Текст книги "Ностальгия"

Автор книги: Сергей Карамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Друзья не спеша вышли из продуктового магазина. Минуты две они молча стояли у двери, озираясь вокруг.

– Ну, чего делать будем? – грустным голосом спросил Антон.

– Чего? Ходить по улицам.

– Андрей, чего ты все время повторяешь эту издевательскую песенку? – спросил Вася.

– Какую?

– Всё хорошо, прекрасная маркиза!» Зачем?

– А-а!.. Чтоб жизнь казалась веселее.

– Гм, тошно и так… А ты ее поешь.

– Жить стало лучше, жить стало веселей, так, кажется, сказал наш местный тиран? – обратился Андрей к Антону.

Антон покраснел от злости, когда услышал слова друга:

– Хватит! Надоело!

– Надоело? Я только повторил известные всем слова.

– Но ты же издеваешься?

– Я? А хочешь, скажу, как наше время нужно назвать? Тогда тебе приятнее будет слышать, – предложил Андрей.

– Ну? – Антон успокоился и с интересом смотрел на Андрея.

– Жить стало лучше, жить стало красивей. Гламурней.

Антон улыбнулся, похлопал по плечу Андрея:

– Можешь же приятное сказать, когда хочешь!

Андрей тоже улыбнулся и обнял Антона:

– И ты ведь можешь быть улыбчивым и не угрюмым совком.

– Андрей, а эта продавщица Нина с тебя глаз не отводила, – заметил Вася.

– Да, хорошенькая она, – подтвердил Андрей, продолжая улыбаться.

– Ай-ай-яй, а ведь женатый человек, – несколько упрекнул друга Антон.

– Ладно, хватит вам… Я только с ней полюбезничал, – ответил Андрей, – но благодаря мне, моему флирту с ней вы поели.

– Мы? Сам тоже ел.

Друзья медленно пошли по улице, оглядываясь по сторонам. Они шли и не узнавали своего родного города, в котором родились и выросли. Они не находили своих домов, в которых жили, они не могли найти многих новых современных зданий, которые построили уже при них: универсамов, супермаркетов, нового кинотеатра, нового стадиона. Вот только двухэтажное темное здание с надписью «Комитет Государственной Безопасности. Местное отделение города Ижорска» они узнали.

– Ой, глянь, Антон, – толкнул Вася Антона, – контора ФСБ.

– Нет, это написано по-старому, – объяснил Андрей, – КГБ.

– А я помню, – сказал Вася, – и раньше стояло это здание.

Андрей подошел поближе к тихому неприметному зданию и прочел табличку на нем: «Прием граждан с 8 часов до 19 часов».

Антон помрачнел, качая головой.

– Да-а, время приема написано, – усмехнулся Андрей, – а когда ж выдача трупов?

Антон тут же вспылил:

– Ну, знаешь, Андрюш, хорош смеяться надо всем!

– Да ну?

– Да! Хватит! Надоело мне! – заорал Антон, стоя посреди улицы и махая руками от злости.

– Надоело? Так не ходи с нами, – вяло протянул Вася.

– Из-за тебя мы попали в такую нелепую ситуацию, – заметил Андрей.

– Ах, из-за меня?

– А как же, – спокойно ответил Антону Андрей. – Из-за тебя пошли мы в ресторан «Зов Ильича».

– Гм, если бы пошли в другой, сюда не попали? – насупился Антон.

– Ты только не кричи, не бесись, – тихо убеждал Антона Андрей, – успокойся… Ты пойми: значит, судьба такая у нас… Да, судьба нас испытывает…

– Испытывает?

– Да, испытывает…И тебя тоже!

– Зачем?

– Значит, нам надо пройти через такое испытание, понятно, что ситуация нелепая, даже абсурдная, фантасмагоричная.

– Но что ж делать? Жить-то надо…

– Поэтому ты успокойся, Антон, – произнес Андрей, – что-нибудь придумаем…

– Думаешь?

– Конечно. Всё хорошо, прекрасная маркиза! Заметил очень подходящий лозунг у входа в это замечательное учреждение?

Антон прочитал лозунг и слегка улыбнулся.

– Улыбнулся? Значит, понял мою иронию! – обрадовался Андрей. – Как же! Именно на входе в отделение КГБ для нужд нашего многострадального народа висит интересный во всех отношениях лозунг: «Человек человеку – друг, товарищ и брат!».

– Ладно, хватит тебе шутить, – раздраженно сказал Вася, – пошли отсюда подальше.

– Здравое рассуждение, – согласился Андрей.

Глава 8
Высшее дворянское общество

Николя подошел к Настеньке и склонился перед ней в полупоклоне, тем самым прося ее потанцевать с ним. Настенька, молодая девушка лет девятнадцати, с русыми волосами, голубоглазая, среднего роста, с небольшой родинкой слева возле рта, смотрела на него с любопытством и улыбкой, как любая девушка. Настенька скучала, стоя на балу у графа Воронцова, отца Николя, и Николя после нескольких минут нерешительности и излишней задумчивости, наконец, вызвался пригласить ее на танец. Вокруг кружились пары, звучал вальс Штрауса.

– Позвольте? – тихо спросил Николя Настеньку и потом представился:

– Николя. Граф Николя, сын графа Воронцова.

Она ему очень нравилась, но только сегодня Николя решился подойти к Настеньке и пригласить ее на танец.

– Да… Я согласна… – прошептала Настенька, слегка покраснела от смущения – на многих балах она всегда стояла одна у стены, наблюдая, как другие пары танцуют.

– Я – Настенька… – добавила она. – Анастасия.

Сказать, что она была некрасива, значило сказать неправду. Просто так получилось, что Настенька, дочка генерала Прохорова, была чересчур застенчивая девушка, очень замкнутая, вся в своем внутреннем мире, часто очень рассеянная и невпопад отвечающая на комплименты молодых ухажеров, вьющихся возле молодых дам на балах. И эта ее излишняя застенчивость и замкнутость, рассеянность отпугнули кавалеров, поэтому на многих балах она стояла одна в гордом одиночестве. Ее maman болтала со знакомыми дамами из света, papan тоже прохаживался по просторной зале вместе с графом Воронцовым, действительным статским советником Михайловским и действительным тайным советником Сотовым. Поэтому Настенька очень обрадовалась предложению Николя, к тому же она чувствовала к нему большую симпатию.

Николя был чуть старше ее, ему недавно исполнилось двадцать четыре года; многие девушки заглядывались на его стройную, мужественную фигуру, по-гусарски закрученные усы, тщательно зачесанные черные волосы, глубоко посаженные карие глаза, которые смотрели на мир с невыразимой повседневной грустью. Даже когда Николя смеялся и был счастлив, находясь на балах и танцуя, карие глаза, случалось, выглядели грустно, что только добавляло загадочности его персоне и удивляло многих молодых девушек высшего света. Некоторые объясняли сей факт немалой ученостью графского сынка и некоторой пресыщенностью светскими балами и утехами, несмотря на его молодой возраст, – многие дамы поговаривали меж собой, что Николя никогда не женится. Однако сам Николя придерживался иного мнения: он хотел жениться по любви, он желал семейной тихой жизни в своем родительском доме, но также ему хотелось добиться положения в обществе, служить Отечеству верой и правдой, офицерской карьеры. И ему в самом деле наскучили частые балы в доме, хотя он любил потанцевать и с радостью учился танцам в юношестве. Николя считал, что разные светские развлечения (балы, охота, светские выезды, прием гостей) не должны заслонять собой цели жизни любого человека, особенно, если этот человек происходил родом из высшего дворянского общества – ведь жизнь человеческая так коротка, как справедливо полагал наш молодой герой Николя, и следовало успеть многое в этой быстротечной жизни, а цель у него была, как мы только что упомянули, и цель высокая – добиться положения в обществе, служить Отечеству верой и правдой и достичь высот в офицерском деле.

Ранее Настенька никогда не говорила с Николя, хотя они были заочно знакомы, как бывают знакомы многие приглашенные господа из высшего общества на балы – постоянно одни и те же лица, одни и те же фамилии, биографии.

– Cher amie, charmante enfant, я давно хотел танцевать с вами, Настенька! – с улыбкой произнес Николя, ведя ее в центр залы.

Настенька улыбалась Николя.

– Vreiment? – только и смогла вымолвить Настенька, не отрывая благодарного и ласкового взгляда от своего кавалера. – Неужели? – спросила она по-русски, перед этим задав тот же вопрос по-французски – так поступали многие дворяне, когда в разговорах друг с другом они смешивали и русскую, и французскую речь воедино.

И они стали танцевать, не отрывая глаз друг от друга.

Михайловский заметил эту красивую пару, кружащуюся в ритме вальса, и милостиво улыбнулся, говоря графу Воронцову:

– Ma foi, граф, эта молодая пара так превосходна!

Сотов тоже поддакнул, кивая головой:

– О, да, господа!.. Qui, qui!

Граф Воронцов дипломатично промолчал.

– О, граф, ma bonne amie! Вы разве против моих слов? – удивился Михайловский.

– Гм, отнюдь, милостивый государь, – ответил Воронцов.

– Отчего же такая суровость? – продолжал допытываться Михайловский. – Вы ведь замечаете взгляды молодых людей? Как они кружатся и смотрят друг на друга? Их ведь надо поженить!

– О, да! – добавил Сотов. – Чего вы медлите с женитьбой сына, граф?

Граф Воронцов нахмурился, минуту помолчал.

– Граф, вы не ответили нам!

Воронцов твердо сказал:

– Vous savez, chez nous… En un mot… Одним словом, рано ему жениться!

– Рано?

– Вот именно! Рано! – решительно молвил граф Воронцов.

– Помилуйте, голубчик, ведь вашему Николя уж исполнилось двадцать четыре года! – воскликнул Сотов, всплескивая руками.

– Батенька, оставим эти разговоры, – так же ответил Воронцов, – я рано не женился и ему не советую.

– Ой, напрасно, граф! Mais, entre nous soit dit… – попытался снова возразить графу Сотов, но Воронцов оборвал его, чуть помрачнев:

– Я высказал свое мнение и точка.

Михайловский и Сотов вздохнули и перевели тему разговора.

А Николя с Настенькой продолжали танцевать вальс. После окончания танца Николя поцеловал руку Настеньки, восторженно глядя на нее.

– Николя, а вы хорошо танцуете, – тихо произнесла Настенька.

Эту фразу она хотела сказать во время танца, но не решалась. Наконец, когда они закончили танцевать вальс, она сказала и ждала ответа Николя. Он чуть покраснел от волнения, ему было приятно услышать от понравившейся ему девушки похвалу в свой адрес.

– Ma foi, chere… Спасибо! – тихо молвил Николя.

Николя взял даму под руку и повел по залу.

После окончания бала граф Воронцов строго спросил сына:

– Итак, Николя, признавайся.

– В чем, papa?

– Ты любишь Настеньку?

Щеки Николя покраснели, он молчал. Конечно, ему очень, очень нравилась милая Настенька, но как признаться в том недавно появившемся чудесном и таинственном чувстве молодому человеку? Ведь он никогда не любил, не был любим и так смущен строгостью отца.

– Ты не ответил, – настаивал на своем граф, – ты любишь Настеньку?

– Я… вуаля… я…

– Четче, Николя! Ну?

– C’est le mot… Вуаля, papa…

Граф Воронцов вздохнул, подошел к сыну и погладил его по голове.

Он был рад, что сын ему не соврал, сказал правду, рад также тому, что сын стал достаточно взрослым и подготовленным для женитьбы. А что до того, что он возражал на балу Михайловскому и Сотову, то не в его правилах всегда соглашаться со всяким мнением, даже если то мнение не противоречит его собственному. На то он и граф Воронцов, который славился в округе своим крутым нравом.

Граф Воронцов слегка улыбнулся:

– Хорошо, сын… Дочка генерала Прохорова – очень неплохая невеста для моего сына!

Николя порывисто сказал:

– Но я только сегодня с ней заговорил!

– Понимаю, Николя.

– Я только сегодня с ней танцевал! Раньше…

– Понимаю, Николя, – кивнул довольный граф Воронцов. – Да, дочка генерала Прохорова – хорошая партия для тебя.

– При чем тут дочка генерала? – воскликнул Николя.

– Ой, только успокойся.

– Я спокоен, – ответил Николя, – мне нравится Настенька вовсе не потому, что она дочка генерала.

– Знаю. Не жениться же тебе на прачке, так?

– Так, papa.

– Хорошо, Николя. Стало быть, именно дочка генерала Прохорова – хорошая партия для тебя.

– Опять ты, papa… Как вы упрямы, papa!

– Постой! Говорю, что Настенька Прохорова – хорошая партия для моего сына. Так тебе больше нравится?

– Да, papa, – улыбнулся Николя.

– Вот и отлично! – обрадовался граф Воронцов и погладил сына по голове.

Потом по прошествии многих месяцев Николя вспоминал эту беседу с отцом, улыбаясь и благодаря бога за то, что он, наконец, поговорил по-мужски с отцом впервые в жизни, получил как бы негласное разрешение от отца на встречи с Настенькой. Николя пребывал в твердой уверенности в том, что отец найдет время и переговорит tet-a-tet с генералом Прохоровым по поводу возможного брачного союза.

Как и ожидал Николя, граф Воронцов на следующий день после откровенной беседы с сыном, отправился с визитом в дом генерала. Пробыл там Воронцов целых три часа и вернулся вполне довольный встречей. Что говорили там наедине Воронцов с Прохоровым, Николя не мог разузнать, но догадывался о теме беседы.

После того бала, когда Николя впервые решился пригласить на танец Настеньку, последовали еще два бала: один – в доме генерала Прохорова, на котором генерал весьма любезно говорил с Николя, и другой – в доме графа Воронцова; влюбленный Николя без устали танцевал с Настенькой, а все дамы вокруг завидовали в эти минуты ей, предпочитая занять место Настеньки. Так что, как понимает мой дорогой читатель, роман развивался весьма стремительно, что радовало обоих молодых, а также их родителей. Иногда Николя отлучался по службе – он стал офицером и получил звание капитана. Но, когда Николя приезжал домой, он всегда находил время для встреч с любимой девушкой.

Через четыре месяца после бала, на котором они впервые танцевали, Николя нашел смелость объясниться с Настенькой. Это было на конной прогулке. Настенька любила конную езду, чего недолюбливал Николя, но, как истинный джентльмен, он соглашался с ней ездить рядом на коне и сопровождать ее на прогулке. Николя больше нравилась охота, однако Настеньке охота не нравилась.

Во время конной прогулки Николя неожиданно остановил коня, спешился и подошел к Настеньке. Она удивилась, что он сошел с коня, и тоже остановилась, спрашивая:

– Что случилось с вами, Николя?

– Случилось то намного ранее, – глубокомысленно заметил Николя, улыбаясь.

Настенька спустилась с помощью Николя на землю и по выражению его лица поняла, что сейчас произойдет, как понимает любая женщина, что ее любимый, наконец, решился сделать ей предложение руки и сердца. Да, Настенька правильно поняла намерение Николя, хотя он только сейчас решился ей сделать предложение, и стоял перед ней, не отрывая влюбленного взгляда, покрасневший от волнения.

– Настенька… – произнес он и замолчал.

– Что, Николя? – Сердце Настеньки быстро забилось, она не двигалась, ожидая его предложения.

Однако Николя молчал, набирался храбрости. Наконец, через минуты три он встал на колени перед ней и радостно вскричал, поднимая руки кверху к ней:

– Настенька! Dieu, mon ami, ma chere, я вас люблю! Да, люблю!

У Настеньки закружилась голова от счастья. Она гладила Николя по голове и молчала, не зная, что сказать.

А Николя продолжал стоять перед ней на коленях и восторженно смотреть на ее лицо.

– Я… я люблю вас!! – ликующе вскричал он, обнимая ноги Настеньки. – Будьте моей супругой! Excellente amie, моя любимая Настенька, я вас люблю!!

Настенька, наконец, решилась ответить ему:

– Vreiment, cher ami?

– Да-да!! Я вас люблю! Я хочу быть вашим мужем!!

Настенька наклонилась к Николя и тихо ответила ему:

– Я… я согласна, Николя…

Николя вскочил, весь покрасневший от волнения, поднял Настеньку на руки и закружил. Потом через минуты три он опустил ее на землю, продолжая держать в объятиях, и поцеловал в губы. Настенька вздрогнула от наслаждения.

– Но почему именно я? – тихо спросила она.

– Как почему? Ma foi, ma chere… Потому, что именно вы, Настенька, мне нравитесь! – признался Николя. – Потому, что вы – моя любовь!

– Да?

– Но вы не ответили на мое предложение! – воскликнул Николя.

– Я… я… я подумаю… – ответила Настенька, хотя горела от нетерпения сказать, что она, конечно, рада такому супругу, как Николя.

– Что, ma chere? Я не понимаю… Oui, oui, je suis incapable… Я не в состоянии понять сейчас вас!

– Николя…

– Вы мне отказываете?! – воскликнул Николя, отходя от Настеньки на шаг назад.

Настенька не выдержала и со слезами ответила:

– Я… я тоже люблю вас, Николя!

– Да?

– Да! И я буду вашей женой, Николя!

– Но почему же вы плачете?

– Это слезы радости. Николя, je vous aime.

Солнечные лучи, проскользнув сквозь березы и липы, озарили лица влюбленных.

Вдали пел соловей. Повеяло свежим ветерком. Волосы Николя чуть поднялись. Молодые люди стояли, прижавшись друг к другу. Так они простояли минут пять, а их кони послушно находились возле них.

Наконец, Настенька опомнилась:

– Ой, Николя, нам надо идти.

– Зачем? Вам здесь плохо?

– Нет… Всё здесь прекрасно, я люблю лес, природу, но нас могут искать.

– Искать? Когда я рядом?

– Нам надо домой, – настаивала на своем Настенька.

– Исполняю вашу просьбу, mon ami, ma chere, – кивнул головой Николя, после чего они сели на коней и поскакали к дому графа Воронцова.

Николя и Настеньку обвенчали через два месяца. Они стали жить в доме графа, хотя генерал Прохоров настаивал, чтобы молодые супруги жили в его доме. Настенька была счастлива, каждый день ожидала прихода мужа с большим нетерпением. Они иногда ходили на балы, принимали у себя гостей из света. Но Николя все больше сторонился частых балов, приемов, предпочитая заниматься чтением книг, разговорами с молодой женой, конными прогулками вместе с ней.

…-Да, ваше благородие, правильно вы сие говорите-с, – произнес фельдфебель Тимофей, высокого роста, грузный человек лет шестидесяти, весь седой, с вытянутым лицом. Он сидел на сене напротив капитана Николя Воронцова. – Но нам остались лишь одни воспоминания о высшем обществе!

Николя возразил:

– Однако, Тимофей! Право, я не уверен, что нам остались одни воспоминания. Мы еще живы и в силах…

– Помилуйте, граф! – оборвал Николя Тимофей. – Какие у нас силы?.. Ой, скоро вот нас расстреляют красные и конец нам…

Наступила долгая гнетущая пауза.

Николя поморщился, не желая хоть на миг думать о красноармейцах, захвативших его и фельдфебеля Тимофея в плен. Отряд капитана Николя Воронцова окружили превосходящие его силы красноармейцев. Бой длился долгий, силы белых таяли, патроны были на исходе, что сильно беспокоило Николя. В конце концов после несколько дней нескончаемого боя Николя захватили в плен вместе с его фельдфебелем. Только они и остались в живых. Теперь Николя и Тимофей сидели запертыми в сарае, ожидая расстрела. Подмоги ждать Николя было неоткуда – белогвардейцы находились вдалеке и вряд ли знали, что отряд Воронцова уничтожен. Оставалась слабая надежда на побег, но Николя очень ослаб после боя, к тому же сильно болела голова. Когда Николя и Тимофея окружили красноармейцы, кто-то сзади сильно ударил прикладом по голове Николя.

Молчание прервал Николя:

– Как вы думаете, Тимофей, когда нас расстреляют?

Тимофей поскучнел:

– Ох, ваше благородие… Я… я даже не хочу о том думать.

– А надо бы! Хотя… хотя что еще нас ждет? – задумчиво произнес Николя. – Жизнь на чужбине без родины, побег из России? Или жизнь вместе с дураками и ворами?

– Ой, ваше благородие, жить с дураками и ворами, думаю, страшнее смерти, – признался Тимофей, вздыхая.

– Да еще нехристями, – добавил Николя. – Нет сейчас прежней России!

Тимофей поспешно перекрестился.

Николя помрачнел, вздохнул и продолжил:

– Я воевал, делал, что мог… Как и многие со мной!.. Теперь Россия в руках неграмотных батраков, воров, лапотников!

Дверь в сарай резко распахнулась, вошли двое красноармейцев.

– А ну встать, Воронцов! – скомандовал один из красноармейцев.

Николя медленно поднялся.

– На выход!

Глава 9
Допрос

В хате сидел за деревянным столом небритый человек в черной кожаной гимнастерке и кожаной фуражке. Грубое, морщинистое отечное лицо, красный мясистый нос, взъерошенные светлые волосы, злые прищуренные серые глаза произвели очень неприятное впечатление на Николя, когда он вошел в хату и увидел этого человека в кожанке.

Николя стоял со связанными руками.

Человек в кожанке что-то быстро писал, куря. На столе лежал маузер. Рядом стояли двое красноармейцев, которые привели на допрос Николя. Николя ожидал, что к нему обратятся с вопросами, но человек в кожанке молчал, продолжал писать.

«Гм, делает вид, что не замечает меня, – подумал Николя, – ладно, будем тоже делать вид, что мы не расстроены, спокойны и очень уверены в себе!»

Так в молчании прошло минут пять. Наконец, человек в кожанке поднял голову:

– Ах, привели белого? Н-ну?

– Что значит «ну»? – спросил Николя.

– Ну, каково тебе в сарае?

– Во-первых, попрошу мне не тыкать, а…

– А во-вторых, – перебил Николя человек в кожанке, вставая и грозя маузером, – хочу тебе сказать: здесь теперь мы хозяева! Мы теперь командуем буржуями!

– Именно из-за этого меня привели сюда?

– Нет, не только из-за этого. – Человек в кожанке сел, пристально глядя на Николя. – Знаешь, кто я?

– Нет. И знать не хочу.

– Только ты не груби! Не груби. Я комиссар Щеглов. Звать можешь меня Иваном Дмитричем.

Николя молчал.

– Ну, чего молчишь?

– А что я должен делать? Хотя бы сесть предложили.

– Сесть? – Щеглов захохотал. – А ты и так в сарае у меня сидишь.

Двое молодых красноармейцев тоже захохотали.

– Итак, как тебя зовут?

– Вы же знаете.

– Черт, как тебя зовут?

– Николя.

Щеглов поморщился:

– Фу, хватит нам ваших французских имен и французских словечек, господа буржуи!

Как по-русски тебя звали?

Николя удивился:

– Звали или зовут?

– Именно – звали, поскольку тебя скоро повесят. Нет, веревки нет, тебя расстреляют.

– Enfin… C’ est le mot.

– Чё ты мне бормочешь по-французски? – процедил сквозь зубы Щеглов. – Чай, не барышня я. О любви лепетать!

Двое красноармейцев захохотали.

– Ну, отвечай, как тебя зовут!

– Николай Воронцов.

– Может, сразу его в расход, Иван Дмитриевич? – предложил один из красноармейцев.

– Нет, пока нет.

– Кто был никем, тот встанет всем, – тихо напел известные слова революционной песни Николя.

– Да! Именно так! – победно провозгласил Щеглов, сверкая глазами. – Мы победим!

– Кто был нулем, останется нулем, – уточнил Николя, стараясь не смотреть на злое лицо комиссара.

– Что-о?! Да ты что себе позволяешь?!

– Как может нуль стать кем-то? Нуль, помноженный на тот же нуль, будет нуль. А вы в своем гимне идиотов…

Никогда еще в жизни не слышал Николя такого бешеного рева. Щеглов выпучил глаза так, что они, казалось, вот-вот вылезут из орбит, и покраснел:

– Молчать!! Убью!! – Он поднял маузер со стола, взвел курок, целясь в Николя.

– Ну, пли… – подсказал Николя, бесстрашно улыбаясь комиссару.

– А ты вроде не боишься?!

– Да, вуаля… Je m’ en fiohe.

Щеглов еле сдержался, чтобы не выстрелить в Николя. Руки Щеглова тряслись, но через минуту он совладал с собой, опустил маузер и сел.

– По-французски изволишь балакать? Чего сказал-то, буржуин?

– Стреляйте, мне наплевать.

– Да ну? – Щеглов порывисто вскочил с маузером, но потом остыл, сел. – Эх, белая гвардия! Вас всех мы уничтожим! Пришло наше время!

После короткой паузы Николя спросил комиссара со скрытой иронией в голосе:

– А как вы понимаете слова «В борьбе за это»?

– Не понял.

– Ну, ваши красные поют везде, что они умрут, как один, в борьбе за это.

– Да! – Щеглов поднялся, посветлел, поднял голову, пытаясь напеть известные слова песни, что получилось у него совсем плохо, даже отдаленно похоже на пение не было, что чуть рассмешило красноармейцев: – И все умрем в борьбе за это!

Как истинный фанатик, Щеглов верил в коммунистическое будущее всего человечества, верил, что всё поделят между людьми поровну, что настанет земной рай, только нужно поскорее расправиться со всеми буржуями и белогвардейцами, не обращая внимания на возможные людские жертвы – ведь лес рубят – щепки летят, как приговаривали его коммунистические учителя, но в силу своей неграмотности (он окончил лишь четыре класса в школе) не мог знать, что всё это утопия, даже слова такого в его лексиконе не было, и не может наступить земной рай после грабежа одних и дележки награбленного другими.

– C’ est le mot… Именно так поете, – пояснил Николя.

– Да, поем!

– Так поясните, что значит «это»?

Щеглов обескуражено глядел на улыбающегося Николя и не мог найти толкового ответа. В действительности в песне звучали такие слова «в борьбе за это», но за что Щеглов не мог ответить сразу, хотя и понимал, что за светлое будущее человечества, за буржуйское добро и так далее. Словом, он мог долго перечислять, за что надо бороться с буржуями, но тут, глядя на улыбающееся лицо белого офицера, он не смог моментально ответить и лишь еще больше злился. Щеглов лишь недоумевал, почему белый офицер так спокоен, хладнокровен, уверен в себе, ведь скоро ж его расстреляют…

«Ну и выдержка у этого белого», – подумал Щеглов, а вслух протянул:

– Как что такое это… Это… Это наше всё… Это наша жизнь…

– Понятно, очень четко и внятно объяснили, – подытожил Николя, перестав улыбаться.

– В общем… ты… хватит вопросики мне задавать! – вспылил Щеглов. – Здесь только я вопросы задаю!

Николя решил помолчать.

– Итак, отвечай! Имя, фамилия! – потребовал Щеглов, хмурясь.

– Николя. Николай Воронцов.

– Так, звание какое?

– И это вы знае…

– Черт, звание!

– Капитан.

Капитан, значит? Ладно… А где твой отряд?

– Нет его… Ваши красные сволочи его уничтожили.

– Что-о?! Да я тебя…

– Расстреляете? Ну и ладно.

– И не боишься?

Николя пожал плечами, ответив:

– Vous savez… Как сказать… Скорее – нет, чем – да.

– И откуда такая храбрость у белой гвардии?

– А мы знаем, куда попадем. Не то, что ваши красные.

– Гм, куда ты попадешь, буржуй?

– В рай, – с милой улыбкой ответил Николя.

– Ну, ты, нам религиозную пропаганду здесь не проводи! – строго произнес Щеглов. – Опиума для народа нам не надо.

– Гм, для кого-то она опиум, а для кого – духовное утешение, благодать, – заметил Николя.

После короткой паузы Николя поинтересовался:

– Может, мне можно присесть, комиссар?

– Ты скоро ляжешь, чего тебе сидеть-то.

– А стул нельзя мне принести?

– Нету здеся стульев для буржуинов! Нету! – грубо ответил Шеглов.

– Нету, так нету… Постоим.

– Вот стой да отвечай, где твой полк находится?

Николя молчал, смотрел куда-то вдаль.

– Ну, чё ты здеся отмалчиваешься? – обозлился Щеглов, ударяя кулаком по столу. – Ответь, может, тогда тебя не расстреляем.

– Нет, все равно расстреляете.

– А ты попробуй, – уговаривал Николя Щеглов. – Ответь. Я и папироску тебе дам, а?

– Не нуждаюсь в папиросках.

– А чего так, буржуин?

– Не курю.

Щеглов с напускным удивлением на лице воскликнул:

– Надо же! Может, ты еще и не пьешь?

– Иногда пью.

– Да? И с девочками не гуляешь? – Щеглов старался вывести Николя из себя, но у него это не получилось – Николя был хладнокровен, выдержан и очень спокоен, во всяком случае, внешне так это выглядело. В глубине души у Николя всё бурлило, он мечтал отомстить этому красному комиссару за все обиды, смерть его солдат.

Красноармейцы захохотали. Ни один мускул не дрогнул на лице Николя, он продолжал молчать.

– Какой ты выдержанный господин, ах, ты какой спокойный! Будешь скоро гнить где-нибудь на поле! Ну, где находится твой полк?

Однако Николя ничего не ответил Щеглову.

– Слышь, офицерик, а если мы твоего спутника убьем?

– Не убьете.

– А вот и убьем сейчас! – Щеглов потер руки, радуясь своей задумке. – А ну приведите сюда того другого!

– Жалко руки у меня связаны, – сказал со скрытой угрозой Николя.

– Угрожаешь? Мне?! Скоро тебя расстреляем!

– Вихри враждебные веют над нами, – пропел Николя, глядя на взъерошенные волосы Щеглова.

– Что это значит? – не понял Щеглов. – Чего ты вспомнил нашу песню?

– Просто…

Щеглов ничего не ответил Николя и тихо выругался.

Через минуты две привели связанного Тимофея. Он стал рядом с Николя, недоумевая.

– Ваше благородие, что случилось? Нас сейчас расстреляют? – запаниковал Тимофей.

– Не бойся, пока не расстреляют, – тихо ответил Николя.

– Ну, разговорчики тут! Здесь только я задаю вопросы! – загремел Щеглов, после чего он подошел к Тимофею и больно ткнул его указательным пальцем в шею:

– Ты кто?

– Кто? Раб божий.

Послышался дружный смех Щеглова и двух красноармейцев.

– Так, без этих религиозных бредней! Имя, фамилия?

– Тимофей я.

– Фамилия?

– А-а… Краснов.

– Так, Тимофей Краснов, какое твое звание в сволочных белогвардейских войсках?

– Никакие они не сволоч…

Щеглов поднял руку и нанес пощечину Тимофею.

Николя покраснел от гнева.

– Офицерик, ты что-то хотел мне сказать? – издевательски улыбаясь, спросил Щеглов Николя.

– Вы мерзкий ублюдок! Подонок! – заорал вне себя Николя.

– Покричи, может, тебе легче станет перед смертью, – ухмыляясь, посоветовал ему Щеглов, после чего снова нанес пощечину Тимофею.

Тимофей молчал, только скупая мужская слеза полилась по лицу. Непременно он наказал своего обидчика, если б руки не были связаны!

Щеглов спросил Тимофея:

– Ну, отвечай, какое твое звание?

– Фельдфебель.

– А где твой полк находится?

Тимофей молчал, вздыхая.

– Не скажешь, – возвестил Щеглов, беря маузер в руки и наводя его дуло на Тимофея, – убью.

– Не посмеете! – выкрикнул Николя, но Щеглов очень буднично и спокойно повторил:

– Убью. Просто нажму курок и убью.

Наступила короткая пауза.

– Ваше благородие, я буду молчать… Могила… – заверил Николя Тимофей, вздыхая.

– Разговорчики тут! – заорал Щеглов, тыча Николя и Тимофею маузером в лица. – Сейчас вас расстреляют, как бешеных собак!

Однако Николя и Тимофей молчали, стараясь не реагировать на крик комиссара.

– Хорошо! Тогда я тебя сейчас расстреляю! – решил Щеглов, касаясь дулом маузера груди Николя.

Ни один мускул не дрогнул на лице Николя.

– Ну и выдержка у вас, ваше благородие, – прошептал Тимофей, вздыхая.

– Отвечай, когда тебя спрашивает комиссар Красной армии!

– А вы смотрите, как не раскрывает секретов офицер царской армии! – моментально произнес Николя, стискивая зубы.

После короткой паузы Щеглов распорядился зачем-то повернуть арестованных спинами к нему. Слышно было, как Щеглов уселся на стул, о чем-то говорил шепотом с красноармейцами.

– Ну, надумал что, капитан?

– Чего мне думать? – ответил Николя. – finisse, tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse.

– Чего ты балакаешь? Я буду стрелять, ну?

Однако Николя ничего не ответил комиссару.

Последовал выстрел. Николя и Тимофей продолжали стоять, как стояли.

– Развернуть их! – приказал Щеглов.

После того, как Николя и Тимофея поставили лицом в сторону Щеглова, они услышали признание комиссара:

– А я специально зарядил один холостой патрон. Чтобы над вами, белыми, подшутить. Пока вас не убьют. Пока!

Николя не выдержал и воскликнул:

– Подлец! Будешь гореть ты в аду!

– Хватит тут мне вспоминать об опиуме для народа, – обозлился Щеглов, кладя маузер на стол.

– Боже, царя храни! – неожиданно для всех запел с улыбкой Тимофей,

– Славному долги дни.

Дай на земли, дай на земли

Гордых смирителю

Щеглов заорал:

– Молчать! Прекратить пение!

Однако Тимофей бесстрашно продолжал петь:

 
– Слабых хранителю
Всех утешителю
Все ниспошли!
Перводержавную
Русь Православную
Боже, Царя, Царя храни!
 

Щеглов выстрелил из маузера в воздух. Тимофей прекратил пение.