Текст книги "За час до срока…"

Автор книги: Сергей Галихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ты что? – спросил Вовка.

– Ничего. Так… показалось. Проверить надо, – сказал Стас, оглядываясь.

Вовка все понял и тоже оглянулся. За ними никто не шел. Они быстро прошли до конца переулка, вышли на соседнюю, параллельную той, по которой они шли пятнадцать минут назад, улицу и повернули обратно к университету.

Стас постоянно оглядывался, ему казалось, что он затылком чувствует идущего следом человека. Но за ними никто не шел. Стас и Вовка снова свернули в какой-то переулок…

Они не успели и шагу сделать, как перед ними словно из-под земли вырос громила с лицом, изуродованным шрамом. Он сделал им навстречу несколько шагов и остановился. От неожиданности Стас вздрогнул, но тут же пришел в себя и задвинул Вовку за свою не очень широкую спину. Громила медленно поднял правую руку с растопыренными пальцами…

В голову громиле что-то ударило и, отскочив от нее, запрыгало по асфальту.

Это «что-то» оказалось надкушенным желто-зеленым яблоком. В другом конце переулка Стас увидел того самого высокого широкоплечего молодого парня, что шел за ними от самого университета. Громила обернулся.

Стас и Вовка осторожно отступили на шаг. В следующую секунду кто-то схватил их за руки и с силой дернул назад. Прежде чем Стас с Вовкой смогли опомниться, их затолкали в микроавтобус, и с еще незакрытой дверью тот с визгом сорвался с места.

Короткая рукопашная схватка в салоне микроавтобуса – и неизвестные отступили.

Стас понял, что это уловка, и был готов в любую секунду отразить новую атаку. Вовка потирал ссадины на костяшках пальцев правой руки и по лицам незнакомцев пытался определить, кого это он окрестил.

– Не боитесь. Ми друзия, – тяжело дыша, на ломаном русском проговорил один из похитителей.

Он был среднего роста, немного худощав, с коротко стриженными волосами пепельного цвета. Итальянец обернулся, что-то сказал по-итальянски трем своим компаньонам, и те тут же перебрались в дальнюю часть салона, всем своим видом показывая, что у них на уме только благие намерения. На вид им всем было около тридцати лет, и, как показалось Вовке, они были похожи друг на друга, словно близкие родственники: одеты в одинаковые белые кроссовки, синие джинсы и светлые клетчатые рубашки с короткими рукавами. Разве что в отличие от плохо говорившего по-русски трое других были жгучими брюнетами.

– Кто вы? – спросил Стас.

– Друзия, – улыбнувшись, повторил светловолосый итальянец.

Стас еще раз окинул незнакомцев оценивающим взглядом. Похоже, они говорили правду. Через несколько секунд микроавтобус остановился возле подземки.

– Можьно ити. Но биригитиесь… лицио… щрам, – светловолосый итальянец провел указательным пальцем от лба до подбородка.

Вовка осторожно открыл дверь микроавтобуса. Легкая прохлада тенистой улицы ворвалась в салон машины. Стас чуть подтолкнул Вовку и тотчас вышел следом.

Оказавшись на улице и сделав несколько шагов, они обернулись. Микроавтобус продолжал мерно урчать. Из открытой двери высунулся светловолосый итальянец.

– Лицио… щрам… – его палец снова прошел от лба до подбородка. – Опасно.

Дверь микроавтобуса закрылась, он взревел и тронулся с места, оставляя за собой сизый шлейф и запах бензина.

– Кто это? – потирая запястье правой руки, спросил Вовка, когда автобус исчез из вида.

– Вот бы узнать… – сказал Стас, ощупывая левое плечо. – Но одно могу сказать почти определенно: это не враги.

Стас перевел взгляд на Вовку.

– Я все помню, – опередил его Вовка, глядя прямо в глаза, и, откусив содранный на фаланге указательного пальца кусочек кожи, сплюнул его. – И никому ничего не скажу.

– Никому, – подтвердил Стас, поморщился и снова ощупал левое плечо.

Свое и Вовкино отсутствие Стас объяснил тем, что они вышли прогуляться вокруг гостиницы и не заметили, как заблудились. Тамара сказала, что прошла по близлежащим магазинам и оценила их как «ничего особенного». Юра слегка ленивым языком объявил, что, потоптавшись у закрытых дверей номеров, спустился в бар, где и просидел все это время за «Кьянти» и спагетти. О неудачной попытке визита к даме он, естественно, умолчал.

– Знаете, – улыбнулся Бондарь, – а меня сморило. Присел в кресло и только глаза прикрыл, сразу уснул. Старею, наверное… Ну что же, теперь все в сборе, и мы можем идти к собору Сант-Амброджо. Отец Марк, наверное, уже ждет нас.

Из гостиницы первой вышла Тамара, следом за ней Юра. Стас, Вовка и Бондарь задержались на минуту возле портье. Сбежав с нескольких ступенек, Тамара, закрыв глаза, подставила свое прелестное личико теплым лучам итальянского солнца и вскинула к небу руки. Юра остался стоять возле дверей гостиницы и, словно завороженный, смотрел на Тамару.

Как будто в замедленном кино, она легко оттолкнулась левой ногой, закружилась на правой. Ее руки, раскинутые для равновесия, как лебединые крылья поднимались кверху. Поворот плеч немного опережал движение головы, волосы сложились, словно веер, левая нога немного согнулась в колене и повисла в воздухе.

Юбка вздохнула, преображаясь в колокол, и обнажила колени, которые она до этого чуть прикрывала. Каждой клеткой своего естества Юра почувствовал, что из него выходит жизненная энергия. Закончив два полных оборота, Тамара остановилась. Волосы по инерции продолжили движение и раскинулись все тем же веером, закрыв лицо Тамары. Средним пальцем правой руки она убрала их за ухо, Юра чувствовал, что жизненные силы все еще покидают его и скоро их вовсе не останется. Тамара как будто понимала это, смотрела ему в глаза и продолжала улыбаться.

То, что вернуло Топоркова к реальной жизни, было похоже на удар ветра в лицо. Юра с удивлением заметил, что мир двигается так же быстро, как и всегда. Стас легонько подтолкнул его в спину, и вся компания неторопливо двинулась по улицам древнего города.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказал Стас, – но мне кажется, что здесь как-то грязновато.

– Радушие и дороговизна всего лучшего, – цитировал кого-то Бондарь. – Соблазнительный и отталкивающий Милан. Кто-то сравнивает Милан с Нью-Йорком, но мне кажется это не правильным. Если приложить даже незначительные усилия, можно отыскать оазисы древнего города. И какие оазисы! Дворцы эпохи либерти, старинные церкви… один из таких оазисов нам сейчас и предстоит увидеть.

– Стас, расскажи о Милане, – попросила Тамара.

– Инсубрия Медиоланум, – сказал Стас. – Так называлось кельтское поселение, которое римляне завоевали в 197 году до нашей эры. При императоре Максенции в 292 году Милан на короткое время стал столицей, а после этого остался экономическим и военным центром Западной империи. Во времена раннего Средневековья городом управляли епископы. В начале двенадцатого века Милан был сильной коммуной. В 1176 году близ Леньяно войска Ломбардской лиги вместе с антиимперскими коммунами противостояли войскам императора. В 1277 году Делла-Торре, а позже Висконти заменили власть коммун на более абсолютистскую. В 1330 году Аццоне-Висконти начал преобразовывать Милан в государство. В 1525 году после поражения Франциска I в битве при Павии Милан перешел к испанцам, которые владели им до 1713 года. Двести лет испанского владычества принесли Милану ужасные опустошения…

– А когда построили ту церковь, в которую мы идем? – перебил Вовка.

– Собор Сант-Амброджо построен в четвертом веке, – ответил Стас, – но позже, в девятом и одиннадцатом веках, его неоднократно перестраивали.

Что здесь можно было сказать… Замечательная вещь история. Когда же собор Сант-Амброджо открылся их взору, Тамара и Вовка согласились со словами Бондаря, что это один из самых прекрасных образцов романской архитектуры.

Юра же сказал, что «средненько».

Неф собора состоял из квадратных ячеек, каждая из которых была перекрыта четырехчастным крестовым сводом. Опоры, поддерживающие его, имели сложную форму. К столбу были приставлены пилястры, тонкие колонки, доходящие до пят сводов и получавшие продолжение в линиях соответствующих ребер. Горизонтальный распор от каждого свода главного нефа передавался поперечной аркой, проходящей поверх хоров, расположенных над боковыми нефами, на наружные стены собора.

В чередовании внешних выступов большие отвечали основным опорам, меньшие же – промежуточным.

Фасад Сант-Амброджо был украшен рядом крупных арочек. В местах соединения архивольта с опорой каждой арки были маленькие консольные полочки.

– Этот декоративный мотив носит название «ломбардская арка», – объяснял Бондарь. – При проектировании интерьера Сант-Амброджо ломбардийские зодчие впервые использовали «связную систему». Это когда две ячейки бокового нефа соответствуют одной в главном. Из-за этого каждая вторая опора поддерживает только малые своды боковых нефов. Нагрузка на опоры уменьшилась, что позволило сделать их более изящными.

Внутри собор Сант-Амброджо оказался достаточно темным. Из-за размещения хоров над боковыми нефами высота боковых частей здания была равна высоте стен главного нефа. Свет, поступающий во внутреннее пространство церкви через верхние окна главного нефа, освещал только хоры, а центральный и боковые нефы при этом оставались темными.

– Я бы сказала, что оформление не мрачное, а чересчур суровое, – тихо сказала Тамара.

Бондарь заметил священника, крепкого мужчину лет пятидесяти, и, оставив компаньонов рассматривать составные, пучковые опоры, подошел к нему.

– Святой отец, – на итальянском языке обратился к нему Бондарь, – как нам увидеть отца Марка?

– К сожалению, это невозможно. Два дня назад он уехал в Рим на семинар и вернется только в начале следующей недели.

– Какая жалость…

– Может, я смогу вам чем-нибудь помочь? – спросил священник.

– Нет, навряд ли… – ответил Бондарь. – Мне было необходимо поговорить с отцом Марком… Ну что же… Значит, в другой раз…

Звонкое эхо разнесло по собору слова тихого диалога, и по интонации Бондаря его спутники поняли, что встреча с падре Марко не состоится. «Странно, – подумал Юра. – Кому же тогда он звонил из гостиницы? Я же слышал имя Марк». Криво улыбнувшись и разведя руки в стороны, Бондарь шел к своим компаньонам.

– Нелепость какая-то, – сказал он. – Когда я звонил из гостиницы, мне сказали, что он с минуты на минуту должен прийти, а теперь заявляют, что отец Марк приедет только в начале следующей недели.

– А что нам было нужно от отца Марка? – спросила Тамара.

– Информация. Он должен был передать мне предположительные координаты Подземного храма и, при удачном стечении обстоятельств, пойти с нами.

– И что теперь делать? – спросил Вовка.

– Поедем в Пизу, – пожав плечами, ответил Бондарь. – Если и Рикардо не окажется дома… сходим в библиотеку. У нас есть название ордена и храма.

Возможно, нам повезет и мы вычислим, где находятся катакомбы, ведущие в Подземный храм.

– Ехать в Пизу нужно в любом случае, – сказал Стас. – Наша виза кончается через три дня.

В расстроенных чувствах от несостоявшейся встречи Стас, Бондарь, Тамара, Юра и Вовка вышли из церкви в солнечный день. Бондарь что-то бормотал о своих планах на Марка и каким образом тот мог помочь. Юра молчал. Мимолетная догадка не давала ему покоя. Сказав «вот такие вот дела», Бондарь замолчал на несколько секунд, после чего чуть наклонил голову набок и с глубокомысленным видом продекламировал:

 
Обрушились святые своды храма,
Посланцы тьмы погребены под ними.
Четыре воина уйдут из подземелья,
Перст божий им наверх тропу укажет.
В зените солнце замереть готово,
Тьма внешняя вступает во владенье.
Ларец, несущий гибель всей вселенной,
За час до срока перестанет быть опасным.
 

Все смотрели на Бондаря и ждали объяснений. Тот понял смысл этих взглядов и улыбнулся.

– Не спрашивайте. Я не знаю, что это такое. Этот странный стишок однажды попался мне на глаза, когда я разбирал рукописи одного странного бельгийского монаха.

– Почему странного? – спросил Стас.

– Он написал толстенный трактат про какого-то слепого старца, жившего в деревне недалеко от их монастыря. Тот старец, по его словам, был пророком.

Трактат был красиво оформлен, по всему видно, писец переписывал. А поверх текста, наискосок, от руки был написан вот этот самый стишок. Позже в монастыре случился пожар, трактат сильно пострадал от огня. Да и латынь я плохо знаю. Так что за достоверность перевода не ручаюсь, но смысл передать смог. Я почему стишок вспомнил… Концу света в трактате была посвящена целая глава. В ней говорилось и о пизанском лабиринте, который злу никогда не пройти…

В Пизе, как и в Милане, Вовка поселился в одном номере со Стасом, Юра – с Бондарем, а Тамаре снова повезло. Закончив с оформлением забронированных номеров, Бондарь, раздавая ключи, объявил:

– До обеда свободное время, затем мы совершим небольшую экскурсию по городу. К Падающей башне… еще пару мест посетим.

– Но ведь она закрыта, – сказал Вовка.

– Кто? Башня? – Бондарь искренне удивился. – Как можно закрыть Северное сияние? Это ведь… Внутрь мы, конечно, войти не сможем, но увидеть это чудо с расстояния пятнадцати метров нам никто не запретит.

Договорившись встретиться возле входа в ресторан в два часа, все разбрелись по номерам. Отсидевшись пару минут, Вовка на цыпочках вернулся к двери номера и прислушался. За дверью было тихо. Он осторожно выглянул из номера.

Коридор был пуст.

– Чисто… – обернувшись, прошептал Вовка. – Валим…

– Не шали. Оставлю дома, – пригрозил Стас.

Вовка демонстративно отошел от двери и, плюхнувшись в кресло, начал смотреть на Стаса в ожидании команды «на выход». Ждать ему пришлось недолго.

Кафе «Опера» отыскалось без труда. Первым профессора заметил Вовка. Торо сидел за столиком и медленно помешивал ложечкой кофе. Рядом с блюдцем лежала светло-синяя прозрачная папочка. Как только профессор поднял глаза и посмотрел в сторону приближавшихся Стаса и Вовки, те сразу поняли, что что-то случилось.

– Здравствуйте, профессор, – сказал Стас.

– Здравствуйте… – ответил Торо.

– Что-то случилось?

– Профессор Гримольди погиб.

Стас задумался над услышанным, хотя сильно и не удивился. Шлейф смертей стал длиннее еще на одного человека. Вовка посмотрел на Стаса, перевел взгляд на профессора и приготовился слушать не очень хороший английский профессора.

Торо молчал, собираясь с мыслями.

– В тот же день, когда вы пришли ко мне в университет, Гримольди сгорел на своей вилле. Наверное, он узнал, что чувствовал в последние минуты Джордано Бруно. Как это страшно – сгореть заживо.

– Я совершил большую глупость, втянув вас в эту историю, – сказал Стас.

– Перестаньте, – поморщился Торо. – Я не ребенок и поэтому привык сам отвечать за свои поступки. А Гримольди и без вас «втянулся» в историю с поездом. Но… Вы думаете, что этот пожар не случаен?

– Частая случайность, профессор, называется закономерностью. За последнее время я видел слишком много случайных смертей. Увы, но это так.

К столику подошел официант и, получив заказ на одно кофе и одну колу, с небольшим поклоном удалился.

– Мне очень жаль, Станислав, что я не смогу вам быть полезным.

– Вам не в чем себя винить, профессор. Вы не могли повлиять на ход событий.

– Я разговаривал с ним по телефону за несколько часов до смерти. Вы слышали о новых документах по делу о Джордано Бруно? Они недавно были найдены в архивах Венецианской инквизиции.

– Нет, ничего не слышал, – ответил Стас.

– Открылись новые сведения, и Гримольди сказал, что мир еще просто не представляет, насколько важно для него то, что описано в этих бумагах.

Отчасти это дает возможность по-новому взглянуть на проблему пропавшего поезда. Гримольди прислал мне кое-что по электронной почте, чтобы я ознакомился в дороге. Как только я приехал в Пизу, сразу же сделал срочный перевод.

Торо передал Стасу прозрачную пластиковую папку светло-синего цвета. Стас достал несколько листов и бегло просмотрел их.

Официант принес заказ. Стас лишь кивнул головой и вернулся к бумагам, а Вовка дважды отхлебнул ледяного напитка.

– Занятно.

– Подлинность этих документов, по словам Гримольди, подтвердила специальная комиссия Римского университета. Так что версия о возможной подделке или фальсификации отпадает. Но… появились непонятные препятствия на пути к обнародованию всех этих данных.

– Почему?

– Не знаю, Станислав. Для меня это загадка. Может быть, ученые мужи, как со свитками Мертвого моря, просто не хотят преждевременной сенсации…

Позже, конечно, вы внимательно изучите эти бумаги, а сейчас я вкратце изложу главное.

Филиппе Бруно родился в 1548 году в семье военного в городке Нола, недалеко от Неаполя. Из-за недостатка средств Бруно не мог учиться в университете и за знаниями отправился в монастырь. С семнадцати лет он вступает в доминиканский орден, принимает монашество и имя Джордано. Богатая монастырская библиотека, пусть тайком, дает возможность знакомиться и с запрещенными Церковью книгами.

Своими знаниями Бруно превосходит многих монахов, и его везут в Рим представить Папе Римскому. Позже в Высшем католическом университете он получает степень доктора богословия.

За смелые выступления в защиту учений Коперника Бруно навлек на себя гнев церковников, и в 1576 году ему приходится бежать в Рим, а потом и вообще из Италии. Начинаются годы скитаний. В 1579 году он переезжает во Францию, в Тулузском и Парижском университетах читает лекции по астрономии. В 1583 году Бруно отправляется в Англию с прекрасными рекомендательными письмами короля Франции, Генриха III, покровителя наук и искусств. Бруно берут в Оксфордский университет. И там все повторяется. Стремление лезть на рожон всегда было отличительной чертой характера Бруно. Современники отзывались о нем как о человеке хвастливом, импульсивном, не считавшимся с чувством собственного достоинства противника и даже с законами логики. Изгнание из Оксфорда было несложно предвидеть.

В 1584 году Бруно издает две книги: метафизическое учение «О причине, начале всего и едином» и космологию «О бесконечности вселенной и мирах».

В том же году им написаны очень важные труды: «Пир на пепле», «Изгнание торжествующего зверя»…

– «Тайна Пегаса», «О трагическом энтузиазме», – добавил Стас.

– Да, – сказал профессор. – Приблизительно тогда же им написана книга «О свойствах времени», которая бесследно исчезла. В 1585 году Бруно переезжает в Германию, а оттуда в Венецию. В Венеции Бруно берет в ученики патриция Джованни Мочениго, тайным желанием которого было приобрести от Джордано Бруно знания об алхимии и магии. Не получив желаемого, ученик доносит на учителя в инквизицию. Бруно арестовывают и отправляют в тюрьму.

– Странно, – сказал Стас. – В шестнадцатом веке интерес к магии был достаточно распространенным явлением. Карали же не просто за магию, а за колдовство с целью порчи. А свидетельств, что Бруно на практике занимался магией, включая протоколы допросов, не было.

– А это было уже неважно, – сказал профессор. – Еще в молодые годы Бруно выставил из кельи все образа святых, оставив лишь распятие. В почитании образов он видел остатки язычества и идолопоклонничества. К тому же Бруно был беглым доминиканским монахом и уже в молодости осуждался как еретик.

Это обстоятельство и позволило римской инквизиции потребовать выдачи Бруно Риму вскоре после начала следствия в Венеции.

– Такое требование было серьезным посягательством на независимость Венецианской республики, – заметил Стас.

– Прокуратор республики Контарини настаивал, что Бруно необходимо оставить в Венеции, – согласился профессор. – А в докладе Совету мудрых Венеции он отметил, что Бруно «…это один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и он обладает необычайными познаниями…»

– И тем не менее 27 февраля 1593 года, – сказал Стас, – сорока пяти лет от роду, Джордано Бруно был перевезен в Рим, где его объявляют вождем еретиков.

– В тюрьме он проводит около шести лет, хотя обычно такие дела делались быстро. Исполнение приговора было назначено на 12 февраля, но и в этот раз все отложили. Инквизиция вновь на что-то надеялась. Казнь состоялась лишь 17 февраля.

– Такое ощущение, – сказал Стас, – что им от Бруно что-то было нужно.

И вовсе не отречение от своих взглядов. Шесть лет они чего-то ждали. И тогда становится понятным желание Венеции «оставить гения у себя».

– А у него были деньги? – спросил Вовка. – Может, они…

– Вряд ли, – закачал головой профессор. – Столько лет скитаний.

– Тогда остается одно, – сказал Стас. – Бруно на самом деле удалось добиться перемещений во времени или между пространствами. От него требовали информацию, возможно, повторение опыта. «Технологию», как сказали бы сейчас. Не исключено, что Бруно даже не до конца понимал, как это у него получилось. Или же знание попало к нему в руки случайно… или ему дали не до конца решенную задачу в надежде, что его мозг сумеет ее разрешить. И ему это удалось.

Если так, становится понятным смысл брошенной суду фразы: «Быть может, вы произносите приговор с боRльшим страхом, чем я его выслушиваю». По словам очевидцев, это произвело ожидаемый эффект.

– А вот что послужило причиной для процесса над Джордано Бруно, для очевидцев казни осталось непонятным. Народу зачитали лишь приговор без обвинительного заключения. В тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь – основание для осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях – причина объявления Бруно нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Но в чем именно состояли эти положения, не разъяснялось.

– Во все века, – сказал Стас, – от имени Церкви и прикрываясь именем Господа творились беззакония и убийства.

– Убийцы прикрывались чужими именами и благими целями еще задолго до того, как появилась Церковь, – сказал профессор.

– Как тут не поверить в «алгоритм зла». Его составляющие – алчность, подлость, тщеславие, трусость. Если человек труслив, тщеславен и лжив, то от него обязательно нужно ждать подлости. И все равно непонятно: если Бруно что-то знал, зачем нужно было сжигать его публично, когда можно было по-тихому сгноить в тюрьме? Или замучить пытками, надеясь, что однажды он не выдержит и откроет свою тайну, – Стас замолчал, усмехнулся и покачал головой. – Я не в состоянии понять этого. Ученый в конце шестнадцатого века смог пройти сквозь Время и пространство.

– И при этом Джордано Бруно негативно оценивал возможность контактов между обитателями разных миров.

– Несложно представить, какие войны развяжет человечество, получив возможность пройти в параллельные миры, – согласился Стас.

Профессор кивнул головой.

– Колонизация Америки, экспедиции в Афганистан и Индию…

– Но это все общеизвестные сведения, – подытожил Стас. – Что отыскалось в архивах?

Профессор снова кивнул головой.

– Среди найденных документов есть след книги «О свойствах времени».

Стас замер, Вовка не понимал, о чем речь, и смотрел то на одного, то на другого.

– Что значит «есть след»? – медленно выговаривая слова, спросил Стас.

– Первое после гибели Бруно упоминание о книге «О свойствах времени» как о реально существующей вещи… документально подтвержденное упоминание… это 1701 год, Бремен. Букинист Штайнец купил ее за бесценок у голландского моряка. После этого книга снова исчезает и появляется уже весной 1886 года. Провинциальный французский астроном-самоучка Бюсси оставил ее в наследство своей дочери. Барышня продала книгу Гольдшмидту, хозяину антикварной лавки в Гавре, и уехала в Англию, к своему жениху. Гольдшмидт был неплохим антикваром и знал, что за эту книгу можно получить хорошую цену, если предложить ее знающему человеку. И такой покупатель у него был. Летом того же года Гольдшмидт отправляется в Иран, но до Тегерана так и не добирается.

Он просто исчезает, как и четыре его сына, ехавшие с ним. А вот дальше… дальше 1942 год.

– Германия, – догадался Стас.

– Не доказано, – отрицательно качнул головой профессор. – Только слухи.

Косвенные подтверждения в донесениях английской, русской и польской разведок, пара физиков, сгинувших в концлагере…

– Это и стало причиной для неопубликования документов? – не дал договорить Стас. – Разведслужбы?

– И это тоже, – согласился профессор. – Хотя, на мой взгляд, эти источники – я имею в виду агентов – весьма сомнительны. Главная причина, я думаю, кроется в том, что… историки опасаются спугнуть тех, кто сейчас владеет книгой. Если они поймут, что путь книги четко прослеживается и рано или поздно приведет к ним… Неизвестно, что они тогда предпримут. Книга снова может исчезнуть на столетия. Я же считаю, что чем больше информации в таком деле – тем лучше. Но это еще не все. Гримольди сказал, что найден дневник Бруно и он даже держал его в руках. В дневнике есть записи… нечто вроде пояснения… ключа к книге «О свойствах времени». Именно об этом дневнике Гримольди и хотел с нами поговорить. Но, видно, не судьба.

И вот еще что. Его последняя фраза… он сказал: «Я знаю, где и когда.

В течение трех дней мир может провалиться в тартарары». Конечно же, под этим может скрываться все что угодно, Гримольди так это сказал…

– Он нашел «алгоритм зла»? – удивился и обрадовался Вовка.

Профессор посмотрел на Вовку, не понимая, что тот имел в виду, перевел взгляд на Стаса.

– «Алгоритм зла»? – переспросил профессор.

– Есть легенда, – пояснил Стас, – что один монах в четырнадцатом веке вывел формулу, по которой… если точно знать о нескольких датах проявления зла и если есть уверенность, что это звенья одной цепи, то при помощи его формулы можно узнать о дате и месте…

– Следующего проявления зла из той же цепочки, – понял смысл профессор.

– Не знаю… возможно. Если он что-то и нашел, то теперь все не имеет смысла. Огонь все уничтожил.

Возвращаясь в гостиницу, Стас пытался представить, что почувствовал средневековый философ, когда ему удался опыт со временем. Гордость? Радость? Приступ мании величия? А может быть, страх? Ведь Бруно мог сделать открытие случайно, не понимая до конца, что и как «работает». Или же, наоборот, он все прекрасно понимал и осознавал всю опасность того, что может натворить род людской, попади в его руки это страшное открытие.

Когда все собрались у входа в ресторан, Бондарь объявил, что уже встретился со своим знакомым, и тот дал ему приблизительные координаты, где могут находиться катакомбы, ведущие к Подземному храму.

– Я позвонил ему, – рассказывал Бондарь, – и он сказал, что улетает в Штаты, самолет через два часа. Мне пришлось ехать в аэропорт. Там он буквально на пальцах объяснил, куда нам нужно ехать, сказал, что таксисты знают это место, но поедут только за большие деньги, и тут объявили, что посадка на его рейс заканчивается.

Слушая Бондаря, Юра отметил, что и Стас, и Тамара с недоверием отнеслись к его версии, но старались не показывать вида. Скорее всего, Бондарь просто не хотел знакомить их со своим приятелем. Странно. Что же это был за приятель…

Весь оставшийся день был отдан экскурсиям по городу. Сразу же после обеда поехали на главную площадь – Кампо деи Мираколи, где пробыли целый час, посетили национальный Музей святого Маттео, Музей набросков фресок, старое кладбище и уже под вечер пришли к Падающей башне.

Юра проснулся рано утром от громких воплей на улице. Он открыл глаза, глубоко вздохнул, потянулся и повернул голову. Бондаря в комнате не было.

Топорков поднялся с кровати, зевнув еще раз, сладко потянулся, подошел к открытому окну и полной грудью вдохнул ароматы итальянского летнего утра: запах зелени, свежесваренного кофе и сдобной выпечки из ближайшей кондитерской. Бондарь стоял внизу и громко разговаривал с водителем такси.

Воитель эмоционально жестикулировал и периодически взывал к Мадонне. Зажмурившись, Юра снова зевнул, лег животом на подоконник и окинул взглядом окрестности.

Они были великолепны.

Поднявшись с подоконника, Юра оттолкнулся от него и, вяло переставляя ноги, отправился в душ. После душа он присел на кровать и, достав из потайного кармана в дорожной сумке тетрадь, не без удовольствия перелистал ее. Тетрадь была неким подобием дневника. Поначалу Юра записывал материал для статей, которые собирался написать после завершения этой истории, но теперь собранного вполне могло хватить на неплохой роман. Полистав страницы дневника, Юра положил его на прежнее место, оделся и спустился в ресторан к завтраку.

Все уже были в сборе.

Когда компания вышла из гостиницы, улыбчивый водитель быстро выпорхнул из «Фиата» и, подняв крышку багажника, положил в него рюкзак Стаса, помог Тамаре сесть в машину и закрыл за ней дверцу. Бондарь занял место на переднем сиденье, остальные с трудом разместились на заднем. Через несколько секунд «Фиат» тяжело тронулся с места.

По дороге в горы обменивались мнениями. Мелькавшие за окнами пригороды Пизы располагали к обсуждению увиденного. Вовка ничего не говорил. Он сидел, притиснутый Стасом к левой двери, прислонившись лбом к холодному стеклу, и смотрел на проплывавший мимо пейзаж. Та веселость и беззаботность, что овладела им по приезде в Италию, как-то сама собой отступила, осталась во вчерашнем дне. Вовка чувствовал, что сегодня произойдет что-то очень важное. Что-то, к чему они со Стасом так долго шли.

Через час водитель свернул на неприметную дорогу у подножия невысокой горы, и вскоре ее преградил кривой шлагбаум с покореженным знаком «STOP».

Остановившись возле шлагбаума, водитель сказал: «Basta!», потянул на себя ручной тормоз и заглушил мотор. Все вышли из машины. Бондарь расплатился, водитель сказал: «Mille grazie», улыбнулся. Через минуту «Фиат» скрылся за поворотом, а отважная команда потянулась по дороге, идущей вверх по склону.

За шлагбаумом с горного склона открывался удивительный вид. Редкий кедровый лес был пронизан лучами августовского солнца, а выше по ходу оливковые рощи слегка колыхал ласковый ветерок. Вытянувшись цепочкой, путешественники шли вверх по широкой горной тропе, петлявшей между стволами вековых кедров.

Минут через двадцать, словно из ниоткуда, перед ними выросло странное невысокое одноэтажное сооружение с обвалившейся крышей, украшенное порталами и остатками стилизованных античных колонн. По всему периметру фронтона виднелась полуразрушенная надпись. Задней стеной дом упирался в скалу, уходившую вершиной в небо.

– Очень похоже на латынь… – сказал Стас, пытаясь разобрать слова.

– Возможно… – согласился Бондарь, внимательно вглядываясь в надпись.

– Но я бы утверждал, что это ранний тосканский диалект. Только… не пойму, – Бондарь повернулся к Стасу. – Не могу разобрать ни одного слова.

Тамара поднялась по каменным ступеням, между которыми прорастала трава.

Она подошла к одной из колонн и коснулась ее рукой.

– Интересно, сколько времени тут никого не было? – спросила Тамара, поглаживая камень.