Текст книги "Проигравший выбирает смерть"

Автор книги: Сергей Бакшеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 32

Светлая служебная «Волга» прокурора области с тремя нулями в номере мчалась по шоссе, не обращая внимания на ограничения и сходу обгоняя редкие машины. Водитель Миша бросал снисходительные взгляды на шоферов попуток, уплывающих назад. В такие моменты он получал особое наслаждение от своего привилегированного положения.

Сзади сидели притихший Гурский и сосредоточенный Федорчук. На переднем сиденье Колубаев угрюмо глядел на ленту потрескавшегося асфальта, съедаемую капотом автомобиля. Редкие мошки оставляли желтоватые кляксы на лобовом стекле.

Факты не хотели увязываться друг с другом. Подробно расспросив Федорчука, следователь сделал вывод, что парень, которого он заметил рядом со станцией, был, скорее всего, тем самым зловещим студентом Заколовым. Но милицейской машины рядом с отделением в тот момент уже не было! Выходит, ее угнали раньше. И это сделал не Заколов.

А студент, если это был он, убегал на своих двоих и мог прицепиться к товарняку. Тем более, как известно, такой маневр он уже проделывал. Дополнительно следователь установил, что поезд, попавший в аварию, отошел от станции как раз в тот момент, когда они обнаружили трупы в отделении милиции. Совпадение действительно тревожное. Есть вероятность, что убийства и крушение поездов связаны.

Но если преступник скрылся на товарняке, тогда кто угнал машину?

Через сорок километров Колубаев улыбнулся. Он разгадал эту сложную загадку!

Если машину угнал кто-то другой, значит, у Заколова есть сообщник! Или сообщница?

Руслан припомнил брошенный на станции чемодан и надпись на тетради.

Нина Брагина – вот имя сообщницы!

Глава 33

Обстановка на месте крушения поездов была гнетущей. Несколько милиционеров топтались у двух смятых локомотивов, превратившихся в бесформенные расколотые железные бочки. По обеим сторонам дороги, громоздясь друг на друга, лежали мятые товарные вагоны.

Следователь областной прокуратуры Руслан Ахмедович Колубаев подошел к старшему по званию милиционеру, представился и неловко спросил:

– Ну, как тут? – Он мучительно решал, какие следственные действия предпринять в подобной обстановке. Это же не маленькая комната с трупом.

– Следующим из Туркестана должен был отправиться пассажирский на Москву, – капитан милиции курил и морщился, будто этот процесс для него был крайне болезненным. – Можно сказать, повезло.

– Погибшие есть? – вырвалось у Колубаева. Он понял, что сморозил глупость и прикусил губу.

– Только машинисты. Экспедиторов в вагонах не было, – спокойно пояснил капитан. – Тела уже увезли. Ну, сами понимаете… То, что осталось.

– Что ж они так? Напились в честь праздника?

– Медэксперт установит. Предварительно картина такая. Товарный, который шел со стороны Кзыл-Орды, выехал на красный. Сшиб стрелку. Несся как угорелый, а тормозить стал лишь в последнюю минуту.

– Странно.

– То-то и оно. Машинист опытный, я справлялся на работе. Может, техника подвела?

– Наша техника не подводит. Ее люди делают, а не бездушные роботы, как в Японии.

– Согласен. Наши люди, и все такое. Кстати, с машинистом должен быть помощник, но в кабине его не оказалось.

– Интересно, – следователь произнес коронное слово и огляделся, словно ища этому объяснение.

– И еще. На машинисте веревку нашли. Может, случайно оказалась. А может… С узлом веревка.

Следователь молчал. Милиционер куснул ноготь и тихо спросил:

– А что, правду говорят, что двоих наших сегодня убили?

Колубаев огляделся. Он получил четкий приказ: информацию даже для сотрудников органов пока строго дозировать.

– Плохо день начался, – уклончиво ответил Руслан. – Очень плохо. Мы выслали всем ориентировку на студента Тихона Заколова. Он очень опасен, а теперь еще и вооружен. Если при задержании окажет сопротивление, действовать на поражение.

– Ясно, – капитан пнул камешек. – У нас всех сотрудников на дежурство вызвали. Спроста так не бывает.

Прыгая на кочках, подъехал милицейский УАЗик. Выскочивший милиционер на бегу сообщил:

– Сзади на насыпи обнаружено мертвое тело. По документам – помощник машиниста.

– Интересно, – оживился следователь и скомандовал: – Отвезите меня на место.

Подъехали быстро. У тела Карима, выпучив глаза, дежурил молодой сотрудник милиции в новенькой форме.

– Ничего не трогали? – спросил Колубаев.

– Никак нет, – вытянулся милиционер.

– Из армии? – смерил взглядом младшего сержанта следователь.

– Так точно. В апреле демобилизовался.

«В армии погибших не доводилось видеть, – оценил состояние милиционера Колубаев. – Хорошо, что наша страна мирная и ни с кем ни воюет».

Федорчук тем временем деловито осматривал погибшего.

– Что скажете? – спросил Колубаев.

– Из поезда выпрыгнул. Очень неудачно. Вон как его прокатило. Шею свернул. И руки переломал. А лежит, как ни странно, аккуратно.

– Может, еще есть шанс спасти? – спросил следователь и сам понял что опять сглупил. Что-то у него сегодня язык поперед мысли выпрыгивает.

– Нет. Уже остыл, – серьезно ответил Федорчук.

Назад возвращались пешком. С крыши одного из устоявших вагонов спускался по ступенькам-скобкам эксперт Гурский.

– Семен Григорьевич, что вы там делаете? – искренне удивился Руслан.

– Руслан Ахметович, помоги лучше слезть. Чемоданчик подержи.

Эксперт мягко шлепнулся на землю, усердно отряхнул сильно испачканный пиджак.

– Нет, так никаких денег на костюмы не хватит. В мои-то годы и по вагонам прыгать.

– Пыльно тут у нас. Не городская площадь, – согласился капитан милиции, взглянув на свои грязные ботинки.

– Зачем вы туда залезли? – недоумевал Колубаев.

– Вон там вагончики лежат, – Семен Григорьевич показал во главу состава. – На крышах въевшаяся пыль, а сегодня мелкий дождик был, и там четкие следы наблюдаются. Будто кто-то вдоль состава бежал, прямехонько к локомотиву. Аккурат во время дождя. Пришлось проверить, откуда эти ножки бег начинают.

– Вот это да! Ну и наблюдательность!

– Так сколько лет, Русланчик, Семен Григорьевич эту лямку тянет, – завздыхал пожилой эксперт. – У меня уже нюх, как у старой дворняги на тухлую колбаску. Вот в шестьдесят первом, когда брали шайку Сивого. Помнишь такого? Да куда тебе. По квартирам они промышляли. Все его подельники уже в камерах, показания дают, а самого Сивого никак найти не можем. И тут я замечаю…

– Семен Григорьевич, что вы про следы хотели сказать?

– А следы… Ну да… Тут в этом корыте с железками они заканчиваются, а точнее – начинаются. И обрати внимание, – эксперт подвел следователя к лесенке сбоку вагона: – Вот видишь?

Семен Григорьевич показывал на ржавые скобы с темными пятнами.

– Вот, смотри. Как думаешь, что это за пятнышко?

– Измазано в чем-то.

– Не в чем-то, а в кровушке. Сдается мне, что эта кровушка – наша, милицейская. Я сейчас пробу возьму, а потом мы эту версию аккуратненько в лаборатории проверим.

Семен Григорьевич артистично проделал нужные манипуляции и спрятал улику в чемоданчик.

– А теперь я хотел бы осмотреть угнанный служебный автомобильчик, – протирая платочком руки, сообщил он и уперся взглядом в капитана милиции. – Где преступник бросил транспортное средство?

– Так это, – капитан немного растерялся. – Автомобиль гаишники первыми нашли и к себе перегнали.

– Как? – густые брови Гурского поползли вверх. – Без осмотра и экспертизы?

– Тут столько навалилось! – милиционер хотел было показать на раскуроченные вагоны, но опустил руку. – Сами видите. Нам только сообщили, что машина пуста, брошена в степи около железной дороги. Про остальное надо в ГАИ спросить.

– Вот в каких условиях приходится работать. Не осталось в органах настоящих профессионалов, – картинно закатил глаза Семен Григорьевич. – Все равно, Руслан Ахметович, осмотреть автомобильчик не помешает.

Глава 34

Тихон Заколов добрел до первых одноэтажных домишек железнодорожной станции. Оставаться около разбитых составов он не желал. Оба свидетеля его невиновности – и машинист, и помощник – погибли. Идти в милицию и доказывать, что он не преступник, а сам чуть не стал жертвой бандитского умысла, ему не хотелось. Предыдущий опыт общения с милиционерами закончился заточением в камере и обвинением в убийстве кассира. Теперь на него наверняка повесят и два трупа милиционеров. Единственный человек, который сможет подтвердить его непричастность, по крайней мере к убийству кассира и крушению поезда, это Нина.

Тихон резко остановился и нервно взъерошил волосы.

Он только сейчас понял, почему дверь в его камеру оказались открытой. Тот, кто убил милиционеров, хотел, чтобы в убийстве обвинили именно его – Тихона Заколова! Кому он так насолил? Только тем двоим – Есенину и Нышу.

У Ныша появился пистолет! Раньше у него оружия не было, на платформе товарняка он пытался просто драться. Пистолет он мог взять у убитого сотрудника милиции. Выходит, Ныш и Есенин – убийцы!

И Нина все еще с ними! Спасти ее может только он. Милиция его и слушать не будет.

Дождь давно закончился. Тихон тщательно отряхнул подсохшие красные песчинки с одежды, поправил взлохмаченные волосы. Узкая канавистая улочка встретила Заколова тонким блеяньем козы из-за шаткого плетеного забора. Животное просительно скалило зубы, пихнув серую мордочку в ромбовидную ячейку. Обращалась она, по всей видимости, к большому черному козлу с седой бородкой, который равнодушно обгладывал на улице неказистый кустик. Козел скосил глаза на пришельца и даже перестал жевать. Коза тоже замолкла, но пасть оставила открытой, может, от удивления.

Заколов сорвал ветку и пихнул ее в пасть козы. Та принялась споро уминать листочки. Недовольный козел тряхнул куст и наклонил голову, показывая обломанный рог. Заколов поспешил пройти мимо.

Как понял Тихон из обрывочных фраз в кабине тепловоза, Есенин направился к своим родителям, которые проживают где-то здесь. Но как их найти?

В стороне погромыхивала вагонами железнодорожная станция. Там центр поселка, путь надо держать туда.

Песчаная площадь с узкой полоской асфальта перед типичным вытянутым зданием вокзала с островерхой серединой галдела разношерстными группками. Все шумно что-то обсуждали. Красные флаги, гроздьями торчащие со стены, дружно вздрагивали то ли от ветра, то ли от невнятных выкриков станционных динамиков. В обе стороны за вокзалом тянулась длинная шеренга зеленых вагонов. Вдоль них бестолково бродили пассажиры.

Тихон подошел к одному из кружков. Несколько мужиков яростно спорили:

– Я те говорю – московский шел! Там несколько вагонов завалило. Машины в область штабелями трупы увозят.

– Московскому завсегда зеленую дорогу стелют, а тот на красный шел!

– То-то! Он не сразу и сообразил, что ему по тормозам надо давать!

– А чья бригада-то ехала?

– То с Арыся смена. Наших вроде не было.

– Все равно люди. Помянуть бы…

– И то дело. Чего тут болтаться?

Мужики организовали несколько бутылок и направились к кучке тополей, выстроившихся двойным рядком с краю площади. Деревья прижимали ветки к стволу, почти не создавая тени. Но было не жарко. Под одним из тополей сидел Заколов, лениво жуя сухую травинку. Он заранее догадался, куда придут мужики, и расположился в самом лучшем месте. Мужики остановились, с подозрением глядя на незнакомца.

– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, – хозяйским тоном предложил Тихон.

– Шел бы ты, паря, – один из мужиков с уже залитыми глазами выступил вперед и даже попробовал подпихнуть ногой Тихона.

Заколов резко схватил ногу, вывернул ступню, мужик грузно ухнул на землю. Тихон вскочил и предупредил остальных:

– Спокойно! Не рыпаться.

Мужики хмурились, но не встревали. Тихон присел к упавшему:

– Местный?

– Ну, – мужик ощупывал ногу и пялил на Заколова испуганный взгляд.

– Мне тут весточку передать надо, да адресок забыл, – Тихон небрежно сплюнул сквозь щель между зубами.

– Кому? – мужик тревожно косился на лихого парня.

– Поэт один своей старухе привет шлет. Он на зоне срок мотает, а у него тут предки. Знаешь такого?

– Есенина? – обрадовался мужик.

– Он самый! – поддакнул Тихон, до сих пор не разобравшись, фамилия это или кличка. – Где его старуха костями гремит?

– Так это, – мужик оживился и поднялся. Крутанув головой, он выбрал направление и показал: – Вон магазин на углу видишь? Хозяйственный. – Заколов разглядел одноэтажную постройку с двумя зарешеченными окнами на фасаде. – Справа обойдешь, и вдоль улицы. Как сеялку рыжую увидишь без колес, еще раз направо возьмешь и до упору топай. А там спроси бабу Лизу.

Мужик улыбнулся, чрезвычайно довольный своим объяснением.

– А если не спрашивать?

– Чего?

– Как дом выглядит?

– Так это? – мужик задумался. Потом его лицо осветилось радостью: – Второй с краю по левой руке. Зеленого цвета раньше был.

Заколов покровительственно похлопал мужика по плечу. Тот зарделся.

– Хозяйственный работает? – спросил Заколов.

– Какой там! Праздник!

Тихон посмотрел на широкий нож, которым мужики нарубили толстые ломти черного хлеба, и требовательно попросил:

– Продай.

Мужик задумался. Тихон достал пятерку и решительно обменял ее на нож.

– Ну, ладно, – согласился мужик, торопливо сминая в кулаке бумажку, и заискивающе предложил, показывая на бутылки: – Может, с нами дерябнешь?

– В следующий раз, – пообещал Заколов и пошел вразвалочку, цепляя подошвами землю, через замусоренную площадь. Наверное, так должны ходить блатные, решил он.

Глава 35

Есенин с неожиданным для себя трепетом постучал в родной дом. Никто не отозвался. К горлу подкатил большой ком. Он постучал в окошко. Тишина. Странно, неужели мать его не ждет, ведь столько раз писала об этом дне. Пришлось открыть замок подручными средствами, не маячить же на пороге.

Вор огляделся и сделал знак Нышу. Хамбиев вышел из-за сарая, придерживая Нину, и быстро прошмыгнул с ней в открытую дверь.

В доме все было чисто и опрятно, но свежие запахи пищи не витали в комнатах, как было принято в праздничные дни. Где же мать, не слегла ли в больницу, думал Есенин, оглядывая давно забытые вещицы. Но может, и хорошо, что ее пока нет, а то с таким довеском долго объяснять, что к чему. Особенно папаше. Старикан с годами стал занудливым.

Ныш уже по-хозяйски шуровал на кухне, выбрасывая из маленького холодильника на стол все, что там имелось. Девчонку он держал рядом.

– Слышь, Есенин. Да к твоему приезду бабка готовилась. Смотри, сколько жратвы припасла! Давай, Ромашка, налегай, а то мягкость потеряешь. А баба без сала – это все равно что доска.

Неожиданно раздался стук в дверь. Ныш отшатнулся, уронив табуретку. Рука потянулась за пистолетом.

– Не смей! – остановил его Есенин. – Сиди тихо. В случае чего, ты – мой гость, а она – твоя подружка. Я с вами в поезде познакомился.

Он сквозь занавеску выглянул в окошко. Сердечко стучало колко. Тюрьма – не санаторий, нервишки уже ни к черту, устало подумал вор. На пороге разглядел женскую фигуру. Больше вроде никого.

Он открыл дверь.

– Володя! – расплылось в улыбке пожилое женское лицо. – Вернулся?

Есенин признал соседку.

– Да, – крякнул он в кулак, настороженный взгляд ощупал дворик.

– А я смотрю, свет вроде мелькнул. Думаю, ну вот, Лиза с Васей вернулись. Решила зайти по-соседски.

– А где они? – спросил Есенин про родителей, стойко загораживая порог.

– Как? А ты с ними не встретился? Они же тебя поехали встречать! Вдвоем. Неужели разминулись? – всплеснула руками соседка. – Вот незадача.

– Бывает, – недовольно пробурчал Есенин. – Скоро, значит, будут.

– Ой! А на дороге-то составы, говорят, столкнулись.

– Пассажирские? – напрягся Есенин.

– Не, два товарняка. Спьяну, наверное. Но пока разгребут завал да рельсы починят… Хорошо, что ты успел проскочить. На каком приехал?

– Да, хорошо, – согласился Есенин, игнорируя вопрос. Ему действительно стало спокойнее, что не пострадал пассажирский поезд. – Я здесь поживу несколько дней, – Есенин мучительно вспоминал имя-отчество соседки, но никак не мог вспомнить. – Отдохнуть надо после всего, отлежаться. Может, и выходить никуда не буду. Понимаете?

– Понимаю, Володя, понимаю. Исхудал, не с курорта, чай, – соседка осеклась. – Ну, ты, Володя, отдыхай. Я пойду, более тревожить не буду.

Есенин дождался, когда соседка прикроет калитку, и вернулся на кухню. Ныш невозмутимо жрал все подряд и пил водку, найденную в шкафчике. Осунувшаяся, потухшая Нина, прижав грязного медвежонка с оторванной лапой, тускло и неподвижно глядела на еду. После прыжка с поезда она слышала ужасающий грохот столкнувшихся составов. Где-то там среди обломков ей мерещилось растерзанное тело любимого Тихона. Остальное она воспринимала как в тумане и делала все машинально.

– Садись, Есенин, – Ныш плеснул водку в стаканы. – И ты давай! – Ныш придвинул водку девушке. – Это для аппетита – первое дело.

Нина безропотно взяла, глотнула, поперхнулась, а когда прокашлялась, накинулась на еду.

– Вот так, Ромашка. Молодец! – подбадривал развеселившийся Ныш.

– Сидеть тихо! Свет не включать! – хмуро скомандовал Есенин. – Вас не должны здесь заметить. Утром сваливаем.

Он выпил, закусил и вышел в комнату родителей. Есенину нужны были деньги. Зависеть в этом вопросе от Ныша было унизительно. Он знал, где мать хранит сбережения. «Гробовые, – говорила она, пряча целлофановый пакетик под матрас. – Помрет кто из нас, тебе, Вова, тратиться не придется». Есенин нашел пакет, отсчитал несколько купюр и решил написать записку, чтобы мать не думала, что ее обокрали.

Отвыкшая рука с трудом выводила слова: «Мать, это я взял. Не переживай! Через неделю верну с лихвой». Он подумал и подписался: «Твой Вовка». Свернутый тетрадный листок вместе с деньгами вернулся на место под матрас.

В дверях он столкнулся с Нышем.

– Не колобродь, следи за девчонкой, раз взял ее с собой, – рявкнул Есенин.

– А я местечко приглядываю, где ее завалить.

– Сюда не суйся.

Они вернулись на кухню. Ели молча. Ныш напивался и багровыми глазами из-под колышущихся сальных волос смотрел на Нину. Та нашла где-то нитку с иголкой и старательно пришивала медвежонку оторванную лапу. Губы девушки осторожно улыбались.

Вечерело. Сумерки закрасили светло-серой мутью квадратики оконных стекол. Есенин скрипнул расшатанным стулом и встал:

– Я за инструментом.

Он вышел во двор и отпер дверь в сарай, где в тайнике хранился полный комплект отмычек.

Этого момента уже давно ждал Заколов.

Тихон притаился под окном дома Есенина и напряженно вслушивался в неясные звуки за стеклом. Он уже заглядывал внутрь и видел Нину. Потерянный вид девушки вселял тревогу, но главное, что она жива и невредима. На этот раз безрассудно врываться в дом, как в кабину локомотива, Тихон не решался. Бандитов двое, у одного из них пистолет, ножом его не испугаешь. Да и пускать в ход холодное оружие в планы Заколова не входило. Он ждал подходящего момента для атаки.

Вот внутри послышались шаги, за углом скрипнула дверь. Заколов юркнул за смородиновый куст и затаился. Есенин пересек дворик, обернулся из-за плеча и вошел в небольшой сарай.

Вот и наступил тот самый момент. Бандиты разделились. Дверь в дом открыта. С кого начать?

Тихон переместился к входу в сарай, приложил ухо к шершавым доскам. В руке он сжимал большой нож.

Глава 36

Как только Есенин покинул дом, Хамбиев мягко прошел в спальню.

– Чем это тут хрустел старый ворюга? – бурчал под нос Ныш, доставая пакетик из-под перины. – Ух ты! Деньги сами к рукам липнут. – Он просмотрел записку и слезливо передразнил: – Слышь, Ромашка, чего поэт накарябал. Мамочка, я все верну с лихвой. Ой, какие нежности!

Ныш сунул все купюры в карман, а пустой пакет с запиской положил на место. В коридорчике метнулась девичья фигура. Нина стремилась к двери.

– Ты куда? – Ныш бросился наперерез и обхватил девушку за талию у самого выхода.

Боль пронзила локоть. Он отдернул руку. Из сустава торчал кончик стальной иголки с ниткой.

– Ну, сука! Пожалеешь! – Ныш выдернул иглу и наотмашь ударил Нину.

Девушка упала. Ныш поволок ее в спальню.

– Ну, все! Церемонии кончились. Сейчас ты у меня за все отработаешь, сучка.

Заколов услышал из дома сдавленный крик девушки. Бежать туда? Но здесь, в сарае, остается главный бандит, который в любой момент может вернуться. Сердце рвалось на куски и толкало в дом на помощь Нине, рука сжимала нож, но разум заставлял ждать около сарая.

Скрипуче открылась деревянная дверца. Появился Есенин с котомкой в руке. Заколов, не давая вору опомниться, заломил его руку за спину, приставил острие ножа в бок под ребра.

– Быстро в дом! – тихо скомандовал он.

Вор от неожиданности замер и крутил зрачками.

– Ты?! – маленькие удивленные глаза косили на Тихона.

– Двигай, двигай, – Заколов для убедительности надавил на нож, вор изогнулся.

– А разве поезд не… – Есенин явно растерялся.

– Тихо идем к дому, – подтолкнул вора Заколов.

– Инструмент, – вор потянулся за упавшей котомкой.

– Вперед! Не стоять! – Тихон понимал, что нужно действовать, пока бандит растерян.

Перед дверью Заколов придержал Есенина и зашептал:

– Мне нужна только девушка. На вас мне наплевать. Отдаете Нину, и я тебя отпускаю. Усек?

Вор понимающе кивнул.

– Прикажешь своему придурку отпустить девушку, – сказал Тихон. – Открывай дверь.

Они вошли и остановились у порога. Из глубины помещения слышались звуки борьбы, вскрики девушки и гогот Ныша.

– Ныш! – громко позвал Есенин. – Ныш!

– Чего тебе?

Звуки борьбы не прекращались. Тихон нервно давил ножом на бандита.

– Отпусти девчонку! – приказал Есенин.

– Отстань, старый пень! У нас дело молодое, – огрызнулся Ныш.

– Веди ее сюда! – злился вор и тихо добавил: – У нас гость.

Растрепанная физиономия молодого бандита с горящими глазами показалась в проеме двери. Лицо тут же вытянулось, он застыл, опираясь на косяк.

– Нина! – крикнул Тихон. – Нина, иди скорей ко мне!

Девушка выскочила из-за спины Ныша. Ворот ее кофты был разорван, на лице краснел кровоподтек.

– Тиша! Ты жив! – Нина кинулась к Заколову. Робкая улыбка радости слизнула горькое отчаяние с ее лица. По щекам обильно расплывались слезы. Влажный нос девушки уткнулся Заколову в шею.

Тихон отодвинул Есенина и освободил дверь.

– Выходи и беги по улице направо к станции, – кивнул он Нине. – Я тебя догоню.

Краем глаза он заметил, что Ныш воспользовался моментом и скрылся в комнате.

– Я сейчас, – сказала ожившая Нина и побежала на кухню. – Я только Нюсю возьму! – звенел ее радостный голос. – Я ему лапку пришила!

– Нельзя! – запоздало крикнул Тихон.

Когда Нина вновь появилась, Ныш метнулся к ней и цепко обхватил рукой. Он загородился девушкой и приставил пистолет к ее виску. Нина беспомощно стискивала мягкую игрушку. Медвежонок, как всегда, мило улыбался.

– Брось нож, студент! – Ныш говорил жестко. Сузившиеся глаза обжигали злостью.

– Отпусти Нину! – Тихон в свою очередь заслонялся Есениным. Рука пихнула нож в бок бандита. – Прикажите ему отпустить девушку!

– Бросай нож! А то я ее убью! – кричал Ныш.

– Не кричите, услышат соседи, – подал голос Есенин.

– А тебя не спрашивают, – огрызнулся Ныш. – Облажался, как сопляк, – молчи!

– Отпустите Нину! Или я его, – Тихон не мог сказать слово «убью». Оно прозвучало бы неубедительно в его устах. Он лишь демонстративно оттопырил руку и вновь надавил на нож.

Ныш усмехнулся и взвел курок. Теперь любое неосторожное движение пальца могло привести к выстрелу.

– Студент, я устал ждать. Сейчас замочу ее, а потом и вас обоих положу.

У Заколова вспотела ладонь. Пластиковая ручка ножа скользила, хотелось вытереть руку об одежду.

– Давайте так, – предложил он, стараясь держаться хладнокровно: – Вы отпускаете Нину, а я отпускаю вашего друга.

Ныш передернулся, схватил Нину за волосы, пригнул ее, рука с дрожащим пистолетом тыкалась в голову девушки, а с губ бандита вместе со слюной слетали яростные слова:

– Наплевать мне на нее, наплевать на тебя, наплевать на всех! Еще секунда – и я стреляю! Считаю до трех! Раз! Два!

– Успокойтесь! – Тихон испугался за Нину и отпустил Есенина. Вор мгновенно отошел в сторону, ощупывая поцарапанный бок. Заколов нагнулся: – Я бросаю нож и ухожу.

Железное лезвие звякнуло о деревянный пол. Тихон попятился к двери.

– Куда? – Ныш отшвырнул девушку и широкими прыжками приблизился к Заколову. – Стой! Ляг на пол. Мордой вниз! Лежать! Вот так.

Бандит навел пистолет на голову Тихона. Тело Ныша колотилось от внутреннего возбуждения, на лице расплывалась безумная улыбка.

– Стой! – К Нышу подбежал Есенин. – Не здесь.

– Этот гад замочить тебя хотел, – шипел Ныш. – Отдай ему должок.

– Не здесь! Услышат, – решительно заявил вор и надавил коленом в спину Заколова. – Руки за спину, парень.

Он скрутил ремнем запястья Тихона и отволок его в комнату.

– Садись на пол, спиной к кровати!

Есенин примотал руки Тихона к металлической ножке широкой кровати.

– И девку сюда волоки, – крикнул вор Нышу.

– У меня на ее счет другие планы, – огрызнулся Ныш.

– Волоки, я сказал!

Ныш привел упирающуюся Нину.

– Посидите вдвоем, касатики, – Есенин привязал Нину аналогичным образом к другой ножке. – Сидите тихо, тогда будете жить. Чтобы было нескучно, я телевизор вам врублю.

Он откинул с экрана край большой вязаной салфетки. После щелчка в центре выпуклого кинескопа вспыхнула точка и расползлась серой картинкой в темные углы. По мере прогревания ламп внутри деревянного корпуса, картинка наливалась сочностью, спрятавшийся поначалу звук выползал из электронных глубин. На экране один за другим сменялись репортажи о праздничных демонстрациях из разных столиц союзных республик.

Есенин мягко вытолкал Ныша в коридор.

– Здесь нам трупы не нужны, – объяснил он. – Я не могу подставлять предков. Тут рядом есть страшное место, куда даже менты не отваживаются соваться. Там с ними и расстанемся. Ни одна живая душа не найдет.

– Что за место такое? – внешне успокоившийся Ныш поигрывал пистолетом.

– Ты пушку-то убери. А место потом увидишь. Гиптильником называется.

– Гиптильник? Хреновое названьице.

– А место еще хуже. Но первым делом надо тачку достать. Сходи в поселок, угони какую-нибудь неприметную. Сначала наших гостей туда отвезем, а потом мотнем на ней в Арысь.

– Тачку? – Ныш задумался. – И то дело. Эти поезда гребаные вот где сидят!

– Давай, прямо сейчас действуй, – Есенин подтолкнул Ныша к выходу.

– Бек уже заждался, – обернулся Ныш с порога и юркнул в сторону кустов.