Текст книги "Умная пыль (СИ)"

Автор книги: Сергей Беляков

Соавторы: Татьяна Федотова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Татьяна Федотова, Сергей Беляков
Умная пыль

Глава 1. Черный рынок

Черный рынок, барахолка, или блошка, на котором в прежние годы Лука выискивал то, что можно дешево купить, а если надо, то починить и продать на аукционе, изменился. Теперь антиквариат продают редко. Все, что стоит дорого и не нужно в самом простом быту, теперь даже и не выставляют – бессмысленно. Народ обнищал, оголодал, одичал. Машинку швейную вынеси, которая без электричества работать может, и то ценнее будет, чем хрустальная ваза, старинная брошь или коллекция виниловых пластинок. Еще выше котируется консервированная еда – банки с овощами, вареньем, тушенка в жестянках – пусть и прошлогодние, но настоящие.

И все же рынок гомонил, тусовался, бурлил регулярной жизнью. Люди торговали разным. Люди торговали разные. Кто-то вынес что-то свое, чтоб продлить себе жизнь на еще один день. Если получится. Кто-то стал перекупщиком. Но попадались и реализаторы – наемные продавцы. Значит, в городе появился товар. Может, вскрыли продовольственный склад, или кого-то «честно» ограбили. Мало какой город или страна оправились от зомби-апокалипсиса.

Для Луки, худощавого, высокого брюнета лет тридцати, в прежние годы рынок был “своим”. А теперь он словно бы отдалился от Луки – стал почти неузнаваем, без прежнего, знакомого флёра панибратства, уверенности в том, что он даст Луке всё, что тому заблагорассудится, захочется…

Лука, отвернувшись от собеседника, нервно оглянулся, заскользил взглядом черных глаз по толпе и почесал тонкий с легкой горбинкой нос. По собственной примете Луки нос чуял неприятности, или встречу, а может, и то, и другое сразу.

Толстуха-торговка в грязных “трениках” и рваной вязаной кофте неопределенно-бурого цвета, похохатывая, рассказывала байку соседке по ряду. Та недоверчиво крутила головой в цветастом платке, повязанном на деревенский манер, и время от времени бегло осматривала свой “прилавок” – два деревянных поддона, поставленных на небольшую баррикаду из шлакоблоков. На поддонах, покрытых потертой клеенкой, лежали рядами пакеты со спагетти – скорее всего, просроченные, но кто в такое время станет “перебирать харчами”?

– Смотри, Лука… Моя дочь, будучи “чистым” человеком, родила ребенка от мужа-синтетика. У моего зятя – стандартный чип в голове, а в теле – куча этих самых наноботов. И вот у моего старшего внука при рождении… Ты слушаешь меня, Лука?!

Мужчина с седыми висками и лучиками глубоких морщин возле некогда голубых глаз, хлопнул по плечу собеседника. Тот нервно рассматривал толпу людей, снующую на блошке. Лука перевел взгляд на мужчину и посмотрел ему в глаза, прикрытые тонкими прямоугольниками очков для чтения.

– И? – с деланным вниманием спросил Лука.

– И! – передразнил его мужчина. – И знаешь ли, что у ребенка при рождении нашли в крови этих самых наноботов? Откуда им взяться, если мать была “чистая”, не являлась на тот момент чипированным синтетиком и ее не вакцинировали ничем, что содержало бы эти самые наноботы?!

– То, что мы не даем согласие на ввод наноботов, совсем не значит, что они не попадают в наш организм. Тем более в организм беременных… Ну и как следствие… дальше, в организм ребенка.

– Да что ты говоришь, Лука! Вся продукция до катастрофы с зомби вирусом строго проверялась! Вся! – мужчина раскинул в стороны руки, показывая повсеместность проверки.

– Тогда остается только один способ, профессор – когда пара узнает, что ждут ребенка, то уже не предохраняются. А в его… гмм… жидкости может…

– Лука! Это все бред! Это антинаучно! Наноботы – не вирус, они не могут проникать в организм матери таким путем!

– Не кричите, профессор, мы уже привлекли внимание людей. Нас прогонят с рынка. И еще… пожалуйста, подумайте – вы не биолог, не врач, не химик, не создатель наноботов. Вы не можете досконально знать, что они умеют, а что нет.

Внешностью и поведением профессор походил на попугая – вздорного, взъерошенного, крикливого… Но Лука любил своего учителя: общаться и спорить с ним было очень интересно, а с недавних пор он стал извлекать из этих споров определенную выгоду. Но сейчас он встретил его в неудачном месте, да и тема разговора была неподходящая – из такого спора выгоду не извлечь, а вот хлопоты…

– Да, я профессор математики, а это фундаментальная наука, одна из…

Лука заметил за спиной профессора мальчишку, неловко припадающего на левую ногу. Трость в руках пацана была ему не по размеру, и с ногой он все время ошибался, явно не зная, как правильно использовать трость при больной ноге. «Понятно —, усмехнулся про себя Лука. – Хоть бы дома потренировался хромать».

Лука вытянул шею, кого-то высматривая в толпе, и поймал взглядом смуглолицего, черноглазого пацаненка. Лука указал ему глазами на “хромоножку” и повернулся к профессору:

– У вас же, профессор, два внука, если я правильно помню. Второй родился перед атакой «умной пыли».

– За год до нее. Ему уже два года. Чудный растет малыш, но только что толку – человечество вымирает, мир деградирует.

– У нас остались технологии. Мы потеряли людей, но почти все еще можно восстановить.

– Нет, Лука. Нет. Все умные и богатые разделились на два класса – органики и синтетики. И только нищие материально и люди веры, как я, остались “чистыми”. После атаки зомбо-вируса органики вымрут полностью, а синтетики – большей частью. Почти все мои молодые коллеги стали синтозомби и впали в спячку.

В этот момент хромоножка уронил трость и, зашатавшись, смешно замахал руками. Никто ему на помощь не пришел, чувствуя подвох и боясь, что мальчишка почистит их карманы. И ему пришлось наклоняться самому. Пока он это проделывал, пара пачек спагетти перекочевала под его штанину. Подняв палку, он с обиженным лицом, усиленно хромая, убрался с рынка. Торговка, у которой он спер макароны, продолжала болтать с соседкой по рынку, не обращая внимания, что из десятка лежавших на клеенке пачек двух уже не хватает.

– Меня интересует другой вопрос. Второго сына ваша дочь рожала уже став синтетиком. Как у него с наноботами, больше чем у брата?

– О, там вообще их как у матери.

– А ваши внуки стали синтозомби, раз в них есть наноботы?

– А тут самое интересное, – подмигнул профессор. – Когда произошла атака «умной пыли» – наноботы восстали против своих хозяев, можно так сказать. И когда уснула наша дочь, мы с женой сделали внукам анализ. И ты ни за что не догадаешься, Лука, что мы узнали!

У профессора был такой сияющий радостный вид, словно он совершил открытие, тянущее как минимум на Нобелевскую премию.

– По закону жанра, профессор, сейчас должен прозвучать выстрел, чтоб вы унесли свою тайну в могилу, – мрачно пошутил Лука. Тема наноботов его интересовала меньше, чем ушедшие с пришлым мальчишкой макароны.

Профессор рассмеялся детским заразительным смехом, что всегда удивляло его студентов, и одернул франтоватый кожаный, местами со стертой краской жилет, надетый поверх неглаженной рубашки, заправленной в слегка поношенные джинсы.

– А про это ученые знают. Только простые люди не в курсе. Наноботы индивидуальны. Под каждого человека свои. Если кровь органика или синтетика попадает в кровь чистого человека или в кого-то из них, то наноботы вне хозяина умирают, оставаясь в крови мертвым грузом.

– А они тромбами не становятся? – нахмурился Лука.

– Как ты меня уже потыкал носом – я профессор математики, а не генный инженер. Внуки живы, в отличие от уснувшей матери и забывающего все на ходу отца. Ладно, Лука, забегай на рынок чаще, радуй старика интересными байками. Я так любил, когда ты на ходу придумывал, как вы говорили, «отмазку», чтоб получить зачет или доступ на уроки. Храни тебя Господь!

Профессор ушел. Лука медленно осмотрел всех – и торговцев, и покупателей.

Оглядываясь по сторонам, пытливо высматривая поживу, Лука медленно шел к выходу. Когда встречал знакомых, чинно приподымал шляпу-федору перед мужчинами, отпускал дамам комплименты и подмигивал детворе.

И все же рынок был враждебен. Даже добрые, открытые душой люди уходили на этой территории в глухую оборону. Лука нервничал. Считывать никого не получалось. Все изменились – кроме профессора… а может, и он был закрыт, просто Лука увидел его душу по старой привычке. Или то была не она, а воспоминание о ней.

В условленном месте, за территорией рынка, его ждал, поигрывая отобранной тростью, тот самый цыганенок, посланный им вслед хромоножке.

– Ну, что? – потрепал Лука и без того взлохмаченную шевелюру мальчишке.

– Подрались, – гордо доложил тот.

– И?

– На ноге у него толстая резинка. Под нее он спагетти и запихнул. Старый трюк. Я ему губу разбил, – похвастал мальчишка. – И трость вот отобрал. Сам на дело пойду.

– Слишком приметно, – не одобрил Лука. – Добычу отобрал?

– Одну пачку, – покосился пацан на взрыхленную возле голых кустов землю. – Он как начал плакаться, что не ели они с мамкой несколько дней и… Вторую пачку я ему оставил. Я… Ты пойми, Лука…

– Понимаю, – кивнул Лука и улыбнулся. – Ты вход покарауль несколько дней. Если все так, как он сказал, то он еще придет. Надо будет к нему присмотреться.

– А что с пачкой? – мальчишка опять покосился под куст.

– Неси домой. Родным привет передавай, – хлопнул Лука по подставленной ладошке и пошел в город.

Глава 2. Очередь

Наладонник опять глючил. Помогало помыть руки и досуха их вытереть. В конце концов, нужный сайт открылся, и Мирослава нажала кнопку – получить номер в очереди. Ввела свой шифр-код и код сына, ответила на вопросы, корча несчастное лицо, и получила нужный номер.

– Просто издевательство какое-то, – пожаловалась она своему отражению в окне и спрыгнула с подоконника.

После аномально теплой зимы, без снега, но с дождями, словно поздний ноябрь затянулся до самого марта, пришла сухая, холодная весна. Деревья стояли почти лысые. Почки зимой набухали, выпустив яркую молодую зелень и через неделю умирали от заморозков. И вот теперь наступило лето – зелени почти нет, пыль в городе висит словно туман, делая все окружающее пространство желто-серым. Кондиционеры и фильтры воздуха ломались, забиваясь колючим песком. Спасала мокрая ткань на окнах и дверях, становящаяся почти сразу грязной тряпкой.

Дикторы новостей на все лады ругали природу, словно она тоже добавляла человечеству проблем к тем, что уже имелись.

– Мам, а учительница сказала, что это люди виноваты, что с природой такое творится. Это правда? – сын заглянул Мирославе в глаза.

– Все может быть.

Думать о том, что люди угробили не только большую половину человечества, но и природу, не хотелось. Хотелось горького шоколада, чашку кофе, морского воздуха и шума прибоя. И солнца! Чтоб лежать на горячем песке рядом с мужем и сыном и ни о чем не думать.

– Малыш, – постучалась она в комнату к сыну, – я пошла за едой. Задвинь засовы.

– Ты опять, мам, – вздохнул выглянувший из своей комнаты ребенок. – Мне уже десять лет, а ты все малыш, да малыш.

– Да, ты у меня уже взрослый, – развернулась она возле двери и серьезно посмотрела на сына: – Ты помнишь пароль?

– Мам, ну сколько можно? Я не выживу без тебя и открою в любом случае – даже если ты уже станешь зомби.

– Совсем взрослый, – нахмурилась Мирослава, – а раньше ты меня слушался.

Провела пальцами по темным, непослушным кудрям, зачесывая их набок, как укладывал волосы его отец.

Посмотрев на дверной экран, Мирослава выскользнула на лестничную площадку. Дождалась, пока сработают все засовы на двери и щелкнет замок. И только после этого пошла вниз по лестнице. В подъезде тихо, но это совсем ничего не значит. Кто угодно мог затаиться в квартирных тамбурах или выпрыгнуть из ниши мусоропровода. Лучшая подруга считала Мирославу параноиком, но ей было плевать – у подруги никого не было, а у нее был сын.

…Очередь извивалась змеиным хвостом – от пункта выдачи до некогда оживленной магистрали. Сейчас этот район города все меньше напоминал о том, что совсем недавно в будни здесь кипела жизнь.

– Впереди примерно триста человек, – глянув на табло пункта выдачи, прошептала Мирослава, и пошла искать свое место согласно номеру.

Впереди и сзади нее стояли органические зомби. Пожилую леди, похожую на мексиканскую ряженую со Дня Мертвых, еще можно терпеть, она практически мумифицирована. А вот экземпляр сзади источал вокруг себя запах гниения.

– Из какого холодильника он вылез, и как получил номер в очереди? Наверняка ради этого кого-то убил, – пожаловалась сама себе Мирослава, добавив свой голос к гулу роптания, стоящего над очередью.

Леди, любительница поговорить, жаловалась, что ее ноги ночами приходят грызть крысы. Она уже лишилась нескольких пальцев. Хорошо, что боли давно не чувствует. А пришла она за средством для дубления кожи. Она актриса, все еще играет в театре.

За спиной Мирославы раздавались странные чавкающие звуки, словно кто-то разрывал что-то мясное. Зомби не кусают и не едят людей, но убить и покалечить могут запросто. Мимо пронеслись роботы-полицейские – в конце очереди завязалась драка. Мирослава оглянулась. Из дерущейся толпы выкатилась чья-то голова. Трупный запах от стоящего сзади зомби ударил ей в нос с такой силой, что она, покачнувшись, упала на тротуар. Желудок дернулся… но девушка, подавив приступ рвоты, попыталась встать.

Один из полицейских обернулся и заметил прилично одетую девушку на асфальте, в окружении зомби разной стадии разложения. Подхватив телескопическими руками подкатившуюся к нему голову, он пошел к Мирославе.

“При первой же возможности куплю маску!” – пообещала себе девушка.

Она почти встала, когда ей под ноги упала голова, которую не удержал полицейский – скальп остался у него в руках, а голова ткнулась лицом в кроссовки Мирославы. Девушка вскрикнула от омерзения и автоматически отфутболила ее назад к полицейскому. В то же мгновение безжалостные механические пальцы робота схватили ее за шею.

– Ых! Ых! – Мирослава лихорадочно пыталась вдохнуть хоть глоток воздуха. Титановая рука выдернула ее из толпы и поднесла к жужжащим сервоприводами глазам робота.

Простите! – прохрипела девушка, едва только пальцы робота ослабили хватку.

– Серьезно? – раздался смех оператора, управляющего роботом. – Ты подхватила вирус, ээээ… отдавая супружеский долг?

– Да. Информация выводится на правый глаз и когда волнуюсь, процессор дает сбой и я вижу мужа. Да, тот самый момент. И потом я долго не могу прочесть буквы и цифры. Все смешивается.

– И вы видите…

– Его лицо.

– Простите, мэм, – робот аккуратно поставил девушку обратно на землю. – Ваши датчики подали сигнал SOS.

Потирая шею, Мирослава оглянулась на стоящего за ее спиной зомби. Желудок опять дернулся, и девушка дернулась вместе с ним, зажимая нос и отчаянно моргая, пытаясь сбросить цифровой шум в глазу. Робот развернулся к зомби, а тот поднял руку, предъявляя номер электронной очереди. Только левую руку с номером он держал в правой руке. Также как и чуть ранее девушку, робот схватил зомби за шею, тот, резко дернувшись, вырвался и побежал… Но голова оторвалась от туловища, а тело успело пробежать по инерции с десяток метров.

– Моя очередь семьсот два. Моя очередь… Моя очередь… Моя… – забормотала голова.

Робот отошел от очереди к остановившемуся в растерянности телу – в одной руке у него была голова, бессвязно повторяющая слова, второй он прихватил за плечо тело и повел с собой. На земле остались лежать голова без скальпа и рука с наладонником. Цифра семьсот два горела ярким зеленым цветом. Экран дисплея яркий. Значит, человек, у которого зомби оторвал руку, был еще жив…

Мимо промаршировал еще один робот-полицейский. Он остановился подобрал голову и руку огляделся и пошел дальше.

…Еду выдали порошками.

– А сыворотка для меня? – спросила оператора на выдаче Мирослава.

– Новое постановление, – опустил глаза оператор, – бесплатная сыворотка только для работающих на корпорацию. Остальные могут ее купить… где достанут.

Это значит на черном рынке, который славится тем, что в него можно войти… и назад уже никогда не выйти.

– Моему ребенку десять лет. Я единственный опекун.

– Не положено.

Порошки легкие, но объемные. Мирослава разложила пакеты с едой по двум рюкзакам, нацепив один из них как обычно сзади, а другой спереди, и пошла домой.

В подъезде кто-то разговаривал, но разговор был похож на тихое бормотание робота уборщика, которого иногда выпускал убираться на лестницу кто-то из соседей.

На лестничной площадке Мирославу ждал сюрприз – под дверью ее квартиры, хаотично размахивая руками, стоял зомби.

– Ян! – застонала Мирослава, узнав мужа.

Где находится звонок в дверь зомби, видимо, уже не помнил. Грязная одежда, свисала рваными клочьями. Похож на пугало. Руки и ноги на месте. Кожа обтянула череп и потемнела. Глаза полуприкрыты тонкими, как папирус, веками, волосы почти все выпали. Типичный органический зомби.

Ученые так и не смогли объяснить, что происходит с людьми, ставшими органическими зомби. За счет чего живут их тела, почему кто-то потерял связь с реальностью и максимум, что он может это произнести отдельные слова или кусочки фраз, а кто-то остался в своем уме и продолжает относительно уверенно функционировать?

– Слава. Слава. Слава, – повторял страшный беззубый рот. Вместо «Слава» у него получалось «Шлава», но Мирославе слышалось другое слово.

– Кого ты зовешь – меня или сына? – спросила Мирослава. – Ты помнишь нашего сына, Мстислава? Мы для тебя еще существуем? Или мы уже тени, скользящие мимо тебя по улицам? Ян, ты меня слышишь?

Двери при зомби открывать нельзя. Зомби хитрые и опасные. Даже лежащий на земле скелет может резко вскочить и покалечить. Громко хлопнув в ладоши, Мирослава привлекла внимание. Зомби обернулся. Девушка прыгнула, помахала руками. Он хаотично махнул в ответ. А у нее опять паника – левый глаз видит реальную картину нашего мира, а правым глазом сквозь цифры – улыбается Ян. Зомби пошел к Мирославе, беззвучно открывая черную пропасть рта, и одновременно с этим Ян в правом глазу прикрывает свои глаза от удовольствия. Мирослава на мгновение замерла… И зомби резко бросился на нее. Увернувшись, она побежала наверх, набирая в наладоннике номер подруги, живущей десятью этажами выше. Дыхание сбивалось… чертовы рюкзаки!. Можно задний рюкзак скинуть, оставив добычу в руках Яна, но есть больше будет нечего.

– Ядвига, открывай дверь! – Мирослава выплевывала слова на бегу.

Бежать еще два этажа, а он ее почти догнал. Почти схватил за руку на повороте.

– Что ж ты такой шустрый, милый? Оставь нас в покое! Ты больше не человек!

Крик Мирославы останавливает зомби, а девушка взлетает на нужный этаж, и перед ней распахивается дверь. Проход свободен. Последний рывок, и спасительный лязг бронированной двери отсекает опасность. Успела! Счастливо хрипя подобием смеха, Мирослава медленно опустилась на пол, скользя по стенке спиной.

– Кто за тобой гнался, мать родная? – рассматривает что-то на дверном экране подруга. В руках у нее бейсбольная бита. В прошлый раз, при сходных обстоятельствах, она встретила Мирославу с винтовкой, которую позже они с ней потеряли, отбиваясь от стаи подростков. – Зомбак. Сейчас вызову бригаду отлова. Как он интересно попал в дом? Наверно, кто-то бросил дверь в подъезд открытой.

– Это Ян, – нахмурившись, выдохнула Мирослава. – Если на зомби вызывают отлов, то это все. Умом я понимаю, что для Яна уже давно все закончилось, но он был мне мужем, другом, прекрасным любовником и хорошим папой нашему сыну.

– Не объясняй мне то, что и без тебя знаю, – огрызнулась подруга.

Подруги ждали очистки подъезда, деля на двоих одну таблетку чая. Напиток получился слабенький, словно чай в заварочном чайнике заваривали уже много раз. Ядвига была чипирована как и Мирослава, но умная пыль вируса сожгла в ней всю синтетику, сделав ее почти чистым человеком. Теперь она страдает от разных болезней, и ей постоянно нужен обезбол или антибиотик.

– Ты меня слушаешь, Мира? – возмутилась подруга. – Слон сказал, что если сыворотка нужна срочно, то единственный способ получить ее сегодня – это выставить себя на аукцион интимных услуг и молиться, чтоб твое тело купили побыстрее. Промедление сама знаешь, чем грозит. А потеряешь память, хоть и частично, работу больше не найдешь. Что ты выбираешь?

– Только проституция? – чуть не подавилась остатками чая Мирослава.

С наступлением апокалипсиса, как в СМИ именовали зомбо-вирус или атаку “умной пыли” на человечество, жизненный уклад Ядвиги практически не изменился. Даже стал лучше – не будучи красавицей, она довольно быстро сумела найти себе любовника. Людей, не тронутых вирусом, осталось мало, и их стали ценить., Едва зайдя на кухню подруги, Мирослава услышала дразнящий запах апельсинов. Их мог принести Ядвиге только любовник. Мирослава надеялась, что подруга поделится, но она не угощала ее, а просить Мирославе было стыдно.

– Увы, – вздохнула Ядвига. – В новой жизни твои умения не нужны. В долг уже никто не дает, да и заказов хоть на какую работу сейчас нет, а ты ждать не можешь. Есть вариант – оставить в заложники сына, но я не советую. Его могут перекупить и продать корпорации – чистый ребенок на вес золота. Соглашаться?

– Да. Я продаюсь, – Мирослава прикрыла ладонями горящие от стыда щеки и заморгала, пытаясь смахнуть изображение мужа. Противно. Мерзко. Но деваться некуда. Сын в одиночку погибнет сразу или станет жертвой работорговцев.

– Славка, – набрала Мирослава сына, – там на площадке пусто? Я у тети Ядвиги.

Мирослава слушала как сын зашлепал большими для его ног отцовскими тапками в прихожую и включил на двери экран.

– Чисто, мам, – выдохнул он в трубку.

– Не клади трубку, малыш, я бегу!

Ядвига распахнула перед ней дверь и Мирослава бросилась бежать вниз.

– Мам, ну, сколько можно, – пыхтел Славка, отодвигая засовы, – я не малыш! И я слышу, как ты бежишь.

Бежать лучше ступенька за ступенькой, наступая на каждую, но четко рассчитывать куда наступит нога в следующий миг, чем скакать через несколько ступеней, боясь, что или нога соскользнет, или подвернется, а еще рюкзаки, которые заносит на поворотах и надо руками крепко держаться за поручни и следить, чтоб в перилах не торчали острые предметы, а на ступенях ничего не было рассыпано.

– Осталось три этажа, – Мирослава тяжело дышала в трубку, прижав ладонь к уху, – два и я…

На ее этаже мелькнула тень, но Мстислав уже распахнул дверь, и его мать с криком уворачиваясь от кого-то влетела внутрь квартиры. Они вместе дернули дверь на себя и быстро в четыре руки задвинули засовы.

– Кто там был?! – сын Мирославы тянулся на цыпочках, чтоб рассмотреть на экране дверную площадку.

– Не успела заметить, Слав.

Мирослава сбросила с ног кроссовки и тяжело пошла на кухню. Ребенок, не увидев за дверью никого, пошел вслед за матерью. Та сидела на стуле, не имея сил снять с себя рюкзаки. Славка посмотрел в уставшее лицо Мирославы и потянул за лямку рюкзака.

– Давай я помогу, – предложил сын, и она устало кивнула.

– Сыворотку не дали, но тетя Ядвига знает тех, кто может ее продать.

– Мам, – Славка снял с нее передний рюкзак, – папа говорил, что Яге нельзя доверять.

– Не называй ее Ягой, – попросила она Мстислава, – она обижается. И… мне больше не с кем дружить, – запнувшись, призналась Мирослава. Сбросив на пол второй рюкзак, она встала и пошла в ванную комнату. – Мне вечером надо будет уйти. Мы с Ядвигой…

Мирослава обернулась. Сын сортировал пакеты и раскладывал их по банкам, чтобы ценный порошок не сожрали крысы шастающте по кухне ночами..

Раздевшись перед зеркалом в ванной комнате, она внимательно осмотрела себя со всех сторон – восемнадцать лет, как обещала реклама, увы, не дашь, но двадцать, максимум двадцать два, запросто. Приблизив лицо к зеркалу настолько близко, что от дыхания запотело стекло, Мира всмотрелась в свои глаза – по радужке правого глаза бежали цифры, показывающие что угодно, но не то, что надо. Иногда глаз хотелось вырвать. Она даже искала мастера, чтоб решить эту проблему.

– Милочка, – мыл руки после осмотра седой хирург в поликлинике, которая тогда еще работала, – вы привыкнете. А вот как будет работать мозговой имплант без одной из частей, я не знаю. Может, все пройдет хорошо, а может, вы умрете на хирургическом столе.

Мирослава осмотрела платье, которое вручила ей Ядвига. Сморщилась, услышав запах пота, смешанный со сладкими приторными духами подруги. Затолкав наряд в экстра-стирку, она стала под душ.