Текст книги "На краю Дикого Поля. Часть 1"

Автор книги: Сергей Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– А что попросишь для себя?

– Для себя я попрошу некоторую свободу рук во внеслужебное время.

– Объяснись.

– Хочу, чтобы у меня была возможность в свободное от службы время, на базе заводов, воплощать некоторые свои задумки. Труд мастеров и материалы я буду оплачивать.

– Что тебе это даст?

– Тут такие дела… Есть у меня некоторые задумки, и если они получатся, я стану действительно богатым человеком.

– Х-хе! У тебя да не получится? Вот что, Александр, сделаем так: расходы по твоим задумкам я беру на себя, а когда дело дойдёт до продаж, то барыши будем делить исполу. Что думаешь?

– А согласен.

Чего тут кочевряжиться? Лучшего покровителя мне не найти, и так князь тянет меня за собой на вершины власти. Не сорваться бы только.

– И ещё вот что… Тут двое парнишек подрастают, не чужие они мне. Возьмёшь их себе в обучение? Только тишком.

– Ну что, давай, князь Давыд Васильевич, сразу пятерых соберём, посмышлёней, я отбор лучших проведу, всё будет выглядеть солидно. И разговоров лишних не будет, и обученные люди вовсе не лишние.

– И ведь верно! Сколько тебе надо времени для черновика челобитной?

– Два дня самое малое. Очень о многом надо подумать, многое взвесить, посчитать, прикинуть…

– Хорошо, работай не торопясь, но поспешая. Сам понимаешь, что стоит на кону.

***

Задумчивый и рассеянный вернулся я в свою комнату. Упал на кровать, собирая в голове перепутавшиеся мысли, и уже стал задрёмывать, когда в дверь постучали.

– Входите!

Вошел здоровенный воин, из послужильцев князя:

– Александр Евгеньевич, князь срочно тебя зовёт, дело безотлагательное.

– Веди.

Воин впереди, а я сзади, скорым шагом двинулись к терему князя, но свернули не к крыльцу, а в неприметную дверку, ведущую вниз. Подвал оказался весьма глубок, не меньше четырёх метров от поверхности. Кирпичные стены аркой переходили в черёхсводчатый потолок, пол вымощен плитняком, окон нет, свет имеется только от двух масляных ламп. «Надо керосиновые изобретать» – подумалось мне.

– Не даю я тебе отдохнуть, Александр Евгеньевич – сразу в дверях встретил меня голос князя.

Кроме него в помещении находилось ещё трое: высокого роста воин с обнаженным кинжалом ближе к дальней стенке, среднего роста мужчина в кожаном фартуке поверх одежды, со здоровенными клещами в руках, и голый, не считая платка на шее небольшого мужичка, с торчащей из спины чуть выше пояса короткой стрелы. Вокруг стрелы было густо намазано какой-то мазью, так что кровь не текла.

– Тут видишь какое дело: только ты пошел к себе, Антон увидел, как из твоего окна вылез этот злодей и полез на крышу. Антон взял самострел, да и снял его со стены. Мы его уже разговорили, послушай и ты, что он скажет.

Я смотрел на распяленное по полу тело: руки и ноги мужичка были привязаны к кольцам в полу. Такие же кольца были и в стенах на разной высоте, а с потолка свисала цепь. В углу стояла холодная сейчас жаровня, а рядом с ней накрытый мешковиной стол. Мешковина слегка оттопыривалась, видно что-то под ней лежало. Ясное дело, мы находились в пыточной. Впрочем, неприятных запахов в помещении не было, оно явно хорошо вентилировалось, хотя на первый взгляд, отдушин не видно.

– Ну, гадёныш, повтори что ты должен был сделать. – сказал князь, слегка пнув мужичка в лицо.

– Я должен был смазать ядом походную посуду выкреста немчика Белова.

– Успел?

– Нет, он быстрее пришел, пришлось уходить. – мужичок говорил с характерным «пшекающим» польским акцентом – А при отходе меня и подстрелили.

– Кто приказал?

– Отец Кшиштоф

– Зачем?

– Он получил от московитского вельможи сведения, что сей выкрест весьма опасен.

– Что это за вельможа?

– То знает только отец Кшиштоф.

– Понял? – повернулся ко мне князь – Пойдём, мои люди его ещё поспрашивают, за государевыми людьми уже посланы, может они и успеют и злодей не издохнет до их прихода. А всё что касается тебя, ты услышал.

В просторной трапезной мы выпили по паре кубков густого вина, пожевали какое-то мясо. Впрочем, я не почувствовал вкуса ни вина, ни мяса. Твою же мать пятнадцать раз! Отныне и навсегда есть и пить буду только из посуды, которую на моих глазах вымыли с мылом. Мы поговорили с князем о то и о сём, и я пошел к себе. Утром, ещё солнце едва взошло, меня позвали на помойку подворья. Там уже была выкопана яма, в неё, уже при мне, скинули труп поляка с вбитым в грудь немаленьким деревянным колом, сверху засыпали извёсткой, бросили пару горстей крупной соли, да и забросали могилу землёй.

– Жаль. – сказал князь – Жаль, что пшек издох раньше, чем мы узнали от него всё. Ну да ладно, паскуду псевдосвященника Кшиштофа государевы люди уже взяли, никуда не денется, всё расскажет.

Мне тоже было очень жаль. Жаль, что ниточка под угрозой обрыва.

Глава пятая

которая начинается воспоминаниями, а заканчивается прогнозами

Мороз и солнце; день чудесный! Я стою на берегу Псёла и наблюдаю за тренировкой хоккеистов. На двух катках, расчищенных прямо на льду реки гоняют шайбу непримиримые соперники: «Гномы» и «Молот», составленные соответственно из молодых рудокопов и заводских мастеровых. Их общий соперник, «Заслон» сегодня отсутствует: все воины, кроме караульного наряда ушли в рейд, как они говорят: «душить черкасов». И то сказать, воины черкасов ненавидят люто, потому что когда наши ловят черкасов, то просто убивают, а черкасы наших продают туркам на галеры.

А на льду «Заслон» показал себя настолько хорошо, что против них имеет шанс только сборная команда. Правила игры подсказал я, и вышло довольно случайно: сначала попросил кузнецов отковать мне коньки. Получилась неплохая копия «Снегурочки», памятной мне ещё с детства, их я вместе со старыми сапогами отдал сапожнику, и он закрепил их намертво. Начал я кататься на расчищенном катке, и, во время своего очередного приезда в Обоянь, на меня пришел полюбоваться новый наместник, Аксаков, Леонтий Иванович. Самому ему кататься невместно, но он тут же заказал коньки для своих сыновей и телохранителей. Глядя уже на них, коньками стали обзаводиться воины, а там и мастеровые встали на коньки. А я заказал и отослал в подарок его супруге, Марии Ивановне финские сани, с удобным креслом. Надо сказать, мы с боярыней теперь большие друзья. Она любительница послушать песни и спеть самой, а я периодически подкидываю ей новые песни. Особенно ей полюбилась «Катюша», и в исполнении боярыни с её девушками, песня звучит просто замечательно, тем более, что боярыня потихоньку собирает оркестр. Жаль, что до сих пор не изобрели аккордеона, впрочем, это инструмент очень сложный, и я, когда наконец начнут варить пружинную сталь стабильного качества, так-таки изобрету пищик, да и озадачу мастера Епифана Рябого сделать первую в Рыльске гармошку. Если всё удастся, то мы с ним и с князем Гундоровым немало денежек поднимем.

Да, что-то я постоянно отвлекаюсь, чуть не пропустил момент, когда «Молот» заколотил «Гномам» вторую безответную шайбу. Шайбу, ага! Поначалу мы тут использовали отрезок брёвнышка, но он, зараза, колется. Тогда кто-то из «Молотовцев» оковал деревянную шайбу полосой железа. Я пытался протестовать, но куда там! Мне меня же и процитировали: «Трус не играет в хакей». Так что канадское слово стало русским, не дожидаясь создания той самой Канады.

А видели бы вы, какие катания устраивают по вечерам! Под музыку, с песнями, в лучших нарядах. Опять же, с моей подачи, зародилось что-то вроде фигурного катания. Правда, в зимней одежде, и максимальный контакт – это подержаться за ручки или приобнять за плечико. Особенно молодёжь любит поздние вечера, когда танцующую пару на катке освещает прожектор. Прожектор, конечно слабенький, мощностью в одну керосиновую лампу. Отражатель отчеканен из листа железа, и его перед каждым субботним-воскресным катанием полируют прожектористы. Должность эта выборная, очень почётная: прожекторист стоит на небольшой вышке и как стемнеет освещает катающиеся пары. А на вышку, так уж повелось, стремятся попасть самые симпатичные девушки, для них даже построена удобная пологая лестница. Несимпатичные тоже стремятся, но у них меньше шансов, так что в прожектористы стремятся самые перспективные парни нашего городка.

Городок, как и в прошлом, назван Обоянью, и построен на месте неоднократно нами возведённых и уничтоженных врагами укреплений. Теперь ни у татар, ни у их прихвостней шансов нет. В мощной крепостице, пока что деревянной, базируется целый полк, более восьмисот воинов. Командует ими князь Мерзликин, продавленный на эту должность князем Гундоровым. А конкуренция была знатная: своих людей двигали Шуйские, Вяземские, и даже дядя царицы, Михаил Юрьевич, тоже прикладывал свой ядовитый язык. Победило знание местных условий и участие Сергея Юрьевича в открытии месторождения. А для царского спокойствия, в Обояни основали первый в России Особый Отдел Разрядного приказа. Командовать контрразведчиками приехал дьяк из Пскова, отличившийся там раскрытием заговора с целью бегства в Литву, пяти боярских семейств. Мы с ним поладили, и даже дружим, ну, насколько это вообще возможно дружить с гэбистом.

А вчера пришла весть о взятии Казани войском Ивана Васильевича. Оказывается, глава Разрядного приказа придумал хитрый ход: разобрали с десяток острогов по Волге, Тверце, Мологе и Оке, сплавили их к Казани, и, прикрываясь не слишком значительным войском, вышедшим к столице ханства, за каких-то три недели возвели крепость Свияжск. А потом подошли основные силы. Казань была обложена, и царь предложил Сафа-Гирею либо покинуть Казань вместе с желающими, с личным оружием и третью казны, либо поступить на службу русскому царю. Сафа-Гирей отказался, и в городе вспыхнуло восстание. За день и ночь восставшие практически вырезали противников вхождения в русское царство, и Казань открыла ворота. Сафа-Гирей, надо отдать должное его личной храбрости, дрался до последнего, но израненный упал и истёк кровью. Ему просто не успели оказать помощь, всё-таки при ранении подмышечной артерии, кровь уходит слишком быстро.

Так что весь казанский поход, не считая подготовительных мероприятий занял что-то около четырёх месяцев, и царь лично присутствовал в войсках не более месяца.

Я, прибыв в Обоянь в начале сентября, успел очень многое: возведены три кирпичных завода, один из которых ориентирован на изготовление огнеупорного кирпича. Началось строительство двух домен. Точнее, строятся фундаменты под них. Я решил делать фундаменты «на вырост». Сначала на этом основании построят небольшие, а потом, глядишь, и возведём громадину метров на десять в высоту. Но до этого чуда нам ещё расти много лет. И угольного кокса пока на производим: коксовую батарею даже не проектировали. Пока что алхимики колдуют над бурым углем, на десятке малых экспериментальных установок. Получается неважно, но время пока есть. А пока на заводе работают домницы для получения кричного железа и две пятиметровые домны для чугуна. Лес, по моему совету, князь Мерзликин рубить запретил, древесный уголь получаем из Литвы, везут нам его с Днепра по Псёлу.

И ещё осенью, в середине ноября, пожаловали по нашу душу татары, причём, солидным по здешним меркам составом. Мы их встретили, да хорошо так, никто не ушел не отмеченным. О набеге наместник и князь Мерзликин узнали заранее, сработала разведка. Да сами татары и продали сведения, такой уж они народ. Я предложил наместнику сделать тачанки с картечницами, для чего взяли самые лёгкие из имеющихся пушек и установили на повозки на поворотные станки. При этом пушку для стрельбы следовало повернуть направо или налево по ходу, а с противоположной стороны опустить упор, чтобы отдача не перевернула повозку. Боезапас состоял из заранее отмеренного заряда и картечи, заранее плотно упакованной в мешок. Таким образом пушки, а оказалось их ни много ни мало, пятнадцать штук, двигались на двуконных повозках в составе конного подразделения.

Татары подошли к Обояни и начали обстреливать город зажигательными стрелами, но эффекта это не дало: князь Сергей Юрьевич заранее распорядился сделать на чердаках запас воды, и при обстреле поливать крыши водой. Помогло.

Я тоже поразвлекся: взял три своих ружья с колесцовыми механизмами, купленные в Москве перед отъездом, и устроился в одной из башен. Мой новый слуга, Ероха, заряжал ружья, а я отстреливал татар, приблизившихся на дистанцию выстрела. Стреляю я недурно, не чемпион, конечно, но сорок пять из пятидесяти выбиваю. Так что брал у Ерохи заряженное ружьё, упирал сошки в парапет башни, да и выцеливал очередного кандидата на встречу с аллахом. Потом отдавал Ерохе разряженное оружие и брал следующее. Когда десятый татарин вывалился из седла, остальные стали держать дистанцию, а тут и наша кавалерийская засада подоспела, да эффектно-то как! Сначала из-за леса выехали шесть тачанок, и приблизившись к оторопевшим от наглости татарам врезали по ним картечным залпом. После него из леса, там, где был тайно и заранее сделан проход для конников, вывалилась плотная масса наших бойцов. В первых рядах, наклонив копья мчались тяжёлые рыцари. За ними более легко вооружённые всадники. Пока конники приближались к татарам, пушкари с тачанок успели дать ещё один залп, а потом и кавалерия подоспела. Удар был страшен. Татары не сумели создать даже подобия строя, тем более, что самые знатные как раз и держались ближе к лесу, вот и попали сначала под картечный залп, а потом и таранный копейный удар. Татары метнулись вдоль Псёла, но там их встретила артиллерийская засада остальных тачанок и вторая группа куда легче вооружённых кавалеристов. Вот они-то поразвлеклись! Говорят, провожали татар чуть ли не до Ворсклы. Да ещё конный полк совершил обход и ударил по татарам в тыл и фланг, отсекая обозы и перекрывая прямой путь к отступлению, так что тем пришлось рассеяться.

Одних только коней захватили четыре тысячи. Мне, при дележе добычи, достались две, одна из которых даже была похожа на породистую. Ещё мне выдали татарскую саблю и четыре рубля с полтиной денег: по полтиннику за каждого застреленного татарина. Один, оказывается остался жив и удрал. Может его потом и прикончили, но мне он в зачёт не пошел. А кони достались за удачную идею с картечницами, так я обозвал самые лёгкие из имеющихся пушек, которые я к тому же малость обкорнал, чтобы стали легче. Полтора рубля я честно отдал Ерохе, всё же он тоже немало потрудился.

Князь Гундоров возглавил Горнозаводской приказ, но меня к себе пока не перетянул, тем более что я особо и не хочу в Москву. Там у него организационный период и мощная драка за каждое место в приказе. Знатнейшие лица государства бьются за своих протеже, так что в цене должности не только дьяка, но и дьячка. Но у Гундорова на руках шикарный козырь в виде царского указа, в котором чётко и ясно сказано, что подбор и расстановка кадров целиком и полностью в руках главы оного приказа. И что каждый сотрудник обязан пройти обучение и аттестацию, а продвижение по службе возможно только по результатам аттестаций, невзирая на происхождение и знатность. Тяжело ему там. Сейчас готовит восемь экспедиций на самые перспективные месторождения, которые будут разрабатывать государственные предприятия. Издан новый закон «О недрах», в котором все без исключения полезные ископаемые объявлены собственностью Русской державы, и частник может их разрабатывать только в двух случаях: если он уже этим занимался до выхода закона, но с условием, что он честно платил налоги. И второй случай, если государство откажется от разработки месторождения ввиду его незначительности. Такой вот привет частному капиталу.

***

С утра я совершил традиционный обход завода, переговорил с начальниками смен, и двинулся в заводоуправление на совещание.

– Александр Евгеньевич, почти все уже собрались, только начальник химической лаборатории задерживается. – доложил мне секретарь.

Секретарём у меня служит средний сын князя Мерзликина, причём об их родстве я узнал только придя к ним очередной раз в гости. Парень честно прошел испытания вместе с семью другими ребятами, и как лучший, пошел ко мне в секретари. Остальные отправились помощниками к начальникам цехов и лабораторий.

– Видимо философский камень сварганили, не в курсе, Родион?

– Скорее уж очередное мыло – усмехнулся секретарь.

– Ну да ладно. Как прибудет, пусть без доклада сразу входит. Вопросов много, тянуть времени нет.

Кабинет у меня просторный, у нём целых три окна, застекленных мутным стеклом, с сильным зелёным отливом. Зато это самые большие застеклённые окна на всей Руси, а может и в большей части Европы. Стекло это с нашего стекольного завода, но работает там только одна печь, и пока листовое стекло не производит, хотя заказов уже почти на семьсот рублей. Но мы денег не берём, ждём когда стекловары добьются нормального качества: в смысле, чтобы сквозь стекло было хорошо видно, и чтобы посторонним был только отлив, а не цвет стекла целиком. Сейчас печь варит стекло только на посуду для лабораторий. Со стекловаром получилось интересно: у князя Мерзликина был старый вой по имени Акакий Рожон, который в своё время попал в плен к татарам, и они продали его венецианцам. Шесть лет Акакий проработал на острове Мурано, но сумел убежать. Через Грецию добрался до Турции, нанялся матросом на торговый корабль, и когда тот пришел в Азов, благополучно с купеческим караваном вернулся оттуда домой. Акакий на Мурано участвовал в строительстве нескольких печей, работал подсобником при мастере, и даже сам выдувал несложные вещи. Сейчас Акакий отрабатывает технологию, загвоздка, как от утверждает, в очистке сырья.

Поздоровавшись с присутствующими я прошел на своё место во главе стола и уселся в кресло.

– Ну что, товарищи, начнём совещание?

Гул подтверждения пролетел по кабинету.

– Тогда, как всегда, прошу казначея обрисовать картину за последнюю неделю. С места, Ефим Иванович, и сиди, пожалуйста.

Ефим Иванович Сороко-Ремизов, старый уже мужчина, ему за пятьдесят. Раньше был ключником у боярина Трубецкого, из северской ветви этой фамилии, а как стали у него силы иссякать, выгнал его дурак-боярин. А вот нам пригодился: светлого ума и редкой работоспособности человек. Ефим Иванович мгновенно освоил арабскую цифирь, и теперь все выкладки делает исключительно ею. И метрическую систему он не только принял, но и добился от подчинённых чтобы они на службе пользовались только ею.

– За неделю мы потратили на уголь и другое сырьё, а также на оплату разных материалов, список коих, коли потребуется, тут же представлю, сто восемьдесят шесть рублей и сорок три копейки. За это же время мы произвели чугунных и железных изделий на сумму пятьсот шестьдесят девять рублей и шестнадцать копеек. Заказов, которые мы в состоянии удовольствовать, набралось на шестьсот десять рублей. То есть, мы работаем с большой прибылью. Однако у нас есть возможность значительно увеличить государевы доходы тем, что мы всё же начнём производить листовое стекло на продажу.

– Дрянное у нас пока стекло – возразил я.

– Уж какое есть. А раз люди готовы платить немалые деньги за такое, пусть платят. Настаиваю, чтобы этот вопрос был вынесен на голосование правления, тем более что почти все здесь.

– Как, товарищи, кто за производство стекла низкого качества, за которое готовы платить деньги?

Руки подняли почти все.

– Кто против?

Руку, кроме меня поднял лишь начальник механической лаборатории Орлик Ильич Оспищев. Ну с ним ясно: известный перфекционист.

– Принято большинством голосов. Ефим Иванович, тебе придётся озаботиться выделением потребных материалов и рабочих рук на это направление.

– Э-э-э… Вот так, сколько считаю нужным?

– Учитывая наши возможности, конечно.

– Тогда Акакий завтра же начнёт строительство ещё четырёх печей.

– А ты уверен, что такое количество продашь?

– Саша, а ты знаешь на сколько рублей у нас заказов? – взрывается казначей.

Несколько фамильярно, конечно, но этой золотой голове я многое прощаю.

– На семьсот рублей, вроде.

– А не хочешь, почти на две тысячи? Золотом.

– Откуда столько?

– Помнишь в том месяце были тут литвины, чугунные изделия торговали?

– Помню.

– Потом они почти час с улицы на твои окна любовались, у меня за сорок копеек серебром бракованный лист выторговали, а вот вчера заявились с эдаким заказом.

– Понятно. Что там по расходам на лаборатории?

– В эту бездонную бочку ушло без малого семьдесят три рубля. Ждём татарского каравана из Стамбула, должны привезти особо точные весы и прочие приборы и вещества, даже боюсь сказать в какую сумму это выльется.

– Учёным лучше знать, что им нужно. Это всё?

– Всё.

Старик доволен. Каждой секундой своей новой работы он подтверждает ничтожество своего прежнего работодателя. Там он считал копейки, а тут счёт ведёт тысячам рублей.

– Теперь прошу высказаться начальника рудника. Начинай, Сильвестр Григорьевич.

Начальник рудника молод, ему чуть за двадцать. По виду типичный гопник: низкий лоб, выдающаяся челюсть, сломанный нос, длинные руки… А на деле умница редкостный, прекрасный руководитель и вообще чудесный человек.

– Сейчас мы перестали отгружать руду, поскольку рудный склад на заводе заполнен. Добытую руду складируем под навесами, по бокам прикрываем фашинами. Когда ляжет снег, санями перевезём к заводу, это сбережёт нам много сил. Теперь о будущем. Как хочешь, Александр Евгеньевич, а с весны мы должны строить чугунную дорогу, о которой ты говорил. Трассу я уже проложил, мосты наметил, а также места под выемки. Вся трасса уложится в семнадцать километров.

– Добро. Смету работ согласуй с Ефимом Ивановичем, отливку рельсов согласуй с начальником литейного цеха.

– Ясно.

– Теперь своё слово скажет начальник литейного цеха.

Тоже интересный мужчина. Сын боярский, опытный воин, красавец мужчина, в одночасье потерявший всё. В бою потерял ногу, а жена, узнав об этом, убежала в Литву с полюбовником. Так что теперь вся его жизнь – работа, и люди на него просто молятся: подчинённым он отец родной. Правда, я как-то видел, как он разбирается с нерадивыми работниками… Зрелище из серии «Я есть любить садо-мазо. Я есть вас садировать, ви есть получать наслаждение.»

– А что сказать. Работаем по плану. Рудный склад забит, угольный забит, строим ещё хранилище. По чертежам, что согласовали в прошлом месяце, начали отливать трубы для отвода колошниковых газов. Регенераторы уже строим, каменщиков сдерживает только производство огнеупорного кирпича.