Текст книги "Темный пакт (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– У вас несомненно возник вопрос о связи одаренности и одержимости, – произнес между тем фон Колер. – Это действительно так. Каждый одержимый может освоить искусство управления стихией и стать одаренным. Даже более того – развивая навыки управлениями стихиями, можно укротить собственную одержимость.

Но есть нюанс. Любой, абсолютно любой одержимый, может стать одаренным. Но ни один развившийся до получения первого ранга одаренный никогда не сможет стать одержимым.

«Получается, что я могу избавиться от одержимости?»

– Освоив контроль и концентрацию, каждый одержимый может овладеть искусством управления стихиями. В этом случае, правда, настоящих высот не достичь – тем, кого коснулась одержимость, выше пятого ранга не подняться.

Фон Колер сделал паузу, дожидаясь пока я взглядом дам понять, что усвоил сказанное, и продолжил:

Последние годы после резолюции ООН, запрещающей изучение темных искусств, освоение управлением стихией для нас необходимое условие. Потому что чернокнижникам, как и демонологам, приходится маскироваться под слабых одаренных. Основная стихия, которой учатся владеть одержимые – огонь. Он близок к темной ветке развития «разрушение», а для того чтобы скрывать темные искусства достаточно получения первого ранга способностей стихийного огненного мага. Как правило, демонологи останавливаются на первом, чернокнижники могут развивать владение огнем вплоть до третьего, без потери сил в основных талантах.

Сережа был очень способным учеником, но во время прохождения практики на факультете стихий он решил выбрать синицу в руках. Четвертый серебряный ранг водной стихии. Его потолок.

Фон Колер замолчал, сделал два шага к кучке истлевшей одежды и выудил из нее запонку, а также перстень с гербом.

Неожиданно. Я прекрасно помнил, как оценил часы и запонки пленника. И готов поклясться – перстня на руке обреченного не было. В кармане лежал? – пришло вдруг на ум простейшее объяснение.

– У одаренных негласная традиция – иметь при себе отличительный знак ранга, сопряженный с гербом – если герб есть, конечно же. У нас негласная традиция этот знак забирать.

Барон продемонстрировал мне запонку, на которой я даже на таком удалении заметил римскую цифру «IV» на синем фоне. Запонка оказалась брошена в кучу полуистлевшей одежды, а вот перстень полетел ко мне. Поймав, я раскрыл ладонь, изучая его. Печатка в виде синего щита, а поверху, как и на запонке, серебряная римская цифра «IV».

Четвертый серебряный ранг управления водной стихией. Просто и понятно.

– Почему он оказался здесь, обреченным на смерть? – кивнул я на кучку праха.

– Вот этого я не знаю, – пожал плечами фон Колер, – приехал по моему запросу, а в разнарядке причину приговора не указывают. В новостях ничего не было, да я сейчас и не слишком слежу за хроникой.

Это мне показалось лукавством – барон, который свободно участвовал в обсуждении «замедленных бомб мирового масштаба» никак не может не держать руку на пульсе событий в государстве. Хотя дальнейшие слова фон Колера вполне убедили меня в том, что о причинах приговора Сергею Готфриду он действительно мог не слышать:

– Четвертый ранг, даже серебряный, совсем не тот уровень владения, который помогает добиться многого благодаря своим способностям. Сережа был способным учеником, но он всегда искал легкие пути – обещающие мало работы, и несопоставимо более высокий результат. Такие пути как правило предполагают опасность, и видимо очередная ставка не сыграла. Может быть стал жертвой клановых разборок, может купил жизнью благополучие семье.

– Благополучие семье?

Никогда не стеснялся переспрашивать. Одно дело задавать уточняющие вопросы по известной теме, а совсем другое – по тому, чего совсем не понимаешь.

– Сережа из мещан. А как ты уже знаешь, ни один одаренный не может существовать сам по себе, без привязки к роду либо императорской службе. Государь-император дает гарантии долгих лет жизни и стабильность, но не обещает славы и богатства. Принося же присягу верности одному из владетельных родов шанс увеличить свое влияние и благосостояние несоизмеримо выше. Как и уровень риска, конечно же.

– Он очень спокойно отнесся к своей смерти, – глянул я на кучку праха в истлевшей одежде.

– А как еще ему было относиться, кроме того как принять ее с достоинством? – показательно не скрывая удивления, посмотрел на меня фон Колер. – К тому же не забывайте, ему ведь выпал шанс, пусть и призрачный, забрать вас с собой. Сережа за него и уцепился.

Опустив взгляд, я всмотрелся в перстень на ладони.

– Где мне его хранить? С собой носить, или как трофей на стенку повесить?

– Алексей Петрович, – даже с некоторой укоризной протянул фон Колер.

– Да? – посмотрел я на барона.

– Ваше небрежение извиняет только то, что вы росли в протекторате. Перстни одаренных это традиция близкая к культу, поэтому впредь старайтесь не высказываться вслух в подобном тоне. Чревато, знаете ли. Этот артефакт, – продолжал барон, – выдается после подтверждения своего первого ранга, в торжественной между прочим обстановке, – фон Колер поднял левую руку, и вдруг на его безымянном пальце появилось призрачное массивное кольцо, формируясь из серых лоскутов. – Перстень остается с владельцем навсегда, и видоизменяется с каждым полученным рангом.

До конца перстень на пальце профессора не материализовался – барон опустил руку, и кольцо растворилось, как не было. Я не успел заметить ни ранг, ни даже цвет щита – только темное свечение вокруг гербового поля.

Пока храните в шкатулке. Редко кто становится обладателем подобных трофеев в столь юном возрасте, не пройдя инициации. После того как получите свой первый ранг, уже будете знать, что с ним делать. Итак, мы остановились на том…

– Максимилиан Иванович.

– Да? – прервался профессор темных искусств, явно демонстрируя недовольство. Кроме вопросов об очевидном, он очень и очень не любил, когда его прерывали.

– Почему перстень мой трофей, а не ваш?

– Мне нравится этот вопрос, – даже улыбнулся фон Колер. – Но ответ вы дадите на него себе сами. Итак, способности делятся на два вида: созидание и разрушение…

Барон, по своему обыкновению, вновь начал пространную лекцию. Долгую, и в этот раз весьма нудную – даже несмотря на важность озвучиваемых тем.

В своих догадках, кстати, я оказался прав лишь частично. Применение темных искусств – доказанное или ставшее достоянием широкой общественности, действительно карались смертной казнью в тех случаях, когда ценой становилась жизнь одаренного. Которая как компонент была необходима для создания большого количества заклинаний высших рангов у чернокнижников. Поэтому действуя даже под эгидой государства – любого из Большой Четверти, каждый чернокнижник, получается, всегда находился у правительства на коротком поводке.

Демонологам для применения способностей жизнь одаренных была не нужна. Им столь серьезное наказание грозило по иным причинам – они использовали заемную силу, будучи самыми настоящими операторами и повелителями сущностей из иных планов мира, а не заклинателями. И цена ошибки в управлении демонами была очень и очень высока – настолько, что каждая ошибка каралась смертной казнью. Впрочем, по оговорке фон Колера я понял, что из ошибившихся демонологов выживал кто-то очень редко.

Кроме того, много времени в своей лекции барон уделил этикету. Вкратце если, то слово заклинание в «приличном» обществе употреблять категорически не рекомендовалось. Повелители стихий использовали определение «конструкт», сходное по смыслу. Потому что элементарная, стихийная магия, базировалась только на созидании.

В то же время, в узком обществе одержимых считалось моветоном называть одаренных повелителями – элементарные маги могли повелевать только в своей песочнице, как со всем чувствующимся классовым пренебрежением пояснил барон. Настоящие повелители – именно одержимые, которые по-настоящему управляют и повелевают, используя чужие ресурсы, силы и даже души.

Кроме всего этого, фон Колер наговорил еще много слов, но более ничего важного я не почерпнул. Когда мы закончили, барон вспышкой самого настоящего адского пламени (как мне показалось) уничтожил оставшиеся от Готфрида вещи – в том числе так привлекшие меня запонки и часы, оставшиеся лужицей расплавленного металла.

После мы покинули камеру и направились было обратно в спортивный зал, но на пути нас ждал посыльный княгини.

– Артур Сергеевич, – склонился в полупоклоне дюжий молодец из охраны, с размахом плеч словно у богатыря из былинных сказок. – Анна Николаевна просила передать, что была бы рада видеть вас сегодня на ужине.

Неожиданное приглашение. Еще и сформулировано неожиданным образом.

Только посыльный закончил говорить, как я подавил желание глянуть на фон Колера. И после этого удивленно прислушался к себе.

Не нравится мне это. Очень не нравится. Не приглашение не нравится, а моя на него реакция. Понятно, если бы на моем месте оставался Олег – и ему, учитывая возраст и неопытность в данном случае просто необходим совет или банально иллюзия поддержки. Но мне-то это зачем? Тем более что понятно – отказываться от приглашения княгини не рекомендуется ни в коем случае.

Нет, конечно можно выразительно глянуть на фон Колера, и барон расскажет богатырю из охраны, что программа тренировок у меня настолько серьезно загружена, что нынешним вечером мне полагается только смузи из сельдерея, здоровый сон, а всякие волнения наоборот, противопоказаны. Но ежу понятно, что это будет отмазка, и хорошего отношения княгини ко мне не прибавит. Мне оно, собственно, не сильно и нужно, но зачем на ровном месте обострять конфликт?

Так почему я, словно испугавшись ответственности решения, едва не глянул на фон Колера в поисках поддержки? Начинаю сживаться с ролью четырнадцатилетнего парня?

«Тебе уже скоро пятнадцать!»

«Ну в пятнадцать-то совсем другое дело, ума палата сразу прибавляется», – пошел я на этот раз в разговоре со внутренним голосом другим путем, и похоже поставил его в тупик.

Понятно, что на меня часто посматривают с удивлением, из-за несоответствия суждений и образа подростка. Опасность в этом сейчас только одна – меня по-настоящему начнут принимать всерьез. Что может сильно усложнить жизнь. Получается, что мне необходимо выдержать тонкую грань. Не прогибаться лишний раз перед чужим авторитетом, при этом не слишком выделяясь, но и не повторять того, что исполнил только что. Как это вообще произошло? – продолжал я злиться на самого себя. Неужели фон Колер в этом случае помог бы мне принять правильное решение? Тем более что оно в единственном числе, без вариантов?

– Передайте сиятельной Анне Николаевне, что почту за честь принять приглашение, – едва склонил я голову. Не перед терминатором с простецким лицом, а демонстрируя почтение к княгине.

– Девятнадцать ноль-ноль, Красный зал главного корпуса. Обратитесь к любому из прислуги, вас всенепременно проводят.

Вот это не оговорка, а тонкий намек, что приходить без Планшета. У Мустафы в личном терминале вся план-схема немалой усадьбы есть, и найти Красный зал с его помощью я могу без особого труда.

Еще более неожиданный поворот даже, чем само приглашение – настолько явно посоветовать мне приходить одному, без спутников. Или я уже загоняюсь на ровном месте?

После того, как посыльный удалился, мы с фон Колером направились в его апартаменты. Барон явно ждал от меня вопросов, или комментариев.

Не дождался.

Времени до ужина оставалось совсем немного, и его я потратил в интерактивном каталоге прет-а-порте принтера. Помощи у барона просить не стал, уже примерно представляя моду нынешнего века, которая от нашего не сильно и отличалась. Может быть чуть больше в сторону официоза и мундиров – потому что столь сильного разрыва между элитой и армией, как у нас, не произошло. И все признаки национального русского костюма остались как и в начале двадцатого века – имея в основе темно-зеленый мундир с воротником стойкой. Опционально черный или белый китель для морских прогулок, синий доломан с ментиком для верховой езды, и конечно же шинель – которую, правда, следует не забывать оставлять в гардеробе.

К высшему обществу здесь я не принадлежал (пока), еще и будучи при этом выходцем из другого мира. Из территорий протектората – которые для жителей Первого мира были совершенно другой реальностью, чужим измерением. Поэтому без опаски нарушить этикет остановился на вполне нейтральном варианте – синие джинсы, плотная черная водолазка и темно-серый пиджак.

Ни Мустафа, ни барон мой наряд никак не прокомментировали. Я же почувствовал себя в привычной одежде уверенно. Обычный офисный кэжуал словно наделил меня дополнительными очками харизмы и стойкости. А мой юный возраст хорошо сочетался с этим, возможно провокационным для более старших лет, наряде.

Красный зал удивил. Небольшая уютная гостиная, в оформлении которой красного практически не было. Внимание сразу привлек немалых размеров камин, над которым висел щит с гербом Юсуповых-Штейнберг. Кроме герба, на стенах расположились головы охотничьих трофеев и холодное, явно недешевое оружие. Предварительно сервированный для ужина стол пуст, а примечательная, видимо ожидающая только меня компания собралась на нескольких диванах у камина.

В центре, конечно, сама Анна Николаевна – в строгом темном платье, закрывающем шею и руки полностью. Анастасия стояла слева за плечом княгини, в таком же строгом по духу платье. Взгляд княжны скользнул в сторону приоткрывшейся двери, но ультрамариновые глаза посмотрели сквозь меня, и никаких направленных эмоций я даже не почувствовал. Холодное равнодушие.

С княжной мы, кроме памятного знакомства, уже встречались несколько раз – случайно, в коридорах усадьбы и аллеях парка. Судя по всему, девушка после своего вояжа попала под домашний арест, и пределов имения больше не покидала. Обе наши встречи проходили одинаково – ни малейший толики внимания в мою сторону.

Может быть это черта характера юной черноволосой княжны, либо Анна Николаевна хорошо умеет убеждать, но Анастасия внимания на меня обращала даже меньше, чем на прислугу. Вернее, вовсе не обращала. Вот и сейчас, едва глянув сквозь меня, вернулась к разговору с матерью.

Зато остальные двое мое появление показательно заметили. Белокурый худощавый юноша в форме поднялся со своего места. Двубортный черный китель с золотыми пуговицами и якорями на воротнике-стойке, широкий белый ремень и белые же перчатки. Морской кадетский корпус – определил я, потому как форму военных учебных заведений фон Колер мне за минувшие дни не только показывал, но и заставлял изучать, ориентируясь в многообразии мундиров и отличительных знаков.

Морской кадетский корпус – еще раз повторил про себя. Что-то при этом шевельнулось смутной догадкой, но ухватить я ее не успел, столкнувшись взглядом с сыном княгини. Кадет смотрел приветливо, не скрывая интереса. При взгляде на него я почувствовал легкую неправильность. Понял почти сразу же – потому что очень и очень часто видел похожего товарища последние дни после перевоплощения. В те моменты, когда смотрелся в зеркало.

Сидевшая рядом с кадетом девушка вставать не стала, но развернулась, открытым жестом вытянув руку вдоль спинки дивана. Она была в строгом наряде, вероятно являвшимся формой одной из частных закрытых школ – бордовый китель-жакет, клетчатая юбка, форменный бант красного цвета на светлых волосах. Единственное откровенно-красное кстати, в этом Красном только по названию зале.

Всегда мечтал о брате. А здесь и брат сразу, и сестра – развернувшаяся ко мне на диване девушка также была очень похожа на… меня. Законные дети Петра Алексеевича, значит. И первое мое впечатление о них оказалось обманчиво.

Стать и внутренняя уверенность, вместе с аурой официоза обманчиво завысили их возраст в моих глазах. И кадет, и воспитанница школы благородных девиц были одного со мной возраста или даже младше – лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Кроме того, глаза у обоих обычно голубые – без неестественного отсвета, который появляется после инициации. Или близняшки, или разница в год – подумал я, осматривая неожиданных биологических родственников.

Анастасия выглядела старше всех нас. Держится как взрослая, даже слишком показательно – и скорее всего ей шестнадцать, не больше. Слишком уж пытается подчеркнуть свой статус одаренной. Может и вовсе еще шестнадцати нет, и только перешла на второй год обучения, пройдя инициацию.

Юная княжна, глядя необычными глазами, видя обращенное на меня внимание всех остальных «родственников», все же впервые глянула прямо в глаза. Без тени эмоций, ровно-изучающе. Ни намека на ярость, которую я чувствовал во время первого разговора с княгиней, на котором Анастасия присутствовала.

– Знакомьтесь, – ровным голосом заговорила Анна Николаевна. – Артур Волков, наш гость на ближайший год. Артур личный помощник Максимилиана Ивановича, и совсем недавно зачислен в штат воспитанников Высшей школы имени барона Витгефта. А это мои младшие дети, Николай и Александра, – улыбнулась княгиня, плавным жестом показывая на белокурых близнецов. – Ну а с Анастасией вы уже знакомы, хотя и не были представлены.

– Рад знакомству, – шагнул вперед кадет, протягивая мне руку. Белокурая девочка за его спиной в этот момент приветливо улыбнулась. Это настолько хорошая игра, или они действительно так открыто-благожелательны к незнакомцу, которого мать назвала гостем?

В тот момент, когда ответил на рукопожатие кадета, княгиня заговорила вновь. И сумела удивить, даже ошарашить всех присутствующих. Меня в том числе:

– Артур вымышленное имя, подаренное нашему гостю жандармским ведомством, вместе с весьма сомнительной легендой. Настоящее – Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, и это сын Петра Алексеевича.

Николай ощутимо вздрогнул, юная гимназистка за его спиной широко распахнула глаза. Но удивление младших членов семьи ни шло ни в какое сравнение с реакцией Анастасии, чей взор на миг вспыхнул синим пламенем.

– Прошу за стол, – Анна Николаевна легко, одним движением, поднялась с дивана. Проводив ее глазами, я столкнулся со взглядом Николая. Смотрел тот без явной неприязни, больше с усилившимся интересом. В ответ я неопределенно пожал плечами – мол, сам не ожидал, что так получится.

Самое юное здесь белокурое создание и вовсе несмело улыбнулось, поднимаясь. Лицо же Анастасии словно окаменело, и справившись с эмоциональной вспышкой, она вновь перестала обращать на меня какое-либо внимание.

За столом устроились интересно. Во главе, естественно, расположилась Анна Николаевна, по левую руку Анастасия и Александра, по правую Николай. Причем мне княгиня указала место рядом с ним, напротив девушек. Странно, я ожидал, что окажусь напротив княгини, с другой стороны стола. Получилось так, словно и не отделен от остальной части семьи.

– Завещание Петра Алексеевича стало достоянием узкого круга лиц совсем недавно, – заговорила княгиня, – и стало сюрпризом как для меня, так и для… Алексея.

Княгиня неожиданно едва-едва улыбнулась, впервые с того момента как мы сели за стол прямо обратив на меня взгляд.

– Всю свою сознательную жизнь Алексей не знал о том, что связан… с нашей семьей, – сделала многозначительную паузу княгиня. Информация для него, – уже смотрела на своих детей княгиня, – стала не менее неожиданной, чем и для вас, и для меня. Надо отдать ему должное – столкнувшись с шокирующей новостью, Алексей не стал принимать необдуманных решений. Год, который он проведет у нас, он выторговал себе как время на раздумья.

Княгиня прервалась, вновь посмотрев на меня.

– Раздумья о чем, мама?? – холодно поинтересовалась Анастасия.

– По завещанию, составленному Петром Алексеевичем, Алексею полагается право на герб Юсуповых-Штейнберг, с бастардной перевязью. А также доля в наследстве.

За столом воцарилась полная тишина. Я не видел взгляда Николая, но чувствовал его напряжение. Анастасия, все же отлично владевшая собой, сейчас смотрела на меня, сознательно не скрывая всю гамму чувств. Приязни среди них не было. И только белокурый ангел напротив глядела распахнув глаза с надеждой – на то, что сейчас все будут радоваться новому родственнику, а не ссориться.

– За время, которое есть у Алексея, он планирует закончить первый год обучения в гимназии барона Витгефта, пройти инициацию, а после уже принять решение. Отказаться ли от полагающегося ему герба и имущественной доли взамен на вознаграждение, либо… стать частью нашей семьи.

Воу. А она умеет удивить – причем я, наверное, даже гораздо больше изумился, чем остальные присутствующие. Был бы дома, в прошлой жизни – кашлянул бы, или хмыкнул показательно. Здесь уже привык, что подобные проявления чувств не приветствуются в высшем обществе, поэтому так и сидел с каменным лицом.

– При посторонних людях прошу обращаться к нашему гостю по имени Артур, дабы избежать кривотолков, – проговорила княгиня. – Анастасия, тебе отдельная просьба – так как вы обучаетесь в одной гимназии, при необходимости оказывай Алексею посильную помощь.

Выражение лица княжны при этом явно рассказало о том, что она думает о возможности «посильной помощи». Но лишь краткий миг – девушка, возвращая себе холодно-отстраненный вид, кивнула.

– Конечно, мама?.

Не знаю каким образом, но Анна Николаевна видимо отдала команду – потому что двери открылись и в проеме появилась прислуга с подносами и блюдами. Я на это даже не обратил внимания. Ко мне вернулась недавняя смутная догадка – причем вернулась уже знанием.

Морской кадетский корпус. Именно так – просто Морской кадетский корпус, а не Его Императорского Высочества наследника цесаревича Морской корпус.

В моей России в феврале семнадцатого года оркестры разучивали парадные марши, и шилась форма по эскизам Васнецова для торжественного входа войск в Константинополь. Который, как и проливы, должен был отойти Российской Империи. В это самое время, когда Россия была в шаге от по-настоящему великой победы, открывающей дорогу на вершину мира, первым из царской семьи нарушил присягу великий князь Кирилл, двоюродный брат Николая, перейдя на сторону Государственной думы вместе с возглавляемым Гвардейским экипажем, флотской элитной частью лейб-гвардии. Великий князь Кирилл был одним из многих, кто нацелился в то время на высшую власть – активный дележ которой среди высшего руководства страны и армии привел по итогу к гибели монархии.

В этом мире февраля семнадцатого не случилось. Именно в семнадцатом. Сведения, на которые я натыкался были обрывочными, скудными, а глубже я еще копать не пробовал. Опасался ненужного внимания и вопросов, да и времени пока не было – задача не первостепенной важности. Но с большой долей уверенности предполагал, что без смуты под конец Первой войны не обошлось, и наверняка амбициозный великий князь Кирилл попытался и здесь отжать себе власть, опираясь именно на флотских офицеров. Как следствие – просто Морской кадетский корпус, а не вот это вот все.

Хотя может я и не прав, а все гораздо роще – наличие одаренных с начала двадцатого века наверняка кардинально повлияло на тактику сражений. Не совсем уверен, но думаю к тому что «большой корабль равно большая цель» здесь пришли гораздо раньше, чем у нас. Вообще по устройству и истории Российской Конфедерации у меня было немало вопросов. Вплоть до лежащих на поверхности – почему Конфедерация, а служба безопасности – федеральная. Но опять же, все это вопросы не первостепенной важности.

Романовы в этом мире по-прежнему на троне, но ни одного Кирилла в списках, новостях, исторических справках я не видел. Здесь Первая мировая длилась дольше, и гораздо жестче – по мере вхождения в силу одаренных. И, вполне вероятно, именно жестокость ведения войны позволила династии Романовых сохранить за собой трон. Учитывая еще, что уже в начале двадцатых годов у стран Антанты – России, Англии и Франции начали появляться свои одаренные, присоединяясь к местной аристократии. В основном это были те, кто безошибочно понял, что Тройственный союз даже несмотря на наличие одаренных войну на уничтожение не выдержит.

Но. Это все были мои догадки. А вот доподлинным знанием было то, что ни Морской кадетский корпус, ни гимназия имени барона Витгефта не принадлежат к категории учебных заведений первого и даже второго эшелона. То есть это не те места, куда отправляет учиться отпрысков высшая российская владетельная аристократия. Более того, гимназия в которой мне предстояло учиться, пользуется отнюдь не самой лучшей репутацией. А княжна ведь, как только что узнал, обучается именно в ней.

Форма белокурого ангела напротив, по-прежнему смущенно мне улыбающегося, также не вызывала отклика в памяти. А значит и учебное заведение, где числится самая юная из Юсуповых-Штейнберг к элитным также не принадлежит. Безоговорочно уверен – по той теме фон Колер меня два дня гонял.

Княгиня, кстати, молодец. Без шуток.

Конечно, я не принял всерьез и безоговорочно ее неожиданную подачу про «стать частью семьи». Но и в корне отметать сразу не стал – потому что Юсуповы-Штейнберг явно не на вершине родовой российской аристократии, мягко говоря, и для княгини банально дешевле может быть на полном серьезе со всей проснувшейся родственной любовью принять меня в семью, минимизировав издержки. Что в свою очередь не исключает и того, что выждав лет пять, а может быть даже все десять-пятнадцать, она выключит родственные чувства и оставит меня без штанов. Или еще хуже, под монастырь подведет.

Сложно это все. И с каждым новым знанием понимаю и принимаю – Олег бы здесь точно не вывез. Да, там он прибавил себе двадцать лет, но ведь… эх, ладно, пора уже забыть об оставшихся в том мире перспективах и накоплениях.

За столом между тем потекла неспешная и вначале несмелая беседа, но атмосфера понемногу разряжалась. Чему прямо способствовала княгиня – играя радушную хозяйку, и демонстрируя мне явное расположение. При всем при этом она еще подарила мне удивительный взгляд, и, по-моему, даже вложила несколько своих мыслей. Мол, «улыбаемся и машем, но ведь ты умный мальчик, а мы с тобой вдвоем все понимаем…»

Поэтому перестав грузить голову тяжелыми размышлениями, я просто отдал должное мастерству повара – сомневаюсь, что на кухне княгини работает пищевой принтер, а не живые виртуозы кулинарного дела.

Николай, как и Александра, вели себя благожелательно и приветливо. Здесь опять же я без иллюзий – их благожелательность, даже искренняя, может быть выключена в одно мгновенье. Мир здесь гораздо жестче, чем кажется на первый взгляд.

Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.

Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала – хоть голову разгрузить.

Господи, как же я ошибался.