Текст книги "Великолепная пятерка"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Борис Романов: в ожидании снайперов

Марина подняла глаза, скользнула по Борису равнодушным взглядом и снова погрузилась в какие-то свои мысли. Борис замедлил шаг и остановился в паре метров от столика, не решаясь преодолеть это финальное расстояние. Он забыл о том, что на него сейчас смотрят из окна четвертого этажа, о том, что рассевшиеся по крышам снайперы напряженно ждут сигнала, разглядывая сидящих за столиком людей в свои оптические прицелы... Он хотел сейчас знать лишь одно – что эти гады сделали с его женой?!

– Борис Игоревич? – Человек по прозвищу Челюсть широко улыбнулся, как будто он был близким родственником Бориса или старым приятелем. На самом деле он был просто одной из тех сволочей. – Борис Игоревич, присаживайтесь... Мы же здесь как раз для того, чтобы посидеть и поговорить о наших делах. Давайте, не стесняйтесь. Вот и Владимир Ашотович поддержит разговор...

Дарчиев не улыбался, он просто пожал плечами, как бы говоря: «Ну да, я здесь, я поддержу разговор – а что мне остается делать?»

Марина же едва заметно вздрогнула, будто вышла из состояния оцепенения, снова подняла глаза на Бориса и прошептала:

– Привет...

Голос был тоже не ее. Борису захотелось схватить Челюсть за грудки, выволочь из-за стола и, пиная мерзавца в пах коленом, орать ему в лицо: «Что ты с ней сделал?! Что ты сделал с моей женой?!»

Но потом он подумал, что все это можно будет сделать иначе. В конце концов, есть специальные люди – во главе с мадам Морозовой, – которые наверняка смогут отпинать Челюсть куда профессиональнее, а стало быть, больнее. В конце концов, все эти вопросы можно будет задать в другой обстановке, без свидетелей, в закрытом помещении без окон, какие наверняка имеются в распоряжении корпорации «Интерспектр».

Борис сделал эти недостающие два шага, дернул на себя стул, сел и, глядя в глаза Марины – и опять-таки не узнавая их, – сказал, обращаясь только к жене и не видя никого больше:

– Все будет хорошо, все... Ты не волнуйся, сейчас мы уедем отсюда. С Олеськой все нормально, она нас ждет... Сейчас мы уйдем...

Марина неожиданно выдернула свою руку из его пальцев и испуганно взглянула на Челюсть:

– Разве это еще не все? Мне еще нужно будет куда-то ехать?

– Марина, послушай... – начал Борис.

– Нет, вам больше никуда не нужно будет ехать, – перебил его Челюсть. – Вы свою работу сделали, так что...

– Какую работу? Как ты разговариваешь с моей женой, сука?! – Пальцы Бориса сами собой сжались в кулаки. – Ты знаешь, что сейчас с тобой будет?!

– Я знаю, что сейчас со мной будет, – хладнокровно сказал Челюсть. – Я даже знаю, что будет с вами, Борис Игоревич. А вы не знаете. Так что сидите и помалкивайте.

– Марина, – Борис проигнорировал сотрудника СБ, – выходи из-за стола и спускайся вниз, на тротуар...

Женщина недоуменно переводила взгляд с Челюсти на Бориса, в лице ее появилась растерянность, губы дрогнули.

– Это не Марина, – сказал Челюсть, выбивая сигарету из пачки.

– Что? – сказал Борис.

– Извините, – сказала женщина, глядя на Бориса. Челюсть снисходительно фыркнул в ее адрес.

– Что значит – не Марина?

– Это значит, что женщину зовут по-другому. Как-то там... – Челюсть наморщил лоб, вспоминая.

– Вероника, – сказала женщина, до невозможности похожая на Марину Романову.

– Извините? – очнулся Дарчиев, который слушал все это как бредовый радиоспектакль. – Как это?

– А вот так, – усмехнулся Челюсть, которому все это доставляло очевидное и немалое удовольствие. – Используя актерскую картотеку «Мосфильма» и тамошних гримеров, можно сделать и не такое.

Изумленный Дарчиев взял женщину за руку и, глядя ей в глаза, проговорил:

– Это правда? Вы – не...

– Извините, – плачущим голосом сказала женщина. – Извините. Я пойду...

– Сиди, – жестко бросил Челюсть. – Пока сиди. Я скажу, когда можно будет идти.

– Где моя жена? – Борис снова испытал подкатывающую к горлу волну ненависти. – Почему вы ее сюда не привели?! – Он бросил бешеный взгляд и на Дарчиева, подозревая его в каком-то виде измены, и Дарчиев немедленно среагировал:

– Боря, честное слово! Ни сном ни духом! Я же Мариночку последний раз видел очень давно, года два назад... Я же не помню ее хорошо...

– Слушайте, ребята, – перебил их Челюсть. – Кончайте ваш базар, а? Все это уже неважно, потому что...

– Это ты кончай свой базар! – рявкнул Борис. – В игры решил поиграть?

– Это не игры, – тихо сказал Челюсть, крутя сигаретную пачку в руках. – Совсем не игры...

– Если так, то ты, сволочь, сейчас пойдешь со мной, и если твое начальство не привезет мне через два часа мою жену, они получат тебя по частям! – выпалил Борис страшную угрозу, в реальности которой сейчас он ни на миг не сомневался.

– С вами – это куда, Борис Игоревич? – вежливо поинтересовался Челюсть.

– Со мной. Вставай и выходи из-за стола. Сейчас подъедет машина, сядешь в нее и поедешь! И безо всяких фокусов, потому что если ты или твои люди дернутся, то все вы будете трупы! Сейчас за нами следят снайперы, десять человек, и ты, гад, у них первый на прицеле...

– Ух ты, – сказал Челюсть, не подавая явных признаков удивления или испуга. Зато женщина, загримированная под Марину Романову, закатила глаза и как-то нехорошо замерла, откинувшись на спинку пластикового стула.

Не замечая этого и отдавшись во власть какой-то серьезной мысли, которая захватила все его существо, Владимир Ашотович Дарчиев внезапно громко выкрикнул:

– Да, вот именно!

– Что? – покосился на него Челюсть.

– На прицеле, – повторил с наслаждением Дарчиев и не без заминки, слегка запутавшись в недрах пальто, извлек на свет божий небольшой пистолет.

И направил его в голову Челюсти.

– Я очень давно хотел это сделать! – сказал Дарчиев.

– Убить меня? – спросил Сучугов. – Это серьезно?

– Не убить. Увидеть страх на твоей морде, видеть, как ты потеешь от страха...

– Разве я потею?

– Владимир Ашотович, – сказал Борис, – давайте не будем это делать здесь... Мы сейчас заберем его с собой...

– Я не потею, – говорил между тем Челюсть, которого, кажется, и вправду ничуть не смущал направленный ему в голову ствол пистолета. – А вы наверняка потеете... Потеете и вспоминаете незабвенного Васю Задорожного, да?

Ведь это что, месть? Месть за то, что я распорядился его уничтожить? Это еще что, Владимир Ашотович, я еще много о чем распорядился...

– Заткнись, подонок! – Дарчиев вдавил ствол в висок Челюсти.

– Я не подонок... – Голова Челюсти внезапно ушла куда-то в сторону, пистолет повис в воздухе, потом что-то дернуло руку Дарчиева вниз, потом Челюсть сделал еще одно резкое движение рукой, и Дарчиев внезапно оказался на земле, стоя на коленях, болезненно кашляя и держась за живот. Его пистолет теперь был у Сучугова.

– Пустой, – прокомментировал Челюсть, выщелкивая обойму. – Ох уж эти мне гуманисты... – Не вставая со стула, он пнул Дарчиева в бок, и тот повалился наземь, хрипя и беспомощно протягивая руки в сторону Челюсти.

– Вас сейчас убьют, – тихо сказал Борис. – За нами на самом деле наблюдают снайперы. Им достаточно одного лишь знака...

– Да-да, пожалуйста. Делайте свой знак, – отмахнулся Челюсть.

– В этом кафе сейчас сидят вооруженные люди, которые по моему знаку...

– По моему знаку, – не согласился Челюсть. Он протянул руку, трижды стукнул костяшками пальцев по оконному стеклу кафе, потом запустил руку за пазуху и вытащил пистолет, размером побольше, чем у Дарчиева.

– Это на всякий случай, – пояснил Челюсть. – Чтобы вы не вздумали снова пуститься в бега. Поскольку я не гуманист, а практик, этот пистолет – заряжен.

А потом из кафе вышли четверо молодых крепких парней, и почему-то они не скрутили Челюсть и не отняли у него пистолет. Они просто уволокли куда-то Дарчиева, а один из пришедших встал за спиной Бориса.

– Вот и все, – объявил Челюсть.

Борис посмотрел на окна четвертого этажа в доме напротив, но никто и ничто с той стороны улицы не опровергло утверждения Челюсти.

Морозова: четвертый этаж (2)

Сначала на этаж вошло четверо мужчин, потом появился еще и пятый, под мышкой которого была зажата голова Карабаса, издававшая сдавленное беспомощное мычание.

Возглавлявший всю эту компанию мужчина светился самодовольной улыбкой.

– Ты? – Монгол уставился на улыбчивого гостя, не веря своим глазам. – Какого черта ты здесь делаешь? Или он с тобой? – Этот вопрос адресовался Морозовой, но та отрицательно покачала головой.

– Нет, он совсем не со мной...

– Это уже неважно, кто с кем, – сказал Кабанов, но его последние слова заглушило мычание Карабаса, и по недовольной гримасе босса были сделаны необходимые действия, как-то – хороший удар кулаком в темя Карабасу. Посторонние звуки прекратились, Карабас был выпущен из-под мышки и мешком повалился на грязный пол.

– Неважно, кто с кем, – продолжил Кабанов начатую речь. – Важно, что эта ваша сегодняшняя затея отменяется...

– Кто это так решил? – поинтересовался Монгол, пятясь к окну, чтобы посмотреть на Романова.

– Разные большие люди, про которых вам знать не нужно, – пояснил Кабанов.

– Командуй, – одними губами сказал Морозовой Монгол, но Морозова по-прежнему стояла молча, не отвечая Кабанову и не отдавая команд в микрофон, выглядывавший из воротника куртки.

– Вы, ребята, лучше стойте спокойно и не дергайтесь, – предупредил Кабанов, заметив какую-то активность со стороны Монгола. – Так оно лучше будет... Постоим, подождем, пока вашего человека подберут рославские хлопчики...

– Да ты продался, Кабан, – не сдержался Монгол. – Ты просто продался...

– Ничего подобного, – сказал Кабанов. – Просто сейчас у нас и у «Рослава» совпадают интересы. Им нужно вернуть своего беглеца, а нам не нужно всей этой заварухи с ультиматумом...

– Тебе не нужно, чтобы Лавровский вернулся? – угадал Монгол.

– Почему мне? Очень многим не нужно, чтобы Лавровский возвращался. А его возвращение нужно одному только Шефу. Это называется конфликт интересов, Монгол. Поэтому я обеспечиваю свой собственный интерес, когда отменяю эту вашу комбинацию с обменом... Между прочим, ничего личного. Когда вся эта история закончится, у нас снова будут нормальные отношения. Правда, мадам?

– Нет, неправда, – сказала Морозова, по-прежнему держа руки скрещенными на груди. Это были ее первые слова, произнесенные с того момента, когда на этаж вошли люди Кабанова.

– Почему? – удивился Кабанов. – Я же говорю, ничего личного. Просто отменяем эту операцию – и все. Романов отправляется в «Рослав», Лавровский сидит в Лондоне, все остается по-старому...

– Ты занимаешь место Шефа, – добавила Морозова, и Кабанов довольно заухмылялся:

– Ну, про это еще рано говорить...

– Кабан, – сказала Морозова, – ты знаешь, за что мне платят деньги?

– За красивые глазки? – предположил жизнерадостный Кабанов, и его парни поддержали веселье босса.

– Нет. За то, что я всегда довожу начатое дело до конца. А когда у меня на пути появляется препятствие, то я вышибаю из него мозги. Если они там, конечно, есть.

– Ты все слишком близко принимаешь к сердцу, – вздохнул Кабанов. – Что, я для тебя препятствие? Что, ты будешь вышибать из меня мозги? Попробуем выяснить, кто круче?

– Мне кажется, ты всегда этого хотел...

– Эй, – Монгол вытянул руку, пытаясь влезть между ними и остановить этот принимавший опасное направление разговор. – Кончайте вы это...

Кабанов не обратил на Монгола внимание.

– А теперь и ты этого хочешь, – сказал он Морозовой. – Ух ты... Мне трудно удержаться от такого искушения... Укромное местечко, без свидетелей.

– Да, я позаботилась об этом.

– Что?

– Ничего личного, Кабан...

Монгол понял, что Морозова снова опередила – теперь не только его, но и Кабанова со всей его бандой. Она выдернула руки из-под куртки, и в каждой руке было по стволу с глушителем и в следующие несколько секунд эти стволы смачно чавкали, выплевывая пули...

Монгол с первым выстрелом прыгнул на ближайшего к нему кабановского человека, сбил его с ног, саданул локтем в лицо, потом заломил руку за спину и резко дернул вперед и вверх до хруста, вытащил у обмякшего парня из-за пояса пистолет и отбросил в сторону...

– Ты долго тут еще будешь возиться? – спросила Морозова, подходя к нему и держа пистолет на уровне бедер.

– А что? – пропыхтел Монгол, слезая с тела.

– У нас еще куча дел на сегодня...

– Например – Романов, которого уже утащили ребята из «Рослава», а мы его не прикрыли...

– Да, – согласилась Морозова. – Или – предатель, который навел на нас Кабана. Это тоже большая проблема, Монгол...

Борис Романов: катастрофа

Дарчиев все еще корчился на полу, а загримированная под Марину актриса то ли играла обморок, то ли действительно в нем находилась, однако оба они чувствовали себя гораздо лучше Бориса, которого охватило парализующее чувство невероятной катастрофы. Все произошло с точностью до наоборот. Не он вытащил Марину, а его самого заполучил «Рослав». Не было никакой мощи за его спиной, или же эта мощь хладнокровно наблюдала за тем, как Бориса вытаскивали из-за стола и вели под руки к черному микроавтобусу. И где были все эти снайперы, где были все эти тренированные стрелки?! Или не было их вообще? Но Морозова-то ведь была – совершенно точно! Борис проговорил с ней несколько часов прошлой ночью и ничуть не сомневался в ее реальности. Она была, и Монгол был, и Карабас... Все они были там, на четвертом этаже дома через дорогу. И все они сейчас наблюдали за постигшей Бориса катастрофой. Но зачем?! Зачем тогда было устраивать весь этот спектакль?! Почему они тогда просто не треснули его, беспросветного идиота, по башке еще в Балашихе и не отвезли прямо в кабинет к Челюсти?!

Это не поддавалось никакому логическому объяснению, и это лишь усугубило паралич, охвативший Бориса. Он позволил запихнуть себя в микроавтобус, он никак не отреагировал на торжествующие слова Челюсти, которые тот произносил в мобильный телефон, рапортуя начальству об успехе... Рядом сидел бледный как смерть Дарчиев, и во взгляде его, помимо боли, было такое же удивление и неверие в то, что ситуация вышла для него боком.

Какое-то время спустя Борис все же разжал губы и спросил, чтобы поставить последнюю точку:

– Вы убили мою жену?

– Неужели? – Челюсть удивленно поднял брови. – С чего вы это взяли?

– Если бы она была жива, не было бы смысла тащить сюда актрису...

– Ну что ж, – пожал плечами Челюсть. – Ничего не скажешь, логично. Да, Борис Игоревич, вашей жены больше нет в живых. Так сложились обстоятельства. Видите, я честен с вами. Я не виляю, не выдумываю. Потому что нет смысла вас обманывать – вы ведь скоро умрете. И вы сами это знаете. Только не надо предлагать мне номер банковского счета, куда вы переправили деньги – мы его и так вычислим. Деньги не важны, важен факт наказания. Мы как-то уже об этом говорили с вами... Я думал, что вы искренни со мной – но я ошибся. Вы соврати, так что расплачиваться придется и за ложь. Вот и Владимир Ашотович, наверное, сейчас станет говорить, что его выходка с пистолетом была лишь глупой шуткой, но и это будет ложью, потому что если бы Владимир Ашотович был храбрым человеком, то пистолет был бы заряженным. Но Владимир Ашотович струсил, побоялся совершить мужской поступок – и придется ему умирать, расплачиваясь не за выстрел, а всего лишь за глупую шутку...

Дарчиев отрицательно покачал головой:

– Нет... Ты не посмеешь этого сделать... Генерал...

– Он устал от тебя, Вова. Ты его утомил. Генерал попросил меня избавить его от тебя.

– Я хочу позвонить, – быстро сказал Дарчиев. – Дай мне телефон! Дай мне...

Челюсть как бы нехотя ударил Дарчиева кулаком в нос. Борис вздрогнул, хотя ударили и не его. Вздрогнул и понял неотвратимость смерти, которая сейчас была доказана этим простым и безнаказанным актом насилия. Всякие там спасительные Парагвай, «Интерспектры», коричневые обезьянки оказались бестелесным мифом, который заслуживал лишь забвения.

– И еще одно, – сказал Челюсть, потирая кулак. – Чтобы вы уж окончательно все поняли, Борис Игоревич... Олеся не передает вам привет, потому что вы сломали ей жизнь. Вы плохой отец, Борис Игоревич. Слава богу, что у корпорации «Рослав» есть благотворительная программа спонсирования интернатов и детских домов. Скажите нам за это спасибо.

– Нужно было его застрелить, – сказал Борис Дарчиеву и съежился в ожидании удара, но вместо этого он услышан лишь смех, снисходительный смех победителя, особенно гулкий внутри салона микроавтобуса, который вез Бориса Романова умирать.

Боярыня Морозова: четвертый этаж (3)

Она выглянула в окно и увидела пустой столик на террасе кафе «Зазеркалье».

– Его забрали, – сказал Монгол. – Пока мы тут общались с Кабановым... Почему ты не отдала команду?

– Кому я должна была отдавать команду? – усмехнулась Морозова.

– Снайперам... И той группе, которая сидела внутри кафе.

– Монгол, Монгол... – вздохнула Морозова, убирая оружие. – Разве не учили тебя в детстве, что женщинам не всегда можно верить? Я думала, что только Романову можно легко запудрить мозги, а оказывается, тебя тоже припорошило... Мы здесь с тобой одни, Монгол.

– Что?! – не поверил он.

– Нет никаких снайперов. Нет никаких стрелков. Нет никаких машин. Самое смешное, что даже Карабаса нет...

Монгол резко повернулся и уставился в ту часть помещения, где еще пять минут назад валялся бесчувственный Карабас. Теперь там было пусто, и лишь следы на пыльном полу указывали на то, что когда-то там лежал человек.

– Ты, я, Дровосек и Карабас, – сказала Морозова. – Вот кто знал про сегодняшний обмен. Шефу я ничего не говорила, поэтому и не могло быть никаких снайперов и прочих штучек... Кто-то из четверых стукнул про обмен «Рославу», а они связались с теми нашими шишками, которым не нужно возвращение Лавровского. Они послали сюда Кабана навести порядок. Теперь давай разберемся, кто стукнул. Мы с тобой – вот они. Извини, что вчера целилась в тебя из пистолета.

– Дровосек? – предположил Монгол. – Он знал, что сегодня здесь будет Кабан со своими людьми, и поэтому не приехал...

– У меня такое чувство, что он просто обиделся. Он же такой тонкий и ранимый... А вот зачем Карабасу понадобилось давать деру отсюда?

– И он стоял внизу, караулил вход в здание, – напомнил Монгол.

– Ну и черт с ним, – махнула рукой Морозова. – В конце концов, я сама умею водить машину. И ты тоже.

– Было бы куда ехать... Романова с женой увезли, вдвоем мы их не отобьем.

– Монгол, – Морозова сказала это с такой интонацией, будто приглашала его проснуться. – Какая жена? Здесь не было его жены. Она или в больнице, или умерла.

– Как это?

– Помнишь, как ты во вторник запугивал беднягу из «Скорой помощи»?

– Ну...

– Я записала номер машины, позвонила ему потом и все выяснила насчет того вызова. В самом деле, обычно в «Славянку» не вызывают городских врачей. Значит, произошло что-то чрезвычайное. Тот парень из «Скорой» вспомнил, что звонил мужчина, очень взволнованный, он говорил, что нужна помощь раненой женщине... Пока «Скорая» доехала, женщину уже куда-то дели, не хотели ее показывать чужим. Вероятно, рана была из таких, что лучше не показывать. Когда я была в квартире Романова, то посмотрела на телефоне – «Скорую» вызывали оттуда. И врач по журналу вызовов подтвердил мне – вызывали на адрес Романовых.

– Его жену убили или ранили во вторник? А кто же тогда сидел там, в кафе?

– Лично я на месте Челюсти привлекла бы актрису или просто похожую женщину. Главное, чтобы она была похожа издалека, а когда Романов подойдет поближе и увидит подлог, все это будет неважно...

– Ты знала, что там не будет романовской жены, но ты вытолкала Романова в это кафе, чтобы его взяли люди Челюсти и увезли?! Извини, но я не очень понимаю...

– Конечно. Ты же не разговаривал с Романовым четыре часа кряду прошлой ночью.

– А ты разговаривала? Ну и что?

– Он бесполезен для нас. Монгол.

– В каком смысле?

– В таком смысле, что он ни черта не знает. Да, он переводил деньги, он был в том отделе... Но у него нет никаких фактов. Он знает лишь один номер счета – тот, на который он перевел свои триста тысяч. Больше – ничего. Он не накапливал информацию, он не делал никаких записей, он ничего не запоминал... Он не собирался торговать такими сведениями, он просто хотел сбежать со своей семьей из страны. Вытащив Романова на свет, предъявив его прессе или суду, мы получим полный ноль. Там будут просто слова, которые он не сможет доказать.

– То есть, – Монгол с трудом осмысливал услышанное. – Мы его вернули «Рославу» как некачественный товар... И пусть они с ним теперь делают что хотят. Они уже убили его жену, теперь они убьют его... Дочь Романова тоже неизвестно где... Мы вообще правильно поступаем? Мы выяснили, что Кабан и Карабас – вроде как предатели... И вернули Романова, потому что больше он нам не нужен. Так?

– Я тебе напомню нашу задачу, – сказала Морозова, – Наша задача – выставить корпорации «Рослав» такой ультиматум, после которого они согласились бы на возвращение Лавровского в Москву. У нас не было задачи спасать семью Романовых. Мне по-своему их жалко... Но деньги мне платят не за то, чтобы я кого-то жалела.

Монгол ничего ей не ответил, он просто кивнул, признавая своеобразную правоту этой женщины. Своеобразную – но не абсолютную.

– Грош бы была мне цена, – продолжала говорить Морозова, – если бы я каждый раз принималась всех жалеть, распускать нюни, спасать женщин, детей и особенно мужчин, не умеющих за себя постоять... Это было бы уж совсем... Это уже ни в какие ворота...

– Ты словно оправдываешься, – тихо произнес Монгол.

– Черта с два! Еще чего не хватало – оправдываться...

– Ты ведь гарантировала ему безопасность... – напомнил Монгол.

– А Валерка Мищенко гарантирован мне, что мы будем с ним жить долго и счастливо! – выпалила Морозова. – И что с тех гарантий?! Хотя... Зачем это я? Зачем я об этом сказала?! – Она недоуменно пожала плечами и отвернулась от Монгола. – Не понимаю, что на меня нашло...

У Монгола были кое-какие соображения на этот счет, но он предпочел оставить их при себе. Чтобы как-то вернуть Морозову в более безопасное поле, он сочувственно проговорил:

– Что, действительно ничего серьезного не удалось выжать из Романова?

– Ничего, – сердито буркнула Морозова. – Удивительно бестолковая память у человека. Никакой конкретики. Ему убийство человека показывают, а он даже его фамилию не запомнил.

– Какое еще убийство?

– Этот Романов... – Морозова нехотя повернулась к Монголу. – Он рассказал, что мысли о побеге появились у него после того, как ему показали видеокассету, на которой какому-то деятелю «Рослава» перерезали горло. За нелояльность.

– О господи... Ну и нравы у них там... – поморщился Монгол, переступая через тело Кабанова, лежавшее на пути к лестнице.

– Так Романов даже не запомнил фамилию этого человека, не запомнил, когда и где это было...

– Может, на кассете этих сведений просто не было?

– Так нужно было выяснить!

– Он же просто человек, он не как мы с тобой... Он, может, названия цветов знает. Зачем ему про убийства знать?

– Я вот просто подумала вчера ночью...

– Да?

– Если в «Рославе» так поступают с предателями... Они же так и с Романовым теперь поступят?

– Скорее всего.

– Перережут горло перед видеокамерой. Это очень деликатная процедура. Нужно камеру притащить, освещение сделать... И чтобы посторонних не было. Романов сказал, что это был какой-то подвал.

– Ну и...?

– Его, наверное, прямо сейчас туда и повезли. Что с ним церемониться? И вот если бы нам удалось взять того оператора... А еще лучше – накрыть все это сборище в подвале...

– Его увезли почти полчаса назад, – напомнил Монгол. – Где ты теперь его будешь искать?

– Вот об этом я и подумала прошлой ночью. У него там была такая симпатичная обезьянка...

– Что ты с ней сделала?!

– Я вставила туда радиомаяк. И теперь Романова можно отслеживать по всей Москве. Не знаю, что из всего этого выйдет...

Монгол несколько секунд молчал как громом пораженный, а потом сказал Морозовой:

– Знаешь, ты... Ты на самом деле... Ты – страшный человек.

– Вот за это мне и деньги платят, – невесело ответила Морозова.