Текст книги "Источник"

Автор книги: Сергей Булыга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Булыга Сергей
Источник (Черная сага – 6)

Сергей Булыга

Черная сага

Книга шестая

Источник

1.

Меня зовут Лайм. А прозвище у меня Деревянная Борода. Быть может, это прозвище кому-то и покажется неблагозвучным, но я им доволен. И бородой своей горжусь, хотя никакая она не деревянная, а просто очень густая и твердая, торчит, как обрубок полена. Люди, невоздержанные на язык, порою говорили, что если ее поджечь, то она будет гореть всю ночь напролет. Шутка довольно глупая, но я не обижался на нее. Долго терпел. И был не прав! И вот что я вам теперь скажу: никогда не терпите насмешек над собой даже от самых близких друзей, ибо насмешки рождают неуважение, а неуважение, в свою очередь, рождает позор. Так было и со мной. Однажды, когда мы вернулись из весьма удачного похода и пировали у Аудолфа, то есть в Тресковом Фьорде, а после, когда нас окончательно разморило, то мы и полегли вокруг стола, и тотчас же заснули. Однако же, как после оказалось, заснули только те, у кого не было в голове никаких черных мыслей. А Эрк Смазливый, мой сосед и верный товарищ по многим походам, который неоднократно приходил ко мне на помощь при самых неблагоприятных для меня обстоятельствах... Эрк не спал! Мало того: он крадучись пробрался к очагу, достал оттуда пылающую головню, а затем скрытно подполз ко мне – и поджег мою бороду. Вот это было зрелище! Свидетели после рассказывали, что моя борода и действительно горела ярко и устойчиво – как настоящее полено. Ну а еще она оглушительно трещала и во все стороны стреляла искрами. Проснувшись, я пришел в неописуемое бешенство, схватил свой верный меч – а он зовется Косторуб – и кинулся на Эрка, потому что тот и не думал скрывать того, что это – его выдумка. Прежде чем нас растащили по углам, Эрк получил немало чувствительных ран. И на меня потом за эти раны наложили виру в пятьдесят полновесных монет серебром. А Эрка за мою поруганную бороду вовсе никак не наказали! Сказали: борода цела, а раны до сих пор не заживают. Вот каковы у нас суды! Я был в ужасном гневе! И потому нет ничего удивительного в том, что уже через неделю после этого позорного судилища загорелись подсобные постройки на усадьбе Эрка. Люди смотрели на пожар и говорили: "Горит ничуть не хуже Деревянной Бороды". Все знали, чьих рук это дело, но доказать ничего не могли. А когда меня призвали к Аудолфу, я ему сказал так: "Напрасно Эрк печалится. Отросла борода, отрастут и постройки!" Аудолф подумал, подумал и не стал ввязываться в это дело. И Эрк смолчал. Но, правда, еще дней через десять кто-то угнал у нас мясных бычков, четырнадцать голов. А после... И пошло-поехало! Год миновал, второй. Пошла большая кровь. А после все это кончилось тем, что я настиг Эрка на Крысином Ручье и отрубил ему голову. Я вел себя вполне достойно, по закону, однако меня снова оболгали на суде сказали, что я не дал Эрку времени выхватить меч и, значит, убил безоружного. Чтобы заплатить двойную утешительную виру, я продал корабль. Это, конечно же, большая неприятность. Но ведь меня еще и перестали именовать почтенным! Вот это был действительно позор! Я был в отчаяньи, мне не хотелось жить. И потому когда Аудолф в очередной раз стал ввязывать меня в весьма сомнительную тяжбу, я согласился в ней участвовать, ибо тогда мне было все равно чем заниматься. Так я пришел в Счастливый Фьорд.

А там уже был Айгаслав! Моя тяжба не выдержала его возражений, ее быстро признали несостоятельной, мне, повторяю, было все равно, и я ушел. Ушел и Аудолф, ушел и Гьюр. Но когда мы уже начали подниматься в сопку, Аудолф неожиданно остановил меня, отвел в сторону и завел длинный и пустой разговор о том, что он де весьма сожалеет, что и эта моя тяжба оказалась безрезультатной и что я снова потерял лицо, а я ведь храбрый йонс и очень ловок в ратном деле, и что ему очень хотелось бы помочь мне выбраться из моего весьма незавидного положения. И так он очень долго говорил! Я наконец не выдержал, сказал:

– Если ты знаешь, чем мне помочь, так дай совет. А если нет, так лучше помолчи.

На это Аудолф сказал:

– Советы дают те, у кого нет ничего, кроме слов. А я, ты ж знаешь сам, довольно состоятелен. И посему я могу дать тебе – и притом безвозмездно некую вещь, которая пособит тебе возвратить тебе твою подпорченную честь. Мало того, ты станешь знаменитей всех в Окрайе. Однако для того, чтобы воспользоваться этой вещью, нужно иметь много мужества, Лайм! Не знаю, найдется ли его у тебя в достаточном количестве.

Я засмеялся и сказал, что мужества у меня столько, что еще никому не удавалось посмотреть на него свысока.

Но Аудолф сказал:

– Однако здесь потребуется мужество особого закала – мужество противостоять тому, кого не одолел даже Великий Винн!

Я сразу понял, куда это он клонит, но предпочел пока молчать. А Аудолф, немного подождав, был вынужден продолжить сам:

– Если бы я был уверен, что ярл Айгаслав такой же человек, как и все мы, то, конечно, не стал бы удерживать Гьюра в его благородном стремлении немедленно прикончить ярла. Но ярл весьма непрост, поверь! Ведь если бы он был прост, то ему бы ни за что не удалось уйти из Чертога живым и невредимым. А так, значит, он пользуется каким-то колдовством. Ну а тогда и тот, кто будет вызывать его на поединок, тоже должен рассчитывать на нечто подобное. А посему... Что ты ответишь мне, Лайм, если я предложу тебе некую магическую вещь и скажу, что при ее помощи ты запросто расправишься с тем, кто посмел оскорбить Триединого Винна? Мне кажется, это весьма достойное деяние, которое принесет тебе немало славы. А ты как думаешь?

А что тут было думать?! И потому я, конечно же, сразу согласился. А он тогда вручил мне маленький стеклянный пузырек на тоненьком кожаном ремешке и подробнейшим образом объяснил, что же это за вещь и как ею пользоваться. А еще он сказал:

– Вне всякого сомнения, колдовство в нашей стране не одобряется законом, однако когда дело доходит до того, что нужно наказать кое-кого за гнусное святотатство, то тут, я думаю, Великий Винн не только будет к тебе снисходителен, но даже и примерно отметит тебя. Да и все мы вскоре будем именовать тебя не иначе как с прибавлением "наипочтенный". Да-да! Наипочтенный Лайм! Ступай и ни в чем не сомневайся.

Однако я, признаться, очень сомневался, ибо Аудолф уже не раз оказывал мне крайне неблагоприятные услуги. А тут еще, как только я вернулся в землянку, Акси сразу догадался, что я собираюсь во время поединка с ярлом применить колдовство и потому – конечно же, иносказательно – сначала пригрозил, что я в таком случае и вовсе потеряю честь, а после еще и начал ссылаться на Аудолфа и намекать, что у него с ним есть некая тайная договоренность. Почувствовав, что дело здесь неладное, я согласился отложить поединок и вместе с Акси вышел из землянки, чтоб послать человека за советом к Аудолфу. Как только мы остались вдвоем, Акси впрямую заявил:

– Не хотел тебя при всех позорить, Лайм, а теперь скажу: ты ведь получил от Старого Болтуна...

Гм! Да! Одним словом, Акси безошибочно назвал, что же именно и с какой целью я получил от Аудолфа. Но это еще полбеды! Он мне еще сказал:

– А не думаешь ли ты, почти наипочтенный Лайм, что Айгаслав ни в чем не виноват, так как поведал нам чистую правду? В таком случае ты, прикончив его, в своей потусторонней жизни осудишь себя на вечное прозябание в лапах у подземцев!

– Но, – сказал я, – не может того быть, чтобы и вправду наш Чертог был таким, каким описал его ярл!

– Ха! – засмеялся Акси. – Очень даже может! Хотя бы потому, что Винн-то не один, а триедин, и, значит, и Чертогов тоже три! До сегодняшнего дня мы знали только про один из них, теперь ярл рассказал нам про второй. А есть еще и третий! И что творится там, в третьем Чертоге, это еще и вовсе никому не известно. Так что советую тебе не торопиться, а дождаться, пока Аудолф во всеуслышание не позволит тебе сразиться с ярлом. Вот тогда вся ответственность ляжет на Аудолфа. А иначе тебя опять – и очень жестоко подставят. Ну, что на это скажешь, а?

И я согласился: пусть все будет по закону, пусть Аудолф, если он так уверен в своей правоте, даст мне при всех добро! И мы послали к нему человека. Ответа ждали чуть ли не три полных дня. И все это время Акси не уставал напоминать:

– Чертогов три, Аудолфу это прекрасно известно, и потому он не посмеет во всеуслышание поддерживать тебя.

И что вы думаете? Акси оказался прав! Старый Болтун сделал вид, будто впервые слышит о моем намерении сразиться с ярлом, и, конечно же, строжайше запретил мне это делать. Мало того, Аудолф потребовал, чтобы я немедленно к нему явился, чтобы – я это прекрасно понимал – собственноручно расправиться со мной так, как он хотел, чтобы я расправился с ярлом.

Я отказался идти к Аудолфу. И это было вовсе не оттого, что я боялся смерти. Нет, куда больше меня страшило то, что он, перед тем как убить меня, обвинит меня в том, что я еще и вор, который будто бы похитил у него...

Гм! Не скажу, что именно! Да и не это сейчас главное. А главное то, что я, наперекор воле Аудолфа, остался в Счастливом Фьорде.

А ярл уже собрался уходить к себе на родину. С ним уходила и моя дружина, и я не смел никому из них перечить, ибо я снова был унижен, опозорен, оговорен. А с приходом в Счастливый Фьорд Аудолфа меня и вовсе ожидало очень и очень большое бесчестье!

И тогда я на глазах у Акси, который знал все, поклялся Айгаславу, что никогда и ни при каких обстоятельствах не применю против него имеющееся у меня колдовство, пусть только он возьмет меня с собой и увезет куда попало, а уже после мы сойдемся с ним в честном поединке! Ярл изъявил свое согласие – и я поднялся к нему на корабль.

Когда же мы выходили из залива и встретились с кораблями Аудолфа, я знал, на что рассчитывал Старый Болтун: что я-таки не выдержу и напущу на ярла его колдовство – и тогда бы Аудолф и его люди без всякого труда расправились с ним. Но я и бровью не повел, сидел, как ни в чем не бывало, о пузырьке словно забыл. И тогда Аудолф проклял меня, прокричав: "Ну как не пожалеть того, кто носит свою смерть за пазухой!" Х-ха! Ну и что? Я воин, а не женщина, и потому давно привык к тому, что смерть всегда или сидит или ходит рядом со мной. Ярл приказал: "Р-раз! Р-раз!" – и я, как и все прочие, взялся грести. У нас было чуть больше сорока мечей, но тем не менее их корабли трусливо расступились перед нами – и мы беспрепятственно вышли в открытое море.

В море все было хорошо – попутный ветер, много встреч с другими кораблями, которые всякий раз приносили нам славу и много добычи. Акси молчал про колдовство. Но зато Сьюгред догадалась, что к чему, и постоянно косилась на меня. Однако, и тут надо отдать ей должное, она и не думала настраивать ярла против меня.

А ярл был настоящим ярлом! Он и рубился хорошо, а уж стрелял просто отменно: еще за пятьдесят гребков до схода с противником – и это, добавлю, при сильной болтанке, – он уже запросто перебивал им бейфут, то есть веревку, крепящую парус, и тогда этот парус падал на наших врагов, и накрывал их с головой. Еще раз говорю: Айгаслав был славный воин! Он также щедр был на пиру. И справедлив при дележе. И потому я с каждым днем все больше и больше тяготился тем, что как только мы сойдем на берег, я буду должен, как и обещал, скрестить с ним мечи. А меч – это не лук, так что, скорей всего, верх будет мой.

Но верха не было ни мне и ни ему. И повод для того нашелся наилучший: когда по прибытии в Йонсвик мы узнали, что ярл теперь никто, так как его бывшие подданные уже давно присягнули другому, обманному ярлу, то я с легким сердцем сказал, что, мол, забираю свое обещание обратно и теперь сражусь с Айгаславом только тогда, когда он восстановит свою верховную власть над мятежной страной. А чтобы он не подумал, будто я виляю и ловчу, то, сказал я, отныне я буду прилагать все свои силы для того, чтобы он как можно скорее вернулся победителем в Ярлград. Айгаслав, как мне показалось, остался доволен моими словами, и во время дальнейшего нашего плавания – уже по реке – он был со мной весьма любезен.

Но зато Сьюгред меня тихо ненавидела. А однажды она и вовсе не выдержала и заявила вслух:

– Я знаю, ты затеял черное дело на моего любимого супруга. Так знай и ты: если ты и впрямь на это решишься, тогда Великий Винн найдет тебя и здесь, и под землей, и где угодно!

Я рассмеялся и сказал:

– Дело совсем не черное, а серое. Это во-первых. А во-вторых: до той поры, пока твой муж не покорил Ярлград, тебе и вовсе не о чем беспокоиться, ибо с никем я биться не желаю!

Не знаю, поверила мне Сьюгред или нет, но наш тогдашний разговор на этом и закончился. Сьюгред ушла к себе. Они поворковали и затихли.

А я всю ночь не мог заснуть! Подумать только: какая-то сопливая девчонка смеет сомневаться в моей порядочности! И потому я решил – конечно же, глупо решил! – что при первой попавшейся возможности дам ей понять, кто я такой.

И подобная возможность появилась уже на следующий день: ярл Айгаслав сказал, что мы подходим к Уллину, а там нас встретит его давний враг, ярл Владивлад, и что у этого Владивлада мечей неизмеримо больше, чем у нас. А потом, понизив голос, еще и прибавил, что этот Владивлад – колдун, и этого он, Айгаслав, больше всего и опасается. Ну что ж, подумал я, вот, значит, пришла пора и мне стать колдуном, и открыть заветный пузырек Аудолфа, а дальше будь что будет! Но напрямую про свою затею я ничего не сказал, а только заверил ярла, что наше дело еще вовсе не проиграно.

И я не ошибся. Когда мы подошли к Уллину, тамошний ярл уже вывел на берег всю свою многочисленную дружину, и место для будущей битвы было приготовлено, расчищено и, как мне показалось, даже подметено. Да вот до битвы дело так и не дошло! Ибо, как я это только потом уже узнал, ярл Владивлад был настолько накоротке с нечистой силой, что та помогла ему сразу же догадался о моей затее. Моя затея его очень напугала, поэтому он рисковать не стал, а прикинулся гостеприимным и завел длинные и сладкие речи о своей братской любви к Айгаславу, а после свел все на то, что первым делом нужно умилостивить местных богов, а уже только после думать о ратной славе. Так что вместо того, чтоб оставаться в поле и обнажать мечи, мы явились на капище и расселись за пиршественными столами. Мы – это воины. А ярлы удалились в тамошнюю Священную Хижину и там долго о чем-то совещались. А после – хмурые и молчаливые – они вышли к нам, и мы уже все вместе пировали до глубокой ночи.

На пиру, как это и полагается, ни о чем серьезном не говорилось. Однако кое-что я все-таки услышал: о криворотых и о взятии Ярлграда, и о подменном ярле Барраславе, который, кстати, вел себя вполне достойно. Да он и сейчас ведет себя ничуть не хуже – отходит к здешним волокам, сражается... Но это, повторяю, – так, обрывки пьяных разговоров, которые вели между собой дружинники из свиты ярла Владивлада. А сам же Владивлад молчал. Молчал и Айгаслав. И уже только тогда, когда – по местному обычаю наиболее горячие воины поснимали кольчуги, вышли из-за столов и схватились между собой в поединке, ярл Айгаслав сказал, что желает со мной побеседовать – однако же не здесь, а где-нибудь наедине.

И мы сошли к реке и сели у воды. Ярл был со мной предельно откровенен. Он рассказал: Ярлград сожжен, а боги Хрт и Макья, которые до этого на протяжении многих веков хранили здешнюю страну, убиты. Сколько мечей здесь, в Уллине, мы сами видели. Примерно столько же осталось и у Барраслава, который сейчас пытается закрепиться на волоках с Нипара на Рубон. А остальные ярлы вовсе перебиты. А криворотых – тьмы и тьмы. И потому если мы даже и успеем объединиться с Барраславом, то все равно нам, то есть нашей дружине вкупе со всеми другими здешними дружинами, не удастся остановить криворотых. Но, продолжал ярл Айгаслав, Владивлад сказал ему, что будто я, наипочтенный Лайм, обладаю неким колдовством, которое в силах изменить создавшееся положение и принести здешним ярлам победу. Действительно ли это так?

Я долго думал, а потом ответил, мол, да, я обладаю неким колдовством, однако очень сомневаюсь, чтобы оно принесло нам удачу, ибо никто еще не использовал его на полную силу, а без полной силы здесь, надо полагать, не обойдешься, ибо врагов, как это все здесь говорят, неисчислимое число. Вот я и сомневаюсь, Айгаслав!

А если все-таки не сомневаться, а попробовать, спросил ярл Айгаслав.

Я промолчал. А он тогда сказал, что если я и впрямь желаю скрестить с ним мечи только после того, как он станет владетельным ярлом всей здешней Земли, то при сложившихся обстоятельствах это возможно только после того, как посредством моего колдовства будут истреблены все криворотые. Однако если я уж так дорожу своим колдовством и не желаю его расходовать на это дело, то тогда он, Айгаслав, никогда уже не станет владетелем здешней Земли. А коли так, то зачем тогда нам терять время на бесплодные ожидания, когда можно сразу, без лишней проволочки, встать, сказать нужные слова, обнажить мечи и повести дело просто и честно, как это и положено настоящим мужчинам?!

Я снова долго, очень долго думал... А потом сказал, что ответственные решения я привык принимать на ясную голову, а не на ночь глядя, и потому свой ответ на его предложение я сообщу ему завтра на рассвете.

На этом мы и порешили. И вернулись к столу. Потом, когда пир кончился, все разошлись и полегли. Все спали, а я думал.

Хотя чего тут было думать?! Ведь Аудолф ясно сказал, что я ношу свою смерть за пазухой. То есть, вполне возможно, что это колдовство и принесет Айгаславу победу, вернет ему Ярлград и власть над всей здешней страной, вот только я всего этого уже не увижу. В колдовстве моя смерть! Тогда зачем все это затевать? Ведь кто такой мне этот ярл Айгаслав? Он что, мне брат? Или просто сородич? Он мне никто! И потому не проще ли завтра прийти к нему, сказать "Скрестим мечи!", а там уже пусть будет так, как Винн решит. Тем более, понятно же, что он решит в мою...

А все из-за чего? Из-за того же! И если кто-нибудь узнает, что я, почтенный Лайм по прозвищу Деревянная Борода, испугался какой-то угрозы, которую в необдуманной запальчивости выкрикнул выживший из ума старик и только из-за этого я и убил ни в чем не повинного ярла, то тогда...

Тогда не только кто-нибудь другой, но и я сам...

А пусть даже никто и не узнает! Но я-то буду знать! И разве я потом смогу простить себе этот постыдный страх?!

Но если...

И так далее. Вот так всю ночь я сомневался, глаз не сомкнул и весь извелся, и уже только к рассвету принял окончательное решение. И тотчас встал, явился к Айгаславу и сказал:

– Вот мой ответ: мы вместе выступаем, соединяемся с Барраславом и его дружиной, готовим поле для сражения и ждем криворотых. И если я увижу, что в открытой и бесхитростной битве нам их ни за что не одолеть, то, клянусь здравствующим Винном и памятью усопшего Хрт, я применю дарованное мне колдовство – и не просто применю, а применю его все без остатка!

Услышав такой ответ, ярл был весьма доволен и поблагодарил меня многими хорошими словами, а после сказал:

– Ты, конечно, можешь не отвечать, но, признаться, мне было бы очень любопытно узнать, что же это за колдовство и как оно попало к тебе.

И я не стал скрывать, а рассказал ему примерно то же самое, что недавно рассказывал вам. Единственно, о чем я умолчал, так это об угрозе Аудолфа, потому что это наше с ним личное дело, и Айгаславу его знать совсем не обязательно.

Итак, я рассказал ярлу все то, что посчитал нужным, и он был мне за это весьма благодарен. Потом он послал за Владивладом, и мы уже втроем еще некоторое время совещались, подробно обговаривая наши дальнейшие действия. Затем весь оставшийся день мы и наши люди провели в подготовке к походу. Ночью опять был пир. А наутро, с рассветом, мы двинулись вверх по Рубону, спеша на помощь ярлу Барраславу, который, как нам сообщили, был вынужден оставить волоки и теперь отступал нам навстречу.

2.

Вот и сбылась моя мечта – теперь я точно знаю, кто мои родители. И также знаю я, кем для меня был Хальдер. Ну и что? Я разве успокоился? Нет! И еще раз нет! Теперь я вовсе... Х-ха! Ночь, я лежу в шатре. Рядом со мною Сьюгред, она спит. А на поляне, у костра, еще сидят, ведут беседу. Вот Владивлад что-то сказал. Вот Барраслав ему ответил. Вот теперь Лайм. Вот Шуба встрял. Если как следует прислушаться, то можно разобрать произносимые ими слова...

А что слова? Завтра, возможно, все решится и без слов. Кнас, донесли лазутчики, уже совсем недалеко от нас. С ним толпы толп. А нас – смешно сказать. Но мы их встретим! Лайм пообещал...

Почтенный Лайм! Почти наипочтенный. Да-да, ведь Аудолф Законоговоритель, вручая Лайму пузырек с всесильным колдовством, пообещал, что если Лайм меня прикончит, то тогда вся Окрайя будет именовать Лайма наипочтенным. Но Лайм не сделал этого, а в целости и сохранности доставил пузырек – уж так уж получилось – к Владивладу. И Владивлад – быть может, он и прав, он ведь сын колдуна и сам колдун, – и Владивлад считает, что если использовать Лаймово колдовство все без остатка, то этого должно вполне хватить на всех криворотых, хотя, как все говорят, их неисчислимое множество. Вот завтра и попробуем, завтра посмотрим, чего больше колдовства или их. Хотя руммалиец, как я знаю, очень сомневается в этой затее.

Лайм, кстати, тоже сомневается. Да он всегда такой: ко мне пришел – и сомневался, и к Владивладу – снова тоже самое. Но завтра, он сказал, поступит так: выйдет вперед и расстегнет ворот рубахи, достанет из-за пазухи волшебный пузырек...

Но Владивлад на это возразил, что надо бы... А Шуба, тот... А Барраслав... И даже моя Сьюгред, и та, не утерпев, тоже стала давать советы!

Один лишь я молчал, ибо, по правде говоря, мне все равно, чем завтра кончится это дело. Вот только б Барраслав не оплошал! Да Сьюгред бы...

Но Владивлад сказал...

Однако, вижу, вы не совсем понимаете, в чем тут дело. Тогда я расскажу все по порядку.

Итак, когда мы прибыли из Гортига в Уллин и уже совсем было изготовились к битве, да и уллинцы тоже имели одинаковое с нами желание... как вдруг их ярл Владивлад повел себя уж очень неожиданно – он вышел вперед, завел со мной весьма любезную беседу, и называл меня братом, и звал меня на капище. Я был безмерно удивлен, но, тем не менее, согласился с этим его предложением. Потом, уже на капище, мы вместе с ним возлагали щедрые дары, после чего дружинники – мои и его – расселись за столы и был там знатный пир. А мы – ярл Владивлад и я – уединились в Хижине. И только уже там я понял, в чем дело: ярл Владивлад подробно рассказал мне все, как есть, а после утверждал, что колдовство, которое принес с собою Лайм, поможет нам достойно потягаться с криворотыми и даже одержать победу, и мы изгоним их, я тогда снова приду в Ярлград и снова буду старшим ярлом, а он, ярл Владивлад, будет как и прежде стоять при моем стремени. Ну, и так далее. Он был тогда необычайно многословен и щедр на обещания...

А я молчал! Да я его уже, сказать по правде, и не слышал. Ибо я стоял у очага и, глядя на огонь... видел в нем самого себя! И там, в огне, я был двухлетним несмышленым ярличем – стоял, прижавшись к ярловой. А рядом стоял ярл. Ярл – Ольдемар. А Олисава – ярлова. Значит, так понял тогда я, они и есть мои настоящие родители. Но кто же тогда ключница?! Кто ее муж и кто тогда тот мальчик, который, стоя у реки, увидел в отражении воды, как убивают ярлича, то есть меня?! Хотя...

Хотя, конечно же, сейчас об этом думать не совсем уместно. Ведь что кругом творится, Айгаслав! Ярлград сожжен, убиты Хрт и Макья, и Верослава уже нет, и Судимара, и Стрилейфа, и прочий люд, в бесчисленном числе, порублен и пожжен, а криворотые уже стоят на волоках, придут они и к Уллину, и... Да! Прав Владивлад – теперь совсем не время думать о себе, ибо теперь уже сама наша Земля может вот-вот погибнуть, и, значит, нужно всем спешно сходиться заодин, и Лайм так Лайм, и колдовство так колдовство, но нам бы сперва выстоять, а после опрокинуть криворотых, и гнать их, гнать, под корень изводить, чтоб ни один на Шеломяни не вернулся, а самому опять прийти в Ярлград, сесть на почетную скамью, вновь называться старшим ярлом...

Ну и что? Ну, одолеем криворотых, истребим, я стану старшим ярлом... Так я им уже был! Но радости от этого не чувствовал. А, как и нынче, я мечтал лишь об одном: узнать, кто я такой и кто мои родители. И ради этого я Хальдера убил, ушел в Окрайю, бился с Винном – но ничего ведь не узнал! И только уже здесь, три дня тому назад, я видел ключницу и самого себя, теперь я вижу ярлову и самого себя. И, может быть, еще через три дня...

Три дня! Я даже вздрогнул. Х-ха! Три дня вверх по реке от Уллина, в поселке, в крайней хижине...

И я зажмурился, открыл глаза, опять зажмурился, открыл, глянул внимательно...

Очаг. А в нем огонь. Огонь – и больше ничего. И это хорошо!

А Владивлад – он, видно, и не замолкал, – сказал тогда:

– ...А остальное все уже готово. Так что, сам видишь, сборы будут скорые. И Барраслав спешит! И потому, я думаю, мы с ним примерно где-то на полпути и встретимся. То есть три дня до этой встречи нам всего-то и осталось!

Три дня, он говорит. Опять три дня! Три дня вверх по реке от Уллина! Я обернулся, посмотрел на Владивлада. Он встал, сказал:

– Решайся, Айгаслав! Конечно, можешь бросить все, опять уйдешь в Окрайю. Но ты ведь здешний ярл. Ярл всей Земли!

Я не спешил с ответом, думал. Потом-таки сказал:

– Дело весьма серьезное. Я должен посоветоваться с Лаймом.

– А раньше ты советовался с Хрт.

– Хрт мертв!

– Для Лайма он всегда был мертв.

– Тогда ему лучше уйти обратно в Окрайю и унести с собой свое колдовство!

– Ну что ж! – гневно воскликнул Владивлад. – Считай, что ты убедил меня. Пойдем! Нас ждут.

И мы пошли к столам. И пировали. Я все смотрел на Лайма, думал. Теперь, похоже, мне стали понятны те зловещие слова Аудолфа, когда он говорил, что мол-де не завидует тому, кто носит свою смерть за пазухой. Тогда, когда я это услыхал, я, честно признаюсь, решил, что это он намекает на мое сердце, в котором горит любовь к Сьюгред – она, мол, и убьет меня... Но Аудолф, как я теперь понимаю, вел речь про пузырек. А если этот пузырек столь всемогущ, что Аудолф легко – без боя – с ним расстался... то, значит, он был совершенно уверен в том, что его проклятие наверняка достигнет цели. Лайм, значит, обречен. А все из-за кого?! Опять из-за меня! О, Небо, да когда все это кончится?! Вначале я, желая разузнать, как же пройти к Источнику, прикончил Хальдера. Потом, чтобы сбежать от рыжих, я оставил им в жертву Щербатого. Потом, уже в Окрайе, погиб Лузай, и опять это случилось по моей вине. А вот теперь, как кажется, дошел черед и до Лайма. Так что же, я опять становлюсь виновником чужой смерти?!.

И потому, когда я наконец решился и отозвал Лайма к реке, и повел с ним беседу, то я не очень-то настаивал на том, чтобы он соглашался со мной. А когда он сказал, что желает повременить с ответом до утра, я даже, признаюсь, обрадовался.

Однако утром Лайм пришел ко мне и заявил, что если это будет надо, то он готов применить свое колдовство все без остатка! Я сдержанно поблагодарил его за это, а сам подумал, что, значит, такова его судьба быть похороненным в моей земле. Хотя, скорей всего, моя судьба мало чем отличается от его, ибо обоим нам через три дня последним ложем будет одно и то же поле...

А что будет с Землей? Что будет с Уллином? Град может выставить три тысячи мечей – и мы их уведем с собой. А если не вернемся, то Уллину потом и одного дня осады не выдержать, ведь здесь и стены дряхлые, прогнившие, и ров полуразрушен, вал порос лебедой. Да и останутся здесь только старики да женщины да дети, и Кнас тогда, придя сюда, славно потешится! А как он тешился в Тэнграде, как жег Ярлград, как в Ровске лютовал, как Глур склонял к предательству, о том и вспоминать даже не хочется. И оттого и мрачен был град Уллин. По улицам ходили бирючи и созывали ратников. Но ратник, это разве воин? Смерд и с мечом все тот же смерд. И я так Владивладу и сказал:

– Не знаю, брат, зачем мы их берем. Ведь ты же сам мне говорил: под Глуром смерды сразу побежали, и Барраслав несолоно ушел.

– Он бы и так ушел, – ответил Владивлад. – Что у него было под Глуром? Пятьсот мечей. А Кнас сколько привел? А у него разве не смерды? Все как один. А ведь побил! Так что не заносись, брат Айгаслав, чти смердов!

Я промолчал, не стал с ним спорить. Хочешь вести, подумал я, так и веди, люд твой, не мой.

Зато когда пришла пора всходить на корабли и я узнал, что градские еще не собрались и будут выступать только к полудню, то я вздохнул с великим облегчением, ибо обузы не терплю, особенно в походе.

А Владивлад на уллинских разгневался, рвал тысяцкому бороду, бил по щекам – и тысяцкий терпел. Еще бы не терпеть! Ибо ух как они страшатся Владивлада! И за глаза зовут его "Колдун". Да он и есть колдун, сын колдуна, хоть, говорят, что жало ему вырвали, и, говорят, Источник...

Нет, я не о том! Да и не думал я тогда о Владивладе. Мы споро шли вверх по реке, весна была, уже совсем тепло, трава по берегам росла высокая и сочная, Сьюгред впервые это видела, у них ведь нет такой травы, нет желтого песка по берегам, и нет таких цветов. И потому когда мы вечером пристали к берегу и развели костры, Сьюгред пошла и набрала целый букет, сплела себе венок. Ей было хорошо, она много смеялась.

А я был мрачен и молчал. Я вспоминал свои видения, и если закрывал глаза, то сразу видел ключницу. А ярлову не видел. Быть может, это оттого, что я совсем ее не помню. Все говорят, что ярлова была ко мне очень добра, а ярл на это гневался и говорил, что мальчик – это будущий мужчина и потому он должен расти в строгости, а ярлова на это возражала, что, мол, пока мне не исполнится семь лет, то она...

Однако мне исполнилось еще всего лишь три, когда Мирволод с братьями ночью пришел к нам в терем. Сперва они зарезали ее, потом меня – и у меня и по сей день толстый багровый шрам на горле. В ту ночь, когда нас резали, Хальдер был в Уллине, был пир у Владивлада, и Владивлад еще сказал: "Вот, пьем вино, а что-то кровью пахнет, к чему бы то?" А утром и пришли дымы с известием. Хальдер немедленно отправился в Ярлград. И шел он так, как мы сейчас идем. Тоже весна была, тоже трава кругом, цветы. Вот только криворотых тогда не было!

Да и сейчас их словно нет. Я у костра сижу. А рядом Владивлад. А у других костров сидят наши дружинники. Сьюгред уже ушла в шатер. А небо нынче черное, а звезды яркие, Хрт, говорят, вот так же вот сидел возле костра, смотрел на Небо, думал, думал, а после встал и попросил, чтоб Небо даровало ему Макью. Вот как ему было легко! А я вначале предал Хальдера, потом отдал Щербатого Чурыку, потом бил Вепря и сходил в Чертог, да и еще Торстайн погиб из-за меня, да и Лузай... и только после этого Сьюгред сказала мне: "Муж мой! Мой господин!" А ведь и вправду господин, ибо ее судьба – тень от моей судьбы, и если я через три дня паду...