Текст книги "Великолепная пятерка"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Борис Романов: под колпаком

Борис заметил слежку, когда свернул с Варшавки. Громоздкий темный джип не покатил дальше по шоссе, а последовал за романовским «Ауди» в направлении жилого комплекса «Славянка-2». Отрываться или делать какие-то еще специфические действия было поздновато, да и смысла не было – на проходной в «Славянке» сидели не какие-нибудь бабки-пенсионерки, там сидели вооруженные мужики из СБ, способные моментально разобраться с кем угодно, будь он трижды джипастым и четырежды крутым. При условии, что этот «кто угодно» представляет опасность для компании «Рослав» и ее сотрудников. Поглядывая в зеркало заднего вида, Борис подумал, что СБ – не такая уж и плохая вещь, даже если они там знают все о сочинской оргии девяносто восьмого года...

Борис затормозил перед воротами, опустил левое стекло, ожидая охранника. Джип плавно встал сзади, и Борис, не выдержав, стал говорить человеку в униформе СБ, одновременно протягивая ему идентификационную карту:

– Держите... Там за мной машина, еще с Варшавки... Черт...

– Что-то не так? – поинтересовался охранник. Борис вздохнул, наблюдая в зеркале жизнерадостную морду Монстра, высунувшуюся из джипа.

– Все в порядке...

На парковке Борис подошел к джипу и злобно пнул по тугим покрышкам, мстя за пережитые минуты беспокойства.

– Это же не твоя машина, – сказал он Монстру.

– Моя, – лучась самодовольством, ответил тот. – Ясный пень, моя.

– А где «девятка»?

– Продал. Решил, что хватит ездить как засранец. Купил настоящую мужскую тачку. Ведь правда – солидно смотрится?

– Солидно... – сказал Борис, припоминая чьи-то слова о том, что подобные машины существуют не для езды, а для того, чтобы показывать на них и говорить: «Вот моя тачка...»

– У тебя тоже ничего, – в утешение Борису сказал Монстр. – У тебя машина женатого серьезного человека. А у меня... – он сжал кулак и потряс им в воздухе. Борис не понял, что это значило. Вероятно, что-то приятное для Монстра.

– Такие покупки обычно обмывают, – напомнил Борис. – Или ты решил всех продинамить?

– У меня после покупки бабок не осталось, – пожаловался Монстр. – Причем в полном смысле слова. Сотню не подбросишь?

– Рублей?

– Обхохочешься, – скорчил гримасу Монстр. – Баксов, ясный пень...

– С собой у меня нет, пойдем в квартиру поднимемся...

– Пойдем, – с охотой согласился Монстр.

Это место напоминало какой-нибудь подмосковный санаторий – аккуратные асфальтовые дорожки, много растительности, неторопливо прогуливающиеся люди... Не соответствовали санаторному облику лишь многоэтажные дома и доносившийся шум машин, напоминавший, что это все-таки не Звенигород, а юг Москвы. Земля под жилой комплекс «Славянка-2» была выкуплена корпорацией «Рослав» у московского правительства точно так же, как чуть раньше была выкуплена земля под комплекс «Славянка-1», а чуть позже – под «Славянку-3». Руководство корпорации предпочитало, чтобы сотрудники жили на отделенных от остального мира участках, в комфортабельных квартирах, в домах со своими магазинами, прачечными, парикмахерскими и кафе. На территории каждого жилого комплекса находились детские сады, школы, спортивные комплексы, так что необходимость покидать охраняемую территорию была сведена к минимуму. А у СБ, в свою очередь, меньше болела голова о безопасности семей сотрудников «Рослава». «Славянка-2» занимала несколько гектаров, и вся эта территория была обнесена по периметру трехметровым забором, оснащенным камерами слежения, периметральными ультразвуковыми датчиками и тому подобными устройствами, целью которых было отгородить своих от чужих. Борис и Монстр были своими. Предполагалось, что на территории жилого комплекса им должно быть хорошо и спокойно. Возможно, с Монстром так все и обстояло. Но с Борисом совсем нет. Это заметил даже Монстр, которого трудно было заподозрить в излишней чуткости к ближнему.

– Боб, а Боб... – с какой-то непривычной для себя интонацией произнес Монстр. Как будто он пытался быть деликатным, но не знал, как это делается. – Боб, у тебя все в порядке?

– То есть? – Борис не сбавил шага в направлении лифта, но вопрос ударил его прямо под дых. «У меня не все в порядке, Монстр. У меня офигенно не все в порядке. Мне на прошлой неделе показали, как мужику перерезали горло. И потом мне сказали, что так и надо. А я согласился. Потому что я не хочу, чтобы мне перерезали горло. Я согласился, но легче мне от этого не стало. Так что – не все у меня в порядке, Монстр... И сотней баксов мою проблему не решить». – Ну, мне кажется, будто напряги у тебя в последнее время... – сказал Монстр. – Это чисто мое впечатление... Нервы, да? Пашешь много?

– Нервы... – Борис посмотрел на Монстра сверху вниз. Странно, что это не пришло ему в голову раньше. Монстр по работе имеет доступ к той же информации, что и он, Борис. Стало быть, Монстра тоже должны были подвергнуть проверке.

– Эй, ты чего?

Борис схватил Монстра за грудки, втащил в кабину лифта и прислонил к стене.

– Я тебя спрошу, – прошептал Борис. – А ты мне ответь. Все останется между нами – и мой вопрос, и твой ответ. Ясно?

Монстр на всякий случай кивнул.

– Тебя приглашали в главный корпус? На шестнадцатый этаж? В сектор "Д"? Тебе показывали там фильм?

– Это уже четыре разных вопроса, – сказал Монстр, демонстрируя математическое образование. – Мне на все отвечать?

– Пожалуйста, – прошептал Борис. В этот моменту него было такое выражение лица, что Монстр был готов куда на большее, чем ответ на четыре простых вопроса.

– В главном корпусе я был, – признался Монстр. – Но не на шестнадцатом этаже. И фильмов мне там никто не показывал. Я слышал, там есть зал «Долби-сарраунд», там рекламные ролики прогоняют, прежде чем запустить их на телевидение...

– Какое, к черту, «Долби-сарраунд»?! – Борис недоуменно уставился на коллегу. – Там обычная видеодвойка. Кассету вставляешь, и вот тебе кино...

– Порнушка, что ли?! Ты ходил в главный корпус смотреть порнушку?! А я? А меня почему не взял?

Монстр был безнадежен. Борис отпустил его и нажат кнопку своего этажа. Монстр еще некоторое время трепыхался по поводу порнушки, но Борис успокоил его одной лишь фразой:

– Ты знаешь, оказывается, в СБ в курсе насчет той нашей поездки в Сочи.

– А? – притих и вжался в стену кабины лифта Монстр.

– В деталях, – сказал Борис. – Вплоть до твоих болезней. Кажется, у них даже видеозапись есть.

Монстр гневно шмыгнул носом. Кажется, он был расстроен, но не был изумлен.

– М-да, – сказал он. – Говорили мне умные люди...

– Что именно?

– Что мы тут все под колпаком...

– В смысле?

– В смысле, что вся эта хренотень выстроена не просто так... Это штука навроде того здания американского посольства, что наши строили в семидесятые. Там с фундамента радиозакладки шли, чтобы все здание слушать. Вот и здесь – везде глаза и уши. Везде микрофоны и скрытые камеры. В коридорах, в магазинах, в квартирах. Служба безопасности, понимаешь? Типа они обеспечивают нашу безопасность. А на самом деле они держат нас под колпаком...

– Везде – глаза и уши?

– Везде, ясный пень...

– И в лифте?

– Оп, – сказал Монстр. – Вот это я как-то не подумал... А с другой стороны...

– С другой стороны, это лучший способ проверить – прав ты или нет. Если прав и здесь везде глаза и уши, то завтра тебя вышибут с работы. Ну и меня тоже. А если не вышибут, значит, и нет ничего...

– Боб, все не так просто, – предупредил его Монстр. – Там же не кретины сидят. Они нас не вышибут. Они сделают вид, что ничего не слышали. А ты подумаешь, что никаких микрофонов нет, расслабишься, будешь трепаться... А они будут тебя контролировать. А они будут все про тебя знать.

– Так и с ума сойти можно, – сказал Борис, выходя из лифта.

– Ясный пень, – согласился Монстр. – Только дай мне сотню, прежде чем свихнешься.

Монстр свою сотню получил и даже больше – он получил бесплатный ужин. Марина, жена Бориса, всегда умилялась неприкаянным и неухоженным видом Монстра, лишенного семейного уюта и тепла. Ужин успокоил Монстра в его подозрениях насчет душевного состояния Бориса – человек, которого дома так кормят, не может быть несчастлив.

– Человек, который разъезжает на такой машине, как у тебя, тоже не может быть несчастлив, – заметил Борис.

– А что я? Разве я жалуюсь? У меня все в ажуре! Разве по мне не видно?

– Видно, – кивнул Борис. – Если не считать того, что ты месяца два уже ходишь на работу в одном и том же свитере.

– Тут уж одно из двух, – развел руками Монстр. – Или машина, или свитер. Кстати, это не один и тот же свитер. У меня их... четыре. Все одинаковые.

– Я верю тебе, – сказал Борис, похлопав Монстра по плечу. – Так же как я верю Дарчиеву, когда он рассказывает про свою безумную любовь с Софией Ротару в восемьдесят первом году...

И вроде бы все стало хорошо и спокойно – на то он и дом, чтобы человек там чувствовал себя именно так, чтобы было где человеку укрыться от жестокости и холода окружающего мира. Олеська что-то рассказывала про гимназию, Марина тоже что-то смешное вспомнила, журнал какой-то показывала... Вроде бы мелочи, но Борис отвлекся, забылся, перескочил с волны страха и беспокойства на волну тепла и расслабленности.

Чтобы перед самым сном, в ванной, глядя в зеркало на свое и вправду не пышущее здоровьем лицо, понять простую истину.

Монстр и он имеют доступ к одинаково секретной и ценной информации. Его, Бориса, потянули на проверку. Монстра – нет. Монстр не мог так хорошо прикидываться, это ведь всего лишь Монстр, а не Роберт де Ниро.

И какой отсюда вывод? Вывод получался такой – Монстр у СБ не вызывал подозрений. Может, они считали его за придурка, но подозрений у них он не вызывал.

А вот Борис... Он внезапно задумался – действует ли в СБ презумпция невиновности?

Ответ был скорее отрицательный, чем положительный.

Боярыня Морозова: разбор полетов

– Виновата я, – сказала Морозова. – Потому что мне нужно было передать руководство кому-то другому. Например, Монголу. Я не могла руководить, потому что находилась внутри. У меня не было возможности двигаться, у меня не было маневра, у меня не было всей нужной информации. Руководить должен был человек снаружи. Я это не просекла.

– Понятно, – сказал Шеф. – Давай дальше, – сказано было с легкостью и почти что с равнодушием, как будто Морозова брала на себя кражу гнилого яблока из чужого сада, а не провал важной операции. Эта интонация могла обмануть многих – но не Морозову.

– Все пошло не так, – сказала она. – На вокзале объект был один, без прикрытия. Так мне передал Дровосек, но я ему не поверила. Но в вагоне тоже прикрытия не было. Объект был совершенно один, поэтому весь ваш дурацкий маскарад был излишним, – Морозова не без удовольствия вставила эту шпильку. – Все эти костюмчики, накладные задницы, макияжи... Его никто не прикрывал, и это было настолько неправдоподобно, что я не поверила. Я выждала время, но никто его не проверил. Он был сам по себе. Тогда я запустила в купе Кирсана, и мы стали работать. Тут все вышло без проблем, мы его раскрутили, и Кирсан получил от объекта почти все, что нужно... Нам немного не хватило времени. Я успела задать объекту вопрос: обещали ли ему сопровождение до Питера или что-то в этом духе. Объект ответил отрицательно. Тогда у меня появились подозрения. К сожалению, все происходило слишком быстро, чтобы я пришла к правильному заключению. Это тоже моя вина, – сказала Морозова, едва сдержавшись, чтобы не добавить: «Очень трудно быть умной в дурацком розовом костюмчике!»

– Какого рода подозрения? – задумчиво проговорил Шеф.

– Этот парень был слишком прост. Он классно делал свою работу, иначе бы его не привлекли в «Рослав», но в практической плоскости... У меня появилось ощущение, что парня каким-то образом кинули. Я только не могла понять – как. У меня возникла идея, что ему подсунули чемодан фальшивых денег, но парень сидел на деньгах в буквальном смысле слова, и проверить я не успела...

– Фальшивые деньги? – Шеф пожал плечами. – А в чем смысл? Просто сэкономить? Ну а если бы парень рассердился и рассекретил ту программу, что он сделал для «Рослава»? Кстати, деньги настоящие. Тут ты ткнула пальцем в небо.

– И все равно ощущение у меня было правильное, – гнула свою линию Морозова. – Его решили кинуть. Люди из «Рослава» увидели в нем лоха и обошлись соответственно.

– Но ты не могла понять – как именно его кинули...

– Тём более что никто из «Рослава» в поезд не сел. Я стала думать, что подвох состоится в Питере... А еще я подумала – что бы я сама сделала на месте людей из «Рослава»? У меня есть программист, который сделал очень важную и очень секретную работу. Но это парень со стороны, поэтому ему нельзя верить до конца. Никогда нельзя быть уверенным, что за большие деньги или под угрозами он не раскроется. Как мне обезопасить себя и не потерять отличный пакет защитных программ? Я бы ликвидировала программиста.

– Жаль, что тебя не осенило пораньше... Но это так, пожелание, – поспешно добавил Шеф.

– Меня сбило, что Дровосек не засек сопровождающих из «Рослава», – повторила Морозова, хмуро глядя перед собой. – Я все-таки не считаю Дровосека полным кретином... К тому же там был Монгол. Они оба никого не заметили. И я до сих пор не знаю, откуда взялись те трое. Я только знаю, что они прошли в наш вагон с той стороны, которую прикрывал Дровосек.

– За это ты ему и врезала, – подытожил Шеф, вздохнул, привстал со стула и на мгновение скрылся в соседней комнате. Вернулся он с кипой газет под мышкой. Шеф бросил газеты на постель, выбрал из них одну, развернул перед Морозовой первую страницу. Вверху сияли какие-то губернаторские лысины, а чуть пониже заголовок кричал: «Кровавое путешествие: трое не добрались до северной столицы». Еще ниже размещались три небольшие фотографии, в одной из которых Морозова узнала улыбающегося Тёму. Что-то неприятное кольнуло ее в районе желудка – возможно, легкие угрызения совести, а возможно, она просто хотела есть.

– Знаешь, кто это? – Палец Шефа неласково потыкал в хари на двух остальных фотографиях. – Они не имеют к «Рославу» никакого отношения. Мы прошлись по информационным базам МВД, так вот, там обе эти хари имеются. Это – Слоник, это – Валера Рыжий. Проходили по делам подольской преступной группировки. Третий, кстати, оттуда же. Куцый его звали. В газеты он не попал, потому что его тело мы утащили из поезда. Едва успели. Теперь все выглядит так, будто на твоего программиста напали трое, убили его, деньги забрали. Но ушел из троих только один, этот самый Куцый. Пусть заказчики мероприятия теперь его поищут – время потеряют, да авось и засветятся. А мы пока успеем попользоваться теми сведениями, что Кирсан вытянул из программиста...

– Как он? – спросила Морозова. – Кирсан, я имею в виду...

– А я уж думал, ты не спросишь, – без укоризны в голосе произнес Шеф. Он знал и за собой тот же самый грех – относиться к людям как к носителям определенной функции и интересоваться в первую очередь выполнением функции, а не самочувствием людей. Ему сложно было винить в том же самом Морозову. – С Кирсаном нормально... Но неделю-другую он проваляется. Слава богу, на диктофоне и на тех листках все более-менее разборчиво. Так что можешь себя особенно не терзать – дело-то сделано. Не так гладко, как хотелось бы, но, думаю, на пару суток мы задурили всем головы – выглядит так, будто все сошло по их плану. Программиста замочили, деньги у него взяли, осталось только найти Куцего с чемоданом. А он, может, со страха залег на дно. Пережидает, – усмехнулся Шеф. – И найти его будет нелегко. Тебя в том поезде не было – всю информацию из компьютеров МПС мы стерли.

– Получается, что «Рослав» убрал Тёму руками наемных бандитов? Почему не сам?

– Хороший вопрос. Ответа я не знаю. Хотя... Дровосек ведь отслеживал прикрытие со стороны «Рослава» – и не нашел его. А на подольских бандитов его никто не ориентировал – вот они и прошли мимо него без проблем. Трюк сработал, – признал Шеф. – Но трюк был очень рискованный... Хотел бы я знать, кто там в «Рославе» принимает такие решения. Надо же – связаться с бандитами и сказать им: «Ребята, завалите одного парня в поезде. При нем бабки, это и есть ваш гонорар». Ребята вопросов задавать не будут... И «Рослав» к убийству потом за уши не притянешь.

– Раньше они так не работали, – сказала Морозова.

– Раньше не работали, – согласился Шеф. – Но ведь все меняется, разве нет? И не всегда это перемены к лучшему.

Борис Романов: под колпаком (2)

На следующий день его не потащили в СБ для разбирательств и не вышибли с работы. Отсюда можно было делать взаимоисключающие выводы: то ли никаких микрофонов в лифте не было и в помине, то ли в СБ решили дать Борису с Монстром еще немного порезвиться. Борис не стал ломать над этим голову, он просто поехал на работу, отпахал там положенное количество часов, стараясь общаться только с монитором и не думать ни о чем, кроме длинных строчек с цифрами... А потом он поехал домой, чтобы успеть перекинуться парой фраз с дочерью, прежде чем она пойдет спать, и посидеть минут двадцать с женой у телевизора, прежде чем в сон потянет его самого... А утром снова в машину и снова на работу. А потом – снова вечер. А потом – снова утро. Чрезвычайно интересная и насыщенная жизнь. Борис был бесконечно счастлив, вспоминая похожие одна на одну недели – от января до мая. Потом становилось легче, потому что наступала весна, ощутимая, яркая, палящая радостным солнцем. В мае становилось окончательно ясно, что прожит еще один годичный цикл, и стало быть, скоро будет отпуск, и можно будет на две недели вырваться из утомительной до смерти круговерти...

– Я думала об отпуске... – сказала Марина, поймав тот краткий промежуток времени, когда Борис уже приехал с работы, но еще не завалился спать.

– Знала бы ты, как часто я о нем думаю, – пожаловался Борис. – Иногда мне кажется, что я просто не доживу до июля...

– Случайно зашла в турагентство... Там неплохие туры по Европе. Как ты на это смотришь?

– Мы поедем в Турцию, – сказал Борис, на ощупь отыскивая чашку с кофе. Странно, но его уже не спасали и тонизирующие напитки. То ли он слишком утомился, то ли все дело было в нервах.

– Мы уже были в Турции, – напомнила Марина, и Борис услышал в ее голосе легкое неудовольствие. – Мы там два раза были. Мне кажется, достаточно. Почему бы не съездить в Европу?

– Потому что у нас пансионат в Турции, – пояснил Борис. – А в Европе у нас нет пансионата. Говорят, будто в Испании что-то там затевается, но это все еще вилами на воде писано...

– То есть тебе на работе опять дают путевку в Турцию?

– Угу...

– Ну так откажись.

Борис нахмурился и отлепил спину от мягкой спинки дивана.

– Я не могу отказаться.

– Как это?

– Потому что мне ее не предлагают. Мне ее дают. В данном случае это все равно что командировка. От этого не отказываются.

– Это бред какой-то... Это отпуск, а не командировка!

– Это отпуск с ограничением свободы передвижения. Или мы едем в Турцию, или мы вообще никуда не едем.

– Да кто это придумал?!

– Большие люди, – Борис потыкал пальцем в потолок. – Не переживай, это не только меня касается...

– Я вчера разговаривала с женой Бондаренко, так они едут на Мальту! Они не едут в Турцию!

– Бондаренко? – Борис наморщил лоб. – Ну, значит, у того отдела, где работает Бондаренко, пансионат на Мальте.

– Они сами так решили! Они сами решили поехать на Мальту – и они едут! Почему мы не можем сами решить?!

– Это жена Бондаренко так думает – будто она сама решила... На самом деле за нее все уже давно было спланировано. Или... Это тот Бондаренко, что на третьем этаже? У которого собака?

– Да, это он...

– Ну, – снисходительно усмехнулся Борис. – Его могут отпустить куда угодно. Хоть в Израиль, хоть в Штаты. Потому что он ноль. Потому что он не представляет никакой ценности. О нем не беспокоятся, как обо мне.

– А ты, получается, очень ценный?

– Получается, так.

– Из-за твоей ценности мы будем до конца жизни ездить в один и тот же пансионат?!

– Я же сказал, будет еще в Испании...

– А может, из-за твоей ценности нам с Олеськой скажут сидеть дома и на улице не показываться?! Что это за дурацкие правила?! Кто им дал такое право – лишать людей свободы выбора...

– Фирма обеспечивает нашу безопасность, – скороговоркой, как само собой разумеющееся, проговорил Борис. – В обмен на это мы жертвуем частью своих свобод. Мне кажется, это разумный обмен. В том турецком пансионе ты можешь быть полностью спокойной за Олеську, за себя, за меня...

– То есть для тебя – это нормально?

– Это для меня приемлемо.

– Ты стал просто как зверек какой-то дрессированный... Тебя приручили, раскормили, вот ты больше и не замечаешь, что сидишь в клетке.

– Ты тоже сидишь со мной в клетке, – напомнил Борис. – Эта клетка стоит не меньше трехсот тысяч долларов...

– Квартиры из жилого комплекса не продаются на свободном рынке, – напомнила Марина. – Так что цена ей не триста тысяч баксов. Ее цена – это твоя и моя свобода...

– Ты не в настроении сегодня, – заметил Борис. – Это странно. Ты же специально ушла с работы, чтобы не дергаться, не нервничать...

– Вероятно, я ошиблась. Источник моих стрессов – не в работе, а в доме. Точнее, в осознании того, что я по-прежнему не могу делать то, чего хочу.

– Лично я хочу спать, – признался Борис. – И ты можешь обижаться сколько вздумается, но когда я приползаю с работы, а ты мне начинаешь жаловаться на свои трудности, выдуманные за день... Как-то мне не очень все это нравится. У меня и на работе хватает головной боли.

Только он это сказал, как головная боль действительно пришла. Только он это сказал, Марина и вправду обиделась. И никак не отреагировала на просьбу мужа поискать растворимый аспирин. Борис поворчал и сам пустился на поиски, которые закончились ничем. Борис поворчал чуть погромче, но потом все же накинул куртку, вышел из квартиры, спустился на лифте вниз и двинулся в сторону круглосуточного супермаркета, где работал и аптечный киоск. Идти было всего ничего, к тому же Борис надеялся, что свежий воздух подействует благотворно и изгонит головную боль еще до дверей магазина.

Ему и вправду полегчало, но не настолько, чтобы он забыл о лекарстве. Под мирное тявканье выгуливаемых собак Борис добрел до супермаркета, толкнул дверь и оказался в радостном разноцветном мире сотен совершенно необходимых товаров, замерших на длинных полках в ожидании покупателей. Борис скорым шагом миновал продовольственную секцию, преодолел залежи хозяйственных товаров и уперся в стену – аптечного киоска на прежнем месте не было. Озабоченный, он развернулся и стал прочесывать супермаркет ряд за рядом – как назло, ни одна из болтливых продавщиц-консультантов на пути ему не попадалась: они словно попрятались и ждали, когда перестанут быть Борису нужными.

Наконец Борис вспомнил о существовании подвешенных к потолку указателей – задрав голову, он стал высматривать нужную ему надпись и вроде бы уже высмотрел в дальнем конце торгового зала...

– Здравствуйте.

– А? – Борис оглянулся и не сразу понял, от кого исходит негромкое приветственное слово. Высокорослый прыщавый парень стоял у полки с мужскими дезодорантами, слева от него призывно улыбалась картонная девица с новым шампунем в руках, а еще левее стоял, чуть ссутулившись, немолодой мужчина в расстегнутом длинном плаще, под которым виднелся дорогой костюм. По костюму Борис его и узнал – это был сосед по просмотровому залу. Шестнадцатый этаж главного корпуса, сектор "Д". Мужчина смотрел на Бориса немного смущенно, будто просил о каком-то одолжении.

– Здравствуйте, – сказал Борис. Высокий парень обернулся, убедился, что обращаются не к нему, и удалился в недра парфюмерного отдела.

– Мы виделись, – не очень уверенно сказал немолодой мужчина и сделал шаг навстречу Борису. Это движение пояснило многое – в кейсе, который мужчина держал, зазвенели, столкнувшись, бутылки. От самого держателя кейса повеяло алкоголем, а небольшая коробка, которая была у мужчины в другой руке, судя по надписи, гарантировала избавление от запаха спиртного изо рта.

– Я помню, – ответил Борис, не двигаясь с места и пытаясь сообразить – не допускает ли он ошибки. Должен ли он признавать факт того просмотра? Должен ли он обсуждать тот просмотр, если мужчина начнет такой разговор? Не ошибся ли он, когда сказал человеку с кейсом: «Помню»? И не провокация ли это? Не продолжение ли это проверки со стороны СБ?

Борису захотелось убежать куда-нибудь в сторонку минут на пятнадцать, все хорошо обдумать, а уже затем снова подойти к мужчине, решившему прикинуться трезвенником.

Но бежать было поздно – мужчина сделал еще один шаг и оказался рядом с Борисом. Теперь можно было совершенно точно утверждать, что исходит от человека с кейсом не просто запах спиртного, а запах насыщенный, прочный, стойкий. Немало нужно принять разных напитков, чтобы заработать такой запах. И это тем более было странно, что по всем приметам мужчина занимал высокое положение в корпорации. Такие люди если и пьют, то за плотно закрытыми дверями, чтобы потом личные водители транспортировали тело точно в квартиру – и опять-таки плотно закрыли дверь. Что-то должно было случиться, если люди высокого ранга начинают бегать в супермаркет за бутылками. И Борис, кажется, знал, что случилось.

– Как у тебя со сном? – не слишком внятно выговорил мужчина. Его помятое временем и стрессами лицо сохраняло то же смущенно-растерянное выражение.

– Нормально, – сказал Борис, фиксируя боковым зрением наличие рядом аж двух видеокамер. Они висели абсолютно открыто и предназначались вроде бы не для слежки за сотрудниками «Рослава», а для предотвращения воровства... Но так или иначе факт беседы Бориса с безымянным мужчиной сейчас фиксировался на пленку. Самообладания и хладнокровия Борису это обстоятельство не добавило.

– Хорошо спишь? – с завистью спросил мужчина. – А я – нет...

Борис не знал, что нужно сказать в ответ. Посочувствовать? Пожаловаться на свою головную боль?

– Я нажрусь таблеток, чтобы уснуть, – продолжал негромко говорить мужчина. – А потом все равно просыпаюсь – в три часа, в четыре... Когда темно. Смотрю в потолок. И вижу там того парня... Ну, который тогда в телевизоре...

– Извините, – Борис сделал попытку отойти в сторону, но понял, что мужчина вцепился ему в рукав двумя пальцами, вцепился крепко. Вцепился, чтобы договорить свое до конца. Бориса от его слов прошиб холодный пот.

– Я его вижу на потолке... Вижу весь тот фильм от начала и до конца... Как он говорит... И как его – ножом... И жену его вижу...

– Я не понимаю, о чем вы говорите! – вдруг вырвалось у Бориса. Мужчина недоверчиво посмотрел Борису в глаза, как бы спрашивая – ну и зачем ты мне врешь, парень? «Затем, что я хочу пройти проверку! И я не хочу стать новой жертвой в новом фильме, который будут потом показывать другим людям, чтобы запугать их до полусмерти... Чтобы устроить им проверку...»

Мужчина выпустил рукав Борисовой куртки и отшатнулся, словно увидел в глазах Романова нечто отталкивающее. Нечто столь же страшное, что и картины, появлявшиеся посреди ночи на потолке и превращавшие дорогую, недавно отремонтированную квартиру в ад.

– Это все неправильно, – жалобно сморщившись, сказал мужчина. – Так не надо было делать... Человек же работал, отдавал силы, время... Ну, ошибся, ну наказать его нужно было, но ведь не так же! И жену – зачем жену-то?! Я вот тоже сколько лет уже... И мне – такое показывают! Не надо было так делать... Если предупредить хотели – мол, смотрите у нас... Можно было по-другому, не так...

Борис осторожно качнул головой, что можно было воспринять и как знак согласия, и как просто выражение сочувствия к расстроенному и подавленному человеку. К тому же слегка выпившему.

– И зачем же было того мужика сразу – так... – мужчина говорил все тише, но Борис различал каждое слово, потому что слова эти были о том, что не давало покоя и ему самому. – Ведь и по суду бывают ошибки, когда смертный приговор выносят. Сначала расстреляют, а уже потом выяснят, что не виновен... Так ведь тут тем более может случиться... Выяснят – не виноват был мужик, ошибка вышла... Про жену я не говорю, само собой, не стоило ее... А уже поздно... А уже и не исправишь... А-а-а-а... – он махнул рукой, пошатнулся, вспомнил про оброненный пару минут назад аэрозоль против алкогольного запаха изо рта, нагнулся за ним, снова пошатнулся и едва не упал. Борис инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать его, но мужчина устоял, выпрямился, снова посмотрел на Бориса и устало сказал, подводя всему неутешительный итог:

– Вот так...

– Осторожнее... – с запозданием вырвалось у Бориса по поводу опасных наклонов за аэрозолем. Мужчина же понял произнесенное слово как-то по-своему и изменился в лице. Не в лучшую сторону.

– Осторожнее? Так ты... Ха! – выдохнул мужчина, как будто только что совершил крупную и непоправимую ошибку. – Так ты – оттуда...

– Откуда?

– Тогда все понятно. Понятно, почему ты так на меня смотришь. Но я же пьяный. Я просто пьяный. Так что забудь все, что я наболтал, ладно? Ладно?

Борис не мог сопротивляться умоляющему выражению в его глазах и сказал:

– Ладно.

– Вы молодцы, ребята, – сказал мужчина уже громче. – Все правильно вы делаете. Так и надо. Главное – чтобы порядок и дисциплина. А то пораспускаются все... Я полностью поддерживаю... И одобряю. Так Челюсти и скажи...

– Кому?

– Челюсти, – повторил мужчина. – Это ведь наверняка его идея. Это он у вас главный массовик-затейник...

Вот тут она и возникла как из-под земли.

– Лена, – спросил Борис, прочитав надпись на карточке. – Где у вас тут аптечный киоск? Мне аспирин нужен – позарез...

– Я вас провожу, – охотно предложила продавщица и повела Бориса, закладывая отчаянные виражи на поворотах и развивая спринтерскую скорость на прямых дистанциях. Она здесь чувствовала себя как опытный проводник в лабиринте, а мужчина с кейсом остался позади, затерялся в лабиринте, и Борис не испытывал ни малейшего желания его отыскивать. Хватало и собственных кошмаров.

Он купил еще литровую бутылку газированной минералки и пластиковый стакан, тут же растворил в воде две таблетки и выпил, а потом смотрел через окно на башни многоэтажек и желтые кляксы фонарей, смотрел и ждал, пока сдохнет ноющая навязчивая боль в его черепе.

Боль вскоре ушла, Борис побрел домой, отчаянно зевая и поеживаясь от весеннего холода, который воспринимался как досадное недоразумение, в отличие от предзимних ноябрьских холодов.

«Он был просто пьян, – твердил Борис как мантру. – Он был просто пьян... А еще он боялся не пройти проверку. Как и я. Вот отсюда и кошмарные картины на потолке...»