Текст книги "Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года"

Автор книги: Сергей Чупринин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Апрель

1 апреля. Выступая на заседании Комитета по присуждению Сталинских премий, Тихон Хренников дает оценку 10‐й симфонии Дмитрия Шостаковича:

Мне представляется, что герой этого произведения – какой-то перепуганный интеллигент, который боится жизни. Жизнь ему представляется каким-то страшным кошмаром, от этого он кричит, вопит, потому что симфония наполнена невропатическими спазмами, и ему всё окружающее представляется в каком-то таком свете, из которого даже выхода не существует, а отдельные просветления, которые есть в музыке – и то какого-то инфантильного порядка…

Эта симфония никогда не может являться отражением нашей действительности, а это кривое зеркало нашей действительности…

6 апреля. В «Литературной газете» (с. 2) статья Федора Гладкова «Об этике писателя», в которой осуждены «буйствующее пьянство драматурга А. Сурова», хулиганское поведение романиста А. Волошина, который «за короткий срок сменил четырех жен», казнокрадство бывшего председателя правления ССП Бурят-Монголии Ц. Галсанова, а также поддержан упрек, высказанный Н. Вирте в фельетоне «За голубым забором».

Здесь же двухподвальная статья Бор. Агапова Б. Рюрикова «Против снобизма в критике» – резкое осуждение статьи М. Лифшица «Дневник Мариэтты Шагинян».

7–25 апреля. Первые гастроли французского театра «Комеди Франсэз» в Москве и Ленинграде.

Приглашение в Москву «Комеди франсэз» и переговоры о приглашении миланской оперы «La Scala», – записывает в дневник Сергей Дмитриев, – как будто бы свидетельствуют о желании слегка познакомить советских туземцев с театром Западной Европы.

Все эти отдельные меры – робкие попытки проделать в железном занавесе хотя бы маленькие дырки (Отечественная история. 1999. № 6. С. 121).

В 1954 году на сцене Малого театра состоялись гастроли «Комеди Франсез». Это была сенсация, – вспоминает Михаил Козаков. – На галерке третьего яруса я смотрел «Сида» и был счастлив, что проник туда с другими студентами, прорвавшими ряды билетеров Малого театра. Блистательный Андре Фальконе, игравший Родриго, декламировал стих Корнеля по всем правилам французской академии и казался мне прекрасным хотя бы уже потому, что читал монологи по-французски. Изнемогая от жары на верхотуре, затаив дыхание, мы с восхищением слушали красивую, совершенно непонятную нам французскую речь стопроцентного героя-любовника, гулявшего по вертикали голосовой партитуры от бархатных низов до звонких верхов, и даже не подозревали, что у себя на родине академическое искусство Дома Мольера уже давно вызывает раздражение у Жана Вилара, который это искусство иначе как мертвечиной не называет (М. Козаков. Актерская книга. Т. 1. С. 128–129).

В «Комеди Франсез» меня, воспитанного на отечественных традициях, поразило само существование иной культуры, внятно, резко отличающейся от нашей. <…> Чтобы попасть в Малый театр на «Комеди Франсез», люди ломали двери – я сам это видел (О. Табаков. С. 105).

У нас5151
  В Ленинграде.


[Закрыть] гастролирует театр Французской комедии. За билетами дежурят ночами <…> Азарт охватил всех (Е. Шварц. Живу беспокойно… С. 386).

10 апреля. Из дневника Василия Гроссмана:

Фадеев мне сообщил, что струсившие издатели обратились в ЦК и Гл. Полит. Упр-ние, где им предложили получить отзыв Союза ССП о книге (цит. по: А. Фадеев. Письма и документы. С. 190).

11 апреля – 5 июня. В «Огоньке» первые главы второй книги романа Михаила Шолохова «Поднятая целина».

Сейчас, – 19 апреля прокомментировала в дневнике Лидия Чуковская, – Шолохов уже ничем не отличается от Панферова: тот же выдуманный русский язык, та же внутренняя душевная грубость (Л. Чуковская. Дневник – большое подспорье… С. 115).

Не позднее 19 апреля. В Доме композиторов в течение трех дней идет дискуссия о 10‐й симфонии Дмитрия Шостаковича.

Как указано в докладной записке Отдела науки и культуры ЦК КПСС,

особого внимания заслуживают высказывания некоторых ораторов, пытавшихся связать «защиту» Шостаковича с более общими вопросами развития советского музыкального искусства.

<…> настойчиво говорили о необходимости «открыть двери» для произведений, осужденных ранее общественностью – 8 и 9 симфоний и других сочинений, подвергнутых широкой критике за их формалистический язык, чуждый народу круг образов.

В таких выступлениях ораторы явно пытались намекнуть, что «времена теперь другие», что постановление ЦК КПСС об опере «Великая дружба» В. Мурадели «не действует» и т. д. <…> как уже говорилось, не были отмечены недостатки последнего сочинения Шостаковича, его односторонний трагизм, мотивы одиночества и т. д. <…>

Нельзя не отметить правильного по содержанию и скромного по форме выступления в заключение дискуссии самого Шостаковича, который отметил, что он постарается учесть ошибки и сделать все, что требует народ от советского композитора (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 213).

20 апреля. Премьера фильма Михаила Калатозова «Верные друзья».

21 апреля. Советский Союз вступает в ЮНЕСКО.

25 апреля. Умерла Лидия Николаевна Сейфуллина (род. в 1889).

28 апреля. Президиум правления ССП СССР единогласно исключает из ССП А. Сурова, Ц. Галсанова, Н. Вирту, Л. Коробова5252
  Теперь их имена напрочь забыты. Произведения Ц. Галсанова, Л. Коробова и даже четырежды лауреата Сталинской премии Н. Вирты не переиздаются. Что же касается А. Сурова, то он памятен разве лишь по сонету-эпиграмме Эммануила Казакевича:
Суровый Суров не любил евреев,Где только мог, их всюду обижал.За что его не уважал Фадеев,Который тоже их не обожал.Но вышло так: сей главный из злодеевОднажды в чем-то где-то не дожал,И Бубеннов, насилие содеяв,За ним вдогонку с вилкой побежал.Певец «Березы» в жопу драматургу,Как будто иудею Эренбургу,Фамильное вонзает серебро…Но, следуя традициям привычным,Лишь как конфликт хорошего с отличнымВсе это расценило партбюро…(Вариант см.: 323 эпиграммы. С. 68).

[Закрыть] как людей, совершивших ряд аморальных и антиобщественных поступков, несовместимых со званием советского писателя5353
  Н. Вирта восстановлен в СП СССР в 1956 г., А. Суров – только в 1982 г.


[Закрыть].

В ноябре А. Суров будет лишен Сталинских премий, присужденных за присвоенные им пьесы других авторов (Я. Варшавского, Н. Оттена и А. Шейнина).

30 апреля. Верховный суд СССР по протесту Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко реабилитирует Н. А. Вознесенского, А. А. Кузнецова, М. И. Родионова, П. С. Попкова и других видных партийных и советских чиновников, проходивших по так называемому «Ленинградскому делу».

Апрель. Подготовлено, но не принято постановление Совета министров СССР «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и литературы за 1952 и 1953 гг.».

Предположительно, в апреле 1954 года <…> Н. С. Хрущев в последний момент отказался подписывать постановление. Как это происходило на самом деле – в доступных нам источниках не освещалось (Сталинские премии. С. 617).

Среди произведений, которым не досталась Сталинская премия, но позже была присуждена Ленинская, роман Леонида Леонова «Русский лес» (1957), цикл стихотворений «Моабитская тетрадь» Мусы Джалиля (1957, посмертно), 7-я симфония Сергея Прокофьева (1957, посмертно), документальный фильм Романа Кармена «Повесть о нефтяниках Каспия» (1960), книга Корнея Чуковского «Мастерство Некрасова» (1962).

Среди тех, кто будет в дальнейшем отмечен Ленинской премией за другие работы, Сергей Коненков, Галина Уланова (1957), Михаил Аникушин, Георгий Товстоногов, Дмитрий Шостакович (1958), Арам Хачатурян (1959), Сергей Бондарчук, Давид Ойстрах, Георгий Свиридов, Михаил Шолохов (1960), Вера Пашенная, Борис Пророков, Святослав Рихтер, Мартирос Сарьян, Александр Твардовский (1961), Владимир Фаворский (1962), Самуил Маршак (1963), Майя Плисецкая (1964), Леонид Коган, Игорь Моисеев (1965), художник Сергей Герасимов (1966, посмертно), Кара Караев (1967), Михаил Светлов (1967, посмертно), Густав Эрнесакс (1970), Тихон Хренников (1974), Аркадий Райкин, Дементий Шмаринов (1980), режиссер Сергей Герасимов, Сергей Образцов (1984).

Среди тех, кто был выдвинут в 1954 году на Сталинскую премию, но Ленинскую уже никогда не получит, Михаил Пришвин, Борис Горбатов, Валентин Катаев, Валентин Овечкин, Илья Эренбург, Всеволод Кочетов, Сергей Голубов, Юрий Герман, Ольга Форш, Иван Новиков, Вера Кетлинская, Вера Панова, Николай Шундик, Сергей В. Смирнов, Владимир Луговской, Мстислав Цявловский, Сергей Дурылин, Евгений Сурков, Борис Ярустовский, Михаил Ромм, Иван Пырьев, Александр Згуриди, Юрий Шапорин, Отар Тактакишвили, Арно Бабаджанян, Анатолий Александров, Виссарион Шебалин, Генрих Нейгауз, Александр Свешников, Вера Дулова, Федор Решетников, Василий Ефанов, Орест Верейский, Виктор Цигаль, Иван Жолтовский, Михаил Яншин, Николай Акимов, Сергей Юткевич, Валентин Плучек, Георгий Менглет, Александр Мелик-Пашаев, Николай Охлопков, Раиса Стручкова (Там же. С. 633–650).

Журналы в апреле

В «Знамени» (№ 4) «Стихи из романа в прозе „Доктор Живаго“» Бориса Пастернака5454
  «<…> Любопытные страницы, где лени и стали <т. е. ритуальных упоминаний Ленина и Сталина> нет и в помине», – 21 апреля комментирует в письме Ольге Фрейденберг эту публикацию автор (Б. Пастернак. Т. 10. С. 38).


[Закрыть]. Публикация сопровождена авторским предисловием:

Роман предположительно будет дописан летом. Он охватывает время от 1903 до 1929 года, с эпилогом, относящимся к Великой Отечественной войне.

Герой – Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной складки, умирает в 1929 году. После него остаются записки и среди других бумаг написанные в молодые годы, отделанные стихи, часть которых здесь предлагается и которые во всей совокупности составят последнюю, значительную главу романа5555
  Сомневаясь в возможности прижизненной публикации романа, Б. Пастернак 16 апреля особо отмечает в письме сестре О. М. Фрейденберг, что «слова „Доктор Живаго“ оттиснуты на современной странице, запятнаны им!» (Б. Пастернак. Т. 10. С. 25).


[Закрыть].

Резко критически, обвинив Пастернака в «декадентстве», на эту публикацию откликнулись В. Ермилов статьей «За социалистический реализм» в «Правде» (3 июня)5656
  «Разумеется, – защищая эту публикацию от нападок В. Ермилова, 3 июня высказывается в своем дневнике Сергей Дмитриев, – стихи последние Пастернака довольно слабые, и есть в них образы поэзии субъективной. Но почему же Пастернак должен писать и думать, как Сурков или Твардовский? Ответа нет. Стереть всякую поэтическую индивидуальность, что ли, нужно? Поэзия Суркова и Твардовского действительно ближе одна другой, нежели поэзии Пастернака. Но почему ближе? Потому что Сурков и Твардовский в меньшей мере поэты, нежели стихотворные публицисты. А Пастернак – поэт: он чувствует мир, природу, людей, переживания по-своему и по-своему их в определенной своей системе образов дает. Ермилову и ему подобным поэзии не нужно. Нужна политическая публицистика в стихотворной форме. Могут быть поэты, удовлетворяющие такой нужде. И великие поэты. Например, Маяковский. Но почему все поэты должны быть Маяковскими, да и могут ли они им стать?» (Отечественная история. 1999. № 6. С. 124).
  Сам же Б. Пастернак 2 сентября написал М. Баранович: «<…> То, что написал обо мне весной Ермилов, ни капли не обидело меня. Со своей точки зрения он совершенно прав, становясь на его место, я с ним согласен» (Б. Пастернак. Т. 10. С. 49).


[Закрыть] и В. Назаренко статьей «Идейность поэтического образа» в «Литературной газете» (27 июля).

О предыстории этой публикации рассказывает Владимир Огнев:

Я работал тогда <в 1953 г.> в «Литературной газете» и уговорил начальство, Бориса Сергеевича Рюрикова, прекратить замалчивание Пастернака, напечатав цикл, вернее часть его, стихотворений десять, в газете. День, когда я принес из типографии набор (целую полосу!) был праздником. Но недолгим. Поздно ночью меня вызвал Рюриков. Остро отточенный карандаш навис над полосой. Борис Сергеевич был хмур. Он ткнул цветным карандашом в стихотворение «Рассвет»:

Ты значил всё в моей судьбе…

– Кто это? О чем это?

– «Мне к людям хочется, в толпу…», – заученно парировал я.

– При чем здесь толпа? Я спрашиваю, кто этот, что значит все в судьбе? Молчите? Да это же Христос! Нет, милые мои…

Цветной карандаш, разрывая бумагу, зачеркнул сначала «Рассвет», а потом и всю полосу…5757
  Стихотворение «Рассвет» будет впервые опубликовано в московском альманахе «День поэзии 1956».


[Закрыть]

И уже в 1954 году, – продолжает В. Огнев, —

я встретил Павла Антокольского, разговор коснулся неудачной моей попытки напечатать Пастернака. Пока мы разговаривали, подошла Вера Инбер. Включившись в разговор, Инбер неожиданно заявила, что не все потеряно. Она отнесет стихи в «Знамя», где ее «слушается Вадим». В тот же день я передал ей синюю тетрадь, не веря, что Пастернака напечатает «реакционный» Кожевников, если либеральная «Литгазета» отказала.

Но чудо случилось. Стихи увидели свет (не все – только восемь)5858
  На самом деле все десять («Весенняя распутица», «Белая ночь», «Март», «Лето в городе», «Ветер», «Хмель», «Бабье лето», «Разлука», «Свиданье», «Свадьба»). Ошибка памяти Огнева объясняется, по-видимому, тем, что восемь других стихотворений Пастернака были напечатаны тоже в «Знамени», но в сентябрьском номере за 1956 год.


[Закрыть] (В. Огнев. Амнистия таланту. С. 203–205).

В «Новом мире» (№ 4) литературные заметки Федора Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» – резкая критика «образцовых» произведений С. Бабаевского, Е. Мальцева, Г. Николаевой, Ю. Лаптева, С. Воронина, других писателей, которые не жалеют «розовой краски» и «колхозную жизнь, даже в будни <…> любят освещать праздничными фейерверками» (с. 213, 214).

Судя по дневниковой записи Абрамова от 3 января, статья вышла далеко не такой, какой ее в редакцию принес автор:

Смысл основных замечаний по моей статье сводится к тому, что она слишком правдива и беспощадна. В наших же журналах давно отвыкли от этого. Поэтому они просят сгладить углы, уравновесить недостатки положительной частью <…>. Дементьев предложил мне все ответственные выводы в статье подкрепить соответствующими цитатами из Маленкова и Хрущева (Л. Крутикова-Абрамова. Послесловие / Ф. Абрамов. Собр. соч. Т. 5. С. 595, 596).

Тем не менее

в статье Ф. Абрамова, – как сказано в докладной записке, подписанной секретарем ЦК КПСС П. Н. Поспеловым, – объявляются фальшивыми и перечеркиваются почти все крупные произведения последних лет о передовых людях колхозной деревни, о передовых колхозах, о перспективах развития колхозов. Защищая эту статью, А. Твардовский прямо заявил, что поскольку «нельзя убеждать колхозников средней полосы страны, что их положение превосходно», ошибкой журнала является лишь то, что она была опубликована поздно (цит. по: В. Огрызко. А судьи кто?!. С. 8).

В «Октябре» (№ 4) стихотворение Евгения Евтушенко «Мать Маяковского». 10 апреля в «Литературной газете» на это стихотворение откликнулся С. Ларин:

А как широки возможности поэзии, умеющей даже в приуроченных к дате строчках глубоко тронуть человеческое сердце! Маленькое стихотворение Евг. Евтушенко «Мать Маяковского» волнует не только потому, что как раз в эти дни газеты принесли печальное известие о смерти А. А. Маяковской, но и тем, что Евтушенко не боится передать человеческие черты поэта (с. 3).

Май

2 мая. На сцене Театра имени М. Н. Ермоловой в постановке Андрея Лобанова единственный раз прошел и был тут же запрещен спектакль по пьесе Леонида Зорина «Гости».

А. Твардовский впервые читает первый вариант поэмы «Теркин на том свете» в редакции «Нового мира». Присутствовали С. С. Смирнов, Б. Закс, И. Сац, В. Александров, Б. Сутоцкий, С. Караганова.

Все, – как 3 мая указал А. Твардовский в дневниковой записи, – в один голос говорили о значительности и т. п., заметно даже сдерживаясь от излишеств оценки в отношении автора-начальника. Думаем готовить к 7 кн. Что бог даст? (А. Твардовский. Дневник. С. 132).

По свидетельству Владимира Лакшина, поэма читалась автором

в редакции в присутствии Николая Асеева, Михаила Светлова, Веры Инбер и др. Поэму набрали, сверстали, но она стала предметом доноса по начальству и рассматривалась как антисоветская выходка, едва ли не с призывом к бунту. Кому-то удалось тогда убедить в злонамеренности автора даже Н. С. Хрущева, вообще-то Твардовскому симпатизировавшего (В. Лакшин. Твардовский в «Новом мире». С. 27–28)5959
  Андрей Турков в биографии Твардовского пересказывает отклики первых слушателей и читателей поэмы: «Читала я, – вспоминала С. Караганова, заведовавшая в журнале отделом поэзии, – чувствуя холодок по спине, невольно оглядываясь на запертую дверь комнаты. Мне было страшно… Сталин умер меньше года назад».
  «„Интересно – оторвут ему за это голову?“ – бормотал Николай Асеев, слушая, как автор читает поэму собравшимся в редакции, хотя и сам подтвердил: „Что до того света, то всё совершенно верно – я давно на нем живу“» (А. Турков. Твардовский. С. 199).


[Закрыть].

4 мая. Президиум ЦК КПСС принимает решение о создании Центральной и региональных комиссий по пересмотру дел осужденных за «контрреволюционные преступления».

Указано, что эти комиссии

в случаях незаконного осуждения, неправильной квалификации состава преступления, необоснованного направления в ссылку на поселение выносят постановления соответственно: об отмене решения по делу и полной реабилитации осужденного, о переквалификации состава преступления, о сокращении срока наказания, применении Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии», об отмене ссылки на поселение, а в отношении лиц, осуждение которых будет признано правильным, выносят постановления об отказе в пересмотре решения по делу.

Председателем Центральной комиссии назначен Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко (Реабилитация. Т. 1. С. 117).

Я возглавил Комиссию по реабилитации, – вспоминает А. И. Микоян. – Очень скоро пришел к выводу, что такими темпами, которыми шло дело через Генеральную прокуратуру, сотни тысяч людей умерли бы в лагерях, не дождавшись освобождения. <…> Мы решили, что надо освобождать людей, во-первых, на местах, разослав туда «тройки» (на этот раз с целью освобождения, а не осуждения), во-вторых, производить реабилитацию с немедленным освобождением прямо по статьям, которые заключенному инкриминировались. <…> В результате мы послали, кажется, 83 комиссии в наиболее крупные поселения ГУЛАГа. Туда же привозили заключенных с мелких объектов этой структуры. <…> Вызывали, например, всех, осужденных за вредительство, и объявляли им, что они реабилитированы, выдавали документы и освобождали, обеспечивали им транспортировку по домам. Или по статье за подготовку террористического акта против Сталина, либо кого-либо еще из правительства <…>. Так мы добились, что сотни тысяч людей были освобождены немедленно. Даже возникла необходимость в дополнительных пассажирских поездах (А. Микоян. С. 595, 596).

5 мая. В Ленинграде встреча Анны Ахматовой и Михаила Зощенко с английской студенческой делегацией. Из рассказа А. Ахматовой, записанного Л. Чуковской:

…они спросили: изменилась ли теперь литературная политика по сравнению с 46 годом? отошли ли от речи, от постановления? Отвечал Дымшиц. Мне было интересно узнать, что нет, ни в чем не отошли. Тогда отважные мореплаватели бросились в наступление и попросили m-r Зощенко сказать им, как он относится к постановлению 46 года? Михаил Михайлович ответил, что сначала постановление поразило его своей несправедливостью, и он написал в этом смысле письмо Иосифу Виссарионовичу, а потом он понял, что многое в этом документе справедливо… Слегка похлопали. Я ждала. Спросил кто-то в черных очках. Может быть, он и не был в очках, но мне так казалось. Он спросил, как относится к постановлению m-me Ахматова? Мне предложили ответить. Я встала и произнесла: «Оба документа – и речь товарища Жданова, и постановление Центрального Комитета партии – я считаю совершенно правильными».

Молчание. По рядам прошел глухой гул – знаете, точно озеро ропщет. Точно я их погладила против шерсти. Долгое молчание <…> Потом кто-то из русских сказал переводчице: «Спросите их, почему они хлопали Зощенке и не хлопали m-me Ахматовой?» – «Ее ответ нам не понравился…» – или как-то иначе: «нам неприятен» (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 93–94).

На встрече писателей Зощенко и Ахматовой с оксфордскими студентами сидевший рядом с ней партийный литературный критик А. Л. Дымшиц успел шепнуть ей, что разгромное постановление 1946 года сохраняет свою полную политическую силу. Я помню, как сокрушалась тогда Анна Андреевна из‐за того, что не могла предупредить об этом Михаила Михайловича: он был отделен от нее сидящими в том же ряду другими сановными писателями. Нельзя же было к нему подойти на виду у всей публики (Э. Герштейн. С. 350).

Подробно изложив ход встречи, 27 мая секретарь Ленинградского обкома Н. Казьмин в докладной записке в ЦК КПСС констатировал:

Эта встреча не была согласована с областным комитетом партии. Работники областного комитета комсомола, зная о настроениях делегации английских студентов, также безответственно отнеслись к организации встречи с писателями. В дальнейшем предложено установить более строгий контроль за проведением мероприятий, связанных с приемом иностранных делегаций в Ленинграде (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 215–216).

Итак, <…> – пересказывает Вильям П. Эджертон слова Б. М. Эйхенбаума, – благодаря храбрости и честности Зощенко перед неуместным вопросом английских студентов, всю реабилитацию требуется начать с самого начала (Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения. С. 340).

8 мая. Выступая перед ленинградскими партийными работниками, Н. С. Хрущев заявляет:

Вчера показали мне ваш стадион. Стадион замечательный. На этом стадионе висит огромный портрет товарища Маленкова, портретов других же членов президиума ЦК нет. Что такое культ личности? Это возвеличение одного человека, которому приписывают все существующие и несуществующие заслуги. Зачем нам нужно создавать какого-то «бога»? Ведь у нас все государственные вопросы решаются коллегиально. Все члены президиума ЦК в равной степени несут ответственность перед партией и страной. Если вы хотите выделить товарища Маленкова, то это неправильно, потому что и другие члены президиума также являются достойными руководителями нашего государства, как и товарищ Маленков… (цит. по: Л. Млечин. Фурцева. С. 164–165).

11 мая. В «Литературной газете» (с. 3) письмо в редакцию «Против монополии в скульптуре» Б. Баркова, Б. Бодрова, Н. Брацуна, В. Лемпорта, В. Сидура, Р. Силиса с жалобой на то, что Министерство культуры, благодаря системе закрытых конкурсов, все государственные заказы передает исключительно уже известным официальным скульпторам, а молодые вынуждены становиться их подмастерьями и поденщиками.

16 мая – 26 июня. Восстание политических заключенных в 3-м лагерном отделении Степного лагеря в поселке Кенгир, расположенном в центральной части Казахстана (ныне поселок находится в черте города Жезказган; в прежней огласовке – Джезказган). Неповиновение восставших сломлено вводом войск и танков в зону лагеря.

19 мая. Запись в дневнике Александра Твардовского:

Вчера – звонок Фадеева: были с Симоновым у Петра Ник-ча <Поспелова>. «Убедительно» критикует Померанцева, приводит цитаты, которые… и т. д. Словом, он [А. А. Фадеев] поддакнул («Хоть я не читал, но скажу») <…> (А. Твардовский. Дневник. С. 138).

Не позднее 22 мая. В секции прозы ССП на протяжении трех дней идет обсуждение романа Л. Леонова «Русский лес». В дискуссии наряду с писателями приняли участие ученые-лесоведы. В поддержку романа выступили К. Паустовский, А. Турков, А. Лейтес, З. Кедрина, Г. Колесникова и другие. Резко критиковал роман в более чем двухчасовой речи С. Злобин, проявив «крайнюю нетерпимость к „инакопишущему“ товарищу, отказываясь даже признать его реалистом». «Горячо, до запальчивости» возражал ему В. Орлов. Заключительное слово произнес сам Л. Леонов (Литературная газета, 22 мая. С. 2).

22 или 23 мая. Из письма Александра Твардовского Валентину Овечкину от 24 мая:

«Теркина» закончил, <…> читал в редакции с привлечением актива «хороших и разных» – человек 15–20. Успех был полный и невероятный по единодушию. Присутствовавшие здесь Владыкин и Кузнецов изъявили решительное желание получить рукопись на предмет рассмотрения в «Правде», – пусть из последнего ничего не выйдет, но интересно, что и эти тт. на минуту поддались общему гипнозу. Сегодня-завтра будет журнальная верстка «Теркина» – поэтому только не посылаю тебе машинописный экземпляр (А. Твардовский. Собрание сочинений. Т. 6. С. 431).

25 мая. Особой темой закрытого партсобрания ленинградских писателей явилось «ошибочное выступление» Михаила Зощенко на встрече с английскими студентами. В отчете «За глубокую идейность и высокое мастерство в творчестве писателей», 28 мая опубликованном газетой «Ленинградская правда», в частности, сказано:

Участники партийного собрания отмечали, что и среди ленинградских писателей есть люди, которые занимают явно неправильную позицию. До сих пор не сделал никаких выводов из постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» М. Зощенко. Факты последнего времени свидетельствуют, что М. Зощенко скрывал свое истинное отношение к этому постановлению и продолжает отстаивать свою гнилую позицию (с. 2).

Резкой критике на партсобрании подвергся также роман В. Пановой «Времена года». Роман, по мнению докладчика В. Друзина,

объективистский, отдает бытовщиной, он написан по формуле «так в жизни бывает». Писательница явно запуталась в изображении характеров некоторых своих героев, она не объясняет их поведения, их поступков.

Пример с Пановой, – заявил В. Кочетов, – показывает, какой большой вред приносит культ личности (Там же).

А вот секретарь Ленинградского обкома КПСС Н. Д. Казьмин сосредоточился на статье В. Померанцева «Об искренности в литературе»:

Друзин правильно сказал, что некоторые обиженные (типа Зощенко) стремятся сейчас вылезть и взять реванш. Особенно вредной в этом свете является статья Померанцева, которая всю советскую литературу объявляет неискренней. Это ложь. Наша советская литература не может быть неискренней. Померанцева поддерживают такие, как Абрамов и Лифшиц. Кому служат эти статьи? Американская пресса перепечатала статью Померанцева, и вы думаете, что это случайно? Нет, они расценивают ее как самое смелое выступление против партийной диктатуры в литературе. Нам, коммунистам, нельзя допускать того, чтобы такие статьи отрицательно и пагубно влияли на молодежь (цит. по: М. Золотоносов. Гадюшник. С. 438).

В «Правде» статья Алексея Суркова «Под знаменем социалистического реализма», обвиняющая «новомирских» критиков, которые «своими принципиально неправильными положениями наносят прямой ущерб развитию литературы» (с. 3).

Назвав эти обвинения «чистейшей демагогией», Федор Абрамов 27 мая заносит в дневник:

Зачем все это я записываю? Иной мерзавец, прочитав мои записки, пожалуй, еще скажет: «Ба! Да ему наша действительность не нравится». Так знайте же: я не хочу другой власти, кроме советской власти. Вне ее для меня нет жизни. Я за нее кровь пролил на войне, умирал с голоду. Но я хочу, чтобы у нас было меньше заблуждений, ошибок и произвола.

Я хочу, чтобы русский мужик жил лучше. Я хочу большой советской литературы (цит. по: А. Пинский. Значение искренности. С. 607).

26 мая. По приглашению Союза советских писателей в Москву прилетел Жан-Поль Сартр.

27 мая. В «Литературной газете» редакционная статья «Об одной фальшивой пьесе», указывающая, что

в пьесе Л. Зорина <«Гости»>, так же как и в некоторых других произведениях драматургии, есть бьющая на сенсацию мнимая острота, ложное разоблачительство, которое ведет к ложному, неправдивому освещению отношений в советском обществе (с. 3).

В «Правде» статья Всеволода Кочетова «Какие это времена?» – резкая критика романа Веры Пановой «Времена года»:

Хочется задать вопрос: почему В. Панова, писательница отнюдь не начинающая, почему она написала роман «Времена года», по духу его, по проблемам и персонажам лежащий вне нашего времени? Почему в ее романе оказались искаженными образы наших современников – советских людей, в особенности образы коммунистов? (с. 2).

3 июня Вера Панова направила Н. С. Хрущеву письмо с жалобой на несправедливую критику:

Я надеюсь, что ЦК КПСС оградит писателя, стремящегося честно выполнять свой долг перед партией и народом, от огульного охаивания и заушательской проработки (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 221).

Однако 27 августа травлю этого романа продолжил первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Ф. Р. Козлов, заявив в докладе на пленуме обкома КПСС «О состоянии и мерах улучшения идеологической работы в Ленинградской партийной организации», что

партийное бюро допустило захваливание нового романа В. Пановой «Времена года», когда отдельные писатели и критики стали выдавать его за образец художественного произведения о советской действительности. <…> Роман «Времена года» имеет серьезные недостатки, за что он справедливо был раскритикован (цит. по: М. Золотоносов. Праздник на станции Кочетовка // Литературная Россия, 22 июня 2012. С. 8).

Журналы в мае

В «Новом мире» (№ 5) статья Марка Щеглова «„Русский лес“ Леонида Леонова». В «Знамени» (№ 5) повесть Ильи Эренбурга «Оттепель»6060
  «<…> средне беллетристическое, газетно-злободневное произведение, давшее название целому периоду нашей истории» (Р. Орлова, Л. Копелев. С. 13).


[Закрыть] (вторая часть – «Знамя». 1956. № 4).

В печати «Оттепель» неизменно ругали, – вспоминал Эренбург, – а на Втором съезде писателей в конце 1954 года она служила примером того, как не надлежит показывать действительность. В «Литературной газете» цитировали письма читателей, поносившие повесть. Я, однако, получил много тысяч писем в защиту «Оттепели» (И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Т. 3. С. 338).

Название романа «Оттепель», – прокомментировал эту публикацию Давид Самойлов, – было намеком на то, что реформы общественной жизни являются лишь началом, что после оттепели нужно ожидать весны. Этот намек был понят и раздражил среду власти. Эренбург несколько просчитался. Несколько забежал вперед. Он пытался подтолкнуть на новые реформы, определить время как переходное. Власти же считали, что по линии общественных свобод сделано достаточно. Им ближе были авторы, провозгласившие не оттепель, а вечную весну, прямые идеологи нового класса, вроде Грибачева или Кочетова, которым нельзя отказать в точном сословном чутье и которые целой системой иносказаний старались одернуть и припугнуть деятелей либерализации. <…>

Старый слуга Эренбург просчитался. Он был переведен в состав официальной оппозиции и не раз подвергался критике. Будучи человеком казенным, он болезненно переживал свою отставку с места директора конторы либеральных идей (Д. Самойлов. Памятные записки. С. 446–447).

И вот, наконец, позднейшая оценка уже отставленного от дел Н. С. Хрущева:

Эренбург пустил в ход слово «оттепель». Он считал, что после смерти Сталина наступила в жизни людей оттепель. Такую характеристику того времени я встретил не совсем положительно6161
  См., например, реплику Хрущева на заседании Президиума ЦК КПСС 25 апреля 1963 года: «<…> понятие о какой-то оттепели – это ловко этот „жулик“ подбросил, Эренбург <…>».


[Закрыть]. Безусловно, возникли послабления. Если выражаться полицейским языком, то мы ослабили контроль, свободнее стали высказываться люди. Но в нас боролись два чувства. С одной стороны, такие послабления отражали наше новое внутреннее состояние, мы к этому стремились. С другой стороны, среди нас имелись лица, которые вовсе не хотели оттепели и упрекали: если бы Сталин был жив, он бы ничего такого не позволил. Весьма отчетливо звучали голоса против оттепели. А Эренбург в своих произведениях очень метко умел подмечать тенденции дня, давать характеристику бегущего времени. Считаю, что пущенное им слово отражало действительность, хотя мы тогда и критиковали это понятие.

Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из‐за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться. Подобное развитие событий возможно во всяком политическом деле. Поэтому мы вроде бы и сдерживали оттепель.

Что значит – захлестнет? Мы боялись потерять управление страной, сдерживали рост настроений, неугодных с точки зрения руководства, не то пошел бы такой вал, который бы все снес на своем пути. Опасались, что руководство не сумеет справиться со своими функциями и не сможет направлять процесс изменений по такому руслу, чтобы оно оставалось советским. Нам хотелось высвободить творческие силы людей, но так, чтобы новые творения содействовали укреплению социализма. Вроде того, что, как говорят в народе, и хочется, и колется, и мама не велит. Так оно и было (Н. Хрущев. Время. Люди. Власть. Т. 4. С. 282–283).