Текст книги "Мысль виновного"

Автор книги: Сергей Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«…Когда в концлагере у ждущего очереди в крематорий парнишки не сдерживают нервы, он с криком бежит прочь, и его начинают рвать собаки – это нечестно! Когда пьяный водитель слетает на обочину со скоростью сто пятьдесят километров в час и сбивает молодую женщину; когда из-за того, что мать пила и курила во время беременности, рождается душевно больной ребенок – это нечестно! Нечестно, когда костьми сорока миллионов человек вымощена вся наша Сибирь, а усатый маньяк даже после смерти уносил за собой жизни мальчишек, которых расплющенными, словно блины, доставали из толпы на его похоронах. Когда в соседней стране половину населения перерезали лопатами, лишь только потому, что они умели думать. Вот когда нечестно, братишка!»

Когда тебя, мой Сережка, убили волки в человеческом обличье. Это – нечестно!!!

Не было никаких черных обрядов, тайных посвящений, жертвоприношений и даже молитв. Мне не надо было приносить выводок черных котят, клясться кровью или вешать на шею перевернутый крест.

– Ты добровольно дал согласие, – сказала мне старуха, – этого вполне достаточно. Я передам Ему, и Он согласится… Он всегда соглашается. Наши души – слишком ценный товар.

– И что мне теперь делать? – недоверчиво спросил я.

– Просто хорошенько представь себе того, чьи мысли ты хочешь угадать, – и окажешься там, – ответила она.

Что значило это ее «окажешься там»?..

Почему-то сейчас, когда я вернулся домой и сидел в своей комнате, уставившись в одну точку, старая карга казалось мне обычной шарлатанкой. И все же попробовать стоило…

Я закрыл глаза и перед мысленным взором сразу же нарисовалась ненавистная рожа Дани. Я был почти на сто процентов уверен, что в смерти моего брата виноват именно он. Хотелось только выяснить, кто именно привел «приговор» в исполнение. Кому именно я буду мстить так жестоко, как только может мстить человек, у которого вырвали самый дорогой клочок души!

Я очень четко представил его физиономию, повертел ее в нескольких ракурсах, вспомнил в детстве – ничего. Еще раз, а потом еще… Снова ничего. А на что я, собственно, рассчитывал? Что загробный голос из-под земли сразу же покорно назовет мне виновного?.. Бред!

Я мысленно обругал спятившую старуху, Дена, всех сатанистов мира, а заодно и себя самого, и открыл глаза…

Вокруг царила тьма… Это было настолько неожиданным, что я чуть не вскрикнул. Кожа мгновенно ощетинилась мурашками. По спине пробежал неприятный, колкий холодок.

Еще десять секунд назад на улице был ясный день, и солнечные лучи играли переливающимися, запутавшимися в тюле зайчиками. Так может, я ослеп?.. Эта мысль настолько испугала меня, что я боялся не то что шевелиться, а даже дышать.

Наконец, мои выпученные от ужаса, постоянно моргающие глаза немного освоились в темноте, и я начал различать какой-то едва заметный, совсем тусклый свет, идущий от стены напротив. Стены? Где я?!

Это была точно не моя квартира. Присмотревшись получше, я понял, что нахожусь в небольшой квадратной комнате без окон – полностью пустой и с двумя дверьми на противоположных стенках. Что это? Куда я попал?.. Может быть, я умер? Может, это ад?.. Я всегда представлял себе ад огненной пустыней – этакой эпической картинкой с чертями, бьющей раскаленными ключами магмой и стонами мириадов грешников. А вдруг он вот такой – пустынный и безлюдный? Просто тьма и вечность…

Все это пронеслось в моей голове за какую-то секунду. Бывает так: ты уже понимаешь, что не прав, а мысли все продолжают мчаться и мчаться – тянуть твое сознание в ложную, пугающую сторону… Причем тут ад?

Я вдруг отчетливо услышал, как колотится мое сердце, и только сейчас понял, насколько вокруг было тихо. Даже ночью, даже под землей, на самых запредельных глубинах, не бывает такой тишины.

Я, наконец, нашел в себе силы и сделал аккуратный шаг вперед. Мое обмякшее от ужаса тело хоть и нехотя, но подчинилось. Я медленно вытер рукавом выступивший на лбу пот… Нет, на смерть это совсем не походило. Я куда-то попал. Но как и куда?.. А может, это глюки? Сон?.. Нет, все было слишком реальным – я ощущал каждую клеточку своего тела.

– Напрасно паникуешь, – неожиданно раздался сзади чей-то хриплый голос, – все так, как должно быть.

Я резко обернулся. Из темноты на меня смотрели два ненормально больших желтых глаза с узкими вертикальными, как у кошки, зрачками, но в то же время совсем по-человечьи разумными.

– Кто ты? – не своим голосом спросил я.

– Уверен, что хочешь видеть мое лицо? – усмехнулось существо. – А ты совсем не трус.

И мой таинственный собеседник зажег небольшой огонек, осветивший комнату подрагивающим оранжевым светом.

Непроглядный ужас снова сковал мой разум. Я, конечно, догадывался, что это будет не человек, но чтоб настолько кошмарная тварь!

Существо было совсем маленького роста – буквально мне по пояс, но с гигантской головой и ненормально длинными, острыми пальцами. Все тело – в мелкой черной шерстке. Уши совсем как у летучей мыши – острые, гигантские, постоянно шевелятся. Нос сильно приплюснутый, будто бы сломан в нескольких местах. И пасть… она с трудом на морде помещалась! Только рогов и копыт для полного набора и не хватало!

– Это моветон, – вдруг произнесла зубастая пасть. – Не люблю ни рогов, ни копыт. Все сразу начинают креститься… Неприятно.

– Ты можешь читать мои мысли? – выдохнул я.

– Я многое могу, – сощурился мой собеседник.

– Зачем ты тут?

– Забрать твою душу.

Я рванулся прочь.

Существо явно этого не ожидало, так и оставшись стоять на месте с озадаченным видом, пока я бежал к двери. То, что было за пределами черной комнаты, заставило меня замереть, мгновенно позабыть даже про уродливого демона за спиной. Я стоял посреди бескрайнего космоса, где пространством были прозрачные потолки и стены, а звездами – мириады светящихся дверей, бесчисленными рядами раскинувшихся прямо от меня и до бесконечности во все стороны. Непонятно каким образом, но я видел каждый коридор, каждую прозрачную, и вблизи-то с трудом различимую лесенку, каждую маленькую дверцу, находящуюся от меня на таких запредельных расстояниях, что дух захватывал. Некоторые проходы шли вертикально вверх, некоторые были перевернуты кверху ногами, все под разными углами… Вместе это чудесное, завораживающее строение напоминало какой-то невиданный исполинский лабиринт. Вот только выходов из него тут было не счесть.

Причем светились не сами двери, а то, что находилось за ними. Я прошел по коридору несколько метров и, не долго думая, открыл дверь, из-под которой шел самый яркий свет.

Я зажмурился от хлынувшего навстречу обжигающего солнечного света и даже присел на корточки от неожиданности. Вокруг меня был пляж – обыкновенный морской пляж с горячим песком, сотнями загорающих людей, горластыми продавцами газет и пирожков, резвящейся на мели малышней и белым пароходом, мерно плывущим на заднем плане.

На песке, прямо перед линией прибоя сидел маленький мальчик. Не знаю, почему, но каким-то непостижимым образом он выделялся из общей массы людей. На пляже была сотня отдыхающих, но я обратил внимание именно на него – что-то родное в нем было, из далекого, почти забытого детства. Кого-то он сильно напоминал. Вот только кого?..

Мальчик делал замок из песка. Я видел, как он старается, как аккуратно подносит руку к одной из башенок, боясь случайно задеть другие. Песочное строение было уже почти готово, когда проходившие мимо подростки неожиданно растоптали его всмятку и, злорадно засмеявшись, бросились бежать, будто бы обиженный малыш мог им что-то сделать.

Глаза мальчика сразу же сильно покраснели и наполнились слезами. Его маленькие кулачки сжались. От него так и веяло нестерпимой, но безысходной яростью. Он едва держался, чтобы не зареветь в полный голос.

– Не расстраивайся, парень, – решил подбодрить его я. – В жизни слишком много кретинов, чтобы тратить на них свои нервы.

Мальчик никак не отреагировал.

– Эй! – крикнул я.

Ноль эмоций. Он явно меня не замечал.

Я решил немного подтолкнуть его в плечо, но рука вдруг прошла насквозь, будто бы мальчишка состоял из воздуха. Я вздрогнул – настолько это было неожиданным. Фантом? Морок? Только этот мальчик или все вокруг?

– Пожар! Пожар! Человек тонет!!! – что есть силы закричал я, пытаясь привлечь к себе внимание, и тут же по инерции пригнулся – а вдруг я ошибаюсь, и сейчас весь пляж посмотрит на меня, как на сумасшедшего…

Но нет, никакой реакции. На мгновение мне даже показалось, что все люди вокруг замерли на месте, и только накатывающие волны с пенистыми гребешками-барашками наверху продолжали двигаться.

Стоило мне подумать о морской пене, как прямо над водой из ниоткуда возникло еще несколько дверей. Думать было некогда – преследовавшее меня существо уже стояло в темном проходе коридора, из которого я попал на пляж, и нагло улыбалось, подмигивая мне.

Я быстро открыл ближайшую дверь и шагнул навстречу новой реальности. Последнее, что я успел заметить, обернувшись напоследок, – это издевательски неторопливо приближающего демона и песочный замок, как ни в чем не бывало стоявший на берегу в целости и сохранности. Но я даже не успел удивиться этому факту. Мои ноги по колено увязли в рыхлом снегу, мгновенно онемев от холода.

Я стоял на пологом склоне заснеженной горы, а прямо на меня, облаченный в цветастый лыжный костюм, ехал Даня. Он лихо заложил вираж на своем сноуборде и, пригнувшись при въезде на снежный трамплин, сильно оттолкнулся. Наверно, рассчитывал сделать двойной оборот вокруг вертикальной оси, но толчок получился немного неуклюжим, и он не сумел докрутить фигуру, смачно плюхнувшись всем телом на взрыхленный лыжниками склон.

– Ах ты! Почти получилось! – непонятно для кого крикнул он.

Потом встал, немного поворчал, отряхнулся от снега и – исчез… Растворился в воздухе, словно фантом.

Все это произошло за какие-то мгновения. Я только и успел, что встряхнуть головой, отгоняя наваждение. Надо было срочно выбираться из сугроба, а то ноги уже едва чувствовались, ведь я попал сюда в одних тапочках да легкой домашней одежде. Впрочем, а куда здесь можно выбраться? Кругом снег.

Я стал оборачиваться, ища взглядом дверь обратно на пляж, но замер в полуобороте – на меня снова ехал Даня! Тот же самый Даня, что и несколько секунд назад, – заложивший вираж, неудачно прыгнувший и приземлившийся носом в снег мой лютый враг!

И тут я наконец понял, что произошло и куда я попал. Меня словно током ударило! Ну конечно же! Мысли!

«Просто хорошенько представь себе того, чьи мысли ты хочешь угадать, – и окажешься там», – снова прозвучал в голове голос старухи. И окажешься Там! Там, в мыслях! В голове!

Я находился в воспоминаниях Данилова, в глубинах его мозга, где-то на уровне подсознания – там, где хранились особенно запомнившиеся ему жизненные эпизоды. Красочное падение на сноуборде, разрушенный замок из песка… Тот мальчик на пляже тоже был Даней, только маленьким – старое воспоминание из детства. Понятно, почему мальчишка показался мне таким знакомым.

Меня будто осенило! Я понял все и сразу. Удивительно! Я подумал о том, что пена на воде похожа на снег, и сразу же открыл несколько воспоминаний, связанных со снегом, – несколько новых дверей. Черный космос был не единственной точкой отправки на пути памяти, сами по себе воспоминания были тоже связаны между собой – достаточно только подумать, разглядеть скрытые в каждом предмете двери, ведущие в другие пласты здешней реальности.

Я шагнул обратно в открытую дверь и снова очутился на пляже. Теплый морской ветер приятно окутал замерзшее тело.

– Ты чего так дрожишь? – подошел ко мне демон. – Боишься?

Здесь, на свету, мой собеседник уже не казался таким уж страшным. Скорее напоминал странную черную зверюшку с хитрой, вопрошающей мордашкой.

– Холодно, – ответил я. – Там снег кругом. Зима.

– Зато там нет меня, – захихикало существо.

– Послушай, я не собираюсь от тебя бегать. Давай поговорим как вменяемые люди. – Эта фраза в свое время не раз спасала меня в критических ситуациях.

– Но я не человек, – улыбнулось существо. – Впрочем, говорить мне очень нравится. Именно этим способом я получаю абсолютное большинство душ. Сила применяется только в крайних случаях.

– Вот и отлично, – согласился с ним я. – Тогда предлагаю сделку.

– Сделку?! – Демон внезапно расхохотался. – Вот уж чего мне ни разу не предлагали, так это сделку. Ты делаешь за меня всю работу, мальчик.

Это его «мальчик» как-то неприятно меня резануло. Только сейчас я наконец осознал, насколько древнее существо стоит передо мной и как много подобных мне, гордых и наивных, оно повидало… Но все-таки попробовать стоило. Ничего иного просто не оставалось.

– Ты заберешь душу…

– Можешь не сомневаться.

– …Но не мою. – Я выдержал паузу. – Моя тебе не принадлежит.

– Ошибаешься.

– Нет!

Существо резко оскалилось, но в его гигантских глазах по-прежнему царило спокойствие и набрасываться на меня оно пока что явно не собиралось.

– Ты заберешь душу виновного, – продолжил я чуть спокойнее. – Она имеет гораздо большую ценность. Думаю, так будет справедливо… Душа грешника для тебя – все равно что душа праведника для ангела. Душа же детоубийцы…

– …подобна сладкой патоке! – закончил за меня демон. – А душа той ведьмы, которая вырвала меня в этот мерзкий, холодный, ужасный, полный света и добра мир, – вообще практически бесценна.

– Но ведь рано или поздно она все равно достанется тебе, – предположил я.

– Не совсем, – прищурился демон. – Таких как я много, и ведьма уже давно заложила свою душу другому – тому, чье имя я не вправе называть. Да и пока мерзкая старуха жива, она в состоянии защититься своим черным колдовством.

Мне показалось, что мой собеседник раздосадован, но тут же его морда зажглась неистовым злорадством.

– Знала бы она, какие муки ждут ее в будущем за каждый такой заем силы, – прохрипел он, – сама бы молила меня забрать ее душу… Но раз уж этого не случилось, я вправе взять долг с кого-нибудь другого.

– С того, кто убил моего брата, – отрезал я.

– Да, но как я его отыщу? – пожал плечами демон. – Я знаю даже меньше, чем ты. Все, на что я способен в вашем гадком мире, это перенести тебя в чужие мысли… И получить плату за свою работу.

– Я сам найду виновного, – пообещал я.

– А если нет? – развел руками мой собеседник. – Мне нужны гарантии. Поклянись Богом, что отдашь мне душу виновного в том, что случилось с твоим младшим братом!

– Клянусь! – не раздумывая, произнес я. Почему-то я не сомневался, что сумею найти убийцу.

Губы демона растянулись до самых ушей, демонстрируя ряды острых зубов.

– Вот именно этим способом я получаю абсолютное большинство душ, – еще раз повторил он.

Помню, как ходил с Сережкой на рыбалку…

В те времена, три года назад я еще не научился забивать на такие вещи, как летняя практика в институте, поэтому очень ценил тот единственный месяц в году, который был полностью свободным от экзаменов, студенческих лагерей и мелкой работы на побегушках. Обычно весь июль мы с братом проводили на даче. Заграницу я не очень любил – съездил раз пять и надоело, везде одно и то же. А Сережка сматывался вместе с родителями на очередной «лазурный» берег, когда у тех начинался отпуск – в конце августа.

Обожаю я нашу дачу. Считай, четверть жизни тут провел… Да и рыбу ловить мне всегда нравилось. Единственной проблемой оставался подъем в пять утра, но это была плата за будущее удовольствие, и я уже давно свыкся с таким положением вещей, кое-как научившись не «класть» на «всю эту гребаную рыбалку!» и все-таки вставать. А вот Сережка – случай очень даже запущенный! Он и под моим-то напором по пятнадцать минут просыпался, не то что сам, без чьей-либо помощи. Слава Богу, он тоже, как и я, был «совой» – не хватало еще, чтоб он начинал каждый день шастать по дому ни свет ни заря. Не-е-е, будить кого-то гораздо веселее, чем когда этот кто-то будит тебя.

– Сереж, вставай давай, – как всегда зачем-то шепотом начал я.

– Ммм… – жалобно засопел мой братишка, отворачиваясь в другую сторону.

Мне вдруг стало так жалко его будить, что я вначале даже было решил перенести затею с рыбалкой на какой-нибудь другой, неопределенный срок. Но мысль о том, что «я-то сам уже встал, как дурак!» вернула меня на землю.

– Просыпайся, – чуть громче повторил попытку я. – На рыбалку пора.

– Спятил, что ль? – недовольно пробурчал он.

Потом под одеялом, куда он только что ушел с головой, началось интенсивное движение, сопровождающееся смешным кряхтением и постаныванием, и Сережка неожиданно принял сидячее положение.

– Пойдем, – уверенно заявил он и начал протирать заспанные глаза внешней стороной кулаков.

Это было очень странным. Обычно, как я уже говорил, мне требовалось не меньше пятнадцати минут, чтобы растолкать этого соню.

– А ты сегодня не такой сплюшка, как обычно, – улыбнулся я, бережно ткнув его пальцем в живот, туда, где щекотнее всего.

– Сам ты сплюшка! – насупился он, съежившись от моего укола.

Я широко улыбнулся. В жизни не встречал более умилительного существа, чем мой взъерошенный десятилетний брат.

– Ладно, просыпайся тут, одевайся, – растрепал я его лохматую шевелюру, – а я пока за удочками – на чердак.

Когда я заглянул к нему снова, уже готовый отправиться в путь, Сережка сладко спал…

Мы сидели в старенькой деревянной лодочке-плоскодонке, дрейфуя в заводе нашего озера – совсем близко от берега. Сережка, конечно, хотел уплыть далеко-далеко, на самый центр, но лично я не люблю такую ловлю – клев там обычно никакой, да и как-то неуютно болтаться на семи ветрах. Впрочем, какой уж там ветер в пять тридцать утра. Штиль такой, что рябь от движения водомерок чуть ли ни штормом кажется. И солнце! Так прям ласково светит – ярко, но совсем не обжигает. Пробившиеся сквозь листву нависших над водой деревьев золотистые лучики замерли в утреннем тумане, словно волшебные струны. И тишина… Даже птицы почти не поют.

Только тогда начинаешь понимать, зачем подниматься в такую рань. Нет, вовсе не из-за того, чтобы рыба лучше клевала, а именно из-за этой вот первозданной красоты и умиротворения.

Сережка, немного сдвинув брови, завороженный самой древней магией – магией природы, пристально смотрел на поплавок, боясь пошевелиться. А я смотрел на него…

Он был очень сосредоточенным и даже немного строгим, но в то же время настолько маленьким и хрупким, что мне прям даже странно было, как же его не уносит в небо, словно кружащиеся повсюду золотистые в свете солнца пушинки. Ресницы легонько подрагивают – даже моргать лишний раз боится. Так голову повернул, что весь его невидимый до этого пушок на лице засиял яркой согревающей душу полоской. От Сережки буквально веяло детством… Такое счастье вдруг меня охватило, что аж волна тепла по телу пробежала. Сидит такой вот человечек! Смотрит, думает, дышит! И не чей-нибудь, а мой! Мой брат, мой маленький сплюшка…

Так что же такое любовь? Чем отличается вот это хрупкое существо от всего остального в мире? Почему все вокруг рядом с ним – лишь пыль?!.. Просто совокупность мириадов атомов, выстроенных определенным образом, по сути мало чем отличающаяся от дерева и камня, или божественная искра – живой человек с тонкой душой?… Да ладно, черт с ними, с деревьями и камнями! Чем отличается мой Сережка от своих ровесников – таких же тощих мальчишек с горящими жизнью глазами? Неужели только несколькими чертами лица и характера? Неужели только из-за этого я готов ради него на все, неужели только из-за этого в моей душе восходит солнце каждый раз, когда я на него смотрю.

Господи, но я ведь люблю не только его. А как же мама, папа, Катюшка? Я люблю их ничуть не меньше.

Мне кажется, у любви вообще нет границ. При желании человек может влюбиться в кого и во что угодно: в природу, в рассветы, в свой дом, да чуть ли не в любой предмет. Недаром все это называется одним и тем же словом. Но все же есть три основных типа любви, самых известных, самых сильных и самые естественных, – это любовь ребенка к родителям, любовь родителей к ребенку и любовь мужчины к женщине – женщины к мужчине.

Первая – самая естественная. Ребенок просто любит свою маму и все тут! Просто за то, что она мама. Ругается или ласкает, бьет или гладит по головке, уродливая или прекрасная – не важно. Она для него – все, она – мама! Это любовь на уровне инстинктов. Ребенок уже рождается с ней. Такую любовь практически невозможно разрушить, ее можно только отнять. Ребенок, у которого нет родителей, – уже несчастен… Пожалуй, это самая искренняя любовь, она не знает ни преград, ни комплексов. Но все же через многие годы, когда вырастаешь и детство помнится уже не так ярко, что-то заставляет тебя задуматься – а было ли это любовью?

Было ли это той самой любовью, которую испытываешь к человеку противоположного с тобой пола?..

Любовь к женщине – самая известная любовь. Именно она гордо идет впереди колоны всех смыслов, вкладываемых в это слово, неся свое гордое знамя. Именно ей посвящено подавляющее большинство книг, фильмов и стихов. Именно из-за нее люди сходят с ума, стреляются, вешаются и режут себе вены. Она может придти в любой момент, без предупреждений и без спроса, и полностью завладеть тобой. Но она такая скоротечная и такая хрупкая. В сущности, между двумя влюбленными людьми нет ничего общего, кроме этого чувства, и стоит ему хоть немного остыть, как все сразу рушится. И ничего уже нельзя сделать. Живешь с человеком, любишь его, а сам где-то глубоко в душе понимаешь, что вы оба обречены, что это просто сумасшествие, болезнь, и она скоро пройдет. Что любовь остынет.

Любовь же родителей к ребенку – самая сильная. Да-да, именно она, а не вышеописанная страсть, которая возникает между мужчиной и женщиной. Конечно, если взять самый пик любви – вопросов не возникает, но, если растянуть этот короткий период на десятилетия, то, боюсь, суммарная сила всех этих чувств, о которых складывают столько поэм, покажется просто каплей рядом с океаном любви взрослого к ребенку. Даже в свои двадцать с небольшим лет я уже это понимал. Так что же будет, когда у меня появятся собственные дети?.. Господи, если любовь к сыну еще сильнее, чем моя любовь к брату, – а я совершенно четко осознавал, что так оно и есть, – я просто задохнусь от счастья, когда он у меня появится. Надеюсь, что появится…

Так в чем же суть любви? В духовном совершенстве, полагаю. Ведь по физическим ощущением она заметно уступает удовольствию, полученному от утоления голода, жажды, усталости и тому подобных ощущений… и уж тем более от знаменитой троицы – спиртного, секса и наркотиков. Нет, от духовного удовлетворения испытываешь, ну, максимум приятное тепло в груди да легкую дрожь и волнение. Вот только за один миг триумфа люди порой готовы вкалывать всю жизнь, а легкая похвала в поддержку честолюбия бывает в сотни раз приятней любого, даже самого сильного из физических удовольствий. Именно ради этих вот великих, высших чувств люди и учатся по пятнадцать – двадцать лет. Жалко только, что понимать это начинаешь, только когда вырастаешь. А многие – да что там, большинство! – так и не могут понять. Впрочем, жить в мире, где все чувства надо завоевывать собственным потом и кровью, было бы слишком сложно и печально. К счастью, есть и данные каждому при рождении чувства гармонии, жажды познания и любви.

Но одного я никак не могу понять – зачем она, любовь эта, нужна с точки зрения природы? Неужели просто инстинкты?.. Ну, допустим, можно согласиться с тем, что в любви мужчины к женщине и в любви родителей к ребенку людьми движет инстинкт сохранения рода, а в любви ребенка к родителям – инстинкт самосохранения. Но что такое тогда моя любовь к Сережке? Кто он мне? Прототип будущего сына?.. Что ж, возможно… С другой стороны, наш отец относится к нему совсем по-другому, совсем не как я. Может быть, младший брат – это проекция несостоявшегося в детстве друга?.. Опять нет. Сколько себя помню, у меня всегда было полно друзей… Родная кровь?.. Тем более. Я думаю, если мне скажут, что мы с ним неродные, я даже глазом не моргну. По сути, он мог бы быть мне не братом, а другом. Просто тогда мы вряд ли встретились бы в этой жизни. Как-то это не принято – дружить с такими малявками. Думаю, если бы все люди мира работали индивидуальными преподавателями или хотя бы вожатыми в лагере, такая дружба была бы обычным делом, нормой. А так… Да я и сам-то не знаю, заговорил бы я хоть раз в жизни с кем-нибудь из таких мальчишек или просто посмеивался бы, глядя на них. Но рождение брата не дает человеку такого выбора – судьба просто дарит тебе самый ценный подарок из всех возможных, и точка.

Может быть, меня с Сережкой связывают общие интересы? Общие воспоминания? Воспитание? Нет, нет и нет. Ну, я еще могу ему быть интересен, но уж он мне, по идее, ну никак. А людей, с которыми я много общался и с которыми у меня связано гораздо больше воспоминаний, – хоть отбавляй. Да и насчет воспитания – что-то я не помню, чтобы родители очень сильно внушали мне любить брата. Не пинал бы – и слава Богу… Сам по себе процесс передачи знаний – вещь довольно приятная, но, опять же, будь дело только в этом, учителя в школе являлись бы самыми счастливыми людьми в мире. Но в реале мы очень часто видим глубоко несчастных людей, преисполненных ненавистью ко всему живому.

Наверно, все-таки отеческие чувства тут ближе всего… Эта любовь – самая незримая. Нету в ней, как правило, ни ласки, ни признаний, ни даже просто теплых слов. Одни только чувства. Не знаю, почему так происходит, но отцы зачастую совсем не проявляют свою любовь к детям, ограничиваясь в лучшем случае одними лишь порицаниями, а в худшем – игнорированием и полным равнодушием. Нет, есть, конечно, и нормальные, хорошие папы, но в большинстве своем мужчины предпочитают огородиться от ребенка. Будто боятся любить… Ну да ладно папы – взять хотя бы меня… Максимум, что я себе позволяю, это взъерошить Сережке волосы да хлопнуть его по плечу. И то редко… Не удивлюсь, если он вообще думает, что раздражает или бесит меня… Да нет, вряд ли, быть такого не может. Все-таки всегда мы с ним ладили. Не дрались почти никогда, не ругались серьезно. Очень сомневаюсь… А если бы он мне не братом был, а другом… Боюсь, я даже и по голове его погладить побоялся бы. Не так поймут, чего доброго. Обольют грязью – потом всю жизнь не отмоешься. Дурацкие стереотипы…

Так как же это происходит?.. Фотоны и световые волны отражаются от Сережкиного лица и попадают на сетчатку моего глаза. Атомы реагируют на длину волны и выстраиваются таким образом, что происходит химическая реакция чудовищной сложности, в результате которой образуется серия электрических импульсов, передающихся в мозг по глазному нерву. Миллиарды аминокислот и прочих химических соединений приходят в движение, сотни миллионов разрядов проносятся по серому веществу, «выискивая» в памяти (то есть в сочетании мириадов атомов) очертания моего брата, и каким-то непостижимым образом то, что называется разумом, осознает полученную картинку. И тут же происходит обратная реакция – мое подсознание генерирует определенный химическо-электрический код, и, прочитав его, мозг посылает сигналы во множество точек организма. В кровь начинают поступать адреналин, кортизол, эндорфины, которые, в результате, на само серое вещество и действуют, выражаясь в виде тепла в груди и еще десятке неуловимых чувств. Мне становится приятно, и для того, чтобы еще раз испытать те же чувства, я буду защищать брата в случае опасности, удовлетворяя инстинкт продолжения рода.

Ну не бред ли?.. Тут либо ученые пока никуда не продвинулись, либо я ни черта не знаю и не понимаю.

Нет, все-таки любовь – это от Бога… Может быть, другие чувства – всего лишь последовательность атомов, а любовь – от Бога!..

Наверно, половина из того, о чем мне тогда подумалось, было наивным и неправильным. Чтобы разобраться в таких вещах, иногда не хватает целой жизни, а все эти мысли промелькнули у меня в голове буквально за несколько секунд. Голодный карась, различивший в темной воде белый шарик скомканного теста, не дал мне даже минутки.

– Клюет! Клюет! – закричал Сережка и сразу же примолк, наивно полагая, что громкие звуки могут сбить заветную рыбку с крючка.

Бьющийся в агонии карасик заиграл на солнце вспышками яркого серебристого света.

– Ну что ты смотришь? – усмехнулся я. – Подтаскивай на себя! Сорвется же!

Мой брат наклонил удочку, но сделал это слишком резко, и извивающаяся добыча полетела в его сторону слишком быстро. Сережка вытянул руку, растопырив пальцы, но, естественно, не смог ухватить промелькнувшую рядом рыбу.

Я увидел, как брат напрягся, но, к счастью, переживать ему пришлось недолго – описав дугу вокруг лодки, карасик все-таки оказался в его руке.

– Ура! – совсем по-детски обрадовался Сережка, бережно отцепив рыбку и отправив ее в садок. Его лицо озарилось настоящим счастьем.

Я тоже невольно улыбнулся. Собственно, моя душа улыбалась уже давно – все это время… но губы растянулись в улыбку только сейчас.

– Чего ты так смотришь? – спросил мой братишка, наконец поймав на себе мой взгляд.

– Ничего, – спокойно ответил я, продолжая улыбаться. – Просто так.

Обычно люди сразу отводят взгляд, когда им говорят «чего ты смотришь», но я продолжал любоваться счастьем дорогого мне человека, просто потому что мне это нравилось, и все остальное на Земле ровным счетом не имело сейчас для меня ни малейшего значения. Только я, мой брат и мы вместе.

Сережка, наконец, не выдержал и сам отвел взгляд в сторону, снова забросив удочку. На его лице выступил легкий румянец, то ли от смущения, то ли просто от переизбытка чувств, то ли от счастья – из-за любви к жизни!

…И какой-то поганый сучара посмел отнять у него эту жизнь без всяких причин и жалости!..

Подыхать буду, но найду его!..

Что-то совсем мне плохо стало. Аж скрутило всего.

Я лежал на кровати в позе зародыша, закусив губу, и пытался заплакать.

Ничего не получалось. Не могли слезы пробиться сквозь защищающую меня от сумасшествия оболочку. Впрочем, может быть оно и к лучшему. Нельзя мне было сейчас раскисать. Слишком серьезное дело предстояло…

Сколько ни бегал я по мыслям Данилова, а ничего даже близко связанного с моим Сережкой не нашел. То, что при взгляде на морскую пену открылись всего три двери, было просто везением. Да и недостаточно я тогда сосредоточился – еще не понимал смысла перехода. В дальнейшем, на какую бы вещь я ни обращал внимание, передо мной возникало несколько десятков, а то и сотен вариантов. Я даже представить себе не мог, сколько у человека связано воспоминаний с любой ерундой! От пристального взгляда на какую-нибудь пачку сигарет появлялись чуть ли ни три сотни дверей. Чего уж там говорить о взятых в «фокус» людях.