Текст книги "Нам бы день простоять, да ночь продержаться!"

Автор книги: Сергей Протасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Схватка прямо во внутреннем дворе батарей, в проходах и на лестницах из того же темного камня и в орудийных двориках, им же облицованных изнутри, оказалась короткой. Артиллеристы, не имевшие личного оружия, отбивались чем попало, но остановить натиск не смогли. За считаные минуты все сооружение, в том числе и пороховые погреба, оказалось в наших руках. Тут же подали ракетами опознавательный сигнал «Амура», что избавило от продолжения обстрела с «Нахимова», едва проступавшего сквозь дождь примерно в пятнадцати кабельтовых южнее, а возможно и с «Дмитрия Донского», проявившегося размытой серой тенью на северо-западе. Тут подоспел и Азарьев с подкреплениями и толмачом, чтобы разобраться в японском телеграфе. Сразу начали налаживать связь с Кисарадзу.

Потом совершенно неожиданно пришлось отражать атаку вражеской пехоты со стороны моря. Как выяснилось позже из опроса пленного, приведенного «Нахимовцами», в этом укреплении квартировала еще и противодесантная рота территориальных войск, которую комендант форта двинул к берегу, когда стало видно русский крейсер, застрявший на мели, и что он начал спускать шлюпки, должно быть для высадки своего десанта.

От прямой атаки командир роты благоразумно воздержался. Он был уже опытным воякой, списанным по ранению, так что понимал, что его сопляки да инвалиды такое просто не осилят. К тому же имелся риск быть сметенным первым же корабельным залпом. Вместо этого он приказал ждать, засев в кустарнике и мелколесье, отделявшем пляж от батареи, чтобы сразу ударить в штыки, смешавшись с десантом, который наверняка пострадает при высадке в такую погоду. Он надеялся, что это уравняет силы. И еще на внезапность.

Но прежде чем шлюпки добрались до берега, японцы услышали хлесткие винтовочные выстрелы у себя за спиной и вернулись. Во время этого обратного броска пленный подвернул ногу и отстал от своих. Потом пытался убить русского командира, чтобы сразу убили и его, но не смог. Забитая грязью винтовка дала осечку, а ударить штыком не хватило сил.

А остальные японцы пытались отбить обратно свою потерянную крепость. Однако на расчищенной площадке, примыкавшей ко рву, атакующим колоннам негде было укрыться, в то время как их расстреливали из-за брустверов прицельным ружейным огнем.

Атака сразу захлебнулась в крови и грязи, и уцелевшие откатились обратно в кусты, сместившись чуть к югу, чтобы избежать встречи с теми, кто придет сюда от крейсера. Потом они отступили еще дальше в сторону мыса Исоне, выбравшись из зарослей на пляж лишь на самой границе видимости с брустверов. Их почетно проводили дружными ружейными залпами, но с дальности тысячи в полторы шагов да в дождь вряд ли в кого попали.

Батарея мыса Фуцу теперь была наша. Она оказалась настоящей крепостью, представлявшей собой насыпной пятигранник, окруженный широким рвом с водой. Его самая длинная грань-основание была развернута на северо-восток в сторону Кисарадзу. Внутрь вел узкий мост, перекинутый через ров на северо-востоке. Остальные четыре грани примерно одинаковой длины образовывали батарейный периметр, окружавший внутренний двор. Он был отсыпан из местного темного, почти черного грунта и укреплен кладкой из черного андезита. Все его грани смотрели в сторону пролива. Наверху размещались три стандартных двухорудийных дворика для 280-миллиметровых гаубиц, выложенных из того же андезита, и две парные позиции для 120-миллиметровых пушек Круппа в таком же исполнении[10]10
  В наши дни ее можно достаточно хорошо разглядеть на спутниковых снимках. Опоясывающий сооружение ров, заполненный водой, бросается в глаза. Она является музеем под открытым небом.


[Закрыть].

Глава 8

Примерно в это же время в заливе Сагами Небогатов, едва разглядев в дожде и рассветной мгле впереди неприветливые, чужие пляжи, получил доклад от своего флагманского штурмана, что вышли немного не туда, куда хотели. Помянув про себя недобрым словом синоптиков, шторм, дождь, а заодно и штабные графики, контр-адмирал приказал разворачиваться на восток.

Медленно, слишком медленно десантная группа и ее эскорт ворочали вправо, на ходу подстраховываясь-подпоясываясь тралами. Только в 06:30 слева по курсу разглядели наконец один из рекомендованных к высадке запасных районов.

Отряд разделился. К небольшому, казавшемуся идеально ровному участку берега за Еносимой, рассекаемому надвое устьем реки Сакаи, осторожно двинулись пять пароходов и канонерская лодка «Храбрый» в сопровождении всех трех минных крейсеров, а остальные, продолжая склоняться вправо, упорно ползли к Тагоэ. В таком строю более семи узлов по штормовому заливу идти оказалось невозможно, так что и без того уже имевшееся отставание от сроков продолжало увеличиваться.

Провожая взглядом рифы, нехотя уходящие на кормовые румбы, начальник десанта барон Келлер невольно поежился. Теперь, когда с берега караван уже наверняка видят, а значит будут встречать, предстояло организовать масштабную высадку сразу нескольких полков сквозь полосу этой белой пены, без устали тщательно взбиваемой волнами. Судя по карте и ветру, в намеченной для этого бухте вряд ли окажется намного спокойнее. И как оно там все будет?!

Когда сквозь струи льющейся с неба воды проступили контуры мыса Харуми, южного входного мыса бухты, в глубине которой и располагалась Тагоэ, по сути большая рыбацкая деревня, группа застопорила ход. Башни, казематные и палубные пушки развернулись в сторону берега. С «Ушакова» зачастили семафорами, а к деревянной пристани, что едва угадывалась в глубине, в самом южном углу, двинулись буксиры, еще у Хатидзе принявшие на борт передовой отряд охотников.

Все понимали, что никакой внезапности не осталось и в помине, учитывая, сколько уже шарились в виду вражеского берега. Так что в любой момент ждали залпа береговых батарей. Однако буксиры беспрепятственно прошли всю бухту, потом так же спокойно ошвартовались, начав высаживать пехоту и подав сигнал, что вход свободен и ничего подозрительного ни на берегу, ни на воде не видно. Проведенный ими промер глубин показал, что суда с семиметровой осадкой вполне смогут пройти за ними, но до пристани, как и предполагалось, не дойдут.

Получив семафор об этом, следом поспешили два прорывателя, для расширения проверенного коридора, а впритирку за ними «Ревель» и «Сестрорецк». Под напором порывов бокового ветра высокобортные пароходы рыскали на курсе и с большим трудом втянулись в небольшую гавань, отдав якоря и начав спускать высадочные средства. Тем временем с берега уже доносились звуки перестрелки. Значит, гарнизон здесь все же есть.

Небогатов приказал ускорить высадку, надеясь быстро подавить сопротивление и максимально воспользоваться относительной свободой доступа в гавань. Но тут по разгружавшимся транспортам открыла прицельный огонь японская полевая артиллерия.

Пушки пароходов и прорывателей стреляли в ответ по всему, что казалось подозрительным на склонах гор, примыкавших к гавани с севера и юга. Там в гуще ярко-красных с желтыми проблесками зарослей кленов, даже сквозь дождь бросавшихся в глаза на фоне прочей потускневшей осенней лесной растительности, часто высверкивали места разрывов наших снарядов. Они поднимали разноцветные смерчи опавшей и еще цеплявшейся за ветки листвы, озаряемые изнутри вспышками и искрами, а потом разбухали серыми кляксами дыма вперемешку с каменной крошкой, но достать батареи никак не могли. Довольно глубоких ложбин для их скрытного размещения между здешних холмов было более чем достаточно. С воды даже не видели, откуда по ним бьют.

Основные силы группы, более чем ополовиненные еще на подходе, держались западнее и в этом не участвовали. Их заметно мотало на волне. Они сейчас вообще не имели возможности вести прицельный огонь или как-то иначе помочь десанту, так что даже и их почти полтора десятка увесистых орудий скромно молчали.

По этой причине с самого начала высадки для надежного подавления обороны и боеспособных стволов артиллерии оказалось слишком мало, и их калибр явно жидковат. Соответственно, немедленно и методично пройтись крепким флотским многочисленным и тяжелым по площадям в возможных районах размещения японских пушек, как это виделось в радужных планах и на бумаге, не получалось.

На транспортах в бухте под быстро уплотнявшимся градом шрапнели пришлось даже прервать высадку, срочно очистив верхние палубы от готовившейся к размещению в шлюпках пехоты, загнав всех под защиту железа. Но принять обратно уже успевшие отвалить от бортов сайпаны и баркасы, буксируемые катерами, возможности не было.

А чужой берег встречал их нестройными винтовочными залпами от пристани, выше которой с гребня каменистого шихана из гущи кривоватых сосен и серых осенних кустов взлетел ракетный сигнал от охотников, взывавших о помощи.

В ответ с баркасов и катеров передового эшелона первой волны в том направлении хлопнули десантные пушки и затрещали пулеметы. Но без толку. Качало. Пришлось шуровать в топках и налегать на весла, чтобы скорее добраться до пляжа, поскольку причалы оказались пока недоступными, и уже оттуда, уткнувшись килями в песок, жахнуть хотя бы примерно по расположению противника. Возымело. Огонь ослаб.

Но из рощи за пляжем тоже начали стрелять. Горохом сыпанувшая с банок пехота рванула вправо, чтобы быстрее проскочить до деревни. Но по открытому месту не получилось. Хоть по прямой там и было метров двести – триста, но уж слишком плотно свистели чужие пули в той стороне. Пришлось ломиться в обход, но и там прижали, вынудив залечь. А на пляж под шрапнелью и густо сыпавшимся винтовочным свинцом уже накатывали остатки успевших отвалить от бортов пароходов.

С большими потерями первым двум батальонам Цугарского полка удалось добраться до серого песочка, промытого волнами. Когда все высадочные средства уткнулись в него, и качка наконец прекратилась, резко усилившаяся огневая поддержка катерными стволами заметно придавила ружейный огонь, становившийся все опасней. Чепыжник, закрывавший речную долину и теперь плотно прочесываемый пулеметными очередями и мелкими снарядами, затих.

Пехота сразу устремилась вперед. Лежать под пулями в сырости и прохладе на гладкой, как стол в мертвецкой, поверхности, уже испятнанной красным, было довольно неуютно. Решительной атакой удалось выбить японцев, в основном ополченцев, из зарослей в верховьях бухты и выйти к излучине реки. Но на большее сил не хватило. Требовалась передышка и перегруппировка. А противник тут же отрезал первый прорвавшийся отряд от моря, снова выйдя кустами к пляжу и часто паля в обе стороны.

Сил для перелома ситуации не хватало ни русским, ни японцам. Нападавшие не могли продвигаться дальше, а оборонявшиеся не имели возможности дотянуться до пулеметов и пушчонок шлюпок. Но все должно было измениться уже совсем скоро.

Подгоняемые морзянкой ратьера с флагмана, в гавань входили «Ораниенбаум» и «Тамбов». Они уверенно правили прямо к хлипким рыбацким причалам проверенным маршрутом и издали прекрасно видели горячий прием, оказанный хозяевами. Им тоже совсем скоро предстояло влезть в это пекло. Однако имелось явное преимущество перед первыми. Теперь знали, что в бухте мин нет, значит, имели возможность гораздо лучше подготовиться и выбрать для пассажиров более безопасный маршрут.

Вскоре вторая пара транспортов бодро рапортовала, что тоже приступили к выполнению своей задачи. В штабе Небогатова повеяло осторожным оптимизмом. Высадка все же пошла.

Тем временем «Ораниенбаум» с «Тамбовом», еще не закончив возню с якорями и усердно молотя воду пущенными в реверс винтами, скинули шлюпки на воду и с ходу начали высадку передовых отрядов «ярославцев».

Те, пользуясь защитой высоких бортов своих «утюгов», растопырившихся на якорях так, чтобы обслуживать баркасы и катера с максимальным удобством и безопасностью, гораздо быстрее и с меньшими потерями сошли на песок, жадно облизываемый волнами прибоя. При этом полностью сохранили боеспособность, сразу начав платить по общим счетам.

Командир первого батальона капитан Шабуневский погиб еще на катере, не добравшись до берега. Командование принял капитан Купчинский. Под его началом батальон, с боем снова пройдя насквозь злополучную рощу, плюющую свинцом, опять вышел на берег реки, выметая все на пути. Там объединились с залегшими «цугарцами» и уже вместе с ними повернули по дороге вдоль течения в южном направлении, откуда в который уже раз выбросило ракетами. Зажатая японцами передовая разведка с буксиров настойчиво просила о помощи.

С ходу перескочив небольшой мостик, сразу вышли к одной из японских батарей, располагавшейся в ложбине за ним. Этот распадок смотрел своим расширяющимся устьем прямо в бухту, делая перед ней крутой поворот, так что батарею не могли видеть из гавани и, тем более, с моря. А она простреливала всю акваторию, прилегавшую к пристани. В последовавшей встречной штыковой схватке быстро смяли охранный отряд и сами расчеты. При этом кроме пушек удалось захватить в исправном состоянии и все снарядные повозки. Они были полны снарядов. Расстрелять японцы успели только то, что лежало в передках.

Оставив одну роту в охранении, повернули по этой же низинке вправо. Почти сразу оказались среди хлипких рыбацких хижин, в которых прятались их обитатели. Никого с оружием не видели, так что, не задерживаясь в деревне, бегом рванули дальше, к видневшемуся впереди морю, к которому и вышли в районе пристаней и рыбацких сараев на самом краю бухты у южного входного мыса. А уже оттуда двинули на подмогу охотникам, атаковав их обидчиков с тыла.

Вторая рота ввязалась в бой со здешними стрелками. Тех было меньше, да и атаки со спины они не ждали, так что схватка закончилась быстро и в нашу пользу. Перебив часть из них, оказавшихся территориалами, прочих убедили разбежаться.

Тем временем на прибрежные холмы левее, где тоже хлопали винтовочные выстрелы, двинули третью роту с сигнальной группой, для развертывания поста связи с флотом, а остальные вернулись к устью реки, попутно разогнав недобитков-ополченцев, снова пытавшихся закрепиться в роще.

Тем временем капитан Годунский, командир второго батальона, развивал наступление вверх по течению реки. Его бойцы, сбив заслоны и перескочив русло по другому мостику, шли уже по обоим берегам и скоро заняли селение Тагоэ, чем рассекли японскую оборону и угрозой окружения вынудили основные силы оборонявшихся начать отход от побережья, что обеспечило более спокойную высадку остальных частей.

По мере продвижения его головной роты, стали видны позиции остальных японских пушек, развернутых вдоль железной дороги в редком сосновом лесу на северо-восточном склоне горы, венчавшей северный входной мыс. До них было примерно полторы версты, частью по узким улочкам совсем близкого селения, примыкавшего к железнодорожной станции. На картах она обозначалась как Дзуси. Там уже мелькали фигуры в форме японской пехоты. А сами улицы перегораживали спешно сооружаемые баррикады. Справа и слева вздымались крутые лесистые сопки, так что никаких обходных путей не имелось, а при попытке захвата артиллерийских позиций лобовой атакой были бы неизбежны большие потери.

Но сейчас рваться туда и не требовалось. За передовыми батальонами сразу тянули телефонную связь, подключенную к аппаратам на пристани. А уже оттуда включенные в состав десантных батальонов группы сигнальщиков флажным семафором и фонарями передали все необходимое на корабли артиллерийской поддержки. Оба буксира, как раз успевших встать на якоря, тут же начали пристрелку.

Японцы не сразу поняли, насколько опасны снаряды, начавшие по одному рваться неподалеку. Они продолжали часто гвоздить по таким соблазнительным большим пароходам, застывшим в бухте, совершенно игнорируя гораздо меньшие вспомогательные суда, с которых, к тому же никто больше не высаживался. Только когда 120-миллиметровые «крупповские» гранаты стали падать прямо им на голову, стало ясно, что в дело вступили гаубицы. Скоро разобрались и откуда они бьют, вот только было уже поздно.

Разделив огонь, уцелевшие самурайские легкие горные пушки резко ослабили нажим на транспорты, а вскоре и вовсе прекратили обстрел зоны высадки. Это позволило возобновить формирование второй волны десанта с трех оставшихся транспортов, все еще бестолково болтавшихся на волнах в виду берега.

К этому времени уже начали промеры глубин и получили примерное представление, куда лучше не соваться. Получалось, что одновременно высаживать людей, сохраняя минимальные возможности для собственного маневра, могли только шесть судов. Это побуждало срочно убрать оттуда лишних.

Прорыватели, не имевшие пассажиров и потому бесполезные, получив приказ с флагмана, снялись с якорей и двинулись обратно в залив, освобождая место в бухте, оказавшейся довольно мелководной и тесной. Существенным осложняющим фактором для маневрирования стал дым из пароходных труб и от сновавших всюду катеров. В сплошной сырости, сочившейся с неба, он стелился по воде, и за мысами ветер не успевал его разгонять.

А с «Ушакова» торопили! Еще не дождавшись выхода отозванных из гавани судов, обязали выделить из конвоя следующую пару для разгрузки. Начальник транспорта послушно взял под козырек и спустил распоряжение дальше. В итоге навстречу возвращавшимся, еще не зная о них, двинулись «Джина» и «Тамбов».

Пароходы уже были на курсе, когда из дымного савана, затянувшего гавань, проступили контуры массивных корпусов прорывателей, покидавших зону высадки. И с них точно никого еще не видели впереди в этом дыму. На обоих транспортах, опасаясь столкновения, перекинули телеграф на «стоп», чтоб разминуться потихонечку. И благополучно разминулись. Но дальше…

Резкий порывистый ветер, все больше забиравший к югу, и хлесткая волна, бившая вдогонку, отжали их обоих, едва управлявшихся, к северному мысу. Шедший вторым «Джина» еще успел отработать машиной и, хоть и не вписался уже во вход бухты, резко переложив руль, ушел вдоль берега от мелей, а головной «Тамбов», чуть замешкавшийся с этим, несмотря на все усилия так и вылез правой скулой на камни всего в кабельтове от какого-то храма на берегу.

Неприятности на этом не закончились. Попытка обоих прорывателей стянуть судно на глубокую воду привела к потере еще и одного из них, коснувшегося подводной скалы рулем. После чего он лишился управления и, несмотря на исправную работу машины, совсем скоро также был выброшен на мель волнами и ветром.

Столь серьезные одномоментные небоевые потери вынудили Небогатова отдать приказ: «Прекратить попытки спасти «Тамбов», отойти всем, кто еще не в бухте, на безопасное расстояние и ждать улучшения погоды». Хоть сила ветра и его направление и не соответствовали прогнозам, надеялись, что скоро все изменится и удастся закончить уже начатую операцию.

Но тут с севера от десантной группы Еношимы пришел «Абрек» с известием, что из-за сильного прибоя высадка там невозможна. Ее и не начинали ввиду явной безнадежности затеи. Даже за глыбой островка волна могла запросто перевернуть шлюпки, угробив пассажиров и их багаж.

Вскоре подтянулись и все остальные суда северного отряда первой ударной группы. Теперь получалось, что вместо двух не разгруженных транспортов у Небогатова стало их целых семь. В то время как высаживали пехоту всего четыре. А один вообще выбыл из игры, и нужно было с ним что-то решать.

Сложившаяся ситуация грозила полным срывом всех графиков высадки войск. На мостике «Ушакова», остававшегося под адмиральским флагом, штаб группы терзался извечным русским вопросом: «Что же теперь делать?!» Шел интенсивный обмен семафорами.

С перекосившегося на скалах «Тамбова» передали фонарем, что тоже начали свозить пехоту на берег. Но транспорт застрял довольно далеко от пляжа, и добраться на шлюпках до назначенного ему района в верховьях бухты не могли из-за сильного ветра. Поэтому спешно высаживали всех прямо под боком рядом с храмом. Корпуса парохода и приткнувшегося рядом прорывателя хоть как-то закрыли от волн кусок берега, благодаря чему прибойная волна стала теперь не такой опасной. Вот туда и сновали шлюпки, выискивая проходы среди камней.

Но как поставить под разгрузку остальных?!

В полном бессилии пароходы, броненосцы, миноносцы и канонерка маневрировали в непосредственной близости от Тагоэ, порою теряя из видимости берег. Все командование высадочных сил оказалось на еще не разгружавшихся судах. Слушали стрельбу и ждали. В первую очередь – милости от погоды. Но постепенно начинали понимать, что скорее дождутся японской атаки. Постоянно запрашивали транспорты и уже развернутые посты связи на входных мысах бухты, ответы получая далеко не каждый раз. Погода!!!

А на берегу…

До полудня с «Тамбова» с большими трудностями удалось переправить всех людей, а к ночи и значительную часть снабжения. Еще до того, как пароход окончательно прикончило явно не собиравшимся стихать штормом, на сушу перебрался и его экипаж. При этом был разбит только один баркас, а потерь в людях вообще удалось избежать, хотя все и вымокли до нитки.

С транспортов, что все же вошли в бухту, за первую половину дня тоже высадили всех. Следом за пехотой с «Ораниенбаума», «Ярославля», «Ревеля» и «Сестрорецка» начали максимально поспешно свозить артиллерию, боеприпасы и прочее снабжение. У пристани и на восточной окраине Тагоэ развернули сразу два госпиталя, так как раненых оказалось очень много. После оказания первой помощи старались переправлять всех пострадавших обратно на суда. Вокруг деревни и отбитой у японцев станции Дзуси организовывали временную оборону с пулеметными и артиллерийскими засадными позициями. Железнодорожное полотно разбирали, растаскивая рельсы и шпалы, по возможности используя их на строительстве укреплений.

Хотя флот, лишь временами появлявшийся в зоне видимости, никак не мог помочь десантникам, организовывались укрепленные основные и резервные наблюдательно-корректировочные посты на господствующих высотах, оснащенные сигнальными фонарями, гелиографами и комплектами сигнальных ракет. Так сказать, на перспективу. Весьма неопределенную, стоит заметить. Очень надеялись, что до возобновления высадки смогут все это удержать. Тревожно было.

Пехота, теперь постоянно пополнявшаяся из трюмов, усилила нажим и продолжила движение на восток. Разведка внезапной атакой сбила японские заслоны, прикрывавшие дорогу на Йокосуку, что позволило обойти японские батареи еще и с тыла. Оказалось, что там у них вообще не было никакого прикрытия, и их быстро взяли штурмом, приведя к полному молчанию.

Это стало переломным моментом. С подавлением полевой артиллерии все окрестности Тагоэ и железнодорожная станция Дзуси быстро перешли под контроль 117-го Ярославского и Цугарского полков, продолжавших выгрузку. Об этом пытались известить начальство на кораблях, чтобы запросить подкреплений для развития успеха, но так и не поняли, удалось ли.

А останавливаться, особенно теперь, было никак нельзя. Японцы активно и аргументированно возражали. Из штабов обоих полков сформировали временный штаб обороны, сообща соображая, как быть дальше.

Начиная уже с девяти часов утра, начались атаки со стороны Йокосуки. Первую отбили довольно легко. При этом второй батальон «ярославцев» сразу контратаковал и на плечах откатывавшегося противника смог продвинуться вдоль дороги по долине между возвышенностей в направлении японской базы больше чем на версту. После жаркого боя у западной подошвы перевала они окончательно добили пытавшихся встать в оборону японцев и заняли господствующие высоты севернее железной дороги и тракта на Йокосуку, а также селение Токатори, расположенное за ними. Там нашли мобилизационные склады ополчения, очень пригодившиеся уже этой ночью.

С сопок вокруг Токатори, если смотреть на восток, на границе видимости, где тяжелые клочковатые тучи почти сливались с темной водой Токийского залива, теперь была видна сама Йокосука, до бухт которой оставалось не более пяти-шести верст, а может и меньше. Просматривалась и железнодорожная станция Таура. Она была ближе, всего в трех верстах. Сквозь хмарь видели также мыс Нацушимато, на котором размещались крупнокалиберные береговые батареи. Их позиции хорошо видели даже без бинокля. Открытые со стороны берега орудийные дворики и заглубленные в скалы сооружения ниже их, отделанные кирпичом и камнем, резко выделялись на фоне густой растительности, покрывавшей остальной берег севернее Йокосуки. Южнее высились крутые и высокие лесистые горы, которые были даже выше, чем здесь. Севернее сопки чуть понижались, но выпирали более плотными грядами, уходя за пределы видимости.

А если оглянуться на запад, внизу на склонах рдели черепицей крыши Дзуси, между которыми поблескивали мокрые рельсы чугунки, нырявшей за склон очередной горушки в северном направлении. Еще ниже уже не так ярко теснились бедные домишки Тагоэ, жавшиеся к одноименной реке. Дальше к заливу Сагами серело взлохмаченное ветром зеркало бухты, в которую она впадала, с угловатыми глыбами пароходов в ней. А в море почти расплывались на грани восприятия силуэты остальных кораблей и судов отряда. Сквозь воду, все еще вбиваемую штормовым ветром мелкой, нудной взвесью в осенний лес и все остальное, многого было не разглядеть, но и так панорама завораживала.

Продвинуться столь скромными силами настолько далеко в первые же часы пребывания на чужом берегу никто не рассчитывал. Это было неожиданно, поскольку к тому времени опрос пленных уже показал, что нас в Токийском заливе ждали! Но, судя по всему, ждали именно там, по другую сторону полуострова Миура. А здесь русской пехоте пока попались только полурота территориальных войск местного гарнизона, да две горные батареи из резервов гарнизона Йокосуки, спешно развернутых уже после того, как отряд начал мозолить глаза наблюдателям с чужих берегов.

Это воинство японцы успели усилить двумя ротами из столичного полицейского полка, расквартированными на тот момент в Йокосуке, и полутора тысячами ополченцев из Токатори. Группировка получилась довольно многочисленной, но не имевшей единого командования. Но это было явно еще не все. Регулярные армейские части Токийского гарнизона, который, как оказалось, подняли по тревоге еще прошлой ночью, наверняка уже где-то на подходе.

Учитывая полученные сведения и важность занятых позиций, передовой батальон сразу начал основательно укрепляться, отправив гонцов верхами на трофейных лошадях в штаб в Тагоэ за подкреплениями.

Едва там узнали о результатах контратаки, командир Ярославского полка полковник Сулима-Самойло, вместо уже почти начатого наступления на север вдоль железной дороги, где предполагалось занять удобные позиции на выходе в долину реки Намери, отдал приказ выдвинуться на восток через перевалы всеми своими батальонами.

А чтобы как можно скорее установить связь с главными силами экспедиционного корпуса, которые по плану должны вскоре появиться в поле зрения со стороны Токийского залива, то есть по ту сторону узкой полоски суши, именуемой полуостровом Миура, в Токатори отправили сразу две сигнальные группы.

Возвышенности вокруг этого селения господствовали над окружающей местностью, позволяя одновременно видеть и Токийский залив и Сагамский, поэтому оттуда предполагалось координировать совместные действия, в том числе и по радио. Для чего из состава роты связи выделили одну станцию, которую сразу после выгрузки начали переправлять за перевал. Однако из-за нехватки транспорта часть ее имущества так и осталась в Тагоэ.

Другую станцию установили при штабе, развернули по всем правилам, но воспользоваться не смогли. Сначала не дала погода, а потом уже японцы. В ночных боях полегли почти все связисты, а оборудование оказалось попорченным. Третья оставалась на аварийном «Тамбове» и на берег удалось доставить только отдельные ее части (и те в итоге достались японцам).

Для развития неожиданного успеха к «ярославцам» выдвинули также дополнительные подкрепления и артиллерию. По сути, почти все, что было. Спешили, пока на главном направлении противник еще не пришел в себя. В итоге кроме сильного ударного кулака на востоке, хоть какая-то оборона осталась лишь на севере. А с юга Тагоэ огородили только редкой цепью постов да секретов. И те ставили лишь на дорогах и тропах. Считалось, что с этой стороны атаки ждать пока не от кого.

Зато на восточном участке с подходом большей части только что высадившихся рот еще и Цугарского полка с трофейной горной артиллерией удалось полностью очистить перевалы, а потом добиться достаточной концентрации сил для решительной атаки, чтобы уже за ними перемахнуть через тракт и железную дорогу в южном направлении. Там, по донесениям пластунов, японцы накапливали войска для контрудара.

Атакованные японцы отбивались толково, даже под частым огнем прикрывавших пехоту трофейных батарей. Правда, стоит заметить, что развернутые против прежних хозяев пушки били много, но не слишком точно. Их еще не успели толком освоить. Тем не менее хоть и с потерями, смогли прочно оседлать дороги, еще больше укрепив свое положение.

Артиллерию, продолжавшую подходить по ставшему теперь безопасным тракту, сразу поволокли к Токатори, откуда оказалось удобно бить в спину фортам, что находились севернее Йокосуки. С них, кстати говоря, уже примерялись обстреливать из тяжелых мортир тракт и железку, что еще недавно были в глубоком японском тылу.

Начавшие периодически прилетать оттуда чемоданы приятным дополнением к обстановке, безусловно, не являлись. Но и слишком уж большой угрозой тоже пока не стали. Покидать закидываемую ими зону даже не подумали. Своей активной возней здесь можно было хорошо помочь флоту при штурме из залива. А много полевых и горных пушек, что планировали собрать в этом идеально подходящем месте, давали возможность достойно ответить уже совсем скоро, а заодно и встретить самураев, вздумай они наступать от порта или со стороны батарей, его прикрывавших.

После крупных утренних успехов произошло еще несколько локальных стычек, имевших целью улучшение наших оборонительных линий с занятием прилегающих командных высот. В итоге максимальной «выжимки» района высадки, ценой осознанного ослабления флангов, во второй половине дня русские прочно закрепились на восточных склонах возвышенностей срединного хребта полуострова.

Получилась очень перспективная позиция. Сидя на ней, два передовых полка неполного состава, занимая господствующие сопки, буквально нависали над западной гаванью, станцией Таура и окраинами самой Йокосуки. Но для развития успеха срочно требовались подкрепления, а погода все не успокаивалась. Да и флот уже пропал из поля зрения.

Однако отступать даже не подумали. В Тагоэ выгребали все, что имелось под рукой. По мере выгрузки содержимого трюмов на восток уходили новые артиллерийские парки, сразу разворачиваваемые за холмами и в распадках и вступавшие в бой. Наибольшего противодействия ожидали именно с востока.