Текст книги "Лунная радуга(дилогия)"

Автор книги: Сергей Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Я не понял вашего вопроса.

– Вы давали кому-нибудь обязательства не касаться интересующих нас тем?

– Ах, вот оно что… Нет, не давал.

– С кем вы поддерживаете дружеские отношения?

– Это мое личное дело.

– Вы считаете своим другом Жана Лорэ?

– Да, считаю.

– Вы сознаете,что ваши необычные свойства, приобретенные, видимо, за пределами нашей планеты, не могли нас не заинтересовать?

– Это ваше дело.

– Это общественное дело, Кизимов!

– Я ведь не сказал– личное.

– Себя вы противопоставляете обществу?

– Ни в коем случае, инспектор! Разрешите вопрос?

– Да, конечно.

– По-вашему, я представляю собой угрозу обществу?

– Вы должны понимать, что мы не имеем права не учитывать такую вероятность. А как бы на этот вопрос вы ответили сами?

– Отрицательно. То есть для общества я опасен не более, чем любой другой «обыкновенный» житель планеты Земля.

– То есть вы сознаете свою необыкновенность?

Недолгая пауза.

– Сознаю, разумеется…Но кому от этого хуже, кроме меня?

– Простите, я вас не понял.

– Инспектор, поверьте мне на слово: моя необыкновенность для меня такая же загадка, как и для вас.

– Может быть, это болезнь?

– Должен вас упрекнуть: вы не очень внимательно просмотрели мой бюллетень служебного спецкарантина. Заключение медэкспертизы гласит: «Здоров. С учета спецкарантинного сектора снят. Бессрочный пропуск на планету Земля выдан».

– Хорошо, не болезнь. Назовем это как-нибудь по-другому.

– Да, вы правы. Суть, конечно, не в терминах…Это неизвестно где и неизвестно как приобретенные свойства, необычные для «нормального» человека. Предупреждаю возможный вопрос: я действительно не знаю где и не знаю как.

– А вам не хотелось бы избавиться от такого «приобретения»?

– Видите ли… Для меня это уже не имеет значения.

– Как понимать ваш ответ?

– Как вам будет угодно.

– А для других?

– Что для других?

– Это имеет значение?

– Простите, о чем вы спрашиваете?

– Вам не приходилось говорить на эту тему с другими обладателями подобных свойств… ну, скажем, с Лорэ?

– Лорэ?.. Нет, не приходилось.

– Вас удивил мой вопрос?

– Да. При чем здесь Лорэ?.. Ах, понимаю!..

– Вы с Лорэ ничего не знали о способности друг друга оставлять «черные следы»?

– Вероятно, вы говорите о… Нет, за Лорэ я этого не замечал. Я полагал, что кроме Йонге и меня…

– …Феноменов такого рода больше не существует?

– Да. Ну что ж… тем хуже для Лорэ.

– Что вы имеете в виду?

– Прежде всего вашу назойливость.Я всегда опасался дать вам для нее повод. В отношении «черных следов», как вы называете их, я проявлял особую осторожность. Дело прошлое, инспектор, но скажите мне откровенно, где вы могли заметить оставленный мною «черный след»?

– В умении скрывать «черные следы»,Кизимов, вы достигли совершенства. Мы их не наблюдали ни разу. Мы располагаем косвенными данными. Но откровенность за откровенность. Скажите, как Йонге относится к своему положению феномена?

– Думаю, он не в восторге.

– Почему вы говорите об этом в форме неуверенного допущения?

– Уверенного, инспектор. По аналогии с ощущениями собственной персоны.

– И только?

– О, этого достаточно!.. Даже с избытком.

– Йонге знает, что вы его аналог по ощущениям такого рода?

– Думаю, нет.

– Откуда вам известно, что Йонге ваш собрат по феноменальным свойствам?

– Однажды я случайно видел оставленный им «черный след».

– Как объяснил он вам это явление?

– Он сделал вид, что ничего особенного не произошло.

– А какова была ваша реакция?

– Я сделал вид, что ничего особенного не заметил.

– В беседах с ним вы никогда не касались этой темы?

– Нет. Это не та тема, которая могла бы доставить удовольствие.

– Неприязнь к этой теме как-то связана с вашей работой в Пространстве?

– Маленькое уточнение, инспектор: в Пространстве я уже не работаю. Полтора года назад вышел в отставку. Сейчас я работаю в школах первого цикла инструктором спортивных игр для школьников среднего возраста и прошу вас принимать меня именно в таком качестве.

– Вы хотите сказать, что не поняли моего вопроса?

– Я хочу сказать, что на вопросы, как-то связанные с прошлой моей работой в Пространстве, я отвечать не буду.

– Но это главное, что нас интересует, Кизимов!

– Будем считать, что я не сумел удовлетворить вашу любознательность.

– Странный каприз…

– Скорее вынужденная самооборона.

– А как, по-вашему, поведут себя в подобной ситуации Лорэ и Йонге?

– Это их личное дело.

– Еще вопрос, Кизимов. По дороге в мой кабинет вы прошли коридором со стенами в виде пластмассовых жалюзи…

– Я помню, инспектор.

– Дело в том,что жалюзи скрывают комплекс аппаратуры, совершенно аналогичный тому, которым оборудована метеостанция «Орлиный пик».

– Я прошел мимо, но никаких нарушений в нормальной работе приборов не обнаружено, так?

– Вот именно. Как вы объясните, что эксперимент не удался?

– Он удался, инспектор. До крайней мере, вам удалось установить, что мое присутствие не обязательно действует на электронные нервы приборов.

– Каким же образом вы сумели дважды подействовать на «электронные нервы» аппаратурного комплекса метеостанции «Орлиный пик»?

– Уверяю вас, это неумышленно.Очевидно, это зависит…от характера моих эмоций.

– То есть?

– На «Орлином пике» я находился в состояния приподнятости, если не сказать – восторга. Чистейший воздух, живительный холод, голубизна ледников…ну и все такое.

– То есть вы способны воздействовать на электронную аппаратуру только в состоянии накала положительных эмоций?

– Видимо, так.Но я не уверен, что это происходит всегда. Иначе на метеостанции я вел бы себя осмотрительнее.

– А как насчет накала отрицательных эмоций?

– Сегодня я уже успел побывать в экспериментальном коридоре. Выводы делайте сами.

– Значит, способность воздействовать на приборы вам подконтрольна?

– Да, если я не забываю следить за своим настроением.

– «Черный след» тоже вам подконтролен?

– К сожалению,нет.Малейшая неосторожность и…Но я стараюсь быть осторожным.

– В каком-нибудь смысле это явление представляется вам опасным?

– Только в том смысле, что оно вызывает всеобщее любопытство. В других отношениях оно опасно не более,чем тень от хвоста отдыхающей на заборе вороны.

– Вы нам могли бы продемонстрировать сам «черный след» и то, как он возникает?

– Мог бы. Но не прежде чем получу от вас твердые гарантии, что на этом все наши с вами недоразумения будут исчерпаны.

– Увы, Кизимов, мы не готовы дать такие гарантии.

– В свою очередь, инспектор, я, увы, не готов к демонстрированию «черных следов».

– Впервые с этим явлением вы встретились в Пространстве, не так ли?

– Я устал, разрешите мне вас покинуть. Не давайте мне повод усомниться в действенности всемирного Закона о личных свободах граждан планеты.

– До свидания, Кизимов. Благодарю вас за исключительно интересную беседу. Надеюсь, у нас еще будет повод свидеться вновь.

– Вряд ли, инспектор. Но вы мне чем-то понравились. Хотите добрый совет?

– Я весь внимание.

– Оставьте нас в покое, инспектор: Лорэ, Йонге, меня…Этот «след» никуда не ведет. То есть я хочу сказать, что здесь нет криминала. Не ройтесь в наших душах, не надо. Хотя бы потому, что это не только бессмысленно, но жестоко. Будьте здоровы, инспектор!

Запись кончилась, лингверсор умолк. Никольский и Гэлбрайт обменялись многозначительными взглядами. Остальные словно бы ждали чего-то еще. Даже неугомонный Лангер сидел неподвижно, подперев голову кулаком, и глаза его были на редкость задумчивы.

Гэлбрайт покопался в груде разложенных на столе документов, отобрал половину,сделал Кьюсаку знак подойти. Кьюсак взял отобранные листы, шеф тихо с ним поговорил и выпроводил за дверь. Фрэнк понял, что документы отправлены на обработку в аналитический цех.

После ухода Кьюсака Гэлбрайт объявил перерыв.

– Парни, – сказал он,– вы все свободны до шестнадцати ноль-ноль.

Фрэнк поднялся вместе с ребятами.

– Все, кроме Полинга,– добавил шеф. – В названный час сбор в этом холле.

Ребята потянулись к выходу.Фрэнк,стоя за столом, смотрел им вслед. Лангер обернулся и ободряюще ему подмигнул.Фрэнк сел. За столом никого уже не было. Никольский, разминая ноги, вышагивал у окна. Гэлбрайт и лысый старик о чем-то переговаривались возле бара. Вернее, говорил шеф. Консультант рассеянно слушал, держа в неудобно вытянутой руке стакан с молочным коктейлем, я бале заметно, что навязанный ему кем-то стакан он держит просто из вежливости. Фрэнк уставился на футляр с ореховой тростью. Ему хотелось пощупать загадочное изделие Нортона, но открыть футляр он почему-то не решался.

Никольский подступил к окну вплотную. С высоты семнадцатого этажа были видны многоцветные автострады,маленькое озерко в бетонных берегах, наполовину закрытое кронами старых платанов, блестящая полоса прямого и тоже взятого в бетон канала, пересекавшего огромный старый парк, я дальше пятнистые желто-зеленые спины холмов. За холмами было морское побережье, но его отсюда не было видно, и Никольский с мимолетной завистью о нем подумал. Подошел Гэлбрайт, взглянул на холмы, вполголоса произнес:

– Кажется, Полинг нервничает.

– Еще бы, – не оборачиваясь, ответил Никольский. – Его можно понять.

– Его– да. Однако поймет ли он сам исключительную важность своей миссии…

– Вы правы. Ситуация… гм… деликатная.

– Без его помощи мы очень рискуем затянуть это дело.

– Признаюсь вам, Гэлбрайт,– мягко сказал Никольский, – надежда на миссию Полинга представляется мне иллюзорной.

– Мне тоже. И если бы не крайняя нужда, я пощадил бы родственные чувства своего подчиненного. Но чем черт не шутит…

Солнце, отражаясь в зеркале озера, слепило глаза, и Никольский надел очки-светофильтры.

Гэлбрайт спросил:

– Намерение связаться с нами возникло у вас после беседы с Кизимовым?

– Да, как только Кизимов незаметно для себя проговорился о Йонге.К тому же появление Хаста на Памире убедило нас,что «черный след» попал в поле зрения Западного филиала. Мы решили не чинить препятствий вашим попыткам самостоятельно установить контакт с Кизимовым. Мы понимали: неудача заставит Хаста обратиться к нам с каким-то предложением о согласованности действий.

– Вы правильно понимали,– одобрил Гэлбрайт. Помолчал и добавил:– Теперь мы с вами правильно понимаем малонадежность миссии Полинга. Если так и дальше пойдет, мы рискуем сесть в большую общую западно-северо-юго-восточную лужу.

– Не исключено,– сказал Никольский.– Это мы с вами, к счастью, тоже правильно понимаем.

Гэлбрайт сверил свои часы с часами Никольского.

– Я послал в аналитический цех одного из самых расторопных парней, – сказал он, словно оправдываясь.

– Потерпим. Похоже, задержка у аналитиков связана с нашим материалом.

– Вам крупно повезло с метеостанцией, Никольский…Вы получили великолепный предлог для прямой беседы с Кизимовым.

– Кстати, о нашем везении, Гэлбрайт. Вам не кажется…ну если не странным, то хотя бы занятным, что в показаниях первых очевидцев фигурирует только «черный след»? Исключительно «черный след»…

– И ни слова о чем-то похожем на «эффект метеостанции» или поющие деревяшки?..

Гэлбрайт задумался. Никольский смотрел в окно и молчал.

– Да…пожалуй,в этом что-то есть,– проговорил Гэлбрайт. – Либо те, кто сталкивается с «черным следом», не замечали всего остального, либо…

Никольский молчал.

– Либо «всего остального» раньше попросту не было?

– Я склоняюсь в пользу последнего,– ответил Никольский.– Иначе трудно объяснить, как обладателям подобных свойств удалось миновать рогатки спецкарантина.

– А затем и пройти полгода спустя обязательный медосмотр для бывших работников Внеземелья, – добавил Гэлбрайт.

– Да. И еще беседа с Кизимовым…Конечно,он многого недоговаривает, настроен если и не совсем враждебно,то, уж во всяком случае, отнюдь не дружелюбно. Однако не лжет, не пытается запутать следствие. И когда он дает нам понять, что происшествие на метеостанции было неожиданностью для него самого, нет оснований этому не верить. Там, у себя, мы сделали вывод весьма тревожного свойства: интересующий нас феномен раньше дремал, а теперь по каким-то причинам стал заметно активнее. Буквально в последнее время…

– Демон, вселившийся в наших подопечных, начинает показывать зубы?

– Всего лишь гипотеза, – ушел от прямого ответа Никольский.

– И довольно зловещая.– Гэлбрайт пожевал губами, размышляя. – Да, с ней придется считаться…Нет ли у вас заодно и гипотезы о причинах активности феномена?

– Увы…

– Жаль.Если пружина сработала где-то внутри самого черноследника– полбеды. Но если толчок направлен откуда-то извне…– У Гэлбрайта повело и резко дернуло щеку.

Никольский посмотрел на его почти не тронутое загаром лицо. Сказал сочувственно:

– Кстати, завтра суббота.

Гэлбрайт понял это по-своему.

– Завтра – очень удобный для нас с вами день,– сказал он. – Вернее, для естественной окраски визита Полинга в Копсфорт.

– Шурин будет безумно счастлив видеть его.

– Н-да…по предложите мне более оперативный способ разведки.– Минуту Гэлбрайт изучал пространство за окном.– В конце концов мы оставляем за Полингом право пойти на попятный, если там запахнет паленым. Меня тревожит другое…– Неопытность Полинга?

– Нет. Он сообразителен,умен. Меня беспокоит вопрос: располагаем ли мы достаточной суммой сведений о черноследниках. Голыми руками Нортона не возьмешь. Вызвать его на существенный разговор можно, лишь ошеломив фактами.

– Да, только так… Что ж, посмотрим, чем порадуют нас аналитики.

У Фрэнка,который провел это время в одной компании с черным футляром и немым стариком, сильно испортилось настроение, и он с несвойственным ему злорадством отметил про себя, что в темных очках долговязый Никольский выглядит просто нелепо (темные очки действительно не шли Никольскому), а упитанный шеф теряет изрядную долю солидности, когда вот так елозит в кресле,то и дело нервозно глядит на часы и, натужно посапывая, озирается по сторонам, словно забыл, по какому поводу здесь очутился. Прозвищем Носорог ребята наградили шефа очаровательно метко…Умный Носорог, грозный Носорог, праведный Носорог. Трудолюбивый и проницательный Носорог. Его, Носорога, слегка побаивались, но уважали. Интересно, какое прозвище у Никольского? Ведь есть же у него какое-нибудь прозвище. Восточного типа. Скажем, Лось или Зубр. Или совсем экзотично– Копыто…

Раздражение улеглось, и Фрэнк постепенно проникся сочувствием к этим двум корифеям оперативного сыска, несущим на своих давно не тренированных плечах бремя головоломных расследований и постоянных тревог за судьбы– только подумать!– всего человечества.Разумеется, он понимал, что, кроме сочувствия, корифеям нужна его помощь, и готов был землю рыть от усердия, но отчетливо сознавал, что в поединке с таким человеком, как Дэв, иметь в своем арсенале одно лишь усердие – это все равно, что не иметь ничего…

– Не помню случая, когда бы аналитический цех укладывался в свои законные четверть часа, – прорычал Гэлбрайт.

– Не рискнуть ли нам попытаться в общих чертах предугадать результаты анализа? – невозмутимо предложил Никольский.

Гэлбрайт взглянул на него:

– Хорошо…Окинем ретроспективным взглядам события общеизвестные, но подозрительные в свете отобранных нами фактов. Вот, скажем, незавершенное дело трехлетней давности– авария на Сиреневом плато.

– Меркурий?

– Да. Позволю себе напомнить обстоятельства дела. Орбитальная станция «Гелиос-2» по неизвестной причине сошла с орбиты и врезалась в энергетический комплекс «Солар»…

– Припоминаю. И что же?

– Любопытен список участников спасательной экспедиции,сброшенной на руины «Солара». Вернее, список участников ее десантного авангарда.

– Я просматривал список. Там есть Кизимов, Нортон я Йонге. Но там нет Лорэ.– Никольский снял очки.– Послушайте, Гэлбрайт, космодесантник Лорэ вышел в отставку восемь лет назад. С тех пор постоянно живет на Земле и никакого касательства к Внеземелью уже не имеет. С другой стороны, мы уверенно полагаем, что «черный след» – феномен внеземельного происхождения.

– Итак, вы настаиваете, что Йонге, Кизимов. Нортон, Лорэ оказались носителями «черных следов» строго одновременно?

– Я их на чем не настаиваю. Просто легче предположить, что эта… гм…– Никольский поиграл очками, подыскивая нужное слово, – феноменизация, что ли, настигла всех четверых одновременно, при одних и тех же условиях. Давайте договоримся не затрагивать пока событий более поздних, чем отставка Лорэ.

– Договорились. Положим в основу будущей версии принцип одновременности. – Гэлбрайт смотрел куда-то мимо Никольского.

У Фрэнка, внимательно следившего за разговором, складывалось впечатление, будто это не столько обмен информацией, сколько размышления вслух. Размышления осторожные, как осмотр обнаруженной бомбы с хитроумным устройством взрывателя.

– Принцип одновременности,– сказал Никольский,– дает нам реальный шанс взять быка за рога.

– Или хотя бы потрогать за хвост,– добавил Гэлбрайт.– Что ж, будем считать этот шанс главным доводом в пользу нашего договора.

– И единственное, что находится в нормальном соответствии с условиями нашего договора… во всяком случае, мне это так представляется…

– Да, – сказал Гэлбрайт, – «Лунная радуга».

Никольский с треском сложил дужки очков.

Фрэнк понял, куда нацеливались корифеи. В перекрестье прицела разведочно-десантный рейдер «Лунная радуга». А точнее, вторая катастрофа на Обероне…

Момент, пожалуй, был любопытный: версия зачиналась на основе событий десятилетней давности.Нортон один из тех, кому во время этих событий удалось выжить… Фрэнк покосился на старика. Мистер Икс спокойно разглядывал черный футляр с ореховой тростью, и любопытный момент зачатия версии, казалось, ни в малейшей степени его не занимал.

– «Лунная радуга»,– повторил Гэлбрайт, пальцами выбивая барабанную дробь на столе.– Экипаж – тридцать два человека. Капитан корабля Игорь Молчанов, штурм-навигатор Гюнтер Дитрих, первый пилот Меф Аганн…

– Начальник рейда на Оберон Николай Асеев,– подхватил Никольский. – Ну и… командир группы десантников Юс Элдер.Похоже,все, что касается «Лунной радуги», мы с вами знаем едва ли не наизусть. Симптоматично, Гэлбрайт. Очень симптоматично. – Никольский тоже побарабанил пальцами.

– Ну, если полный букет имен феноменальной четверки можно встретить лишь в списке десантной группы Элдера… Скажите, Никольский, а вас не смущает тот факт,что события на Обероне имеют без малого десятилетнюю давность?

– Смущает.В том плане, что мы, очевидно,плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам Наблюдения, но ситуация совершенно скандальная:сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться, по крайней мере, лет восемь назад…

– А в идеале сразу после злополучного рейда «Лунной радуги», – подхватил Гэлбрайт.

«Пароксизм самобичевания,– подумал Фрэнк. – Каждый раз та же самая песня: плохо работаем, недосмотрели, недоучли... Неужели им никогда не понять, что идея «космической предусмотрительности»– это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!»

– Простите,– не выдержал он, – мощно вопрос?

– Можно,– позволил шеф и свирепо взглянул на часы.– Но учтите, Полинг, времени у вас немного – на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.

– Спасибо, учту.– Фрэнк обратился к Никольскому:– Мистер Никольский… вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?

На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:

– Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.

– Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.

– Ах, стратегии!..– повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.

– Хочу заранее вас успокоить:в мои намерения не входит праздное вопрошательство,– продолжал Фрэнк.– Я для этого слишком рационален. Итак, я осмелился затронуть тему,которая в нашей служебной среде,мягко выражаясь, не популярна… Волею судеб, или, лучше сказать, под давлением обстоятельств, создано Управление,определены задачи,укомплектован штат– два чудовищно разбухших филиала.Солидные средства, грамотный персонал, новейшая техника, а работаем из рук вон…Скверно, в общем, работаем. Вот вы помянули отделы Наблюдения… А если глубже? Если нет у нас гибкой функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности функциональных возможностей нашего мозга?

– Э-э…в каком это смысле «природная ограниченность»?– осведомился Никольский.

– В прямом.Или, если хотите, в буквальном. Природа, видите ли, сконструировала мозг в условиях Земли и для земных условий. Насчет космических она в силу известных причин просто не думала.За нее теперь думаем мы. И думаем, как показала практика, плохо, потому что думать нам приходится мозгом сугубо земным, который с грехом пополам разобрался в домашних проблемах родимой планеты. Да я то…

– Но ведь то, о чем вы говорите,тоже входит в сферу «домашних проблем», не так ли?

– Да, но с космической спецификацией. Разница есть.– Фрэнк уже пожалел, что затеял эту дискуссию: шеф тяжело ворочался в кресле, прямо-таки излучая неудовольствие.

– Свой резон в этом, конечно,имеется,– согласился Никольский, и в глазах у него отразилось нечто такое,что Фрэнка задело: нечто вроде терпимости страуса к экспансивным выходкам молодого наглого воробья.– Размышлять земным умом над загадками космоса действительно…э-э… неудобно. Если я правильно понял, вам очень не нравится слабая приспособленность нашего мозга к оперативным оценкам космических неожиданностей. Кстати, мне тоже. Вы имеете предложить что-нибудь… гм… позитивное?

– Позитивное, негативное…– Фрэнк вздохнул.– Я ничего такого не предлагаю. Я и не имел в виду что-нибудь предлагать.Я ведь о чем говорю. Пока не задумываешься над стратегическим смыслом наших усилий, работать приятно и увлекательно. Но уж если задумался… Понимаете?

– Понимаю. Вы недавно работаете в системе вашего Управления?

– Да. Но задуматься, как видите, успел.

– Это пройдет,– пообещал Никольский.– Я имею в виду вашу склонность к отчаянию. Непременно пройдет, как только вам выпадет случай проявить свои деловые качества.

– А можно полюбопытствовать, из какого источника вам удается черпать этот субстрат оптимизма?

– Из опыта.

– А опыт не подсказывает вам,что перед любой мало-мальски серьезной угрозой оттуда,– Фрэнк покрутил пальцами над головой, копируя памятный жест Вебера,– мы, в сущности, безоружны? Действительно, что мы имеем на вооружении? Да ничего стоящего…– пардон!– за исключением деловых качеств. Кстати, буквально на этой неделе двое наших сотрудников– я уж не трогаю ваш филиал– успели свои деловые качества продемонстрировать. И теперь, как остроумно предполагает мой проницательный шеф, дело за мной.

Фрэнк покосился на шефа.Гэлбрайт безмолвствовал.Лицо у него шло пятнами, в глазах бродило бешенство, но держать себя в руках он умел. Лицо Никольского, напротив,смягчилось и подобрело.Отчего оно так смягчилось и подобрело, мощно было лишь строить догадки. Старик консультант сидел по-прежнему неподвижно и смотрел почему-то на Гэлбрайта.«Консультант по вопросам морали безмолвия», – мельком подумал Фрэнк и решил, что язык все-таки надо попридержать. «Иначе меня понесет,– думал он,– и мне будет плохо. Шеф явно созрел, чтобы сделать мне плохо…»

– Я слушаю вас, продолжайте,– сказал Никольский.

– Спасибо,– искренне поблагодарил Фрэнк.– Воспользуюсь.Я говорю неприятные вещи, но мне нужно, чтобы меня наконец кто-то выслушал.

– Вы говорили о нашей слабой вооруженности, – напомнил Никольский.

– Да. Ну что мы имеем в арсенале «противокосмических» средств? Про деловые качества я уже… Далее– сомнительной надежности антисептика, немногим более надежные лучеметы. И еще– зоны спецкарантина. Вот, кажется, все. Я ничего не упустил?

– Сущую безделицу– весь арсенал современной науки.

– Да? А что сказала наука хотя бы по поводу «эффекта метеостанции»? Или этих вот деревяшек?– Фрэнк ткнул пальцем в черный футляр.

– Пока ничего, но, разумеется, скажет.

– А что сказала наука по поводу взрыва Тунгусского метеорита? А по поводу очагов «синего бешенства» на Венере? Насколько я понимаю, тоже «пока ничего». Для многих успокоительно знать, что тунгусский взрыв был давно и в тайге. А если «тунгусское диво» позволит себе повториться? И не в тайге?.. Слово «пока»– удобный, но очень слабый аргумент.

– И между прочим, единственный,– добавил Никольский.– Именно по тем причинам, о которых вы говорите. Только за этим аргументом будущее, альтернативы нет. И да помогут нам опыт и интуиция.

– Про интуицию это вы хорошо… Не знаю, как ведет себя интуиция ваша, а вот моя, откровенно признаться, выходит за рамки приличия. С каждым днем она все увереннее подсказывает мне: мы проиграли. Мы, люди Земли, планетарный вид хомо сапиенса…Точнее, проигрываем, но это все равно, потому что процесс необратим.Если по мере нашего вторжения во Внеземелье количество «сюрпризов» будет расти хотя бы такими же темпами, мы поставим сами себя на грань биологической катастрофы. Поверхность планеты покроется зонами «полного отчуждения», и в конечном итоге мы, настоящие люди Земли…Словом, едва ли удастся нам сохранить свою природную сущность. Разве что в каком-нибудь специально организованном для «настоящих людей» заповеднике.

– Мрачноватая перспективка,– ровным голосом отозвался Никольский.

– Это я вишу и сам. Хотелось бы знать, как это видите вы.

– Я понимаю. Подсознательно– или сознательно?– вы хотите, чтобы кто-то помог вам обнаружить брешь в вашем таком монолитном, как вы полагаете, логически безупречном построении.Разумеется, я не уйду от ответа, но, боюсь, моя точка зрения покажется вам тривиальной. Видите ли, Полинг, в чем разница… Для вас «космическая неожиданность»– бомба сегодняшнего дня, дамокловым мечом нависшая над современным человечеством…

– Вы представляете это себе как-то иначе? – удивился Фрэнк.

– Да. Я полагаю, с «космической неожиданностью» человек познакомился не сегодня.Он с нею родился, ею взлелеян и ею воспитан. Разве менее эффективным «сюрпризом» для троглодита было Великое оледенение? Добавьте к этому ужасы землетрясений и наводнений, я не надо будет объяснять, как часто волосатый наш предок видел перед собой «конец света». А что имел он в арсенале «противостихийных» средств? Сомнительной надежности дубину, немногим более надежный каменный топор и быстрые ноги, чтобы улепетывать подальше от опасных зон катастрофических катаклизмов…

– Шарик наш голубой сегодня так мал, что улепетывать нам практически некуда, – заметил Фрэнк.– Это во-первых. А во-вторых, «космическое» не есть «стихийное». Качество уже не то. Не земное…Но это детали. Я понимаю, что вы хотите сказать.

– Вот именно. Да, угроза биокатастрофы для планетарного вида человека разумного сегодня теоретически существует. Но практически…Практически люди во все времена довольно-таки убедительно демонстрировали свою изобретательность в борьбе за выживание.С какой же стати отказывать человечеству в праве продемонстрировать это еще раз?

– Понятно. Человечество уповает на дальновидность лидеров, лидеры кивают на человечество, а угроза биокатастрофы тем временем зреет. Более того, начинает уже плодоносить… И нет достаточно действенных средств, чтобы этому воспрепятствовать.

– Вот здесь-то наши взгляды и расходятся. Такие средства есть. И самое действенное из них– это наша с вами работа.Видите ли, Полинг…Любое стихийное бедствие – ну, скажем, наводнение– было для троглодита «космической неожиданностью». Но лишь до тех пор, пока он не научился строить плотины.

– Для того чтобы строить эту плотину сегодня, нам нужен четко обоснованный, строго рациональный проект. Иначе легко уподобиться…нет, даже не троглодитам. Муравьям, которые строят свой муравейник на дне завтрашнего крупного водохранилища.

– А разве такого проекта не существует?– вмешался Гэлбрайт. – Полинг, внимательно перечитайте свой служебный устав. Ибо сказано там: «Главной задачей, обязанностью и высшей общественной привилегией штатных сотрудников Управления считать оперативное производство и неукоснительное исполнение мер по обеспечению безопасности человечества в целом в период разведки и освоения внеземельных объектов». По-моему, предельно ясно. Это вам и проект, и руководство к действию, и функциональная программа.

– Прошу прощения, шеф,– осмелился возразить Фрэнк,– но это пока всего лишь голая схема, изготовленная по образцу кладбищенских оград. Ограда, стало быть, есть, а кладбище продолжает исправно функционировать…

Фрэнк прикусил язык,но поздно.Лицо онемевшего шефа явило взору присутствующих полную гамму спектральных цветовых тонов– от сочно-красного до бледно-фиолетового. Шеф сделал несколько движений ртом, без звука, как рыба на воздухе.

– М-мальчишка!– наконец просипел он сдавленным горлом.– Пороть! Вот и вся педагогика!– он дважды дернул щекой и,спохватившись, заставил себя успокоиться (было заметно, каких усилий ему это стоило). – Служебный устав для него ограда на кладбище! А сам он, видите ли, роется на свалках истории философии,подбирает изъеденный молью экзистенциализм и пытается взгромоздить эту пыльную рухлядь на космический пьедестал. И конечно же, мнит при этом, что действует исключительно в интересах всего человечества! Нет, видали вы такое?! – Последний возглас, надо полагать, был адресован Никольскому.

Фрэнк молчал. Никольский взглянул на него и сказал:

– Аверьян Копаев…Запомните это имя, Полинг. Если вам доведется бывать в стенах Восточного филиала, вы с Аверьяном, пожалуй, быстро найдете общий язык. Подобно вам, он самым активным образом озабочен проблемой спасения человечества.

– Ах, там, у себя,вы тоже ходите в ретроградах?! – мгновенно подхватил Гэлбрайт, словно уже одна мысль о том, что Никольский ходит там, у себя, в ретроградах, доставила ему огромное облегчение.

– Ну может ли быть иначе?– отозвался Никольский. – Правда, мое положение еще сложнее. Аверьян Копаев – сын моего погибшего друга.

– Копаев?..– Гэлбрайт потер пальцами лоб.– Позвольте!.. Михаил Копаев, участник второй бригады меркурианского доследования по делу о «Солнечных галлюцинациях»?

– Совершенно верно. Опыт работы на Меркурия дался нам дорого…

– Да, отчаянные были дела… Один лишь Каньон Позора чего нам стоил! Долина Литургий, Лабиринт Сомнений!.. А нейтринно-солнечные синдромы! «Молодежный синдром», он же «меркурианский синдром Камасутры»…– Гэлбрайт вздохнул. – Странно,что именно Меркурий оказался для нас самой тяжелой планетой. Да и не только для нас… Кажется, вы работали там в группе технического, наблюдения?

– Нет. В лагере техников состоялось наше с вами знакомство, а работал я в штабе бригады скорого доследования.