Текст книги "Вариант «Бис» (с иллюстрациями)"
Автор книги: Сергей Анисимов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
Узел 7.0.
19 ноября 1944 г.
Семнадцатиузловым ходом линейный крейсер шел всю ночь и с рассветом оказался в районе, где по расчетам штаба соединения должен был находиться атаковавший их вчера авианосец. Какое у него охранение, точно было неизвестно, но разведчики и пикирующие бомбардировщики не обнаружили рядом с авианосцем тяжелых кораблей – то есть бой придется вести с крейсерами и эсминцами. Впрочем, сохранялась вероятность того, что за ночь к ним мог присоединиться одиночный линкор, выделенный из охранения какого-нибудь конвоя. Хорошо, если американский – все новые американские линкоры были задействованы на Тихом океане, а от старых «Кронштадт» легко ушел бы. Хуже, если встретится британский линкор, а то и линейный крейсер. Последний расклад грозил «Кронштадту» почти неминуемой гибелью – большинство уцелевших к сорок четвертому году британских линейных кораблей и линейный крейсер «Ринаун» превосходили его и в скорости, и в вооружении. Впрочем, было маловероятно, чтобы их успели подготовить и перебросить через половину Атлантики за полтора дня.
С восходом солнца ход уменьшили до десяти узлов. Были основания предполагать, что радарные установки противника превосходят отечественные, и если их обнаружат, одиночная тихоходная цель не вызовет большого подозрения. К восьми часам утра на экране радара «Кронштадта» появились отметки нескольких целей, шедших в строе флота. Дистанцию оценивали в 30—35 миль, курсы были сходящиеся. Восторг и удивление на мостике линейного крейсера были смешаны с тревогой. В глубине души никто из командного состава корабля не верил в то, что авианосную группу противника удастся обнаружить по расчетам штаба, то, что они на нее наткнулись, было практически чудом. Несмотря на помощь радара, обнаружить врага в безбрежном океане казалось невозможным. В котельные и машинные отделения было передано приказание подготовиться к даче полного хода, но ни курса, ни скорости менять пока не стали. Линейный крейсер находился восточнее своей цели, практически на ее левой скуле, дистанция медленно уменьшалась, и это Москаленко вполне устраивало. По данным штурманских прокладок, через час расстояние между их кораблем и противником будет наименьшим и составит миль около семнадцати, а затем снова начнет увеличиваться. Москаленко принял решение продолжать сближение с противником малым ходом до тех пор, пока не будет опознан как крупный боевой корабль, а затем резко увеличить ход до полного, выйти на дистанцию действительного огня и перетопить все, что окажется в пределах досягаемости его орудий. Ему сжимала сердце мысль о том, что он, возможно, идет прямо в зубы «Ринауну» или «Герцогу Йоркскому», но отказываться от шанса навязать бой авианосцу было глупо, даже учитывая подобный риск. К сожалению, разведкой не было установлено число кораблей, входивших вечером вчерашнего дня в состав охранения авианосца, поэтому по количеству засветок на экране ничего нельзя было сказать. Орудия зарядили «в виду неприятеля», и линейный крейсер продолжал уныло тащиться посреди океана, чистого от горизонта до горизонта.
– Мать его через семь гробов… Когда ж это все кончится…
Алексея, прижавшегося к задней стенке рубки, явственно колотило. Он уцепился за рукав единственного незанятого сейчас штурмана, Евгения (того, который без прозвища), и подтянул его к себе. Не обернувшись, Зимин сжал пальцами кисть его руки, помял суставы.
– Держись, Лех. Сейчас уже. Все чисто будет, – нормальным, но очень тихим голосом произнес тот и тут же влепил назад локтем. Это у них шутка такая была, среди своих – всегда быть готовым к удару. Любой из компании мог на полуслове вдруг ткнуть в брюхо, так что согнешься пополам, если не успеешь пресс напрячь.
– Цел?
Он все же обернулся, посмотрел серьезно. Алексей кивнул, стараясь вдохнуть воздух бесшумно. Колотить его, во всяком случае, перестало.
– Все боятся… Но никто не трусит… Понял? – Евгений говорил так тихо, что приходилось читать по губам.
– Сейчас мы туда придем… Начнем стрелять… Будем вести прокладку, ловить курсы… Все будет нормально…
Евгений очень медленно, стараясь не привлечь к себе внимания, поглядел по сторонам, никто на них не смотрел.
– Вспомни себя, Леха… – сказал шепотом и отошел, не оглянувшись.
Алексей изо всех сил ущипнул свое бедро, обтянутое форменными брюками, с вывертом, так чтобы остался лиловый синяк. Глубокий и очень медленный вдох через нос. Очень медленный и совершенно бесшумный выдох ртом. В тот момент, когда воздуха уже не остается совсем, нужно сделать резкий выдох, изгнав из альвеол все остатки кислорода, и только тогда вздохнуть нормально. Через сорок секунд он был уже более-менее в норме.
На ходовом мостике островной надстройки авианосца «Беннингтон» царило полное спокойствие. Если до недавнего времени еще сохранялся риск того, что с наступлением темноты русская эскадра развернулась на 180 градусов и всю ночь шла прямо им в лоб, то теперь с облегчением можно было сказать, что этого не произошло, – еще в темноте авианосец выпустил разведывательные самолеты, перекрывшие шестидесятиградусный сектор по его курсу, и до сих пор никаких признаков кораблей противника обнаружено не было. Это заставляло предположить, что русские изменили курс и ушли либо восточнее, либо западнее района их поисков, – совершенно логичное решение, надо сказать. Ситуация давала повод волноваться, что если противника не удастся найти за ближайшие полдня, то он может оказаться далеко, и в следующий раз его обнаружить будет не так просто.
Громадные потери, понесенные авиагруппой «Беннингтона» во вчерашнем бою, практически свели к нулю его ударную мощь. Впрочем, и русский авианосец, как выяснилось, не является ударным кораблем, так что возможности у них равные. Разрозненные машины из торпедоносной и бомбардировочной эскадрилий должны были вести разведку в более широком секторе вслед за «корсарами» морской пехоты, но пока контр-адмирал «держал паузу». Незачем дублировать уже полученные данные. Вторую волну разведчиков он предполагал выпустить в воздух в одиннадцать часов утра, третью – еще через три часа. К этому времени какие-то результаты о местонахождении русских должны были появиться.
Эти результаты контр-адмирал Кинк, командующий наспех сформированным Западным военно-морским оперативным соединением, получил раньше чем ожидал. Радары засекли тихоходный объект – скорее всего какой-нибудь транспорт из «капельных перевозок», а может, и субмарина в надводном положении. Эскадренный миноносец «Паркер» из состава группы охранения авианосца получил приказание «разобраться и доложить», увеличил ход и, описав широкую белую дугу на гладкой поверхности океана, удалился в юго-восточном направлении.
Все было спокойно, и пришедшее через сорок пять минут паническое сообщение с эсминца о том, что обнаруженная радаром цель является линейным кораблем, стало громом среди ясного неба. Радиолокаторы показывали, что корабль противника резко увеличил ход и лег на курс перехвата, после чего контр-адмирал с огромным трудом подавил в себе желание устроить истерику. Спокойным, сухим голосом он приказал объявить боевую тревогу. По всему громадному корпусу авианосца разнеслись жуткие, пронизывающие гудки ревуна. Матросы и офицеры, отдыхавшие в кубриках и каютах, завтракающие, болтающие, играющие в карты, с проклятиями вскакивали, на ходу застегивая форму, разбегаясь узкими коридорами по своим боевым постам. Летчики выхватывали планшеты из стеллажей и бежали к своим самолетам. Глубоко в недрах авианосца громадные турбозубчатые агрегаты начали разгоняться, толкая огромный корабль вперед. Из снарядных погребов подавались унитарные патроны к универсальным 127-мм установкам, и матросы, присвистнув, устанавливали их взрыватели на контактное действие.
Четверка истребителей, барражировавших над эскадрой, ушла на восток для доразведки, на замену им собирались поднять другое звено. В ангаре лихорадочно готовили немногочисленные ударные самолеты, подвешивая к ним торпеды и бронебойные бомбы. Из вчерашней атаки вернулись девять «эвенджеров» и семь «хеллдайверов», но далеко не все они могли участвовать в новом ударе. Учитывая то, что нескольким вернувшимся пришлось сесть на воду, а часть была очень сильно повреждена, и с учетом оставшейся половины не участвовавшей во вчерашнем бою 123-й эскадрильи, всего авианосец мог выпустить в воздух шесть торпедоносцев и одиннадцать вооруженных бомбами машин.
Было бы хуже, если бы русский линкор был обнаружен уже после выпуска второй части ударных самолетов для разведки. Впрочем, еще требовалось время для того, чтобы поднять и имеющиеся. С кораблей охранения авианосца доносились такие же отрывистые вопли сигналов тревоги – соединение готовилось к бою. Два легких крейсера перешли на левый траверз отвернувшего к юго-западу «Беннинггона», эскадренные и эскортные миноносцы оттянулись назад, перестроившись в две короткие кильватерные колонны – в одной три корабля, в другой два. С «Паркера», шедшего параллельно курсу русского линкора, благоразумно держась от него достаточно далеко, не переставая передавали данные о его курсе и скорости. Непрерывно ведущиеся на командном мостике авианосца штурманские прокладки вызывали опасение, что линкор, даже если выжать из турбин авианосца все возможное, успеет на некоторое время сблизиться с ним до приемлемой для своего главного калибра дистанции.
Приняв решение, Кинк приказал эскадренным миноносцам атаковать русского и связать его боем. Этим он выгадывал время для подготовки и нанесения воздушного удара – а если повезет, то эскадра просто сможет выйти из-под атаки. Три разнотипных эсминца ушли на запад, оставив за собой медленно расползающийся строенный кильватерный след. Вскоре русский линкор показал им из-за горизонта верхушки своих мачт. Впечатление было кошмарное – словно кто-то открыл занавес, за которым скрывалось чудовище. Перекрестившись, командир головного эсминца перевел рукоятки машинного телеграфа на «самый полный», довернув вправо для выхода на скулу линкора. Остальные последовали его примеру, разойдясь веером для атаки из разных секторов.
В боевой рубке «Кронштадта» было тихо, если не считать отрывистых докладов штурманов и операторов радиолокационных установок, поступающих каждые две минуты. Четыре американских эсминца явно готовились к звездной торпедной атаке – часто практикуемому в упражнениях и редко применяемому приему, спасения от которого, по предвоенным теоретическим выкладкам, не имелось. Они уже вошли в пределы досягаемости универсального калибра, но приказа на открытие огня не поступало, и линейный крейсер продолжал мчаться вперед в напряженном молчании. Довернув на полрумба южнее, «Кронштадт» выходил на замаячившую вдали авианосную группу противника, еще пятнадцать минут полного хода, и можно будет надежно корректировать огонь главного калибра. Единственный находящийся в готовности Бе-4 катапультировать смысла не имело – продолжительность его существования над палубой авианосца будет исчисляться секундами.
В 9.08 эсминцы ринулись вперед, и, подняв стеньговые флаги, «Кронштадт» открыл огонь бортовыми залпами вспомогательного и универсального калибров. По эсминцу, атаковавшему с правого борта, били все четыре бортовые башни, и скоро он скрылся среди вздымающихся водяных столбов. Эсминец резко маневрировал, идя противоартиллерийским зигзагом, но его преимущество перед линейным крейсером в скорости было не настолько велико, и постепенно, так и не выйдя на дистанцию залпа, он начал оттягиваться назад. Три эсминца с левого борта вели себя гораздо более агрессивно. Старший артиллерийский офицер, лично управлявший огнем вспомогательного и универсального калибров левобортных батарей, пока не был приведен в действие главный, распределил цели и корректировал каждый залп первой 152-мм башни с помощью четырехметрового дальномера по эсминцу, находящемуся в наиболее опасном для линейного крейсера положении, на заходе с острого курсового угла. Залпы ложились хорошо, но эсминец непрерывно выходил из-под накрытий, отклоняясь на 10—15 градусов в стороны, и с генерального курса не сходил.
Получив доклад от четвертого артиллерийского офицера о том, что эсминец, обстреливавшийся стамиллиметровыми универсалками, поврежден и ставит дымовую завесу, старший артофицер приказал перенести их огонь на вторую цель, а высвободившейся 152-мм башне – присоединиться к первой. Теперь залпы падали у бортов первого эсминца каждые семь с половиной секунд, и уклоняться ему стало гораздо труднее. Противники сближались с потрясающей быстротой, и когда флаг-офицер доложил, что этот эсминец опознан как принадлежащий к типу «Флетчер» (то, о чем он и сам догадался), старший дал приказ на открытие огня носовым башням главного калибра. Через мгновение последовал первый залп. Громадные водяные гейзеры, обрушившиеся на мечущийся эсминец, должны были растерзать, измять его корпус, но чертов «Филя», дорвавшись до сорока восьми кабельтовых, заложил крутую циркуляцию вправо. Дальномер четко спроецировал его низкий силуэт, развернутые торпедные трубы, серые квадратики пушек и – накрывший его в этот момент двенадцатидюймовый залп. Из корпуса эсминца выбросило черные ошметки металла, носовая часть закрылась огненной вспышкой, но «Флетчер» не сбавил хода и снова перешел на зигзаг…
– Руль право на борт, – не отрываясь от бинокля, приказал Москаленко немедленно после торпедного залпа первого эсминца, стремясь развернуть «Кронштадт». «Флетчер» был опасен мощным торпедным вооружением, и два его пятитрубных торпедных аппарата могли при веерной стрельбе перекрыть очень широкий угол. 46-узловая скорость корабельных торпед плюс 29 узлов самого «Кронштадта» (на трезвую голову или не с перепугу и не сложишь такие цифры) – все это оставляло крейсеру лишь около четырех минут на выход из поражаемой зоны. Логичнее был поворот влево, на торпеды второго эсминца – но, может быть, именно на это командир «Флетчера» и рассчитывал?
Десятиторпедный залп – это удар ниже пояса, вполне способный прикончить даже линкор, не то что крейсер. На крутой циркуляции, накренившей корпус «Кронштадта», людей сбивало с ног, валило на палубу. Две минуты полного хода, и крейсер повернул на такой же угол влево, выгадав около мили в сторону от предположительного курса торпед американца. Второй эсминец, засыпаемый снарядами «соток», выпустил несколько торпед кабельтовых с 50—55, скорее действуя на нервы, чем серьезно угрожая. Крейсер еще раз склонился вправо, на этот раз на небольшой угол, главный калибр задробил стрельбу, сберегая снаряды для более важных целей, и «Кронштадт» проскочил мимо смерти. С мостика увидели бесшумно скользнувшую на приличном расстоянии вдоль левого борта веретенообразную тень, оставляющую мгновенно вспухающую цепочку следов, остальных торпед даже не засекли визуально, хотя гидроакустики прослушали проход нескольких слева.
В девять часов двадцать минут утра, через тридцать восемь минут после того, как «Кронштадт» лег на курс перехвата, его орудия открыли огонь по авианосцу противника, находившемуся в 124 кабельтовых. На этой дистанции расход боезапаса уже оправдывался значительными шансами поразить цель. Двенадцатидюймовые 54-калиберные орудия «Кронштадта» могли бить на вдвое большее расстояние, даже по невидимой цели – но тогда их огонь с помощью радиолокации корректировать было невозможно, разве что гидросамолетом. Рядом с приземистым корпусом авианосца маячили два крейсера и два других небольших корабля. Все соединение полным ходом отходило на юго-запад, при этом эскорт пытался ставить дымзавесу.
Эскадренный миноносец «Флетчер», США
Три эсминца шли на раковинах линейного крейсера, стреляя из своих пушечек и надеясь этим обратить на себя его внимание, четвертый безнадежно отстал. Каждые семь секунд корпус линейного крейсера вздрагивал от тяжести залпа, выбрасывая в воздух два снаряда по огромной дуге уносившихся в сторону американских кораблей, в паузах по полному залпу давали 152-мм башни левого борта. Главный калибр вел огонь фугасными снарядами, по приказу старшего артиллериста заряды использовались ослабленно-боевые. Такое сочетание должно было давать убийственный эффект – снаряды, падавшие под большим углом, в первую очередь поражали взлетную палубу, что сейчас было наиболее важно. Шестой залп накрыл авианосец, и встающие среди силуэтов вражеских кораблей водяные столбы вдруг разбавились поднявшимся вертикально столбом черного дыма.
Попадание, бывшее на такой дистанции более-менее случайным, дало четкую отправную точку для поправок к следующим залпам, бившая осколочно-фугасными вспомогательная артиллерия увеличила темп стрельбы, и… это было все. Американские крейсера, непрерывно ведущие огонь, оставив свой авианосец, развернулись на «Кронштадт», и стало ясно, что сейчас польется большая кровь. Три эсминца заходили сзади. Находящиеся на мостике переглянулись: происходящее являлось чем-то средним между двумя знаменитыми сражениями начального периода войны – перехватом авианосца «Глориес» германскими линкорами и боем в устье Ла-Платы, когда два легких и один тяжелый крейсера англичан истерзали «Адмирал Граф Шпее». В принципе, класс «суперкрейсеров» и предназначался в первую очередь для уничтожения стандартных «вашингтонцев»[119]119
«Вашингтонские» крейсера с характеристиками, ограничиваемыми рамками Вашингтонского договора 1921 года об ограничении морских вооружений.
[Закрыть], но переключаться на них с такой выгодной цели, как авианосец, было в данной фазе боя явно неразумно.
«Кронштадт» продолжал нестись вперед, пытаясь максимально сблизиться с авианосцем и лишь время от времени уклоняясь от накрытий. Американцы, развив максимальный темп стрельбы, быстро шли на сближение. Их снаряды, падая вокруг корпуса советского крейсера, взрывались при ударе о воду, поднимая высокие водяные фонтаны. Близкие промахи засыпали палубу «Кронштадта» осколками, дырявя щиты палубных зенитных установок. Несколько прямых попаданий заставили крейсер содрогнуться, но видимых последствий для его боеспособности не было – один снаряд попал в ватерлинию под острым углом и срикошетировал от бортовой брони, другой взорвался внутри полубака, выбросив фонтан огня, еще пара разорвалась в надстройках на миделе.
К этому времени дистанция до «Эссекса», или кого-то похожего на него, составляла 119 кабельтовых – минимальная с момента начала боя, и вот-вот она должна была начать увеличиваться. Линейный крейсер довернул вправо, приведя противника в сектор действия кормовой башни главного калибра и перенеся огонь всей вспомогательной артиллерии на крейсера и эсминцы, перешел на трехорудийиые залпы. Крейсера находились в восьми милях, и огонь четырех 152-миллиметровок левого борта на качестве их стрельбы практически не отражался. Офицер напряженно всматривался в смазанные силуэты, скользящие по поверхности океана, но надежно опознать тип кораблей противника не удавалось. Больший по размеру имел пять башен и две дымовые трубы, меньший – палубное или казематное расположение артиллерии, возможно, он был британским либо канадским. Старшего артиллериста беспокоил большой расход боезапаса носовых башен главного калибра без заметного результата – авианосец увеличивал дистанцию, зигзагами выходя из-под их накрытий, прикрываясь дымзавесами эскортных кораблей. С пожаром на нем, похоже, справились, и в любой момент могли поднять в воздух ударные самолеты. Истребители с «корабля типа „Эссекс“», вконец обнаглев, роились вокруг «Кронштадта», поливая его надстройки пулеметным огнем, пользуясь тем, что прислуга зенитных автоматов шхерилась под броней, но торпедоносцев или бомбардировщиков в воздухе пока, кажется, не было. К этому моменту главный калибр перешел на полные боевые заряды.
На ходовом мостике «Беннингтона» неподвижно стоял контр-адмирал Кинк, опираясь о края штурманского стола и сжимая в правой руке бинокль. Ему не был виден вражеский линкор. Находясь на остром кормовом угле, он попадал в сектор обзора лишь при резких разворотах авианосца, но адмирал и не искал его. Авианосцем сейчас управлял его командир – капитан Сайке, отлично знающий свое дело, и никакие советы ему не были нужны. Адмирал допустил ошибку, не сумев предугадать действия русских, теперь он за это расплачивается. Впрочем, все, что было можно, он уже сделал. Эсминцы попытались задержать русского – и не смогли, слишком их было мало для дневного боя. Возможно, надо было отдать приказ о совместной атаке крейсеров и эсминцев, это распылило бы огневые средства противника. Но теперь было уже поздно, один из эсминцев оказался практически выведен из строя, большая часть торпед израсходована без какой-либо пользы, крейсера ведут бой, но для них он безнадежен – если русский, конечно, соизволит обратить на них внимание. А если не обратит – конец авианосцу, и самому адмиралу тоже, и никакие 33 узла по справочнику его уже не спасут. По правде говоря, больше тридцати одного «Беннингтон» никогда и не давал, хотя и был новым кораблем: напиханные в него сверхпроектные зенитки и их многолюдные расчеты съели, вместе с боезапасом и неисчислимым дополнительным оборудованием, все резервы скорости…
Поздно теперь думать. Никто и не готовил авианосец к бою с крупным артиллерийским кораблем, его двенадцать пятидюймовок – дробина для линкора, не то что восьмидюймовки «Саратоги» в ее лучшие годы, та бы за себя хоть постоять смогла. Адмиралом овладело полное равнодушие к тому, что происходит и что сейчас произойдет. Отвернувшись от окон рубки, он ушел в глубь помещения, со вздохом усевшись в стоящее там глубокое кресло. Никто не обратил даже внимания на это.
В кормовой рубке, наоборот, велась лихорадочная деятельность. Командный состав авианосца изо всех сил боролся за его спасение. Поступающие от наблюдателей доклады о падении залпов противника немедленно анализировались, и командир отдавал приказ об очередном изменении курса. Одно полученное в начале боя попадание показало им, что может сотворить линкор с их кораблем, если подойдет чуть поближе. Громадный снаряд вдребезги разнес полетную палубу позади кормового самолетоподъемника, расшвыряв скрученные и исковерканные листы настила в разные стороны. Одного из офицеров палубной команды перерубило пополам стальным бимсом, несколько матросов полегло там же, срезанные веером разлетевшихся обломков. Пробив взлетную палубу, тяжелый снаряд взорвался в ангаре, забитом бешено работающими людьми.
Огромный столб дыма и огня, вырвавшийся из недр дернувшегося корабля, поднялся высоко вверх, а затем растекся за корму, сносимый набегающим воздушным потоком. К сорок четвертому году на авианосцах флота США научились бороться с огнем, пожар начали тушить через считанные секунды. Перепрыгивая через трупы, лавируя между пылающими обломками разбитых самолетов, матросы из аварийных команд раскатывали рукава брандспойтов, сбивали пламя ручными огнетушителями. Носовой и бортовой подъемники не прекратили свою работу ни на мгновение. Пикировщики, снаряженные бронебойными бомбами, один за другим подавались на взлетную палубу и откатывались в сторону кормы – настолько далеко, насколько позволяли вырывавшиеся из-под палубы языки пламени. Уцелевшие после взрыва в ангаре торпедоносцы спешно перетаскивали к носу, рвущиеся патроны из боезапаса горящих самолетов разлетались во все стороны, поражая технический персонал ангара.
Люди надрывались, на руках вытаскивая многотонные машины из огня, не обращая внимания на мгновенно вспухающие пузыри ожогов. Им нужно было только немного времени, чтобы поднять вверх последние пикировщики, чтобы зафиксировать носовой подъемник в поднятом положении, чтобы выпустить пикировщики в воздух, чтобы поднять на палубу уцелевшую четверку торпедоносцев, к которым уже подвешивали торпеды – дабы и их выпустить в воздух, усилив удар пикировщиков. Только время! Но его им никто давать не собирался. В 09:22[120]120
Американская система обозначения времени является 24-часовой, и время указывается без дополнительных знаков
[Закрыть] авианосец содрогнулся и резко накренился на левый борт, через некоторое время нехотя выровнявшись. Один снаряд накрывшего их залпа упал в трех десятках ярдов по правому борту, два дали попадания. Один из этих двух прошил верхнюю палубу и развал борта в корме авианосца, словно они были из картона, и разорвался в воде у правой раковины, второй угодил под острым углом в корпус на метр выше ватерлинии, пробил несколько палуб и продольных переборок и взорвался глубоко внутри корабля.
Попадания глухим раскатом отдались по всем помещениям «Беннингтона». В главном командном посту старпом авианосца, не мигая, уставился на деления кренометра: пузырек воздуха в изогнутой трубке и утяжеленная грузом стрелка сначала показали четыре градуса на правый борт, затем сползли до двух и снова медленно начали переползать на деление «3». Здесь они окончательно остановились, дав пищу для размышлений группе борьбы за живучесть, – теперь для того, чтобы поднять самолеты в воздух, необходимо было спрямить крен, перекачав часть топлива в пустые цистерны левого борта и затопив несколько небольших бортовых отсеков. Эта работа была проделана очень быстро, и уже к 09:45 командиру авианосца доложили о возможности произвести взлет самолетов. Еще через две минуты первая пара вооруженных пятисотфунтовыми бронебойными бомбами «хеллдайверов» тяжело оторвалась от взлетной палубы. Остальные, сгрудившись у края зияющего провала, из которого продолжали вырываться клубы серого дыма, ждали своей очереди.
Лица пилотов были бледны как мел. Им посчастливилось выйти живыми из вчерашнего боя, и, еще не оправившись от него, они должны были снова атаковать неуязвимый русский линкор. Впрочем, этот вылет в любом случае был для них последним – их авианосец потерял возможность производить прием самолетов, а другой палубы в пределах радиуса их действия не было. Так что, сбросив бомбы и израсходовав боеприпасы, им оставалось только сесть на воду по курсу соединения и молиться о том, чтобы их подобрали корабли эскорта. В течение следующих пяти минут все пикировщики поднялись в воздух и начали набирать высоту, кружась над своими кораблями.
Вид несущегося среди столбов воды, поднятых рвущимися снарядами, «Кронштадта», несомненно, производил сильное впечатление.
– Взгляни на этого русского.
Хенри Лакий, капитан первого ранга и командир легкого крейсера «Мемфис», оторвав от глаз бинокль, обернулся к юному уоррент-офицеру, стоящему рядом с побелевшим от волнения лицом.
– Плевал он на нас! Эта тварь нам не по зубам, пусть авиация работает и линкоры. Адмирал совсем с ума сошел – он нас сожрет и не поморщится!
– Так что же, сэр? – мальчишка побледнел еще больше, хотя это казалось невозможным. – Уходить? От своих?
Бессменно откомандовавший «Мемфисом» в течение почти трех военных лет Лакий посмотрел на него как на пустое место, оттопырив нижнюю губу.
Легкий крейсер CL-13 «Мемфис», США, 1925 г.
– Выпускнику бы Аннаполиса[121]121
Аннаполис – столица штага Мэриленд, США, знаменитая командным военно-морским училищем.
[Закрыть], юноша… – он оборвал фразу. – В любом случае «Беннингтону» конец, это и коту ясно, а если мы останемся – конец нам, – последние слова он произнес, снова оторвавшись от окуляров. – Разумеется, мы остаемся.
Никто из находящихся в боевой рубке офицеров не проронил ни слова. Всем стало почему-то неловко, будто оба сказали что-то противное, повисла пауза, странная среди боя. Крейсер делал 30 узлов, описывая сложную кривую, чтобы удержать своего противника на постоянном курсовом угле. Обе башни и четыре его казематных орудия били непрерывно, в одном залпе выкидывая в небо по четыре шестидюймовых снаряда. Из погребов американских крейсеров, действовавших в Атлантике, к 1944 году исчезли бронебойные снаряды – риск прорыва уцелевших к этому времени тяжелых германских кораблей был сведен практически к нулю. В данном случае это оказалось кстати – бронебойные 152 миллиметра для линейного корабля – дробина, в то время как фугасные способны произвести серьезные разрушения на его палубе, изрешетить надстройки, выбить незащищенную броней зенитную артиллерию.
В принципе, особо на «Мемфис» можно было не рассчитывать, архаичное расположение его артиллерии в казематах при небольшом водоизмещении не позволяло рассчитывать на высокую точность артиллерийского огня. Результативность огня «Саванны» была куда выше – даже на такой дистанции было видно, что на русском корабле возникли очаги пожаров, он несколько раз отклонился от своего курса, выскальзывая из-под их залпов. Дистанция все уменьшалась, крейсера и эсминцы сжимали кольцо вокруг по-прежнему не слишком обращающего на них внимание линейного корабля. Прямо перед старпомом лежал раскрытый справочник составов флотов за 1943/44 год, развернутый на первой странице раздела «Россия», но ни один из серых силуэтов не походил особо на то, что находилось сейчас перед ними.
– Линейный корабль типа «Советский Союз», – вымолвил он, перелистнув страницу, как обычно, украшенную в углу карикатурой. – Достроили, значит. Четыре штуки таких заложено – два на Черном море, два на Балтийском.
– Эти с Балтийского вышли…
– «Советский Союз» и какой-то второй: «Советская Бессарабия» или «Советская Украина», а может, «Белоруссия».
– Какая нам разница?
– Слушайте, Эндрю, бросьте этот сопливый тон! – не выдержал Лакий. – Что там дальше, старший, продолжайте.
Старший помощник хмыкнул, покосившись на своего командира, и продолжил ровным голосом:
– Около шестидесяти двух тысяч тонн, девять шестнадцатидюймовок в трех башнях, пяти– или шестидюймовая вспомогательная артиллерия, скорость – около двадцати семи узлов, а предположительно и еще меньше. Про броню ничего, но нехилая, видимо, у такой громадины. Ориентировочные сроки вступления в строй головного – в сорок четвертом, трех остальных – в сорок пятом – сорок шестом. Все.
– М-да. Что тут сказать. Торпедист, ваше мнение?
– Несомненно!
Старший торпедный офицер крейсера, двадцатичетырехлетний выпускник Университета Сент-Луиса, все это время прямо подпрыгивал от нетерпения, пытаясь вставить слово в разговор старших офицеров.
– Прямо сейчас! Вместе с «Саванной» и эсминцами – зайти с четырех сторон, и как «Шарнхорст» его!
– Как «Шарнхорст» не выйдет, мы не «Дюк оф Йорк», а «Ринд» – не «Скорпион».
– Так, значит, – командир отгибал пальцы из сжатого кулака, – три торпеды в залпе у нас, три у «Паркера», еще штук пять у остальных эсминцев…
Он обвел замолчавших офицеров внимательным взглядом.
– Надо решаться, amigos, время!
Никто не ответил, и пауза до следующего приказа была минимальной.
– Эсминцам – торпедная атака! «Основным правилом для флотилии является атака с минимальной дистанции, не считаясь с потерями» – это инструкция, и мне кажется, она написана как раз для сегодняшнего случая. Не мне вам объяснять значение авианосцев в современной войне. Машине – самый полный. Торпедные аппараты приготовить, атакуем левым бортом. Штурман?