Текст книги "Лунная радуга(дилогия)"
Автор книги: Сергей Павлов
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
В штурмовой лагерь катер прибыл за два часа до назначенного срока операции.В районе лагеря парила глухая меркурианская ночь. Да и сам район, по словам общительного связиста-попутчика, был «глухоманью на отшибе». Этому можно было поверить. За время полета от полуденного Аркада до «вечерней границы» связист то и дело показывал ему,новичку, местные ориентиры, но лишь единственный раз они видели с высоты довольно крупную базу и уже знакомые по Аркаду участки «шахматных полей»– гелиоэнергетическую сеть рудничного комплекса «Менделеев».И после,когда машина прошла над изрезанной кинжальными тенями зоной терминатора,прошмыгнув очень красивую зову «розового луча» (прощальный привет хромосферы уходящего солнца), и нырнула в глубокую, как океан, планетарную темноту, он не без подсказки того же связиста заприметил промелькнувшие на правом траверзе далекие огни опорной базы каких-то разведэкспедиций,а потом они шли под ночным полушарием еще три тысячи километров,и ничего, кроме двух вулканических факелов, редких вспышек проблесковых маяков прямо по курсу и неподвижных звезд наверху, он не видел…
Лагерь ему понравился. Везде и во всем здесь ощущался порядок. Но когда был дан сигнал к началу операции и он увидел, как оборудован штурмовой тягач-вездеход,у него возникло сомнение… Люди едко перешучивались, скрывая тревогу, и лишь руководитель группы Джобер был полон загадочного оптимизма.
Затея, как показалось на первых порах,себя оправдала: механический мамонт, уволакивая свой невероятный шлейф, тяжело вылез на Плоскогорье и с упорством железного идиота стал ломиться сквозь кучи камней и клубы поднятой пыли и жгуты ослепительно синих разрядов и фейерверочные россыпи искр и дымные столбы света направленных сверху прожекторов эскадрильи специально для этого случая роскошно иллюминированных катеров. Вслед за ним, осмелев, поползла самоходная установка с какой-то аппаратурой; экипаж– водитель я оператор. Водителем самоходки был Аймо Зотто, по прозвищу Канарейка– любимец отряда «Меркьюри рэйнджерс»,самый веселый десантник из всех десантников-весельчаков, каких только можно припомнить,– я его убила шаровая молния…Не хочется вспоминать,до чего он был скрюченный, страшный, этот Аймо, когда его принесли в бункер и неизвестно зачем уложили на стол походной операционной. Такого рода внезапности всегда болезненно бьют по нервам.И особенно сильно, если ты в непонятном для самого себя качестве представителя штаба с головой ныряешь в горячий котел незнакомой тебе обстановки едва ли не прямо с трапа доставившего тебя в этот ад межпланетного корабля и сперва, пытаясь сосредоточиться на изучении орбитальных снимков и карт проклятого Плоскогорья,слушаешь через полуоткрытую дверь звон гитары, смех и песни Аймо,а потом помогаешь вытаскивать из скафандра его неподвижное тело, и какой-то дурак самодовольно-траурным баритоном тебе говорит: «Вот так, Нортон, мы здесь и живем, здесь тебе не Юпитер, и ты, должно быть, у нас не задержишься…» А те, кто умнее, сжав челюсти, не говорят ничего, и это еще хуже… Да, он сразу невзлюбил Меркурий. Однако, насколько Меркурий был для него предпочтительнее Юпитера, знал об этом он один и ни перед кем не собирался отчитываться.
Он не мог найти себе места,пока не уснули ошеломленные несчастьем люди; потребности спать он не испытывал и, не зная, куда себя деть, молча сидел в скафандровом отсеке рядом с дежурным, который, как все, был чрезвычайно подавлен случившимся и почти с испугом поглядывал голубыми, как земное небо, глазами то на гитару Аймо,во на безмолвного представителя штаба. Гитара Аймо стояла кверху грифом в нише,где должен был висеть скафандр. Дежурный был молод и полушепотом объяснил,что Аймо не расставался с гитарой до самого входа в шлюз и всегда оставлял ее здесь,чтобы сразу взять в руки, как только вытаскивал их из скафандра. Си не ответил. Дежурный (верно, задетый его равнодушием) тоже умолк.Но это не было равнодушием. Просто он не привык обсуждать очевидные вещи. И кроме того,хотелось хоть на минуту забыть веселого человека Аймо Канарейку, его коричневое лицо, смеющийся рот, коричневые руки с розовыми ладонями. Недавняя веселость Аймо выглядела неуместно,как улыбка на губах убитого хищником гладиатора.Он очень надеялся, что не Аймо предлагал сегодня Людмиле Бакулиной руку и сердце…Да, в наш респектабельный век все это напоминает бон гладиаторов.С той только разницей,что,когда впереди падает твой товарищ, ты испытываешь стыд оттого, что позволил упасть ему вместо тебя. Вот ведь в чем штука…
Он встал, подошел к стеллажам, где находилось десантное снаряжение, выбрал рейд-рюкзак средних размеров.Проверил работу выводного клапана: в подставленную ладонь выпало несколько тонких пластмассовых дисков– рейд-вешек. Диски вспыхнули пурпурно-красным огнем. Он вообразил себе светящуюся цепочку «кровавых следов», которая будет тянуться за ним– далеко ли?– в опасную зону,помрачнел, но, отгоняя тревогу, подумал, прикинув на глаз объем рюкзака: километров на двадцать этого хватит. Потом он невольно продемонстрировал дежурному,с каким проворством мощно упаковаться в скафандр, не пользуясь посторонней помощью,– навык, выработанный практикой в условиях невесомости.
Трудно сказать,на что он надеялся.На болевые спазмы в висках, возникавшие, как он не раз убеждался,когда ему доводилось бывать поблизости от высоковольтных источников напряжения? На интуицию, которой в последнее время стал доверять больше, чем показаниям точной аппаратуры?Аппаратура пока не сумела обезопасить людей на дьявольском Плоскогорье… Ошарашенный его приготовлениями дежурный спросил: «А…как же насчет разрешения командира?» Он тщательно укрепил рейд-рюкзак на спине,соединил кабель от клапана с коммутационной системой скафандра, ответил: «Нет нужды в таком разрешении. Я представитель экспертной группы штаба отряда, и мои действия командиру группы «Мангуст» неподконтрольны. Других вопросов нет?» Других вопросов не было, но лицо у дежурного было очень расстроенное. Он попрощался с дежурным взмахом руки– по пути рука привычно захлопнула стекло гермошлема – и вышел в шлюз.
Дорогу,проложенную тягачом, следовало бы считать безопасной. По логике дела. Лично ведь наблюдал, как увешанное цепями чудовище, двигаясь напролом, гасило электроразряды, доказывая тем самым, что емкость задетых машиной грунтовых аккумуляторов не беспредельна.Но еще лучше он знал, что логика человеческих представлений далеко не всегда хорошо согласуется с логикой Внеземелья.Выйдя на эту дорогу,он выключил фару и подождал, пока его зрение приноровится к новым условиям.
Звезды струили на Плоскогорье невесомо-призрачный свет. Едва уловимо подсвечивал голые спины бугров белый фонарик Венеры, и кое-что перепадало от огромного, взметнувшегося над горизонтом жемчужно-лебединого крыла зодиакального сияния. На фоне «крыла» остро блестела звездочка ГСПС (главный спутник планетарной связи). Нет, полночная темнота Плоскогорья для человеческих глаз была не такой уж и непроглядной. Он обернулся. На кончике шпиля видной отсюда верхушки лагерной мачты спокойно мигал огонек маяка. Но это уже не имело значения. Его внимание было сосредоточено только на том, что впереди. А впереди ничего успокоительного не было, и единственное, что он знал наверняка, продвигаясь вперед, так это то, что там погибло несколько человек.Он думал об этом без страха и сантиментов. Смерть других содержала в себе информацию, которую он хладнокровно и рационально был намерен использовать. О собственной гибели он не думал. Она была не менее вероятна, он всегда это чувствовал, но во время десанта никогда не думал о ней. Если случится непоправимое,его смерть рационально используют те, кто пойдет следом.
Первый сгусток огненной плазмы он встретил раньше,чем дошел до того места, где погиб Аймо. Меркурианская шаровая молния была похожа на светящийся апельсин, поверхность которого периодически искрилась голубоватыми блестками. Она парила сравнительно невысоко– не выше уровня его бедра. Минуту он внимательно разглядывал ее, на некотором удалении, с опаской, и ему показалось, будто бы у нее есть длинные, исчезающие тонкие жгутики и будто бы в такт появлению блесток она эти жгутики втягивает и выпускает, как парящая в воде медуза.
О повадках шаровых молний он мало что знал (и земных-то не видел, не говоря уме о меркурианских). Когда эта штука без всякой, казалось бы, на то причины вдруг шевельнулась и медленно поплыла, он попятился. Внезапно его охватила вспышка мрачного ожесточения. Плохо сознавая, что делает, он поднял камень…Тяжесть камня его отрезвила.Выронив камень, он обогнул «апельсин» и пошел дальше. Он был очень собой недоволен.Вспышка ожесточения была нелепой. Мало того,абсолютно непрофессиональной.За такие вещи ему доводилось отстранять от работы своих подчиненных.И теперь, встречая на пути светящиеся шарики, он разглядывал их с холодным вниманием и думал, что, если бы самоходка шла с погашенными фарами, Аймо наверняка остался бы жив… Один из крупных шаров наткнулся поблизости на обломок скалы. Взрыв был эффектный. Такого взрыва он не ожидал– его ослепило и обсыпало каменным крошевом. Да, шутки с плазменным сгустком энергии плохи…
Сквозь треск в наушниках шлемофона послышался голос: «Связь, Нортон, связь!» По начальственно-требовательным ноткам голоса он сразу определил,что это Джобер. «Нортон, немедленно возвращайтесь, или я вышлю катер!» Пришлось ответить успокоительно: «Все в порядке, Джобер. Слышимость великолепная». Взрыв негодования Джобера был равносилен взрыву шаровой молнии. Из всего, что пропустили через себя наушники, удалось лишь разобрать, что в полевых условиях командир группы не в состоянии обеспечить всех желающих операционными столами, – очень ценная информация. «Не дурите, Джобер. Катер мне помешает. Успокойтесь и просто поддерживайте со мной связь».– «Я не могу спокойно поддерживать связь с потусторонним миром!»– «Рекомендую вам это как эксперт». – «Мне нужны живые эксперты, Нортон!» – «В ваших силах помочь мне остаться в живых».– «Но как?!»– «Прекратить панику, не отвлекать меня пустой болтовней». Минутная пауза. «Нортон, учтите, я снимаю с себя ответственность за вашу безопасность».– «Учту, папаша…»– рассеянно ответил он, осторожно лавируя в поисках прохода между тремя плавающими шарами. Шары были голубого цвета и двигались чуть быстрее оранжевых.
«Джобер, полагаю, все,что я говорю, проходит на фонозапись, не так ли?» – «И даже то,что говорю я».– «Превосходно…» – «Вы что-то там нашли, Нортон?» – «Да. Я нашел, что ваша затея с тягачом никуда не годится».– «Где вы находитесь?» «Недалеко от машины. Но пока несколько сзади нее. Иду вдоль «хвоста»,спотыкаясь о цепи».– «Умоляю, не заходите вперед!»– «Именно это я и собираюсь сделать. Понимаете, Джобер, я встретил здесь уйму шаровых молний. Не меньше десятка.По цвету и по размерам шарики можно подразделить на два типа:оранжевые величиной с апельсин и голубые величиной с крупный грейпфрут. Видны хорошо и передвигаются в достаточной степени медленно, чтобы внимательный человек мог их заметить. Но вот что странно… Большинство шариков плавает невысоко над грунтом.В основном на уровне моего бедра.Реже – на уровне головы.И еще– почему-то их нравится плавать именно там, где прошел тягач. Я не заметил ни одного за боковыми пределами проторенной дороги и не вижу ни одного дальше носа машины. О чем это говорит, Джобер?» – «Да, о чем это говорит, Нортон? Вам оттуда виднее».– «О том, Джобер, что утюжить эти места тягачом вам запрещается. Стоит ли заменять одного убийцу другим, прыгающего летучим?»– «Согласен. Но что же нам тогда разрешается? Быть на связи и,леденея от страха за вашу жизнь, уповать на то, что вам, быть может, удастся увидеть больше, чем увидели мы?»– «Ничего иного пока не могу предложить. Ожидайте, я вызову вас. А если не вызову…Во всяком случае, рейд-вешки укажут вам какой-то отрезок дороги, по которому безопасно пройдет самоходка с нужной для вашей группы аппаратурой. До связи».– «Нортон, честное слово,вы ненормальный!» Он не ответил. Работать в таких условиях хуже всего. Командир опергруппы ничего не смыслит в специфике десантной разведки, командир пустословит, командира приходится уговаривать.
Обойдя застывшую на лобастом бугре машину, обросшую, как голова Медузы Горгоны, хаотически торчащими во все стороны пучками прямых, изогнутых и спирально закрученных молниеотводов,он глянул вдаль и невольно остановился. Вид Плоскогорья его поразил.Королевство Огненных змей нежно и очень разнообразно светилось.Участками.Он затруднился бы передать словами то, что различали его глаза,– обращение к любым аналогиям было бы безрезультатным. Здесь, пожалуй, могла бы выручить только живопись неуверенных ассоциаций… «Пролетая над мрачной стеклянной планетой,Звездный лебедь случайно задел эту местность крылом, и на волнисто-стеклянную толщу грустного царства серых, сизых и черных теней в сомнамбулическом беспорядке просыпались перья-призраки и пушинки-фантомы…» Да, что-нибудь в этом роде…Минуту он простоял, размышляя, стоит ли будоражить начальство загадочным сообщением. Решил, что не стоит, и неторопливо спустился с бугра. Он не был уверен, что призраки Плоскогорья доступны глазам человека с нормальным зрением…
Он продвигался вперед чутко и осторожно,как зверь на
охоте. Болевые сигнализаторы еще ни разу не проявили себя,и это его слегка беспокоило. Тем более что дно ложбины, в которую он спустился, было наклонным и вело куда-то все ниже и ниже.Ложбина вполне могла оказаться одной из тех ям, которых здесь так боялись.Ввел поправку– стал забирать левее.К продолговатым буграм. Левее и выше. Внезапно боль в голове заставила резко присесть. Он вскрикнул, судорожно изогнулся и, обхватив руками шлем (огромный пузырь, как ему показалось), скатился в ложбину.
Боль отпустила. В ушах бесновался голос Джобера– просил, требовал, умолял. «Какого дьявола вам от меня надо, Джобер?!» За время вдруг наступившей паузы он успел вскочить на ноги, осмотреться.Пылающая пурпуром цепочка ярких звезд шла вдоль косогора и обрывалась недалеко от подножия бугра. А под ногами уже успела скопиться кроваво-красная «лужица» мерно «капающих» из рюкзака рейд-вешек. «Вы живы?!»– прозвучал в наушниках несколько запоздалый не то возглас, не то вопрос,и ему показалось,что говорит кто-то другой, не Джобер. «Кто говорит?»– «Первый помощник командира группы Данилов». – «Привет, Данилов. А куда подевался Джобер?»– «Никуда он не подевался. Расшвыривает здесь фармацевтические ящики в поисках чего-нибудь успокаивающего». «Великое Внеземелье! Ну оступился я, вскрикнул, умолк. Не буду же я ругаться на весь эфир через спутник связи! Ладно, не отвлекайте меня. Занят». Он посмотрел на спутник связи,выключил клапан рейд-рюкзака и подался на косогор: убрать этот отрезок пунктира– для безопасности тех, кто пришлепает следом…
Смутное убеждение, что там, у подножия продолговатого бугра, где кончался красный пунктир, затаилось опасное Нечто, вызывало непонятную скованность мысли, и чем ближе он туда подступал,собирая рейд-вешки, тем плотнее его окутывал страх. Страх был унизительно примитивен– где-то на уровне инстинктивного страха у того довольно распространенного типа людей, которым трудно бывает заставить себя подойти к самому краю обрыва…Последние метры он полз, обливаясь потом, на четвереньках и буквально выковыривал из грунта неудобно-тонкие диски. Голова набухала тошнотворной болью, и он чувствовал, как у него начинают дрожать колени и руки; в глазах плыли пурпурные пятна двух последних рейд-вешек. Он потянулся к ним…и, оглушив себя собственным криком, резко отпрянул, упал на спину и, перевернувшись через горб рюкзака, увидел ослепительно голубую дугу и покатился куда-то,и рядом катились камни…
Его привел в чувство голос Джобера.В голове стоял шум, но боли не было. Он лежал на дне ложбины, еще ниже того места, где в прошлый раз образовалась красная «лужица»,все вокруг было спокойно. «Черт!..»– пробормотал он и сел. Голос командира группы взвился фальцетом:«Нортон,возвращайтесь немедленно!!! Долго вы будете издеваться над нами, паршивец вы этакий!» Разжав крепко стиснутый кулак в металлизированной перчатке,он убедился, что собранных дисков,к счастью, не выронил. Тихо сказал: «Пошел вон, Джобер. Где там менее впечатлительный первый помощник?»– «Нортон, я слушаю вас. Но вы должны извинить командира. Чем был вызван ваш чудовищный крик?» «Вдохновением. Это был мой боевой клич».Он выбросил диски,отряхнул с перчаток пыль.«Послушайте, Данилов…А кто вам сказал, что здесь опасны именно ямы, а не, скажем, бугры? Вроде того, ка котором остановился тягач?»– «Это утверждали очевидцы катастроф. Двух убитых меркуриологов тоже нашли в яме. Впрочем, да… они, конечно, могли и скатиться…»– «В том-то и дело. Как раз сейчас я нахожусь в одной из таких ям– метрах в тридцати пяти прямо по курсу,которым шел вездеход,– и превосходно в ней себя чувствую. Зато левее, взгляните на карту, тянутся три продолговатых бугра, и…похоже, они налиты энергией под самую пробку. Во всяком случае, первый из них определенно. Неподалеку от его подножия валяются две «шальные» рейд-вешки, но даже туда я не советую подходить. Буквально в нескольких сантиметрах от того места я наблюдал дугообразный электроразряд.По-видимому, в таких местах достаточно слегка потревожить грунт,чтобы нарушить там электростатическое равновесие. Подчеркиваю: вполне безопасен только путь, отмеченный рейд-пунктиром нормальной или повышенной плотности, «шальные» вешки не в счет».– «Понял, Нортон,спасибо.Но… простите… О вашем чутье ходят легенды. Как это вам удается?»– «Это детали, Данилов, которыми вы абсолютно спокойно можете пренебречь. У меня все. Маршрут продолжаю».– «Погодите, Нортон! Мы получили «вердикт» из штаба отряда. Касается вас…» – «Джобер чертовски оперативен. Ладно, давайте мне текст».– «Здесь всего одна фраза: «Эксперту штаба отряда «Меркьюри рэйнджерс» Д. Нортону предоставить возможность действовать так, как он сочтет нужным. Начальник экспертной группы Е. Гаранин». И… больше ничего». – «Этого достаточно. Спасибо, Данилов. До связи».
Во время беседы с первым помощником,обходя бугры и придерживаясь низин, он успел перебраться из одной ложбины в другую и оставить за спиной новые десятки метров рейд-пунктира. Теперь, полагаясь на болевые сигнализаторы в голове, он шел вперед гораздо бодрее– почти уверовал в то,что он и есть тот самый «комплексный блок разведочной аппаратуры спецназначения», которого так недоставало группе.«Автономно действующий образец, оснащенный манипуляторами». Но скоро пришлось столкнуться с неприятным открытием: он стал хуже видеть. Нет, правильнее сказать, стал видеть иначе. Сперва ему показалось, будто все вокруг окутала фосфорически-голубоватая дымка. Что-то вроде легкой светоносной завесы, довольно прозрачной, но со своими законами оптического преломления: детали рельефа, особенно ближние, так причудливо искажались от малейшего поворота головы,что сплошь и рядом трудно было понять, какие же они на самом деле– вогнутые, плоские или выпуклые. Присмотревшись, он понял: иллюзию дымчатого марева создавало плавное колыхание сети или, лучше сказать, системы струящихся во всех направлениях тончайших, как паутина, волокон таинственно невесомой и едва уловимой зрительным ощущением слабо люминесцирующей субстанции… Он долго разглядывал новый облик ландшафта. Узлами паутинообразной «сети» были бугры– у их подножий она достигала наибольшей концентрации, а в низинах почти не просматривалась. Подозрение, что именно бугры насыщены энергией, перешло в уверенность.С одной стороны, это как будто упрощало задачу маршрута, но с другой – искажение близких деталей рельефа сильно ее усложняло. Попадались места, где он с трудом различал даже то, что было под ногами…
За двенадцать часов он сумел одолеть не больше восьми километров.Несколько раз мучился болью в «электрических тупиках», когда забредал в слишком узкие промежутки между буграми, возвращался и снова искал безопасные «коридоры», оставляя рейд-пунктир только там, где боли не чувствовал. На восьмом километре пережил поучительно неприятный момент: прыгнув через какую-то ерундовую трещину, сослепу угодил в кучу камней, и они покатились лавиной, которая вызвала слабое сотрясение грунта, а сотрясение, в свою очередь, вызвало на ближайшем бугре вспышку такого мощного электроразряда, что минуту глаза не видели ничего, кроме сумятицы радужных пятен.Едва эти пятна растаяли, он увидел себя в окружении шаровых молний, и пришлось проявить спортивную резвость,чтобы итог игры с опасными шариками в «кто кого перегонит» был в его пользу. Потом он нашел просторную чашеобразную яму и долго в ней отдыхал.Электричеством здесь и не пахло,глазам ничего не мешало, но голова болела. Голова у него разболелась просто от голода я усталости, дальше идти с такой головой не было смысла.Яма была идеально круглая и очень большая (метеоритного, видимо, происхождения),он добросовестно ее обследовал и вызвал катер…
Итогами его работы специалисты группы «Мангуст» остались довольны. Рейд-пунктир позволил им беспрепятственно протащить на этот участок массу всевозможной аппаратуры и в конце концов получить точную информацию об электрических свойствах всего Плоскогорья.Коварным буграм зачем-то присвоили его имя: куполовидные бугры стали называть «нортонами», продолговатые – «нортвенами», и каждый бугор Плоскогорья получил свой номер, словно это был уже планетный инвентарь. Встреч с «мангустадорами» он избегал, потому что при этом всегда было много тягостных сантиментов,и спецы разного профиля по-разному пытались ему объяснить «энергетический механизм» Плоскогорья. Восхищались, какие замечательные конденсаторы эти нортвены и какая у них уникальная кристаллическая структура, поясняли, как они накапливают энергию в вечернее время меркурианских суток и как разряжаются утром,и как сложно участвуют в этом все виды излучений Солнца и плазма его Короны,и даже слабая атмосфера Меркурия, насыщенная атомами испарившихся металлов; а кое-кто из спецов делился мыслями о проектах унификации даровой энергии в промышленных целях, считая, что созданные самой природой «планетарные электростанции» гораздо совершеннее построенных людьми гелиоэнергетических комплексов. Он не сомневался, что все это важно в научно-технической перспективе, но это было уже не его дело.В то время он искренне полагал,что это его уже не касается. Ему вполне доставало других забот. И он совершенно рассвирепел, когда узнал, что Плоскогорье убило еще трех человек. Год спустя администрация вновь объявила территорию Плоскогорья и два других участка подобного типа «зонами утренней, ночной и вечерней недоступности», распорядилась законсервировать рудник «Нежданный», срочно эвакуировала людей и запретила там все методы разведки, кроме дистанционно-технических. Крутой поворот в отношениях к Плоскогорью он воспринял довольно-таки равнодушно. Но когда узнал о причине спешно принятых мер, по-настоящему испугался. Данные статистики космического сектора здравоохранения свидетельствовали: у большинства разведчиков Плоскогорья рождались мертвые дети. Первое подозрение пало на какие-то малоизученные комбинации электрочастот, но это уже детали. Такого отчаянного испуга, как тогда, он ни разу в жизни не испытывал. До сих пор ощущение этого сидит в нем ледяной занозой…
Б ЫТ ВО ЛЖИ
Над бассейном, бесшумно помахивая крыльями, пролетела ночная птица. Нортон проводил ее взглядом и заодно осмотрел небо– нет ли где летучих мышей. Промелькнула еще одна птица, но перепончатокрылых не было.Он остался сидеть. Он обсох, и плавать уже не хотелось; сидеть ему было уютно. Задрав голову и пошевеливая ногами в воде, он долго смотрел на Луну. Хотя понимал, что это рискованно. Моргнуть не успеешь, как снова провалишься в изнурительный полусон… Понимал и смотрел.
Почти все лучшее в жизни было связано у него с Луной.С лунными космодромами, базами и, конечно, с друзьями, которые там… Пестрый табор, исходная точка,трамплин для молодецких набегов по всем направлениям Внеземелья.Так ему представлялось когда-то. Теперь он даже не тосковал. Знал и был тверд в своем знании: мосты сожжены. И навсегда. Он сам их сжег не колеблясь– будь оно проклято!– и ни о чем не жалел. Иногда, правда, что-то болело.Особенно в лунные ночи.Слишком много лунных и звездных ночей… Да, он слишком привык к борьбе с Внеземельем. Скучал. По этой борьбе. Внеземелье он теперь ненавидел. Боялся? Что ж, можно сказать и так. Не совсем справедливо так говорить,но зато избавляет от мерзостной тонкости оправданий. Он упорно боролся, сумел кое-что сделать,но в конце концов проиграл. Вот и все… В пылу борьбы не заметил, когда романтику соперничества с Внеземельем потеснила экспансия иного свойства. Вслед за разведчиком-первопроходцем густым косяком пошел деловитый монтажник-строитель,добытчик,промысловик– Земля решительно, быстро втянула доступные ей уголки Внеземелья в орбиту своей экономики. Человечеству,дескать,иначе нельзя,не выжить.Все это верно и справедливо, но… Но почему итог внеземельной экспансии заранее предполагается блистательно победным? Человек намерен все взять и ничего не отдать– к иному себя не готовит. Земля плюс просторное Внеземелье представляется людям в виде обыкновенной арифметической суммы; было мало, стало несравненно больше, а будет, знаете ли, бесконечно много. Не все догадываются, что это не так, что здесь берет свое высшая алгебра плохо вообразимых последствий. О том, что это не так, он я сам догадался не раньше, чем почувствовал эту алгебру на собственной шкуре…
Нет, добиваясь возврата на Землю, он не испытывал угрызений совести. Внеземелье ясно и жестко дало ему знать, чтобы он убирался туда, откуда пришел. Он так и сделал. А тем, кто остался, он желает всего наилучшего.
Он смотрел на Луну, вспоминал их и желал им всего наилучшего. Крупных успехов,ярких побед. Все они славные парни, волевые, отважные, стойкие, и вполне заслуживают побед.Но лично он с этим покончил. В блистательную победу над Внеземельем он больше не верил. Отработать в Пространстве положенный срок было общественным долгом, и он его выполнил, но верить или не верить – это, в конце концов, его личное дело. Конечно, найдутся такие, кто будет его презирать за то,что он,Дэвид Нортон, специалист экстракласса, предпочитает сидеть на краю уютного бетонного корыта,болтать ногами в воде и глазеть на Луну со дна уютной-земной атмосферы. Ну что ж…Отнестись уважительно или, напротив, при встрече руки не подать– это ведь тоже личное дело кого-то. Кого-то из тех, кто продолжает мнить себя там, в Пространстве, хозяином и еще не успел сокрушительно проиграть…
Нортон вдруг ощутил за спиной чье-то присутствие, слегка насторожился. Пляжной полосы здесь не было,близко к бассейну подступали кусты каликанта. За кустами были молодые вязы,и Нортон не оборачиваясь,уверенно предположил, что тот, чье присутствие он уловил,находился под вязами. Да, запах скорее всего исходит оттуда…Собственно, это не запах, если говорить строго, однако дать более точное определение предмету подобных своих ощущений Нортон не мог.Его мало интересовало,имеет ли эта его способность ощущать на расстоянии достаточно крупные одушевленные объекты хоть какое-нибудь отношение к обычному механизму восприятия запахов. Не все ли равно– как и посредством чего? Просто он давно убедился,что,сам того не желая, своеобразно чувствует запах живого (живозапах,если угодно), как чувствует стрелка магнитного компаса глыбу металла.Убедившись,вынужден был примириться,хотя живозапахи по большей части не доставляли ему удовольствия. Терпимо «пахли» немногие из людей.Приятно «пахли» только Сильвия,дети и, как ни странно, собаки. Сильвия «пахла» уютно и как-то невыразимо удобно…Нет, живозапах там, за кустами, был не ее…
Нортон припал плечом к парапету– над головой мелькнуло тело огромной кошки и с шумом обрушилось в воду.
Нортон сел, посмотрел на зверя. Ошеломленно проплыв по дуге, кугуар выбрался из бассейна, и было слышно, как с него льет вода. Нортон вытер ладонью забрызганное лицо и сказал:
– Хороший ты парень, Джэг, но дурак.
Зверь встряхнулся. Мокрый мех блестел под луной.
– Иди сюда.
Кугуар не удостоил его взглядом.
– Кому сказал, топай сюда!
Зверь медленно подошел. Нортон потрогал пуму за круглые мягкие уши, почесал под мордой влажную шерсть,как чешут домашней кошке Кугуар принял ласку с достоинством. Морда красивая, белая на конце. Глаза как желтые угли.
– Ладно, не обижайся. Сам виноват.
Подумал: «Никак примириться не может, что я быстрее его. Все-таки пробует… Ну пробуй, ушастик… Мы теперь никогда не сумеем застать друг друга врасплох, и с этим тебе уже ничего не поделать. И мне…»
– Такие вот дела, ушастик… Но шуметь по ночам я тебе запрещаю. По ночам надо тихо играть. Понял?
Зверь,широко открыв пасть,издал звук,похожий на протяжный стон и капризный зевок одновременно. Блеснули клыки.
– Не притворяйся, великолепно все понимаешь. Ты почти так же умен, как старина Голиаф. Ведь правда?
Кугуар презрительно фыркнул, потянулся, выпустил и спрятал когти.
– Н-ну…– неодобрительно произнес Нортон.– Только не важничай. Быть сильнее вовсе не значит быть умнее.Скорее даже наоборот. И в этом смысле Голиафу мы с тобой не соперники. Голиаф не бродит ночами в зарослях, как ты или я, не шумит, не лает на луну, хотя собакам это очень нравится. Спит себе и видит приятные сны. Он умница,он понимает: в этом доме лунатиков хоть отбавляй, а Сильвия у нас одна, и тревожить ее по ночам никому не дозволено. Ясно?
Услышав имя хозяйки,Джэг повернул морду в сторону дома.Сел на задние лапы.
– Умница, – похвалил Нортон. – Вот теперь мы с тобой поиграем.
Он снял с кугуара ошейник,вскочил. Зверь нетерпеливо крутился.
– Нет, играть пойдем на ковер. Ну, вперед!..
Джэг прыгнул в кусты.
«Ковром» служила ровная,как стол,поляна,со всех сторон окруженная вязами. Когда-то здесь был замечательный корт, но потом по просьбе Сильвии Нортон оборудовал площадку для тенниса в той части садового парка, где росли фруктовые деревья,– Сильвии нравились китайские яблони в цвету.Он сделал все так, как она пожелала, хотя китайские яблони лично у него вызывали больше недоумение, чем восторг. Деревья-хамелеоны. Утром стоят белые, вечером – пламенно-алые и невозможно понять, какие же они на самом деле… Старый корт он засеял травой, и теперь это был почти идеальный борцовский ковер.
