Текст книги "Великолепная пятерка"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Сил было так много, что Марина врезалась всем телом охраннику в грудь и опрокинула его назад. «Назад» означало – на третьего охранника, который несколько секунд спустя, сидя на полу, неожиданно понял, что в этой суматохе все-таки умудрился нажать на спуск...

Он встал, огляделся, дрожащей рукой вложил пистолет в кобуру, подошел к телефону и набрал «03».

Что лишний раз доказывает его пребывание в состоянии сильного нервного потрясения.

Боярыня Морозова: что-то случилось (2)

В четверг утром Шеф, как обычно, играл в футбол в компании троих вице-президентов, директора рекламного агентства, президента телекомпании и двоих очень независимых журналистов. Окончательный счет был не в пользу команды Шефа, однако это не испортило ему настроения, потому что в игре был ряд ярких моментов – например, когда пущенный Шефом мяч пушечным ядром влетел в пах одному из вице-президентов. Именно тому, которому, по мнению Шефа, полагалось получить пушечным ядром по яйцам.

– Кровавый спорт! – довольно выкрикнул Шеф, увидев Морозову в коридоре. Он пригладил все еще мокрые после душа волосы, вытащил идентификационную карту, открыл электронный замок и пригласил Боярыню в свой кабинет, одновременно щелкнув кнопкой активизации генераторов шума.

– Кстати, – Шефа все еще не покидало хорошее настроение, но он знал, что после того, как Морозова заговорит, этого настроения больше не будет, а потому нужно подольше чесать языком самому. – Когда ты в следующий раз соберешься выбрасывать Дровосека из окна, делай это у себя дома, а не на работе. Весь ковер был в крови, мне даже из руководства звонили, интересовались – правда ли, что у нас кого-то прямо в коридоре замочили? Я их разочаровал... Вы что, опять с Дровосеком на ножах?

– У нас прекрасные отношения, – сказала Морозова, садясь в кресло.

– А кто окно разбил?

– Он. Мы поспорили, сможет ли он разбить кулаком окно. Он смог.

– Стоимость замены стеклопакета я вычту у тебя из зарплаты, – пообещал Шеф. – Где сейчас этот страшный человек, у которого руки по локоть в крови?

– Они с Карабасом в две смены отслушивают мою закладку в квартире Романовых.

– Что это может дать? Кто туда позвонит – сам Романов?

– Не знаю.

– А как вообще дела на этом фронте? Нам что-нибудь светит?

– Вряд ли.

– Угу, – глубокомысленно сказал Шеф, вспоминая, что когда-то у него было хорошее настроение. – Спасибо, что не врешь. То есть шансы нулевые?

– Я не могу точно оценить шансы, потому что мы занимаемся этой проблемой всего двое суток. Дайте мне еще сорок восемь часов, и я вам скажу совершенно точно: стоит тратить на это время или нет.

– Я дам тебе сорок восемь часов, не волнуйся. Чего-чего, времени у меня навалом, я могу раздавать его даром направо и налево... Что еще?

– Еще нас подставили. Во вторник, когда мы с Монголом были в «Славянке».

– Что значит – подставили?

– Там была куча людей из СБ, которые точно знали, куда мы направимся. Они знали, что мы придем в квартиру Романовых, и устроили там засаду.

– А вы сами не напортачили при входе?

– Даже если бы мы напортачили, мы не стали кричать, куда мы идем. На лице у меня это тоже не было написано. Кто-то знал о нашем плане действий, и кто-то поделился той информацией с «Рославом».

– А знали об этом?..

– Я, Монгол, Дровосек и Карабас. И вы.

– Нет, – покачал головой Шеф. – Я об этом не знал.

Я знал, что твоя банда будет работать по Романову, но я не знал конкретного плана действий.

– А мне кажется, знали, – упрямо повторила Морозова. Шеф упрямо помотал головой:

– Нет... Но я не удивляюсь тому, что такое случилось. Видишь ли, пока Лавровский сидит в Англии, некоторые люди здесь чувствуют себя очень хорошо и комфортно. И возвращение Лавровского им невыгодно. А значит, им невыгоден успех вашей операции.

– Вы имеете в виду «Рослав»? Генерал Стрыгин и компания?

– Нет. Я имею в виду наших. Я имею в виду людей из руководства нашей конторы. Некоторые из них – на самом деле твои враги.

– Я их знаю?

– Нет, ты их не знаешь и вряд ли когда-то встретишься с ними лицом к лицу. Потому что они живут очень высоко и редко спускаются вниз, – Шеф ткнул пальцем вверх. – Однако история с Романовым входит в круг их интересов, а стало быть, к кому-то из твоих людей могли подвалить с выгодным предложением. Не чужие подвалили, свои – тут особенно тяжко отказаться.

– Ясно...

– Вот почему я не хотел, чтобы ты цапалась с Дровосеком. Ты его будешь чморить, а он подумает-подумает, да и согласится на выгодное предложение – и в итоге ты проиграешь.

– У меня тоже были мысли насчет Дровосека... – кивнула Морозова.

– А я не утверждаю, что это он. Я просто говорю, что ты можешь заставить его так поступить. Он здоровый самолюбивый мужик...

– Они у меня все такие, – усмехнулась Морозова.

* * *

Здоровый самолюбивый мужик по имени Монгол поджидал ее в зимнем саду. Его раны поджили, но одна половина лица все равно была больше другой. Это мешало Монголу, вырядившемуся в черный костюм и тонкий свитер под горло, выглядеть до конца джентльменом.

– Знаешь, как называются эти цветы? – спросила недоджентльмена Морозова. – Нет? Я тоже не знаю. А есть, наверное, люди, которые знают названия цветов и считают, что это важно. И считают, что абсолютно неважно – знать про «Рослав», «Интерспектр», радиомаяки, закладки, методы физического воздействия и тому подобное...

– Мир вообще очень странная штука, – согласился Монгол, наблюдая с высоты собственного роста Морозову и желтенькие цветочки. – И в нем возможны странные совпадения...

– О чем ты? – Морозова моментально забыла про флору и вскочила на ноги.

– Я тут побеседовал с Дровосеком. Мы прогнали еще раз весь его разговор с Бурмистровым, во вторник, в машине...

– Я что-то из этого пропустила? – Морозова напряженно сдвинула брови.

– Не ты. Дровосек пропустил. Помнишь, он назвал фамилию начальника отдела, в котором работали Романов и Бурмистров?

– Как-то на "Д".

– Дарчиев его фамилия, – уточнил Монгол. – Так вот... Бурмистров, между прочим, сказал Дровосеку, что у Дарчиева это уже второй случай.

– Уже второй раз у него из отдела сбегает человек?

– Видимо, так.

– И что с того?

– Должно быть нечто особенное в таком человеке, раз у него из-под носа дважды сбегают ответственные сотрудники, да еще с кучей денег...

– Что ты имеешь в виду – особенное?

– Дарчиев мог закрывать глаза на подготовку побега в обмен на процент с уведенной суммы.

– Интересная версия. А почему его не уволили после первого побега? Почему его оставили в той же должности?

– Я и говорю – особенный человек.

– Который, вполне вероятно, тайно поддерживает контакт с Романовым... Будем брать его под колпак?

– А кто этим будет заниматься?

– Правильно, – согласилась Морозова. – Заниматься этим некому. Или мы слушаем телефон Романова – а он должен позвонить и попытаться найти свою жену, или мы беремся за Дарчиева... Что это нам даст – непонятно. По-моему, так.

– Твоя тактика – пассивная, – заявил Монгол. – Сидеть и ждать звонка Романова... А вдруг он плюнул на жену и укатил давным-давно в Америку? Купил новые документы, и как это обычно делается – с тремя пересадками... Долго тогда Дровосек и Карабас будут там сидеть. Нужно действовать, нужно искать какие-то подходы...

– Ты хочешь искать подходы к Романову через его бывшего начальника.

– Мне кажется, в этом есть перспектива.

– Ради бога. Только заниматься этим ты будешь один.

– Я постараюсь справиться. Мне только для начала понадобится твоя помощь...

– Моя? В чем же?

– Я хочу поговорить с Консультантом.

– Ух ты... А кто же это тебе даст с ним поговорить?

– Ты. Ты попросишь Шефа, Шеф устроит мой разговор с Консультантом. Шефу, в конце концов, это нужно даже больше, чем нам с тобой.

– Я не знаю, что ему нужно больше – вернуть Лавровского или сохранить Консультанта.

– У тебя появился случай это узнать...

Борис Романов: день рождения

Борис проснулся перед рассветом – проснулся резко, как будто его окатили ледяной водой с ног до головы. Он смотрел в потолок и не понимал, где находится. Это его пугало. Однако внутри его жило еще и ощущение какой-то важной свершившейся перемены, перемены к лучшему. Борис, правда, не мог вспомнить, в чем именно заключалась эта перемена. Так, в состоянии полуиспуга, полувоспоминания, он пролежал несколько секунд, потом осторожно повернул голову вправо – свернувшись калачиком, рядом с ним лежала, накрывшись курткой, Олеська. Дочь тихонько посвистывала носом во сне. Борис вспомнил. Затем он чуть-чуть приподнял голову, увидел чуть посветлевшее небо в проеме окна без штор и вспомнил все, вплоть до Парамоныча, до вывешенного за окно пакета с едой и собственного замечания насчет тараканов.

При всем том нагромождении ошибок, нелепостей и неудачных совпадений, которые Борису пришлось заново осознать, ему стало легче – он вспомнил свое место во времени и пространстве, вспомнил, на каком этапе своего долгого пути он находится. Ему стало легче, потому что мосты были сожжены, а стало быть, пришел конец сомнениям и путь возможен был лишь один – вперед...

С этим чувством облегчения он и уснул. А проснулся уже от настойчивого прикосновения дочери к своему плечу.

– С днем рождения, папа.

– О господи...

Вот это у него совершенно вылетело из головы. Вот этому он совершенно не придавал значения. В смысле, эта дата годилась лишь для того, чтобы запудрить мозги Дарчиеву и подкрепить общую уверенность в том, что за день до собственного дня рождения человек не может никуда исчезнуть, тем более уже наприглашав гостей...

Между тем, вне зависимости от слов и действий Бориса, этот день наступил, и ему приходилось теперь мириться с тем, что день рождения он встречал в облезлой квартире, которая годилась скорее на слом, чем на продажу, в положении беглеца от своих бывших работодателей, с минимальной суммой денег в кармане... В день рождения Борис проснулся одетым, лежа на кровати с продавленным матрасом и без простыни, и одной из неотступно следовавших за ним с утра мыслей была мысль о жене, находящейся в руках Службы безопасности «Рослава».

Мило начиналось четвертое десятилетие в жизни Бориса Романова, ничего не скажешь.

– Я тут приготовила кое-что, – сказала Олеська, пытаясь навести порядок в собственных спутавшихся волосах. – Что можно было приготовить. Нашла какую-то кастрюлю и пару стаканов...

В этой самой кастрюле на бледно-синем огне газовой плиты они вскипятили воду и залили ею пакетики с чаем. На пару Олеська кое-как разогрела вчерашние бутерброды, состряпанные на скорую руку Парамонычем.

– Извини, но подарок остался в Москве, – призналась Олеська. – Если бы ты меня предупредил заранее...

– Я не расстраиваюсь, – сказал Борис, расправляясь с ветчиной.

– Зато я расстраиваюсь, потому что я лично этот подарок делала, своими собственными руками. И мне жалко бросать его, если он пропадет... Или если его подберут эти, как их... Ты говорил... Лбы из Службы безопасности, вот.

– Что за подарок, если не секрет?

– Твой бюст.

– Что?!

– Твой бюст. Ну знаешь, такой небольшой, его можно поставить на письменный стол... Я слепила из глины, а один знакомый пацан отлил из олова. Я хотела, чтобы из бронзы, но бронзу мы не нашли. Тебе бы понравилось.

– Да уж... – озадаченно произнес Борис. – Могу только сказать, что мне еще никогда не дарили бюстов. И совершенно точно, что лбы из Службы безопасности на этот бюст не позарятся.

– Это хорошо. Может, мы как-нибудь сможем его забрать? Скажем, прокрадемся ночью и...

– Даже и не думай, – строго проговорил Борис, подумал и дополнительно погрозил дочери пальцем. – Сказано раз и навсегда. Мы туда больше не вернемся. Будем здесь вот сидеть, пока маму не выпустят.

– А долго нам еще ждать?

– Понятия не имею. Дня два-три. Они убедятся, что мама здесь ни при чем, что она ничего не знала... И отпустят ее.

– Это если мама их не будет злить.

– Что ты имеешь в виду?

– Если они будут слишком сильно на нее наезжать, она ведь может и распси... То есть разволноваться. И скажет что-нибудь не то. Тогда они ее продержат подольше. Или наоборот – побыстрее отпустят, чтобы не слушать, как она на них ругается...

– Приятно слушать, как ты говоришь о своей матери. Просто уши вянут.

– Но так ведь это правда... Кстати, как она узнает, что ей делать после того, как ее выпустят? Приедет она домой, там никого... Ты же не оставил записку.

– Не оставил...

Борис вспомнил молодого человека в Центральном Доме художника. Интересно, что он успел тогда сказать Марине. Или ничего не успел? Если он не успел рассказать про Парамоныча, это, с одной стороны, хорошо – значит, Марина не проговорится в Службе безопасности и Парамонычу не придется ждать непрошеных гостей. С другой стороны, это не очень хорошо, потому что у Марины и вправду не будет никаких указаний к действию... У нее и так, должно быть, голова пухнет от происходящего – Борис ей ничего не объяснял, а теперь Служба безопасности требует объяснений от самой Марины.

Значит, нужно как-то продублировать сообщение про Парамоныча, причем сообщить это так, чтобы узнала лишь Марина, а ни в коем случае не Служба безопасности. Над этим стоило поломать голову...

– Кстати, – отвлекла его от забот Олеська. – А в какую страну ты собрался нас отвезти?

– Для начала в Парагвай, – сказал Борис как о чем-то абсолютно отвлеченном.

– Ничего поприличнее не нашлось? – возмутилась Олеська. – Я даже не знаю, на каком языке там разговаривают! Небось дыра страшная...

– Это неважно, – сказал Борис. – Это все неважно...

– Для тебя неважно, для меня важно. Но ты решаешь все по-своему, решаешь не только для себя, но и для меня, для мамы...

– Не надо меня критиковать, – попросил Борис. – Во-первых, у меня сегодня день рождения. Во-вторых, уже слишком поздно...

Олеся еще некоторое время ворчала, потом попыталась включить на кухне радио, но потерпела поражение в борьбе с допотопной техникой. Больше никаких развлечений в квартире не нашлось, и Олеся вернулась в комнату, где, погруженный в тяжкие раздумья, сидел отец.

– Ну хорошо, – сказала она. – Будем ждать маму два-три дня. Это что, значит, будем прямо здесь сидеть, в этой квартире, никуда не выходя? Я же тут свихнусь!

– Лучше свихнуться от скуки, чем попасть в интернат, – со значением произнес Борис.

– Какой интернат? А-а... А ты это все не придумал? Или тебе показалось, что все так ужасно...

Борис едва удержался от какого-нибудь яростного вопля. Показалось... Нуда, конечно – показалось. Какой же он все-таки молодец, что не стал ничего рассказывать ни Марине, ни Олеське раньше. Вот и получилось бы: «А ты это не придумал? А тебе не показалось? Ты, наверное, преувеличиваешь... Что ты, куда это мы должны ехать? Зачем это? Все из-за твоих фантазий? Да ну, брось... Ты просто слишком много работаешь».

Самым простым вариантом было бы усыпить двух этих неразумных женщин, чтобы они очнулись уже в Парагвае. Умные люди в Рязани знали, что говорили: «Сейчас у тебя будет такая классная возможность заново начать все – заново родиться с новым именем, в новой стране... С новой семьей или вообще без семьи». Борис захотел потащить с собой в новую жизнь здоровый кусок жизни старой – вот и приходится за это расплачиваться. Но он не жалел. Он не жалел? Утром своего дня рождения, сидя в облезлой квартире на окраине Балашихи и слушая непрекращающуюся болтовню своей дочери, Борис не знал, жалеет он или нет. Со временем он надеялся разобраться.

Сейчас же он разбирался с другим. Он пытался найти среди всех своих московских друзей и знакомых одного человека, которому можно доверять.

Оказалось, что это дико сложная задача.

Монгол: консультация

Шеф смотрел на него недоверчиво.

– Что, она так прямо и сказала: «Посмотрим, что для него важнее – вытащить Лавровского или сохранить Консультанта»?

– Прямо так и сказала, – подтвердил Монгол.

– А ты и рад мне донести?

– Я довел ее мнение до вашего сведения.

– Большое тебе за это спасибо.

– Мне нужен Консультант, – упрямо повторил Монгол.

– Он всем нужен, – вздохнул Шеф. – Ты знаешь, что такое секс по телефону?

– В общих чертах.

– Так вот, Консультант – это совсем по-другому. Секс по телефону – это когда каждая следующая минута дешевле предыдущей, чем дольше разговор, тем выгоднее. А когда говоришь с Консультантом, то каждая следующая минута дороже предыдущей. И вообще, больше одной минуты я тебе с ним разговаривать не дам.

– Минуты мне хватит.

– То есть у тебя имеются четкие конкретные вопросы? Странно, Морозова мне жаловалась, что дело дрянь и перспектив никаких...

– Перспектив никаких, – тут же согласился Монгол. – Есть только вопросы. Четкие и конкретные.

– Отлично, – сказал Шеф. – Выйди, пожалуйста, из кабинета...

Настоящую фамилию человека по прозвищу Консультант не знал никто. Больше того – никто из руководства Службы безопасности «Интерспектра» не видел этого человека в лицо. Лишь некоторые – и Шеф в том числе – слышали голос в телефонной трубке. Некоторые видели составленные им аналитические записки – всегда распечатанные на принтере без единой рукописной пометки. Консультантом он назвал себя сам, а настоящее имя похоронил вместе с прошлой жизнью. В прошлой жизни Консультант работал в Службе безопасности корпорации «Рослав».

В девяносто седьмом году он вышел на контакт с людьми «Интерспектра» и предложил им следующее: любая информация о деятельности «Рослава» в обмен на деньги. В обмен на большие деньги. В качестве пробного шара Консультант передал ксерокопии нескольких оперативных планов рославской СБ и получил за это десять тысяч долларов. Потом он сообщил, что собирается покинуть «Рослав» и провести остаток жизни вдалеке от исторической родины. Это требовало опять-таки денежных вливаний, и «Интерспектр» профинансировал это мероприятие, получив взамен незаменимого Консультанта по всем вопросам, связанным с корпорацией «Рослав». Все наиболее ценное Консультант выдал в первые полтора года после своего ухода, однако этот источник знаний оказался поистине неисчерпаемым, и к нему периодически обращались за советом – но все реже и реже. Во-первых, потому что знания Консультанта относились к прошлому «Рослава», а во-вторых, потому что Служба безопасности «Рослава» развила бешеную деятельность, чтобы отыскать этот источник информации. Консультанту собственная шкура была очень дорога, и поэтому он даже несколько раз отказывался выходить на связь со своими спонсорами. Консультант обретался где-то за границей, предположительно в Южной Европе, он постоянно менял место жительства, перемещаясь из города в город, из страны в страну. Судя по тому, что по прошествии стольких лет Консультант все еще был жив, эта тактика себя оправдала.

На памяти Монгола Шеф обращался к Консультанту лишь дважды – уже не за конкретными сведениями, а за личностными характеристиками того или иного деятеля «Рослава». Консультант таким образом превратился в живой мигрирующий архив по истории «Рослава». Монгол считал, что сюда и нужно обратиться за справкой насчет Дарчиева и того самого первого случая.

– У тебя будет ровно пятьдесят пять секунд, – сказал Шеф, строго глядя на Монгола. – Это не мои закидоны, это его требование. Он боится, что разговор засекут.

– Ясно, – сказал Монгол.

– Если у тебя действительно конкретные четкие вопросы, тебе хватит времени.

– Мне хватит времени.

Некоторое время они просто сидели и молча смотрели на телефонные аппараты, что стояли на столе Шефа. Потом самый древний из всех аппаратов разразился пронзительной трелью. Шеф снял трубку и сунул ее в руку Монголу.

– Это тебя. Время пошло.

– Здравствуйте, – автоматически брякнул Монгол и с ужасом понял, что только что пустил на ветер несколько драгоценных секунд. – Меня интересует человек по фамилии Дарчиев, он сейчас занимается тайными финансовыми переводами денег «Рослава» за рубеж. Какое-то время назад его подчиненный сбежал из корпорации, вероятно прихватив с собой крупную сумму денег... Алло? Вы меня слышите?

– Да, – раздался далекий, словно находящийся за пределами Солнечной системы, голос. – Я вас слышу...

– Ну и? – нетерпеливо проговорил Монгол. Консультант молчал, и Монголу показалось, что молчание это длилось вечность или по крайней мере пятьдесят пять секунд.

Но потом Консультант заговорил. Он говорил медленно, очень четко выговаривая слова, так что у Монгола не возникло нужды переспрашивать.

Потом Консультант оборвал фразу и сказал:

– Время.

И повесил трубку. Монгол несколько секунд спустя сделал то же самое. Потом он посмотрел на Шефа и сказал – не по поводу Шефа, а по поводу услышанного:

– Ух ты.