

Июль 1976 г.

 
Опять мы во власти твоей гитары,
И в горе моем, и в глазах – щемит…
Внимаю я песням родным и старым,
Их ранняя память теплом хранит.
И ноет в сознаньи тоска и сладость,
И хочется плакать, не пряча глаза…
Последнее слово мое и радость,
Быть может, все это – в последний раз!..
 
 
Плывут переборы – напевно, ровно;
Привычно склоненная головой,
Поешь ты о чести, о мести кровной,
О страшной потехе войны былой;
Поешь ты о тюрьмах, о пьяной воле,
О скорбных ночах да веселых днях…
Но спой лучше, мама, о юной доле
В далеких поволжских твоих краях!
 
 
Вздыхает гитара и – глуше, тише —
Звучит, замирая, болит струна…
И в раме оконной, от звезд отплывши,
Детдомовкой тихой стоит луна.
Ей в озере звездном не знать причала,
Ей светом родниться с твоей судьбой…
Ну что же ты, мамочка, замолчала?
Ну, хочешь, о чем-то другом напой.
Пусть песня заполнит и мысль, и чувства
На всю безутешность грядущих дней!
Играй же!
              Мне, мама, совсем не грустно!
Звени же, гитара, сильней, сильней!..
 

4.08.76 г.

 
Село мое, мне горько и обидно.
Товарищества о́троческих лет
Сегодня мне не слышно и не видно,
Я встречей долгожданной не согрет.
В ореховом разветвившемся парке
Сижу я на полдневном ветерке,
И солнца луч, трепещущий и жаркий,
Играет на обколотой руке[2]2
  …Играет на обколотой руке – имеется в виду рука с татуировками на ней. (Прим. авт.).


[Закрыть].
Но сердцу не становится теплее —
Мне вымершими видятся места:
У клуба – безголосые аллеи,
И улица, где вырос я, – пуста…
И жизнь пуста…
И детство – на кладби́ще…
Село мое! И, все-таки, – до слез! —
В холодном зарешетчатом жилище,
Где юность поселю я на… погост, —
Приснись мне!
Но не нынешним пустынным,
В котором и привета не найти,
А – праздничным, зеленым, тополиным,
Как в детстве… И во сне меня – прости…
До встречи той! Не пламенный мальчишка
Догубит нерассказанную быль…
Пусть слезы!
Это – ясность, это – вспышка,
А дальше снова – холод, грязь да пыль.
 

11.08.76 г.

 
Все кончено, и про́пасть – предо мною…
Как гончими затравленный зверек,
Мечусь по краю с дикой головою,
И вскрикнуть бы,
                         но сжался крик в комок.
 
 
Что вопли стихотворным повтореньем
О юноше, стремившемся к добру!
Как верил он за миг перед паденьем,
Что выстоит!..
                     Довольно! Я – умру!
 
 
И, заживо зарытому в неволе,
Средь сверстников, отверженных собой,
Останется мне в облике – людское,
А в памяти – карающий разбой…
 
 
Я выдохся и грязь не отчищаю,
И, значит, – не достоин чистоты;
И, значит, – устоявшим завещаю
Великие мальчишечьи мечты!
 
 
Есть шаг еще – отчаянный, последний!
И – мрак за ним, злорадствующий мрак…
Ну что же я, измученный и бледный?
Есть шаг еще,
                     есть шаг еще,
                                          есть шаг!..
 

9.09.76 г.

II. В убежище

 
Тишина, тишина, что со мною – не знаю,
Отгуляли друзья, отгремели деньки…
Тишина, тишина, никого не ругаю,
Просто мне, тишина, сновиденья горьки́.
 
 
Я до срока спасен от прямого ответа:
Бесполезно бежать от надзора судьбы.
Тишина, тишина, мне не надо совета,
Тишина, тишина,
                      мне бы честной борьбы!
 
 
Я за все и всегда поплатиться сумею!
Эта клятва моя не сегодня дана!
Но, моя тишина, как я рано жалею!
Видишь слезы?
               Прости… и – смолчи, тишина.
 

14.09.76 г.

 
Слышу гул самолета
                       в пространстве небесном,
Удаляясь, он тает, как эхо, – до дна…
Я теперь вдалеке…
                  Мне в укрытье безвестном —
И покой, и стихи, и… бутылка вина.
Сын заблудший! —
              я к дому с повинной вернулся…
Вот рождается отзвук и гаснет опять…
Я в сентябрьском рассвете
                              тревожно проснулся,
И до слез засмотрелся на спящую мать.
 
 
Спит она, подоткнув под себя одеяльце…
После утренней дойки, с зарею придя,
Прикорнула на час…
                        Лишь бессонные пальцы
Все коровьи соски невпопад теребят.
 
 
Пусть ей дремлется сладко
                          в не долгом затишье!..
Чтоб неслышно —
                сажусь я за письменный стол,
Но из верха незримого – грохот по крыше
Нарастает и сыплет известку на пол!
Он и матери чуткой прервал сновиденья!
Проклиная работу и ферму, она
Суетится в веранде —
                                  и вскоре за дверью
Исчезает… И снова со мной – тишина…
 
 
Но – еще самолет!
                           В дребезжании стекла!..
Свист турбинный визжит,
                                   он пронзает мозги!
И в глазах моих мутных —
                                    и жгуче, и мокро,
И сжимаю кулак!..
                          Я, заложник тоски,
Что́ ищу? Что́ хочу?
                      Че́м, безумный, спасаюсь?!
Все равно эту муку никто не прочтет!
Затыкаю я уши, к столу прижимаясь…
Раздирающий рев!
                           Пропади, самолет!..
 

15.09.76 г.

 
Сегодня мне – семнадцать с половиной…
Под солнечным слабеющим дождем
В примолкшем окруженьи воробьином
Сентябрь умирает за окном.
 
 
Смотрю в него и до изнеможенья,
Предчувствую крадущийся недуг.
Тлетворно сентября повиновенье —
Ни ропота, ни жалобы, ни мук!..
 
 
Отчаявшийся, голосом неровным
Прошу его: «Очнись же хоть на миг!»
Но глух он – отрешенный и бескровный, —
От жизни остывающий старик!
 
 
И взор мне застилает и щекочет,
И голову склоняю я повинно!
И сердце изнывающе не хочет,
Чтоб умерли семнадцать с половиной!
 

29.09.76 г.

 
«Месяц осенний, как грустному другу,
Тянет мне хрупкую белую руку…», —
       Горькие строки шепчу на крыльце.
В зябком тумане небесного света
Дорасскажу окаянное лето,
       Точку не ставя в конце…
 

30.09.76 г.

 
Не грустно мне: уютом скрашен вечер,
За шторами – осенняя метель;
Там дождь и хлябь,
                       там злой и темный ветер,
А в доме мне – и пища, и постель…
Каких же благ я более хотел?
 
 
Душевная и мысленная нега
Сердечный убаюкивают ритм.
Не нужно мне – ни друга, ни успеха,
Тепло мне в одиночестве – от рифм!
И я гитару трогаю за гриф.
 
 
И льется очищающая песня,
И чувствам от заветного – светло.
Я стар и мудр. Мне все уже известно,
Мне раньше всех изведать повезло:
Ничтожнее всего на свете – зло!
 

1.10.76 г.

 
Далекое мальчишеское лето,
Где девочка с весенними глазами?
Ты помнишь проплывавшие рассветы
С бесшумными цветными облаками?
 
 
Ты помнишь замечательные лозы
И гнезда молодого винограда —
Над девочкою дымчатоволосой,
Над мальчиком порывистого склада?
 
 
Такое не забудется ресницам:
Сокрытые узорными листами,
Друг друга, как заботливые птицы,
Кормили мы по ягодке – губами…
 
 
Влюбленные, неловкие, смешные!..
Те дети – чистоты не осквернили!
Но вскоре их рассветы заревые
Распутные ветра заполонили…
 
 
Я в память, как изгнанник, укрываюсь —
По ранним виноградникам блуждаю,
И отроком блаженным улыбаюсь,
И девочку свою обожествляю!..
 
 
Но глупо это! Глупо это слишком!
Ведь девушка с осенними глазами
Забыла – и несмелого мальчишку,
И лето с расписными облаками…
 

2.10.76 г.

 
Надолго меня отравит
Угар опаленных дней —
Не чад в голове оставит,
А злые виде́нья в ней.
 
 
Как совесть бы ни просила —
От памяти не уйдешь.
Я все расскажу, что было,
И Правда повергнет Ложь!
 
 
А ныне… Сгущает осень
Суровость законных туч.
С усмешкою ветер бросил
Мне по́д ноги к воле ключ.
 
 
Я знал, что бежать придется,
Что серым залепит взор,
Что бывшее не уймется
Наращивать приговор.
 
 
Со временем – злее будет,
Нависнет гроза – плотней!
Но жизнь, разразясь, остудит
Угар обгорелых дней!..
 

16.10.76 г.

 
Я приеду незванно веселым и пьяным,
Не ругай за браваду – я сам повинюсь.
Миролюбовской[3]3
  Миролюбовка – село в Крыму. (Прим. авт.).


[Закрыть] ночью, объятой туманом,
Все равно от объятий твоих опьянюсь…
 
 
И меня не суди ты, игривая, строго:
Изменились тревоги со школьных часов.
Ты позволь мне, ровесник,
                                 забыться немного —
От друзей и от пьянок, от драк и врагов!..
 
 
Мне так важно не думать,
                           что, может быть, утром
Нас навек разбросает по топи земной…
Я приеду нежданно, и ночью безлюдной
Эту гиблую юность забудем с тобой…
 

11.11.76 г.

 
Неистовы красные тени…
В ворованном жарком раю
Горячие наглые стены,
Зачем заковали вы песню мою?!
 
 
Зачем из печного оскала
В глаза мне хохочешь, огонь?
Того, чья душа угорала,
Кровавыми бликами раны – не тронь!
 
 
Я вырвусь из адского плена,
Навзрыд, но мотив – допою!
По струнам, по нервам, по венам —
Я выкричу страшную правду свою!
 

26.12.76 г.

 
Ветер хлесткий, холодный
Звезды по́ небу гонит.
Мрак зубастый, голодный
В стекла тонкие стонет…
 
 
Убежать бы, укрыться
От смертельной напасти,
С головою зарыться —
От себя, от ненастья.
 
 
Или – воли набраться,
Только злой и ехидной,
Чтоб нахально смеяться
Над, бедой дальновидной!..
 

29.12.76 г.

 
По селу чужому
К дому неродному
Я иду подмерзший.
Вечер сизо-лунный,
Как пьянчуга блудный,
Звездами обросший.
 
 
Переполошившись,
Воодушевившись,
Псы вдогонку лают.
В окнах разноцветных
Нет мне лиц ответных:
Здесь меня – не чают!
 
 
Ждущие – далече…
Сон их безупречен…
Спите сладко, други!
Нам же, друг мой вечер,
Вместе ежить плечи
В вымерзшей округе…
 

6.01.77 г.

 
Я живу без судьбы и имени.
Я брожу по холодным улицам,
Наблюдаю чужие радости
И страдаю своими бедами;
Месяцами сижу закованный,
Сочиняю стихи паршивые,
Под гитару слагаю песенки,
Украшая свою действительность…
Я мечтаю о звездном будущем…
И друзьям доверяюсь письмами…
Но опять – человек без голоса,
Но и впредь – гражданин без имени…
 

19.01.77 г.

 
Друзья мои, как все вы далеко!
На улице темно у нас и сыро.
Один я в доме. В комнатке моей —
Лишь тиканье часов…
                                Да лай собаки
Врывается сквозь звонкое стекло
Окна…
          Там, в черноте вечерней,
Проходит юность —
                       сельские подростки
Идут привычно грязною дорогой
На танцы в клуб.
                        И только никого
Мое окно на свете не волнует…
Молчит гитара,
                      множественно раз
Прочитаны все письма дорогие.
Один я в мире…
                       Верные друзья,
А как там ва́м
                    вдыхается нетрудно?..
 

25.01.77 г.

1.

 
Длинна железная дорога,
На станциях – толчки и свет…
Послушай же и ты немного,
Что мне всего – семнадцать лет;
Что я тебя – ничуть не знаю,
Что ночь уже и нужно спать…
Но мне – ах, блажь моя шальная! —
Тебя так хочется обнять!
А я, когда ты ходишь рядом,
Раскачиваясь стуку в лад,
Ловлю надеющимся взглядом
Хотя бы твой случайный взгляд!
Но… близкая! Не замечая
Мой верхнеполочный НП[4]4
  НП – наблюдательный пункт. (Прим. авт.).


[Закрыть],
Ты вновь скрываешься, скучая,
В служебном крошечном купе.
 
 
Вздыхаю я, печалю строки,
Качается плацкартный мир.
Вот рядом мы, в одной дороге,
Но я в дороге – пассажир…
 

2.

 
…Летит состав, и там, где вечность,
Огни проносятся назад.
Лишь возле тамбура беспечно
Два парня шаткие стоят.
Ты им являешься – такая,
Какую встретишь только раз!
И оба, зенками моргая,
Теряют дар сонливых фраз…
Затем, опомнившись, заводят
Велеречивый словоблуд
И жеребцами хороводят,
Тебя касаясь там и тут…
Они развязанно-игривы,
И им, конечно, наплевать
На то, что юноша ревнивый
Все это может наблюдать;
Что он с отчаянной тревогой
Вникает в скользкую игру,
Где ты дразнящей недотрогой
В свою ныряешь… конуру!
И вновь выходишь, занятая
Для виду чем-то, и опять,
Смеясь, кривляясь и болтая,
Себя даешь приобнимать…
 
 
Я отворачиваюсь молча,
Дышу в немытое окно,
Там искаженно, как от порчи,
Мое лицо отражено́.
И понимаю понемногу,
Что глупо сердце обольщать,
Что и в стихах немного проку,
Что ночь давно и нужно спать.
 

10.12.76 г.

Поезд Симферополь – Ворошиловград.

 
Номер гостиницы.
Сумерки за окном.
Юность-бесстыдница,
Хватит страдать, потом!
Лучше мы влюбимся —
Девушки к нам милы́…
Лучше забудемся
Средь маскарада мглы.
Видишь, на площади
Сколько влюбленных пар?
Сеется дождичек,
Манит рекламой бар…
Видишь, там весело!
Нам ли с тобой скучать?
Юность-ровесница,
Выйдем-ка погулять!
Там нахохочемся,
Там я – стихи прочту!
Ой, как мне хочется
Поцеловать вон ту!..
Ой же, как вымытым
Жаждется подышать!
Даже и вымокнем —
Слезы не распознать…
Выйдем на улицу,
Бросим рублевый дом.
Юность-распутница,
Станем жалеть потом…
Прочь из гостиницы!
Спрячемся – под дождем!
Юность-настырница,
Хватит хандрить, идем!
 

11.01.77 г.

 
Все дороги впереди!
Мне лицо твое, на фото,
Говорит, что нам идти
В удивительные годы!
 
 
Были чаянья и боли
В нелюбимой стороне,
Где без друга и без воли
Я топил себя в вине.
 
 
Все прервато-перебито!
Все осталось позади!
Мне лицо твое открыто
Говорит, что мы – в пути!
 

16.01.77 г.

 
Тревоги – мои товарищи —
За мною, как тень, слоняются.
Мечты мои не сбываются,
И нет на моих дорогах
Знаков предупреждающих.
 
 
А в мире – мгновенья чудные
С весенней и кровной ласкою!
Да тень навела указкою
В холодный закон ответа
За юность мою беспутную…
 
 
Но солнцу и небу вечному,
И матери, всё сгибающей,
И девушке ожидающей
Кричу я с ожившей силой:
Вчерашнему – не обречь меня!
 

22.02.77 г.

 
Слушайте, ветры, я начинаю
Новые песни петь!
Слушайте, ветры, я продолжаю
Далям в глаза смотреть!
 
 
Жизнь устояла, перестрадала, —
Не примирилась – тлеть!
Юность восстала и засияла,
Чтоб в облака лететь!
 
 
Вечно бороться и не сдаваться —
Только такой обет!
Мне – восемнадцать! Мне – восемнадцать!
Мне восемнадцать лет!
 

30.03.77 г.

 
Тише, милые, глупые, тише!
Я хочу на прощанье грустить…
Под тяжелой охранною крышей
Мне придется, наверное, быть.
Это скоро, так скоро случится!
Но сегодня тоска не о том:
Нам придется теперь разлучиться,
Чтоб… не встретиться в жизни потом.
 
 
Лягте рядом, ребята, смотрите,
Как весенне настроен февраль!
Всюду тянутся звонкие нити
И простором распахнута даль…
Через час, в состраданьи озлившись,
Я уеду, а новый жилец,
Полновластно в наш дом заселившись,
Вашей воле положит конец.
 
 
Разбежитесь вы, ставши ничьими,
Беспризорную долю познав.
Обхлестают вас криками злыми,
На помойные ямы изгнав.
Будут бить и не брезговать кровью,
Понаделают жалких калек,
А затем – охраняя здоровье! —
Вам устроит отстрел человек!..
 
 
Но… кому-то подвалит и счастье,
Если благо приемлемо в том,
Что приметнее ростом и мастью,
Сторожить он останется дом:
Будет яростно рвать на прохожих,
И терпеть забавленья детей,
Станет жизнь его сытно-погожей,
И, наверно, забудет друзей…
Ну а я? Я не знаю, родные,
Что утрачу еще впереди,
Что в судьбе обрету и какие
Мне страдания не обрести…
Но когда-нибудь, в жизненном мраке
Или в благополучия час,
Незнакомой бездомной собаке
Расскажу о покинутых – ВАС…
 

Февраль – март 1977 г.

 
Вечер фонарями дружески мигает,
В небе оживают синие цветы…
Вдоль ограды клубной юноша шагает
К месту, где встречала явь его и ты…
 
 
Кто же он – спортивно выкроенный
                                                      парень,
Трезвый, некурящий (нравиться привык!),
Русский по рожденью, внешностью —
                                                   татарин…
В общем, не последний сельский
                                                 призывник?
 
 
…Жил на свете мальчик с пылкою душою,
Рано полюбил он книги и вино;
Много повидал он с мамкой-сиротою…
Пламенно мечтал он в светлое одно:
Выйдет он по жизни очень знаменитым!
Молодость прославив в буйстве и вине,
Станет, как Есенин, кротко незабытым,
Будет, как Высоцкий, слышен по стране!
 
 
Время упраздняло игры и проблемы,
Детские проказы, крымские года…
Леты приходили, вольные, как темы,
Леты уносились, будто поезда.
Лето и примчало стуком серебристым
Школьника на дальний утренний вокзал…
Так неотвратимо в августе зарнистом
Мальчик деревенский юность повстречал.
 
 
Дальше что? Не знаю, должен ли я, право,
Исповедь чужую в люди выносить?..
Может, по призванью, может, для забавы
Стал он, как мечталось, песни петь
                                                      да… пить.
…Там, где танцплощадки, парки
                                                    и пивбары,
Сброды хулиганов, грязные слова,
Там, где надрывались пошлые гитары, —
Разная за парнем числилась молва…
Только – заверяю! – запертый ли,
                                                   праздный —
В строгих кабинетах, в вольницах-дворах —
Цели незабвенной, вере распрекрасной
Клятву повторял он в песнях и стихах.
Впрочем, ну их, песни! Миру ль интересно
Что́ он там наплакал, спел и написал?
Если и прослыл он… – я о том известий
Радио не слышал, в прессе не читал!
 
 
Что́ чужие судьбы! Личная дороже!
Жизнь моя, быть может, – лучшая из книг!
Если разобраться, если подытожить, —
Я, пожалуй, тоже в пройденном велик…
Дело ведь не в этом! Шествуя у клуба,
Наши вспоминаю глупые мечты,
И не отвергаю встретившие губы
Там, где восхищала сны мои и ты…
 

Сентябрь 1977 г.

Корабль Земли
(Венок сонетов)

Суровый Дант не презирал сонета…

Пушкин

 
Нам Космос – Отец!
       Нам Вселенная – Мать!
Мы – их своенравные дети…
Но нам —
              постигать,
                             постигать,
                                            постигать
Свое НАЗНАЧЕНЬЕ
                           на свете!..
 

1

 
Пришедшим жить на Пик тысячелетий
Творю Венок сонетною строфой.
Мы, гении, как синтез всех наследий, —
Цари цивилизации земной.
 
 
И все-таки, для Космоса, мы – дети,
Достигшие вершины роковой;
Стоим пред галактическою мглой
На Разумом освеченной планете!
 
 
О, Пика эпохальные ветра!
Под нами – Человечества Вчера,
Над нами – Завтра, полное сомнений…
 
 
И шаг зовет, и – пятит пустота…
И нам, отцам грядущих поколений,
Открыта – ввысь и в пропасть – высота!
 

2

 
Открыта – ввысь и в пропасть – высота…
Зовет простор – для взлета иль паденья?
В нас предков прозревает слепота,
Но вспять необратимо восхожденье.
 
 
О генная, о звездная мечта!
Скопили яд открытья и свершенья…
И ядерного века прегрешенья
Не есть ли нам предельная черта?
 
 
Мы – время парадоксов и знамений,
Мы – возраст озарений и затмений…
Ах, Вечности немая глубина!..
 
 
Очистись, мысль, от сора междометий:
Была нам показательно дана
Эпоха войн и атомных трагедий!
 

3

 
Эпоха войн и атомных трагедий
Над миром потрясенным пронеслась,
Подобная галлеевой комете,
Явив нам – ужасающую власть!
 
 
Тем Роков Рок историю пометил —
В ней Бисмарка идея вознеслась,
И Гитлера антихристская страсть
Дала арену дьявольских комедий…
 
 
Но чье же ты, ПРОКЛЯТИЕ Земли?
Какие Силы Смерч нам принесли,
Невиданный – ни в Греции, ни в Риме?
 
 
Чернобыля засыпаны уста…
Не внять нам, что и гибель Хиросиме
Творилась в нашем веке – неспроста!