Текст книги "Два капитана"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9

Багровые лучи заходящего солнца навылет пробивали туманную дымку, бликовали на спокойной сонной воде крохотной лесной речушки, притока Битцы. Такими же ало-багровыми сполохами отражался в мелкой воде костер, разведенный на длинной песчаной косе, вдававшейся в речку. Легкий вечерний ветерок, влажный и освежающий, чуть пошевеливал листья тальника и склонившихся над водой плакучих ив. Тонко зудели комары, истинный бич и проклятье летнего Подмосковья, но дымок костра отгонял назойливых кровопийц. Птичий щебет смолк, но чуть в стороне, над заросшей водокрасом и стрелолистом старицей, нарастал мощный любовный хор лягушек. На востоке небосвода уже загорались первые, робкие звезды. А с запада, оттуда, куда медленно уходил закат, поднимались белесые клочья вечернего тумана.

Хоть до полигона было совсем недалеко, но близость его не чувствовалась, точно не было на свете никакого ГРУ и Минобороны, да и Москвы с ее шумом, сутолокой и бензиновой гарью. Покой и умиротворение словно бы пропитывали освещенный огнем костра кусочек берега.

Над костром, над всей косой витал запах свежего шашлыка. О, этот шашлык был настоящим шашлыком, не чета тем суррогатам, которые предлагали отдыхающим жуликоватые торговцы на пляже «Жемчужины»! В хозяйстве начальника полигона полковника Тарасова чего только не водилось… В частности, как раз вот для таких импровизированных пикничков с начальством, в громадном холодильнике всегда имелся запас замаринованного по всем правилам кулинарного искусства мяса. На две трети молодой баранины, треть постной свинины, плюс лучок и специи. А так же помидоры, дольками которых прослаивают куски мяса на шампурах. И бутылочка «Цоликаури»: чтобы шашлык получился по-настоящему сочным и вкусным, его надо время от времени сбрызгивать вином.

Тускловатое мерцание налитых жаром углей подсвечивало снизу лицо недавнего спарринг-партнера Александра Селиванова, шофера Николая, который колдовал над шампурами. Его машина, генеральская «Волга», стояла чуть в стороне, у самого уреза берега. Дверцы машины были раскрыты, из включенного приемника доносилось разухабистое: «Мы вчера поймали осетра// С помощью ведра и топора.// Я кричу "Ура!"// Ты кричишь "Ура!"// Вот мура – не вышло ни хера!»

Какая-то из расплодившихся в столице, точно помойные кошки, FM-станций передавала очередной хит сезона в исполнении популярной группы «Обалдуи».

Александр недовольно поморщился: он на дух не переносил попсы. Но не попросишь же генерал-майора Барецкого выключить это безобразие, со своим уставом в чужой монастырь не суются, а Павлу Николаевичу обстановочка, включая музыкальное сопровождение, явно нравилась. И то сказать: должность у него весьма непростая и ответственная, работы выше крыши, и ох, какой тяжелой, нервной, изматывающей работы. Надо же человеку отдохнуть, расслабиться! Так что ничего, потерпим. Осетра они поймали, значит, браконьеры хреновы!..

Они сидели рядом, по одну, наветренную сторону костерка, на складных алюминиевых стульчиках, которые тоже нашлись в хозяйстве запасливого полковника Тарасова. Две бутылки из проигранного Барецким ящика уже были осушены, сейчас Тарасов откупоривал третью. Сам ящик посверкивал коньячными горлышками рядом с генеральской «Волгой».

– Нет, Сема, – покачал головой генерал, – Николаю мы наливать не станем. Он все ж таки за рулем. Ты не подумай, полковник, что я уродов из ГИБДД опасаюсь, клал я на них с прибором. Но пор-рядок должен быть? Вот! Мы Коле лучше пяток бутылок с собой дадим. А выпьем мы втроем: ты, я и вот, Саша. За русское оружие, за то, чтоб в рядах такие орлы, как Саша, не переводились.

Он повернул слегка раскрасневшееся лицо к Селиванову:

– Ну, молодец, откровенно говорю! Не только орел, но и лисица хитрая! Когда ж ты успел мне трубу в карман подсунуть? Ха-ха-ха!.. Как самочувствие после сегодняшних подвигов? Не устал?

«Самочувствие… – усмехнулся про себя Александр. – То еще! Словно пару мешков с цементом на десятый этаж затащил. Только тебе, товарищ генерал, знать об этом вовсе не обязательно. А коньячок-то хорош, и усталость неплохо снимает. Только что же ты, Павел Николаевич, о деле никак не заговоришь? Ты же явно хочешь предложить мне какую-то серьезную работу. Так давай, не томи душу! А главное, – не напейся, иначе все мои усилия пшиком закончатся. Впрочем, что это я такой наивный? Никогда Барецкий не напьется, он старой школы. Похоже, что все эти дружеские посиделки на бережку – тонкий психологический ход. Он ждет, чтобы я захмелел, стал податливее и откровеннее. Вот тогда-то и пойдет настоящий разговор, скорее всего с глазу на глаз. Что ж, подыграем. И подождем, ждать я приучен».

– Прекрасно себя чувствую, товарищ генерал, – сказал он вслух, – точно огурчик. Весь зеленый и в пупырышках. Прямо хоть сызнова полосу проходи!..

Солнце закатилось, становилось все темнее. Ночь уверенно вступала в свои права. Селиванов поворошил палкой костерок, с треском переломилась прогоревшая ветка, над огнем встал сноп ярких искр. Ага, вот и Николай с шашлыком. Ух, ароматы какие! Меж тем, дошла очередь и до четвертой бутылки.

– Все политики – жулики, говоришь? Пожалуй, ты прав, полковник, – вошедший в раж генерал-майор яростно жестикулировал зажатым в руке шампуром. – Мошенники, конечно же. Христопродавцы. Но только не в этом случае. Здесь мы сталкиваемся с исключением из правил. Этот их, с позволения сказать, ли-и-идер ни в коем случае не жулик, это ты ему, Сема, льстишь. Он просто дурак. Который считает себя очень хитрым и умным, но рано или поздно перехитрит сам себя и сядет в лужу.

– Хорошо бы не в кровавую лужу, – проворчал начальник полигона. – Я там был в девяносто третьем. Насмотрелся…

– Да ну? – хмыкнул Барецкий. – А вот это, знаешь ли, во многом от нас зависит.

Александр молча жевал шашлык, не вмешиваясь в разговор Барецкого и Тарасова, хотя мог сказать очень и очень многое. Но – не сейчас. Не время ему затрагивать эти темы, и не место. Он не политик, он – боевой офицер, спецназовец. Но по большому счету Александр был согласен с генерал-майором.

– А те, в Тбилиси, надеются, что мы заглотим приманку… – продолжал свои геополитические рассуждения Павел Николаевич. – Хотят нас спровоцировать. Что ж… Отлично. Мы оправдаем их ожидания. В полной мере. Но! Только в удобный для нас момент. Не раньше. Стой, что такое?! Опять бутылка кончилась? Бе-зо-бра-зи-е! Коля, ты что, службы не знаешь? Смотри, в рядовые разжалую. Тащи-ка сюда следующую и скручивай ей башку!

Прошло еще полчаса, но Барецкий, казалось, совсем позабыл о Селиванове. Коньяк под шашлычок шел просто великолепно, полковник Тарасов уже успел изрядно захмелеть.

– Нет, ты представляешь, Павел Николаевич, – язык у начальника полигона стал немного заплетаться, – какой у них строгий кодекс был? О-го-го! Секунданты ставили их на сорока шагах. А на расстоянии десяти шагов от каждого дуэлянта рисовалась черта. И… «Сходитесь!» Хочешь – сразу стреляй, хочешь – иди к барьеру под пистолетом противника, если нервы крепкие. Н-но… если ты выстрелил, то целую минуту обязан ждать ответного выстрела! А твой противник может подойти прямо к самой черте!

– А если ранили тебя, ты, скажем, упал? – с любопытством спросил Николай. – Если ты еще пистолет поднять можешь?

– Д-две минуты раненому отводилось, – с удовольствием пояснил Николаю Семен Васильевич. История дуэли была его коньком. – И вот ведь, что интересно: хоть государство и монархи дуэли всегда запрещали, но ни один офицерский корпус не оставил бы в своих рядах человека, отклонившего вызов! Вот как высоко ценилась офицерская честь!

– М-да… – скептически хмыкнул генерал. – Нашим строевикам только что из табельных «иикаров» стреляться не доставало. Из которых застрелиться, – и то лишь при большом везении можно. Ты ведь некурящий, Семен Васильевич? Вот и Николай тоже. Ты пока расскажи Коле еще чего-нибудь интересное про дуэли, а мы с Александром отойдем на бережок, подымим там, чтобы вас никотином не отравлять.

«Вот оно, – понял Селиванов. – А голос-то у Барецкого совершенно трезвый…»

Они отошли к самой воде, неторопливо закурили. Радиостанция, на которую был настроен приемник генеральской «Волги», транслировала концерт джазовой музыки, и тихое журчание речушки как-то на удивление гармонично вплеталось в холодновато-прозрачную композицию великого Эллингтона.

– Вот что, Александр, – сказал Барецкий. – Я хочу предложить тебе заняться настоящим делом. Ты ведь неплохо знаешь капитана Андрея Василевского? Ну, вот… И он с тобой не понаслышке знаком, под огнем вместе побывали. Да-да, именно во время того злосчастного инцидента. Да и раньше ваши дорожки пересекались, я прав? Теперь слушай внимательно, я вкратце введу тебя в курс дела. Но учти: информация эта строго секретная, ну, ты не мальчик, сам все понимаешь. Проблема наша в том, что Василевский…

Генерал-майор умел говорить коротко и сжато, вычленяя самую суть. Селиванов слушал его, и с каждой минутой, с каждой сказанной генералом фразой мрачнел все больше. Выслушав Барецкого, Александр некоторое время угрюмо молчал.

– Если называть веши своими именами, – сказал он, наконец, глухим голосом, – то задача сводится к тому, чтобы отыскать скрывающегося Василевского, внедриться в его группу и ликвидировать Андрея. Так? Что-то, товарищ генерал, не воодушевляет меня подобная задача. Ликвидировать бывшего соратника… Это перебор.

– Послушай меня, Александр! – волнуясь, с болью в голосе произнес генерал-майор. – Не думай, что я в восторге от такого оборота дел, Андрей ведь под моим началом служил. Но именно поэтому я его знаю лучше, чем ты. И опыт у меня богаче, я видел, как люди, подобные Василевскому, слетали с нарезки. Я знаю, что они творили. Василевский сейчас неадекватен, он смертельно опасен, проще говоря. Он, боюсь, объявил войну всему роду людскому, а с его опытом и возможностями… Представь, чем это может обернуться. Если уже не обернулось: я же рассказал тебе про двух исчезнувших сотрудников Би-би-си. Это только начало, дальше он войдет во вкус, и… покатится! Мы не имеем права этого допустить. Особенно сейчас и в том регионе. Лучший вариант, если бы Андрей сдался.

– Он не сдастся, – убежденно сказал Селиванов. – У Василевского девиз такой: «Спецназовцы не сдаются!»

– Вот именно! – грустно кивнул в ответ Павел Николаевич. – Я ведь тоже спецназовец, я не всю жизнь в кабинетах просидел. И ты спецназовец. Но, пойми, для меня это профессия, для тебя, думаю, что призвание, а вот для Андрея Василевского… Как бы не диагноз! Ты понимаешь, о чем я?

Александр медленно кивнул. Понимал, к несчастью. Тоже… насмотрелся на некоторых соратников.

Расхожее выражение «каждый сходит с ума по своему» звучит так, словно поехать крышей это не только святое, неотъемлемое право этого самого «каждого», но и бог весть какое достижение. Даже неудобно чувствовать себя нормальным: вроде, ты ущербный какой-то.

Когда шарики заходят за ролики у рядового нашего соотечественника, ничего хорошего ждать не приходится. А уж если такая неприятность случается с человеком, обладающим хоть какой-то властью, группой единомышленников, да еще и оружием… тушите свет, сушите весла!

И совсем не обязательно, чтобы дело доходило до клинической стадии. Достаточно того, что у человека появляется сверхценная идея, и он стремится воплотить ее в жизнь всеми доступными способами. А какая, скажите, может появиться идея у ветерана всех локальных, объявленных и необъявленных войн, из которых Россия вот уже больше двух десятков лет выкарабкаться не в состоянии?

Есть люди, которые по природе своей не могут оставаться в общей колее, идти привычными и нахоженными тропинками. Нет! Их с тропинки вечно заносит в самую чащобу. И непонятно, то ли судьба ими так распоряжается, то ли они – судьбой.

Александр Селиванов был очень неплохим практическим психологом и действительно хорошо знал Андрея Василевского. Понимал внутренние побуждения своего бывшего товарища по оружию. Как не понять?

Человеку, привыкшему к власти, хотя бы над ротой или взводом, и вдруг неожиданно утратившему ее, очень трудно смириться с подобным поворотом событий. Ему отчаянно больно погружаться в болото бессильной безвестности, становиться «как все». Такой человек зачастую начинает хвататься, как утопающий за соломинку, за любую возможность повлиять хоть на кого-нибудь и на что-нибудь. Даже за тень такой возможности. И чаще всего становится совершенно неразборчив в средствах.

«И, наконец, – продолжал говорить сам с собой Селиванов, пытаясь найти верное решение, – относительно спокойная служба в миротворческом контингенте, конечно же, не для Андрея. Он уже не может без постоянного риска. Без крови – надо называть вещи своими именами. Без каждодневного дыхания смерти за плечом. Без всего этого жизнь для него становится чем-то вроде супа харчо, но без соли, перца и прочих приправ. Есть, конечно, можно, только вот удовольствия никакого. Я его в чем-то понимаю, просто у меня тормоза покрепче. Получается, что Барецкий во многом прав. Андрей действительно может стать опасней любого волка. С его-то опытом и мастерством… Да, как подумаешь, какого шороху Василевский понаделает… Генерала я понимаю, он действует в лучших традициях нашей конторы: если не можешь спрогнозировать ситуацию, попытайся срежиссировать ее. А меня, получается, выбрал на главную роль».

– Ты вот что в расчет возьми, – продолжал убеждать Александра генерал-майор Барецкий, – Андрей, по сути, дезертировал. Ладно, пусть он обижен на командование, но ведь присягу-то Василевский давал России. И нарушил ее. Это тебе как? О какой офицерской чести после такого поступка может идти речь? Он сам изгнал себя из наших рядов, из ГРУ, из офицерского корпуса. Ты знаешь наш закон: мы не строевые части, мы ГРУ! От нас просто так не уходят. Либо с нами, либо…

– Допустим, я согласен с вами, хотя и не во всем, – сказал Селиванов. – Допустим, я дам свое согласие. С чего вы взяли, что Андрей Василевский мне поверит? Он всегда был предельно осторожен, а уж в сложившейся ситуации наверняка удвоил подозрительность. Тоже понимает, что к чему, прикидывает, против каких сил осмелился играть. И ваши ходы вполне может просчитать, разве нет?

– Да. Вот именно поэтому мне нужен ты, а не кто-то еще. Вы были, пусть не друзьями, но боевыми товарищами, соратниками. Василевский знает тебя с самой лучшей стороны. Ты прикрывал его отход. А самое важное то, что у тебя есть все основания быть обиженным на нас, на командование, и он об этом догадывается, – на этих последних словах Барецкий слегка осекся: стоило ли напоминать Селиванову, что после того случая не только Василевскому, но и ему пришлось несладко?

– Я и обижен, – тихо проговорил Александр, подняв на генерала взгляд спокойных серых глаз. – Но это к делу не относится. Время на размышление вы мне даете?

– Да, хоть это не в моих правилах. Даю. Размышляй на здоровье, пока мы бутылку не допьем.

Они вернулись к уютно потрескивающему костру. Окончательно стемнело. Мерцающие искорки звезд сияли на черном бархате ночного неба, и туда, к ним вверх, стремились искры костра. Из чахлого прибрежного леска тянуло запахом дикого шиповника, таволги и жимолости. Где-то на том берегу тявкала лисица.

Селиванов задумчиво цедил коньяк, глядя на переливы огня в углях костра. Чуть ли не впервые за годы своей службы Александр оказался в положении, когда окончательное решение зависело от него, хотя инициатива исходила от достаточно высокого начальства. Но тут особый случай: Барецкому нужно его согласие! Прямой приказ генерал-майор ему отдать не может: слишком деликатна ситуация, слишком нестандартно задание. Он может сказать «нет». Но стоит ли это делать? Угроза жизни Андрея Василевского от его отказа никуда не денется: найдут кого-нибудь другого, пусть не столь хорошо подготовленного и подходящего для решения задачи. Барецкий не отступится, слишком многое поставлено на карту. Так, может быть, имеет смысл…

Звуки джазовой музыки, доносящиеся от генеральской «Волги», сменились позывными радионовостей.

– … в Гаграх, на пляже, принадлежащем российскому санаторию, произошел взрыв… – раздалось в самом конце выпуска. Голос диктора был гнусавым и неразборчивым. -… Граждан России среди пострадавших нет…

Разговор у костра сразу смолк. Четверо людей на берегу небольшой подмосковной речушки настороженно вслушивались в слова сообщения.

– Но, напуганные этим прискорбным инцидентом, частные английские инвесторы, – продолжал диктор, – которые совсем было собрались вложить немалые суммы в проект возрождения абхазских курортов, теперь скорее всего окончательно откажутся иметь дела с непризнанным руководством Абхазии.

Дураки часто принимают случайные совпадения за знаки судьбы. Александр Селиванов дураком не был, но сейчас, непосредственно после разговора с генералом Барецким, услышав и осмыслив это сообщение – опять Абхазия! – он принял решение. Он должен оказаться там, он должен лично встретиться с капитаном Василевским. Он, Селиванов, не слепой щенок, и своя голова на плечах у него имеется. Он сумеет на месте разобраться, что к чему, и уж тогда будет действовать согласно обстоятельствам и своим убеждениям.

Александр одним глотком допил коньяк, поднялся и подошел к Барецкому:

– Может, еще по сигаретке, товарищ генерал-майор? – предложил Селиванов. А когда они отошли чуть подальше от костра, коротко сказал: – Я согласен. Но у меня есть одно условие.

– Какое? – Павел Николаевич с уважением смотрел на Александра. Сейчас в спецназовце ощущалась сдержанность и упрямая точная целеустремленность.

– Я подчиняюсь только вам и отчитываюсь только перед вами. Никаких промежуточных звеньев.

– Пойдет, – кивнул Барецкий. – Так даже лучше. Каким образом ты собираешься на него выйти?

– Это детали, я на месте разберусь, – уклончиво ответил Селиванов. – Вы только обеспечьте мне легендирование в нашем миротворческом контингенте. Теперь вопрос: кто и как станет меня контролировать? Не надо, товарищ генерал, делать такие удивленные глаза, я не мальчик, как вы изволили заметить. Ведь вы наверняка не исключаете, что я попытаюсь сыграть на свой собственный… интерес.

– А ты весьма умен, – задумчиво протянул генерал, – только вот не знаю, хорошо это, или не очень. Не исключаю, работа у меня такая стервозная. Легенду мы тебе сделаем по высшему разряду, а что до контроля… Теперь уже я тебе скажу: не исключай того, что такой контроль будет.

Глава 10

Мистер Эндрю Аббершоу сидел в плетеном кресле на лоджии девятого этажа сухумской гостиницы «Лазурная», одной из лучших в городе. Здесь, наверху, чувствовался слабый ветерок, тянувший с гор, на улицах же столицы Абхазии стояла тяжелая влажная жара. Хотя англичанин был на лоджии один-одинешенек, он позволил себе лишь одну вольность в одежде: оставил в шкафу своего двухкомнатного люкса легкий пиджак спортивного покроя. Узел безупречно завязанного галстука охватывал воротничок светло-голубой рубашки. На сухом, породистом лице Аббершоу не выступило ни капли пота, он, казалось, не замечал субтропической жары абхазского лета, которая ощущалась, несмотря на освежающее дыханье близких гор.

С лоджии его номера открывался чудесный вид на море, и Аббершоу рассеяно глядел сверху, как громадная масса сонной воды лениво колыхалась под лучами палящего полуденного солнца. Это было чужое, южное море, и положительных эмоций оно у англичанина не вызывало. Эндрю Аббершоу не любил юга, но работа есть работа, она забрасывала его и на экватор…

Эта страна с труднопроизносимым названием ему тоже не нравилась. Раздражали горластые и неопрятные аборигены на улицах и набережных, немыслимое количество торговцев всяческой дрянью, жадная до чаевых гостиничная прислуга, раздражали ежевечерние отключения электричества, из-за которых в люксе переставал работать кондиционер. А их хваленая кухня?! Бог мой, ведь это невозможно есть: сплошной перец, жуткого вкуса соусы и специи. Чем-то эта страна напомнила ему Мексику, которую Аббершоу тоже терпеть не мог.

Но мистер Эндрю прекрасно понимал: здесь и сейчас во многом решается постсоветская судьба всего кавказского региона, возможно – и Закавказья. Если абхазы сумеют создать прецедент, на деле показав, что базовый для международного сообщества тезис о нерушимости границ есть звук пустой, это может возыметь куда как серьезные последствия. У Абхазии есть перед глазами вдохновляющий пример: армянам удалось проделать нечто подобное в Нагорном Карабахе.

Мало того! Россия в одночасье лишилась Одессы и Крыма, и что осталось у нее из крупных портов на Черном море? Новороссийск да Туапсе. И если учесть, что побережье Большого Сочи непосредственно примыкает к бурлящей Абхазии, отделенное от нее тоненькой ниточкой Псоу, то становится ясно, что у русских военных моряков с Черноморского флота могут появиться большие проблемы. Еще более серьезные проблемы могут возникнуть во внешней торговле России со странами средиземноморской Европы, эта торговля идет через Босфор и Дарданеллы, через Черное море.

Но ведь и для Республики Грузия абхазская земля, словно раскаленный докрасна кусочек драгоценного металла: и держать больно, и бросить жалко. Какое там «жалко», – категорически нельзя! Уже потому, что на территории непризнанной страны расположены несколько перевалов Большого Кавказского хребта и стратегически важная Военно-Сухумская дорога. Есть еще и весьма удобная для высадки десанта с моря Гагрская бухта. Это ведь путь с побережья к самому сердцу Грузии!

Эти мысли были совсем не новы для мистера Эндрю Аббершоу, не в первый раз они приходили к нему в голову. И не только к нему. Новой была ситуация, в которой англичанин оказался на сегодняшний день. Одно дело академические рассуждения о геополитической роли Абхазии, и совсем другое – решение практической задачи здесь, на месте.

На низеньком столике перед англичанином стоял высокий стакан, наполненный ледяной минеральной водой. Вот она здесь отменная, это Аббершоу признавал. Эндрю отпил небольшой глоток пузырящейся углекислым газом жидкости, поставил стакан на столик и стал рассеяно отбивать пальцами правой руки маршевый ритм битловской «Yellow submarine». Он продолжал сосредоточенно размышлять, и размышления были невеселыми.

Мыслить Аббершоу привык методично и считал это своей сильной стороной. Задача распадалась на три подзадачи, решать которые надо было последовательно. Первое: выяснить, живы ли еще Джулиана Хаттерфорд и Майкл Белчер, и если да, где они в настоящее время находятся. Второе: наладить с ними прямой контакт и попытаться эвакуировать Джулиану и Майкла в Москву, а возможно – сразу в Лондон. Третье: разобраться с тем, что же на самом деле произошло, и не имеет ли прискорбный инцидент с исчезновением двух британских подданных связи с другим, не менее прискорбным инцидентом – взрывом пластиковой мины на пляже в Гаграх. Интуиция подсказывала англичанину, что два этих случая, произошедших почти одновременно, как-то связаны между собой. Мистер Аббершоу был очень опытным работником, он слабо верил в совпадения. Особенно такие.

Возможно, если три первые пункта удастся выполнить, появится пункт четвертый, самый важный. Но думать о нем пока преждевременно.

Никто бы не смог определить эмоциональное состояние Аббершоу по выражению лица англичанина: оно было спокойным и бесстрастным, как и всегда; любой индейский вождь, из описанных Фенимором Купером, позавидовал бы. Но Аббершоу испытывал серьезное недовольство как обстоятельствами, так и самим собой.

Он думал о том, что уже третий день без особого толку торчит в этом малоприятном городе, столице непризнанной страны, а дело пока ни с места. Этот факт, сам по себе прискорбный, чувствительно задевал профессиональное самолюбие мистера Эндрю Аббершоу.

Абхазские официальные лица всех уровней сочувственно цокали языками, сокрушенно охали и ахали, пожимали плечами, глядели на него честными глазами… И ничего не знали! Самым печальным было то, что англичанин пребывал в полной уверенности: от него не пытаются специально скрыть нечто, касающееся исчезновения съемочной группы «Дискавери», отнюдь. Они в самом деле не имели ни малейшего понятия о судьбе Хаттерфорд и Белчера. К тому же почти никто из многочисленных чинов местной администрации не владел английским языком, Аббершоу выручало только превосходное знание русского, на котором он и общался с абхазами.

Был ли шанс, что Джулиана и Майкл все еще живы? Да, был, и весьма солидный. С момента исчезновения съемочной группы прошло уже немало времени, а ни одна террористическая группировка не похвасталась успешной акцией. Требований выкупа тоже не поступало. А, хорошо зная Джулиану, Аббершоу не мог допустить, что двое его соотечественников попросту сами по себе бесследно сгинули в новоафонском лабиринте. Ладно, Белчер, он, конечно, щенок щенком, но мисс Хаттерфорд – опытный спелеолог. И не только спелеолог. Такие, как она, просто так бесследно не исчезают.

А что же у него в активе? Единственный человек, который, кажется, в состоянии реально помочь. Сведения о нем мистер Аббершоу получил только сегодняшним утром и по весьма специфическим каналам.

Айас Саидович Речуа. Его официальная должность в сухумской властной пирамиде значения не имеет, согласно полученной Аббершоу информации этот человек возглавляет секретные службы Абхазии, тайную полицию, проще говоря.

Эндрю Аббершоу сделал еще глоток минералки, чуть заметно поморщился.

Дело в том, что отзывы об этом человеке, содержащиеся в полученной англичанином информации, оптимизма не внушали: по общему мнению, был Айас Саидович себялюбивым алчным хапугой, отъявленным мерзавцем. Хотя, с другой стороны, это много лучше, чем ясноглазый фанатик, воодушевленный национальной идеей и готовый за нее кому хочешь глотку перерезать. С таким не договоришься, а вот с подлецом, мздоимцем и казнокрадом – отчего же? Лишь бы дураком не оказался, но здесь, судя по всему, полный порядок: в полученных на Речуа данных не раз упоминалось, что шеф абхазской тайной полиции умен, хитер и опытен. Понятно, что безвозмездно Речуа помощи не окажет, придется раскошелиться. Ну так не из своего же кармана в конце концов!

Аббершоу повернул запястье, посмотрел на свой «Ролекс». Так, доходит четыре часа пополудни. В двенадцать он связался с референтом Речуа, и тот сказал, что через четыре часа Айас Саидович организует конфиденциальную встречу с мистером Эндрю Аббершоу, о чем англичанину сообщат, позвонив в «Лазурную».

Звонок раздался ровно в шестнадцать ноль-ноль. Аббершоу довольно улыбнулся: он сам всегда отличался пунктуальной точностью и ценил это качество в других.

– Я рад приветствовать вас, мистер Аббершоу. Прошу прошения, но я не слишком хорошо владею вашим языком, а вы, наверняка, не сильны в абхазском. Не возражаете против русского языка? Мой референт сказал, что вы им превосходно владеете. Вот и замечательно! Мы встретимся у меня, на госдаче. Почему не у вас? Видите ли, я бы не хотел афишировать нашу встречу, а в Сухуми меня знает каждая собака. И не только собака. Нет, не подумайте чего дурного, род моих, скажем так, занятий известен мало кому, но просто как доброго соседа и примерного семьянина меня знают слишком многие. Тем более в гостинице «Лазурная». Мы сделаем так. Через пятнадцать минут у главного входа гостиницы будет машина, синий «Шевроле». Мой шофер, естественно, не знает вас в лицо, поэтому будьте столь добры, скажите ему кодовую фразу. Ну, например: «Здесь так же влажно, как в Лондоне, но в Лондоне несколько прохладнее». Вас это устраивает? – голос в трубке буквально источал любезное желание услужить.

Черта лысого Эндрю Аббершоу это устраивало, слишком дешевой шпионщиной отдавало, но других вариантов экстренной встречи не просматривалось… Кроме того, он прекрасно понимал: Речуа боится, что Аббершоу будет записывать их разговор, а там, на госдаче, в своем гнезде у абхаза наверняка есть глушащая запись аппаратура. Но, к счастью, такая аппаратура, причем самая современная и портативная, имеется и у него, так что Айас Саидович, буде он сам попытается использовать скрытые микрофоны, тоже успеха не добьется.

– Устраивает. Выезжайте, – вежливо произнес англичанин и положил трубку на рычаг.

Госдача на окраине Сухуми произвела впечатление даже на всегда невозмутимого Аббершоу. Еще бы! Белоснежный двухэтажный особняк, стоящий в глубине громадного сада, был построен еще в тридцатые годы прошлого века, при легендарном Несторе Лакоба. Тогда средств не жалели, а вкус у архитекторов и строителей был не чета нынешним. На этой даче сам Иосиф Виссарионович бывал, это вам не шутки! Сейчас, правда, сад выглядел изрядно запущенным, а на белых стенах особняка виднелись следы от пуль: все никак у нынешних хозяев не доходили руки ликвидировать следы перестрелок девяносто третьего года. Тогда госдачу брали штурмом, выбивая засевший в ней отряд «Мхедриони».

Расположились в саду, в густо увитой виноградными лозами беседке, рядом с небольшим фонтаном. Попытка Айаса Саидовича показать, что такое настоящее абхазское гостеприимство, провалилась. Аббершоу вежливо, но непреклонно отказался от застолья. Абхазские национальные блюда у него уже поперек глотки стояли, кроме того, англичанин очень ценил свое время и предпочитал сразу взять быка за рога. Значит, стиль общения должен быть чисто деловым, тосты отложим до того времени, когда добьемся положительных результатов. Поэтому на плетеном столике, разделявшем собеседников, стоял лишь графин с охлажденным кроваво-красным вином и блюдо с инжиром, виноградом и айвой.

– Уважаемый мистер Аббершоу, – Айас Саидович улыбался с нежностью бабушки, нашедшей потерявшегося внучка, – будьте столь любезны, уточните, кого вы представляете?

– Охотно, – англичанин тоже заставил себя изобразить улыбку. – Я руководитель внутренней службы безопасности российского представительства Би-би-си. Так что вы легко можете догадаться о причинах, по которым я решил встретиться с вами. Мы очень негативно реагируем на неприятности, происходящие с нашими сотрудниками. Сразу скажу, что к людям, которые оказывают нам помощь, мы испытываем чувство благодарности. Которое может быть выражено в конкретных суммах твердой валюты.

«Отлично! – подумал Речуа. – Шайтан меня заешь, если ты, дорогой мой, работаешь только на Би-би-си, но это не суть важно. Самое главное: англичанин первый заговорил о деньгах! Это разные вещи: сам ты пришел наниматься или к тебе приходят и просят об одолжении. Совсем разное вознаграждение получается за один и тот же труд!»