Текст книги "Святой: гарпун для Акулы"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Где шляетесь, лейтенант? Мой адъютант всюду вас разыскивает! Почему не на гауптвахте? – орал синий от натуги полководец.

– Разрешите доложить… – начал Святой.

– Молчать! С вами будут разговаривать в надлежащем месте! Вы преступник! – Мелкие брызги слюны так и летели изо рта генерала. Банников превосходно разыгрывал заранее отрепетированный праведный гнев.

Святой брезгливо отстранился.

– Да вы пьяны, лейтенант! – раздувая ноздри, принюхался Банников. – От вас разит как из бочки.

– Никак нет! – машинально ответил Святой. – Вы что-то не то учуяли!

– В судмедэкспертизу лейтенанта! – рявкнул генерал-майор. – Акт ко мне на стол! Дронов, под вашу личную ответственность.

Подполковник второго отдела штаба округа, старый знакомый Рогожина, принял стойку сторожевого пса.

– Будет исполнено, – старорежимно заверил он начальника.

Подхватив Святого под локоть, Дронов подтолкнул его к «уазику»:

– Садись, гвардеец…

– Нет, постой! – остановил подполковника Банников. – Рогожин военный преступник. На его счету жертвы среди мирного населения. Адъютант, наручники!

Холеный прапорщик, личный адъютант генерала, протянул приготовленные загодя стальные браслеты.

– Не имеем права! – дрогнувшим голосом запротестовал Дронов. – Он офицер!

– Рогожин – подозреваемый в совершении тяжкого преступления, – с яростью прошипел генерал-майор. – Санкцию на его арест подпишет военный прокурор! Дронов, ты отдаешь себе отчет? Надень ему наручники. Отвезешь на гарнизонную «губу»…

Холодная сталь сжала запястья Рогожина.

Банников удовлетворенно хмыкнул:

– Вот так, писака! Не получилась. Рогожин, у нас с тобой: служба. Посочиняешь, дружок, романы на тюремных нарах.

Святой молчал. Полупомеркшим сознанием он понимал: вершилась грандиозная подлость, организатором которой был генерал-майор Банников, причиной – его, старшего лейтенанта Рогожина, собственный рапорт.

В машине Дронов снял со Святого наручники.

– Прости, что пришлось браслеты надеть! – виновато произнес подполковник. Он смотрел на затылок шофера и старался не встретиться взглядом со старлеем. – Пятеро человек погибло…

– Наших? – почти беззвучно спросил Святой.

– Нет, слава богу, наши все целы, – ответил Дронов. – Водитель машины был русский, остальные – киргизы…

В Москве баррикады вокруг «Белого дома» строят, – спешно выкладывал последние новости подполковник. Ему хотелось сказать что-то другое, более важное для них обоих, чем события в далекой Москве, но он боялся… Наконец Дронов решился:

– Зря, Дмитрий, ты в рапорте свои выводы написал. Банникова не свалить. Он крепко сидит, и в Москве у него все схвачено. Сгноит он тебя…

– Слушай, Дронов! – Внезапное безразличие сковало Святого. – Я не ошибся. Банников замазан… Стволы с его ведома налево уходили! Группу турок-месхетинцев для прикрытия подставили!

Подполковник выпрямился, точно проглотил шомпол артиллерийского орудия. Его голова задергалась от тика, а глаза учащенно моргали. Святому стало жаль этого трусливого, но все-таки не ссучившегося гэрэушника.

– Ладно, ничего не говорите! – произнес он, видя дикое замешательство Дронова.

* * *

Спустя годы Святой часто вспоминал начало смутного времени и события в Средней Азии. Угрозам генерала не дано было осуществиться. Страна покатилась в пропасть, разваливаясь, словно карточный домик, сбитый щелчком пьяного гуляки. Банников, позабыв обо всем, срочно вылетел в Москву, чтобы успеть поклясться в верности новому лидеру России, а заодно поучаствовать в дележе должностей и наград.

Среди всеобщего сумасшествия и эйфории о Святом позабыли. Ротный при содействии Дронова вытащил Святого с «губы» и замял инцидент. Чтобы окончательно запутать след, Гоблин, оказавшийся в общем-то порядочным мужиком, порекомендовал написать рапорт о переводе в спецназ внутренних войск, подчинявшийся МВД.

– Банников – злопамятный змей! Ничего не забывает и не прощает! Держись от него подальше! – сказал тогда Дронов. – Твоя жизнь только начинается, а он умеет людям головы откусывать! Акула, одним словом!

Рапорт Святого без проволочек удовлетворили, а работенки для спецназовца в раздираемой конфликтами стране было невпроворот. Страна катилась по наклонной плоскости в бездонную яму с нечистотами, кровью и мерзостью, где нормальному человеку нужно было прилагать максимум усилий, чтобы выжить и отстоять свое достоинство.

Судьба не щадила Святого, испытывая его на прочность.

Загоняла в угол, ставила под оружейный ствол, лишала друзей. Распрощавшись с иллюзиями, хлебнув лиха, он верил только в себя и никогда не забывал прошлое. Не забывал, потому что твердо знал – прошлое иногда возвращается!

ЧАСТЬ II
ПРАВО НА УБИЙСТВО

Глава 1

Слева бесы, справа бесы,

Нет, по новой мне налей!

Эти с нар, а те – из кресел, -

Не поймешь, какие злей.

В. Высоцкий

Черный «СААБ», ведомый рукой опытного водителя, уверенно лавировал в потоке машин. Но ни опыт шофера, ни прекрасные ходовые качества шведского автомобиля не спасли от неприятностей большого города. На одной из оживленных магистралей, ведущих к центру, «СААБ» угодил в пробку. Намертво заблокированная с обеих сторон колоннами автотранспорта, машина сердито урчала незаглушенным движком. Водитель, высунув голову в приоткрытое окно, тихо матерился, разглядывая желтый зад маршрутного автобуса. Переполненная людьми изношенная колымага, давно уже выработавшая свой ресурс, безбожно дымила, выпуская из выхлопной трубы черный шлейф.

Петр Михайлович Банников был единственным пассажиром, вольготно расположившимся на задних сиденьях «СААБа». Он успел перезвонить по мобильному телефону, извинившись перед деловыми партнерами за накладку.

Встречу по обоюдному согласию перенесли на завтра, договорившись пообедать в уютном тихом ресторане подальше от шумного, перенаселенного горожанами и гостями столицы центра. Серьезные дела, по глубокому убеждению Петра Михайловича, полагалось доводить до толка в спокойной обстановке, не отвлекаясь на телефонные звонки, гудки автомобилей, стрекотание факса или гудение компьютеров.

Все эти новомодные электронные штучки раздражали генерала Банникова, прекрасно осведомленного об уязвимости всех без исключения приборов и механизмов, олицетворяющих прогресс в ведении бизнеса. Любой мобильник мог при соответствующем подходе превратиться в улавливающее каждое слово ухо конкурента, а информация из компьютера, защищенного противовзломными системами, паролями и прочей дребеденью, высасывалась профессиональными хакерами, точно коктейль из бокала с соломинкой.

Петр Михайлович, тертый калач, предпочитал договариваться по старинке, с глазу на глаз, доверяя технике только малозначительные детали проворачиваемых сделок. Кроме того, неплохой психолог, Банников подметил, что клиент становится сговорчивее в неформальной обстановке сауны или рыбалки на живописном речном берегу. Организовывать подобные мероприятия в России всегда умели. Денег на обработку партнеров Банников не жалел, убеждаясь, что вложенные средства окупаются сторицей. Поэтому девочки, ублажающие самые извращенные прихоти партнеров генерала по бизнесу, были всегда как на подбор и на любой вкус; икра свежайшая, спиртные напитки изысканные, а прислуга предупредительная и умеющая хранить тайны.

Вообще Петр Михайлович Банников прекрасно вписался в новые времена. Он никогда, в отличие от многих военных, не крыл перестройку матюгами, не обвинял Горбачева и Ельцина в развале армии и крахе военного могущества страны. Ему было наплевать на патриотические страдания, государственные интересы и проблемы обороноспособности России.

Генерал-майор, вышедший в отставку с правом ношения формы, давно ставил перед собой только конкретные цели – обеспечить достойную старость, наслаждаться оставшимися годами жизни и по возможности сохранить власть над другими людьми!

Последнее, как неоднократно убеждался генерал, зависело от количества денег. Порой Банников удивлялся, насколько дешева людская жизнь, не говоря уж о совести.

Взятка, лучше в валюте, была универсальным инструментом, открывающим двери в кабинеты, где подписывались важные бумаги, накладывались резолюции или выдавались разрешения.

В глубине души Петр Михайлович презирал надутых словно индюки государственных мужей да ответственных чиновников. Банников ловил себя на мысли, что, окажись он на самом верху, порядок был бы наведен железной рукой.

Пару-тройку коррупционеров повесили бы принародно на зубцах стен Кремля, сотни две грохнули бы в подвалах Лубянки, а остальных отправили бы разминаться на лесоповале. Однако генерал не позволял разыгрываться фантазии.

Найдись такой деятель – Банников в первых рядах встал бы к стенке. Ведь дела Петр Михайлович прокручивал нешуточные. Продавал не природные ресурсы, которые из России тащат все, кому не лень, а оружие! Оружие же – вопрос политический и поэтому крайне опасный.

Первую крупную аферу генерал виртуозно крутанул в Киргизии, снабдив националистов партией автоматов. Дивиденды, доставшиеся тогда Петру Михайловичу, были не ахти какими – несколько килограммов золота и определенная сумма в долларах.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Со временем изменялись масштабы бизнеса и соответственно размеры дивидендов.

Получил Петр Михайлович свою долю от продажи оружия вооруженным силам Нагорного Карабаха. Кое-что перепало от заплативших «черным налом» азербайджанцев, готовых вырезать армян до последнего человека. Одним словом, руки на межнациональных конфликтах Петр Михайлович погрел неплохо.

Действовал он аккуратно. Всегда делился с «крышей» в правительственных кругах. Лишний раз не рисковал. Подготавливал сделки, трижды перепроверяя покупателей, каналы поставок и возможные последствия для себя. Однако трудиться в царящем бардаке становилось все труднее. Поднявшаяся на ноги криминальная братва наступала на пятки, вторгаясь в некогда запретную сферу бизнеса.

Банников брезговал братками, называя представителей преступного мира не иначе как уголовной сволочью, повыползавшей из-под тюремных нар. Но без услуг, оказываемых братвой, бывалый генерал обойтись не мог. Он поддерживал связь с авторитетной московской группировкой, аккуратно выплачивая мзду за услуги определенного рода. Парни с бычьими шеями выполняли грязную работу: затыкали рты чрезмерно болтливым журналистам, устраняли опасных свидетелей и зарвавшихся конкурентов.

О взрывах автомобилей, найденных в канализационных каналах разложившихся трупах с черепами, разнесенными контрольными выстрелами, Петр Михайлович читал в газетах и не чувствовал угрызений совести. Жизнь бывший генерал воспринимал как непрекращающееся сражение за место под солнцем, а войны без жертв не бывает.

Но в последнее время генерал стал уставать. Годы брали свое. Старость подкралась к Петру Михайловичу незаметно.

На похоронах жены, умершей от рака, Банников понял, что пора воспользоваться плодами своей деятельности.

Встречать закат жизни в России Петру Михайловичу не хотелось. Слишком неуютной казалась ему Родина. К тому же аферы могли всплыть на поверхность, и тогда мечты об обеспеченной старости растаяли бы словно утренний туман.

Решение покинуть Россию созрело у генерала давно.

Когда появились первые сведения о тяжелом недуге дряхлеющего президента, Петр Михайлович принялся собирать чемоданы. Привыкший просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед, он понимал, что, когда первое лицо в государстве перейдет в мир иной, незамедлительно сменится команда. К власти придут новые люди, которые установят свои правила игры. А будут они друзьями или врагами – это еще бабушка надвое сказала. Политические разборки в России, по мнению генерала, были пострашнее атомной войны.

Спокойных мест на земном шаре хватало. Не скромничая, Петр Михайлович выбрал поистине райский уголок – Багамские острова.

Независимое государство в Вест-Индии, расположенное на островах и коралловых рифах, славилось своими золотыми пляжами, буйной тропической растительностью и надежными банками, где не задают лишних вопросов клиентам.

Туда, в офшорную зону, где отменены налоги на любые доходы и прибыли, где банки принимали вклады на любой срок, в любой валюте, Петр Михайлович через подставные фирмы переправил свой капитал.

На деньгах кровь не видна. Средства торговца смертью осели на депозитных счетах, стопки банкнот улеглись в банковских хранилищах. Приглядывался Петр Михайлович и к недвижимости, облюбовав расположенный рядом с дворцом генерал-губернатора особняк в колониальном стиле.

Непосредственно в смотринах шикарного жилища генерал не участвовал. Его глазами на островах была дочь Юлия.

Единственное чадо, которое Банников боготворил, красотой не отличалось. Почти двухметровая дылда унаследовала от отца хрящеватый нос, неровные острые зубы и сорок третий размер обуви. Но голова у девицы варила исправно.

Вступив в фиктивный брак с иностранцем, она обзавелась гражданством Великобритании и на законных основаниях поселилась на Багамах. Умело оперируя частью отцовского капитала, Юлия приумножила семейное состояние, потратив прибыль на приобретение скромного магазинчика.

Вскоре предприимчивая наследница генерала, переоборудовав магазин, открыла антикварную лавку, торговавшую эксклюзивными раритетами из России. На полках лавки блистали серебром окладов иконы, отбрасывали загадочные тени напрестольные распятия, хмурились с почерневших от времени досок лики православных святых.

Туристы, в основном американские толстосумы и японские миллиардеры, охотно скупали русскую экзотику. Гостеприимная хозяйка, сделавшая пластическую операцию по выпрямлению носа, очаровательно улыбалась и нежно ворковала с богатыми покупателями.

Раз в два месяца Юлия прилетала навестить отца. Попутно она отбирала товар для своей лавки. Антиквариат перевозил дипломат одной из латиноамериканских стран. Багаж сотрудника посольства таможня не досматривала. Контрабандный канал помогли организовать криминальные авторитеты – друзья Банникова.

Братки поставляли дипломату-гомосексуалисту мальчиков и наркотики, а Юлия выплачивала комиссионные. Товар, украденный из провинциальных музеев, сельских церквей, добытый путем грабежа и вымогательства у частных коллекционеров, поставляли все те же братки.

В душе Петр Михайлович, ни черта не понимавший в искусстве, восхищался предприимчивостью дочери. Он был готов выполнить любую прихоть Юлии. С годами генерал стал сентиментальным. Но это чувство распространялось Только на любимое чадо. Встававших на пути противников Банников безжалостно уничтожал. В сердце генерала не было места милосердию.

Контракт, над которым Петр Михайлович трудился последние полгода, должен был стать венцом его карьеры в России. Заказчики сулили королевский гонорар, исчислявшийся цифрой с шестью нулями. Солидный аванс, переведенный в банк на Багамских островах, грел душу генерала.

Сумма, предложенная покупателями, гарантировала безоблачное существование на островах в Карибском море и исполнение заветной мечты любимой дочери.

Обожаемое чадо грезило постройкой собственной художественной галереи, и не где-нибудь, а на Пэрэдайз-Айленд,[3]3
  Пэрэдайз-Айленд (англ.) – Остров-рай. Расположен в бухте Нассау.


[Закрыть] пятачке суши среди лазоревых волн моря, где тусующихся миллиардеров больше, чем блох на бродячей собаке.

Каждый сантиметр этого поистине золотого острова стоил безумно дорого, но чего не сделаешь ради единственного ребенка! Впрочем, генерал, не отличавший импрессионистов от пост-модернистов или Николая Угодника от преподобного Серафима Саровского, сам был не прочь выступить в роли тонкого ценителя искусства и одновременно совладельца галереи в заповеднике для миллиардеров.

До намеченной цели оставалось немного. Контракт на девяносто процентов был выполнен. Дело оставалось за малым – вывезти товар из России. Но обычного удовлетворения генерал не ощущал. Приступы тоскливого ужаса повторялись с пугающей Банникова периодичностью. Страх брал генерала за глотку по вечерам, когда сумерки вползали в подмосковный особняк, просачиваясь через стальные роллеты, защищавшие окна.

Петр Михайлович стыдился приступов безотчетного ужаса, списывая душевную слабость на стресс и усталость. Ему действительно пришлось попотеть, выполняя прихоть заказчика. Ведь речь шла не о партии стрелкового оружия и даже не о дивизионе гаубиц на продажу. Заказ на сей раз отличался размахом, с прицелом на будущий двадцать первый век.

Вертолет «Черная акула» был знаком генералу не понаслышке.

Еще в начале восьмидесятых подполковник Банников присутствовал на демонстрационных полетах опытного образца. Винтокрылая машина с нарисованной акульей пастью под кабиной пилота поднялась в воздух с секретного подмосковного аэродрома. Показав преимущества соосной системы винтов, позволяющей перемещаться в боковом направлении со скоростью до восьмидесяти километров в час, вертолет приземлился под восторженные аплодисменты военных.

Гордость конструкторского бюро Камова, «Черная акула» создавалась как ответ на американскую программу боевого вертолета «Апач». Светлые головы российских конструкторов создали универсальную машину, превосходящую по всем параметрам американский «Апач». Оснащенный сверхзвуковыми ракетами, системой автоматического сопровождения цели, тридцатимиллиметровой пушкой, снаряды которой прошивали танковую броню, вертолет не имел аналогов в мире.

Переговоры, взаимные проверки и сбор информации предшествовали заключению контракта. Клиенты, представители одной из восточных стран, продолжающих строить коммунизм, были людьми не робкого десятка, но и на рожон зря не лезли. Действовавшие под вывеской торгового представительства азиаты были кадровыми разведчиками, или, по терминологии ведомства, где когда-то служил Петр Михайлович, шпионами.

Будущие партнеры долго присматривались друг к другу, не спешили открывать карты. Когда предложение прозвучало, Банников заколебался. Дело попахивало государственной изменой. Хотя в стране поговаривали об отмене смертной казни, генерал, как человек осведомленный, знал, что за определенные преступления наказание одно – казнь. А уж как она будет оформлена – выстрелит палач в тюремном коридоре или снайпер спецслужб, сидящий на крыше соседнего дома, вышибет мозги, – было неважно. Хрен редьки не слаще.

Впрочем, защитников государственных интересов поднаторевший на махинациях с оружием генерал опасался в последнюю очередь. Некогда отлаженный государственный механизм стал проржавевшей неповоротливой махиной, а служащим репрессивного аппарата, не получающим зарплату месяцами, впору было просить милостыню. Банников потерял счет, скольких он купил с потрохами, заставив пахать на себя.

А вот от конкурентов, партнеров по бизнесу, мнимых друзей можно было ожидать любой пакости. Страх за свою шкуру генерал тщательно маскировал, считая это чувство постыдной слабостью. Но так жить становилось невмоготу, и Петр Михайлович решил перебраться к дочери.

Волшебный климат, нежные ласки экзотических красавиц, шум прибоя и тенистые пальмовые аллеи быстро восстановят здоровье и расшатанные нервы полагал экс-генерал. Поэтому над контрактом Банников трудился с полной самоотдачей, предвидя продолжительный, полный тропического солнца и удовольствий, беззаботный заслуженный отпуск на райских островах.

Сделка вступала в заключительную фазу. Добытый путем многоходовой комбинации товар, разобранный на части, покоился в разных местах: в скромных ангарах, переоборудованных под овощехранилища, в незаметных складах и пакгаузах, в товарных вагонах, загнанных на тупиковые железнодорожные ветки. Товар бдительно охраняли отборные головорезы, готовые перегрызть глотку любому, кто проявит чрезмерное любопытство.

Оставалось выполнить кое-какие формальности, необходимые для транспортировки «Черной акулы», и дополнить боекомплект вертолета сверхзвуковыми ракетами «вихрь-М». Азиаты пожелали иметь машину с полным набором вооружения. Для Петра Михайловича пожелание клиента было законом…

Автомобильная пробка рассосалась минут через сорок.

Стадо машин, точно скот, вырвавшийся из загона, рвануло вперед.

– Не лихачь! Сейчас начнешь подрезать! – буркнул Банников водителю.

– Приказ понял, товарищ генерал! – бойко отрапортовал водила, обгоняя коптивший чадом желтый «Икарус».

Деловых встреч на сегодня не предвиделось. Проверяя память, хотя никакой необходимости в этом не было, Банников достал органайзер, поддел ногтем обложку из коричневой кожи и перелистнул страницы.

Шофер, скосив к зеркалу глаза, видел, как генерал делает пометки, размашисто черкая по бумаге ручкой «Паркер» с золотым пером.

– За дорогой следи, а не пялься на шефа! – сквозь зубы процедил Банников. Он спрятал ручку во внутренний карман безупречно пошитого пиджака.

– Слушаюсь! – угодливо и вместе с, тем по-военному четко ответил шофер, поддавая газку.

Шелестящий шинами «СЛАБ» плавно набирал скорость.

Амортизаторы из шведской стали гасили неровности дороги, пестревшей на этом участке трассы квадратами гудроновых заплаток. Ближе к центру трасса преображалась, обрастая теснившимися по обочинам рекламными щитами. Банников вглядывался в прохожих, суетливо передвигавшихся по тротуарам, нырявших в подземные переходы, толкущихся около ларьков уличных рынков. Губы генерала кривила брезгливая улыбка. Он уже ощущал себя чужаком среди людского муравейника, существом высшего порядка, которому уготована лучшая участь, чем жизнь на пенсию, хождение под красными знаменами вместе с другими отставниками на митингах протеста или сидение у телевизора в ожидании новостей.

Размышляя на отвлеченные темы, генерал словно пытался приподнять завесу над своим будущим, представить себя в роли благообразного старичка, доживающего жизнь под опекой любящей, преуспевающей, интеллигентной дочери.

От нарисованной воображением картины Банников расхохотался рыкающим смехом. Испуганный звуком, который скорее подходил бы глотке пещерного льва, чем человека, водитель инстинктивно обернулся.

– Что случилось, Петр Михайлович? – на всякий случай приклеив к губам льстивую улыбочку, спросил шофер.

– Да ничего… – утирая выступившую слезу, ответил экс-генерал.

Голова водителя вернулась в прежнее положение.

Отдышавшись, Банников продолжил:

– Можешь, Степа, представить меня в белой панамке под зонтиком на пляже? Или продающим старье в лавке?

– Не-а… – пожал плечами водитель.

Шофер и по совместительству телохранитель был предан хозяину. Прапорщик, уволенный со службы за кражу детонаторов, избежал трибунала благодаря заступничеству генерала. Второй раз прапор прокололся по-крупному. Помаявшись на гражданке, спец по диверсионным операциям принял предложение мелкого бандита из подмосковного городка. Задачу тот поставил простенькую взорвать тачку вместе с залетным фраером, качающим права в городишке.

Тротил, подложенный прапором, поднял машину на воздух вместе с хозяином, его собакой и любовницей. Только вот парень, отправившийся на небеса, оказался не простой шестеркой, перешедшей дорогу бандюге, а бригадиром преступной группировки, спутавшимся с женой местного уголовного «короля».

Этого самого «короля» братки, мстящие за гибель товарища, долго пытали, а потом прикончили, сунув головой в бетономешалку. Подрывника, на которого указал перед смертью бандит, мальчики с бычьими шеями отловили перед входом на Белорусский вокзал. Там, затащив обделавшегося от страха прапора в платный туалет, братки попинали его для острастки ногами, сломав ему переносицу и пару ребер.

Перекурив и облегчив мочевые пузыри, парни вспомнили приказ: доставить этого хренова спеца по фейерверкам со смертельным исходом для беседы. Судьбу прапора собирались определить лидеры группировки. По счастливому стечению обстоятельств, Петр Михайлович краем уха услышал о бывшем военном, баловавшемся с тротилом. Подвыпившие мафиози праздновали за одним столом с генералом удачно обтяпанное дельце. Они принялись обсуждать способ казни. Спецы по взрывам на тот момент им не требовались.

Догадавшись по описанию внешности и некоторым другим деталям, о ком идет речь, Петр Михайлович веско сказал:

– Кадрами разбрасываться нельзя! Отдайте парня мне. За отступными дело не станет!

По просьбе генерала мафиози разыграли спектакль. Прапор о представлении, естественно, не знал. Связанного по рукам и ногам мужика вывезли за город. Там его выгрузили из багажника и потащили к берегу реки. Затем синеющий от смеха верзила сунул в рот подрывника толовую шашку, стянув ему челюсти липким скотчем. Чиркнув зажигалкой, гогочущий ублюдок поджег бикфордов шнур.

– Ползи к реке, падла! Успеешь потушить – будешь жить! Попробуешь потушить о землю – пристрелю! – скомандовал палач, отбегая на безопасное расстояние.

Шнур был слишком коротким, а кромка воды далеко.

Холод смерти сковал тело прапора. И тут, как ангел с небес, появился Банников. Он мастерски разыграл удивление, гнев, радость встречи. Затушил шнур. Матюгами обложил верзилу. Сорвал скотч и влил в горло поседевшего подрывника порцию коньяка из манерки.[4]4
  Манерка – плоская фляжка.


[Закрыть]

Проглотив жидкость, спасенный прохрипел:

– До гробовой доски… Михайлович… не забуду!

Позднее генерал признался, что представление состоялось по его просьбе, проникновенно заметив:

– Служи честно, Степа! Скурвишься – я тебя собственноручно динамитом нафарширую и прикурить дам.

Так прапор обрел нового хозяина, которому и служил с собачьей преданностью.

Ничего примечательного, кроме пробки на шоссе, в тот день больше не приключилось. Шеф Степы до двух часов просидел в офисе фирмы, зарегистрированной на подставное лицо. Затем смотались к Кузнецкому мосту, где тусовались коллекционеры, среди которых было немало темных личностей. Генерал вернулся без покупок, но чрезвычайно веселым. Потирая руки, что делало Банникова удивительно похожим на жирную муху, манипулирующую лапками, он поделился радостью:

– Скоро, Степан, мне удивительную штуку доставят!

Церковный потир шестнадцатого века! Жемчужину ювелирного искусства! Единичный в своем роде экземпляр. Лучшего подарка для дочери не придумаешь!

Водитель изобразил высшую степень восторга, хотя понятия не имел о церковной утвари, считая в душе всех коллекционеров проходимцами, а дочку шефа, заставлявшую отца выбрасывать деньги на всякую рухлядь, круглой дурой.

– Золотой? – спросил он осторожно.

– Бесценный! – туманно ответил шеф. – Давай в банк.

Придется наличными рассчитываться. Баш на баш.

В банке Петр Михайлович попил кофе с председателем правления, а водила позубоскалил с грудастой секретаршей, попросившей починить заедающие жалюзи. Позднее съездили к зданию Таможенного комитета, в подъезд которого генерал вошел сам.

День пролетел незаметно.

Ближе к вечеру, когда брусничный свет заходящего солнца залил город, отражаясь в окнах, витринах, стеклянных фасадах торговых домов, банков и представительств компаний, вернулись в офис.

Генерал, потягиваясь, проследовал в свой кабинет, чтобы поработать с бумагами, привезенными из Таможенного комитета.

Послонявшись без дела, водитель спустился вниз и вышел на стоянку. Возле «СААБа», припаркованного прямо под окнами кабинета генерала, вертелся невзрачно одетый мужчина.

Субъект показался водителю подозрительным. Вразвалочку, бессознательно копируя шефа, он подошел к незнакомцу. Выудив из пачки сигарету, водитель закурил, выдохнув дым прямо в лицо глядящему исподлобья мужчине.

– Ну че, нравится тачка? – попыхивая «Мальборо», вальяжно спросил бывший прапор.

– Министерская?! – то ли спросил, то ли высказал предположение незнакомец.

– Почти! – хохотнул польщенный Степан и вдруг, насупившись по-бульдожьи, рявкнул:

– Ладно, щас гляделками дырку в машине протрешь. Проваливай, приятель!

Мужчина перечить не стал. Он лишь поднял воротник куртки, поглубже засунул руки в карманы и, слегка сутулясь, пошел по тротуару, шаркая подошвами дешевых кроссовок.

Дойдя до угла здания, незнакомец остановился и внимательно посмотрел на освещенные окна кабинета.

Петр Михайлович, любовавшийся закатом, обратил внимание на застывшую у дома фигуру. Впрочем, в надвигающихся сумерках трудно было кого-либо узнать. Вечер красил лица людей в одинаковый блекло-серый цвет.

Но точно стальная игла прошила позвоночник генерала.

Он чертыхнулся, поставив на подоконник широкий стакан с недопитым благоухающим травами мартини. Налившейся свинцовой тяжестью рукой Банников вытер проступивший на висках пот.

Человек, вызвавший неприятные ощущения, исчез, растворившись в толпе прохожих. Тряхнув головой, точно отгоняя наваждение, генерал взял стакан и вновь пригубил мартини.

Ароматный напиток немного горчил, отдавая пряным запахом полыни. Банников, давно пристрастившийся к этому напитку, никак не мог понять, с чем у него ассоциируется едва уловимая горечь золотистого мартини. Сегодняшний вечер дал ответ.

Так пахла степь вокруг заброшенного афганского кишлака, где он поджидал перебежчика вместе со взводом старлея Новикова, давным-давно сгинувшего где-то в бесчисленных зонах.

* * *

Исправительно-трудовая колония № 68 располагалась между реками Ляля и Тура у самого начала Большого Сибирского тракта. До ближайшего городка, районного центра Верхотурье, было двести километров.

Заключенный по кличке Струна лениво переругивался с водителем лесовоза, обещавшим привезти чай для чифиря и не выполнившим свое обещание.

Бригада четвертого отряда работала на лесоповале – участке леса, огороженном колючкой и тремя наспех сколоченными сторожевыми вышками. Работали не торопясь.

Прежнего спроса за выполнение нормы не стало, а склады при пилораме и так были до потолка забиты досками. У леспромхоза не хватало горючего, чтобы вывезти готовую продукцию.

Некогда четко отлаженная система эксплуатации рабского труда заключенных, созданная незабвенными «железными» наркомами НКВД Ежовым Берия, развалилась вместе со всей экономикой страны. Приставку «трудовая» можно было смело убирать из названия колонии.

Конечно, для законченных блатарей такая перемена значения не имела. Но для бедолаг, которые стали жертвой жестокой тоталитарной машины, безделье стало сущим адом.

Дни тянулись, как прилипшая к зубам жвачка. Казалось, срок не кончится никогда.

Струна принадлежал к первой категории.

– Шоферюга! Я тебе в следующий раз бензопилой башку подстригу! – орал он, наслаждаясь своим звероподобным рыком. – Третий день чифирь-бак заправить нечем. Не понимаю такого юмора!

Водитель лесовоза невозмутимо попыхивал сигареткой, иногда прерывая пламенную речь зека короткими вставками.

– Не завозят чаишко в магазин… – Водитель чуть растягивал гласные буквы. Этот характерный среднеуральский говорок разительно отличался от резкого выговора Струны, уроженца Смоленщины. – Какао есть, а чая нету.