Текст книги "Лысая голова и трезвый ум"
Автор книги: Сергей Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Баобабова в одну секунду оценивает ситуацию как угрожающую национальной безопасности и без лишних разговоров захлопывает дверь.
– Видел, на что деньги народные уходят? Развели тут, понимаешь, зоопарк. Один такой экземпляр вырвавшийся на волю и чрезвычайная ситуация в стране обеспечена. Тоже мне, парк российских динозавров.
Я еще не перевел дух, поэтому ни возразить, ни согласится не могу. Уложится ли в моей голове когда-нибудь мысль, что здесь, в глубине земли, в глухой тундре наши ученые смогли воссоздать удивительный мир доисторической эпохи.
– Вот что, Лесик, – Машка становится серьезной и сосредоточенной. – Наверняка то, что мы сейчас видели, составляют важную государственную тайну. И если кто-то узнает, что мы глаза пялили на то, на что пялить не положено, не сносить нам головы. Ты к пыткам как относишься? Вот и замечательно. При первой опасности я сама тебе череп раскрою.
И правильно сделает. Не для того создан отдел «Пи», чтобы его сотрудники, даже под страхом смерти выдавали секреты страны. Все должно остаться при нас. Главное, спать спокойно. И желательно без снов про голодные большие глаза ящуров.
Следующие двери прапорщик Баобабова вскрывает с максимальной осторожностью. Отворяет двери ровно настолько, чтобы в узенькую щель взглянуть на чужие секреты. Но под напором сильнейшего ветра двери распахиваются на всю ширину.
Бросается в лицо холодная вьюга. Завывает нечеловеческим голосом пурга. Там, за толстыми железными дверьми, снежный мир. Ледяные глыбы растут гигантскими исполинами до самого черного неба. Ураган бушует на необозримом пространстве. Далекая цепочка лыжников, почти уткнувшись в снег, волочет санки. Люди покоряют снежную страну.
– Эй! – со слезами на глазах бросаюсь в завесу пурги. Какие, никакие, а живые люди. Уж лучше замерзнуть в ледяных сугробах, чем сдохнуть в подвалах проклятой зоны.
Прапорщик Баобабова цепко перехватывает меня за пояс, сжимает, удерживая, в объятиях. Затворяет спиной дверь:
– Ничего, ничего, – гладит меня по голове. – Поплачь, дорогой. Поплачь. Легче станет, по себе знаю. Да только нельзя тебе туда. Все это чья-то дьявольская шутка. Не может быть такого. Не на той мы глубине.
– Но они там! Замерзают. Они живые, они борются! – не могу успокоиться. Встречаются еще в нашей жизни слишком впечатлительные молодые лейтенанты.
– А мы что? В финской бане спинки друг другу трем? – кричит Баобабова. Трясет за плечи, вышибает излишнюю сентиментальность. – Нас страна зачем послала? Помнишь? То-то же! И не сметь больше! Иначе!
Я уже знаю излюбленный прием Баобабовой. Свинцовой трубой по голове и нет никаких внутренних переживаний.
– Ладно, – Баобабовские методы воспитания меня никак не устраивают. – Сколько еще у нас дверей? Три? Давай закончим с этим. Обещаю больше баловством не заниматься и не пятнать честь мундира.
Мария, то и дело посматривая в мою сторону, рывком дергает следующую дверь.
В симпатичном, с золотыми орнаментами, кабинете сидит до щемящей боли знакомый человек в строгом черном костюме. Перед ним несколько телекамер. За ним, в окнах, сияют золотые купола далекого города.
– Буду краток!
Баобабова охает и оседает на пол. У меня предательски дергается челюсть, но я натренированным движением отдаю честь.
Человек поворачивается в нашу сторону. Ни один мускул не дрогнул, ни одна бровь не взлетела. Но во взгляде читается красноречивое извинение. Не ко времени мы. Вот в другое время, пожалуйста, заходите, чайку с печенюхами запросто и по-свойски.
– Извините, – нахожу в себе силы и тихо прикрываю дверь. Человек работает, понимать надо.
Минут пять сидим молча. Дышим тяжело. Даже со значением. Патом Мария не выдерживает.
– У меня жилищные условия плохие. Зарплата маленькая. В отпуск не отпускают. Холодильник сломался. Краны текут. Из-под подоконников дует.
– Перестань, Маш, – прошу я, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. – Не услышит он нас. Слишком далеки мы от него. У всех счастье не выпросишь, всем не пожалуешься, всех не пересажаешь.
– Но телефоном мы могли бы воспользоваться?
Вопрос поставлен правильно. Начальство ждет доклада, а мы упускаем, может быть единственный в тайге шанс. Набираюсь смелости, стучусь три раза и, выдержав приличную паузу, дергаю ручку.
Подряд два раза не везет. Кому как не нам, оперативным работникам отдела «Пи», этого не знать. Двери не поддаются. Не помогает даже усиленные удары ногами. Присоединяется Баобабова, которая вспоминает, что два месяца назад у них в доме без предварительного уведомления отключили газ. Все впустую.
– Беда, – сама для себя констатирует Мария и не раздумывая направляется к очередной двери.
– Квартира, свет, зарплата, холодильник, – шепчет она под нос, вставляя карточку доступа в щель.
Одна и та же река не для простых людей. На этот раз нам везет меньше.
Развеваются на ветру конские хвосты. Тяжелыми тучами висит пыль, поднятая тысячами ног. Запах пожарищ забивает ноздри. Солнце заслоняют рои стрел. Черны от копоти крепостные стены. Вытоптанная земля красна от пролитой крови.
– Урра! – визжат тысячи глоток.
– Хрен вам! – слышится со стен.
– Урра! – беснуются наступающие.
– Нам татары не указ! Русский люд Смоленск не сдаст! – дружно скандируют обороняющиеся, сбрасывая на головы татар тяжелые камни.
Взвиваются над пылающим городом двухголовые орлы. Льется на конские хвосты кипящая смола. Славная сеча.
Вздыбливаются на дыбы злые низкорослые кони. Узкие глаза замечают нас. Жужжат стрелы, впиваясь в косяк дверей. Две стрелы застревают в бронежилете Баобабовой.
– Живьем брать русичей! Кожу на барабаны, мясо собакам, шмотки на базар!
Нас замечают и с крепостных стен:
– Наших бьют! – доносится яростный гул. – В полон купцов вербуют!
Огневая мощь укрепленного города перемещается в район дверей. Ориентир один – долговязая фигура прапорщика Баобабовой.
Ждать, пока пронзит своя, русская, стрела, нет сил. Откатываемся с Машкой в коридор. Двери в сумасшедший мир резко хлопают, чем и спасают оперативных сотрудников от неминуемого и позорного рабства.
– Галлюцинация, – нервно хихикает Машка.
Из-под дверей в коридор просачивается красная струйка.
– Психотропное воздействие, – вздрагивая, соглашаюсь я.
Не зря зону в тайге построили. И не зря наши ученые хлебушек кушают. Такие вещи придумали, что любо дорого в щель дверную заглянуть, величием ума человеческого полюбоваться. Допридумывались только до полного отсутствия связи с большой землей и чрезвычайного происшествия на предприятии.
– Как тебе представление? – кивает Мария в сторону коридора. – Почище мафиозной разборки будет. На всю жизнь память. Последнюю дверь открывать будем, или как?
Любопытство борется с элементарным чувством самосохранения. Но долг перед Родиной берет верх.
– Дороги другой все равно нет. Или здесь сдохнем, или вперед двинемся. Если совсем тяжело станет, вернемся и поговорим насчет твоего холодильника. Человек не зверь, не выгонит.
Мария облизывает губы, украдкой крестится и открывает последнюю дверь.
– Ну, что там? – я, как и всякий молодой лейтенант нетерпелив и любопытен.
– Ерунда какая-то, – отвечает Мария и скрывается за дверью. Спешу следом.
На массивном бетонном постаменте двухметровое устройство напоминающее виселицу. Только к доброй старой виселице приделаны дополнительные, ничуть не украшающие общий внешний вид, детали. Блестящие штыри, гирлянды разноцветных лампочек, рубильников и рычагов. От виселицы тянутся и скрываются в зеркальных стенах толстые мотки проводов.
– До Нового Года, пожалуй, еще далеко, – Баобабова обходит непонятное сооружение, осторожно дотрагиваясь до выступающих деталей свинцовой трубой. – Это что такое, Лесик?
– Не имею понятия.
– Как это, не имеешь? – справедливо возмущается напарник. – Кто у нас специалист по подозрительным объектам, летающим тарелкам и непонятным для человеческого сознания явлениям? Давай, ковыряйся в мозгах, лейтенант.
Приходится выполнять просьбу товарища и соратника по служебному кабинету.
Обхожу агрегат по кругу вслед за прапорщиком. В отличие от Баобабовой ничего руками не трогаю. Может быть под напряжением. Или, того хуже, сломаю дорогую деталь, потом на меня полный список повесят. Знаем, проходили.
– Как есть виселица, – самое первое впечатление, обычно и самое верное. – Комплект рассчитан на десять человеко-мест. Вот подставочки. Вот петельки. Засовываем верхнюю часть тела сюда и нажимаем вот этот блестящий рычаг. Подставки автоматически убираются и все. Должно сработать.
Прапорщик Баобабова взирает на меня с жалостью.
– На себе испытывать будешь? Или на слово поверить?
Язвить товарищу большого творческого ума не надо. А предложить нечто сове, оригинальное, это нет. Не научены.
– Да пошутила я, – вздыхает Машка. – Тупик это. Дальше дороги нет. Только вот, виселица твоя. В конференц-зал тоже не залезем. Высоко. Может, сразу насчет холодильника поинтересуемся. Чего молчишь, специалист?
– Я не молчу. Я думаю. Послушай, что получается! Народ на зоне пропал. Это раз.
Баобабова кивает. Хорошая девчонка. Другая сразу же поперлась в третью дверь с жалобами. А эта ничего, даже слезинки не прольет.
– Здесь, в подвале, существуют довольно странные места, которые отдаленно напоминают параллельные миры. Джунгли с ящурами, татар с хвостами. Но что интересно! Мы с тобой даже не можем догадываться, что на самом деле там! Декорации, муляж, галлюцинации, трехмерные миражи пускающие кровь. Да это и без надобности. Главное! Можем ли мы предположить, что увиденное нами действительно является параллельными мирами?
Баобабова тщательно рассматривает ладонь с обеих сторон, откусывает заусенец и пожимает плечом.
– Наверно.
– Тогда уместно предположить, что пропавшие на зоне люди ни есть пропавшие. Они все ушли туда. В параллельные миры. За двери. Как тебе такая штучка?
Сейчас Машка хорошенько подумает и скажет противным голосом: – «Лесик» Назови мне хоть одну причину, почему они туда все поперлись?"
– Лесик! Назови мне две причины, по которым, например, лично я захочу отдать свою кожу под барабаны? Или замерзнуть во льдах? Или быть съеденной тупой ящерицей? Подожди, Лесик. Сначала я назову первую причину. Сама. Я бы с удовольствием ушла с лыжниками в дальний поход только ради того, чтобы не слушать твоих глупых предположений. Теперь твоя очередь.
– Ты забыла про третью дверь, – я слегка выбит из колеи, но версию не сдаю.
Прапорщик Баобабова откровенно надо мной смеется. Даже всхлипывает:
– Представь … картину… Лесик! Человек подписывает важные государственные, а то и того хуже, исторические бумаги, а мимо его стола дружно марширует воздушно-десантный полк во главе со связистами и учеными. Замыкают шествие придурки из секретного отдела «Пи», которые полностью провалили задание.
Последние слова Машка кричит мне в лицо, брызжа слюной и помадой. Но мне не до комфорта. Перед глазами нарисованная баобабовой картина. Только я еще вспоминаю об оставленной ушедшими с зоны одежде.
– Покраснел? Значит осознал. Да за такие версии по головке не гладят. Последнего звания лишают. И медалей не дают. Разве что мыло посоветуют купить. Понимаешь?
Склоняю голову. Сдаюсь. Был не прав по причине неопытности и буйной фантазии. Мы, молодые лейтенанты….
– Мы, молодые лейтенанты…, – передразнивает Баобабова, но тут же устало отмахивается. – Влипли мы с тобой Лешенька. Так влипли, что выть хочется.
Прапорщик Мария Баобабова, имеющая многочисленные награды за анти бандитские операции, проявившая себя по службе с самой лучшей стороны, та самая Мария Баобабова, которая находясь одна дома безбоязненно вызывает слесаря и без опаски входит в темную подворотню, запрокидывает бритую голову к потолку и завывает во весь баобабовский голос.
Я пристраиваюсь рядом, плечо к плечу и присоединяюсь к тоскливой песне. У меня ведь тоже легкие дай бог!
В обществе молодых лейтенантов данная деятельность называется психологической разгрузкой. Врачи нам специально рекомендуют. После трудового дня, когда каждый, начиная от капитана и заканчивая генералом, только и норовит, что глотку подрать на молодого лейтенанта, нет ничего лучше перед сном грядущим повыть в потолок дурным голосом.
– Полегчало? – хлопает Баобабова по коленям и улыбается спокойной и рассудительной улыбкой спокойного и рассудительно сотрудника отдела «Пи».
– Полегчало, – признаюсь я. Но Мария словам не верит и вытаскивает из косметички аптечку. Меряет давление, проверяет пульс, осматривает ухо, горло, нос, заставляет пару раз присесть и стучит резиновым молотком по колену.
– Все в пределах нормы, – успокаивает она. – Жаль, дома забыла сверла, а то мы бы твое дупло быстренько вычистили и запломбировали.
Шальная мысль вылетает из-под подсознания и назойливо машет ручонками перед носом.
– Подожди! Что ты сейчас сказала? Вычистим? Вычистим, вымоем, отгладим? Точно! Я знаю, кто нам поможет. Гражданка Мефодьевна!
– Труп? – Баобабова настороженно тянется обратно к аптечке. У нее там шприц с успокоительным.
– Совершенно верно! – кричу я, беря дурной пример с шальной мысли. Машу руками, как испортившаяся мельница. – Мы поместим уборщицу, а если быть точнее, ее труп на этот подозрительный аппарат и посмотрим, что произойдет?
– Издеваться над трупом в высшей степени неэтично, – заявляет Мария, гордо дергая подбородком. – Лично на мою помощь в этом грязном деле не рассчитывай. Что скажет широкая общественность?
Вот за что мне не нравятся прапорщики. Когда надо испытать судьбу, оглядываются на широкую общественность.
– Почему издеваться? Мы ей что, хуже сделаем? Поставим на подставочку, закрепим как положено. И она, как сотрудник зоны, послужит в последний раз для науки. Иного пути у нас нет.
Уговариваю Баобабову долго. Бегаем вокруг виселицы, доказывая друг другу истины. Она свои. Я свои. Машка соглашается на повторную смерть только после того, как я в трех экземплярах пишу объяснительную, где всю вину за предстоящий опыт взваливаю на свои молодые лейтенантские плечи. Бумажки прячет в косметичку, где их никто и никогда, кроме хозяйки, не найдет.
– Смотри, Лесик! – грозит пальцем прапорщик Баобабова, застегивая бронежилет на все липучки. – Выгонят тебя из органов за самодеятельность. Дождешься. А как мы ее сюда притащим?
Вопрос касается трупа. И надо заметить, задан по существу. Лестница обломана, лифтов нет, Баобабова не дотянется. Но я уже продумал возможные комбинации.
– Все очень просто, – от возбуждения проглатываю целые слова, отчаянно жестикулирую и бегаю вокруг прапорщика. – По наглому заваливаемся под Смоленск и реквизируем подходящую лестницу. В случае сопротивления применяем силу. Уверен, смоленские товарищи нас поддержат. И морально и мечами. Вместе мы сила!
– Пристрелят татары. А то и по голове тесаком.
– Хорошо! Тогда догоняем лыжников, отбираем лыжи, палки и шнурки. Из собранных материалов сооружаем стремянку или веревочную лестницу.
– Пока догоним, сопли отморозим, – Мария разбивает в пух и прах вторую комбинацию. – Да и досок с лыжников, как с козла слоновой кости.
– Ладно. Но я знаю теплое место, где столько дармового строительного материала!
– У тупых ящериц? – кислится Баобабова. – Даже если нас не сожрут в первые минуты, чем дубы рубить?
– Не дубы, а эвкалипты, – не совсем уверенно поправляю я. – А у тебя в косметичке случайно бензопилы нет?
– Дурак, ты, Лесик. Ну какая в косметичке может быть бензопила? Я топор еле-еле запихиваю. Но сейчас его здесь нет. Кто знал, что может пригодиться.
Не хочется предлагать запасной вариант, но иного выхода не вижу. Приходится идти против совести, ума и чести.
– А если у него попросить? Не должен отказать.
– Ты снова?
– Хорошо, хорошо. Успокойся, – не получилось. А жаль. Наверняка там лестниц и стремянок навалом. Там всегда всего навалом. Не обеднели бы ради государственного дела. Для них и работаем. – Если не нравятся мои предложения, выдвигай свои.
Баобабова морщит нос, теребит бритый затылок, щипает за мочку уха, но ничего удачного придумать не может. Единственное предложение по вызову тетки несерьезно. Очень надо тетке через полстраны ехать.
Беру решение проблемы в свои лейтенантские мозги. Пока напарник бездумно шляется вокруг виселицы, дергает за рычаги и нажимает кнопки на эшафоте, втолковываю ей элементарные вещи.
– Хочешь, не хочешь, а придется нам, дорогая Баобабова, на поклон все же идти. Придумаем подходящую отмазку, чтоб человека не расстраивать. Про труп ни слова. Совесть в кулак, и вперед. Обязательно с возвратом. Может, придется в залог оставить документы.
– По-другому, никак? – последние попытки сохранить лицо честного прапорщика.
– По другому? Никак. Потому, что нам очень и очень нужно оказаться в конференц-зале….
Лампочки на эшафоте вспыхивают, блестящие штуковины начинают бешено вращаться, зеркальное помещение наполняется ровным гулом. На уровне приспособлений для крепежа шей возникает слепящее сияние, как если бы посмотреть в глубокий колодец солнечным утром на студеную воду. Сияние, вращаясь, опускается к основанию, искрит, выпускает из студеной воды белые молнии. Одно мгновение и вся виселица окутывается коконом из молний.
Сильнейший разряд откидывает потерявшую бдительность Баобабову на зеркала. Хорошо что удар приходится по самому защищенному месту – по голове.
– Я знаю, что это! – восторженно кричу я, не обращая внимания на стонущую Марию. Не до стонов молодым лейтенантам, когда рядом такие события происходят. – Вот она! Дыра! И не просто дыра! Машина времени это! Точно! Машка, вот он – час истины! Невероятно! Гениально! Это та самая дыра во времени и в пространстве, о которой все так долго и упорно говорили. Мы спасены!
Прапорщик Баобабова, видя, что я не обращаю на нее внимания, прекращает валяться на полу. По стенкам добирается до наиболее безопасного места в зеркальной комнате. Туда, где нахожусь я. Мы, молодые лейтенанты, всегда там, где безопасней.
– Не вижу радости? – возбужден я до наивысшей степени. – Воспользовавшись этим гениальным открытием наших ученых мы сможем переместиться в любое удобное для нас место.
– Еще неизвестно, куда эта дура нас отправит? – потирает поясницу Мария. Прапорщики очень быстро отходят от различных ударов, потрясений и увечий. – Даже если это машина времени, в чем я не совсем уверена, совершенно не улыбается оказаться в прошлом. Или в будущем. Или, вообще, нигде.
– А не все ли равно? Двум смертям не бывать, а с одну как-нибудь переживем. Ну некуда нам податься больше! Пойми, прапорщик. В едином порыве ступим в данный круг и прощай зона.
– Пока не узнаю конечного пункта, в дыру не полезу.
– Нет в тебе, Маша, азарта. Полезешь. Я полезу, а ты следом. В конце концов, это приказ. Можете обжаловать его потом в кабинете капитана Угробова.
Я знаю точно, приказ Баобабова выполнит. Это в крови у прапорщиков – выполнять приказы.
Прапорщик Баобабова долго не соглашается. Ее доводы смешны. Мария считает, мы не имеем права пользоваться предметами научных разработок российских ученых без стопроцентной гарантии.
– Разорвет в клочья, – косится на переливающуюся дыру. – Где доказательства, что штука эта безопасна для прапорщиков?
Даю Баобабовой две минуты на размышление. Или она составляет мне компанию, или она потом ответит перед начальством, почему бросила в трудную минуту руководителя отдела «Пи».
Топтать ковры в кабинетах Баобабова не хочет. Соглашается с условием – если что-то не получится, она лично напишет на меня рапорт.
Поднимаемся на постамент, подходим к сиянию, беремся за руки.
Меня тоже гложет червячок сомнения. Полной уверенности в том, что представленная на экспозиции конструкция является машиной времени, нет. В глубине души я даже допускаю с мысль, что виселица и есть виселица. Искаженная человеческим гением машина для убийств. Но я также знаю, что если мы с Машкой не ступим на опасную тропу познания, то останемся здесь навечно. И приказ не выполним, и себя погубим.
– На счет «три», – предупреждает Мария.
Считаем хором до трех, зажмуриваем глаза и прыгаем в сверкающий омут.
Нас не разрезает на мелкие кусочки, не испаряет до серого пепла. Нас даже никуда не подбрасывает, ни обо что не колотит, не размазывает и не расплющивает. С нами вообще ничего не происходит.
Ничего особенного, если не считать того, что открыв глаза обнаруживаю, что стою на сцене в конференц-зале. Коллега по убийственному эксперименту находится, соответственно, рядом и таращит глаза в глубину зала.
– Хороший фокус. Это как?
Если бы я знал. Отдел «Пи» достаточно молод. И работают в нем, в основном, люди молодые. Знать мы все не обязаны и не должны.
Стучу ногой по помосту, проверяя его физическое присутствие. Доски отзываются вполне обычным скрипом.
– Очевидно ты случайно набрала комбинацию на виселице, которая и перебросила нас сюда, – смелое предположение, достойное любого ученого. – Если мы разберемся, как управлять дырой, то узнаем путь домой. Ты запомнила, на какие кнопки нажимала?
Баобабова на мои размышления не обращает внимания. Бегает по конференц-залу, заглядывает под сиденья:
– Тетка где мертвая?
Любому оперативнику и даже молодому лейтенанту хорошо известно, трупы самостоятельно передвигаться не в состоянии. Двигательные рефлексы у них сильно нарушены, да и мышечный аппарат не тот, что раньше. Рукой, ногой дернуть еще могут. Не более. Но если ранее оставленного в обозначенном месте трупа не обнаруживается, следовательно его кто-то позаимствовал. Этими неизвестными могут в одинаковой мере быть как странный топот по коридору, так и страшный рев, который некоторое время назад преследовал нас с Баобабовой. В любом случае, мы с напарником за потерянные трупы ответственности не несем.
– Плюнь ты на нее, – советую я, обдумывая метод перемещения, благодаря которому мы появились в конференц-зале. – Она нам теперь без надобности. Мы и сами можем самостоятельно повторить эксперимент, но уже с другой произвольной комбинацией.
– И, рано или поздно, оказаться там, где находятся все пропавшие люди? Лесик! Я все поняла! Они все стали жертвой случайного включения этой штуковины.
Кажется Баобабова начинает мыслить масштабно. Это не может не радовать. Приятно иметь рядом человека, который не разменивается по мелочам. Мелочи – это сломанный холодильник, протекающий потолок и отсутствие летних отпусков.
– Верно, прапорщик, – я, действительно, искренне радуюсь за коллегу. – Мы разберемся в сути аппарата, научимся им управлять и уж когда найдем пропащих то покажем всем, на что пригодны ребята и девчонки из отдела «Пи». Пошли обратно.
Повторяем старый маршрут. По ржавой лестнице вниз, по трубе, мимо динозавров, лыжников, конских хвостов. У третьей двери прапорщик предательски спотыкается, но огромным усилием воли берет себя в руки.
В зеркальной комнате на эшафоте сверкающего сияния нет. Это слегка настораживает, но оптимизма не убавляет. Получилось один раз, получится и остальные сто. Главное не терять веры. Наверняка наши умные ученые предусмотрели автоматическое отключение дыры. Наша задача – включить ее обратно.
Баобабова, старательно морща лоб, пытается повторить все свои действия. Тихо ругается из-за полного отсутствия бирок к рычагам и руководства по эксплуатации в целом к агрегату. Несколько раз сбивается, начинает все сначала.
Через четыре часа безуспешных действий выдыхается. Ложится на пол и затихает. Виселица нависает над нами мертвым грузом чужих великих умов.
Единоличным решением откладываю проведение дальнейших опытов на следующее утро. Мы слишком устали. Мы хотим спать. Укладываемся поближе к зеркальной стене. Если из самопроизвольной дыры выскочит что-нибудь неприятное, мы успеем проснуться и дать достойный отпор свинцовыми дубинками.
Ночью Баобабова куда-то уходит. Я могу только догадываться – куда. Возвращается злая и недовольная. Тихо, стараясь не разбудить меня, ворчит про бюрократов и дурацкие двери, которые не хотят открываться. Делаю вид, что сплю. Вступать в глупую полемику с прапорщиком не желаю. Раз закрыто, значит так положено. Вмешиваться в жизнь миров за дверями нельзя. Ни с моральной, ни с геополитической точек зрения. Все должно идти своим чередом.
Утро не приносит радостно возбуждения. Напарник хмур и невесел. Без предварительной разминки заходит на очередной круг проб и ошибок. Теперь движения прапорщика Баобабовой не так уверенны, как вчера. Перед тем, как дернуть за очередной рычаг, или нажать кнопку, долго думает закрыв глаза. Чувствуется в Марии какая-то неуверенность. И может даже страх.
Ничего не получается.
Что-то подсказывает, мы движемся не в том направлении. Упущена важная мелочь. Но какая? Никто не подскажет. Все умные ребята смылись в неизвестном направлении. Даже воздушно-десантный полк.
Ближе к обеду проверяем запасы продовольствия. Осталось две банки яблочного пюре и пачка макарон. В косметичке Баобабовой отыскалась пара конфет и початый тюбик земляничной зубной пасты. При известной сноровке и отсутствии аппетита припасы можно растянуть месяца на три. Сложнее с водой. Здесь, у виселицы, родников и естественных источников воды нет.
Плюю на приличия и отправляюсь на поиски водопоя к остальным дверям. Баобабова со мной не идет. Понятно почему. Ночью не на луну смотреть ходила. Как и следовало ожидать, попытки вскрыть какую бы то ни было дверь ни к чему не приводят. Я явственно слышу рев динозавров, завывание вьюги, свист стрел и скрип золотого пера. Но на мои призывы, стуки и скрежетания никто не отзывается. Дорога в странные миры открылась нам только раз.
Баобабова застает меня посредине коридора. Пытаюсь ногтями отодрать с пола плитку. Популярно объясняю, что таким образом пытаюсь положить начало рабочей яме, из которой впоследствии вполне может получиться артезианская скважина.
Мария взваливает меня на плечи и относит к ненавистной виселице. После чего, оставив на мое попечение косметичку, уходит. Возвращается через три часа.
Бронежилет утыкан стрелами, лицо перемазано грязью, коленки в ссадинах, на свинцовой трубе следы крови.
Баобабова сваливает на пол динозавровую ножку приличных размеров, ставит на пол деревянное ведро кумыса и затаскивает в зеркальную комнату чугунную буржуйку с дарственной надписью человека, постоянно скрипящим золотым пером.
Как она это сумела добыть, не рассказывает. Но по выражению глаз ясно, что второй раз за продуктами прапорщик не пойдет.
На седьмые сутки испробованы все комбинации использования рычагов и кнопок. Ясно, что мы с напарником работаем впустую. Включение виселицы было или запланировано заранее, или мы что-то пропустили. Но повторять многодневный перебор больше нет ни сил, ни желания. Хочется умереть.
– Лесик! – шепчет Мария, тупо пялясь в зеркальный потолок. Напившись перебродившего кумыса, мы валяемся на полу. – Как думаешь, нас ищут?
– Обязательно.
Это чистое вранье. И мы оба об этом прекрасно знаем. Зона, на которой происходят непонятные события, с которой не возвращается масса народу, наверняка объявлена карантином. Это значит, что не летят сюда самолеты и не ходят даже поезда. Не говоря о собачьих упряжках и дирижаблях. Бескрайние просторы, внутри которой находится аномальная таежная хона, обнесена высоким забором, огорожена красными флажками и часовые на вышках прицельным огнем лупят по нарушителям.
Больше всего угнетает тишина. В зеркальной комнате прекрасная изоляция. Из звуков – только сопение Баобабовой, да мое слабое лейтенантское дыхание. Уверен, когда за нами придет смерть, мы не услышим ее шагов.
Чтобы хоть как-то избавиться от тишины, начинаю постанывать русские народные песни. Давно замечено, чем хуже настроение молодого лейтенанта, тем протяжнее русская песня:
– Если друг оказался вдруг. И не друг и не враг, а так…
Баобабова со мной полностью согласна:
– Парня в горы тяни, рискни. Не бросай одного, его….
Постанываем хором:
– Там поймешь, кто таков!
От избытка чувств швыряю свинцовую трубу в ненавистную конструкцию на постаменте. Труба весело звякает, сталкиваясь о выступающие металлические предметы и застревает в переплетении рычагов.
Виселица взрывается фейерверком огней. Закручивается, словно детская карусель. Сверкает блестками хромированных деталей. Радужное пятно выворачивается наизнанку и превращается в дыру.
– Ты что сделал? – вопит Баобабова, глядя на свои окровавленные от нескончаемого перебора комбинаций ладони. – Что ты нажал?
– Ничего, – развожу руки. – Она это… сама поехала.
Рабочее состояние возвращается. Забыт голод и жажда. Забыт вкус несоленого мяса и кислый привкус скисшего молока. Остается только желание разобраться в чертовщине, которая творится с виселицей.
– Ничего не трогай! – предупреждаю Марию. – Когда еще свинцовая труба так удачно ляжет.
Машка ничего не собирается трогать. Стоит столбом, пялится на переливающуюся радугой дыру.
– Труба ни причем.
Сейчас Баобабова скажет, что и мой великолепный бросок тоже ни причем. Да если бы я не догадался мастерски швырнуть подручное средство….
– Я поняла! Поняла! – прапорщик Баобабова возбужденно откусывает кусками накрашенные ногти. – Ты пел! Понимаешь? Мы пели. Про горы пели. Поэтому дыра и появилась.
Основной особенностью сотрудников отдела «Пи» является тот факт, что мы может отказаться от собственной точки зрения ради справедливой версии товарища.
– Да, да, да, – шепчу я. – А в прошлый раз мы захотели попасть в конференц-зал. И попали.
– А все эти рычаги пустая обманка, – весело смеется Баобабова. – Как все просто. Как все легко. Надо только пожелать. Впрочем, чего еще ожидать от наших ученых. Так мы идем в горы?
Горы, это хорошо. Это просто великолепно. Но гора горе рознь. А вдруг там обвалы, а вдруг лавины? Мне не хочется оказаться на вершине самой высокой горы без теплой одежды и ледоруба.
Решаем проверить дыру. Баобабова привязывает боевую свинцовую трубу к ремню и спускает данную конструкцию в переливающееся пятно. Через пару секунд втаскивает обратно. Вместо трубы кусок льда. Единодушно сходимся на том, что погодные условия на той стороне дыры для нас непригодны.
Мы не отчаиваемся. Теперь нам известен принцип работы виселицы. Двигаемся от простого к сложному.
Серия простейших экспериментов доказывает, что мы на верном пути. В качестве подопытного предмета используем кролика. Не живого, плюшевого. Баобабова в косметичке для форта таскает. Подопытный кролик появляется в указанных углах зеркальной комнаты по первому желанию. Вываливается из пустоты, как из шляпы волшебника. Сам бы не видел, ни за что не поверил.
Шаг в неизвестное сделан. Человек вышел из замкнутого круга собственного заблуждения. Переносим координаты конечного маршрута на более дальние расстояния. Под двери в коридоре. Кролик в целостности и сохранности. Что позволяет с уверенностью говорить о том, что наши ученые впереди всей планеты.
