Текст книги "АЛМАЗНАЯ ТРУБА"

Автор книги: Сергей Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Пролог. ПОЛИГОН

Вертолёт завис над площадкой в нескольких метрах от земли и, слегка качнувшись, стал медленно опускаться в тучах бурой пыли, окутавшей его со всех сторон. Едва шасси коснулось земной тверди, как натужный рев турбин смолк, только лопасти винтов еще продолжали вращаться, не в силах прекратить свой бег по кругу.

В фюзеляже открылась дверь, и в проёме показалась фигура человека. Одет он был в обычный джинсовый костюм, кроссовки и бейсболку, под козырьком которой, скрывая глаза, поблескивали солнцезащитные очки. Человек не спешил сойти на землю. Он огляделся и, заметив приближающуюся машину, застыл в ожидании.

Чёрная "Тойота–Лендкрузер" подкатила вплотную к вертолёту. Из автомобиля вышли двое: крепкий коренастый мужчина лет шестидесяти и дорогом костюме и здоровенный молодой парень в камуфляже, через плечо которого висел на ремне короткоствольный автомат. Пожилой держался уверенно, по–хозяйски, в его жестах и походке угадывались властность и решительность. Молодой выглядел настороженным, словно хищный зверь. Прикрывая своей мощной фигурой хозяина и оглядываясь по сторонам, он крепко сжимал рукоятку оружия. Палец охранника настороженно лежал на спусковом крючке.

Начальник полигона, как обычно называл себя встречающий, небрежно поприветствовал парня в вертолёте и достал из машины кожаный кейс. С минуту они о чём–то говорили, а затем кейс и "джинсовый" парень исчезли в чреве вертолёта. Со стороны никто не мог видеть, что именно было передано на борт, а о содержимом; кейса знали только несколько людей.

Как только боковая дверь закрылась, "Тойота" сорвалась с места и скрылась за углом двухэтажного дома, а к вертолёту подъехали ещё две машины. Тентованный "КамАЗ" осторожно развернулся и медленно сдал назад, встав у распахнувшегося грузового люка, а зелёный армейский "УАЗик" остановился чуть поодаль. Из него вышли трое и, пока шла разгрузка вертолёта, мирно и дружелюбно беседовали, покуривая сигареты.

Через четверть часа "КамАЗ" отъехал от вертолёта, пилот загустил двигатели, и лопасти винтов закрутились, набирая оборот. Стоящие у "УАЗика" попрощались с улетающим товарищем, дружески похлопывая его по плечу и посмеиваясь. Наконец, тот взбежал в грузовой люк, держа в руке небольшой чемодан. Обернувшись к провожающим, он помахал им рукой и широко улыбнулся. Тяжёлая машина медленно оторвалась от земли, потом чуть накренилась, развернулась и полетела к заходящему солнцу. Двое стоящих внизу с минуту наблюдали за полётом, но на их лицах уже не было и тени улыбок. Когда вертолёт исчез в сияющем алом диске, один из них сказал со злорадством:

– Этот уже покойник. Поехали. Пора заняться остальными.

Они сели в машину, и вскоре площадка опустела.

Несколько часов спустя, когда на небе высыпали звезды, по лесной дороге, проложенной вдоль берега реки, тихо, словно крадучись, проехал тот же зелёный "УАЗ". Он остановился на краю оврага, куда сбрасывалась пустая порода, и из машины вышли четверо. Они быстро, но без суеты открыли заднюю дверь и принялись вытаскивать оттуда длинные тяжёлые мешки, которые волоком стащили вниз, к самому откосу отвала, и сбросили на дно оврага. Всё это они проделали, молча, с безразличным спокойствием. Затем один из них направился к стоящему неподалеку бульдозеру, а остальные достали сигареты и закурили, ожидая завершения "похорон". Вскоре послышалось сердитое урчание дизеля, и залязгали гусеницы. Огромный "Катерпиллар" развернулся на месте и медленно пополз на свет фонарей, указывающих ему направление. Широкий нож, поблескивающий холодной сталью, упал на рыхлую землю, и она взбугрилась перед ним гигантским валом. Через минуту тонны породы обрушились вниз, засыпая мешки с телами убитых и навсегда погребая под собой тайну их исчезновения.

Бульдозер сдал назад и сделал ещё два захода, пока стоящие у кромки не убедились в полной надёжности захоронения. "Катерпиллар" замер на прежнем месте, вскоре послышался шум отъезжающего вездехода, и всё смолкло. Лишь откуда–то со стороны доносились приглушенные звуки машин и механизмов, не прекращающих работу ни на минуту.

Часть первая. ПРОПАВШИЙ ГЕОЛОГ

1.

Захлопнув дверцу машины, Максим взглянул в зеркало и вновь почувствовал себя неуютно. Метрах в тридцати позади стояла тёмно–синяя "десятка". Сидящие в ней двое мужчин в тёмных очках явно чего–то или кого–то ждали, вальяжно развалившись в креслах. В другой ситуации Марьин вряд ли обратил бы на них внимание, но настораживали эти тёмные очки, в которых уже не было необходимости, так как машина стояла в тени. К тому же он помнил неприятное чувство, появившееся, когда они ехали на квартиру Киселёвой. Интуиция обычно всегда предупреждала его о появлении опасности.

"Слежка? – мелькнуло в голове, и сердце забилось сильнее. – Но тогда, на дороге, мои предположения не подтвердились. Да нет, вряд ли. От "конторы" нас никто не вёл, это точно, если только… Если только они не меняли машины. Вот чёрт, а ведь всё возможно! Надо бы проверить".

На всякий случай, записав номер машины, он запустил двигатель и резко тронул свою "Ладу" с места, прочертив на асфальте чёрные полосы. "Десятка" всё так же стояла под раскидистым клёном, пока Максим не потерял её из вида.

Окончательно успокоился он, только подъезжая к "Будапешту". Всю дорогу Марьин внимательно следил за тылом, но так и не выявил "хвост". Если его и "вели", то очень профессионально, используя несколько машин. Так тратиться на его персону вряд ли имело смысл. По крайней мере, в нынешней ситуации.

От усталости и напряжения нестерпимо хотелось курить. Притормозив у киоска неподалеку от универмага, Максим быстро вышел из машины и через пару минут уже возвращался назад, нетерпеливо раскрывая на ходу пачку "LM". На обочине он прикурил сигарету и стал обходить "Ладу", как вдруг сердце бешено застучало от хлынувшего в жилы адреналина. В последнее мгновение Марьин успел отпрянуть назад. Шестое чувство спасло его от столкновения с серой "Тойотой", пронесшейся мимо в каких–то сантиметрах.

Раздался скрежет, его обдало спрессованной жаркой волной воздуха с запахом гари, и серая машина скрылась за длинным трейлером, проехавшим секундами раньше. Всё произошло так внезапно, что Максим не успел рассмотреть ни номера машины, ни заметить, сколько людей находилось в ней. В памяти отпечатались лишь марка и цвет автомобиля. Он быстро очнулся от шока и сначала хотел броситься вслед за "Тойотой", но оставил эту бессмысленную затею.

– Мерзавец! – в сердцах выкрикнул он вслед исчезнувшей иномарке и от злости ударил по капоту своей машины. – Подонок!

Он сунул в рот сигарету и несколько минут приходил в себя, пока, наконец, не обрёл спокойствие и способность полностью контролировать свои мысли и действия. Левое зеркало на "девятке" было неестественно вывернуто, а пластмассовый кожух сильно поцарапан. Приглядевшись, Марьин заметил чуть различимый след серой краски, оставшейся в бороздах. Вероятно, "Тойота" слегка зацепила его машину, но это почти ничего ему не давало, и Максим выбросил из головы мысли о возможности отыскать "мерзавца". Куда больше его волновал вопрос: случайность ли этот инцидент или спланированное покушение? Впрочем, первую версию он предложил, скорее, для альтернативы. Тянула она процентов на десять, не больше. Теперь Марьин почти не сомневался, что он кому–то перешёл дорогу. Учитывая качество слежки, люди эти не были дилетантами. Получалось, он попал в эпицентр событий вокруг пропавшего геолога.

В голове, словно на листе белой бумаги, стала вычерчиваться схема. Итак, кто он? Ответ – Максим Максимович Марьин, бывший майор РУБОПа, а сейчас руководитель частного детективного агентства, проживающий в Москве под фамилией Марфин. Год назад вместе с женой Ириной после разгрома крупнейшей мафиозной группировки он при помощи ФСБ был вынужден сменить фамилию и место жительства. Может быть, ему пытаются отомстить за прежние дела, чего, собственно, все опасались? Ответ – скорее всего, нет. За всё время работы в Москве он нигде не засвечивался, да и вёл дела мелкие, чаще бытовые, которые в лучшем случае помогали заработать на существование. Он ничем не выделялся.

Когда же пришло ощущение тревоги? Ответ – совсем недавно, после появления у него в офисе Ольги Петровны Киселёвой. У женщины несколько дней назад исчез муж, известный геолог. По рекомендации знакомого, пользовавшегося услугами Марьина, она обратилась к нему. И принесла беду.

Так с чего всё началось?

2.

От жары мозги, казалось, плавились и отказывались выполнять самые элементарные арифметические действия. Максим отбросил папку с отчётом, который он готовил для клиента, и с бутылкой холодной соблазнительной "Фанты" подошёл к окну.

– Иринушка, помоги, закончи финансовый отчёт по делу Романова, –вздохнув, попросил он жену. – Я договорился с ним на завтра на десять утра. С него ещё причитается полторы тысячи баксов.

– Это хорошо. Может, ты, наконец, купишь кондиционер, чтобы не маяться от жары? – чуть иронично и с сочувствием спросила Ирина. – Да и контора будет выглядеть солиднее…

– Солиднее, – усмехнулся Марьин. – Это называется пустить пыль в глаза. Солидность нашего предприятия в нас самих, в нашей компетенции и… удачливости, а все эти дорогие штучки – для "папуасов".

В этот момент он заметил внизу немолодую даму в светло–сером деловом костюме, не очень подходящем для такой погоды. В руках она держала чёрную сумочку, из которой только что достала листок, и теперь искала взглядом номера квартир на подъезде. Лицо её при этом выглядело озабоченным и расстроенным.

– Ириша, кажется, к нам клиентка.

– Ты ясновидящий? – удивилась жена.

– Кое–какие детали указывают на это, – отметил Максим с наигранной небрежностью. – Думаю, что и ты сделала бы тот же вывод, будь у тебя возможность рассмотреть её получше.

– И какие же детали ты заметил? Давай, Шерлок Холмс, преподай мне урок дедукции и психоанализа.

– О, это очень просто, дорогая, – улыбнулся Максим. – Во–первых, вряд ли в такую жару женщина стала бы надевать деловой костюм, отправляясь к кому–нибудь в гости. К тому же, она здесь впервые, так как сверяла адрес по записи, а в–третьих, женщина выглядит озабоченной и взволнованной, она ещё сомневается, стоит ли вообще наносить намеченный визит. А теперь скажи, к кому ещё, если не к нам, направляется эта дама? В нашем подъезде живут только частные лица. Как видишь, всё очень просто. Впрочем, сейчас узнаем, прав я или нет.

Он всё угадал стопроцентно, и вскоре они с Ириной познакомились с Ольгой Петровной Киселёвой. После взаимных представлений, возникла небольшая пауза, словно гостья не знала, с чего начать. Пользуясь ею, Максим стал изучать даму, глядя на неё доброжелательным мягким взглядом, который всегда внушал доверие и расположение.

На вид посетительнице было около шестидесяти, и лицо её, несмотря на возраст, сохранило черты былой красоты. Оно было пропорциональным и гармоничным, словом – довольно приятным, хотя и с множеством мелких морщин, не скрытых никакой косметикой. Тёмно–русые волосы тоже имели натуральный цвет. Даже поверхностный взгляд обнаружил интеллигентность посетительницы, обладающей к тому же и незаурядными волевыми качествами. Одета она была скромно, но со вкусом и элегантностью и вовсе не по случаю, а совершенно естественно и обыденно, сообразно своему стилю жизни. Максим скользнул взглядом по её безупречно сидящему костюму, небесно–голубой шёлковой блузке и с удивлением обнаружил, что она заколота у воротника редкостной брошью в виде овальной геммы с выпуклым рисунком, вырезанным на каком–то молочно–белом отполированном камне или кости. Это был чей–то портрет, выполненный очень искусно, но Максим не успел разглядеть его. Посетительница оправилась от минутного замешательства и волнения и негромко сказала:

– Извините, я никогда раньше не обращалась за помощью к частным детективам и потому не знаю, с чего начать.

– Начните с главного, – улыбнулся Максим. – Расскажите о своих проблемах, Ольга Петровна, и мы подумаем, чем сможем вам помочь.

– Да–да, вы правы… – согласилась Киселева. – Понимаете, пропал мой муж. Вот уже десять дней, как о нём нет никаких известий. Вы не представляете, что я пережила за это время… – она тяжело вздохнула и продолжила: – Я уже обратилась в милицию с заявлением о розыске, но до сих пор у них нет никаких результатов. Ни в больницах, ни в моргах он не обнаружен. В милиции у меня взяли его данные, фотографии, порасспрашивали о нём немного и довольно формально и сказали, что объявят в розыск, но вряд ли стоит рассчитывать на скорый результат, так как ежедневно пропадает много людей… Может, для них это и обыденное явление, но для меня… У меня ведь кроме Алёши никого больше нет.

– Да, я понимаю вас, Ольга Петровна, – сочувственно сказал Максим и жестом пригласил Ирину сесть поближе. Та опустилась в свободное кресло рядом с Киселёвой, не забыв прихватить с собой блокнот и ручку. – А теперь расскажите обо всём поподробнее.

Киселёва согласно закивала головой и немного поспешно достала из сумочки несколько фотографий и лист с записанными паспортными данными.

– Вот, это мой Лёша… Извините, Алексей Васильевич Киселёв, –сказала она, протягивая снимки Максиму.

Тот бегло просмотрел фотографии, выбрав две наиболее удачные. Согласно паспортным данным, Киселёву исполнилось шестьдесят шесть лет, но на фотографиях он выглядел значительно моложе.

– Это старые фото? – спросил Максим, взглянув на клиентку.

– Нет, они сделаны в позапрошлом году, – ответила та.

– Вот как? – удивился Марьин. – Он прекрасно выглядит. Занимался спортом?

– Почему занимался? Он всегда поддерживал хорошую физическую форму, – сказала Киселёва с гордостью. – Для его работы это было необходимо постоянно.

– А кем он работал?

– Кем он только не работал в молодости! А вообще–то по профессии Алексей геолог. Я тоже. Мы и познакомились с ним в моей первой экспедиции.

– Понятно… Так как же пропал ваш муж? – спросил Марьин и добавил:

– Ольга Петровна, я понимаю, что вам сейчас очень трудно, но постарайтесь припомнить все обстоятельства этого.

– Я попытаюсь, – ответила Киселёва и, задумавшись ненадолго, начала рассказ.

Исходные данные оказались таковы. У них с мужем в Бронницах, по Люберецкому шоссе, есть дача. С весны они обычно перебираются за город и проводят там всё лето, возвращаясь "на зимние квартиры" в октябре. Ольга Петровна иногда наведывается в Москву – надо изредка поливать цветы в квартире, посмотреть, всё ли в порядке, сделать покупки, да мало ли что… К тому же, хотя она и на пенсии, но всё ещё преподаёт в институте. У неё аспиранты. А вот Алексей Васильевич летом в город ни ногой. Конечно, и он мог бы преподавать, но кабинеты не для него. Он практик, причём один из лучших в стране. И это совершенно объективно – Киселёв открыл столько месторождений полезных ископаемых, что они смогли бы обогатить не одно государство.

– Ну, а его лично? Ваш муж хорошо зарабатывал? – не удержавшись, поинтересовался Марьин.

– По меркам прежнего времени – неплохо. Были премии… Но сейчас всё изменилось, всё перевернулось с ног на голову… Да что об этом говорить, вы и сами понимаете, – ответила Киселёва с лёгкой обидой.

Версию о похищении, на которую намекнул Максим, Ольга Петровна встретила с недоумением: какой интерес они могут представлять для похитителей? И потом, почему тогда похитили не её? Почему Алексея? С ним справиться не так–то просто, а она – куда более лёгкая добыча для такого сорта людей. Да и звонков с требованием о выкупе не было.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Марьин. – Но давайте вернёмся непосредственно к обстоятельствам исчезновения Алексея Васильевича. Как и когда вы это обнаружили?

– Около десяти дней назад. В позапрошлую субботу я поехала в Москву на нашей машине. Думала вернуться в воскресенье утром, но, как назло, машина сломалась, и пришлось ждать понедельника, чтобы отдать её в ремонт. На дачу я поехала автобусом и добралась только вечером. Было что–то около семи часов. Я вошла в дом и стала звать мужа, но его нигде не было.

– Дом был заперт, когда вы приехали? – спросил Максим.

– Нет, дверь была прикрыта, но не заперта. Калитка тоже не была закрыта. Я подумала, что он пошёл куда–нибудь прогуляться, и поначалу не волновалась, но когда стало темнеть, то… В общем, я обошла всех соседей, но никто не видел Алексея с воскресенья. Это тоже не было чем–то необычным, так как он часто сутками не выходил из своей мастерской в мансарде, когда был прилив вдохновения…

– Извините, что перебиваю вас, Ольга Петровна, но чем так увлекался ваш муж?

– Он неплохой скульптор. А ещё он занимается резьбой по камню, рисует. В общем, я поддерживаю его творческие занятия, тем более что они ему по душе и для нашего бюджета хорошее подспорье, – ответила Киселёва.

– Он продаёт свои работы?

– Редко, но случается. В основном через знакомых, иногда ходит на Арбат.

– Понятно… Итак, вы в этот день не нашли своего мужа, – скорее констатировал, чем спросил Максим и на минуту задумался. – Скажите, Ольга Петровна, а вы не находили в доме какой–нибудь записки?

– Нет, ничего такого не было.

– А вещи не исчезли? Может, что–нибудь ценное?

– Да нет же, всё было не тронуто. У меня создалось такое впечатление, что Лёша вышел куда–то ненадолго. А в доме всё было как обычно. Небольшой творческий беспорядок наверху, а в остальном – ничего подозрительного.

– Вы в этом уверены?

– Конечно. Я даже проверила коллекцию Алексея, но это было позже, когда приехали из милиции.

– А что за коллекция, Ольга Петровна? – заинтересовался Максим.

– Коллекция минералов, – ответила Киселева. – Алексей Васильевич собирал её всю сознательную жизнь. У него – одна из лучших геммологических коллекций в стране. Но на даче хранятся менее ценные экспонаты.

– А что, есть и очень ценные?

– Да, конечно, но они находятся в сейфе, в квартире.

– Квартира под охраной?

– Да.

– И ничего не пропало? – снова с сомнением спросил Максим.

– Нет, не пропало.

Что же получалось в итоге разговора? Исчезнувший Киселёв не был серьёзно болен, не представлял большого интереса для вымогателей, у него не имелось врагов, отношения с коллегами по работе, соседями и знакомыми поддерживал ровные и доброжелательные. Не был он ловеласом, сбежавшим от жены к гипотетической любовнице (да и в его возрасте подобные глупости люди совершают крайне редко).

Тогда в чём причина его исчезновения? Несчастный случай? Или всё же чей–то злой умысел? А может, он и не исчезал вовсе в том смысле, какой обычно подразумевается в подобных ситуациях? Может, его что–то заставило на время покинуть дачу по каким–то неотложным и важным делам? Да, но тогда Киселёв непременно бы предупредил жену…

Марьин перебрал, казалось бы, все возможные версии, но ни одна из них не представлялась ему достаточно убедительной. Впрочем, это было естественно, так как слишком мало и поверхностно он знал об обстоятельствах дела. Но он уже интуитивно чувствовал, что придётся немало потрудиться, чтобы разобраться во всём и выбрать верное направление поисков пропавшего геолога.

3.

Николай Шишков понуро побрёл вдоль вставшего в забое транспортёра к треноге с мощной переносной лампой. "Опять послал меня, – сетовал он на "бугра» – бригадира. – Как что, так Микола!"

Подтянул провод и, смотав его в бухту на локоть, Шишков взял треногу и уже двинулся назад, как вдруг ему показалось, что что–то сверкнуло среди породы, лежащей на транспортерной ленте. По телу пробежала нервная дрожь, словно его ударило током, а лоб покрылся испариной от предчувствия удачи. Повинуясь обуревавшему искушению, он стал лихорадочно искать взглядом источник искры, наклонив лампу к самому транспортеру. Он забыл обо всём и слышал лишь только бешеный стук сердца, когда на ленте прямо перед ним снова блеснул огонёк. Боясь потерять его, Николай застыл на месте, не сводя взгляда с блёстки, и протянул руку. Пальцы нащупали небольшой, с голубиное яйцо камень, но, даже ещё не разглядев его, Шишков не сомневался, что в руке целое богатство. Он быстро сунул камень в карман и воровато оглянулся в сторону товарищей.

– Микола, ну где ты там? – раздался недовольный голос бригадира.

– Иду, иду! – поспешно ответил проходчик и стал разматывать провод, аккуратно укладывая его вдоль транспортера.

Когда он присоединился к товарищам, "бугор" подозрительно взглянул на него и спросил:

– Что ты там копался?

Внутри у Николая всё похолодело от страха, но он быстро собрался и ответил очень спокойно и безразличным тоном:

– Да провод запутался, зараза.

Сдав смену другой бригаде, все четверо поднялись на подъёмнике наверх и сразу прошли в "чистилище". Так шахтеры называли специальное помещение, миновать которое было невозможно. Здесь их ждал начальник шахты "Д", принявший доклад бригадира и сделавший отметки в журнале. Затем они прошли в раздевалку и полностью разделись, оставив спецовки в номерных стальных ящиках. Сигареты, зажигалки и прочие посторонние вещи вынули и положили на верхние полки. Этого требовали правила, так как грязная одежда забиралась в прачечную, а на её место вешалась чистая смена. Правда, никто из шахтеров не знал, что перед этим спецодежда и обувь тщательно обыскивались, так же как и их личные вещи, оставленные в шкафах. Тем не менее, Шишков избежал неприятностей, предусмотрительно сунув камень в рот, когда они ещё только шли к подъемнику.

В душевой бригада долго смывала с себя пыль и грязь. Проходчики фырчали от удовольствия и перебрасывались нехитрыми шутками. Только Николай мылся молча, озабоченный проблемой сокрытия похищенного камня. Он взял его, не задумываясь о возможных последствиях, подчиняясь лишь инстинкту, а теперь толком не знал, что с алмазом (а он был уверен, что камень – алмаз) делать дальше. Но всё же сомнения и тревога не могли отравить эйфорическое чувство обладания таким сокровищем. Даже не зная истинной ценности находки, Николай был почти уверен, что камень потянет на десятки тысяч долларов.

Мысли лихорадочно метались в голове в поисках надёжного способа сохранить камень, но ничего путного не приходило на ум. Неожиданно он вспомнил прочитанный в какой–то книге эпизод, как контрабандисты прятали наркотики в собственном теле, проглатывая капсулы и даже засовывая их в задний проход. Поколебавшись немного, он выбрал второе и, вынув камень изо рта, осторожно ввёл его в анальное отверстие. Ощущение было не из приятных, но приходилось терпеть.

Наскоро обтеревшись, Шишков поспешил к двери "исповедальни", за которой только что скрылись его товарищи. Это была комната, где рабочие раздевались, оставляя свою "земную" одежду, а "исповедальней" её прозвали потому, что именно здесь проходчиков встречал и провожал наряд службы безопасности, который проводил инструктаж под роспись и частенько обыскивал смены, возвращающиеся из забоев.

Старший наряда – плотный мужчина лет пятидесяти пяти с почти седыми, но густыми волосами, правильными приятными чертами лица, покрытого морщинами, и проницательными глазами, – негласно носил кличку Падре. Обычно он сам встречал смены, и это не предвещало ничего хорошего. Он, как правило, скромно сидел в дальнем углу комнаты на стуле, сцепив руки на коленях, и внимательно наблюдал за вошедшими. От его цепкого, пронзительного взгляда не ускользало ничего. Падре словно просвечивал рентгеном каждого шахтера, подмечая малейшее беспокойство или необычность поведения. Его интуиция – или невероятный нюх – почти всегда помогали безошибочно выявлять вора (это случалось не часто, но закономерно, ибо человек слаб, а искушение сильно).

Если у него возникало подозрение, Падре жестом подзывал жертву к себе и, источая добродушие и спокойствие, заводил разговор. Начинал издалека, с совершенно нейтральных тем, а затем задавал неожиданные и резкие вопросы. При этом его глаза следили за реакцией собеседника. "Подопытный" и не подозревал, что подвергается своеобразной проверке совершенным "детектором лжи", так как разговор Падре, специалист–психолог, строил очень профессионально. Только убедившись, что собеседник пытается скрыть какой–то грех, Падре переходил от "исповеди" к жёсткому допросу, а затем и к обыску, который производили двое крепких парней в униформе в соседнем помещении, специально оборудованном для таких случаев.

Те, кто избежал подозрения и "исповеди", ожидали своего несчастного товарища на выходе из блока, у стоящего автомобиля, на котором смены возвращались в жилую зону. В большинстве случаев подозреваемый, пройдя унизительную процедуру, присоединялся к своей бригаде, но становился крайне неразговорчивым и хранил гробовое молчание по поводу пережитого инцидента. Никто с достоверностью не знал, что же произошло с ним и виноват ли он. Но иногда человек не возвращался в свой вагончик, а его товарищам сообщалось, что контракт с ним разорван, сам он срочно депортирован с объекта, а его делом занимается прокуратура.

Когда Шишков вошёл в "исповедальню", его товарищи под присмотром "секьюрити" уже облачались в чистую униформу военных строителей. Быстро окинув взглядом помещение, Николай вдруг ощутил на себе пронизывающий холод чьих–то глаз, и ему стало невыносимо страшно. На какое–то мгновение он представил, будто голенький лежит на операционном столе, а вокруг него собрались хирурги–садисты, решая, с чего начать вскрытие тела. Кожа покрылась омерзительными мурашками, и его передёрнула нервная дрожь. Резко обернувшись, Николай увидел за своей спиной Падре, стоящего у стены со скрещенными на груди руками. От неожиданности Шишков на мгновение потерял дар речи.

– Замёрзли? – участливо спросил Падре, глядя прямо в глаза Николаю. Его губы чуть тронула ироничная улыбка, но в остальном ничто не выдавало угрозы, исходящей от этого человека.

– Да, немного, – тихо промямлил проходчик.

Падре понимающе кивнул головой и с безразличным видом направился к своему обычному месту в дальнем конце комнаты. "Неужели пронесло?" – с надеждой подумал Шишков и поспешил к своему шкафу. Одеваясь, он старался не смотреть в сторону Падре, но кожей чувствовал на себе его просвечивающий взгляд. От напряжения на лбу выступил пот, а движения стали нервными и суетливыми, как ни старался он выглядеть спокойным и равнодушным ко всему.

Товарищи уже полностью оделись, и Падре жестом приказал им выйти. Оставшись один на один с тремя "секьюрити", Николай почувствовал себя беззащитным, как ребёнок, и заспешил, всё ещё надеясь избежать "исповеди" перед страшным человеком с манерами священника.

– Можете не торопиться, Николай, – раздался спокойный голос Падре. – Я думаю, что нам с вами есть о чём поговорить. Не так ли?

Внутри у Шишкова всё оборвалось, губы вдруг пересохли, а язык стал непослушным. "Кажется, сгорел", – мелькнула в голове мысль, и он с обреченностью приговоренного выдавил из себя:

– Если желаете…

4.

– Так вы поможете мне?

Должно быть, Киселёва заметила печать глубокой задумчивости и сомнений на лице Максима, и он поспешил ободрить клиентку:

– Да, мы сделаем всё возможное, чтобы найти вашего мужа. Ведь именно этого вы хотите?

– Боже мой, конечно же! Найдите его, умоляю. Я отдам всё, лишь бы знать, что он жив.

– Успокойтесь, Ольга Петровна, – мягко сказал Марьин. – Будем надеяться, что с Алексеем Васильевичем всё в порядке…

– Нет–нет, с ним что–то случилось! Я чувствую это, – негромко сказала женщина. – Только бы он был жив. Только бы…

Она всхлипнула и поспешно достала платок, промокнув им набежавшие слезы. До сих пор Киселёва держалась хорошо, несмотря на тяжёлое потрясение, но нервы всё же сдали, и эмоции выплеснулись наружу. Максим молча налил в стакан лимонад и придвинул его к клиентке. Через пару минут Ольга Петровна несколько успокоилась и, тяжело вздохнув, тихо сказала:

– Извините. За эти дни я столько всего передумала. Я чувствовала, что что–то должно было случиться. Это… витало в воздухе вокруг нас.

– Что вы имеете в виду, Ольга Петровна? – насторожился Марьин.

– Не знаю. Не могу сказать ничего определённого. Просто ощущение близости какой–то беды.

– Но ведь такое ощущение должно на чём–то основываться? Может, в вашей жизни произошли какие–то события, вызвавшие подобные ассоциации? Мне важно знать всё.

– Как сказать вам, Максим… Извините, не знаю вашего отчества.

– Максим Максимович, – ответил Марьин. – Но можно просто –Максим.

– Понимаете, Максим… Максимович, таких событий произошло немало за последний год, и все они – трагические и очень печальные. Возможно, именно это и вызывало у меня тревогу, нехорошее предчувствие. И вот теперь оно сбылось.

– И что же произошло за этот год? – спросил Марьин осторожно.

– Цепь несчастий. Нет, не с нами, но с близкими нам людьми, с нашими друзьями и коллегами. – Киселёва с минуту помолчала, припоминая, и с печалью продолжила: – Все началось ровно год назад. Сначала погибли Ваня Аверин с Леночкой в автокатастрофе… Ужасный случай, нелепый и ужасный. Они возвращались со свадьбы своей дочери домой, и их машину сбил какой–то грузовик. Говорят, Ваня был пьян, но ведь он никогда не брал в рот спиртного, особенно за рулем. Он всегда был примером самодисциплины и твёрдости характера.

– Но все же – свадьба дочери. Возможно, позволил себе немного.

– Ваня?! Вы его не знали, Максим Максимович, а Лёша проработал с ним почти двадцать лет. Они с Леночкой, это его жена, часто бывали у нас, пока не перебрались в Питер. Нет, мы не верили, что виноват был Ваня.

– Так Алексей Васильевич был связан с ними по работе? – уточнил Марьин.

– Да. И Ваня, и Леночка – тоже геологи. Алексей Васильевич был начальником экспедиции, а они – еще зелёные выпускники института. Вот он их и опекал, а потом отношения переросли в крепкую дружбу.

– Понятно, Ольга Петровна… Если я правильно понял, эта трагедия оказалась не единственной?

– Да, к сожалению, – вздохнула Киселева. – Не успели мы приехать с похорон Авериных, как дома новая телеграмма: на Камчатке в экспедиции погиб Валера Медведев. И тоже несчастный случай. Сорвался с обрыва. Лёша и я тяжело переживали кончину друзей. Чтобы как–то оправиться, муж предложил сменить обстановку и какое–то время пожить вдали от Москвы, на природе. Я согласилась, и мы стали думать, куда поехать. Но все разрешилось неожиданно и, как оказалось, довольно удачно. Как–то к нам заехал ещё институтский товарищ Алексея, разговорились, и он предложил пожить у него под Угличем, в доме матери. Дом пустовал уже пару лет, так как хозяйка умерла, а сын жил в городе, да и то больше наездами. Фамилия товарища Алексея – Храмов, Вадим Игоревич Храмов. Он тоже на пенсии, но нашёл себя в бизнесе. Работает в какой–то коммерческой фирме заместителем директора… В общем, мы приняли предложение и поехали в деревню. Места там замечательные, очень живописные. Лёша целыми днями пропадал "на натуре" с этюдником, я занималась наукой: нужно было закончить работу над монографией и написать несколько статей. Одним словом, всё было как нельзя лучше. Мы думали вернуться в Москву осенью, но нам там так понравилось, что прожили и зиму.