Текст книги "Спасти Париж и умереть"
Автор книги: Сергей Зверев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
На следующий день в парижской военной комендатуре только и было разговоров о появлении некоего высокопоставленного чиновника из Берлина. Причем никто не знал, что это за человек и с какой целью он приехал в Париж.
Этим человеком, внушившим еще до своего появления неведение и страх, был не кто иной, как Курт Мейер.
Курт также не просто так задержал свой визит в комендатуру. Он выяснял обстановку в Париже, а ведь она изменилась после покушения на фюрера.
В виде исключения Мейер позвонил из Парижа своему связному Краузе в Берлин.
Тот выругал Курта и предупредил, чтобы больше ни в коем случае не применял такой способ связи. А затем навел справки и откликнулся длинной шифровкой, которую Мейер получил от того самого хозяина магазина на Принц-Альбрехтштрассе по фамилии Функе, с которым Краузе дружил. Функе приехал во Францию закупать товар. Шифровка представляла собой обертку, в которую были завернуты семена эшшольции. У себя в гостиничном номере Курт нагрел обертку над свечой и прочел послание связника.
Дело обстояло так.
Прежний комендант Парижа фон Бойнебург был арестован буквально в день приезда Мейера в Париж. Вместе с ним парижское гестапо наложило лапы на старого генерала фон Штюльпнагеля, командующего группой немецких войск во Франции. А ведь на них, на оппозиционные настроения этих людей надеялся Мейер в деле спасения Парижа от разрушения. Эти люди оказались причастны к заговору фон Штауффенберга.
Итак, все надо было начинать с нуля.
Место военного коменданта Парижа занимал теперь капризный и отличающийся трепетной любовью к фюреру генерал фон Маннершток, он был реально наделен властью. Не зря о нем говорил Гиммлер: «Этому человеку можно довериться».
Курт решил довериться фон Маннерштоку. Примерно через неделю после приезда в Париж он позвонил в комендатуру и назвал себя.
– Как вы сказали, ваше имя штандартенфюрер Мейер? – переспросил фон Маннершток. – Рейхсфюрер не говорил о вас…
Разумеется, не говорил, ответил Курт в мыслях, потому что у рейхсфюрера дел по горло и еще потому, что определенные обязанности он возложил на меня, а не на тебя, старый индюк.
Курту было сказано явиться на совещание в комендатуру и рассказать, чего, собственно, тот хочет.
Неизвестно, кто первым произнес слова о приезде Мейера, сам ли фон Маннершток в разговоре с секретаршей, сотрудники ли отдела внутренней телефонной связи, водители ли гаража.
Но в тот день все чиновники бегали по коридорам чуть быстрее, чем обычно, и уборщицы прошлись лишний раз тряпками по полу, и еще кое-кто отметил, что фон Маннершток пообещал расстрелять дежурного, когда тот на секунду вышел на крыльцо, чтобы заговорить с уличной проституткой.
К десяти утра атмосфера в комендатуре была накалена добела. Уже в девять сорок пять генерал фон Маннершток сидел на своем рабочем месте во главе стола и с хмурым видом рассматривал присутствовавших. В глазу коменданта поблескивал старомодный монокль. Подрагивала цепочка, которая шла от монокля к карману кителя.
В кабинете понемногу собирался народ. Суетливый Жак Дюкло – мэр Парижа, начальник сил ПВО полковник Гюнтер фон Штрассер, адмирал Кранк, другие немецкие и французские чиновники и офицеры. В углу кабинета расположился задумчивый и молчаливый фон Хольтиц – заместитель Маннерштока.
Эти люди решали судьбу оккупированного Парижа. Немцы были более собранные, молчаливые, сидели с сосредоточенным видом. Французы выглядели иначе. Что отличало их? Головы, вжатые в плечи, настороженные взгляды. И если приходилось решать какой-то вопрос, немцы высказывались сразу, без обиняков, а французы сперва посматривали в потолок или по сторонам, а затем уже, в зависимости от реакции немцев, как-то реагировали сами. И то сдержанно.
Примерно в это самое время по коридору комендатуры шли двое. Человек постарше, розовощекий блондин нордической внешности с чуть отвисшим брюшком, поглядывал по сторонам с начальственным видом. Его молодой спутник, стройный шатен с умным и слегка усталым лицом, выглядел как подчиненный. При разговоре он кривил губы, словно иронизировал.
– Следует принять превентивные меры на случай продвижения англо-американских войск в глубь континента, – негромко произнес упитанный блондин. – Все это может вызвать рост активности маки. Нужно усилить репрессии.
– Мы работаем изо всех сил, бригаденфюрер, – улыбнулся молодой человек. – Только на днях я предоставил на подпись Маннерштоку новый список из трехсот человек. Старый список возглавляли Бойнебург и Штюльпнагель, они теперь мертвы. Вы давно были у меня?
Первого звали Карл Альбрехт Оберг, второго – Гельмут Кнохен. Оба работали в парижском отделении гестапо.
Официально деятельность гестапо не допускалась. Гитлер проводил во Франции особую политику, основанную на просьбе главы коллаборационного правительства Петена – французы сами должны следить за порядком. Германию это устраивало – позволяло больше людских ресурсов направлять на фронт.
В реальности, конечно, дело обстояло иначе. Гестапо действовало под вывеской немецкой военной полиции, Кнохен создал могучий карательный аппарат, который занимался выявлением коммунистов, евреев и просто оппозиционно настроенных жителей. Все они попадали в концлагеря или были расстреляны.
Оберг был номинальным шефом «немецкой военной полиции». Кнохен проводил всю организационную работу. Их рабочие кабинеты располагались по разным адресам: кабинет Оберга был на авеню Фош, рабочее место Кнохена – на улице Соссэ.
– Вы давно были у меня, бригаденфюрер? – спросил Кнохен. – Приезжайте, посмотрите. У меня все камеры забиты людьми, я уверен, что у французишек не хватит сил на восстание.
– Однако англо-американские войска приближаются к Парижу, Гельмут, – сказал Оберг. – В таких условиях я опасаюсь активизации групп маки… Думаю, будет уместно задержать и выслать из Франции никак не менее тысячи человек… Наиболее опасных – расстрелять! И все это – в ближайшие дни!
– Что ж, генерал, нам это не впервой, – подтянулся Кнохен. – С железнодорожниками я договорюсь. Насчет пересыльных камер не проблема – всегда можно использовать гаражи и тому подобные подсобные помещения… Даже места на кладбищах есть. Однако нужно поставить в известность этих трусливых свиней, с которыми нужно сотрудничать…
– Ничего, им тоже не впервой…
– Вы правы, бригаденфюрер. Кстати, кого-то и из них неплохо бы включить в список…
– Итак, у нас нет особых проблем, Гельмут, – ответил Оберг. – Что, если мы попросим этого человека поспособствовать нам? Как его зовут? Штандартенфюрер Мейер?
Кнохен кивнул.
Мужчины распахнули дверь и прошли в кабинет.
В кабинете коменданта некоторое время царило напряженное ожидание, потом раздался телефонный звонок. Фон Маннершток схватил трубку, и все поняли – гость прибыл.
Комендант спешно поднялся и устремился к двери с такой энергией, которой у него не видели. Наблюдать прыть Маннерштока было забавно.
Отсутствовал генерал недолго. Скоро дверь вновь отворилась, и в кабинет вошли фон Маннершток и некий молодой штандартенфюрер в новом с иголочки мундире.
Разумеется, это был Курт Мейер. Сейчас на нем был мундир, а прежде Курт ходил в гражданском костюме.
Многие из присутствующих поднялись. Французы все, как один, вытянулись по стойке «смирно». Немцы проявили большую сдержанность, однако и они приветствовали гостя стоя.
Курт Мейер, который все это наблюдал, выжидал терпеливо. Везде, куда бы он ни приехал, царили свои страсти. Их надо было сперва понять, чтобы потом начинать активные действия.
Он бросил выразительный взгляд на хозяина кабинета. Тот кивнул ободряюще.
Курт подошел к столу.
– Благодарю вас, господа, садитесь, – сказал Мейер. И подождав, пока все, в том числе и Маннершток, займут свои места, продолжил: – У нас мало времени, поэтому сразу перейдем к делу. Меня зовут Курт Мейер, я штандартенфюрер СС, прибыл из Берлина проследить, как решается судьба военнопленных, а также проследить за выполнением приказа фюрера…
– Какого приказа фюрера? – вдруг спросил Жак Дюкло.
Курт устремил на него гневный взгляд. Француз был красный, как репа, на лице написана растерянность.
Курт вздохнул и вынул из кармана лист бумаги.
– Читайте вслух, генерал! – Он положил страницу на стол.
Фон Маннершток пробежал текст глазами. На странице был напечатан приказ Гитлера об уничтожении Парижа. К первой странице была подколота бумага Гиммлера – та самая, дававшая Мейеру особые полномочия для вывоза культурных ценностей.
Молчание затягивалось.
– Имеется в виду приказ… – начал Курт.
– Штандартенфюрер, погодите минутку! – прервал его фон Маннершток. – Не то чтобы здесь что-то не так, однако… – Он сделал паузу. – Вы должны увидеть, что и мы не сидим здесь без дела.
– Что вы хотите этим сказать? – изумился Мейер.
– Полагаю, мы изменим привычный ход совещания… – сказал фон Маннершток. – Исполнение приказа фюрера проверим позже! – добавил он и блеснул моноклем.
Курт пожал плечами.
– В конце концов, вы старше меня по званию, генерал, действуйте, – сказал он.
Фон Маннершток кивнул в ответ и повел совещание так, словно Мейера не существовало. Были обсуждены текущие вопросы, к визиту Курта они не имели отношения.
Спустя какое-то время из кабинета были отправлены все французы. Затем – половина немцев. В кабинете остались лишь немногие.
– Вот так, господин штандартенфюрер, не станем же мы обсуждать в присутствии лягушатников то, что может больно задеть их патриотические чувства! – хохотнул Маннершток и сделал знак секретарю. Тот кивнул и вышел из кабинета.
Дальше в кабинет заходили по одному разные люди. Оказывается, всем им было назначено заранее. Такое могло произойти лишь в случае, если комендант подготовился к визиту Курта. Впрочем, Мейер звонил ему на день раньше, и такое вполне могло быть.
Комендант разговаривал с каждым предметно и коротко.
Курт увидел начальника метрополитена. Этот худой инженер в потертом костюме выглядел типичным представителем технической интеллигенции, человеком, далеким от политики. После каждой реплики фон Маннерштока он удивленно таращил глаза.
– Три дня назад вы должны были представить мне план Парижского метрополитена, – сказал фон Маннершток. – Что сделано вами сегодня?
Инженер промолчал. Нижняя челюсть его дрожала.
– Если вы не сделали ничего, мы вас расстреляем, – сухо произнес комендант. – Вы отменный специалист, но незаменимых людей у нас нет.
– Виноват, – сказал инженер. – Завтра план будет у вас.
Инженера отправили. Вторым появился капитан в запыленной полевой форме. Этот капитан оказался сапером, чей полк был расквартирован под Парижем.
– Капитан Рольке, вы подготовили людей для подрыва домов? – осведомился комендант.
Старый Рольке не очень умело щелкнул каблуками.
– Вот списки, – он полез дрожащей рукой в карман кителя, достал пару замусоленных страниц и положил перед комендантом на стол. – Извольте! – сказал Рольке, делая шаг назад.
Комендант, брезгливо морщась, взял бумаги двумя пальцами, приподнял за край и уставился на текст моноклем. Некоторое время он молча изучал список. Поднял взгляд:
– Это ваши лучшие люди?
– Так точно! – щелкнул каблуками Рольке. Когда он говорил, его усы топорщились. – Каждого из них я знаю не первый год…
Фон Маннершток передал список Мейеру.
– Видите, как мы здесь готовимся. Рейхсфюрер может быть доволен, – шепнул Маннершток.
Курт кивнул, осмысляя происходящее.
Когда старого служаку отпустили, комендант поднял германского посла во Франции Абеца – тот все время присутствовал в кабинете.
– Я надеюсь, господин посол, что все услышанное вы в подробностях передадите в Берлин.
– Я делаю это каждый день! – изумился посол.
– И все-таки, господин Абец, – произнес фон Маннершток с нажимом. – Сделайте это сейчас повторно, и не откладывая.
Абец коротко кивнул головой и удалился.
– Я в Берлине на хорошем счету, – произнес комендант, выразительно поглядывая на Курта Мейера. – Я совершенно искренне верю, мой дорогой друг, что ваши добросовестные отчеты не будут отличаться от донесений господина Абеца… – Фон Маннершток довольно ухмыльнулся.
Курт понял, что новый комендант Парижа отсиживаться в стороне не собирался. Он был полон решимости выполнить приказ фюрера. Нужно было еще подумать, с какой стороны зайти, чтобы противостоять этому.
– Я полагаю, господа, на этом совещание можно закончить? – спросил Маннершток.
– Нет, – поднялся бригаденфюрер Оберг, который еще присутствовал в кабинете. – Остался один вопрос, господа.
– Говорите, генерал, – сказал комендант Парижа.
– В наших концентрационных лагерях скопилось много военнопленных, и в особенности русских. Всех нас интересует их судьба. Предлагаю вызвать мэра Парижа Жака Дюкло. Он еще здесь?
– Ожидает в приемной! – сказал секретарь.
– Хорошо, – кивнул Маннершток. – Возражения есть?
Все молчали. Молчал и Курт, ему было даже интересно, что скажет этот мэр-коллаборационист Дюкло. Мейеру было известно, что мэру поручили самую грязную работу по ликвидации окрестных концлагерей.
Когда вошел мэр, Оберг повторил свой вопрос.
– Итак, что делать с пленными, господин Дюкло? Париж скоро будет на осадном положении…
– Гм, гм… – начал мэр. – Предлагаю уничтожить, при возможном наступлении врага пленные могут оказать существенную помощь…
– А вы сами станете к станкам, господин Дюкло? – взорвался Курт. – Пусть работают, выпускают боеприпасы! Вы подумали, что предлагаете по сути? Это очень похоже на саботаж!
Окружающие закивали, Мейер почувствовал, что мысль об уничтожении заключенных концлагерей пресечена на корню.
Мэр Дюкло удалился.
– Господа, я доволен тем, как господин комендант провел совещание, – сказал Курт. – Также я одобряю всю его подготовительную работу. Акт уничтожения Парижа, несомненно, будет иметь огромное политическое значение. Наши враги поймут, что с великой немецкой нацией нельзя разговаривать с позиции силы…
– Вы уверены, что другого выхода нет? – спросил вдруг адмирал Кранке.
– Вы полагаете, мы будем обсуждать приказы фюрера? – надменно обратился к нему Курт.
Собеседник затих. Комендант фон Маннершток посмотрел на Мейера благосклонно. Кранке был старик, который часто раздражал его своей мнительностью.
– Какова судьба культурных ценностей, собранных в Париже? – спросил другой человек, начальник французской полиции. – Например, что ждет собор Парижской Богоматери? Эйфелеву башню? Сокровища Лувра?
– Церковная утварь несомненно будет вывезена и сохранена, – отчеканил Мейер, – как в свое время мы сделали с Версалем и Лувром. Подчеркиваю, будет эвакуировано все, представляющее хоть малый интерес для нас, немцев. Сами здания – в том числе Эйфелева башня – будут уничтожены.
Некоторый шум, который поднялся после этих слов, быстро утих.
– Совещание окончено, господа, – произнес Курт Мейер. – Все могут быть свободны.
В коридоре к Мейеру подошел офицер, который прежде, в кабинете Маннерштока, показался знакомым.
– Курт, дружище! – воскликнул офицер. – Вот уж не думал встретиться…
– Корн, я с трудом узнал тебя, – смущенно пробормотал Курт.
Перед ним действительно стоял майор Фридрих Корн, который спас Курту Мейеру жизнь год назад.
Тогда, сразу после командировки в Норвегию, Гиммлер дал задание Мейеру сопроводить некий, как выразился рейхсфюрер, «весьма важный» груз до швейцарской границы. На деле груз оказался двумя чемоданами, которые уложили в багажник машины и порекомендовали даже не дотрагиваться до них.
Курт, конечно, не интересовался содержимым чемоданов, но скорее всего внутри находились драгоценности или деньги – так прежде бывало не раз.
Мейер отправился в дорогу. В конце концов, Гиммлер держал его при себе именно для таких поручений.
Майор Корн был следующим номером в эстафете курьеров, он встретил Мейера в нескольких километрах от швейцарской границы. Встреча произошла на обочине шоссе, и когда Курт уже переложил в багажник автомобиля майора Корна груз, из-за поворота вдруг показалась легковая машина. Стекла ее были затемнены. Автомобиль притормозил, и из него открыли огонь.
Почему-то автомобиль затормозил рядом с машиной Мейера. Майор Корн уже сидел за рулем своего автомобиля и мог уехать, однако он выхватил автомат и открыл огонь. Со второй или третьей очереди он попал в бензобак неизвестной машины. Раздался взрыв, автомобиль загорелся, и неизвестные, которых оказалось двое – водитель и пассажир с автоматом в руках, – выскочили из машины. Автоматчик вновь открыл огонь, и Курт застрелил его. Обгоревший водитель скончался по дороге в госпиталь.
Позже таинственное происшествие расследовал Мюллер. Шеф гестапо пришел к выводу, что скорее всего действовали люди Геринга – тот давно мешал своему конкуренту Гиммлеру, уничтожая его секретных гонцов. Герингу пригрозили, а историю замяли.
После той перестрелки майор Корн попал в госпиталь. Дальнейшую судьбу этого человека Курт Мейер не знал.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Мейер.
– Работаю у Оберга.
– Кто это? – притворился Курт.
– Как, ты не знаешь, кто такой Оберг? – сделал большие глаза Корн. – Вот уж Гиммлер развел секретность, если этого не знаешь даже ты!
Весельчак Корн и вовсе повысил голос, и Курт, оглянувшись, поспешил его одернуть:
– Хватит, если есть что сказать, говори, но не кричи.
– Это шеф секретной полиции здесь, во Франции, – сказал Корн. – Его недавно прислал Гиммлер, и я полагаю, ты знаешь все эти вещи…
– М-да, – сказал Мейер, которому не хотелось продолжать эту тему. – Значит, ты в Париже, – добавил Курт. – Недурное место для храбреца! Вроде санатория.
– Какой тут санаторий… – поморщился Корн, но вдруг замолк и устремил взгляд вдоль коридора.
Курт обернулся. К ним приближался фон Маннершток.
– Штандартенфюрер, я рад, что мы нашли общий язык, – сказал генерал. – О, прошу прощения, я вижу, вы встретили друга? – Фон Маннершток фамильярно улыбнулся. – Ну, не буду вам мешать… Наслаждайтесь общением с хорошим человеком…
Он ушел.
– Почему он назвал тебя хорошим человеком? – спросил Курт.
– Как он может назвать меня, если я такой и есть, – буркнул майор Корн. И вдруг спросил: – Можно попросить тебя быть откровенным?.. Как ты пережил покушение на фюрера?
Курт пожал плечами:
– Твой вопрос как-то связан с твоим начальником?
– Да. Ведь его прислали сюда после покушения. Он работает в Париже всего неделю.
– Я пережил покушение обычно. То есть я ничего общего не имел с заговорщиками.
– Вот как? – Корн вдруг расхохотался. Оборвал хохот так же внезапно, как и начал смеяться. – А я здесь пьянствовал все дни, пока тянулась эта заварушка.
Было такое впечатление, что Корн хочет что-то добавить, но не решается. Курт положил руку ему на плечо.
– Будь осторожен, Фридрих… И если у тебя есть друзья…
– Нет у меня друзей! – Фридрих сбросил руку Курта. – Были – а теперь нет!
– Почему?
– Потому что! – Он рявкнул, но перешел на более спокойный тон: – Знаешь, что тут творилось?
– Где?
– У нас, в Париже.
– Нет, – Курт сказал чистую правду.
– Прежний главнокомандующий военными силами во Франции генерал фон Штюльпнагель оказался в одной компании с заговорщиками, – заговорил Корн. – Он и прежний комендант Парижа фон Бойнебург отдали приказ, и все военные подразделения, которые находились в городе, встали под ружье!.. – Корн поднял взгляд, скривился. – Проклятие, Штюльпнагель и Бойнебург не знали, что фюрер жив… Они приказали арестовать Оберга и Кнохена, представляешь? Оберг и Кнохен сутки сидели в гостинице «Континенталь», что на улице Кастильоне, ждали своей участи…
– Что случилось потом?
– Адмирал Кранке – командующий западной группой военно-морских сил, ты видел его на совещании, – связался с Берлином и получил подтверждение, что фюрер жив. Он выпустил на улицы своих моряков! – Корн вытаращил глаза. – Как могли забыть, что в Париже есть моряки! Они вошли в город и разоружили пехотинцев. Оберг и Кнохен снова оказались на свободе, принялись наводить порядок. В результате Штюльпнагель и Бойнебург были арестованы, а мы имеем нового коменданта города – этого неотесанного чурбана фон Маннерштока. Вот подонок! Его прислали из Берлина…
Тут Курт заметил, что за ним издали наблюдают двое мужчин, которые явно хотели с ним поговорить. Продолжать беседовать с Корном становилось опасным.
– Хорошо, Корн, мы продолжим наш разговор позже, а сейчас мне надо идти, – сдержанно произнес Мейер.
Он сделал движение, намереваясь уйти, но Корн схватил его за руку.
– Погоди, – почти шепотом сказал Корн. – Ты хочешь знать наверняка, почему я в таком состоянии? Я должен был подчиниться фон Штюльпнагелю, быть вместе с моими товарищами, но я вечер и ночь, пока происходили эти события, просидел в ресторане «Фуке»! – Он развел руками. – Вот почему я говорю, что у меня нет друзей!
– Не говори так громко, – не глядя на собеседника, сказал Мейер. – Я должен идти.
– И что ты скажешь? Зато я жив! – Корн сделал шаг назад и стукнул себя кулаком в грудь.
Курт устремил на него взгляд.
– Слушай, Фридрих, ты многое для меня сделал, – наконец произнес он. – Я ничего не слышал, а ты мне ничего не говорил – вот что я тебе могу сказать. Постарайся пережить свое горе. Больше ничего.
Мейер развернулся и пошел по коридору.
Слова Корна, конечно, произвели на Мейера большое впечатление. И раньше майор Корн выглядел этакой белой вороной среди остальных порученцев Гиммлера. Приказы рейхсфюрера он, конечно, выполнял, но без особого рвения. Скептическая улыбка часто появлялась на его лице. Вне работы Фридрих Корн держался особняком, на городских вечеринках предпочитал не появляться, а ведь там порученцы Гиммлера, которым приходилось рисковать жизнью, заливали вином свои переживания. В таких компаниях был замечен и Отто Скорцени – а вот Корн замечен не был.
Курт дал себе слово разобраться с тем, что творится в голове Фридриха, когда представится такой случай.
Курт Мейер завернул за угол и наткнулся на двух мужчин, которые минутой раньше рассматривали его. Это были Оберг и Кнохен. Они ринулись к нему, словно изрядно соскучились.
– Бригаденфюрер Оберг, – представился мужчина постарше.
– Гельмут Кнохен, оберштурмфюрер, – назвал себя молодой человек. Он щелкнул каблуками, это получилось весьма изящно.
– Скажите, почему вы не предупредили о своем приезде? – спросил Кнохен вкрадчиво.
Курт собрал все силы, чтобы выбросить из головы впечатление, оставшееся после рассказа Корна, и надменно произнес:
– Хотелось бы услышать более подробную информацию. Кого вы представляете?
Кнохен потупился.
– Сейчас мы представляем немецкую полицию в Париже, однако на самом деле мы с генералом Обергом и подчиненные нам люди заняты гораздо более важным делом…
– Каким? – спросил Курт.
– Франция с сорокового года является частью Германии, – торопливо проговорил Кнохен. – Я озабочен лишь тем, чтобы здесь, как и у нас дома, партийные структуры главенствовали над военными…
– Это похвально, – произнес Мейер.
– Однако этот выскочка фон Маннершток сует нам палки в колеса… Ваш приезд, обставленный с помпой, мог бы способствовать повышению роли наших служб… Ведь мы – из одного отряда. Мы – передовой фронт партии…
– Разве фон Маннершток не член партии?
– О да, разумеется, однако речь идет о нюансах… – Гельмут Кнохен смутился.
– Скажите, – заинтересовался Мейер. – Партийные структуры… Вы представляете немецкую тайную полицию?
– Совершенно верно, – Кнохен улыбнулся.
– Другими словами, гестапо? – уточнил Мейер.
– Так точно! – кивнул, полный достоинства, Гельмут Кнохен.
– В таком случае, объясните мне, – произнес Курт громко, чтобы слышал и Оберг, – почему у вас в Париже вовсю орудуют террористы из так называемого Сопротивления? Я шел по набережной, и вдруг прямо при мне некоего фельдфебеля столкнули в реку!
– Вот как? – Кнохен прищурил глаза. – Кто это сделал?
– Я не наблюдал, – отрезал Курт. – Человек, сделавший это, убежал.
Он слышал этот рассказ, но, разумеется, не хотел говорить, что фельдфебеля столкнула девушка.
– Короче, я решил явиться без предупреждения, господа, так безопаснее, – продолжил Мейер. – Уж не думаете ли вы, что мне нужен был оркестр на железнодорожном вокзале?
– Вы в каком отеле остановились? – обратился к Мейеру бригаденфюрер Оберг.
– В «Георге Пятом», – ответил Курт.
Это был хороший отель, но все же скромный. Действительно, Оберг пришел в ужас:
– Отель, конечно, охраняется, но эти мерзавцы, я имею в виду французов, могут на вас напасть…
– Откуда они знают, что в Париж приехал некий штандартенфюрер Мейер? – ледяным тоном поинтересовался Курт. – Чем я вообще могу их заинтересовать?
– О, господин штандартенфюрер, вы не знаете, с какой скоростью в Париже распространяются сведения! – У Кнохена загорелись глаза. – У этих негодяев повсюду глаза и уши. К тому же сегодня вечерние газеты поместят сообщения о вашем приезде. Завтра то же самое сделают утренние…
– Не слишком ли много демократии вы развели в этой стране? – скривил губы Курт. – Что вы предлагаете?
– Разрешите отвезти вас в прекрасный особняк в четырнадцатом округе, – заискивающим голосом произнес Оберг. – Едем сейчас же, мы давно все подготовили… Ума не приложу – если эти негодяи рискнут…
Из здания комендатуры Курт вышел в сопровождении многочисленной охраны эсэсовцев, которой руководили Кнохен и Оберг. Оба гестаповца имели радостный вид, словно заполучили в свое распоряжение дорогую игрушку.
Оказавшись на автомобильной стоянке, Мейер и гестаповцы сели в бронированный лимузин Оберга. Генерал и штандартенфюрер расположились сзади, оберштурмфюрер Кнохен занял место рядом с водителем. Шофер повернул ключ в замке зажигания, и машина тронулась в путь.
Курт оглянулся. Сзади ехали два автомобиля с охранниками. В принципе, все было обставлено с шиком, и личный посланник Гиммлера должен был быть доволен. Курт Мейер улыбнулся.
Сперва заехали в «Георг Пятый», откуда забрали вещи Курта. Мейеру не пришлось ничего нести. Насилу он забрал собственный портфель из рук Оберга, который, видимо, хотел произвести впечатление на Гиммлера, угождая его подчиненному.
Отдавая ключ от номера, Мейер дал портье щедрые чаевые. Тот бросил удивленный взгляд. Этот мужчина во время проживания в гостинице вел себя подчеркнуто скромно, но из прозвучавших только что реплик портье понял, что у недавнего постояльца весьма высокий гитлеровский чин.
Оберг, Кнохен и Мейер снова сели в машину. Кавалькада направилась на окраину Парижа.
– Рейхсфюрер сказал мне, что доктор Менгеле сейчас здесь, – произнес Мейер, чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Не могли бы вы рассказать о нем?
– Вы знакомы с доктором Менгеле? – спросил Оберг.
– Нет… – выдавил Курт. – Мне много рассказывали о нем.
Никаких конкретных мыслей относительно Менгеле у Курта не было, однако Мейер собирал информацию, да и любое новое знакомство было бы сейчас полезным.
И правда, гестаповцы уцепились за предоставленную им возможность поговорить.
– Доктор Менгеле – интереснейший человек! – подхватил разговор Кнохен. – Он здесь, недавно приехал из Аушвица, где у него закончился человеческий материал…
– Да? Что он делает теперь?
– По заказу люфтваффе ставит опыты в одном из наших концлагерей. Вам будет интересно посмотреть… – ответил Оберг. – Он и правда мастер своего дела…
– Кстати, – Кнохен понизил голос, – имейте в виду, Менгеле не в ладах с Маннерштоком…
– Причина? – резко высказался Курт.
– Полагаю, обычная, – вступил в разговор бригаденфюрер Оберг. – Доктор, как человек науки, просил фон Маннерштока выделить ему финансовую помощь для проведения экспериментов.
– Какого рода эксперименты проводит доктор?
– О, это тайна за семью замками! Впрочем, может, сам Менгеле откроет ее вам? Мы знаем, что он изготовил какой-то газ…
– Хорошо! И чем закончилась история с деньгами?
– Как всегда! Менгеле получил отказ…
Посмеявшись над незадачливым доктором, Курт уставился в окно. Мимо проплывали виды французской столицы, это было гораздо интереснее, чем разговаривать о каком-то Менгеле.
Авеню Георга Пятого была полна народом, словно нет никакой войны. По тротуарам прогуливались беззаботные, как казалось Курту, прохожие. Елисейские Поля, напротив, выглядели странно пустыми. Машины направились по Елисейским Полям в сторону площади Согласия. Мейер изредка задавал вежливые вопросы о памятниках архитектуры. Ему отвечали.
– Вы в первый раз в Париже, штандартенфюрер? – поинтересовался Оберг.
– В первый…
Мейер снова подумал, что ему следует вести себя более сдержанно по отношению ко всему, что он видит вокруг себя. Ведь он штандартенфюрер СС, и его не должно интересовать ничего, кроме собственной карьеры. Он приехал для того, чтобы проследить за вывозом ценностей, представлявших интерес для Германии. Все. Точка. Остальное его не касается.
Вдоль сада Тюильри выехали на набережную и доехали по ней до острова Ситэ. Повернули на бульвар Дю Пале.
– Это и есть знаменитый собор Парижской Богоматери? – спросил Курт равнодушно. Одновременно он прищуренными глазами разглядывал очертания величественного сооружения.
– Так точно, господин штандартенфюрер, – отозвался Оберг. Добавил: – Любуетесь архитектурой?
– Думаю о количестве взрывчатки, необходимом для уничтожения этого объекта, – сухо произнес Мейер. – Впрочем, все это лучше меня определят саперы.
Вот уж действительно, любой специалист по теории разведки мог быть теперь доволен Мейером! Его фраза вызвала почтительное молчание.
– Помните, фюрер говорил об уничтожении Парижа лишь в крайнем случае, – добавил Курт. – Нужно во что бы то ни стало сперва вывезти в Германию все ценности, имеющие отношение к нам, это наше богатство… И еще помните о политическом значении этого приказа. Угроза сработает лишь в том случае, если ее будут бояться. Иначе это холостой выстрел…
Оба немца наклонили головы в знак согласия.
Пересекли Сену по мосту Менял. На перекрестке автомобиль притормозил, и Курт Мейер остановил взгляд на тумбе, где была наклеена афиша с названием оперы – «Вольный стрелок». Он видел ее в Берлине. Под названием стояло имя композитора – Карл Мария фон Вебер.
– Наконец-то высокая немецкая культура добралась до этого гнезда разврата, – рассмеялся Курт Мейер. – Это моя любимая опера, господа, право же, надо обязательно сходить на премьеру. Для любого немца это будет напоминанием о нашей родине.
– Что-то мне не кажется, что эта опера станет заметным явлением в местной культурной жизни, – сказал Оберг.
– А мне, напротив, кажется, что об этой премьере напишут во всех газетах, – загадочно произнес Курт Мейер.
У него в голове появилось интересное соображение.
Автомобиль остановился среди коттеджей на южной окраине Парижа. Курт осмотрелся. Поселок напоминал ему пригород Берлина, где он жил последние годы. Он выглядел вполне уютно.