355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Павлов » Избранные произведения » Текст книги (страница 1)
Избранные произведения
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 20:28

Текст книги "Избранные произведения"


Автор книги: Сергей Павлов


Соавторы: Надежда Шарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Сергей Павлов
Избранные произведения




ИЗБРАННЫЕ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Сергей
ПАВЛОВ
ВОЛШЕБНЫЙ ЛОКОН
АМПАРЫ
ЧЕРДАК ВСЕЛЕННОЙ
КОРОНА СОЛНЦА
АКВАНАВТЫ
АМАЗОНИЯ,
ЯРДАНГ ВОСТОЧНЫЙ
НИЖНИЙ
НОВГОРОД
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«ФЛОКС»
1993

ББК 84. Р7

П12

Роман «Волшебный локон Ампары» написан Сергеем Павловым и Надеждой Шаровой

Художник В.ХАБЕРЕВ

© Составление, оформление. Издательство «Флокс», 1993

ВОЛШЕБНЫЙ ЛОКОН АМПАРЫ

Фантастический роман
КНИГА 1
Экседра черного попугая
(ТРЕВЕР 1001-Й)

«Чем опытнее далънодей, тем рискованнее каждый его следующий тревер».

Мнение опытного дальнодея

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДЕНЬ СТЕРХА
ПОБЕГ

Странную, если не сказать бредовую мысль выпрыгнуть из экспресса над Финшельскими островами Кир-Кор сразу отнес к разряду очень рискованных. Что, однако, не помешало ему тут же пристроиться к цепочке сламперов – в затылок последнему из двадцати – и вместе с ними спуститься по рифленому настилу пандуса в подпалубное пространство. Маневр удался. Никто, по-видимому, и не заподозрил, что в цепочке образовалось лишнее звено, – ни глядевшие вслед пассажиры, ни сами сламперы, – в компании молодецки скроенных высотников Кир-Кор, втянув голову в плечи, существенно не выделялся ростом. Даже одежда выглядела одинаково: в этом году на Земле утвердились в моде глянцевито-белые рубахи с расширенными в пройме рукавами и брюки с узорчато-серебристым шитьем. Кир-Кор старался не думать о том, что будет, если побег состоится.

«Будет МАКОД, – подсказал внутренний голос. И добавил: – Первая статья, девятый параграф».

«Но все это – завтра, – подумал Кир-Кор. – А сегодня пусть болит голова у функционеров Лавонгайского экзархата».

Лаз кончился трапом, зажатым в стенах металлического колодца. Грохоча по ступенькам, группа ссыпалась вниз. Не было обычных в такой обстановке шуток и разговоров, люди ежились от леденящего сквозняка. На промежуточной площадке Кир-Кор увидел сквозь жалюзи смотровой щели трюм, забитый сектейнерами; нижние рамы грузодвижных платформ были охвачены белыми языками инея, словно белым огнем.

Гул водородотопливных реакторов, холод и близкий уже момент выхода в стратосферу действовали мобилизующе. Цепочка людей шагала в ногу дисциплинированно, молча, стараясь быстрее пройти между обындевелыми стенами нижнего коридора. Густо валил пар дыхания. Руководитель группы, бритоголовый тяжелоатлет, решил приободрить своих подопечных: стал пропускать их вперед, жизнерадостно шлепая по напряженным от холода спинам. Шлепок, второй, третий, четвертый… После десятого Кир-Кор с легкой грустью подумал о своей неготовности к объяснениям с администрацией экспресса. Если бритоголовый подойдет слишком близко… «Ах, маракас меня побери», – подумал Кир-Кор, силясь вспомнить, как называют сламперы своего вожака.

Слишком близко бритоголовый не подошел: ознобливо передернув тяжелоатлетическими плечами и утратив вдруг всю свою жизнерадостность, он снова возглавил цепочку. Кир-Кор оценил подарок Фортуны. Наспех задуманная попытка сбежать с небес на грешную поверхность святой планеты могла иметь теперь продолжение. Разумеется, продолжение будет зависеть еще от уймы всяческих обстоятельств. И не в последнюю очередь от того, входит или не входит в комплект снаряжения группы хотя бы один запасной слампсьют.

Холодный длинный коридор перешел в длинную и тоже довольно холодную экипировочную, в глаза сразу бросилась алая цифра «20» на табло контрольно-счетного пропускника. Кир-Кор обвел взглядом бортовые щели стоп-гильотин, бесшумно вскочил на гребень борта и, с проворством канатоходца преодолев всю длину поручня, мягко спрыгнул. Никто из цепочки не оглянулся. Тогда оглянулся Кир-Кор. На табло регистратора по-прежнему сияла цифра «20». Система пропускной автоматики была примитивна, как дубина палеоантропа.

В затуманенной дыханием сламперов перспективе Кир-Кор увидел правосторонний ряд ниш. Судя по «хвостовым» номерам, количество ниш вдвое превосходило число сегодняшних кандидатов в добровольные самоубийцы, – лишних слампсьютов было сколько угодно. В каждой нише – красный штатив, а на каждом штативе – желто-зеленый, как недозрелый банан, длинный мешок. «Бху! – непонятно скомандовал руководитель, и экипировочная опустела. Кир-Кор прыгнул в сторону одновременно со всеми и в нише под номером «21» налетел на жесткий, холодный цилиндр туго скатанного мешка. Быстро огляделся. В боковых зеркалах отразились озабоченное лицо и русоволосый затылок высотника-самозванца.

Надо было срочно извлекать из памяти экипировочные приемы слампера (в остальных нишах люди ведь даром времени не теряли). А вспоминать он мог, увы, только эпизоды фильма «Крылья северного сияния». Был такой – о мастерстве спортсменов-высотников. Года три – четыре назад… Непроизвольно вспомнилось слово «джирг». Кир-Кор надавил ногой педальку штатива: мешок странно дернулся и лопнул вдоль, как стручок. Джирг на языке сламперов – лидер.

Шелковисто шурша, из мешка полезло оранжевое содержимое. Кир-Кор встал к штативу спиной, сунул ноги в мунбуты и, подражая героям фильма, поднял руки. Лапки манипуляторов сноровисто опутали его тело мягкими (а кое-где и не очень) фрагментами экипировки, зарастили двухслойные швы. Автомат нахлобучил ему на голову гермошлем, защелкали и зашипели контрольные клапаны баллончиков газового обеспечения. После этого надо было не мешкая придать жесткость спиноплечевым тяжам слампсьюта. Он нашарил включатель на левом плече. Повернул. Произошло неприятное шевеление между лопатками… Рывок. Шевеление прекратилось. Наверное, все… В боковых зеркалах отражалось круглоголовое чучело в оранжевом спецкостюме с нелепо оттопыренными и отвислыми на боках складками. За спиной – нечто вроде торчащих выше головы штыков большого трезубца. «Штыки» заканчивались блестящими шарами величиной с кулак. У сламперов из «Северного сияния», помнится, был один штырь с блестящим раструбом. И никаких шаров…

Сзади лязгнуло. Гардеробный штатив куда-то исчез – ниша словно углубилась. Кир-Кор подвигал плечами под тяжами непривычной экипировки. В левом боку вдруг заныл предупредительный зуммер. Зуммерило настойчиво и тревожно. Не понимая сигнала, Кир-Кор попытался прощупать звучатель сквозь складки слампсьюта в районе левого подреберья. Зуммер не унимался. Это могло плохо кончиться… Торопливо включая на себе все, что попадало под руки слева, он наткнулся на регулятор мощности проблескового маяка – в зеркалах полыхнула яркая вспышка и вокруг поплыли красные, черные и зеленые пятна. Кир-Кор машинально опустил лицевое стекло.

Когда вернулось нормальное зрение, он увидел перед собой фигуру, похожую на кипу сильно помятых оранжевых покрывал; из глубины гермошлема сверкали глаза руководителя группы. Неуклюже поводя шарами торчащего над головой «трезубца», джирг что-то сказал на жаргоне высотников. Наверное, что-нибудь нехорошее. Кир-Кор молча ожидал приказа поднять лицевое стекло (зеркальный слой солнцезащитного отражателя – вот все, что отделяло лжеслампера от скандала). Джирг показал самозванцу кулак и сорвал с груди его спецкостюма четыре «липучки» – четыре искристо-серых кружка, по неведению принятых самозванцем за люминесцентные катофоты. Зуммер умолк. Самозванец бесцеремонно был повернут лицом к задней стенке, после чего ощутил толчок в спину и удар ниже. Определить отношение к этому очень новому для себя ощущению он не успел: задняя стенка унеслась в потолок перед самым носом – Кир-Кор по инерции выскочил в стартовую галерею. Следом выпрыгнул джирг – и оба примкнули к шеренге стоящих на старте фигур.

До момента разгерметизации оставались секунды – шел обратный отсчет, равномерно мигали цифры вперемежку с красными светосигналами. Ничего, кроме гула реакторов, не было слышно. Кир-Кор ощутил, как сжал его со всех сторон внезапно взбухший слампсьют. Оранжевые фигуры в шеренге тоже набухли. Палуба резко ушла из-под ног, его опрокинуло и, ослепив солнцем, вынесло в очень глубокое, синее-синее, фиолетово-черное, звездное, нежно-голубое, сказочной красоты необозримое пространство. Гул сразу стих.

В свободном падении Кир-Кор специальным приемом для невесомости перевернулся на спину и какое-то время наблюдал, как в фиолетово-черном небе земной стратосферы величественно отплывает к востоку громадный, будто остров, голубовато-серый полумесяц беспосадочного стопятидесятивосьмиреакторного субэкваториального экспресса «Восточный» – всхолмленное водородными секциями суперкрыло.

Правосторонняя аппарель этого исполина стряхнула вниз десяток блистающих на солнце капель. «Финшельские авиамодули, – догадался Кир-Кор. – Фестивальный десант, так сказать». Полная коммерческая загрузка одного авиамодуля – двести тридцать пять человек на борту, – значит, экспресс «Восточный» покинуло одновременно чуть ли не четверть его пассажирского контингента. Плюс двадцать спортсменов-высотников. «Плюс один нарушитель первой статьи», – объективности ради дополнил внутренний голос.

Эскадрилья авиамодулей, расправляя крылья над живописной стайкой высотников, приветствовала группу веерами зеленых сигнальных лучей, – сламперы ответно салютовали красными вспышками маяков. Кир-Кор салютовал с гнетущим чувством вины. Знал: все, кто сегодня обслуживает местные рейсы на трассе беспосадочного экспресса, несколько часов спустя будут так или иначе потревожены спецслужбой МАКОДа.

Впрочем, знал и другое: по-настоящему туго придется только ему самому. Спецслужба сделает все, чтобы найти беглеца как можно скорее. Эти парни вывернутся наизнанку – но к утру он должен быть у них в руках, – иного варианта они просто не допускают. И чем позже произойдет арест – тем опаснее. Ведь в принципе им ничто не мешает объявить его вне закона. Согласно МАКОДу. Не дожидаясь, когда он успеет (или не успеет) нарушить остальные статьи. Функционерам МАКОДа представится возможность пустить в ход оружие, и неизвестно, какие выводы для себя они из всего этого сделают… Эрк-Гильом был убит в Куско, Фан-Жой – в Нью-Йорке, Сан-Ли – в Амстердаме, Фаб-Нарт – в Москве, Куу-Хорт распрощался с жизнью в окрестностях Наблуса, Олу-Фад стал жертвой провокации пейсмейкеров и в конце концов погиб в Рабате при до сих пор не выясненных обстоятельствах, Дав-Лот застрелен в Кейптауне. С МАКОДом шутки плохи. Если это, конечно, «работа» МАКОДа… Ладно, завтра посмотрим. До завтра еще есть сегодня. Которое, кстати заметить, тоже не безмятежно, поскольку в данный момент приходится падать вниз головой из стратосферы в неоглядную синеву Индийского океана и, как минимум, следует пожелать себе удачного приземления. Приземление будет удачным. После того, как джирг сорвал липучки с объективчиков подстраховывающих устройств, сомневаться в удаче абсолютно уже невозможно. В крайнем случае, можно сесть на воду. Без практических навыков стратосферного прыгуна лучше всего будет сесть на воду. Рядом с каким-нибудь островком. Подальше от джирга. Подальше от сламперов. Иначе возникнет нужда выяснять отношения с ними на финише, чего не хочется делать в силу очень многих причин.

Внутри гермошлема неслышно заработала воздуходувка, повеяло теплом. Это чтобы не было обмерзания лицевого стекла. Кир-Кор перевернулся лицом вниз и уловил взглядом у верхнего среза лицевого стекла бегущую, как муравей, цифру «20». С высоты двадцати километров океан выглядел гладким. Гладкая неопределенность с мутными краями атмосферной сини. Вместо четкой линии нечто вроде пунктирной полосы опалового марева.

Пламенеющие на солнце фигурки высотников обзавелись уродливыми горбами, – настал момент формирования крыла. Кир-Кору, было известно, что улетевшее на восток водородное суперкрыло берет высоту до тридцати километров. Предстояло узнать, на какой высоте работает спортивное миникрыло, надутое гелием.

Скорость падения нарастала с каждой секундой. Пронизывая, словно метеор, сильно разреженный воздух, Кир-Кор мог только догадываться, о чем переговариваются падающие по соседству сламперы. Включить связь он не мог: контрольные мониторы внизу обязательно обнаружат двадцать первого абонента и наверх пойдут недоуменные запросы.

Муравьиным аллюром пересекла поле зрения цифра «17». Заверещали мембраны баллончиков высокого давления, зашипели редукторы, Кир-Кор ощутил нагрузку на плечевые тяжи и поясные амортизаторы. Вспухли, раздаваясь вширь, горбы на сламперских спинах: в пространстве поплыли бугристые розовые треуголки. Неожиданно и красиво. Он тоже словно поплыл по широкому кругу. Плавный, неторопливый полет изумил и обрадовал его новизной ощущений. Свободный полет вольного воздухоплавателя. Кир-Кор рассмеялся. Ему еще не доводилось летать на гибриде пляжного зонтика и надувного матраца. По новастринскому календарю сегодня день стерха. Забавно было отметить день стерха уроком воздухоплавания.

Пунктирная полоса опалового марева вдруг накренилась и стала поворачиваться слева направо. Чтобы остановить вращение, Кир-Кор развел руки и ноги в стороны и заметил, что небо уже сменило фиолетово-черный цвет на густой темно-синий. Армированная блескучими прожилками пухлая розовая оболочка крыла чрезмерно пружинила, скрипела, гулко резонировала. В поиске удобной позы в чувствительных амортизаторах подвески он выгибался, инстинктивно перебирал ногами, пробовал поворачивать регулятор центра тяжести (баллончики из-под гелия кротами сновали вдоль спины туда-обратно). Издавая гулкие скрипы, крыло дрожало в потоке ветра, как испуганный конь, ежесекундно подламывалось то в правом кончике, то в левом, охотно кренилось, и надо было учиться укрощать капризную конструкцию буквально на лету. Несколько ободряло то обстоятельство, что первые сламперы начинали с лыжных прыжков в ледяные пропасти Гималаев. Большая все-таки разница…

После долгой борьбы за устойчивость крыло удалось подчинить. Проводив взглядом цифру «12», любезно представленную калькулятором высоты, Кир-Кор отметил, что скорость снижения еще довольно велика. Он обежал глазами окрестности и не увидел ни одной треуголки. Это его поразило. Казалось, недавно высотники реяли поблизости стаей фламинго. Озираясь, он неосторожно подломил несущую плоскость почти на треть – чем спровоцировал сильнейший крен – и только после этого высмотрел далеко на востоке две розовые черточки. И тут же их потерял – внимание отвлекла цифра «11».

Крыло не торопилось выпрямить жуткий загиб, угрожающе рыскало, норовило скользнуть вниз левым винтом. Назревал штопор, и самозваному воздухоплавателю нечего было этому противопоставить, кроме новоприобретенного летного опыта. Недостаток опыта он компенсировал отвагой воздушного акробата (с поразительно скромными результатами). Наконец загиб выпрямился с гулким треском, как парус. Кир-Кор перевел дыхание, но скоро ощутил напор ветра и понял, что угодил на своем летательном аппарате в мощную струю воздушного высотного течения и теперь стремглав несется куда-то… Куда-то в юго-западном направлении. Калькулятор отметил запас высоты цифрой «10». Слампер сказал бы: «Зюйд-вест на десятке». Кажется, впрочем, больше вест, чем зюйд.

В раскрытый гермошлем плеснуло холодом. «Я отстал от группы или она от меня?» – задал себе Кир-Кор чисто риторический вопрос. Его беспокоило направление ураганного ветра. Если его подхватил не тот воздушный поток, куда была нацелена группа, дело осложнялось. Экстравагантный побег грозил обернуться длительным одиночеством среди волн открытого океана. Положение становилось просто опасным… Что ж, никто не принуждал его прыгать, борт экспресса он покинул по своей воле.

А ведь начинался отпуск неплохо. Безмятежно, можно сказать, начинался. Правда, медикологи Лунного экзархата применили непривычную для него высшую степень денатурации. Это развлекло его, и только. Особого значения он этому не придал. Не в последнюю очередь и потому еще, что ясно чувствовал: отношение к нему со стороны функционеров экзархата за последние два года нисколько не изменилось. Все было по-прежнему, отношение к нему оставалось доброжелательным. Даже экзарх Приземелья, разрешая функционерам МАКОДа подписать визу, не задал ни одного вопроса вне регламента, а на прощание довольно естественно улыбнулся и пожелал ему приятного отпуска. И он улыбнулся в ответ. Нетрудно улыбаться на исходе семидневного томления в апартаментах Лунного экзархата, над территорией которого незакатно висел сапфировый фонарь Земли. Чем меньше времени оставалось до отлета на Землю, тем шире и приятнее хотелось улыбаться. И совсем уже невозможно сдерживать нетерпение, когда на кресельных экранах сектейнера пассажирского лихтера планета понемногу вспухает, близится, заслоняя бело-голубой громадой звездную бездну, а потом начинаются перегрузки, технические толчки, внутриатмосферная тряска, и один из толчков завершается плавной обработкой сектейнера захватами причального эллинга в недрах бесконечно летящего на восток экспресса «Восточный». Покидая сектейнер, ощущаешь тесноту в висках, трепет в груди и – маракас возьми! – не знаешь, что с тобой происходит. Ноги будто сами несут тебя вдоль коридора – мимо прибывших, мимо встречающих, минуя салоны, вдоль переходов, по ступенькам прямых и изогнутых эскалаторов стратосферного корабля-левиафана, дальше, вперед, на смотровую палубу в передней кромке суперкрыла, и эта прозрачная палуба – почти поверхность планеты Земля: всего в тридцати километрах от жарко напряженных глаз твоих все красоты, все неимоверное роскошество твоей Прародины… И каждый раз так – трепет в груди и что-то мучительно странное происходит у тебя с глазами.

Нет, он никогда серьезно не воспринимал разноголосицу суждений по поводу правомерности или неправомерности системы МАКОДа в статусе экзархатов, праведности или неправедности практики денатурации. Можно сколько угодно судить и спорить, но все это – из пустого в порожнее. Как предусмотрено Марсианской Конвенцией Двух – так и будет. Соглашение это подписано представителями обеих сторон, и теперь имя ему – Незыблемость. Кстати, денатурацию изначально никто никому не навязывал – узаконилась она сама собой, стихийно. Без нее было бы слишком непросто с эмоциями на пороге Прародины, и тем, кто спорит, это известно. После денатурации наступало некое состояние опустошенности. За неделю привыкнуть к этому можно. Он привык и уже на борту экспресса «Восточный» мог позволить себе расслабиться (как и положено отпускнику), – любопытствующие взоры томимых рутиной воздушного перелета транзитников ему не мешали. Белые пунктиры пешеходных дорожек, проложенные вдоль смотровой палубы, вывели его к отдельной группе свободных кресел, он занял крайнее и промолчал на вопрос роботрона «Что намерен эвандр заказать?» Навязчивая автоматика предложила горячий тоник. Теплый. Охлажденный. Ледяной. Он прочел выдавленный на подлокотнике номер и шепотом посоветовал роботронной сервосистеме поменять вход на выход и задохнуться хотя бы на час. Былая уверенность, что на смотровую палубу приходят в основном смотреть, пропила.

А смотреть здесь было на что. Не успели руки лечь в желоба подлокотников – надпалубное пространство волшебно слилось с пространством внепалубным и сразу открылся – как распахнулся – вид на земную поверхность по пути следования экспресса. Ухищрениями видеотехники обзор был скорректирован по высоте орлиного полета: кресло с изумляющей достоверностью мчалось вперед, ветер овевал лицо, а внизу стремительно, плавно, как это бывает во сне, проплывали, сменяя друг друга, детали рельефа субэкваториальной полосы востока Африки – пятнистые извивы речных долин, зеркала озер и водохранилищ, красные плеши саванн, темно-зеленые ковры плантаций, пестрота неровностей нагорных плато с белыми конусами башен погоды и похожими на этикетки черными прямоугольниками гисолярных реакторов и гелиоустановок. Автоматика объявила расчетное время пролета мимо вершины Килиманджаро, и к назначенному сроку в пространстве возник фронтальный ряд видеокресел, «пилотируемых» преимущественно стариками.

«Не помешаю? – осведомился на геялогосе румяный, седоусый видеопилот-сосед – лицо и шея в пигментных пятнах. – Добрый день, ювен». – «День добрый, патрей». – «Выпьем тоника? Нет? Предпочитаете кофе… Тоже нет? Правильно. И не пейте. В чистом виде кофе никогда не пейте. С борта экспресса вершина Килиманджаро выглядит кляксой от мороженого, говорю я вам. До нее отсюда больше ста километров. Но вблизи впечатляет. Я сам два раза взбирался на этот вулкан. Нет, я не альпинист. Пэм Соло, гляциолог. Слышали о таком? Не слышали. Значит, ваша профессия далека от гляциологии. Простите, вы… космофизик. Я так и думал. На вулканах бывали? На каких? Алаид! О, Ключевской!.. Фудзияма?! Когда? Это еще до катастрофического извержения. После бывали? Нет? Побывайте, ювен. Глазам не поверите… В отпуске, значит? Я сразу догадался, что вы в отпуске. И куда направляетесь? Готов держать пари, на Финшелы! Нет?! Странно. Сегодня все летят на Финшелы. Я лечу на Финшелы, и нам с вами было бы по пути. Кстати, ваше лицо кажется мне знакомым. Не приходилось ли нам…» – «Не приходилось, патрей». – «Вы уверены?» – «Да. У меня очень цепкая память. Вот, к примеру, теперь я запомню вас на всю жизнь». – «Не уходите, ювен, прошу вас! Мы не успели толком поговорить».

Чтобы встать и уйти, нужен был повод. Он не знал, что сказать. По счастливой случайности, именно в этот момент бывшего гляциолога поглотил вертящийся видеококон, наполненный мельтешением красок, образов, строк – автоматика выдала предусмотрительному заказчику свежий выпуск местных новостей. Заказчик тщетно пытался внушить роботрону свое недовольство (в спешке никак не мог разобрать выдавленный на подлокотнике номер), видеококон цепко держался вокруг Пэма Соло. Иллюзию вращения оптического «пузыря» создавала быстрая смена фрагментов информационного коллажа. Новостей было много, можно было встать и спокойно уйти. Он так и сделал. У выхода обернулся – в радужной круговерти видеовыпуска дважды мелькнуло лицо Винаты… И еще он заметил то, чего замечать ему не хотелось: следом шел к выходу молодой человек, который, наверное, не ожидал, что он обернется. У молодого человека были мягкие, вкрадчивые движения, быстрые глаза и жесткие, непослушные волосы, быстроглазого он уже трижды видел у себя за спиной, и теперь пришло время делать правильный вывод (неправильный он успел сделать несколько раньше в доброжелательной атмосфере Лунного экзархата). Он медлил. Смотрел в лицо соглядатаю и сознавал неотвратимость катастрофы. Правильный вывод означал катастрофу: двухлетняя мечта о свободном отпуске на земле вылетает в трубу… И неожиданно для себя он решился – возбудил пси-радиацию нужной ритмичности. Едва соглядатай с ним поравнялся, он тихо, но внятно сказал: «Не ходите за мной, ювен. Отправляйтесь отдыхать в свою каюту. Расслабьтесь. Ваши глаза говорят мне, что вам совсем не мешает поспать. Спать, спать, спать, спать…» Молодой человек несколько мгновений постоял с застывшим взглядом оледенелых глаз, качнувшись, тронулся с места и, осторожно ступая, точно слепой, исчез в коридоре. И больше не появлялся. Впрочем, это уже не имело значения. Сам факт обнаружения слежки, в сущности, перечеркивал все. Перечеркивал ожидания, надежды, планы… решительно все.

Он вошел в кабину малого корабельного информатория, затемнил округлые стены, нашарил в кармане платиновый жетон-ведемекум, в кристаллопамять которого был заложен, кроме всего прочего, индекс заказанной для него каюты. Инфор выдал светящийся цифробуквенный формуляр: Ц-В-ПС-16-ГК. Центральная палуба, верхний ярус, правая сторона, шестнадцатая каюта класса «гранд-купе». Знакомый ряд. Сто фешенебельных кают, заказывать которые предпочитают романтически настроенные меланхолики и супружеские пары, совершающие экваториально-глобальный круиз. Соседи слева, в пятнадцатой, – супруги Миловидовы из Санкт-Петербурга. Судя по картинке, любезно предоставленной мнемоформом, – это симпатичная молодая пара. Он – Дмитрий, она – Анна; оба – известные, по утверждению инфора, художественные режиссеры популярной в Санкт-Петербурге видеопрограммы «Че-Ча» («Четверговое чаепитие»). Соседи справа, в семнадцатой?.. Никого и ничего. Инфор не выдал даже цифробуквенного формулятора каюты, словно ее вообще не было на борту. Пустой, так сказать, номер… Владелец восемнадцатой каюты – некий эвандр Буридан (псевдоним, очевидно). Никакой дополнительной информацией о Буридане инфор не располагал. Даже картинки не было. Мнемоформ сумел показать лишь техногенный облик владельца, на который реагирует автоматический «сезам» двери каюты номер восемнадцать. Желтые, красные пятна зональной соляризации на краткий миг сложились на голубом фоне в портретный стоп-кадр – нечто вроде живописного творения старо-импрессионистской школы. Мига было достаточно, чтобы узнать быстроглазого.

В такого рода делах интуиция редко подводит.

Он опустился в кресло и несколько минут провел в задумчивом оцепенении. Похоже, произошло именно то, чего он боялся больше всего: странный сам по себе факт открытия загадочного Планара слишком быстро оброс сенсационными домыслами. Это, естественно, возбудило эвархов и насторожило спецслужбу МАКОДа. Зачем, в таком случае, они выдали ему визу и пропустили на Землю?.. Опасались, должно быть, что в условиях режима изоляции на территории Лунного экзархата он не стал бы особенно откровенничать. Землянам это ведь свойственно. И от этого не свободны даже эвархи?..

Автоматика информатория, по-видимому, сбитая с толку долгим молчанием сидящего в темноте посетителя, высветила в объеме кабины круговой обзор. На правом траверзе еще была видна вершина Килиманджаро. Как и предсказывал Пэм Соло, издалека ледниковая корка Килиманджаро действительно напоминала каплю замерзшего молока.

Выходить за пределы информатория не хотелось. Он дождался момента, когда экспресс прошел над береговыми обрывами восточной оконечности африканского континента; впереди – залитая солнцем необозримая гладь Индийского океана. Круговой обзор сменился видеовыпуском островных новостей – по причине смены одного географического региона другим. Главная тема: вечерняя программа сегодняшнего открытия на Финшелах нового островного фестиваля с помпезным названием «Гении Большой Луны». Участники – Вината Эспартеро (что за фестиваль без Винаты!) и целый ряд всемирно известных лауреатов островных и не островных фестивалей. Вот почему «все летят на Финшелы»… Он вставил жетон-ведемекум в щель с транспарантом «МАРШРУТ» и ткнул пальцем в надпись «ТРАНЗИТ». Два года назад либеральность транзитной программы позволила ему перед прибытием в Камчатский экзархат задержаться в Джакарте на сутки без малого… Сегодняшняя подорожная состояла всего из двух фраз: «Транзит 1 – пересадка с экспресса «Восточный» на борт авиамодуля «Кавиенг». Транзит 1-А – воздухом или морем до острова Лавонгай». Это все. Очень коротко и предельно ясно. Никаких иных вариантов транзита. Дистанцию в четверть земного экватора ему надлежало преодолеть неукоснительно стратосферным путем, и лишь переступить порог экзархата разрешалось по воздуху или морю на выбор. Жесткость транзитной программы и слежка помогли уяснить ситуацию: он вдруг понял, чем обернется для него Лавонгай. С Винатой надо встретиться не после, а до Лавонгая. Иначе есть риск не встретиться с ней в этот раз вообще… Сжав в кулаке кругляк ведемекума, он покинул информаторий и побрел куда-то вперед не разбирая дороги. Мысль металась в поиске способа непременно сойти с предначертанной эвархами стратосферной прямой. Свободных мест на финшельские рейсовики не было, он знал это. «Все летят на Финшелы…» Знал и то, что есть обстоятельства, в которые невозможно вносить свои коррективы. Ни никакие знания не смогли удержать его в рамках благоразумия, – в крови полыхал мятежный огонь, и статьи МАКОДа горели в этом огне синим пламенем. К группе сламперов он примкнул уже с настроением законченного авантюриста…

Несомый ветром неизвестно куда, Кир-Кор третий час был занят спортивной работой высотника – вел борьбу с нелепым летательным аппаратом за аэродинамическую устойчивость. Попросту говоря – вертелся ужом. Чтобы лететь преимущественно глазами вперед, вертеться ужом надо было весьма энергично. Он отметил, что дымка, занавесившая линию горизонта, стала плотнее и как будто ближе. Особенно на востоке. А внизу – лишь голубая вода. Очень много воды, и ничего больше. За все это время он не видел там ни клочка суши, и его томила географическая неопределенность. Солнце, просвечивая сквозь розовую оболочку крыла, стояло над головой, высота и направления дрейфа менялись, – лжеслампер не представлял себе, куда его занесло. Кроме солнца вверху и океана внизу – никаких ориентиров. Стопроцентно он мог поручиться только за то, что этот океан – Индийский.

После блужданий по всем шестнадцати румбам южного полукруга ветер избрал наконец устойчивое направление на восток. Прямо по курсу Кир-Кор увидел гряду облаков, и она ему не понравилась. До сих пор небо над океаном было чистым.

На уровне облачного слоя воздух потеплел. Появились воздушные «ямы». Крыло сильно вздрагивало, скрипело, тряслось и внезапно проваливалось. Потом стало резко вскидывать нос, дергая плечевые тяжи. Кир-Кор опомниться не успел, как восходящий поток забросил его, словно пушинку, к самой вершине башнеподоб-ного кучевого облака.

Восходящие потоки – настоящее удовольствие для настоящих сламперов. Кир-Кор с сомнением и беспокойством оглядел растрепанную верхушку пухлого колоса. Облако было насыщено электричеством, он чувствовал это. И когда из недр белой громадины распространился раскатистый грохот, он почти пожалел, что находится не в каюте экспресса.

Пытаясь выйти из опасной зоны маневров глубокого бокового скольжения, Кир-Кор «подламывал» крыло то справа, то слева. В конце концов трясущийся летательный аппарат пошел на снижение витками наклонного штопора, как сорванный ветром тополиный лист; солнечный свет вдруг померк. Тряска, кружение и болтанка продолжались в удушливо-мутной среде – вытянутая рука тонула в плотном тумане, по лицу струилась, затекая под маску, холодная влага. Вскоре сделалось еще темнее. Вспышка молнии на миг подсветила сизую муть. Оглушительный треск. Запахло озоном. Запахло, можно сказать, серьезной угрозой смертельного электроудара. Кир-Кор оставался спокоен. «Ничего не успеешь почувствовать, – думал он. – Мироздание вычеркнет тебя из своего актива, и все дела…» Он привык к риску. Риск – атрибут профессии дально-дея. Его профессии. Только вот ощущение нехорошее – будто отпуск кончился.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю