Текст книги "Забудь дорогу назад"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Послушайте, как вас там… Надеюсь, с моим бывшим коллегой по прокуратуре Булдыгиным вы не сделали ничего… неправомочного? Это стареющий беззащитный человек, не обладающий опасной для вас информацией…

– Не волнуйтесь. Планы на вашего товарища имелись, но, насколько знаю, они остались планами. У вашего коллеги случилось небольшое психическое расстройство – причины, думаю, на поверхности. Руководство прокуратуры не поняло, где отсутствовал Павел Викторович две недели и что случилось с исчезнувшими с ним людьми. Супруга встала горой. Гнала посторонних, мужа из дома не выпускала. В один прекрасный день они бросили служебную квартиру в Марьяновске, собрали минимум вещей и уехали в город Поронайск Сахалинской области – к сестре вашего коллеги. В данный момент там и проживают. Павел Викторович работает сторожем в доке, втайне от начальства пьет горькую – надо заметить, в меру – и тоскливо смотрит в сторону Японии.

Звучало неплохо, но я не исключал, что собеседник врет. Впрочем, сестра у Булдыгина в Поронайске имелась.

– Это не ложь, Михаил Андреевич, – понизил голос собеседник. – Все делается ради наших добрых отношений. Вы же понимаете, с кем имеете дело?

– Вы работаете на Благомора…

– Совершенно правильно. На того самого человека, благодаря которому в Каратае сохраняется порядок. Можно как угодно относиться к этому порядку, но он… порядок. В случае свержения… хм, существующего строя, Каратай будут тянуть в разные стороны, и воцарится такая мясорубка, что мало никому не покажется.

А вот в этом собеседник не лукавил. Порядок держался на существующем режиме. А особый порядок сохранялся в КОНЦЛАГЕРЯХ, в которых ежедневно хоронили десятки умерших. И отстрел одичалого «отработанного материала» по ущельям и равнинам считался частью БОЛЬШОГО порядка. А также то, что люди по всей стране бесследно исчезали, чтобы всплыть потом в Каратае в качестве бесплатной рабочей силы…

– Наша беседа подходит к концу, Михаил Андреевич. Вам уготовано неплохое будущее – если не наделаете, конечно, глупостей. Благомор вас видел в деле, он хочет с вами сотрудничать. Вы строптивы, но вы тот человек, который ему нужен. Вы не связаны с его врагами…

– Правда?

– Не связаны, успокойтесь. Это ваша судьба, от нее не уйти. Позвольте, кстати, ложку дегтя. Ради закрепления, так сказать, отношений. При последнем задержании – в поселке Томилино – вы убили человека. Это не трюк, Михаил Андреевич, вы действительно убили человека. Помните, сумкой? Вы разбили ему череп, височные кости впились в мозг. Он умер через час – только и успели довезти до больницы. Покойного звали Рогачев Анатолий Федосеевич – майор МВД, заместитель начальника районной криминальной милиции. У погибшего остались жена и дочь. Он работал на нас, но федеральным органам, которые объявили вас во всероссийский розыск, слово «Каратай» ни о чем не говорит.

– Мне очень жаль…

– Не то слово. Его коллеги были в курсе, кого задерживали. Теперь ваша физиономия имеется в любом отделении милиции от Владивостока до Калининграда. На Большой земле вы больше жить не сможете. Оно и к лучшему, Михаил Андреевич.

– Вы знаете мои моральные установки – они вам не подходят. Лично я не могу себя представить…

– Люди меняются.

– Люди не меняются…

– Ах, перестаньте, Михаил Андреевич. Работники спецслужб, не блещущие талантами, становятся президентами, домохозяйки – знаменитыми писательницами, инженеры – юмористами. Неужели не справитесь? Главное, под каким углом на это взглянуть. Давно пора вам реализовать свои способности – чего на государственной службе вы сделать явно не смогли…

Не знаю, где меня держали. Я очнулся в серой комнате, похожей на номер в заштатной гостинице. Кушетка, кресло, продавленное до пола, дорожка поверх неровных половиц. Еще одна комната – с натяжкой гостиная, скромный санузел. В гостиной имелись зеркало, пожилой японский телевизор, шкаф с потрепанными книгами и даже выход на закрытую веранду с видом на бетонный забор. В зеркале отражался опухший мужик в домашних тапках с тоскливым взором. Сломалось что-то в отражении. Всё, от чего я бегал, догнало меня, переломило и построило. Я не знал, кто я теперь, каким буду, смогу ли с чистой совестью смотреть себе в глаза. Мне сделают «неплохое» предложение. В противном случае, к чему эта возня с бывшим следователем военной прокуратуры? Переправить в Каратай, и пусть работает в «лучшем» концлагере, пока не загнется. Но назревало что-то особенное. Похоже, Благомор всерьез собрался реформировать свои подразделения охраны и безопасности. Во что я превращусь через несколько месяцев? На чем меня доломают и перекуют?

Время в этом заведении тащилось, как хромая черепаха. Почему задержка? Технические накладки? Давали время свыкнуться с положением? Им это почти удалось. Неразговорчивые люди принесли мне одежду, периодически доставляли еду – вроде той, что скармливают пассажирам эконом-класса в самолетах (сытно, съедобно, но особой радости не доставляет). Полный «олл инклюзив». Я шатался по комнатам, листал отечественные детективы, изданные в прошлом десятилетии, мотал каналы в телеящике, которых было не так уж много, временами сидел в плетеном кресле на веранде, любовался небом. Иногда посматривал на себя в зеркало. Одутловатость (побочное явление медикаментозного «вмешательства») постепенно спадала, но веселее мужик в зеркале не делался. В его глазах, помимо тоски, обжилась обреченность. Часов меня лишили, представление о времени я получал по цвету неба. Часами не мог уснуть, ворочался, думал, вспоминал. Правду говорят: «Кто не страдал бессонницей, тот не знает своей биографии». На второй или третий день затвора я начал подмечать в теле дискомфортную тяжесть. Взялся за физические упражнения. Качался при помощи подручных средств – дивана, тумбочки для телевизора, – качался до полного изнеможения. Бегал в душ по несколько раз на дню. Неоднократно порывался спросить у молчаливых парней, как долго тут еще сидеть, и всякий раз прикусывал язык. На Голгофу никогда не поздно. А эти типы все равно не скажут.

На третий, кажется, день вместе с едой на подносе я обнаружил пахнущую типографской краской вечернюю томскую газету. Это было неспроста. Я пробежал глазами по заметкам. «Нужный» материал располагался на второй странице в разделе «Криминальные новости». Это была не лучшая моя фотография. Снимки с собственной свадьбы, когда я щеголял во взятом напрокат фраке, нравились мне больше. Данное фото трехлетней давности было взято из личного дела, хранившегося в отделе кадров Марьяновской военной прокуратуры. На снимке я был моложе, но вполне узнаваем. Ничто так не портит лицо, как надпись «Внимание, розыск!». Разыскивался особо опасный преступник, совершивший в П…ском районе серию разбойных нападений на сотрудников правоохранительных органов, в результате чего один офицер погиб, двое получили серьезные увечья (стало быть, те двое в грузовичке тоже были «офицерами»). Может быть вооружен… Пока не вскрылась его звериная суть, работал старшим следователем Марьяновской военной прокуратуры… Всем гражданам, кто имеет об этом человеке хоть какую-нибудь информацию… Не думаю, что для отправки меня в депрессию «жрецы» Каратая стали бы выпускать собственную газету. «Вечерка» была настоящей. Меня не мучила совесть о погибшем майоре МВД. Сам напросился. И неизвестно, я ли его убил, или свои слегка придушили, пока в больницу везли. Но настроение окончательно испортилось. Мрачнее тучи, я метался по своим клетушкам, грыз ногти, когда явились двое молодчиков, лаконично приказали надеть ботинки и следовать за ними.

– Куда? – вздохнул я.

– В подвал, – внес ясность конвоир. – Сегодня в нашем клубе будет фильм и познавательная лекция. Танцы… по желанию.

По белой простыне экрана ползли панорамные таежные виды. Снимать это могли где угодно. Хоть в Канаде или, скажем, в штате Вашингтон. Сосны и пихты везде одинаковые. Но картинка была красивой, не отнять. Полнометражный рекламный ролик. Камера под приятную фортепианную музыку фиксировала цветущие долины, обрамленные живописными скалами, уступами сползающую в ущелье тайгу – охапки лапника переливались изумрудным цветом. Искрящиеся водопады, низвергающие воду в каменные чаши-бассейны, тянущуюся змейкой горную речушку, кишащую форелью. Стадо пятнистых косуль форсировало пологую лощину. Кралась за добычей пушистая рысь, громадный бурый медведь носился по мелководью и лапой глушил рыбу. Потом он же, привстав на цыпочки, тянулся к дуплу дерева, в котором поселился пчелиный рой, лапой выгребал оттуда мед, терпел укусы разъяренных пчел. Сияли ослепительной лазурью озера, звенели солнечные березняки. Обрывки «социума» – опрятная деревенька попала в кадр оператора – добротные бревенчатые избы, палисадники, украшенные яблонями и подсолнухами, клумбы всех цветов. Вполне довольные жизнью мужики в расстегнутых жилетках задорно пилили дрова. Смеялись девушки на завалинке, плюясь лузгой от семечек. Рыбаки, весело матерясь, натягивали сеть поперек течения…

Всё это смутно напоминало агитки геббельсовской пропаганды – о том, как хорошо живется бывшим советским гражданам в концлагерях и прочих гетто на оккупированных территориях.

– Относительно протяженная территория, ограниченная Среднесибирским плоскогорьем, Приленским плато и Ангарским кряжем, – комментировал происходящее на экране хорошо поставленный голос «лектора». Голос проистекал не из записи – он был живой, говорящий скрывался в темноте. – Каратай – урочище, то есть место, кардинально отличающееся от окружающей его действительности, – расположено в обширной замкнутой котловине. Связи с миром в привычном для вас понимании не имеет. Феномен. Загадка природы. Одно из неизученных и неучтенных чудес света. Видеозапись, предложенная вашему вниманию, сделана действительно в Каратае – нам незачем рекламировать свой товар, господа. Возврата к прошлому для вас не будет. Вы всё увидите своими глазами. Местность удивительно красивая, хотя, должен признаться, вам показаны только лучшие стороны тамошней жизни. Будь всё так идиллически, не потребовались бы услуги специалистов вроде вас… На территории урочища находятся несколько сотен деревень, есть крупные поселения, часть Каратая оснащена всей необходимой инфраструктурой и не только пригодна для жизни, но и… я бы так сказал – желательна для жизни. Население в обжитой местности разношерстное, преобладают русские – потомки староверов, сибирских крестьян, семеновских казаков, не пожелавших эмигрировать в Маньчжурию; дети и внуки так называемого «бериевского» пополнения – освобожденных с Колымы в 53-м. Буряты, якуты, эвенки, потомки буддистских монахов, успевших унести ноги от Советской власти; шаманов, которым в смутные годы социализма тоже досталось. Потомки беглых пленных японцев, китайцы, сумевшие избежать высылки в 60-е, корейцы… Зимы в этой местности мягкие – средняя температура минус восемь градусов – что несколько отличается от средней зимней температуры в окружающей Каратай Якутии. Лето жаркое, но не знойное, переносится идеально. Дожди случаются, но не являются катастрофическим событием. Причины данных феноменов изучаются, но до конца пока не выяснены. Вам это и не нужно, господа. Мы пользуемся тем, что имеем. Слава Создателю, как говорится. Урочище, повторюсь, замкнутое, попасть в него крайне сложно. Все «коридоры» контролируются. Информация об урочище в регионы извне, к сожалению, просачивается, но по крупному счету данный феномен пока является чем-то вроде легенды. Инопланетян тоже многие видели. И от снежных людей спасались бегством. В урочище достаточно зон, где нежелательно присутствие человека… но данную тему пока опустим. Вам предоставляется, господа, не побоюсь этого слова, уникальная возможность жить и работать в одном из самых интересных уголков планеты. Всю положенную подготовку вы пройдете на месте. Уверены, вы сможете реализовать свои таланты. Взамен – хорошее жилье, достойное материальное вознаграждение, а также отпуск дважды в год, место проведения которого вы выбираете сами – как правило, оно должно быть вне пределов России и стран ближнего зарубежья. Доставка на место планируется завтра. Самолетом «Ан-24» вы долетите до опорного пункта нашей организации вблизи северной границы урочища, а далее – вертолетом. А теперь предлагаю познакомиться друг с другом, господа…

Погас экран, и вспыхнул свет. Бетонный полый куб метров шесть на шесть, в передней части возвышение, свернувшийся в трубочку экран. В «зрительном зале» – несколько стульев. Кинозал, совмещенный с «ленинским уголком», – хотя ни одного плаката или воззвания. В левой части помещения обрисовался «боец невидимого тыла» – мужчина средних лет, с невыдающейся физиономией и полностью седой. Он был одет в двубортный костюм (красная цена – полторы тысячи на распродаже), серую водолазку. Данный экземпляр ничем не походил на хищника. Только глаза – маленькие, цепкие, как колючки репейника, царапали «слушателей», отслеживая их реакцию на доведенный материал.

«Слушателей», включая меня, было трое. У стены, привалившись к ней боком, сидел жилистый тип с жестким «ежиком» и крючковатым носом. Он мрачно смотрел на свернувшийся экран. Позади меня – еще один «претендент на должность» – плотнее первого, бледноватый, русоволосый, с тяжелым немигающим взглядом. Его немного знобило – временами он вздрагивал, передергивал плечами.

– Луговой Михаил Андреевич, – объявил «лектор», спускаясь в зал. Взгляды присутствующих устремились в мою сторону. Я сдержанно кивнул. – Тридцать семь лет, бывший работник военной прокуратуры. Уволился, можно сказать, с шиком…

Несколько минут безымянный господин перечислял мои мнимые и реальные заслуги, прошелся по биографии, заострил внимание на том, что, хотя я и славный парень, за мной ведет охоту вся правоохранительная система большого и «великого» государства. Я молчал – что тут скажешь? Самое смешное, что безымянный господин ни на йоту не соврал. Присутствующие офицеры (а разрази меня гром, если это не были офицеры!) тоже молчали, хмуро меня разглядывали.

– Корович Николай Федорович, – почти без паузы объявил говорящий, и вздрогнул жилистый тип, сидящий у стены. – Сорок три года, уроженец города Омска, женат, двое детей… примите мои соболезнования, Николай Федорович, но увидеться с семьей вам удастся очень нескоро – и просьба отметить, что это не наша вина, а исключительно ваша заслуга. До недавнего времени господин Корович проходил службу в специальном подразделении ФСБ, специализирующемся на отлове террористов. Имеет награды, поощрения от начальства. В активе – реально предотвращенные теракты на территории Северо-Кавказского региона; ряд успешных операций по обезвреживанию главарей бандитского подполья. Командовал группой спецназа. Последняя успешно проведенная операция с участием господина Коровича – уничтожение бандгруппы Асланбека Махтурова в Шалинском районе Чечни. В результате блестяще проведенной операции уничтожены семь из девяти боевиков, включая главаря, двое взяты в плен; потери спецназа – раненный в ногу боец, которого господин Корович самоотверженно вынес на себе из боя. Пребывая в отпуске, Николай Федорович узнал, что в результате мошеннических действий на рынке недвижимости младшего брата его жены квартира, в которой он проживал в Омске с семьей, оказалась дважды заложенной, и банк грозится отнять жилплощадь, выбросив всех проживающих на улицу. Отыскать родственника супруги не удалось. С целью собрать за короткое время крупную сумму Николай Федорович пошел на авантюру: вступил в контакт с бывшим однокашником Гусейновым, занимавшимся переправкой мака-сырца из Таджикистана в Омск. Акция вопреки обещаниям оказалась не разовой, Николай Федорович, отвечавший за безопасность трафика, попал на крючок к членам преступной группы, на счету которой, помимо доставки наркотика, оказалось несколько убийств работников службы наркоконтроля. Деятельность преступников удалось пресечь, но пока раскручивался маховик правосудия, Николай Федорович как в воду канул. Объявленный в федеральный розыск, он несколько месяцев скрывался, пока не вышел на контакт с нашими людьми и не дал принципиальное согласие работать на нашу фирму. Понимаем, это все от безысходности, Николай Федорович. Но спешу вас уверить, это не конец, это только начало. Вы правильно сделали, что дали согласие. Ваша жизнь изменится – изменится в лучшую сторону.

Как-то не было похоже, что последние слова произвели на Коровича впечатление. Он смотрел в пол.

– Шаховский Валерий Павлович, – сказал ведущий, и все посмотрели на русоволосого мужчину с пульсирующей жилкой на виске. – Уроженец города Саратова, разведен. Тридцать восемь лет. До недавнего времени – руководитель военизированного подразделения МЧС – особой структуры, о наличии которой в недрах уважаемого министерства известно не много. Но как у любой спецслужбы – а МЧС, по сути, гигантская спецслужба с разветвленной сетью филиалов, – в данном ведомстве должны быть вооруженные подразделения. Впечатляющий послужной список, несколько благодарностей, в том числе лично от Сергея Кужугетовича. Прошлым летом в Самарской области были крупные лесные пожары. Авиация МЧС сбрасывала тонны воды, десятки расчетов на земле боролись с огнем. Сгорели несколько деревень – жителей, к счастью, удалось эвакуировать. Собственная служба дознания выяснила, что пожары – по крайней мере, большая их часть – дело рук поджигателей. Установили круглосуточное наблюдение – и благодаря работе подразделения Валерия Павловича удалось схватить нескольких «геростратов». Но огонь уже подбирался к складам воинской части, расположенной на окраине поселка Верещей. Деревня сгорела, вывозили людей буквально из пламени. Часть складов тоже выгорела. В этот день от сильного напряжения у Валерия Павловича случился нервный срыв. Доподлинно неизвестно, что он думал, но он лично расстрелял троих мародеров, пытавшихся выбраться с наворованным добром из частично сгоревшего склада. Бес вселился в господина Шаховского. Когда коллеги пытались его образумить, он ранил в живот одного из своих подчиненных. Раненый впоследствии скончался. Обладая достаточным мужеством, господин Шаховский тем не менее не явился на допрос к следователю, а когда пришли за ним с ордером, фигуранта дела не нашли. Господин Шаховский пустился в бега. Это его выбор, жизнь одна, не нам его винить.

Несколько раз по мере изложения Шаховский порывался что-то сказать, то краснел, то бледнел, потом махнул рукой и замкнулся.

– Добро пожаловать в новую жизнь, господа офицеры, – объявил лектор. – Если хотите, можете пообщаться. Дорогу до своих комнат, думаю, найдете.

Он исчез в незаметной двери в передней части помещения, и воцарилась интересная тишина. Корович крякнул, оторвался от стены, изобразил несколько разных гримас, как будто разминал мышцы лица.

– Попали, черт… – У него был скрипучий голос.

– Жалеете? – пробормотал Шаховский.

– Не знаю, что и думать…

Оба посмотрели на меня.

– Скажите, Луговой, – произнес Шаховский. – Все, что нам тут показали, – он кивнул на экран, – это правда? Вы бывали в Каратае – этот тип сказал…

– Это не вся правда, – скупо отозвался я.

– Так и думал, – крякнул Корович. – Дурят головы нашему брату. И все же, вот так по-детски, это добро или зло?

– Это за гранью добра и зла. Фантастика, господа, ужасы, мистика…

– Даже интригует, – усмехнулся Шаховский. – Как вы думаете, нас сейчас подслушивают?

– Обязательно. Но что бы мы тут ни наговорили, это уже не повлияет на завтрашнюю переброску в Каратай.

– Звучит как «за линию фронта», – заметил Корович.

– Это и есть фронт, господа. Приятного мало, но местечко любопытное. На вашем месте я не стал бы оплакивать раньше времени свою загубленную жизнь. Не исключаю, что кое-кому понравится.

– Но вам не понравилось, – вцепился в меня настойчивым взглядом Шаховский. – Сколько вы бегали от этих ребят…

– А у меня натура другая, – объяснил я. – Прикладная философия, господа. Хочешь выжить – превратись в сволочь. Хочешь преуспеть – превратись в первостатейную сволочь. Не знаю, тревожат ли вас подобные категории. Если нет – то флаг в руки, добро пожаловать в ад…

Не думаю, что после этих слов они меня возлюбили, как брата.

Лопасти пропеллера рвали прохладный утренний воздух. Тяжелый грузопассажирский вертолет «Ми-6» шел на крейсерской скорости – километров двести, на высоте около двух тысяч метров. Трясло безбожно – не могло иначе это старое корыто. И дорогу выбрали самую «ухабистую». Я боролся с тошнотой – так и не научился до своих «преклонных» лет стойко сносить эту воздушную эквилибристику. Два ряда жестких кресел вдоль иллюминаторов – меньше половины из них были заняты пассажирами. Нутро вертолета переоборудовали еще лет сорок назад – судя по ржавчине, изъевшей перегородку в задней части корпуса. Там в хвосте располагался груз, отделенный от пассажиров запертой дверцей.

Трепало так, словно мы катились по гладильной доске. Я втянул носом застоявшийся воздух с примесью гари, пота, ржавчины, повернулся, уткнувшись в иллюминатор. Утро девятого июня выдалось безоблачным. Под брюхом вертолета тянулся бескрайний лесной массив, перемежаемый островками бурых скал и изгибами речушек. Это был еще не Каратай – я бы почувствовал его. Мы подлетали к Республике дезертиров с севера. Просыпался холодок в нижней части позвоночника, комок вставал у горла – предвестие того, что скоро до меня дойдет весь ужас положения…

А ведь только сегодня начал прозревать. Впрочем, был просвет, когда меня подняли ночью, заставили вырядиться в грубый серо-зеленый камуфляж, тяжелые ботинки со шнуровкой, защитное кепи с ушами. «Беги, – застучали молоточки по черепу. – При первой же возможности беги. Без денег, документов – ерунда, наживешь, добудешь, а вот свобода твоя… без нее ты не жилец!» Понимали мои «кураторы», что могу взбрыкнуть. Стерегли как особо опасного рецидивиста. Двое по бокам, двое дальше. Замкнутый бетонный дворик, черный кузов мини-вэна (по вместительности я бы назвал его «макси-вэном»), часовая тряска, по ходу которой мы с Коровичем и Шаховским решали сложные философские вопросы. Не сказать, что стали близки, но уже смирились с тем, что будем рядом. Попробуй догадайся, куда нас везли, чья воздушная база и кто все эти люди?! Мы выходили из машины, я еще не расстался с мыслью делать ноги, но даже стойку сделать не успел. Роботы с автоматами на взводе. Напряжены, готовы ко всему, четко знают инструкции и неукоснительно их соблюдают. Тряска в самолете – грузовой борт перевозил заколоченные ящики и кое-что еще, нам не показали. Стояли на запасной аэродромной полосе, чего-то ждали. Пересадка в предрассветном тумане. Большое ржавое корыто уже поджидало пассажиров. Я успел заметить, что это крупный транспортный вертолет «Ми-6». Производить их начали в далекие шестидесятые – похоже, данный экземпляр и был родом из той эпохи. Листы обшивки отставали от корпуса, подвергались коррозии. Несуразный, похожий на капсулу, с провисшими лопастями несущего винта, по десять круглых иллюминаторов на каждом борту, причем последние четыре затемнены – то ли закрашены, то ли забиты – в том месте, где располагался закрытый отсек.

Под хмурым оком местной охраны нас загрузили в вертушку. Долго ждали пилотов – у этой махины не один, не два, а, если не ошибаюсь, целых шесть членов экипажа. Пока стояли, старший группы сопровождения Раздаш изложил «полетные инструкции», представил тех, кого считал нужным, проинформировал, что находиться в полете будем не менее трех часов, и если кого-то станет рвать, то пусть это делает себе в карман – не хрен тут вонизму разводить… Потом ругался на поле с начальником местного бардака. Его успокаивали: «Не колготись, старшой, улетите, нам бы твои заботы…»

Пассажиров в первом отсеке было немного. Временами я открывал глаза, рассматривал бледные лица. Четверо сопровождающих, пятеро пассажиров. Пропорция какая-то странная, гонять такую махину ради пяти персон… Но что я в этом понимал? Мы могли быть «попутным» грузом, могло не подвернуться уместного транспорта, а возможно, властям Каратая было просто безразлично, сколько денег стоит перелет. Если арендуют вертолетную площадку на базе, забитой народом, и никто не задает вопросов, каждый слеп и глух… Напротив меня сидели Корович и Шаховский. Первый думал – явно не об острове в Индийском океане и не о мулатке, подползающей в бикини с бутылкой пива. Второй разглядывал пассажиров – несколько раз наши взгляды пересекались. Справа от них сидела женщина – невысокая, не сказать, что полная, в меру плотная, с приятным лицом, но не любительница выщипывать брови. Оделась так, словно пригласили в поход, а в гардеробе исключительно вещи из бутиков, вот и пришлось фантазировать. Джинсы с бахромой, лакированные ботинки на платформе, утепленная цветная куртка, смотрящаяся дико в ржавом корыте; из-под бейсбольной шапочки иногда выбивались волосы, она их старательно запихивала обратно. Последнему пассажиру было не меньше пятидесяти. Щуплый, нервный, в очках, напоминающий бухгалтера – он сильно волновался, часто протирал запотевающие очки. Женщина тоже беспокоилась, но она, по крайней мере, умела сдерживаться. Временами она бросала в мою сторону быстрые взгляды…

Справа через пару сидений постукивал по кобуре здоровяк Раздаш – хрипатый, волевой, простой, как корабельный боцман. Густые усы, кожа в оспинах, красные глаза – следствие хронического недосыпа и интереса к алкоголю. Без повода не орал, но так мог посмотреть, что больше не хотелось. Слева – его помощник по фамилии Тропинин. У этого на лице хотя бы след от образования остался. Молодой еще, осанистый, с тонкими, можно сказать, интеллигентными чертами. Без жестокости в глазах. Человек тянул свои обязанности, а доставляли ли они ему удовольствие, физиономия не сообщала. Двое последних – рядовой состав, доберманы, исправно реагирующие на команду «фас». На коленях укороченные десантные «АКС», магазины, слава богу, не пристегнуты. Первый – бородатый, щекастый – сидел у кабины пилотов, сладко зевал. Второй напротив, у закрытого отсека, щелкал клавишами мобильного телефона (просто баловался или в игрушку играл, вряд ли в этой глуши имелась устойчивая сотовая связь). Временами поднимал голову, ощупывал пассажиров неприятным царапающим взором. Этот тип мне сразу не понравился, было в нем что-то липкое, отталкивающее – явно не та фигура, с которой комфортно ходить в разведку.

Я повернулся к иллюминатору – появилось ощущение, что вертолет снижается. Мы находились в полете не больше часа. Зеленый массив под брюхом «Ми-6» определенно приблизился. Проплыла сопка, обросшая хвойными деревьями. Суховато стало в горле. Я перехватил неприязненный взгляд второго охранника. Покосился на Тропинина. Попробовать пообщаться? Парень явно тяготился одиночеством.

– Мы снижаемся? – каркнул я.

– Не орите, не глухой, – поморщился Тропинин и глянул на меня как-то не очень доверчиво.

– Да ладно вам, – сказал я. – Какие еще тайны? Вы «старослужащий», я «новобранец» – вся разница. Поговорите, Тропинин, все равно вам нечем заняться.

Он посмотрел зачем-то на часы, хмыкнул, подсел поближе. Теперь мы оба смотрели в один иллюминатор. У работника Благомора на пальце поблескивало обручальное кольцо – довольно увесистое, граненое, не за тысячу рублей. Может, не все так плохо?

– Да, мы снизились, – сообщил Тропинин. – Оптимальный потолок у этого тарантаса за две тысячи метров, но согласно инструкциям полеты собственной авиации над Каратаем должны осуществляться на высоте не более километра. Чуть позднее мы пойдем еще ниже.

– Под нами Каратай? – Под ложечкой неприятно засосало.

– О, у вас безотчетный страх от этого слова… – Губы Тропинина поползли в иезуитскую усмешку. – Ничего, Луговой, ничего, три года назад я трясся точно так же. Мы подлетаем к Каратаю, если вам интересно. У вас еще есть возможность разоружить охрану и героически броситься вниз. – Он смотрел на меня насмешливо, изучающее.

– Да больно надо, – проворчал я.

– Абсолютно не надо, – согласился Тропинин. – Просто убедите себя, что направляетесь в длительную командировку. Вот я, например, пару недель назад вернулся из Измира, где отдыхал с женой, мы оба получили неплохой заряд бодрости на ближайшие трудовые полгода.

– Детей нет? – зачем-то спросил я.

– Детей… есть, – усмехнулся Тропинин. – Проживают с родственниками супруги в… впрочем, неважно, где они проживают. Трогательные встречи иногда случаются, впрочем, не часто. Контракт подписан на десять лет, так что успеем еще пожить полноценной семейной жизнью.

– Север Каратая, если память мне не врет, непроходимые болота?

– Полагаю, самые непроходимые в мире. Но даже через непроходимые болота существуют тропы. И участки, относительно не затопленные. Край, где нечего делать пешему нормальному человеку. Испокон веков, с XIX века, здесь селились старообрядцы. Слышали про такой феномен?

– А то нет, – пробормотал я. – Старообрядцы, считающие себя настоящими православными христианами, селились, кстати, не только здесь. Они селились везде, где только можно. Все эти беспоповцы, бегуны, хлысты, странники, малеванщина…

– Экий винегрет у вас в голове, – снисходительно улыбнулся Тропинин. – Ну, правильно, разлаялись с Никоном… вы, конечно, понимаете, что я имею в виду не фотоаппарат… с царем Алексеем Михайловичем, насаждавшим церковные каноны по указке византийских кураторов, расползлись по стране. Веками подвергались гонениям, травле, уголовному преследованию. Уйма направлений у этих древлеправославных чудаков. Беспоповцы – «иже священства не приемлющие», не признавали церковных работников, муссировали идею об уже свершившемся воцарении антихриста. Петр Первый, например, – чем не антихрист? Безо всякой иронии говорю. Беспоповцы – тихие мирные люди, скрывались от людей, жили в собственном замкнутом мирке. А община бегунов, духовные пастыри считали, что нужно бежать, скрываться от царствия антихриста. Сооружали двойные стены, сложные подвалы, хитроумные подземные коммуникации, чтобы удобнее было смываться, когда придет антихрист. Были и радикальные общины, хлысты, например. Тоже достаточно милые люди. В основе вероучения вера в возможность прямого общения со «святым духом». А также в то, что он воплощается в наиболее продвинутых фигурах. А кто у хлыстов продвинутый? Естественно, «кормчий» и «богородица», на пару рулящие «кораблем», – так у хлыстов называются общины. Обычное дело – самобичевание до потери пульса – только так ты достигнешь пресловутого седьмого неба. Сексуальные оргии – естественно, по велению и при участии «христа» и «богородицы». Но, в сущности, все тихо, камерно. Люди к ним не лезут, они к людям… за исключением, конечно, проповедников, вербующих по миру паству. Самая прелесть – это, конечно, скопцы. Агнцы божьи, голуби белые – так они себя называют. Последователи мистической христианской секты. Оскопление – богоугодное дело. Высшее состояние нравственного совершенства. Отнятие «удесных близнят» – вы, конечно, понимаете, о какой части тела идет речь; с частью мошонки – раскаленным железом. Этакое «огненное крещение». И всё практически добровольно, с блаженной улыбкой, под песни и пляски соплеменников. А бывает, что и полностью детородный орган оттяпают – дабы навсегда исключить позывы к греху. И женщин не жалеют – половые губы отрезают, клитор, груди. А потом поют осанны основателю скопчества Селиванову…