Текст книги "Структура и хронология военных конфликтов минувших эпох"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Поскольку не только формально, но и реально Русь находилась под властью Золотой Орды, "процесс собирания русских земель" требовал тонкой политической игры, причем о соблюдении каких-то "правил" и "обычаев" не могло быть и речи. Справедливо сказать, что на Руси формировалось государство совершенно нового типа, исключительно централизованное и жестокое, с зачатками того общественного строя, который много позднее назовут тоталитаризмом.

Решающая для судьбы нового государства битва произошла в сентябре 1380 г. В историю она вошло как первое и чуть ли не единственное крупное сражение, проигранное ордынской конницей.

Организацию Куликовской битвы Дмитрием можно назвать образцовой. Прежде всего, союзник Мамая Ольг Рязанский был, по всей видимости, человеком московского князя. Далее, оказавшись в стратегическом окружении (Орда, Литва и, по крайне мере "официально" Рязань), Дмитрий с блеском применил стратегию непрямых действий, точными маршами и контрмаршами разобщив войска противников. Наконец, в самом сражении Дмитрием был применен сложный расчлененный боевой порядок, идеально организованный для использования против монголов характерного монгольского же приема – очень сильного флангового удара резервным соединением³⁸.

38. Боевой порядок русского войска в Куликовской битве имеет очевидное сходство с классическим китайским военным каноном. Неясно, следует ли здесь говорить о влиянии (вполне вероятном через общее пространство монгольской империи), или просто одинаковые условия боя привели к выработке похожих организационных структур.

Куликовская битва нанесла смертельный удар Орде, хотя монгольское иго на Руси продержалось еще столетие. В 1480 г. Иван III решил стратегическую задачу русского государства быть может самой красивой в истории военной кампании, в которой с триумфом применил непрямые действия.

Стратегическая блокада, которой и было по сути известное "стояние" на реке Угре подорвала силы монгольской армии (мощь которой всегда заключалась в подвижности). Неожиданное отступление русских войск от переправ было недвусмысленным "приглашенем" Орде вступить в бой на самых невыгодных для нее условиях. Отказ от этого боя привел к взрывному распаду Орды и смерти последнего монгольского полководца. Иван III выиграл величайшую в русской истории войну без единого боевого столкновения.

В Западной Европе XIV – XVI века ознаменованы новым витком «войн за гегемонию». Франция ведет длительную и практически безуспешную борьбу за Италию со Священной Римской Империей. Создается независимое Швейцарское государство. Немецкие рыцари организуют ряд малоудачных походов против Чешской Реформации. Мушкет (изобретен в 1521 г.) и пушка вытесняют с поля сражения лук и осадную технику эпохи Древности – баллисты и катапульты.

Эпоха Возрождения завершилась переходом ведущих европейских стран к колониальной экспансии. В XVI столетии складываются Испанская и Португальская колониальные империи (конкиста), русское государство присоединяет Сибирь.

Мануфактурный период войны.

Если Крестовые походы можно рассматривать, как исторический «водораздел» между Средневековьем и Возрождением, то Великие Географические Открытия начертали грань, отделившую Возрождение от Нового Времени. Содержанием наступившей эпохи стало создание общемировой системы торговли.

В марксистской историографии данный исторический период принято называть мануфактурным. Название весьма удачно, так как оно подчеркивает господство в европейской экономике Нового времени товарного производства.

Само по себе это означает, что решена основная задача Возрождения: ликвидирована экономическая база домена и построено – пока что в масштабах отдельных национальных государств – единое торговое пространство. Не будет преувеличением сказать, что только теперь, на рубеже XV – XVI веков, открыв новые континенты, изобретя и распространив порох, компас, книгопечатание, создав, наконец, приемлемую идеологическую базу для экспансии, Европа вернулась к поступательному движению, к развитию и возвышению, прерванному падением Рима.

Для мануфактурного периода характерна затянутость войн и отсутствие четкости, легкости и прозрачности в оперативном маневрировании. Потому военные конфликты этой эпохи не отвечают строгим критериям стратегической эстетики (хотя отдельные эпизоды и прежде всего отмеченная Б. Лиддел Гартом кампания Тюренна 1674 – 1675 гг. впечатляюще красивы).

В целом же создается ощущение, что полководцы Нового времени слабо представляли себе, каким именно образом можно использовать вверенные им войска. Проблема состояла в том, что в связи с нарастанием темпа изменения организационных структур (лишь частично обусловленном ускорением технического прогресса), предшествующий опыт в значительной степени утратил свою полезность. Начиная с мануфактурного периода, армия непрерывно получает в свое распоряжение инновации, к которым она не готова и которые ее руководство не в состоянии ни осмысленно применять, ни осознано игнорировать. В результате, вся тактика сводится к судорожным попыткам как-то приспособить эти инновации к боевой реальности. Поэтому и нет в операциях легкости и красоты, которые все-таки прежде всего подразумевают виртуозное владение инструментарием³⁹.

39. Говоря о «тяжеловесности», «затянутости» и «запутанности» операций мануфакторного периода, мы, конечно, имеем в виду только столкновения между собой армий европейского типа. В колониальных войнах преимущество европейской организации войска в сочетании с превосходством европейцев в вооружении гарантировали быструю победу практически при любом соотношении сил. Таким образом, речь действительно идет о прогрессе в военном деле: при всех своих недостатках армии Нового Времени были неизмеримо сильнее своих предшественников. Лучше всего подтверждает этот факт резкое изменение баланса между Ойкуменой и Окраиной – армии мануфактурного периода уничтожили самую возможность варварских нашествий.

Могут быть выделены следующие типы войн мануфактурного периода:

1. Колониальные войны, подразумевающие структурную индукцию европейского образа жизни на остальные народы земного шара. С точки зрения военной истории эти войны, совершенно "неинтересны", поскольку происходили между армиями, находящимися на разном организационно-техническом уровне. С позиций же "большой политики" эти войны сформировали не более и не менее, как современный миропорядок со значительным перераспределением совокупного мирового продукта в пользу европейской цивилизации.

2. Войны за мировое господство, иными словами – за создание единого мирового пространства Империи.

К этому типу можно отнести вековой конфликт между Испанией и Великобританией, Тридцатилетнюю войну, серию войн за утверждение французской гегемонии в Европе, Англо-Голландские войны, Семилетнюю войну, наконец, Наполеоновские войны⁴⁰.

40. Понятно, что четкие границы между эпохами существуют только в нашем воображении, соответственно, классификация войн «по периодам» всегда несколько условна. С моей точки зрения характерное время «смены эпохи» составляет около ста лет (Крестовые походы, Географические открытия, Индустриализация). Войны Французской Революции и последовавшие за ними войны Наполеона с равным основанием можно рассматривать и как последние «мануфактурные», и как первые «индустриальные» войны.

3. Гражданские войны, как правило принимавшие в мануфактурный период образ буржуазных революций. Содержанием этих войн было установление соответствия между экономической и политической структурами общества. Окончательным результатом этих революций неизменно оказывалось двоевластие (между дворянством и буржуазией), кристаллизующееся в форму абсолютистского (позднее, авторитарного, еще позднее – тоталитарного) государства во главе с харизматическим лидером, исполняющим роль общественного арбитра⁴¹.

41. Б. Лиддел-Гарт, будучи английским историком, подробно останавливается на событиях Гражданской войны 1642 – 1652 гг. в Великобритании. Причину победы парламентских войск он видит в последовательном применении Кромвелем метода непрямых действий.

Историки марксистской направленности (прежде всего Е. Разин) категорически отвергают этот вывод и обуславливают успех революции "исторической необходимостью".

Боевой дух парламентской армии действительно был высок, и можно убедительно показать, что именно моральный подъем "круглоголовых" был тем дополнительным фактором, который позволил парламенту преодолеть силу традиций и построить "армию новой модели" с ее великолепной организацией и железной дисциплиной. В этом смысле можно согласиться с марксистской историографией: абстрактная "историческая необходимость" в ходе английской буржуазной революции проявилась как энтузиазм солдатских масс, который привел к реорганизации армии на современных основах.

Следует, однако, помнить, что все незаурядные боевые качества "новой модели" не позволили достичь решающих результатов, пока парламентские полководцы прибегали к прямым наступлениям против укрепленных баз роялистов. И в сражении при Марстон-Муре 2 июля 1644 г., и при Нэзби 14 июля 1645 г. «круглоголовые» имели не только преимущество в организации и боеспособности войск, но и решающий числовой перевес (в первом случае при равной семитысячной кавалерии принц Руперт имел 11.000 пехоты против 20.000, во втором – 6,5 тысяч конницы и 7,5 тысяч пехоты Ферфакса король Карл мог противопоставить лишь 4 тысячи кавалерии и 3,5 тысячи пехоты). Оба сражения были выиграны парламентом, но это не привело к стратегическому результату. Разительный контраст с результатами непрямых действий Кромвеля и Ламберта в 1648 и 1650 г.

Подводя итог, согласимся, что поражение роялистов действительно было предрешено "исторической необходимостью". Заслугой Кромвеля было то, что, применив непрямые действия, он сумел избежать обоюдного поражения сторон и разорения Англии.

Заметим, что хотя все типы войн были сугубо светскими (что вполне согласуется и с общим содержанием мануфактурного периода), они часто принимали обличье религиозных конфликтов – Реформации и Контрреформации. Насколько можно судить, это – историческая случайность, вызванная болезненным католицизмом слишком уж удачливых владетелей Испании – Фердинанда и Изабеллы⁴².

42. Испания была первым государством, вступившим в мануфактурную стадию, создавшим торговый флот и организовавшим колониальную Империю. Возможно, весь мануфактурный период должен был пройти под знаком «испанской доблести и толедской стали». Однако, резкое расширение границ мира, по-видимому, привело Фердинанда и Изабеллу к религиозному помешательству, которое, видимо, в дальнейшем передавалось в королевской семье по наследству. В результате, Испания стала организовать не мировую торговую империю, даже не мировую христианскую империю, а мировую католическую империю. Этот «католицизм» насаждался методами, более, чем просто жестокими. Для самой Испании религиозная нетерпимость, корни которой лежали еще во времени реконкисты, то есть в глубоком Средневековье, послужила причиной господства инквизиции и последующей остановки технического прогресса, вследствие чего Испания проиграла сперва борьбу с английскими «джентельменами-пиратами», а затем и с регулярным флотом Говарда Эффингемского и Фрэнсиса Дрейка, первого великого флотоводца Нового времени. Преждевременная (с точки зрения естественного развития характерных конфликтов эпохи) утрата Испанией господства на море и цивилизационного приоритета привела к взрывному разрушению Испанской Империи, вылившемуся в форму религиозного конфликта в Нидерландах. Ожесточенность этого конфликта спровоцировала индукцию религиозной нетерпимости в Европе и окрасила последующие войны на континенте привходящими религиозными мотивами.

Из многочисленных сражений Тридцатилетней Войны Б. Лиддел-Гарт остановился только на кампании 1632 г., в решающем сражении которой погиб Густав-Адольф и с ним – великая Швеция и многообещающая идея надгосударственной протестантской конфедерации. Битва при Лютцене 16 ноября не была ни самым красивым, ни самым результативном столкновением войны. Пожалуй, самой осмысленной деталью Лютцена была устойчивость шведской армии, которая была уже настолько дисциплинированной, что не развалилась при гибели полководца. В сражении участвовали почти равные силы – 18,5 тысяч у Густава-Адольфа, 18 тысяч у Валленштейна, который потерял 6 тысяч человек, вдвое больше, чем потеряла шведская армия.

Заметим, что в полном соответствии со стратегией непрямых действий достижения участников Тридцатилетней войны были обратно пропорциональны вложенным усилиям. Хуже всего пришлось Германии, на территории которой целое поколение маневрировали, ничем себя не стесняя, большие по тем временам армии. Франция же, воздействующая на конфликт в значительной степени опосредовано, вплотную подошла к европейской гегемонии.

Дальнейшая политическая история эпохи оказалась связанной с англо-французским соперничеством, и в очередной раз продемонстрировала миру приоритет морской стратегии над сухопутной.

Людовик XIV не унаследовал ничего из стратегических талантов отца и деда, которые, сражаясь в тяжелейших условиях враждебного окружения и внутренней нестабильности, последовательно и умело добивались не столько военных побед, сколько "мира, лучшего, чем довоенный". "Король-солнце" "растратил" сильнейшую в Европе армию и развалил самую надежную на континенте финансовую систему.

В серии войн начала XVIII столетия окончательно сформировался английский стиль стратегии, в известной степени являющийся квинтэссенцией непрямых действий. При чтении текста Б. Лиддел Гарта создается правильное впечатление, что все красивые (и вычурные) маневры Мальборо были лишь дымовой завесой, маскирующей реальные действия Великобритании: захватив Гибралтар и Минорку, она обеспечила себе (вне всякой зависимости от результатов европейской разборки) контроль над Средиземным морем.

В советской литературе "английская морская стратегия" подвергается резкой критике, как "бесчестная" и "эксплуатирующая союзников". С этим нельзя согласиться. Прежде всего, ответственные государственные деятели должны при всех обстоятельствах ставить во главу угла интересы своей страны. Во-вторых, на стадии перехода к миру, самой важной, сложной и опасной операции любой войны, английские завоевания неизменно оказывались той козырной картой, которая позволяла, обеспечив специфически английские интересы, оказать также и решающую дипломатическую помощь союзникам.

В войне за испанское наследство (1701 – 1713 гг.) многократные кровопролитные сражения не приводили к разумным результатам. При Бленхейме 13 августа 1704 г. Мальборо, имея меньше сил (52.000 против 60.000 Тальяра, в целом – более боеспособных), рискнул армией и выиграл, однако его потери достигли 12.000 человек (23%), возместить которых Мальборо было тяжело. Людовик XIV потерял 18.000 убитыми и 13.000 пленными (в основном – малоценные войска баварского союзника) и не утратил способности к продолжению войны. При Мальплаке 11 сентября 1709 г. союзники попытались достичь решающего результата. Они выиграли сражение ценой колоссальных жертв – тридцать тысяч из ста семнадцати – 26%. Вильяр, потеряв четырнадцать тысяч из девяноста, имел все основания считать это поражение своим крупным успехом. («Если бог даст нам еще одно такое поражение, противники Вашего Величества будут уничтожены.») Действительно, при Денене (июль 1712 г.) французы разбили превосходящую по численности армию принца Евгения, что дало «Королю-Солнцу» возможность заключить «благопристойный» мир.

Так то оно так, но малозаметные действия Великобритании на стратегической периферии Средиземноморья надолго, если не навсегда исключили Францию из числа стран, претендующих на господство в Европе. И оказывается, что основной вопрос войны был решен не Бленхеймом, не Мальплаком, не Мальборовским маневрированием, а Гибралтарской экспедицией.

В еще более яркой форме приоритет "периферийной стратегии" над центральной проявился в Семилетней войне (1756-1763 гг.) Анализ этой войны, обычно, ограничивают борьбой Фридриха с "коалицией Кауница". Действительно, в стратегической безрадостной обстановке войны на три фронта Фридрих, используя механизм "внутренних операционных линий" и ряд тактических приемов, сводящихся по существу к "косому боевому порядку" Эпаминонда, несколько примитивизированному по сравнению с исходной идеей греческого полководца, но во всяком случае приспособленному к потребностям мануфактурного периода войны, добился ряда впечатляющих успехов⁴³.

43. "Тактические" вехи семилетней войны на Европейском театре: Прага (6 мая 1757 г.), поражение Фридриха у Колина 18 июня 1757 г. (34.000 человек против 50.000 Дауна, потеряно 14.000), громкие победы над французами у Россбаха 5 ноября 1757 г. (22.000 против 43.000 Субиза, ценой 550 человек Фридрих разгромил армию противника, которая, потеряв 7.700 убитыми, перестала существовать) и месяцем позднее – над австрийцами у Лейтена (40.000 солдат и 167 орудий у Фридриха, 300 орудий и 66.000 человек у Дауна – потери, соответственно, шесть и двадцать семь тысяч). И после всех событий кампании 1757 г. Фридрих оказался перед перспективой полного поражения. В следующем году 25 августа при Цорндорфе, сражаясь против русских войск, неумело руководимых Фермором, Фридрих вынужден был довольствоваться неопределенным результатом сражения и большими потерями у противника (16.000 солдат из 42.000 и 60 орудий против 11.000 человек из 33.000 и 36 орудий). Попытка добиться решающей победы над Салтыковым заставила Фридриха 12 августа 1759 г. при Кунерсдорфе пойти на страшный риск. Салтыков хладнокровно отразил «косую атаку», обеспечил за собой избыточный контроль над центром позиции холмом Шпицберг и нанес пруссакам страшное поражение. В источниках указывается 18.000 потерь (37%), но эта цифра не дает представления о реальности – армия Фридриха, возглавляемая самим королем, после сражения рассыпалась. Дальнейший ход войны не представляет интереса, поскольку характеризуется, скорее, взаимными интригами союзников, нежели их борьбой с Фридрихом, который, почти не имея войск, на внутренних линиях и тактических контршансах как-то держался еще три года – и таки дождался смерти императрицы Елизаветы и прихода к власти его личного друга Петра III.

Однако, неопределенный мир вместо неизбежной капитуляции Фридриху принесли не его победы, а успешные действия Вольфа в Канаде. В результате войны, Пруссия, Австрия и Россия осталась «при своих», «победительница» Франция лишилась целой страны (и всякой надежды на создание мировой колониальной империи), а принадлежащие к «проигравшей» коалиции англичане вновь укрепили свои позиции.

В целом войны XVIII столетия привели к созданию двух империй принципиально различного типа: «морской» Британской и «континентальной» Российской. Победы Петра под Полтавой (1709 г.), Салтыкова под Кунерсдорфом (1759 г.), завоевательные походы Румянцева и Суворова базировались почти исключительно на прямых действиях и опирались на численное превосходство, неистощимость людских резервов и – last, but not least – на превосходство русской артиллерии.

Казалось бы, следующий век должен пройти под знаком русско-английского соперничества. Однако, решающее столкновение прямой и непрямой стратегии оказалось бескровным: в конце XVIII столетия британская дипломатия сумела "поймать" Россию на эмоциональном отношении к эксцессам Французской революции и в дальнейшем беззастенчиво использовала этот психологический якорь и его производные. С этого момента Россия теряет цивилизационную самостоятельность и неизменно – при любом узоре европейского политического калейдоскопа – применяется Великобританией, как инструмент решения собственных задач на континенте. Заслуживает уважения последовательное выполнение сменяющими друг друга английскими правительствами процедуры психологического управления Россией, безотносительно к тому была ли она союзником (Наполеоновские войны и обе Мировые войны) или противником (Крымская, Русско-Турецкая, Русско-Японская, Балканская войны, «антракт» 1918 – 1939 гг.). Самостоятельность русской внешней политики, надо заметить, не восстановлена по сей день.

Разумеется, окончательно разрешить подобным казуистическим образом неустранимое структурное противоречие между "континентальной" и "морской" стратегией было невозможно, и Великобритании все же пришлось столкнуться с силами, полагающими себя гегемонами Европы. Это привело к длительной борьбе с революционной Францией (1789 – 1815 гг.), а позднее – к вековому англо-германскому конфликту. Достижением английской дипломатии была приобретенная возможность использовать Россию против Франции и Германии, в то время как обыденная "прямая" логика преобразования противоречия приводила к использованию Россией Франции и Германии против Англии. Иными словами, непрямые действия в области большой стратегии обеспечили Великобритании благоприятную "редакцию" конфликтов XIX – XX столетия⁴⁴.

44. Борьба «континентальной» и «морской» стратегии завершилась в шестидесятые годы XX века выходом гонки вооружений в космическое измерение. В настоящее время это противоречие приобрело форму борьбы между «информационной» и «технологической» стратегиями.

Последовавший за Великой Французской Революцией тридцатилетний период общеевропейской войны отличается прежде всего непомерной идеологической насыщенностью («Республика – она как солнце...» (с) Наполеон Бонапарт) и заметным по отношению к предшествующим конфликтам возрастанием роли пропаганды. Французская революция заменила религиозную нетерпимость Реформации политической нетерпимостью, что привело, в частности, к тенденции затягивать безнадежно проигранные войны.

Со стратегической точки зрения решающие события произошли в 1799 г. на Средиземном море.

Победы Республики при Вальми 20 сентября 1792 г., Жемаппе 6 ноября того же года, Флерюсе 18 июня 1794 г. несомненно имели своим источником «историческую необходимость», проявляющуюся в данном случае, как повышенная маневренность и боеспособность революционной армии. Не следует, правда, забывать, что во всех трех сражениях французы имели заметное численное превосходство⁴⁵. Стратегически, эти три победы позволили решить лишь минимальную задачу – волей-неволей французскую Республику пришлось признать де-факто за реальную военную силу.

45. Вальми: 60.000 солдат Дюмурье против 46.000 в армии герцога Брауншвейгского, Жемапп – 42.000 французов против 15 – 20 тысяч под началом герцога Альберта, Флерюс – 81.000 пехоты и кавалерии против 46.000.

В 1796 – 1797 гг. Наполеон, перенеся войну в Италию, поставил вопрос о доминации французского оружия на европейском континенте. Операция, осуществленная им против Австрии, была очень красива. Кампания насчитывала немало громких сражений, а ее стратегическое содержание сводилось к последовательному заманиванию австрийских армий в блокированную Мантую. Решающую битву при Риволи 13-15 января 1797 г. Наполеон выиграл классическим блокадным приемом, который Б. Лиддел-Гарт называет «растянутая и нагруженная сеть». Австрийцы, имея 28.000 человек против 23.000 у Наполеона потеряли половину своей армии, причем 10.000 – пленными.

Итальянская кампания была фланговой и периферийной по отношению к Австрии, но прямой в отношении главного противника – Великобритании. Добившись преобладания над австрийцами, Наполеон принял решение перенести боевые действия на Средиземноморской ТВД, имея перспективой действия против Индии и подрыв британской экономической и финансовой мощи.

Идея была правильной, но англичане, используя плоды победы Нельсона при Абукире 1-2 августа 1798 г.⁴⁶, применили против Наполеона его же стратегический прием и блокировали войска Бонапарта в Египте. Очень скоро положение французской армии стало безнадежным, и Наполеону ничего не оставалось, как бежать во Францию и обвинить в поражении правительство Директории.

46. Нельсон с 14 линейными кораблями атаковал стоящий на якоре французский флот Бюэса (13 линкоров, 4 фрегата) и разбил его по частям. Французы потеряли 11 линейных кораблей, два фрегата и 6.000 человек (60% личного состава).

Все вернулась на «круги своя», и в 1800 г. пришлось начинать заново кампанию в Италии. На этот раз она развертывалась очень трудно, и в решающем сражении у Маренго 14 июня 1800 г. шестнадцать тысяч войск Первого консула были принуждены атаковать сорокатысячную армию Меласа. Сражение было выиграно благодаря частной инициативе Дезе, управляющего отдельной двенадцатитысячной дивизией. Услышав гул сражения, Дезе не побоялся нарушить прямой приказ Наполеона и повел свою колонну к полю боя. Внезапное вмешательство свежих войск привело к перелому в ходе битвы, но поражение австрийцев не было ни полным, ни окончательным. В конце концов, они потеряли 12.000 человек против 7.000 французов, то есть по окончании боя сохранили общее превосходства в силах. Лишь незаурядный дипломатический талант Наполеона позволил завершить сумбурную кампанию 1800 г. триумфальным миром.

Борьба Наполеона с Англией возобновилась в 1805 г. Первые "ходы" были для обоих сторон вполне очевидны: Бонапарт сосредоточил армию в Булонском лагере, создавая угрозу Британским островам. Ответом на это было конструирование Англией очередной – третьей – коалиции в составе Англии, России, Австрии, Швеции, Неаполитанского королевства. Наполеон до последней возможности держал войска в Булони (думается, последние десять дней он не столько ждал Вильнева, сколько приковывал внимание противников к самой прямой и, возможно, тем не менее самой эффективной стратегической идее непосредственного вторжения в Англию).

Далее начинается ожесточенная борьба за выигрыш темпа. "Великая армия" срывается с места и форсированными маршами идет к Рейну и через Рейн. Союзники мучительно пытаются собрать в пределах австрийской империи войска. Осуществляющая стратегическое прикрытие развертывания армия Мака охвачена с обеих флангов и, иллюстрируя стратегический закон "тяготения потерявших устойчивость войск к укрепленной позиции" отступает 7 октября в крепость Ульм. Наполеон блокирует Ульм и быстро принуждает его к сдаче. 20 октября 1805 г. Мак капитулирует.

Ульмская операция вошла в военную историю как лучшая победа Наполеона. Почти без боев, одними маршами, он заставил капитулировать отборную восьмидесятитысячную армию⁴⁷. Его собственные потери не превысили 6.000 человек.

47. Наполеон имел огромное превосходство в силах: 220.000 против 80.000. Однако, объяснять этим обстоятельством исход битвы в данном случае нельзя. Армия Мака была типичным передовым соединением – стратегическим прикрытием развертывания главных сил. Заслуга Наполеона в том, что своими маневрами он нарушил взаимодействие между Маком и остальными союзными армиями, что и привело к отступлению австрийских войск в Ульм.

Параллельно развертывались события на атлантическом ТВД. Наполеон принимал капитуляцию Ульма, когда, исполняя приказ Императора, 18 французских и 15 испанских линейных кораблей, вышли из Кадиса в направлении на Булонь. На следующий день, 21 октября, 27 английских линейных кораблей под командованием Нельсона уничтожили объединенный франко-испанский флот, причем 17 кораблей были захвачены англичанами, один потоплен, остальные, получив повреждения, бежали обратно в Кадис. В плен попал и сам командующий флотом – адмирал Вильнев. В бою у мыса Трафальгар Нельсон продемонстрировал образец уничтожения противника по частям. Арьегард и центр французов был уничтожен раньше, нежели авангард успел развернуться и вступить в бой.

Вряд ли можно сомневаться в том, что, не будь Трафальгара, Наполеон развернул бы Великую армию на запад и – вновь форсируя до пределы марши – погнал бы ее в Булонь. Союзники, потерявшие темп после разгрома Мака, не смогли бы создать реальной угрозы Франции по крайней мере до середины декабря. К этому времени с Англией было бы покончено⁴⁸.

48. Разумеется, поздняя осень – не лучшее время для десантных операций в Ла Манше. Но, учитывая превосходство противника на море – и не худшее. Для успеха операции была необходима всего одна тихая ночь. Следует помнить, что проблемы снабжения высадившейся армии в начале XIX столетия стояли не столь остро, как это было в обе Мировые войны.

Теперь же приходилось признавать, что «столкновение дебютов» разрешилось в пользу англичан: Нельсону удалось разбить замыслы противника, в то время как Наполеон сокрушил лишь одну – и не самую сильную – армию коалиции.

На австрийском фронте ноябрь заполнен маршами, содержанием которых для союзников было соединение разрозненных австрийских и русских войск, для Наполеона же – нарушение взаимодействия группировок противника. Несмотря на умелые и быстрые действия Императора, Кутузову удалось вывести армию из под удара и присоединиться к австрийцам, "по дороге" нанеся французам чувствительное поражение у Кремоса (11 ноября 1805 г.)

К началу декабря, несмотря на огромные внешние успехи и занятие самой Вены, положение Наполеона стало критическим: противник превосходил его в силах, причем это превосходство постоянно наращивалось. Коммуникации Великой Армии были слишком длинны и находились под угрозой со стороны Пруссии, вступление которой в войну ожидалось со дня на день. В этих условиях союзникам следовало максимально затягивать кампанию, Наполеон же был обречен искать сражения. Сражения, в котором его устраивала только победа.

2 декабря 1805 г. под Аустерлицем он добился ее, с изумительной красотой применив оперативный прием, известный, как «удар по центру обходящего противника». Армия Императора насчитывала 73.000 человек и 250 орудий. Ей противостояли объединенные австро-русские силы под командованием Кутузова. Австро-русские войска – 86.000 человек и 350 орудий – попытались осуществить охват правого фланга Великой Армии. Движение разворачивалось медленно. Наполеон, точно уловив момент кризиса маневра, когда центр союзного расположения уже был достаточно ослаблен, в то время, как успех обходного движения лишь начал намечаться, коротким ударом захватывает центр позиции – Праценские высоты и устанавливаем там свою артиллерию. Союзники потеряли управление боем и потерпели катастрофическое поражение, оставив на поле сражения 27.000 человек и 155 орудий. Французы потеряли около 12.000 человек.

Под Аустерлицем Наполеон сделал невозможное: тактическим путем превратил стратегическое проигранное положение в победу. Уже 4 декабря австрийский император лично явился на французские позиции – просить мира.