Текст книги "Христианство: трудные вопросы"

Автор книги: Сергей Худиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Вопросы о рае и аде

Никакое преступление, совершенное в конечной жизни конечным существом, не может наказываться бесконечными муками.

«Вечный ад» не значит «бесконечно длительный тюремный срок». Это, скорее, значит «окончательно и навсегда закрепленный выбор». Это когда человек отвергает Бога окончательно, а Бог принимает этот его выбор. У английского писателя К. С. Льюиса есть очень верная фраза, что в раю те, кто сказали Богу: «Да будет воля Твоя», в аду – те, кому Бог сказал: «Да будет твоя воля». Вроде того как человек совершает самоубийство один раз, а потом всю жизнь остается мертвым. Человек окончательно избирает погибель и навсегда остается погибшим. Ад – это некое окончательное «нет» Богу, «нет» на всю оставшуюся вечность.

Сергей Худиев

Поскольку Бог точно знает, кто попадет в рай, а кто в ад, Бог сознательно творил тех людей, которые попадут в ад на вечные мучения. Как вы называете благим того, кто сотворил часть людей на вечную муку?

Бог сотворил всех людей для вечной радости; никто не был изначально сотворен для ада. Но эта вечная радость не может быть навязана людям помимо их свободного выбора, а это значит, что некоторые ее отвергнут. Бог желает вечной радости всем – в том числе и тем, о ком Ему заранее известно, что они отвергнут Его дар. Отвергнуть спасение – это их выбор. Напомню еще раз слова К. С. Льюиса: «В раю находятся те, кто сказал Богу: да будет воля Твоя, а в аду – те, кому Бог сказал: да будет твоя воля».

Бог знает, что некоторыми людьми Его любовь будет окончательно отвергнута, Его крест осмеян, Его призывы проигнорированы – но Бог идет на это, потому что «познать Его и возрадоваться Ему во веки» могут только свободные существа.

Невозможно создать существо со свободным выбором, но так, чтобы оно не могло сделать неправильный выбор. Если разумное существо свободно обратиться к Богу – оно свободно отвратиться от Него. Если возможность окончательно сделать неправильный выбор есть, некоторые его и сделают. Заранее исключить из бытия всех, кто сделает неправильный выбор, – значит исключить сам выбор.

Бог знал, что Его любимые творения предадут Его. Знал, что Ему придется воплотиться и принять муку и смерть ради их спасения. Он уже знал все о бичевании, терновом венце и гвоздях. Он знал, что и после этого некоторые отвергнут Его.

Но это их, а не Его выбор; Бог создал их для вечной радости и сделал все, чтобы они ее обрели; но они сами отвергли ее.

Сергей Худиев

Если святые служат Богу, для того чтобы попасть в рай, то это отдает эгоизмом, вы не находите?

Вопрос об «эгоизме» тут возникает из-за карикатурного представления о рае («Курорты Анталии – настоящий рай! Всего за $350!»), как о чем-то вроде пляжа или санатория, куда одних пустят, а других – нет.

По словам замечательного католического писателя Г. К. Честертона, Царство Божие – это не новые вещи, а новые отношения. Рай – это пребывание в счастливой семье с Богом и Его святыми, в семье, где все любят друг друга и вместе радуются неиссякаемой благости, мудрости, красоте и величию Бога. Все прекрасное, достойное, доброе – в людях, в природе, в произведениях искусства – имеет своим источником Бога; в раю спасенные общаются с самим Источником всякого блага и со святыми (т. е. друг с другом), в которых это высшее благо по-разному сияет и преломляется. Рай похож не на пляж (тут неверующие очень ошибаются), а на счастливую семью.

Человек, который хочет любить и быть любимым, который хочет быть членом счастливой семьи, эгоистичен? Как раз если он эгоистичен, никакого семейного счастья у него не будет. Семейного счастья не обретешь, пока не полюбишь другого; рая не обретешь, пока не отвернешься от себя к Богу.

Более того, в раю сами понятия эгоизма и альтруизма потеряют смысл. Пока мы живем в падшем, искаженном грехом мире и являемся падшими существами, для нас существует разрыв между нашими желаниями и интересами и желаниями и интересами других; более того, существует разрыв между нашими желаниями и нашими подлинными интересами.

Нам приходится обуздывать свои хотения (или поступаться своими интересами), когда этого требует благоразумие, справедливость или милосердие.

В раю наша природа будет исцелена: мы будем искренне хотеть только добра; нам не придется подавлять наши желания, потому что все наши желания будут чистыми и святыми, не придется поступаться своими интересами, потому что они никогда не будут противоречить ни правде, ни милосердию.

Сергей Худиев

Получается, что цель христианской жизни – достижение личного блаженства, а не «мира во всем мире»?

Нет. В рамках библейской картины мира само разделение на «достижение вечного блаженства/мира во всем мире» снимается. По сути, стремясь к вечному блаженству и стремясь к «миру для всех», вы стремитесь к одному и тому же – к Богу. Все несчастья мира вызваны единственной причиной – отпадением от Бога. Исцеление этих несчастий – в возвращении к Богу. Покоряясь Богу, человек становится Его служителем в Его замысле исцеления и спасения мира; отказывась от Бога – продолжает участвовать в разрушительном мятеже, даже если одной рукой он вроде бы пытается исцелить раны, которые другой рукой наносит.

Мы можем вспомнить очень многих христиан, которые несли мир и исцеление в этот мир именно потому, что полагали свою цель в Царстве Небесном.

Сергей Худиев

Может ли человек покинуть рай? Если нет, то в раю он теряет свободу воли.

В раю будет выбор, но спасенные всегда выбирают Бога. Как у человека, состоящего в счастливом браке, есть выбор: он может развестись или изменить, но он этого делать просто не хочет. Святые могут, но не хотят уйти от Бога. Можно быть привязанным не узами несвободы, а узами любви – они прочнее. Святые не уйдут от Того, Кого они любят всем сердцем. Святые всегда, всю оставшуюся вечность, выбирают Бога – по своей воле. Они свободны, чтобы следовать своему глубочайшему желанию. А их глубочайшее желание – Бог.

Сергей Худиев

Почему вы говорите о любви, одновременно продолжая надеяться, что враги ваши будут гореть в огне и мучиться?

Христиане не надеются на то, что враги наши будут гореть в огне и мучиться. Мы молимся (нам это заповедано – Мф. 5:44, Рим. 12:14), чтобы гонители – те, кто ненавидит и преследует христиан за то, что они Христовы, – были спасены и избежали вечных мук (как некогда Савл из Тарса, Деян. 9:1-18); чтобы мы с ними вечно были вместе на небесах.

Разумеется, там мы уже не будем врагами. Вот на это мы надеемся.

Впрочем, христиане предупреждают всех неверующих (не только своих врагов) об опасности вечной погибели. Но предупреждать об опасности и надеяться на то, что опасность осуществится – вещи не только разные, но, пожалуй, противоположные. Обычно тот, кто предупреждает, стремится тем самым опасность предотвратить.

Когда я велю своим детям переходить дорогу только на переходе со светофором и на зеленый свет и предупреждаю, что иначе можно попасть под машину, то моя цель, конечно, в том, чтобы они под машину не попали. Предупреждая об опасности, я проявляю любовь.

Так и христиане, предупреждая об опасности вечной погибели, проявляют любовь. Противоречия тут никакого нет. Мы хотим, чтобы никто не погиб; этого же хочет Бог (2 Петр. 3:9; 1 Тим. 2:3–4).

Михаил Логачев

Мы говорим об аде, потому что это правда, а не для того чтобы удручать или запугивать людей. Такова уж природа реальности. Если Минздрав предупреждает о том, что курение вредит здоровью, то странно обвинять его в ненависти к курильщикам. Если мой друг спивается, я обязан прямо сказать ему, что этак он себя погубит. Он может страшно обидеться, обозвать меня злобным алкофобом и сказать, что он имеет право пить, сколько сам сочтет нужным, – но, увы, от цирроза печени его это не спасет.

У нас есть реальный выбор, а у реального выбора есть реальные последствия. Можно выбрать пить по бутылке водки в день, но нельзя при этом сохранить здоровье. Можно блудить, но нельзя при этом сохранить семью. Можно отвергать Бога, но нельзя при этом не попасть в ад.

Как правило, противники христианства гневно требуют свободы отвергать Бога. Бог и признает за ними эту свободу. Чем же люди недовольны, если им говорят, что они в конце концов добьются именно того, чего упорно добиваются, – окончательного разрыва с Богом?

Надо сказать и другое.

Божие долготерпение, о котором мы говорили выше (в разделе «Бог, дьявол и мировое зло»), долготерпение, по которому Бог попускает злодеям творить зло, за определенной гранью перешло бы уже в молчаливое поощрение зла. Бог знает, где эта грань; в конце концов Он положит злу конец.

Когда те, кто покается, уже покается, а те, кто упрутся, упрутся окончательно, Он вмешается явным образом. Это будет момент величайшей радости для одних, величайшего ужаса и смятения для других, но, главное, это будет момент, когда выбор будет уже сделан, момент, после которого уже нельзя будет ничего изменить.

И открыто и честно предупреждать об этом – наш долг по отношению и к Богу, и к людям.

Сергей Худиев

Я бы предпочел полное слияние с абсолютом, как в восточных религиях. Почему христиане этого не принимают?

Коль скоро Бог создал нас другими, а не Собой, не частью Себя и сделал это из любви – значит, именно в проявлении нашей индивидуальности Он и видит смысл Своего благого труда в данном случае. Когда я пишу роман, для меня высшей наградой является обретение героем чего-то похожего на свободную волю. Когда я писала 22-ю главу «По ту сторону рассвета», я жаловалась друзьям на то, что герой вздумал зажить частной жизнью вместо того, чтобы по-быстрому, повинуясь моей воле, перейти к развязке, – но эти жалобы были шутливыми, на самом деле я радовалась, что герой получился настолько хорошо, что «сам» ведет повествование. Если я создаю персонаж, я хочу, чтобы он был самим собой, а не Ольгой Брилевой. Думаю, когда Бог создает Ольгу Брилеву, Он тоже хочет, чтобы она была собой, а не Им.

Ольга Брилева

Почему бы Богу просто не уничтожить ад?

У человека есть реальный выбор с реальными последствиями. И просто взять и устранить эти последствия («уничтожить ад») – значит уничтожить сам выбор. Если водка в стакане превращается в простую воду, как только я начинаю спиваться, пистолет всегда дает осечку, когда я пытаюсь застрелиться, всякий раз, когда я пытаюсь совершить измену и разрушить свою семью, меня поражает временная импотенция и т. д. – это значит, что реального выбора у меня нет. Реальный выбор – это реальные последствия. Вечное спасение не носит принудительного характера – у человека всегда есть возможность отвергнуть Бога. Реализация этой возможности и есть ад.

Рай – это новые отношения с Богом и Его святыми. Ад – окончательная утрата этих отношений. Поэтому человека никак нельзя ни избавить от ада, ни ввести в рай помимо его собственного выбора, без его собственного покаяния и веры. Это в принципе невозможно.

Сергей Худиев

Христианство постулирует бессмертие души. Это значит, что рано или поздно нам всем друг с другом где-то жить вечно. Мне вспоминается высказывание французского атеистического философа Сартра: «Ад – это другие». В пьесе Сартра, откуда взято это высказывание, адские муки описываются, на взгляд католика, совершенно правдиво: в некоем месте собрано некое количество патологических эгоистов. Причем они наконец-то начисто лишены возможности терзать тех, кто способен жить для других и ради других. Им остается только мучить друг друга. Сартр еще гуманно поступил, ограничив количество действующих лиц тремя, а их возможности по мучению и доставанию друг друга – моральным садизмом. В аду возможности людей и демонов в этом плане ничем не будут ограничены – свобода полная.

Ольга Брилева

Почему вы считаете, что Бог может испытывать такое негативное чувство, как гнев?

Гнев Божий – не «чувство». Не бурление адреналина. Гнев Божий – это безусловное отвержение греха.

Ольга Брилева

Представим себе, что какой-нибудь негодяй вроде Гитлера искренне покаялся и Бог его простил. Это что же получается – его жертвы тоже должны будут простить его? А иначе их не пустят в Царствие? Я в такое Царствие не хочу!

Другого у Господа для нас, извините, нет. Меня в свое время глубоко потряс рассказ о маленькой неграмотной девочке, Марии Горетти, «мученице целомудрия», которая простила своего насильника и убийцу, а через десять лет тюрьмы он раскаялся и обратился. Она канонизированная святая, и там, в раю, она обнимает его. Вот Царствие Божие, и если человек свидетельствует, что такого Царства ему не нужно, то он отчаянно нуждается в действии Духа Святого, просветляющего разум и дающего духовную силу.

То, что проповедуют христиане, язычники справедливо называли и называют безумием. Языческое милосердие находит допустимым причинение человеку некоего «переносимого» неизбежного зла, потому что в жизни без мелких конфликтов не обойтись, и просить прощения за это зло как бы и не обязательно. Когда я ехала в поезде, читая о Марии Горетти, со мною ехали мать и дочь, успевшие за менее чем сутки крупно поссориться как минимум трижды (мелких перепалок я не считала) – из-за забытых дома фотографий и тапок, из-за бутерброда, из-за взглядов на игристые вина. Дочь была ославлена (при чужом человеке) дурой и бестолочью, мать – заразой, открытым текстом. Когда я наконец решилась заговорить с матерью (именно она генерировала конфликты), оказалось, что эта женщина свято убеждена: ее слова не только не причиняют окружающим боли, но и доставляют им некий «кайф» от знакомства с таким прямодушием и решительностью. Лично я никакого кайфа в лице дочери не усмотрела: слова матери терзали ее, хотя чувствовалось, что эта боль стала уже привычной.

И вот я читала о величайшем образце милосердия, о девочке, которая, умирая, молилась за убийцу, и слышала, как две взрослые, отнюдь не полагающие себя жестокими женщины обустраивают свой ад в отдельно взятом купе. Вот последствия языческого «милосердия»: оно не требует от человека невозможной любви – и в итоге разрушает возможнейшую из возможных, любовь матери и дочери. Мы говорим: «Человека никто не должен обязывать прощать убийц!» – а получается, что требуем для себя права творить зло и не просить прощения. А эти мелкие пинки и подковырки, все это «допустимое зло» есть ни что иное, как медленное уничтожение человека. Язычник может успокоиться тем, что он никого не зарезал, и считать себя лучше Гитлера. А в Царствии не будет «допустимого зла». Всякое зло недопустимо. Поэтому нельзя не простить человека, который искренне обратился от зла, и нельзя давать прощение тому, кто требует себе права не прощать.

Самое нравственно недопустимое – жестокое убийство единственного безгрешного человека на Земле Бог допустил. Он попускает нам ужасные вещи, а ведь если бы Он занимал ту же позицию, что и мы, – нравственно недопустимо принимать грешника, то тут была бы пустыня. Да, грех нравственно недопустим, и если мы хотим жить, мы должны очиститься от греха. И нам нельзя брезговать теми, кого Бог очистил. Потому что иначе Бог побрезгует нами.

Ольга Брилева

Да, это действительно так. Господь Иисус Христос говорит четко и недвусмысленно:

Если простите другим согрешения их, простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете людям прощать, то и вам не простит ваш Отец согрешения ваши (Мф. 6:14–15; современный перевод).

Что можно сказать об этом? Вам будет гораздо легче простить, когда вы поймете, насколько вы сами нуждаетесь в Божьем прощении. А пока вы этого не поняли, вам и Спаситель вроде бы не нужен. Иисус сказал: «Не здоровым нужен врач, а больным. Пришел не праведников Я призвать, а грешников» (Мк. 2:17; современный перевод). Пока вы не осознали свою отчаянную нужду в прощении, вы будете осуждать других. Когда увидите свою вину, вам других осуждать не захочется.

А что касается Царства Небесного, то в нем будет немало бывших убийц, воров, наркоманов… Перечень можно продолжить, только в конце списка не забудьте написать свои собственные «любимые» грехи! Но это будут совсем другие люди – Господь, принимая нас в Свою семью, начинает менять нас изнутри, делает другими людьми. Поэтому нам и нужно покаяние, а иначе мы бы действительно превратили рай в ад.

Михаил Логачев

Как спасенные могут утешаться в раю, зная, что в это время другие страдают в аду?

О вечном рае и аде я знаю со слов Господа Иисуса; меня тоже это смущало раньше, потом я пережил один болезненный для меня опыт и понял, о чем идет речь. Пару лет назад я принимал участие в (провалившейся) попытке помочь одному наркоману. Парень прочно сидел на героине, был ВИЧ-инфицирован (по крайней мере, он так говорил), зарабатывал на жизнь в качестве проститутки. Мои знакомые из церкви уложили его на детоксикацию, выложили за это несколько сот долларов (он был не москвич), я возил ему в больницу еду, мы пытались ему помочь, и он, кажется, нашу помощь принимал. С ним, конечно, было тяжко – он все время врал, порывался сбежать, капризничал, но как-то через детоксикацию мы его провели.

Потом мы попытались отправить его к матери в Псков, но тут он от нас сбежал. Помню, я в глубокой подавленности возвращался домой с вокзала (он сбежал прямо с поезда), и я подумал – вот я иду домой, к жене, она-то чем виновата, что этот парень сделал такой выбор? Почему я должен лишать ее покоя и радости из-за его порочного выбора? Почему все должны быть несчастны из-за того, что кто-то выбрал смерть, а не жизнь, проклятие, а не благословение? Если человек украл мир и радость у себя, это не значит, что ему надо дать возможность украсть мир и радость у других. Этот парень научил меня еще одной важной вещи. Он показал мне, как можно манипулировать чужим состраданием и чувством ответственности за чужую жизнь, добиваясь своих целей. Примерно так: «Вы знаете, я парень бедный, несчастный, обиженный, больной и почти сумасшедший. Если вы не будете делать того, что я от вас хочу, я психану, обижусь и убегу. Наверное, я погибну – и это будет на вашей совести. Вы будете страдать от чувства вины, несостоятельности и неисполненного долга из-за того, что вы позволили мне погибнуть. Поэтому вам лучше делать по-моему».

То есть прямым текстом это, конечно, не говорилось, но стратегия была такая. Примерно так грешник ведет себя по отношению к Богу и Его святым: «Вот я сейчас упрусь и не буду покоряться Богу; если я из-за этого погибну, то вы уже не сможете радоваться своему спасению – ведь бедный я его буду лишен. А потому сделайте по-моему, покоритесь моим условиям, снимите свои требования».

Но «сделать по-его» на самом деле невозможно, пытаться сделать – ему же хуже выйдет. Например, тот наркоман хотел только сбить дозу и отлежаться, а не бросить прежнюю жизнь. С Богом такой шантаж не проходит. Тот, кто отвергает спасение, лишает вечной радости себя – и больше никого. Вся нераскаянная гордость и злоба ада не могут запретить радости рая. Подробнее об этом очень хорошо написано в книге К. С. Льюиса «Расторжение брака».

Сергей Худиев

Хорошим людям трудно бывает это понять, потому что хороший человек и в самом деле не может спокойно смотреть на страдания. Тут придется мне свидетельствовать, как человеку, еще недавно очень плохому, свидетельствовать о чувстве, которое я не могу передать иначе, как словами: «Пусть вам всем будет плохо!». Это подлинно адское чувство, и самое адское в нем то, что им можно упиваться без конца. Мы смотрим на адские мучения как бы из рая, воображая себя на месте праведников и ужасаясь: нет, я бы не мог быть таким равнодушным, там же страдают! Переменим позицию, посмотрим «из ада», попробуем представить себе эту мрачную радость от того, что твои братья хоть и много лучше тебя, а ты так легко заставляешь их страдать, причиняя себе мучения. Человек может дойти до готовности выпустить себе кишки – лишь бы увидеть, как вырвет его ближнего (притом что он бы с куда большим удовольствием выпустил кишки ему, да руки коротки), и для многих людей страдать – это эффективный способ мучить других.

Я была ребенком, а теперь я мать, и я диву даюсь тому, как легко людям приходит в голову именно этот способ манипуляции: страдать и ныть, чтобы подчинить другого, любящего. Да, это оружие безоружного – у ребенка нет другого способа заставить родителя что-либо сделать. Но это оружие тем более подлое, что эффективнее всего действует на еще более безоружных, на тех, кто любит, а значит, готов жертвовать.

Люди ада мучили бы людей рая и более простыми способами, но Бог обломал им все рога, положил пределы злу. Неужели мы хотим, чтобы для зла осталась лазейка? А ведь это страшное зло: истязать любящего его же любовью – это подлинно сатанинское действие, я даже не знаю, что может быть хуже, потому что я сама так поступала, и свидетельствую – этого я стыжусь, как ничего другого.

Ольга Брилева

Может быть, евангелисты, какими бы святыми людьми они ни были, просто вложили в уста Иисуса слова о суде и аде, которых Он не говорил?

О Божьем Суде свидетельствует Иисус, это Его прямая речь, которую приводят все четыре евангелиста. Одно из двух: или они все четыре сговорились лгать о том, что говорил Иисус, или Он действительно это говорил.

Если они столь гнусно солгали о Боге, то какие же они святые? Об ошибке здесь речи быть не может – все четверо вкладывают в уста Иисуса слова о суде. Ну, а если они все же были святыми, то как можно их подозревать в таком обмане или такой преступной халатности?

Если те, кто следовали за Иисусом три года, ели вместе, видели чудеса и пережили ужасный день Распятия; если они не разобрались в Его послании, то кто тогда разобрался? И что же это за послание такое, что его понимают с точностью до наоборот?

Ольга Брилева

Верно ли, что человек может совершить ряд поступков, которые обрекут его на вечную пытку невероятной физической болью?

Нет, не верно. Во всяком случае, если понимать буквально обороты в Мф. 13:42–50; Мф. 25:44–46 с «мукой вечной» в огне, Иуд. 1:7 с «казнью огня вечного», 1 Фес. 1:8–9: «наказание вечной погибелью», «отмщение в пламенеющем огне», то почему бы не понимать буквально и оборот «на лоне Авраамовом» – мол, праведники в раю будут лежать на животе у Авраама. Образ огня действительно часто используется в Писании, чтобы показать, как мало в аду хорошего. Компания там подбирается такая, что и физических мучений, наверное, тоже будет хватать – если человек при жизни был садистом и не пожелал от этого отказаться, то, надо думать, он таким пребудет и в вечности. Но довольно странно сетовать на Господа за то, что Он отделил наконец садистов от порядочных людей, оставив в обществе садистов только тех, кто пожелал с этим обществом разделить вечность.

Ольга Брилева

Почему христиане считают грехом некоторые из поступков, от которых заведомо нет никакого вреда и которые тем самым нельзя считать агрессией, посягательством на другого (а это – единственное, за что считают справедливым и возможным карать даже такие далеко не добрые существа, как люди)?

По каким признакам мы беремся определять, что есть вред, а что не вред? Часто у нас не хватает компетенции определить, что для нас лично является вредом в чисто физическом плане. Мы еще чаще ошибаемся, пытаясь определить духовный вред, который причиняет себе и другим грешник. Действительно, люди совершенно правы, ограничивая таким образом свою юрисдикцию, – мы вправе судить и карать лишь за тот вред, который для нас очевиден и доказуем. Всеведущему очевидно значительно больше, и в доказательствах Он как-то не нуждается.

Прокрустово ложе понятия «причинение ущерба окружающим» не годится для понятия «вина». Ни списывающий школьник, ни заплывший за буйки купальщик никакого вреда окружающим не причиняют; тем не менее, если школьник получит низкую оценку, а лихой пловец потонет, то у кого-нибудь обязательно вырвется: «Сам виноват».

Ольга Брилева

Почему христиане считают грехами те поступки, к которым человек испытывает по своей природе (сотворенной, заметим, Богом) сильнейшую, почти непреодолимую склонность, так что избегать этих поступков ему оказывается мучительно трудно (ну хотя бы припомним прелюбодеяние вожделеющим взглядом, приравненное к простому прелюбодеянию и тем самым оказывающееся смертным грехом, или единичное неподавание милостыни)?

Если мы откроем Книгу Бытия, мы увидим, в частности, что проблема прелюбодеяния вожделеющим взглядом перед Адамом и Евой не стояла: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2:25). Так что нельзя сказать, что Бог при сотворении наделил человека неподконтрольным влечением к противоположному полу, равно как и жестокосердием, отказывающим ближнему в помощи. Господь Сам сказал: «…плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю», и ничего дурного в этом не находил, а находил, что это «хорошо весьма». Хотеть есть – не плохо, самый суровый пуританин не назовет это грехом; грехом является стремление выдернуть кусок изо рта ближнего, и как раз по этой линии проходит грань между естественной потребностью и потребностью греховной. Мы можем согласиться с тем, что естественные потребности дал людям Господь, но никак не с тем, что Он позволил удовлетворять их любой ценой. Таким образом, невозможно упрекнуть Бога в том, что мы исказили свою природу. Нельзя сказать, что Бог виноват уж тем, что хочется нам кушать, – мы очень часто хотим не просто кушать, а чего-нибудь этакого, причем за чужой счет, и это – не Божий дар, а наш грех.

Склонность преодолима – иначе получится, что наша разумная часть слабее нашей неразумной. Выдавать ее за непреодолимую означает лгать самим себе. Никто еще не умер оттого, что сдержал похотливые мысли, – о какой же непреодолимости может идти речь?

Ольга Брилева

Почему же Бог включил в ассортимент возможных путей, предоставленных им человеку, пути, ведущие в вечную погибель?

На самом-то деле все очень просто. Бог создал нас для жизни вечной. Тот, кто желает радоваться и радовать других, будет это делать вечно. Кто желает мучить других, будет вечно мучиться. Так как окажется в компании единомышленников. Это гибельный и мучительный путь? Да. Ну так сойди с него, пока ты еще жив, пока твой выбор не отбросил тени в Вечность.

Ольга Брилева

Согласно христианскому учению, ад – это место мучения, страдания. Вместе с тем те, кто туда попадет, явно мучиться не желали. Вопрос: насколько соотносится с любовью Божией то, что те, кто туда попал, будут мучиться? Оправдать такую ситуацию тем, что они, дескать, «сами выбрали мучение», нельзя – они выбирали не мучение, а нечто другое.

Те, кто был осужден и казнен в ходе Нюрнбергского процесса, тоже не желали оказаться на виселице или в тюрьме. Вопрос: насколько соотносится с любовью к ближнему такой приговор? Ответ: напрямую – будучи заключены и повешены, эти люди никак не смогут вредить ближним и послужат уроком для тех, кто наперед пожелает. Да, верховные правители Рейха не желали окончить свои дни за решеткой – они желали мирно умереть в своей постели, окруженные опечаленными родными и близкими. И если бы власти стран-победителей позволили им так умереть, можно было бы смело сказать, что справедливости в мире нет, а раз так, то нет и любви, ибо справедливость – один из главных аспектов любви: не делай другому того, чего бы ты не хотел претерпеть сам.

Но другие люди, причинившие не меньше зла, чем нацистские владыки, умерли сравнительно мирно – Сталин, Мао, Пол Пот… Сказать, что они не получат свое на том свете, – значит сказать, что справедливости нет и выше; значит плюнуть в лицо миллионам жертв. Насколько соотносится с любовью Божией то, что Пол Пот будет мучиться в аду? Да, он выбрал мучение – но не для себя, а для множества других людей, для себя он выбрал почести и власть. Так что же, именно этот выбор должен быть закреплен в вечности? Или другой: что ты сделал с людьми здесь, то там будет сделано с тобой, потому что – не делай другому того, чего бы не хотел претерпеть сам.

Ольга Брилева