Текст книги "Как проср.ли СССР"

Автор книги: Сергей Кремлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4
22 августа 1991 года (день): «Студенты МАИ за свободу»

День 22 августа разворачивался во всей его пестроте, и я шагал или ехал от одного пункта к другому, но готовности действовать и противодействовать не находил нигде.

Я побывал в тот день в нескольких местах и говорил с разными людьми, в частности в некоторых московских редакциях. Как уже было сказано, я тогда начинал «обрастать» рядом знакомств, как раз в августовском номере журнала МИДа СССР «Международная жизнь» была опубликована моя статья «Жар-птица Сергея Дягилева». Вот уж, что называется, яичко оказалось дорого, да только не к Христову дню, а к чёртовому.

Побывал я и в редакции «Литературной газеты»… В особняке, уютно расположившемся в Костянском переулке, один из моих «литературно-газетных» знакомцев – тогда очень известный журналист, имени которого по ряду причин упоминать не буду – встретил меня в состоянии такой эйфории, что я оторопел. Потом улыбка сменилась лёгкой гримасой, и знакомец признался, что побаливает голова, поскольку Бурлацкий (тогдашний главный редактор) выставил-де за счёт редакции ящик коньяка, и все угомонились только под утро. Впрочем, зайдя к другому знакомцу, я особой радости у него по поводу происходящего не обнаружил, зато от него я впервые услышал слово «ельциноиды», позднее ставшее общеупотребительным.

Третий знакомец был радостен и с порога сообщил мне: «Вы знаете, говорят, на Лубянке Железного Феликса валяют!»

Мне стало противно. Сухо распрощавшись, я покинул «литературный» особняк и зашагал к метро ещё «Кировская» (будущие «Чистые пруды»). Выйдя через пять минут на станции – пока что – «Дзержинская», я с трудом удержал чисто физический позыв к рвоте.

Площадь Дзержинского (бывшая и будущая Лубянская) была окружена молчаливой толпой, теснящейся у переносного ограждения, выставленного кем-то по всему периметру площади. А в центре площади, архитектурной доминантой которой десятилетиями была подтянутая фигура первого рыцаря революции в длинной серой шинели, у пустого постамента, щедро залитого вёдрами красной краски, бесновалась (другое слово тут не подходило) банда молодчиков.

Милиции видно не было, но между безмолвной толпой и орущей бандой, размахивавшей «триколорами», лежало огромное пустое кольцо. И никто из толпы не пересекал его, чтобы присоединиться к «триумфаторам».

Только сейчас, вспоминая те дни, мне пришло на ум, что эта ярко запечатлевшаяся в моей памяти картина была символической для всего августа 91-го года, для всей необъятной тогда страны.

В центре событий правила дозволенный и санкционированныйшабаш кучка провокаторов и спровоцированных хулиганствующих «интеллигентных» придурков, а народная масса, проданная «элитой» и обманутая «мыслителями», безмолвствовала. При этом между кучкой получивших права негодяев и будущей бесправной народной массой уже 22 августа 1991 года пролегла непереходимая полоса отчуждения.

Народ же безмолвствовал потому, что его в течение последних пяти лет отучали любить Советскую власть. Отучали сами органы этой власти во главе с горбачёвским ЦК КПСС.

Да, насыщенным выдался день 22 августа 1991 года. Радостных лиц на улицах было мало, но в целом Москва – за исключением центров возбуждаемого ельцинскими путчистами искусственного ажиотажа – выглядела спокойной. Люди просто не понимали, что уже скоро их жизнь начнут ломать всерьёз.

В тот день, идя по старому Арбату, я мимолётом услышал обрывок разговора двух раскованного вида юных торговцев матрёшками, раскрашенными «под Ленина», «под Сталина», «под Горбачёва», «под Ельцина» и т. д.

– Похоже, пронесло, – громко заявлял один.

– Ага, – соглашался второй. – А я думал, Арбат прикроют…

Что ж, они не ошиблись. Арбат не «прикрыли», он как раз расцвёл и процветает.

Прикрыли Державу.

И теперь на Старом Арбате торгуют её наградами, формой её воинов, гермошлемами от высотных компенсационных костюмов, а то и самими костюмами бывших защитников её воздушных рубежей.

Тогда же, 22 августа, я оказался и на Новом Арбате – на проспекте тогда ещё Калинина. Мимо стройных зданий-«книг» текла и текла многоликая толпа-«змея», в голове которой шёл сам Ельцин с компанией. Там же, впереди, везли три гроба с «погибшими за свободу», которым издевательски присвоили – посмертно – звания Героев Советского Союза. (Уже много позднее пошли глухие отголоски разговоров о том, что окуренных наркотиками «героев», похоже, просто подбросили под БТРы – для придания спектаклю соответствующего кровавого колорита.)

Я стоял на тротуаре, а мимо меня текли и текли – в будний-то день – десятки, если не сотни тысяч «демонстрантов». Сбоку их сопровождали тени в штатском с рациями. Одна из них – женского рода – выглядела как только что приехавшая из Тель-Авива.

Над текущей толпой колыхались воздушные шары, власовские «триколоры» и транспаранты. Запомнился один – белыми буквами по голубому полю: «Студенты МАИ – за свободу!» Мне, окончившему ХАИ – Харьковский авиационный институт – это было особенно неприятно.

Уже ближе к вечеру я добрался до ещё одного своего московского знакомого – весьма крупного дипломата. Он сидел в кабинете один, вид имел нерадостный.

Когда мы устроились в креслах, он прямо спросил:

– Как вы оцениваете происходящее?

У меня уже сложилось вполне однозначное мнение на сей счёт, однако я замялся. Ответить-то я собирался как думал, но при этом мелькнула мысль: «Вот сейчас скажу, а в ответ услышу, что коль так, то наши пути, мил друг, отныне расходятся». А терять это знакомство не хотелось с любой точки зрения.

Мой собеседник был человеком опытным, много работал в наших посольствах по всему миру, имел ранг советника 1-го класса, и поняв мои колебания, предложил:

– Давайте вначале скажу я, а вы согласитесь или не согласитесь.

Когда я кивнул, он сказал:

– К власти в стране пришли транснациональные корпорации.

И хотя в такой констатации не было ничего весёлого, я облегчённо выпалил:

– Да!

Тот разговор установил наши отношения на много лет вперёд. Мы тогда долго утешали друг друга, и я был, как оказалось, чересчур оптимистичен, а он, как оказалось, был всё же более пессимистичен, чем следовало. Ведь дело СССР всё ещё не проиграно!

Но та констатация, которая прозвучала в одном из московских кабинетов 22 августа 1991 года, сохраняет всю свою правоту по сей день: к власти в России тогда пришли чуждые народам СССР внешние силы, действующие в интересах транснациональной частнособственнической «элиты».

В конце главы 2-й я писал (и августовские дни 91-го года, проведённые мной в Москве, подтвердили это лишний раз), что первым из трёх источников и трёх составных частей гибели СССР стали ложь интеллигенции и предательство «элиты».

Социальное оглупление народа, обманутого интеллигенцией и преданного «элитой», стало вторым источником гибели СССР.

Третьим же источником гибели СССР стала именно она – мировая Золотая «элита». Она не только хотела гибели СССР, она не только вела дело к гибели СССР, но и не могла поступать иначе с очень, очень давних пор.

Коротко можно сказать так… СССР был рождён идеями Маркса и Энгельса, идеями социализма. Однако окончательное торжество этих идей означало гибель частнособственнической мировой «элиты». Поэтому обеспечение гибели СССР давно стало для «элиты» вопросом жизни или смерти – политической, конечно.

Таков краткий тезис, но об этом же пора сказать и подробнее. Ведь понять всю суть того или иного процесса во всех его нюансах можно лишь тогда, когда мы проследим процесс до его истоков. И это не только интересно, это – жизненно важно для дела возрождения СССР.

Глава 5
Убить до рождения…

Итак, у гибели СССР было много причин, и ни одной объективной. Объективно СССР был здоровым организмом, но ослабленным как сознательной подрывной работой, так и собственным неразумным поведением. Всё, что требовалось народам СССР для безбедного житья, – это взяться за ум тогда, когда в том возникла несомненная потребность. Ведь даже здоровый, но ослабленный организм может легко подхватить уже смертельную болезнь.

СССР такую болезнь и подхватил, а точнее – его ею заразили сознательно, а одной из причин злонамеренных действий внешнего мира стал сам факт существования СССР. И в некотором смысле процессы, уничтожившие СССР, имели отправной точкой ту же идею, которая СССР породила и которая способна возродить его вновь.

Идея эта – марксистская, коммунистическая.

Я не шучу и не пытаюсь морочить читателя – я вполне серьёзен и свою мысль, естественно, обосную. Парадокса в моём заявлении нет, а есть лишь неизбежная диалектика бытия с его единством и борьбой противоположностей. И можно указать точную хронологическую отметку начала процесса, который одновременно закладывал как системную базу для неизбежноговозникновения СССР, так и системную базу для возможнойего гибели. Это – февраль 1848 года.

Именно тогда в Лондоне отдельным изданием вышла небольшая книга, оказавшая на дальнейшее развитие мира влияние, сравнимое разве что с влиянием Библии. Я имею в виду, конечно же, «Манифест Коммунистической партии».

Повторяю: говоря о том, что появление «Манифеста…» стало в некотором смысле отправной точкой для замысла убить СССР, я вполне серьёзен.

Уже в «Манифесте Коммунистической партии» было верно сказано, что Капитал порождает пролетариев, то есть лично свободных наёмных рабочих, продающих капиталисту свою рабочую силу, которую капиталист оплачивает лишь частично. Но при этом, как отмечали Маркс и Энгельс, Капитал порождает пролетариат не только как источник собственного обогащения, но и как собственного могильщика.

Увы, основоположники марксизма забыли предупредить пролетариев, что палка всегда о двух концах, а оружие может стрелять в обе стороны – в зависимости от того, в чьих оно руках.

Так вышло и с идеей о пролетариате как будущем могильщике Капитала. Могла ли она понравиться Капиталу? И мог ли Капитал не задуматься над тем, как бы сделать так, чтобы сам Капитал смог стать могильщиком этой, гибельной для Капитала, идеи?

Коммунисты бросили в мир великий призыв: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Но его прочли и буржуа. Объединение класса пролетариев, то есть трудящихся, означало уход с исторической арены класса буржуа, то есть праздных собственников. Поэтому буржуа не могли не прийти к мысли о том, что теперь, после появления в мире великого призыва Маркса, надо объединиться и буржуа – в своейборьбе за разъединениетрудящихся.

Ведь системно верный тезис о пролетариате как будущем могильщике Капитала был высказан Марксом публично. И был высказан в эпоху, когда Капитал уже набрал силу и мощь, а пролетарии были угнетены, разобщены и плохо, а то и вовсе не образованны. Да и времени для усвоения общих идей у пролетариев было не так уж много.

Буржуа же в отличие от пролетариев были развиты, образованны, были привычны к логическим размышлениям, и времени у них на размышления хватало.

Поэтому всю гибельность для Капитала идеи об объединении трудящихся во имя замены капитализма социализмом должен был понять скорее и глубже Капитал, чем пролетариат. А поняв, Капитал не мог не начать действовать, а точнее – противодействовать идеям марксизма.

Действие всегда рождает противодействие. Поэтому и действие идей Маркса сразу жепородило противодействие им со стороны Капитала. Задачей Капитала стало убийство нового строя ещё до его рождения. И могло ли быть иначе? Как только в мире возникла идея, логическим результатом развития которой должно было стать государство типа СССР, в мире не могла не возникнуть – тогда же – и враждебная первой идее контридея, логическим результатом развития которой должны были стать или недопущение появления такого государства, или его уничтожение в том случае, если бы оно всё же возникло.

Идеи марксизма были обращены к трудящемуся большинству, поэтому были публичными и широко обнародовались.

«Элитарные» идеи, противопоставляющие себя марксизму, были обращены к паразитическому или полупаразитическому собственническому меньшинству, были враждебны народам и поэтому от масс тщательно скрывались и никогда не обнародовались.

Марксизм действовал в обществе открыто, а мировая капиталистическая «элита» начала противодействовать марксизму тайно.

Эта тайная, конфиденциальная деятельность Капитала против Труда началась уже в середине XIX века, продолжается по сей день и будет продолжаться до тех пор, пока или Труд не установит на планете мировой социализм, или Капитал не превратит планету в помойку, на которой человечество быстро и окончательно догниёт.

Да, смотря на дело объективно, можно легко увидеть, что идеи Маркса и Энгельса для мирового Капитала и для частнособственнической «элиты» сразу жестали опасными смертельно –в полном и точном смысле этого слова. Ведь «Манифест…» содержал в себе не прекраснодушные утопические прожекты, а чёткие мысли, суть которых сводилась к тому, что трудящиеся должны понять простую вещь: если все материальные богатства человечества производятся трудящимися, то и принадлежать они должны тоже только трудящимся. Право частной собственности, провозглашённое Капиталом «священным», на самом деле противоречит основным и неотъемлемым правам человека.

Было показано, что частная собственность – это инструмент присвоения одним лицом части труда многих лиц и получения в результате этого нетрудового дохода.

Уже средневековый философ Моисей-бен-Маймонид понимал, что если кто-то трудится, не имея собственности и дохода, то кто-то имеет доход и собственность, не трудясь. Незадолго до Маркса Прудон сказал, как отрезал: «Собственность – это кража». Но Маркс и Энгельс довели эту мысль до уровня строгой научной теории.Не отрицая того, что буржуазия сыграла в истории «чрезвычайно революционную роль», они писали, что производительные силы в своём развитии приобретают всё более обобществлённый характер, а производственные отношения остаются прежними, такими, когда все права имеет лишь индивидуальный собственник.

Конструктивно разрешить это противоречие может только коренное изменение политическихоснов общественного бытия.

«Капитал, – писали авторы «Манифеста…», – не личная, а общественная сила. Капитал – это коллективный продукт и может быть приведён в движение лишь совместной деятельностью многих членов общества, а в конечном счёте – только совместной деятельностью всех членов общества».

А далее делался вполне логичный вывод:

«Быть капиталистом – значит занимать в производстве не только чисто личное, но и общественное положение… Следовательно, если капитал будет превращён в коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность, то это не будет превращением личной собственности в общественную. Изменится лишь общественный характер собственности. Она потеряет классовый характер».

Всё верно! Если обувная фабрика, имеющая сотню рабочих и производящая сто тысяч пар обуви в год, принадлежит мистеру Твистеру, то рабочие-обувщики получают скромную зарплату, а мистер Твистер – огромный доход, потому что на правах владельца фабрики присваивает себе часть труда своих работников, даже если ни разу не видел «своей» фабрики.С миру по нитке – Твистеру дворец. Если присвоить всего 10 % труда одного рабочего, то мистер Твистер получит 1000 % по сравнению со средним рабочим своей фабрики. А если он присваивает себе двадцать процентов?

А если – тридцать?

А если – пятьдесят?

То-то!

Но если право собственности на фабрику Твистера перейдёт к её рабочим, то мистер Твистер не сможет получать больше, чем заработал он сам – если, конечно, он будет работать на фабрике.

Так должно произойти в масштабах всего общества, писали Маркс и Энгельс. И тогда в мире исчезнет роскошь, но зато исчезнет и нищета. Каждый будет жить в соответствии с тем, сколько он дал обществу. А это будет означать, что каждый честный труженик будет жить в достатке, и этот достаток будет расти по мере совершенствования и развития производительных сил общества.

«Манифест…» верно указывал и тот путь, которым достигается такое положение вещей, когда капитал из рук частных собственников переходит в руки всего общества, абсолютное большинство которого всегда составляют трудящиеся. Трудящимся, писали Маркс и Энгельс, надо объединиться в политическуюорганизацию для борьбы не за свои права в рамках буржуазного общества, а за замену одного политического строя – капиталистического, где господствует частная собственность на производительные силы, другим строем – социалистическим, где все основные производительные силы и все природные богатства принадлежат трудящимся, то есть – всему обществу.

И до появления идей Маркса и Энгельса существовали те или иные объединения и организации трудящихся. История знает, например, движение луддитов – разрушителей машин, применение которых капиталистами лишало рабочих работы и заработка. Движение луддитов зародилось за сто лет до первой публикации «Манифеста…» – в XVIII веке. В том же XVIII веке в Англии появились и первые профессиональные союзы квалифицированных рабочих – тред-юнионы.

В 30-х годах XIX века в Англии же возникло первое действительно массовое, политически оформленное, рабочее движение – движение чартистов. В 1838 году – за десять лет до опубликования «Манифеста…» – чартисты изложили свои требования в виде «Народной хартии» – петиции парламенту (откуда и пошло название движения – от слова «charter»). Однако чартисты выдвигали лишь требования введения всеобщего избирательного права, ограничения рабочего дня (тогда работали по 12–14 часов), увеличения заработной платы и т. п., то есть, по сути, – экономическиетребования. Чартисты обращались к буржуазной власти, не поднявшись до мысли о том, что ей надо просто дать «по шапке».

Маркс и Энгельс поддерживали связь с левым крылом чартистов, и идея коммунистического Манифеста носилась, что называется, в воздухе. Наконец он появился. До этого, как писал Маркс, философы лишь различным образом объясняли мир, в то время как суть дела заключается в том, что мир надо изменить. Изменить политически, так, чтобы политическая, конституционная власть в обществе принадлежала не буржуа, а трудящимся.

В конце «Манифеста…» говорилось, что коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение, направленное против существующего (то есть капиталистического) общественного и политического строя, и что во всех этих движениях они выдвигают на первое место вопрос о собственности как основнойвопрос движения.

Заканчивался же «Манифест…» великим призывом:

«ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!»

Если бы этот призыв был услышан и верно понят всеми трудящимися всех стран, то господствующий во всём мире капиталистический строй быстро сменился бы мировым социализмом. А если бы это произошло, то в новом мире не было бы места для праздных частных собственников. Из идей «Манифеста Коммунистической партии» это вытекало с железной логической непреложностью законов природы.

А ведь «Манифест…» был только началом мощной интеллектуальной деятельности Маркса и Энгельса по разработке новой научной теории общественного процесса.

При этом «Манифест…», как уже было сказано, читали не только пролетарии, но и капиталисты. И уж последние-то сразу поняли, что для того, чтобы пролетарии всех стран не объединились против капиталистов всех стран, надо объединиться капиталистам всех стран против пролетариев для того, чтобы сорвать политическоеобъединение трудящихся в мировом масштабе с политическими жецелями.

Увы, чаще всего получается так, что бандитам объединиться в их антиобщественных целях проще, чем честным людям – в целях ликвидации бандитов. А капиталисты – как социальное явление – к тому времени приобретали фактически все системные черты банды.

Члены банды могут конфликтовать друг с другом, могут устраивать поножовщину, но всегда сплочённо выступают плечом к плечу в деле ограбления мирных граждан. Вот так и капиталисты – они могут бороться друг с другом за сферы влияния, за передел мира, могут топить друг друга на фондовых биржах, но капиталисты всего мира после появления в мире теории Маркса всегда были заодно в деле противодействия объединению пролетариев в политическую силу в виде Коммунистической партии.

Вот почему получилось так, что «Манифест Коммунистической партии» самим фактом своего появления заложил две противоположные, антагонистические и взаимно друг друга уничтожающие тенденции.

Одна – к созданию нового мирового социалистического общества без частной собственности на основные средства производства.

Вторая – к сохранению всеми силами и средствами старого мирового капиталистического общества во главе с праздной жирующей «элитой».

Марксисты поставили перед трудящимися задачу объединения.

Капиталисты поставили перед собой задачу разъединения трудящихся.

Уже II Интернационал во главе с двумя ренегатами марксизма, Карлом Каутским (1854–1938) и Эдуардом Бернштейном (1850–1932), быстро стал инструментом мирового Капитала по разложению возникшего организованного рабочего движения.

I Интернационал, созданный Марксом и Энгельсом, вынужден был прекратить своё существование вскоре после разгрома Парижской коммуны в 1871 году. II Интернационал был основан при участии Энгельса в 1889 году – после смерти Маркса. Однако с 1895 года, после смерти Энгельса, II Интернационал стал вотчиной Каутского и Бернштейна, которые опирались на созданную Капиталом «рабочую аристократию». Этот относительно немногочисленный, но всё же массовый слой хорошо оплачиваемых рабочих стал опорой Капитала по разъединению всей массы трудящихся. В условиях развивающегося империализма и потогонной эксплуатации новых колоний Капиталу было не жалко поделиться частью огромных прибылей с верхушечным слоем пролетариата и подкармливать его. А реализация старого принципа «Разделяй и властвуй!» была теперь для капиталистической «элиты» главным, важнейшим условием её сохранения.

При помощи своих пособников в рабочем движении «элита» трудящихся и разделила. И разделяет по сей день в той мере, в какой трудящиеся это позволяют.

А они позволяют.

Политическиетребования Маркса и Энгельса по заменестарого общественного строя новым Бернштейн и Каутский, два крупнейших агента влияния Капитала, постепенно свели на нет. Бернштейн выдвинул лозунг: «Конечная цель – ничто, движение – всё» – и предложил трудящимся не политическую борьбу, а сотрудничество с буржуазией для улучшения экономических условий жизни. Марксистская идея социальной революции была заменена оппортунистической «идеей» социал-реформизма. Все европейские социал-демократические партии – кроме одной – увели рабочих с пути, намеченного Марксом.

Единственной подлинно марксистской партией оказалась партия Ленина – партия большевиков. Эта партия и привела Россию к новому политическому строю. Здесь не время и не место описывать историю Великой Октябрьской социалистической революции, однако надо хотя бы коротко подчеркнуть, что она вряд ли стала бы возможной, если бы не три важнейших обстоятельства.

Первое: англосаксы и французы втянули и так уже подгнившую царскую Россию в ненужную ей империалистическую войну и тем подломили самодержавие…

Второе: буржуазной верхушке России надоело играть вторые роли в империи бездарного Николая II, и она решила взять государственную власть сама. Буржуазия и затеяла Февральскую революцию, поддержанную к тому же союзниками, которые боялись выхода отощавшей России из войны на условиях сепаратного мира с Германией.

Третье: в России имелась боевая рабочая партия – подлинный политический авангард народа, РСДРП (б), и во главе её стоял гений революционной тактики Ленин. Он сумел перехватить инициативу и довести революционную ситуацию, созданную буржуазией в феврале 1917 года «под себя», до социалистического Октября.

В Гражданской войне и внешней интервенции новая Россия выстояла и начала социалистическое строительство. В декабре 1922 года образовался Союз Советских Социалистических Республик, СССР. Довоенная подрывная работа Капитала против СССР наносила ему немалый ущерб, но в целом успеха не имела. Начали сбываться самые мрачные опасения Капитала – на одной шестой части планеты установилась государственная власть, настроенная стать могильщиком капитализма и привлекавшая к себе все здоровые антикапиталистические силы мира.

Попытка Капитала ликвидировать своего потенциального исторического могильщика руками Гитлера не удалась, планы ядерного уничтожения СССР тоже были сорваны созданием в Советском Союзе собственного ядерного оружия.

И тогда капиталистический Запад принялся за подрывную работу против СССР всерьёз и надолго, с учётом всех тех опасностей для Капитала, которые отыскивались в трудах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Врага надо знать – это у нас говорили часто. Однако Капитал изучал своего главного врага – Страну Советов – намного прилежнее и успешнее, чем Страна Советов изучала Капитал. Буржуазия изучала все наши слабости и ошибки. А изучив, использовала их против нас.

В СССР же после смерти Сталина «изучение» марксизма-ленинизма приобрело догматический, начётнический, формальный и лицемерный характер. О творческом же развитии речи вообще не было.

А в западных советологических центрах марксизм-ленинизм изучали творчески, пристально, для того чтобы использовать его идеи против того самого государства, которое было создано идеями Маркса и Энгельса и деятельностью Ленина и Сталина.

К 1985 году долгая подготовка к уничтожению СССР была завершена, и в марте мировой Капитал совершил ход Горбачёвым. А в 1991 году, после шести лет «катастройки», стало возможным нанести Стране социализма тот удар, о возможной необходимости которого умные капиталисты задумались в феврале 1848 года – сразу же после прочтения первого издания «Манифеста Коммунистической партии».

Казалось бы, временн ой круг диаметром в 143 года замкнулся – к облегчению мировой «элиты». Однако всё если и возвращается «на круги своя», то всё же по спирали. И на новом витке исторической спирали мировой Труд всё же может стать могильщиком Капитала – если наконец прочтёт «Манифест Коммунистической партии» так, как его надо было прочесть уже в середине позапрошлого века.