Текст книги "Приговоренный к жизни"

Автор книги: Сергей Дунаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

9. ТАНЕЦ СВЕЧЕЙ,ЧАСТЬ ВТОРАЯ

– Тогда отведи меня к нашим… Он молча предложил следовать за собой.

– Учитель, почему мы еще здесь?

– Зачем ты назвал меня так, идиот? Как-будто я знаю…

– На то воля Божья, говорят. И оттого плохо, ведь здесь плохо…

– Чем тебе не угодил Бог, сирота казанская? Я получал удовольствие от того, что издевался над этим наивным романтическим гопником. Видать, ему не чуждо благородство, но утонченность ему явно неведома.

– Он запер двери тюрьмы.

– Это сделал не он, а твои родители.

– Но почему в этом мире обязательно побеждают уроды? Нет, именно Он – мой враг. Мир… где девушки разбиваются, не успев полюбить…

– Им надо просто соблюдать правила дорожного движения, – сказал я. – А я-то тебе зачем?

– Я должен быть с тем, кто свергнет небесного пса. По его приказу розы расцветут в небе.

– Слова – не твои. Тебя научили какой-то высокопарной херне. Скажи мне просто.

– Просто – мне хочется плакать, а она мне снится и говорит, только ты можешь сделать так, чтобы мы были вместе.

– Она разбилась у тебя на глазах?

– За полсекунды. КАМАЗ… Она умерла моментально, не мучаясь. Я не успел даже сказать ей.

– Слезы к лицу настоящим мужчинам.

– Я убил эту тварь. Он выскочил из кабины, от него несло перегаром и потом, животное. Он хотел подойти к телу моей милой, нет уж. Я резанул его охотничьим ножом, кровь так и хлынула из него фонтаном, потом отогнал этих идиотов вокруг и унес ее в лес, там лес рядом. И похоронил ее сам. Ты благословишь меня, свет мой?

– Да. Если мир жесток к тебе, будь к нему вдвойне жесток. Но служи всегда тем, кому действительно больно. …Как тебя звать?

– Ваня. Ты можешь мне ответить? Я кивнул, да.

– Скажи мне про ад…

– Рай похож на московский кремль, а ад – на конкурс красоты. Очень много тающих по мне девиц.

– …А огонь?

– Ты его боишься?!

– Нет, нет! Но почему… почему они говорят: огонь?..

– Потому что вы даете им говорить, вместо того, чтобы затыкать их грязные рты.

– Да, учитель. Мы прокляты, потому что даем себя проклинать?

– Ты почти прав, парень. Следущий раз, кто скажет тебе, что ты будешь гореть – дай ему в пятак.

– Но почему тогда Бог в силе?

– Кто тебе это сказал? – меня передернуло. Он опустил голову.

– Я чувствую, что это так. Мы как под обстрелом.

– Ты знаешь, какой он – Бог?

– Мне все равно. Он убил Алину, значит, он похож на того водителя…

– Он сам потерялся здесь, спасаясь от людей, тянущих к нему руки.

– Он несчастен?

– Он очень несчастен.

– Тогда почему же?

– Я и сам не знаю. Понимаешь, есть законы игры, которые инерциальны. Пружины взведены, и медведи машут молотками друг по другу. Каждую секунду его может убить любая ненароком сорвавшаяся пружина – механизм огромен, а напряжение велико. Но мир его несовершенен, и потому рано или поздно пружина полетит. Но тогда я первый залижу его раны.

– Где же он?

– Сейчас он где-то в районе Тургеневской.

– Здесь?

– Ну я же здесь…

Мрачное здание московской сатанинской церкви словно пушка наведенная в небо. Со всех концов как из стен выступили силуэты в серых плащах, десять, сто, пятьсот… Двое из них вышли вперед.

– Хозяин! Мы твои. И опустились на землю, звякнув железом. Вот балаган… Еще один неслышно подошел сзади, набросил на меня плащ, протянул черный меч. Я лег на землю лицом вниз, ибо меня сразили тошнота и беспамятство. Кто-то наваливался на меня, сонм мерзких тварей рвался ко мне, а кто-то не давал им идти, я не видел кто, я видел только, как у них отлетали головы. Потом все исчезло. А я все лежал и представлял себе лицо моей милой Кэтти. Пусть ты отнимешь ее, но любить она будет меня, а тебя – ненавидеть. Я встал с земли, бледный. Они смотрели на меня блестящими глазами.

– Это я, – сказал я тихо. – Успокойтесь, я буду с вами. Вам обещали розы в небе? Все это будет…

– Над тобой небывалая защита, Обреченный призрак. Ты ходил по Бульварному и не смотрел вокруг, но мы смотрели. Сотни тварей, против которых все наши силы беспомощны, летели на тебя со всех сторон, даже не замечая наших выстрелов, но кто-то отогнал их. Это невероятная сила – отбросить невидимых. А потом они вернулись и признали тебя.

– Что это значит?

– Признали твою власть над собой. Зови их, и они умрут по твоему слову.

– Я даже не знаю, как их зовут. Так значит, вы следили за мной?

– От самого вокзала. От людей мы защитим тебя лучше всех небесных воинств.

– Были попытки?

– Видимо, нет. Но подступы под наблюдением, сюда никто не сунется.

– Эта девушка, которая была со мной…

– Она под охраной, монсеньер.

– Ты перебил меня… (Тот замолчал, опустив голову). Но вы сделали правильно. Вы должны что-то сделать еще, мне кажется, или я не прав? Из толпы вышел человек в низко надвинутом капюшоне и протянул мне цепь и два шара. Как в тумане я взял цепь левой рукой и тут почувствовал, как за углом притаился мерзкий бесформенный зверь, готовый прыгнуть на меня. Я швырнул цепь туда и человек вздохнул. Что-то заискрилось там, где она упала… И сгорело…

– Все правильно. Это действительно Он, – обратился он к толпе.

– Оставьте нас наедине, – сказал я им, и они тотчас исчезли.

А осенью было холодно, мы шли с моим ученым спутником и говорили.

– Я чувствую в себе невероятную силу, способную взорвать Вселенную, но понятия не имею, как она работает.

– Но ведь ты знаешь, кто ты?

– Чисто случайно. Один человек предложил мне играть Неназываемого в спектакле, только играть. Но надо было поверить в это. И тогда… у меня загорелась рука, и я говорил что-то, даже мне непонятное. Думал, припадок. Или, может, сон?

– В каком-то смысле – сон. Но скажи мне, Обреченный призрак, кто этот человек? Зачем он предложил тебе такую игру?

– Он – наверное, сам Бог. Играет Бога, во всяком случае.

– Он разбудил тебя, хотел того или нет, но это не значит, что и он… Но зачем он разбудил тебя?

– Чтобы самому проснуться?

– Он спал? – удивился ученый собеседник. – Если бы мы знали…

– Я не знаю наверняка, но думаю, для него все это так же неожиданно, как и для меня.

– Или это ловушка, – задумчиво молвил он. – Он угрожал тебе?

– Да.

– Он говорил отречься?

– Он предлагал прекратить игру.

– Зачем?

– Нашлось нечто большее, что привлекало его.

– Это ловушка. Знай, он сам неспособен тебя уничтожить. Он толкает тебя к тому, чтобы это сделали другие.

– Знай ты, чем он угрожал мне, ты бы говорил иначе.

– Но я не знаю… да, ты прав, не говори. Я не более чем хранитель священных предметов. Предания говорят, что цепь ты должен был бросить, потому что она не твоя.

– Его?

– Нет… Мне нечего тебе об этом сказать…

– Они ведь ждут от меня действий. Я знаю, что могу, но не знаю как. Разве это возможно? Властелин Тьмы, создатель всей этой империи, и не знаю, как делать самые простые вещи?

– Это возможно. Ты всего лишь инкарнация, воплощение, возможно – случайное. И у тебя, как и у нас, завязаны глаза. Ты тоже спишь. Но тебе, в отличие от всех, есть что будить.

– Помоги мне проснуться, мастер…

– Ты уже просыпаешься, черный принц. Я могу дать тебе книги древности, но, мне кажется, ты уже сейчас делаешь все, как должен…

…Я позвонил Кэтти и мы пошли гулять по набережной. Пора было отдохнуть от всей этой оккультной среды, от загадочных книг, которые я читал вот уже три дня и словно бы вспоминал… С самого начала, словообороты god-dog, devil-lived etc. Начала магии зеркал, выяснение своей избранности. Потом «пение трех звезд», от которого взрывается голова у самых страшных магов, даже если они все вместе передают силу только одному… а я выдержал; потом «Мертвая птица», об этом испытании я и сейчас вспоминаю с брезгливой утомленностью (но не ужасом, нет! Даэмон не сентиментальный идиот). Я решился было на первые опыты, которые запрещались даже Грандмастерам, и победил, Они повиновались мне. Возможно, Их просто напугало мое небрежение, мое презрение к себе и к тому, что получиться, они-то привыкли, что к ним приближаются с горящими глазами и неровным издалека дурно пахнущим дыханием неофита, а тут я распахнул дверь ногой и даже не спешу войти… Но сейчас я хотел отдохнуть.

– Чем ты занимаешься теперь, Даэмон?

– Я пытаюсь сделать так, чтобы уже не разлучаться с тобой. У меня есть возможность победить Судьбу – малая, как если бы медвежатник нашел комбинацию кодового пароля компьютерной системы.

– А я постоянно метаю о тебе…

– Я это чувствую.

– О, Даэмон, это так непристойно! – засмеялась она.

– Да брось. Это нормально. Знаешь, кто ты теперь?

– Невеста Дьявола. Кэтти не удивилась всему этому, как мило. Она будто всегда это знала, либо ей и вправду все равно было, кто я. Мне же предстояло вечером осваивать практику восьми зеркал, ТАНЕЦ СО СВЕЧАМИ, ритуал убойной силы, который, как гласили книги, ни разу не исполнялся на этой планете и категорически не рекомендовался тем, кто не имел на теле определенного знака. Да, но я-то его имел. Теперь вспоминаю, что и в детстве грезил о чем-то подобном… думал – сны, а оказалось – все так и есть. Презренные бумагомаратели, врущие что-то о книгах черной магии, описывают их действие как хохот летучих мышей. Бред-то какой… Но приближаясь, я ощущал присутствие и концентрацию вокруг меня темных невидимых, они рассаживались по углам, они ждали чего-то от меня и пристально смотрели своими внимательными глазами…

На перекрестке по дороге домой мне повстречались двое моих ребят, рисующих на стене свастику. На вид – чистые упыри с глазами ненавидящими свет. Дети вонючих подворотен, которым приснилось Неведомое…

– Обреченный призрак, ты можешь подчинить себе волю всех, кто энергетически силен, кто обладает потенцией… Мужчин, жаждущих силы и подвигов, женщин, жаждущих наваждений и красоты, дух волнующего разреженного воздуха и опасностей. Знают они то или нет, но им нужен ты. Даже скучающим декадентам, если они грезят о чем-то красивом до боли, о чем-то выбрасывающим адреналин в их пресную кровь, им нужен ты. Чтобы играть на скрипке с волшебством быстрых пальцев, чтобы одним взглядом усмирять бешеного льва, чтобы всегда получать то, чего хочешь. И глупые дети, которые хотят дешевой газировки – на самом деле хотят тебя. Твоя сила есть сила разрушения равновесия, твои – те, кто не хочет быть как все. Твой враг питается иной сутью. Знаки ее – спокойствие на море, грозовые облака, расстрелянные антидождевой солью, взорванные падающие башни, развязанные глаза. Как глупо, ведь с завязанными можно лучше видеть! Он имеет свои святыни, но они всегда – на поверхности, на равнине. А твои святыни потеряны в горах. Его сила – жизнь, всякая тварь – его в той мере, в которой довольна жизнью. Твоя сила – смерть, всякая тварь – твоя в той мере, в которой тянется к смерти. Твое рабство добровольно, ты покупаешь душу, он же владеет ей без спроса. Но продать душу могут лишь те, кто исполнен, стало быть, Дьявол обращается только к достойным. Хранитель святынь прервался на мгновение и тогда я спросил:

– Но почему он – это он, а я – это я?

– Ты прав, говоря об этом, – отвечал он, – это не просто и не случайно. Но ответ ведом только свидетелям, присутствовавшим при возникновении этого мира. Впрочем, ответ этот никак не меняет твоей судьбы, стало быть, нужен он тебе?

– Нет, наверное, – пробормотал я. Дождевые капли на окне упали на мое отражение и оно задрожало, как живое. Я продолжал записывать заклинания гусиным пером, изредка посматривая на старого мага, притаившегося в углу. Его молчание стоило его слов, оно наполняло мир вокруг силой и бесстрашием, спокойным, как недвижимое пламя. Я лечил свою панически взрывную натуру неврастеника, просто сажая его рядом и время от времени обсуждая (так просто, от скуки) загадки бытия.

– …Вчера ты прошел грань невозвращения, – сказал старик, – не спрашивай меня, откуда я это знаю. Теперь пути назад нет (впрочем, был ли он раньше?) Ты хочешь испробовать свои силы сейчас? Я согласно кивнул ему.

– Знай только, что начав волшебство, ты откроешь ему свое местонахождение, и он сможет обнаружить тебя. Готов ли ты к войне?

– Он сам отпустил меня.

– Я не верю в его искренность.

– Я – верю.

– Дерзай, Обреченный призрак. Нам не бояться и подавно. Я подошел к открытому окну и посмотрел на звезды. Недвижимое небо дрогнуло, отвело взор от моего, словно запросило пощады.

– Сдвинуть звезду? – воскликнул маг у меня за плечом. Я нервно усмехнулся. Обрушить мир… что может быть проще. А ведь я это могу. Наверное, могу. Так, помнится, и Джордж говорил. А старик замер, готовый к любой моей воле. Я нахмурился.

– Нет, я не хочу. Что дальше? Мой мир? Но я хочу победить его в этом. Я протянул руки к сырому камину, и он загорелся. Мне хотелось красного вина, много, еще курить и Кэт. Все это, как ни странно, у меня было – где-то в соседней комнате. Я подумал – забавно, где сейчас Джордж, ведь все это время я не знал, только чувствовал. И тогда я услышал глухие одинокие шаги, далеко, словно в моем сердце. Кто-то приближался ко мне с подветреной стороны…

10. ДВЕСТИ ПЯТНАДЦАТЬ КРАСНЫХ ВОЗДУШНЫХ ШАРИКОВ

На перроне было мокро. Катя и ее поднадоевший бойфренд расстаяли где-то впереди, оставив мне холод и запах слез. Все-таки я сбил его с неба, и это радовало хотя бы отчасти мой замерзающий разум. А вот замерзающей душе моей было абсолютно все равно. Я выпил водки на вокзальном буфете, чего никогда раньше не делал, и пошел гулять, намереваясь наверное зайти к знакомым. Ну конечно, Алина; Андрей Каришецкий; Кирилл и его юная леди, – кто у меня еще есть в Москве? И ведь помнил, как ехать, удивительно, – давно здесь не был, а все словно вчера. Словно вчера я затаскивал Алинку в подъезд, чтобы поцеловать на прощание, blondie girl please be my only friend – до поезда где-то мгновение, а Питер уже волнует сердце, там кто-то ждет меня, не помню, кто; словно вчера играл с Андреем и его музыкантами концерт на Бронной; словно вчера едва не потерял сознание в бесконечном метро, утомленный. А ветер здесь совсем не такой, как в Питере, и небо, кажется, еще выше… Я остановился напротив витрин, внимательно разглядывая свое отражение. Нарциссизм у меня – невротическая реакция на долгий стресс, такой вот я необычный. Впрочем, я остался доволен увиденным и даже понимал сентенции Даэмона – я наверное и вправду ему только приснился. Еще лужи меня печалят. Мало куда можно пройти в Москве так, чтобы не запачкаться. Давно не замечал за собою издевательского экстремизма, подумал я, ступая прямо в одну из них – большую и грязную, но обходить ее – еще менее красиво. Но если придти к Алине вот так – то это несколько более подходит по ситуации, а она неприятная для меня (ситуация), ведь я ее, кажется, любил… или даже люблю? Не знаю, но напоминание о ней сильно меня беспокоило, даже сейчас, когда прошло столько времени. С другой стороны, конечно, эти места – они слишком памятны, чтобы молчать. И осень опять такая же нервная и холодная, как бред тушканчика. Чего ты все маешься по нелюбимым городам и чужим… Окончательно теряя себя в гриме Пьеро, растворяясь в выцветшем небе и остывшей фанте, превращаясь в персонаж чужых неприветливых снов (а я устал сниться незнакомым псам). Черт, да ведь это Даэмон испортил мне настроение! (Я что есть силы ударил по какой-то банке, она так и полетела по миру, жизнерадостно звеня об асфальт). Этот шут балаганный поверил, что он дьявол и предается оккультным фокусам. Знал бы ты, Даэмон, насколько мне все равно, бог я или жестяной бантик на протухшем апельсине… и с какой легкостью я готов дернуть бритвой по этой нежной девочке, доверчиво подходящей ко мне все ближе – по моей судьбе, настолько мне все безразлично, поверь мне – если конечно можешь.

Я постучал в дверь Андрея, тихо, будто втайне. Рядом был громкий звонок, но я почему то постучал. Дверь так же тихо открылась.

– Я ждал тебя, – сказал он сразу. – Приготовься слышать странные новости. Даже лучше сядь, наверное.

– Чего там, – мне было весело.

– Вокруг шпионы, – сказал Андрей голосом простуженного советского диктора.

– Ты здоров? – спросил я неласково.

– Джордж, я абсолютно серьезно. Этот дом под наблюдением где-то две недели, с того самого дня. Здесь странно стало жить, по ночам – воют, днем – разборки, рисунки на стенах вот всякие… Он показал на перевернутый крест на стене.

– Посмотри на это, – сказал он тихо. Перевернутый крест, ну и что. Был бы не перевернутый, было бы так же интересно.

– Это сатанинский герб, – сказал он с серьезным видом.

– Я в курсе, конечно. Ну и что?

– Здесь происходят непонятные вещи, Джордж. Район Бронной облюбовали сатаники, их здесь много бывает, особенно по ночам. Это очень внезапно началось – но теперь это постоянно.

– А что же власти?..

– Что с ними сделаешь? Скажут – обычные молодежные тусовки, как рейверы. Произошло это очень внезапно, но это не все. Они искали здесь тебя, вот что самое странное. Два таких чудища, они были здесь, и спрашивали о тебе. Очень интересовались, было видно. Наверно, вокруг их посты.

– Ну это уж совсем бред, – ответил я. Загадочно: получается, вся эта активность началась еще до начала игры с Даэмоном, но имела к нему отношение, несомненно.

– Где Алина? – спросил я быстро. Он замолчал.

– Алина… Алина умерла. Я молча сел, ничего не соображая.

– Как? Я думал, тебе передали в Питер.

– Я был в Эстонии.

– Ах, да, в Эстонии… Алина погибла, нелепо очень. На улице.

– Катастрофа?

– На нее наехал КАМАЗ. Алина была не в себе, она где-то неделю до этого гуляла с каким-то ублюдком, не то скинхедом, не то бандитом… Я поднял глаза. Она тоже?..

– Джордж, как же ты не знал. Алина не встречалась ни с кем из наших, однажды только зашла ко мне, где-то за день. Она сказала, что у нее новый друг, и это серьезно, что она бросает прежнюю жизнь, что в церковь ходить нельзя… И погибла так нелепо.

– Ты знаешь, где она похоронена?

– Не знаю. Джордж, уходи отсюда, тебе нельзя здесь быть. Они ищут тебя.

Он продолжал что-то говорить, а я вышел от него, качаясь. И ничего не слышал, но ее голос звучал для меня. Вот она, та самая улица, где мы были с ней не раз, и теперь ее у меня отняли… отняли… Я стоял на высокой скале, вокруг меня вилась разломная щель, злая, живая, она описывала круг, отсекая меня от всего, что было когда-то мило и дорого. Незачем идти к остальным, понял я, этот город для меня потерян. Впрочем… не смерть Алины, а ее измена была мне всего важнее. Она оставила меня… вряд ли что-то держало меня теперь на земле. На Смоленской площади я купил шарики, как в детстве. Красные. И пошел себе дальше, не знаю куда…

К чему утомлять читателя невнятными подробностями трех темных дней, проведенных мною в Москве – если ничего, собственно, не произошло. Мне было где остановиться, мои знакомые вспомнили меня, но никакого участия в моей судьбе не испытали, да я им и не предлагал. Я больше спал. Только вечером третьего дня почувствовал себя в норме (или почти) и решил уезжать в Питер.

Вдруг мне показалось, я вижу сквозь стены. За три дня что-то произошло со мной, я ощущал себя великаном в миниатюрном мире, где всякая вещь была мне открыта. Я не хотел этого, но это пришло. Могущество? Теперь я ясно видел, как Даэмон осваивает какие-то дурацкие заклинания, грезя меня поразить, как окружают его шутовские воинства в серых плащах и старый грандмастер, я видел – они боятся меня, одного меня. И тогда я подумал пойти к ним, только для начала завершающей сцены купил еще воздушных шариков красных, и всего у меня их было теперь двести пятнадцать.

11. ПЛАЧ ДАЭМОНА И ПРИЗРАКИ С НЕБА

Мой гость вошел внезапно, как сквозь стену, я не успел рассмотреть. Он так и встал молча в углу, наблюдая мое смущение и ужас в глазах хранителя.

– И, собственно, как показала себя ваша хваленая блистательная секьюрити, граждане бесы и черти? Мы онемели перед ним, старик увидел его впервые в жизни, но ощутил то же, что я. Это был венец красоты, печальности и задумчивого безразличия. Хотелось склониться перед ним и все. Бог мой, я-то думал быть тебе противником – я вижу, я тебе сейчас просто смешон.

– Да, Даэмон, ты мне смешон, – сказал он тихо и ласково. Власть его над нами была абсолютной. Он прошел через комнату, громко стуча каблуками.

– Это вот вы читаете? – книга магических превращений полетела на пол, а вместе с ней жезл черной власти. – Игрушки ваши мрачные, мне не нравятся.

– А… за… ме… ве… бе… – бормотал старик. Даэмон поддел книгу ботинком, она бросилась от него в угол. Он посмотрел на меня своими ясными глазами, и сознание мое прояснилось. Я почувствовал небывалую свежесть в воздухе, что он принес.

– Что, Даэмон, все грезишь о прекрасном? – насмешливо спросил Джордж.

– Смерть от твоей руки! Ничего больше…

– Вот еще, – он отступил на шаг, – живи себе в радость, девочка у тебя какая прелесть. Хранитель упал на пол. Я заметил, часы встали и пошли назад, все быстрее и быстрее. Джордж улыбнулся.

– Ты решил, это все серьезно?

– Теперь я знаю это, монсеньер.

– Да… и ты прав, наверное. Я думал, эта игра развлечет меня. Но мне от нее только скучнее стало. Только скучнее… Когда ты обнаружил, что все по-настоящему?

– На второй день.

– И ты был смущен этим открытием… А я – нет. Ты нашел себе толпу идиотов и играешь с ними в какую-то магию, а я – нет. Я один, как и был один. Ты даже любовь у меня отнял. Но я не зол на тебя. На все – моя воля, ты – такая же игрушка в моих руках, как они – в твоих. Вас же крутит от моего присутствия, – он посмотрел на старика, в судорогах катавшегося по земле.

– Что до меня, монсеньер, то я чувствую только радость.

– А почему, ты забыл? Они прокляты и уже мертвы, а ты будешь жить, вот твой ужас. Вы еще будете штурмовать небо и выдумывать всякую абракадабру (он еще раз взглянул на книгу, и та загорелась). Напрасно… я вам даже не отвечу. Я не стану с тобой играть в черных и белых, как тогда на крыше не стал. Он прошелся медленно по комнате, рассматривая картины на стенах, подбросил дров в камин.

– Я могу тебе сейчас просто сказать «к ноге!», но не скажу. Играй себе дальше.

– Прости, монсеньер. За что ты оскорбляешь меня? Ты ведь видишь все, видишь, насколько ты мне ближе, чем они все! Возьми меня с собой, я обладаю великой силой – и она будет твоей. Мы уничтожим все зло этого мира, которое они приписали тебе и мне. Не молчи…

– Не буду. Ты мне не нужен, Даэмон. И Кэт мне тоже не нужна. Я думал, меня развлечет завоевание мира, но оно меня уже утомило. Приписывают, говоришь? Нет. На тебе уже достаточно зла, хоть ты об этом и не знаешь. На тебе уже смерти, Даэмон, раздавенные девицы и вскрытые вены. Все они должны кричать у тебя в голове, а ты еще имеешь наглость проситься идти со мной. Я опустил голову.

– Я уже отвечаю за них? – спросил я тихо.

– С момента сошествия на перрон в Москве. Моей же волею моя любовь – в аду. Но я не отменю свою волю. Тот, кто послал меня сюда (я сам…) ждал от меня не соплей и малодушия. Ты умеешь летать и доставать из кармана фантики, смущать юные головы, грезящие подвигами. Валяй. Я твоими чудесами не занимаюсь, я умею одно, зато отменно. Я умею проклинать, а ты… нарушай законы, сколько угодно, но не забывай – это мои законы. Я их установил, не для того, чтобы отменить. Я отсутствовал в этом мире несколько тысяч лет. И не для того, чтобы вернуться сюда показывать фокусы. И не для того, чтобы объединяться с тобой, удачливый донжуан. Вот, Даэмон. Теперь я действительно ухожу. Он встал со стула с резными львами и снова прошелся по комнате.

– Монсеньер, – спросил я тогда, – что с нами будет?

– Не знаю и знать не хочу. …Хочешь подарок на память, Даэмон? Держи… И бросил мне свою белую перчатку.

– Она навек будет у моего сердца…

– Вот иногда послушаешь тебя, и так противно становится. А все потому, что злоупотребляешь то шутовством, то пафосом ненужным. Ты же должен это чувствовать.

– Ты действительно не знаешь, что я чувствую.

– И слава Богу! Он задумался на мгновение.

– На самом деле я могу читать мысли, но великая власть состоит в способности ей не пользоваться. Ты сам подумаешь еще об этом, когда взвоешь от своей магии. Я могу читать твои мысли, но не желаю. Ты понял?

– Мне плохо здесь. Не оставляй меня. На минуту он сел совсем рядом, напротив, и посмотрел на меня с сожалением и болью, казалось.

– Я сам не знаю куда теперь иду, – сказал он неожиданно мрачно. – Если я уже ввязал тебя в эту игру, то тем более не стану ввязывать в новую. Мой совет, Даэмон: просто забудь. Может, еще не поздно.

– Но ведь мы с тобой на самом деле…

– Ну и что? Джордж подошел к светлому окну.

– Чудеса, подумаешь… У меня отнята любовь, и я не плачу. Никто меня не любит… А чудесам место… в цирке.

– Я люблю тебя, монсеньер… Он обернулся:

– Не валяй голубого дурака…

– Ты меня не так понял, монсеньер!

– Я тебя вообще не желаю понимать… Ни-как. Привет мрачным романтикам, – он слегка поклонился старику хранителю, все еще ползающему по полу. Потом встал в оконный проем, из которого бил свет, и расстаял. И расстаял.

Я сидел за столом молча уже с полчаса. Старик пришел в себя сразу с исчезновением Моего Лорда, смотрел на меня с сожалением и тоже молчал.

– Я понимаю, ты хочешь отречься. Подожди хотя бы день, не решай сразу, прошу тебя.

– Оставь меня. Одна лишь загадка – почему все так нелепо получилось? Или он продолжал играть все еще, он ведь не отрекся ни словом, только тумана напустил… Возможно ли, что это совращение в лучших традициях Люцифера? Или он действительно все бросил? Я решил не отрекаться и ждать. Ждать непонятно чего.

– Объясни мне, что произошло. Старик задернул шторы, без света ему было лучше.

– Он закрыл аватару, ушел из мира. Он может это, ты – еще нет.

– Наши действия?

– Он остался тем, кем был. Тираном. Он прекрасен, спору нет. Я тоже терял дух в его присутствии. Но сейчас его нет здесь, и мы можем рассуждать здраво. Во-первых, власть его не абсолютна. Во-вторых, мы не выбираем себе судьбу. Если ты рожден червем, тебе не летать. Если ты рожден зайцем, должен есть капусту. Но ты рожден Черным Властелином, хочешь ты этого или не хочешь, все равно.

– Что же мне делать?

– Оправдать свое предназначение. Будь тем, кем рожден.

Мой Лорд сказал: власть – в способности не пользоваться ею. Он смог, я – нет. Я не мог уже отвлечься от того, что читаю чужие мысли. Я не вызывал этот дар, он просто владел мной. Я видел мир иначе, и как ни старался, не мог даже представить его таким, каким видел раньше. Я мог летать, но не мог не летать. Я пытался разбиться… только пытался. Теперь я оказывался богом из той легенды, смешным и нелепым. И даже любовь здесь была не при чем. Он посмеялся над моими удачами с земной красотой (Кэтти…), но в его глазах была красота неземная. Он и сам такой… Да, ему ничего не нужно. Любовь показалась мне ненужным развлечением теперь, а хотелось красоты жеста. Вот так уйти, например. Во имя неясного всплеска в небе от твоего падения. Я думал только о нем. Он назначил дом мой там, и стало быть, смерть вернет меня туда. Но смерть бежала меня, как тень, если обернуться. Моя смерть – только в победе, взломе неба. Я не могу отказаться, ибо так останусь здесь навсегда. Я должен поднять их (я взглянул в окно на своих сорванцов) и погубить их, дабы погибнуть самому, стать Сожженной Звездой. С его именем на губах. Вот она, ирония Дьявола. Он хочет смерти, чтобы магнит перестал отталкивать его инородное тело. А они… они ведь и так обречены, он сам сказал. Жестоко. Но у меня нет сил делать не так. Мой Лорд, ты слышишь меня? Я пойду на эту жертву, чтобы увидеть тебя еще раз, даже если ты просто проклянешь меня и сбросишь к ним вниз.

Ну вот и все. Я принял бой. Лист из книги лег мне в руки нежной обреченной голубкой, я написал на нем: СЕГОДНЯ Я КНЯЗЬ МИРА СЕГО… Они спустились с неба и короновали меня. Свершилось. ДАЭМОН ВЛАСТИТЕЛЬ ТЕМНЫЙ В СИЛЕ, мир прах у ног моих. Я боле не обреченный призрак, но Господин по праву. Кто бросит вызов мне?